Муравьев-Карский Николай Николаевич

Минимизировать
— 260 —

Муравьев-Карский Николай Николаевич (1794–1866), полковник, участник Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии 1813–1814 гг. Служил на Кавказе, участвовал в русско-персидской и русско-турецкой войнах. В составе чрезвычайного посольства А. П. Ермолова был в Персии (1816 г.), совершал военно-дипломатические поездки в Хиву и Бухару, в Египет и Турцию. В 1854–1856 гг. — наместник на Кавказе и главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом; за взятие крепости Карс получил титул Карский. М. был с Г. знаком на протяжении десяти лет, с 1818 по 1828 г. Его отношения с Г. были неровными. В воспоминаниях М. писал, что «был весьма далек от того, чтобы к нему иметь дружбу». Дневник М-ва наиболее полно отражает тифлисский период жизни Г. Для оценки точности освещаемых фактов необходимо учитывать особенности характера мемуариста. Один из сослуживцев Муравьева по Кавказу писал о нем: «По службе педант до мелочности, самолюбив до уродливости, недоверчив до обиды; но, когда хотел, мог быть любезен, приветлив и незнакомых даже обворожить любезностью. Что в сильном характере называется твердостью, у него было упрямством. Он никогда не признавал причин действий в другом, но свои доводы были в его глазах непогрешимы. Человек был своеобычный иногда до смешного, а все из самолюбия» (Бриммер Э. В. Служба артиллерийского офицера // Кавказский сборник. 1894. Т. XV. С. 133). М. подчас весьма субъективен и пристрастен в толковании отдельных поступков и действий Г. Быстро завязавшиеся доверительные отношения Г. с А. П. Ермоловым вызывают настоящую ревность М-ва. Впрочем, он всегда уважительно отзывается о познаниях и уме Г.: «2 февраля 1822 г. пришел ко мне обедать Г.; после обеда мы сели заниматься и просидели до половины одиннадцатого часа: я учил его по-турецки, а он меня по-
— 261 —

персидски. Успехи, которые он сделал в персидском языке, учась один, без помощи книг, которых у него тогда не было, поразительны. Он в точности знает язык персидский и занимается теперь арабским. Я нашел его очень переменившимся, и он мне очень понравился вчера». Отправляясь из Тифлиса в 1823 г. в длительный отпуск, Г. уступил М-ву свое пианино, о чем писал П. Н. Ермолову: «мои дорожные приготовления благоразумно кончены; сегодня я даже упаковал в ящик свое пианино, проданное М-ву; можно было подумать, что я клал в гроб друга, до такой степени сжималось мое сердце» (3, 61). М. не одобрял ни брачного выбора Нины Чавчавадзе, ни проекта Российской Закавказской компании, хотя и ценил дипломатическую деятельность Г., «отдавал всегда полную справедливость его способностям и <остался> уверенным, что Грибоедов в Персии был совершенно на своем месте, что он заменял нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию и что не найдется, может быть, в России человека, столь способного к занятию сего места» (Восп. С. 47, 69).