РУССО (Rousseau) Жан-Батист (1670 или 1671–1741), французский поэт. Высоко ценимый современниками главным образом за его оды, отличавшиеся тематическим разнообразием и богатством характерных для этого жанра художественных средств (аллегорий, мифологических реминисценций, перифраз, лирического беспорядка и др.), Р. пользовался славой великого поэта на протяжении XVIII в., но затем, под влиянием резкой критики романтиков, она сменилась представлением о нем как эпигоне великой классической школы, чье творчество консервировало ее каноны, препятствуя всякому литературному обновлению. П. изучал Р. в Лицее как образцового поэта и некоторое время его таковым и воспринимал. В 1814 он вольно перевел («Супругою твоей я так пленился...») эпиграмму Р. «J’ai depuis peu vu ta femme nouvelle...» (Epigrammes, liv. II, 8); тогда же по образцу признанных классическими кантат Р. он написал кантату «Леда» («Средь темной рощицы, под тенью лип душистых...»); к «Оде II господину аббату Куртэну» («Ode II. à M. l’abbé Courtin» — Odes, liv. II) восходят тема стихотворения П. «Послание Лиде» («Teбe, наперсница Венеры...», 1816) и ряд подробностей ее разработки; в стихотворении «К другу стихотворцу» (1814) P. упоминается в связи с темою «нищеты поэтов» (ст. 56: «Родился наг и наг ступает в гроб Руссо»), причем одним из источников биографических сведений о нем могла в этом случае П. служить книга Ж.-М.-Б. Бен де Сен-Виктора (Bins de Saint-Victor) «Великие поэты-несчастливцы» («Les grands poètes malheureux», 1802; рус. пер. в журн.: «Минерва». 1807. Ч. 5–6). К началу 1820-х П. освободился от традиционного взгляда на Р., о чем свидетельствует пункт плана статьи «О французской словесности» (1822?): «Руссо в одах дурен — Державин» (Акад. XII, 192). Предполагавшееся здесь сопоставление поэтов конкретизировано в письме А. А. Бестужеву от конца мая – начала июня 1825: «Держ.<авин> выше Ж. Б. Руссо» (Акад. XIII, 178). В «<Начале статьи о В. Гюго>» (1832) мысль о «ничтожности и несправедливости» принятых у французов «литературных аксиом» обосновывается, в частности тем, что «Ж. Б. Руссо доныне сохранил прозвище великого» (Акад. XI, 219). Вместе с тем Р. неизменно оставался для П. образцом в жанре «сказки эпиграмматической», и его «похабные эпиграммы» (т. е. составившие отдельную книгу эпиграммы на основе скабрезных анекдотов о монахах) П. ценил «стократ выше од и гимнов» (письмо П. А. Вяземскому от 25 января 1825; Акад. XIII, 135); из всех эпиграмм, напечатанных в имевшемся у П. собрании сочинений Р. (Библиотека П. № 1331), разрезан именно этот раздел (Epigrammes. Livre quatrième // Rousseau J.-B. Œuvres. Nouv. éd. Paris, 1820. T. 2. P. 376–402). По образцу Р. и, видимо, не без примера П. А. Вяземского, который в своих переводах его эпиграмм (1821–1825), старался передать их наивно-иронический, создаваемый нарочитым использованием архаизмов «маротический» стиль, П. написал в 1825 стихотворения «Движение», «Дружба», «Соловей и кукушка», «Совет». Отличительное преимущество эпиграммы Р. перед классической эпиграммой, «определенной законодателем фр.<анцузской> пиитики», т. е. Н. Буало, П. видел в «раме более пространной, где может развиться драматическое» (набросок статьи «<Баратынский>», осень 1830; Акад. XI, 186, 430 черн. вар., переработанный затем применительно к эпиграммам Е. А. Баратынского). В рецензии на т. I «Истории русского народа» Н. А. Полевого (январь – февраль 1830) цитируется эпиграмма Р. (Epigrammes, liv. II, 14) против его литературного противника Антуана Удара де Ла Мота (Houdar de La Motte, 1672–1731); несколько позднее он упоминается в «<Альманашнике>» (май 1830; Акад. XI, 133).
Лит. Попов A. A. Пушкин и французская юмористическая поэзия XVIII века // Пушкинист, II. С. 208–211, 217–239; Томашевский Б. В. Пушкин и французская литература // ЛН. Т. 31/32. С. 18–19, 48–49 (То же // Томашевский. П. и Франция. С. 100–101, 144).
Б. В. Томашевский, Л. И. Вольперт