Ахвердова Прасковья Николаевна

Минимизировать
— 62 —

Ахвердова Прасковья Николаевна (ок. 1786–1851), вдова бывш. начальника артиллерии Отдельного Кавказского корп. Ф. И. Ахвердова (о его смерти Г. соболезнует в письме к Рыхлевскому 26.6.1820), дальняя родственница Лермонтова. Дом их был в Тифлисе (ныне на месте этого дома (ул. Мачабели, 13) находится здание Союза писателей Грузии), посреди большого сада («Над домом при этом саде, в полугоре, как птичье гнездо, висит монастырь святого Давида», — свидетельствовал современник), стал одним из немногих в ту пору центром постоянных встреч русских и грузин. По свидетельству Д. Г. Эристави, «Г. был принят как друг дома, во всех знатных домах города. Чаще всего он посещал генеральшу Ахвердову, урожденную Арсеньеву, женщину весьма умную и хорошо образованную. У ней же воспитывалась будущая его жена, княжна Нина Александровна Чавчавадзе, с которой Г. и познакомился впервые в этом доме». По словам дочери Ахвердовой, Д. Ф. Харламовой, «дом ее был средоточием всего
— 63 —

культурного общества Тифлиса в продолжении 10 лет <…>. Либеральная статская молодежь из будущих декабристов тоже наведывалась на Кавказ и бывала у матери, особенно часто, кажется, Кюхельбекер — давнишний друг нашей семьи <…>. После 25 года были отправлены проветриться многие слегка замешанные декабристы: из них помню двух — Рынкевича и Искрицкого. Около 1829 года посетил и обедал у нас Александр Сергеевич Пушкин, я его превосходно помню <…>. <Г.> почти ежедневно обедал у нас, а после обеда играл нам, детям, танцы <…>. Князь Александр Гарсеванович Чавчавадзе, соопекун моей матери над сестрой Софи и братом Егорушкой, нанимал небольшой наш флигель, рядом с большим нашим домом; в нем жила его мать, жена — княгиня Саломэ и дети — Нина, Катенька и Давид» (Восп. С. 193). Сохранилось 9 писем Г. к А. (на франц. яз.), которые свидетельствуют об особо доверительном к ней отношении. 26.1.1827 Г. сообщал А-вой: «У меня сильнейший нервный припадок после почти двухчасового озноба. Это пустяки, за последнее время это бывает со мною довольно часто» (3, 121; о том же Г. сообщал 19.7. и 14.8.1827 и в августе 1828 г.). В письме от 3.7.1827 Г. описал сражение при Аббас-Абаде: «Я хотел бы, чтобы вы, как художница, видели бы все это, и в особенности живописную долину, где происходила эта сцена. Со всех сторон у нас тут гряды гор, самые причудливые, которые только могла создать природа, между прочим так называемая Помпеева скала, которая высится, как ствол дерева, разбитого и обугленного молнией, но только гигантских размеров; это в сторону нашей Карабагской границы. Среди лабиринта холмов, различных возвышенностей и целых горных цепей, самой своеобразной формы, — цветущая долина, заботливо возделанная, которую орошает Аракс, и к северу снежная вершина Арарата. Я уже переходил вброд знаменитую реку, чье историческое имя столько говорит воображению» (3, 130). «Черкните мне, пожалуйста, два слова о приезде моей двоюродной сестры <Е. А. Паскевич> в наш добрый город, — просит он 3.10.1827. — Как ей там живется в то время, как ее муж наполняет ужасом Персию? Любопытно мне было бы наблюдать ее первые впечатления, произведенные на нее переездом по сю сторону гор. Я говорю первые, так как последующим я не буду радоваться, решив уехать или совсем бросить службу, которую ненавижу от всего сердца, какое бы будущее она мне ни сулила» (3, 136). «Советы, который вы даете мне, — сообщал он из Тавриза в ноябре 1828 г., — чтобы я заботился о занятиях для жены моей, очень разумны и полезны, но все мое время занято проклятой контрибуцией, которую я все никак не могу полностью вытянуть от персов. Тут еще море бездонное всяких хлопот. Кажется мне, что я не гожусь для моего поста, здесь нужно больше умения и хладнокровия. Дела приводят меня в дурное расположение духа, я делаюсь угрюм, иногда охота берет покончить со всем, и тогда становлюсь уж вовсе глуп. Нет, ничего я не стою для службы, и назначение мое вышло неудачно. Я не уверен, что сумею выпутаться из всех дел, которые мне поручены, многие другие исполнили бы их в сто тысяч раз лучше. Одна моя надежда на Бога, которому служу я еще хуже, чем государю, но которого помощь действительная со мной всегда была» (3, 171).