Якубович Александр Иванович

Минимизировать
— 392 —

Якубович Александр Иванович (1792– 1845), офицер лейб-гвардии Уланского полка. Участвовал в восстании на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. Осужден на каторжные работы и умер в Енисейске. За участие в дуэли Шереметева с Завадовским в 1818 г. был переведен на Кавказ, в Нижегородский драгунский полк, прапорщиком. По приезде Г. в Тбилиси его чуть ли не первым встретил Я. и предложил возобновить прерванную в Петербурге «дуэль четверых». Накануне дуэли он заявил Г.: «Теперь я вижу, что вы поступили как благородный человек; я уважаю ваш поступок; но не менее того должен кончить начатое дело и сдержать слово свое, покойному данное». Подробности этой дуэли, которая состоялась 23.10.1818, описаны секундантом Я-ча Н. Н. Муравьевым (секундантом Г. был А. К. Амбургер): «Я встал рано и поехал за селение Куки отыскивать удобное место для поединка. Я нашел Татарскую могилу, мимо которой шла дорога в Кахетию; у сей дороги был овраг, в котором можно было хорошо скрыться. Тут я назначил быть поединку». Я., не доходя до барьера, выстрелил первым и попал в левую руку противника. П. И. Бартенев отметил, что поговаривали, «будто Якубович воскликнул: „По крайней мере, играть перестанешь!“» Г. «имел все право продвинуться к барьеру; но <…> он не захотел воспользоваться предстоящим ему преимуществом» и выстрелил мимо. «Дабы скрыть поединок, — писал Муравьев, — мы условились сказать, что мы были на охоте, что Г. с лошади свалился и что лошадь наступила ему ногой на руку. Я. теперь бывает вместе с Г., и по обращению их друг с другом никто бы не подумал, что они стрелялись. Я думаю, что еще никогда не было подобного поединка: совершенное хладнокровие во всех четырех нас, ни одного неприятного слова между Я-чем и Г.; напротив того, до самой той минуты, как стали к барьеру, они разговаривали между собою, и после того, как секунданты их побежали за лекарем, Г. ле-
— 393 —

жал на руках Я-ча» (Восп. С. 43–44). Рана быстро зажила, но у Грибоедова навсегда остался сведенным мизинец. По словам А. А. Жандра, «пуля попала Г. в ладонь левой руки около большого пальца, но по связи жил, ему свело мизинец, и это мешало ему, музыканту, впоследствии играть на фортепиано. Ему нужна была особая аппликатура». По легенде, именно по этому мизинцу и было опознано изуродованное тело Г. после тегеранской трагедии.
 
Несмотря на принятые меры предосторожности, дело получило огласку. Узнали о нем грибоедовские друзья и в России, которых он поспешил успокоить. 27.1.1819 Г. писал из Тбилиси: «Объявляю тем, которые во мне принимают участие, что меня здесь чуть было не лишили способности играть на фортепьяно, однако теперь вылечился» (3, 24). Импровизатор и автор устных рассказов, Я. неоднократно вспоминал об истории этой дуэли, явно романтизируя сюжет. Один из его рассказов (по всей вероятности, навеянный повестью Пушкина «Выстрел») сохранился в мемуарах сибирского инженера А. И. Штукенберга: «Мы с Г. жестоко поссорились — и я вызвал его на дуэль, которая и состоялась. Но когда Г., стреляя первым, дал промах, я отложил свой выстрел, сказав, что приду за ним в другое время, когда узнаю, что он будет более дорожить жизнью, нежели теперь. Мы расстались. Я ждал с год, следя за Г. издали, и наконец узнал, что он женился и наслаждался полным счастьем…» и пр. (см.: Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 365). В путевых письмах, обращенных к С. Бегичеву Г. писал: «Ты мне пеняешь, зачем я не уведомляю тебя о простреленной моей руке. Еще бы мне удалось раздробить ему плечо, в которое метил! А то я же заплатил за свое дурачество» (2, 291).