Висковатый Иван Михайлович

Висковатый Иван Михайлович (ум. 1570 г.) — политический деятель и дипломат, автор рассуждения о принципах иконописи. Выходец из низов, В. благодаря своим выдающимся способностям сделал блестящую карьеру. Из подьячих В. стал думным дьяком, печатником, главой Посольской избы, ведавшим внешней политикой Ивана IV (иностранцы именовали его «канцлером»). Посольские дела сохранили следы прямого вмешательства В. в решение внешнеполитических вопросов, когда энергичному дьяку удавалось даже (например, в 1553 г.) добиваться изменения решений, принятых царем вместе с боярской думой. Возвышение В. относится ко времени падения представителей так называемой Избранной рады — Адашева и Сильвестра, с которым В. находился явно во враждебных отношениях. В отличие от Адашева и Курбского, В. был, по известиям иностранцев, сторонником войны с «христианами» (Ливонской войны) и союза с «татарами» (Крымом). Когда Курбский после своего бегства писал о «писарях русских» «от простаго всенародства», которых Иван IV возвышает в противовес вельможам, он имел, очевидно, в виду таких людей, как В.

В течение большей части опричного периода В. оставался во главе русской внешней политики, и лишь кризис опричнины в 1569—70 гг. привел к его падению. Он был казнен летом 1570 г. вместе с казначеем Н. Фуниковым и другими приказными деятелями; заголовок «изменного дела» 1570 г., сохранившийся в Описи Посольского приказа, связывает В. с новгородским «изменным делом» и с опричниками Басмановыми. Гибель В. была связана также с интригами его соперников (сторонников сближения с католическими державами), дьяков братьев Щелкаловых.

Идеологическая и литературная деятельность В. нашла выражение в его Исповеди (или Списке), Вопросах, Покаянии и ответе, входящих в состав соборного дела 1553—1554 гг. («дела В.»). Дело это было возбуждено самим В., в течение трех лет публично выступавшим («вопиявшим» «на народе») против тех икон и росписей, которые были созданы по указаниям Сильвестра после пожара 1547 г. для кремлевского Благовещенского собора («Четырехчастная икона») и золотой палаты Кремлевского дворца. Несмотря на резкие возражения митрополита Макария, В. представил царю письменное изложение своих возражений и добился созыва в конце 1553 — начале 1554 г. специального церковного собора, разбиравшего этот вопрос. Собор окончился поражением В.: «Стал еси на еретики, а ныне говоришь и мудрствуешь не гораздо о святых иконах, не попадися и сам в еретики; знал бы ты свои дела, которые на тебе положены — не разроняй списков», — заявил В. Макарий; В. покаялся в своих «сумнениях». Однако наказание В. было формальным (трехгодичная эпитемия), и в этом деле он выступал скорее в роли нападающей, чем обороняющейся стороны. Обвинение в недостаточном благочестии было выдвинуто против В. лишь после его опалы и казни в 1570 г.: в послании в Кириллов Белозерский монастырь 1573 г. Иван Грозный писал про В., что тот вместе с И. Шереметевым «первые не почали за кресты ходити» (в церкви). Однако этот упрек, высказанный задним числом, едва ли заслуживает серьезного внимания.

Сущность выступления В. в 1553—1554 гг. заключалась в том, что он отвергал новое абстрактно-символическое направление в живописи середины XVI в. По мнению В., пророческие видения и символы неуместны в иконописании — иконы должны быть наглядны и передавать содержание Библии тем, кто «не водят книг» (т. е. неграмотным). Он возражал против изображения «невидимого божества и бесплотных», против изображения бога Отца, настаивая на том, что изображаться может только Христос «по человеческому образу». Осуждал он, в частности, одну из композиций «Четырехчастной иконы», в которой Христос изображен «в лоне Отче», а тело его «херувимскимы крылы покрыто». Отвергая утверждения «латын», что «тело господа нашего Исус Христа укрываху херувими от срамоты», В. возражал также и против того, что «греки его пишють в порътках»: «он порътков не нашивал, и аз того для о том усумневаюс, а исповедаю, яко господь наш Исус Христос нашего ради спасения принял смерть поносную и волею претерпел распятие, а от укоризны не укрывался». В. протестовал и против росписи Золотой палаты, где «написан образ Спасов, да туто ж близко него написана жонка, спустя рукава кабы пляшет, а подписано под нею: блужение...».

Спор В. с новыми явлениями в русском иконописании имел серьезный теоретический смысл. Уже еретики, с которыми в конце XV в. спорил Иосиф Волоцкий, отвергали иконное изображение Троицы на том основании, что Троица (как и божество вообще) «телесными очами не зрима». Однако из этого не следует, что В., отвергая изображения «невидимого божества и бесплотных», продолжал традиции новгородско-московских еретиков конца XV в. Основным источником, на который ссылался в своих рассуждениях В., были решения вселенских церковных соборов. В. подчеркивал, что именно его главный противник Сильвестр был связан с недавно осужденными еретиками — Матвеем Башкиным и Артемием, в связи с этим в соборное дело 1553—1554 гг. были включены «Жалобницы» Сильвестра и священника Симеона, оправдывавшихся по поводу своих сношений с еретиками (именно эти «Жалобницы» служат основным источником относительно ереси Башкина). Но, опираясь на древнюю греко-православную традицию, В. стремится к ее последовательному сохранению, отвергая последующие «мудрования» и «злокозньства». Митрополит Макарий, обличавший В. и угрожавший ему обвинением в «галатской ереси» (обвинение не вполне понятное — вероятнее всего, речь идет об иудео-христианах, с которыми спорил апостол Павел в «Послании к галатам»), в противоположность своему оппоненту, не различал древней традиции, утвержденной соборами, и иконописной практики XV—XVI вв. — греческой и русской. По наблюдениям искусствоведов некоторые изображения, против которых возражал В. (изображение Христа с херувимскими крыльями), действительно восходили к католическим композициям и отражали, возможно, те «латинские» влияния, которые появились в Новгороде конца XV в. при архиепископе Геннадии.

Кроме материалов, входящих в соборное дело 1553—1554 гг., некоторые исследователи относят к творчеству В. также известные приписки к Летописному своду Лицевому, в частности рассказ о болезни царя в 1553 г., где сам В. выступает в сугубо положительной роли, а его противник Сильвестр — в отрицательной. Решение этого вопроса зависит, однако, от датировки приписок — в роли редактора Лицевого свода В. мог выступать только до 1570 г., когда он подвергся опале и погиб.

Изд.: ААЭ. СПб., 1836, т. 1, № 238; ЧОИДР, 1847, год 3, № 3, отд. 2; Розыск или список о богохульных строках и о сумнении святых честных икон диака Ивана Михайлова сына Висковатаго в лето 7062 // ЧОИДР, 1858, кн. 2, отд. 3.

Лит.: Андреев Н. Е. 1) О деле дьяка Висковатого // Seminarium Kondakovianum. Prague, 1932, t. 5 (переизд. в кн.: Andreyev N. Studies in Muscovy. London, 1970, № III); 2) Interpolations in the Sixteenth-Century Muscovite Chronicles // Slavonic and East European Review, 1956, vol. 35 (переизд. в кн.: Andreyev N. Studies in Muscovy, № X); 3) Об авторе приписок в лицевых сводах Грозного // ТОДРЛ. М.; Л., 1962, т. 18, с. 117—148 (переизд. в кн.: Andreyev N. Studies in Muscovy, № XI); История русского искусства / Под общей ред. И. Э. Грабаря, В. С. Кеменова и В. Н. Лазарева. М., 1955, т. 3, с. 565, 578, 580—582; Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30—50-х гг. XVI в. М.; Л., 1958, с. 232—233, 257—261; Веселовский С. Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963, с. 366—367; Подобедова О. И. Московская школа живописи при Иване IV. М., 1972, с. 40—68.

Я. С. Лурье