КРИНОВСКИЙ Григорий Андреевич (в монашестве — Гедеон) [1726, Казань — 22 VI (3 VII) 1763, близ Пскова; похоронен на кладбище псковского Троицкого собора]. Сын пономаря, осиротел в младенческом возрасте. В 1738 поступил в Казанскую дух. семинарию (под фамилией Авриксельский), которую окончил в 1750 и был в ней оставлен учителем. По др. сведением, учился в семинарии до 1746, а потом был в ней учителем в течение пяти лет. Желая получить полное богословское образование, в нач. июля 1751 бежал в Петербург, а оттуда направился в Москву. В Славяно-греко-лат. академии К. слушал курс богословия, а в дек. 1751 Синод разрешил ему читать проповеди, «если он к тому, по усмотрению той академии ректора, явится способен». В рукописи сохранилось его «Слово во святой и великий пяток» (1752 — РГБ, ф. Попова, № 137; БАН, Текущие поступления, № 142, л. 266—282). И. И. Шувалов представил молодого талантливого проповедника императрице. К. прочел в ее присутствии проповедь, понравился Елизавете Петровне и в янв. 1753 в сане иеродиакона был назначен придворным проповедником. Елизавета Петровна благоволила ему; его проповеди стали выходить отдельными томами по именному указу (Т. 1 — 1755, Т. 2 — 1756, Т. 3 — 1758, Т. 4 — 1759; всего в четырех томах — 100 проповедей). Со 2 февр. 1757 К. — архимандрит Саввино-Сторожевского монастыря, с марта 1758 — член Синода, с 17 апр. 1758 — настоятель Троице-Сергиевой лавры. К. много занимался делами лавры и семинарии, объединил классы поэтики и риторики, «понеже пиитика не столь нужна церкви». С 5 окт. 1761 — епископ Псковский, но при Елизавете Петровне провел во Пскове очень мало времени. Екатерина II отнеслась к К. холодно. К. отправился во Псков, но по дороге заболел и умер, не доехав до места. По свидетельствам современников, К. любил роскошь и, по слухам, был сказочно богат, однако после его смерти выяснилось, что утверждения эти сильно преувеличены.
Язык проповедей К. был прост и не перегружен церковно-славянизмами. Сам К. писал в обращении «К читателю» в т. 1 своих проповедей, что поскольку некоторым «высокостильных бесед разуметь трудно и невозможно», то он старался употреблять такие выражения, которые «и самым некнижным простолюдинам могли сделать слова его легко уразумительными». Темы его «слов» разнообразны и неожиданны: от философской проблематики века Просвещения до обличения раскольников, клеветников, светской лености. Современники особо отмечали «слово» о лиссабонском землетрясении 1755 (Т. 2), которое не только обличало пороки общества, но и, по словам самого проповедника, было направлено против «натуралистов и фармазонов», т. е. противостояло принципам научного познания. В литературной сфере К. выступил против правил античной риторики и, в частности, против «Риторики» М. В. Ломоносова. Вероятно, эти презрительные выпады против классической риторики вызвали эпиграмму Ломоносова «К Пахомию».
По словам Платона Левшина, К. «так приятно и сладостно произносил слова свои, что все слушатели бывали как бы вне себя и боялись, чтоб он перестал говорить». К. оказался одним из трех духовных лиц, попавших в известное анонимное издание (Лейпцигское известие (1768)). А. П. Сумароков в статье «О российском духовном красноречии» писал: «Гедеон есть российский Флешиер <изв. фр. проповедник XVII в. Э. Флешье>, цветности имеет он еще более, нежели Феофан; сожалетельно то, что мало было в нем силы и огня и что он по недостатку пылкости часто наполнял проповеди свои историями и баснями, сим бедным запасом истинного красноречия. Приятность, нежность, тонкость были ему свойственны, и после Феофана опустошенный российский Парнас, или церковь, лишенная риторския сладости смертию великого архиепископа, обрадовала Россию сим Гедеоном, мужем великого во красноречии достоинства». Высоко оценил К.-проповедника и H. M. Карамзин, отметивший в статье для «Пантеона российских авторов» (1801) пристрастие К. к примерам из античной истории и цитатам из классических авторов. М. Т. Каченовский в статье «Взгляд на успехи российского витийства в первой половине истекшего столетия» писал, что К. «заслужил бы славное титло второго Ломоносова, когда бы старался избегать слов иностранных и простонародных» (Вестн. Европы. 1811. № 19 С. 209).
Проповеди К. печатались кириллическим и гражданским шрифтами; 19 из них вошли в образцовое «Собрание слов, проповеданных в недельные и праздничные дни» (1775; 3-е изд., полн. М., 1828. Т. 1—6). Встречаются они и в рукописных сборниках XVIII в.
Лит.: Знаменский П. В. Рус. церковь в царствование Екатерины II // Православный собеседник. 1875. № 2; Заведеев П. История рус. проповедничества от XVII в. до наст. времени. Тула, 1879; Смиречанский В. Псковская епархия: Ист. очерк. XVI—XIX вв. Остров, 1895. Ч. 2; Харлампович К. В.: 1) Мат-лы для истории Казанской дух. семинарии в XVIII в. Казань, 1903; 2) Малорос. влияние на великорус. церковную жизнь. Казань, 1914. Т. 1; Титов Ф. И. К биографии Гедеона Криновского. Казань, 1907; Kjellberg L. La langue de Gedeon Krinovskij, prédicateur russe du XVIII siècle. Uppsala, 1957.
С. И. Николаев