— 256 —
Музыкальные интересы Г. Музыке Г. с увлечением отдавался на протяжении всей жизни. Вместе с сестрой
Марией еще в детстве он освоил фортепьяно, об импровизациях Г. на котором вспоминают многие мемуаристы. Мария была одной из лучших учениц Фильда, выдающегося ирландского пианиста-виртуоза, поселившегося с 1804 г. в русской столице. Возможно, что и сам Г. совершенствовал под его руководством свое мастерство пианиста. По свидетельству
С. Бегичева, Г. «имел необыкновенную способность к музыке, играл отлично на фортепьяно и, если б посвятил себя этому искусству, сделался бы первоклассным артистом». «Не меньше блестящие способности, — писал
Кс. Полевой, — показал Г. и в искусствах. Он страстно любил музыку, и с самых юных лет сделался превосходным фортепьянистом. Механическая часть игры на фортепьяно не представляла для него никакой трудности, и впоследствии он изучил музыку вполне, как глубокий теоретик».
В Бресте Литовске вместе с Бегичевым Г. однажды забрался в церковь католического монастыря до начала службы. «Бегичев остался внизу, а Г. отправился на хоры, где орган. Собрались монахи, началась служба <…>. Когда по порядку службы понадобилась музыка, Г. заиграл и играл долго и отлично. Вдруг священные звуки смолкли и с хор раздался <…> наш родной, наш кровный „Камаринский“! Можно судить, какой это произвело эффект, и какой гвалт произошел между святыми отцами. Все сошло с рук».
В Петербурге, после выхода в отставку, Г. брал уроки теории музыки у И. Я. Миллера, которого
Глинка в свое время назвал «знаменитым контрапунктистом». М. С. Дурново свидетельствовала, что ее покойный брат «знал генерал-бас <т. е. гармонию> в совершенстве». По наблюдениям А. Войновой, фортепианные сочинения Г. создавались с ориентацией на композиторский и исполнительский стиль Дж. Фильда (см.:
Воинова А. Грибоедов-музыкант // Сов. музыка. 1979. № 5. С. 92–93), не случайно, очевидно, музыку к романсу Эльмиры в «Молодых супругах» сочинил именно Фильд.
Возможно, Грибоедову принадлежит напечатанный в «Северном наблюдателе» (1817. Ч. 1. № 8) отзыв о концерте немецкой певицы Бекер: «если талант состоит в побежденной трудности, то г-жа Бекер должна быть поставлена наряду с артистами нашего времени <…> все, что есть трудное для пения, выполняет она, так сказать, с математическою точностью <…>
— 257 —
беспрестанные рулады, часто некстати ею прибавляемые, делают из всякой пиесы какой-то ученический exercice, в которой нельзя даже видеть и мысли композитора. Из шести пиес, ею петых, я слушал с особенным удовольствием гишпанский романс Пиантанида, в котором г-жа Бекер, переставши удивлять слушателей, заслужила всеобщее одобрение» (2, 283–284).
На дуэли с
А. И. Якубовичем 23.10.1818 Г. был ранен в ладонь левой руки и повредил сухожилие, отчего скрючило мизинец. П. И. Бартенев отметил, что поговаривали, «будто Якубович воскликнул: „По крайней мере играть перестанешь!“» (Восп. С. 43–44). Использование специальной аппликатуры позволило Г. так же хорошо, как и до ранения, играть на фортепиано. Как вспоминал о своей встрече с Г. во время его путешествия по Крыму в 1825 г.
Н. В. Сушков: «Несколько времени после дуэли и незадолго до мученической кончины своей в Персии Г. часто услаждал меня на чужой стороне, посреди татар, в Крыму, своею певучею разумною игрою на клавикордах; но прежней беглости в ней уже не было. Якубович отомстил Г. за
Шереметева и ранил его» (
Сушков Н. В. Московский университетский благородный пансион и воспитанники Московского университета, гимназий его, Университетского благородного пансиона и дружеского общества. М., 1858. С. 12–13).
В путевых заметках Г. постоянно упоминаются музыкальные впечатления: «Утренняя песнь грузин» (близ Тифлиса), «Пляска и музыка» (в Тавризе), «Музыка вечером» (в деревне перед Зинганом), «Накануне, ночью и весь день все варварская музыка» (в Тегеране, во время праздника байрама), «Зарю играют; каждый вечер дудочкам, пещалкам и литаврам созвучала вестовая» (в Султанее). Под 6.9.1819, при выводе на родину русских пленных и беглецов, записано: «Песни „Как за речушкой слободушка“, „В поле дороженька“, „Солдатская душечка, задушевный друг“. Воспоминания. Невольно слезы накатились на глаза». В феврале 1820 г. он из Тавриза жалуется Катенину: «любезном моем фортепьяно, где оно, совершенно неизвестен» (3, 43). Очевидно, оно все-таки нашло хозяина. По свидетельству
А. А. Жандра, «в Персии на кровле дома стоял рояль, и Г. фантазировал, собирая толпы народа» (ПД. Ф. 496. Оп. 2. № 45). Сохранилось тифлисское письмо (конец февраля 1823 г.) кн. Г. Бебутова к Н. Муравьеву, возможно, об том же инструменте: «…После отъезда вашего из Тифлиса, узнав, что Г. не скоро поедет, я оставлял неисполненным вашего поручения, как и вами мне было о сем сказано, зная, что до самого своего отъезда Г. не продаст своего фортепиано. — По получении же письма вашего я, поговоря с Иваном Ивановичем Клименко, решился идти к Г. для узнания цены фортепиано и того, что скоро ли он намерен ехать, который, как только увидев меня, сказал, что я пришел к нему, верно, для покупки фортепиано и потом объявил мне цену 2000 р. ассигнациями, не упоминая за перевозку нового инструмента, говорил также, что он скоро намерен ехать. Впрочем, не знаю! поедет ли он? <…>. Ассигнация теперь дорога: за 2000 р. требуется 48 р. серебр. промену, что на серебро составит 548 p.; деньги заплачены будут не прежде, как по уложении и взятии инструмента <…>. Г. обещался уложить <инструмент> при мне по выздоровлении своем и по заготовлении ящика» (Музыкальная жизнь. 1971. № 22. С. 17).
В Москве Г. близко сошелся с Верстовским,
Алябьевым, кн.
В. Одоевским каждый из которых оставил свой след в музыкальных интересах драматурга. Первый из них стал автором музыки к опере-водевилю «
Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», причем Г. принимал непосредственное участие в этой работе — в частности, дал тему польской песни для куплетов; по совету Г. Верстовский сочинил кантату на тему пушкинской «Черной шали», которая в драматическом исполнении долго пользовалась успехом. Один из романсов, написанный Г. для оперы-водевиля, но не вошедший в нее, «Ах, точно ль никогда ей в персях безмятежных» был инструментован самим автором, а потом обработан Алябьевым. С В. Одоевским же он занимался теорией музыки, что породило среди знакомых присловье: «Уж как Г. с Одоевским заговорят о музыке, то пиши пропало; ни-
— 258 —
чего не поймешь». Именно к Одоевскому Г. обратился с просьбою: «возле тебя в книжной лавке не найдется ли Гесс де Кальве, Теория музыки, и Успенский, Русские древности из частной жизни Россиян, одна часть» (Соч. С. 491). Книга Г. де Кальве носила длинное название: «Теория музыки. Рассуждение о сем искусстве, заключающее в себе историю, цель, действие музыки, генерал-баса, правила сочинения (композиции), описание инструментов, разные роды музыки и все, что относится к ней, в подробности…» (Харьков, 1818). В книге же Успенского содержались сведения о русской народной музыке и народных музыкальных инструментах.
Перебравшись в Петербург, Г., вероятно по случаю, снова приобрел фортепьяно («хромоногое», — на котором упражнялся в отсутствие хозяина его слуга
Александр Грибов).
П. Каратыгин любил слушать «его великолепную игру на фортепьяно <…> сядет, бывало, к ним и начнет фантазировать <…>. Сколько было тут вкусу, силы, дивной мелодии! Он был отличный пьянист и большой знаток музыки: Моцарт, Бетховен, Гайдн и Вебер были любимые его композиторы».
В крымских путевых заметках снова отражены музыкальные впечатления: «Цыганская нынешняя музыка в Крыму смесь татарского с польским и малороссийским», «Прихожу к пастухам, волынки, рожки и барабаны», «под ногами два мыса, как клавиши», «музыка, кофейная, журчание фонтана».
Сохранилось воспоминание о том, что на пути с фельдъегерем под арест — в Твери, где «у телохранителя оказалась сестра, к которой они и въехали. Г., войдя в комнату, увидал фортепьяно и, — глубокий музыкант в душе, — не вытерпел и сел к нему <…>. Девять битых часов его не могли оторвать от инструмента» (Беседы в ОЛРС. 1868. Вып. 2. С. 24). Впрочем, и во время заключения в Главном штабе он, по знакомству
М. Жуковским ночью водимый в ресторан Лореды, подолгу там играл на фортепьяно.
Как писал дипломат
Н. Д. Киселев, в Тифлисе в 1826 г. «Г. играет, и более из опер». По словам Д. Ф. Харламовой, он часто «играл <…> танцы своего сочинения, мелодию которых еще ясно помню, но очень красивые и сложные, потом переходил к другим импровизациям и проводил за роялем иногда весь вечер». Будучи «замечательным музыкантом — музыкантом не только ученым, но и страстным», Г. проявил глубокий интерес к местному фольклору. В 1828 г. он наиграл одну из этих мелодий М. И. Глинке. «Провел около целого дня с Г., — писал композитор. — Он был очень хороший музыкант и сообщил мне тему грузинской песни, на которую вскоре потом А. С. Пушкин написал романс „Не пой, волшебница, при мне“. В. А. Соллогуб вспоминал о раутах в доме А. Н. Оленина (вероятно, в 1828 г.): «Живо помню я также Г. и помню, как изумлялся, когда он садился за фортепьяно, что такой человек мог еще быть музыкантом» (РА. 1865. Стлб. 738). Кс. Полевой вспоминал о том, как у Греча, Г. «аккомпанировал извест ному Този и еще какому-то итальянцу», — и сохранил отзыв Г. о неудачном представлении «Волшебной флейты»: «Надобно прибавить, что терзали бедного Моцарта ужасно <…>. „Я ничего не понимаю: так поют они! — говорил он не раз. — И зачем браться за Моцарта?“ — „С них было бы и Буалдье“, — прибавил кто-то. — „А что вы думаете: Буалдье достоин этих певцов? — сказал Г. — Он не гениальный, но милый и умный композитор <…>. Музыка Моцарта требует особой публики и отличных певцов, даже потому, что механическая часть ее не богата средствами. Но выполните хорошо музыку Буалдье — все поймут ее. А теперь посмотрите, как восхищаются многие, хоть ничего не понимают. Это больше портит, нежели образует вкус публики“» (Восп. С. 164–165).
Сохранились два сочиненные Г. вальса. Упоминаемый племянницей С. Бегичева, Соковниной, вальс является первым вариантом одного из них в тоне E-moll и воспроизведен в «Историческом вестнике» (1889. № 3). Его второй (более совершенный) вариант опубликован в «Прибавлениях к „Лирическому альбому“» на 1832 год. Мелодия этого вальса использована М. М. Ивановым в его опере («Горе от ума». Комическая опера в 4-х действиях. Текст А. С. Грибоедова.
— 259 —
М., 1905). В «Лирическом альбоме» воспроизведен и второй грибоедовский вальс As-dur. Грибоедов, по-видимому, сочинял и другие музыкальные произведения, до нас, к сожалению, не дошедшие.