— 362 —
Хлестова. Хлестова в комедии Г. является своего рода
Фамусовым для женской половины общества. Она властна, груба и откровенна в своих замечаниях. Выразительными штрихами драматург оттеняет и границы ее «самобытности». Когда Хлестова слышит неуместный, как ей кажется, смех
Чацкого, она прежде всего осведомляется, из какого он «звания», и только узнав, что это «просто Чацкий», дает волю своему старческому негодованию. Имеются основания для отождествления Хлестовой с той тетушкой
Софьи, о которой шла речь в первом действии пьесы, — особо пристрастной к французам. Очевидно, не случайно, подбирая для Хлестовой партнеров для виста,
Молчалин приглашает «мосье Кока» («Спасибо, мой дружок», — прочувствованно благодарит его барыня). Эти детали необходимо подчеркнуть, так как в критической литературе истолкование образа Хлестовой отчасти «корректируется» героиней «Войны и мира» Толстого, Марьей Дмитриевной Ахросимовой, прообразом которой послужила (как и для Хлестовой) Наталья Дмитриевна Офросимова, острая на язык московская барыня, чей облик отражен в мемуарах многих современников. «Старуху Хлестову, — пишет один из них, — я хорошо помню: это была Наталья Дмитриевна Офросимова. Еще в 1807 году под фамилией Набатовой ее вывел граф
— 363 —
Ф. В. Растопчин в своей комедии „Вести, или Живой покойник“; ее же, под именем Марьи Дмитриевны Ахросимовой, описал в „Войне и мире“ граф Л. Н. Толстой. Офросимова была одного с нами прихода Иоанна Предтечи в старой Конюшенной; она строго блюла порядок и благочиние в церкви, запрещала разговоры, громко бранила дьячков за нестройное пение или за нерасторопность в служении; дирала за уши (как Чацкого) мальчиков, выходивших со свечами при чтении Евангелия и ходивших с тарелочкою за церковным старостой, держала в ришпекте и просвирню, подносившую ей одной большую просвирку. К кресту Офросимова всегда подходила первою; раз послала она дьячка к незнакомой ей даме, которая крестилась в перчатке, громко, на всю церковь, дав ему приказание: „Скажи ей, чтоб сняла собачью шкуру“» (Стахович А. А. Клочки воспоминаний. М., 1904. С. 154). В романе «Война и мир» Л. Н. Толстой прорисовывает образ Ахросимовой в соответствии с иной художественной концепцией, в которой заявляется в сочувственных тонах национальная самобытность подобных натур. Ахросимовой Толстой любуется: «Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе terrible dragon (страшным драгуном. — С. Ф.), даму, знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку подсмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее» (Толстой Л. Н. Собрание сочинений. М., 1951. Т. 4. С. 72). В сатирических куплетах начала XIX века «Стихи на пруды» Офросимова характеризовалась иначе: «Вот и матушка родима / Афросимова бежит, / В ней ухваточка любима: / Кулаками всех дарит» (Дубровин Н. Русская жизнь в начале XIX века // РС. 1899. № 2. С. 248–249). Разумеется, в образе Хлестовой Грибоедов не копирует живое лицо, а выявляет характерные черты своевольной «матери-командирши», «судьи всему», однако не безгрешной.