ДАНТЕ, Дант (Dante) Алигьери (1265—1321), итальянский поэт, гуманист, политический деятель. Европейскую известность принесла ему поэма «Комедия» («Commedia», соч. 1300—1318, первые печатные издания восходят к 1472) в 3 ч. («Ад», «Чистилище», «Рай»), описывающая путешествие автора по загробному миру. На протяжении XIV—XVI вв. «Комедия» пользовалась большой популярностью в Италии, ее читали и комментировали наравне со Священным Писанием; с венецианского издания 1555 в ее заглавии появился и утвердился в дальнейшей традиции эпитет «Божественная» («La Divina Commedia»). В XVII—XVIII вв. ситуация постепенно меняется вплоть до полного охлаждения к «Комедии» и пренебрежительно-критических ее оценок, отраженных, например, в «Вергилиевых письмах» («Lettere Virgiliane», 1757) С. Беттинелли (Bettinelli, 1718—1800) и в «Опыте о нравах» («Essai sur les moeurs et 1’esprit des nations», 1756), «Письме о Данте» («Lettre sur le Dante», 1765) и «Китайских письмах» («Lettres chinoises, indiennes et tartares, à monsieur Paw, par un bénédictin», 1776) Вольтера. Возрождение интереса творчеству Д., обусловленное в немалой степени просветительской полемикой о художественной ценности его творчества, наблюдается в Европе и в России на рубеже XVIII—XIX вв. в рамках кризиса просветительской идеологии и эстетики и зарождения романтического направления в искусстве.
Первые представления о творчестве Д., полученные П. в юношеские годы, опирались — и прямо, и косвенно — на суждения Вольтера, чьи литературные мнения были в это время для него во многом определяющими. В «Лицее» Ж.-Ф. де Лагарпа Д. характеризовался вслед за Вольтером как автор «уродливого сочинения», лишь изредка соблюдавший в нем правила искусства. В лекциях П. Е. Георгиевского упоминалась «адская пирушка Уголино» («Ад», XXXIII) в качестве примера ужасного возвышенного, переходящего в отвратительное (Лицейские лекции. С. 196).
Перечисляя в стихотворении «Городок (К***)» (1815) своих любимых поэтов, П. не назвал в их числе Д. Вплоть до нач. 1820-х не известно ни одного его отзыва о творце «Божественной комедии» и ни одного свидетельства об отношении к оценкам Вольтера Между тем в ближайшем литературном окружении П. укрепляется весьма уважительное отношение к Д. К числу ценителей итальянского поэта принадлежали В. Л. Пушкин, П. А. Вяземский, А. И. Тургенев. В 1816—1817 К. Н. Батюшков изучает Д., готовясь писать его биографию и переводить отрывки из «Ада». П. А. Катенин, с которым П. познакомился и сблизился вскоре после окончания Лицея, опубликовал в 1817 свой перевод сцены с Уголино и был одним из самых убежденных адептов Д. Можно предположить, что в новой иерархии литературных ценностей, формировавшейся у П. уже в 1817—1820, Д. принадлежало одно из существенных мест. Более углубленное знакомство с его творчеством начинается в южной ссылке.
В 1821—1825 в рукописях П. появляются итальянские цитаты из «Ада». Первая: «Ed ella a me: nessun magior dolore Che ricordarsi del tempo felice Nella miseria» («Ад», V, 121—123; с ошибкой или опиской в слове «maggior»; пер.: И мне она: тот страждет высшей мукой, Кто радостные помнит времена В несчастии...) — записана не позднее начала февраля 1821 (Рукою П. С. 455— 456). Вторая: «Lasciate ogni speranza voi ch’entrate» («Ад», III, 9; пер: Входящие, оставьте упованья) — была широко распространена в пушкинскую эпоху, как правило, в шуточном контексте и таким же образом перефразирована в «Евгении Онегине» (гл. III, 22. 10) в 1-й половине 1824. Впоследствии она возникает в измененном виде по-французски в письме к Е. М. Хитрово от 20 марта 1831 (Акад. XIV, 157) для характеристики Москвы, куда не доходят сведения о польском восстании: «Laissez toute intelligence, ộ vous qui entrez» (пер.: Входящие, оставьте всякое разумение). Она включается в широкую традицию 1830—1840-х сравнения реакционной России с Дантовым Адом. Третья: «Ma dimmi: nel tempo di dolci sospiri A che e come concedette [a conoscer] amore Che conoscete I dubiosi desiri? Dan» («Ад», V, 118—120; пер.: Но расскажи: меж вздохов нежных дней, Что было вам любовною наукой, Раскрывшей духу тайный зов страстей?) — предполагалась в качестве эпиграфа к гл. III или IV «Евгения Онегина», 1824 (Акад. VI, 573, 591). Первые две фразы неоднократно повторяются в современной П. литературе (Виноградов. Стиль П. С. 385—388; [2-е изд.]. С. 441—444). Все три сосредоточены во фрагментах из «Божественной комедии», приведенных в подлиннике в «Литературной истории Италии» («Histoire littéraire d’ltalie», 1811—1824) П.-Л. Женгене (Ginguené, 1748—1816), где разбору «Божественной комедии» посвящен целый том. Первая и третья непосредственно соседствуют (в обратной последовательности) в эпизоде Паоло и Франчески, процитированном Женгене в оригинале и в собственном прозаическом переводе на французский язык. В тот же период наряду с указанными цитатами в стихах П.: «И за здоровье тех и той До дна, до капли выпивали! («<В. Л. Давыдову>» («Меж тем как генерал Орлов...») (1—10 апр. 1821)) — отразилось в качестве элементов конспиративного языка южных декабристов употребление относительных местоимений в дантовской строке: «La quale e’l quale, a voler dir lo vero, Fu stabiliti per lo loco santo U’siede il successor del maggior Pietro» («Ад», II, 22—24; пер.: А тот и та, когда пришла пора, Святой престол воздвигли в мире этом Преемнику верховного Петра).
Книга Женгене наряду с другими классическим исследованием романских литератур «О литературе Южной Европы» («De la littérature du Midi de д’Europe», 1813—1829) швейцарского историка Ж.-Ш.-Л. де Сисмонди (Sismondi J.-CL-L. de Simonde de, 1773—1842) дала П. богатый материал для осмысления и историко-литературного обоснования набиравшего силу романтического движения, в котором имя Д. явилось одним из определяющих. В критических и теоретических выступлениях П. 1820-х Д. упоминается в ряду поэтов прошлого, причисленных Женгене и Сисмонди к романтической традиции (Шекспир, Д. Мильтон, Кальдерон, Камоэнс, Лопе де Бега, Сервантес, Ариосто, Т. Тассо и др.). Д. для П. — образец могучего самобытного, нецивилизованного гения, к которому применим эпитет «дикий», присутствующий в черновых вариантах статьи «О поэзии классической и романтической», 1825 (Акад. XI, 306). Вслед за Женгене и Сисмонди П. в своих суждениях о творчестве Д. выдвигает на первое место общий замысел и архитектонику поэмы, которые для него представляют большую ценность, нежели отдельные стилистические находки и нововведения: «Единый план Ада есть уже плод высокого гения», — наметил он пункт в набросках «<Возражение на статьи Кюхельбекера в “Мнемозине”>», 1825—1826 (Акад. XI, 42). Одна из важнейших эстетических деклараций П. этих лет: «Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным» (письмо к А. А. Бестужеву от конца января 1825 — Акад. XIII, 138), — является парафразой итоговой характеристики Д. у Сисмонди: «...le Dante ne pouvait être jugé que par les lois qu’il s’était donnés» (De la littérature du Midi de 1’Europe. 2d éd. Paris, 1829. T. 1. P. 390; пер.: ...Данта судить можно лишь по законам, им самим себе данным). В статьях «О поэзии классической и романтической», «О ничтожестве литературы русской» (декабрь 1833 — март 1834), «(О Мильтоне и Шатобриановом переводе “Потерянного рая”)» (1836) П. характеризует XVIII в. как время упадка поэзии и вместе с ним ослабления интереса к Д., в то время как «зрелая словесность», отмеченная стремлением к нар. началам, побудит общественный вкус обратиться к Д. наряду с Гомером, Шекспиром, Сервантесом и другими гениями романтического направления (Акад. XI, 37, 269, 272; XII, 137).
Попав в поле теоретических размышлений П., оставил Д. след и в его художественном сознании. В 1824 в одном из набросков поэмы «Цыганы» П. перефразирует дантовские строки из пророчества Каччагвиды: «Tu proverai si come sa di sale Lo pane autrui, e com’e duro calle Lo scendere, e’l salir per d’autrui scale» («Рай», XVII, 58—60; пер.: Ты будешь знать, как горестен устам Чужой ломоть, как трудно на чужбине Сходить и восходить по ступеням): «[Не испытает] м<альчик> мой Сколь <пропуск> [жестоки пени] Сколь черств и горек хлеб чужой — Сколь тяжко <медленной> [ногой] Всходить на чуждые ступени» (Акад. IV, 446). Русский перевод этих строк был впервые опубликован А. С. Норовым в майском номере «Литературных листков» за 1824 г. (Элегия «Пророчества Данте». С. 175). Впоследствии эти строки будут использованы в гл. 2 «Пиковой дамы» (1833): «Горек чужой хлеб, говорит Данте, и тяжелы ступени чужого крыльца...» (Акад. VIII, 233). В первой строфе элегии «Андрей Шенье» (1825) тень Байрона внимает «хору европейских лир» из загробного мира, где она находится «близ Данте»» (ст. 3—4), и эта встреча двух поэтов подчеркивает сходство их судьбы (оба изгнанники), одновременно напоминая, что свой гражданский пафос Байрон выразил в поэме «Пророчество Данте» («The Prophecy of Dante», 1819), представив в ней творца «Божественной комедии» суровым пророком и витией. Эпитеты «важный и мрачный», «суровый» в отношении Д. должны были врезаться П. в память еще при чтении статей К. Н. Батюшкова «Петрарка» (1815, опубл. 1816) и «Речь о влиянии легкой поэзии на язык» (1816); они нашли отражение в автографе стихотворения «Кто знает край...» (1828), где появилось, но не получило развития новое сопоставление на этой основе Данте с Байроном: намеченные стихи «Где Dante мрачный и сур(овый) (?) Свой Ад <пропуск> создавал», «Где Dante темный и суровый» и др. имели вар. «Где Байрон нежный и суровый Отвергнув <пропуск> все оковы Страдал любил и проклинал» (Акад. III, 647). Далее эти эпитеты были употреблены в стихотворении «Зорю бьют...» (1829): «Чу! зорю бьют... из рук моих Мой ветхий Данте выпадает И недочитан мрачный стих» (Акад. III, 743), также в первой строке «Сонета» (1830): «Суровый Дант не презирал сонета». В черновых вариантах повести «Гробовщик» (1830) процитирована заключительная фраза V песни «Ада» «Е caddi come corpo morto cade» («Ад», V, 142; пер.: И я упал, как падает мертвец): Адриан Прохоров, созвавший в гости своих клиентов-мертвецов, лишился чувств и «упал come corpo morto cade» (Акад. VIII, 636), что, по мнению Ю. М. Лотмана, вскрывает травестийный характер эпизода по отношению к «Божественной комедии». В ином семантическом и стилистическом регистре парафраз этой строки употреблен в «Полтаве» (1829): Мария при вести об осуждении отца на казнь «...падает на ложе, Как хладный падает мертвец» (песнь II, ст. 383—384). Красоте этой строки и трудности ее перевода на французский язык Женгене в своем труде посвятил обширное примечание. В «Моцарте и Сальери» (1830) эпизод со слепым скрипачом, по-видимому, восходит к фрагменту из «Литературной истории Италии» Женгене, в котором приведены сюжеты двух новелл Франко Саккетти (Sacchetti, ок. 1330—1400): Д. разбрасывает инструменты кузнеца за то, что тот пел стихи из «Божественной комедии», как площадную песню, и избивает погонщика ослов за то, что тот к ним добавлял простонародный припев (Ginguené P. L. Histoire littéraire d’ltalie. Paris, 1811. Т. 1. P. 482—483). В поэме «Анджело» (1833) в монологе Клавдио (ст. 179—189) описание загробных мучений хотя и является переводом из комедии Шекспира «Мера за меру», но скорректировано в соответствии с дантовским изображением ряда адских мук (Ю. Д. Левин). Строки из «Медного всадника»: «Нева металась, как больной В своей постеле беспокойной» (ч. 1, ст. 5—6) — восходят к дантовскому обращению к Флоренции, терзаемой гражданскими войнами: «Е se ben ti ricordi e vedi lume Vedrai te simigliante a quella inferma Che non può trovar po-sa in su le piume Ma con dar volta suo dolore scherma» («Чистилище», VI, 148—151; пер.: Опомнившись, хотя б на миг один, Поймешь сама, что ты — как та больная, Которая не спит среди перин, Ворочаясь и отдыха не зная). В «Божественной комедии» есть также образ вздыбленной лошади, примененный к стране под властью императора: «Che val perche ti racconci-asse il freno Giustiniano se la sella ё vota?» («Чистилище», VI, 88—89; пер.: Зачем тебе подправил повода Юстиниан, когда седло пустует?); по предположению Ю. М. Лотмана, он, возможно, объясняет и смысл рисунка П. (ПД 842, л. 6; воспроизведение: Раб. тетр. Т. 7), изображающего Фальконетова коня без седока (конец 1829 — начало 1830).
С конца 1820-х П. следит за появляющимися переводами из Д. как русскими А. С. Норова (отзыв в заметке «<Об альманахе “Северная лира”>», 1827 — Акад. XI, 48), С. П. Шевырева, П. А. Катенина (отзыв в рец. «(Сочинения и переводы в стихах Павла Катенина)», 1833 — Акад. XI, 221), так и новыми французскими Арто де Монтора (Artaud de Mentor, 1772—1849; см.: Библиотека П. № 847—849, тома разрезаны частично) и А. Дешана (Deschamps de Saint-Amand, 1800—1869; см.: Библиотека П. № 851). Их анализ и оценка отражаются в его собственном творчестве. Он осваивает стихотворные формы сонета, октавы и терцин, воскрешает темы и жанры, свойственные «смиренному началу романтической поэзии» («О поэзии классической и романтической» — Акад. XI, 37). В 1830—1832 П. пишет три стихотворения, прямо ориентированные на дантовскую поэму («В начале жизни школу помню я...», «И дале мы пошли, и страх объял меня...», «Тогда я демонов увидел черный рой...»), не напечатанные при жизни и вошедшие в Поcм. под редакторским названием «Подражания Данту». Стихотворения имеют длительную историю критических и исследовательских интерпретаций, которая в общих чертах сводится к утверждению о художественном освоении в них поэтики Д. Они были попыткой П. расширить строфический, мелодический, стилистический репертуар русской поэзии и возможности современного ему поэтического языка. Дантовские терцины оказались пригодны для торжественного символического повествования, для травестии или пародии с элементами гротеска, для имитации нарративного, эпического в своем существе стиля «Божественной комедии».
Помимо явных упоминаний и цитат из Д. исследователями указаны в произведениях П. без достаточных обоснований якобы дантовские скрытые реминисценции, параллели, сквозные темы; эти сопоставления проведены главным образом по признаку некоторого отдаленного сходства (Благой 1964; Благой 1967. С. 239—241; Picchio. P. 42—50; Гаспаров).
Указанные В. В. Виноградовым как принадлежащие Д. (Виноградов. Стиль П. С. 388; [2-е изд.]. С. 444) стихи «Oggi le poppe Mordono ingrati della lor nudrice» (пер.: Ныне неблагодарные кусают перси кормилицы своей), перефразированные П. в письме к К. Ф. Рылееву (25 января 1825) применительно к критике на В. А. Жуковского: «Зачем кусать нам груди кормилицы нашей? потому что зубки прорезались?» (Акад. XIII, 135) — в «Божественной комедии» отсутствуют.
В библиотеке П. имелся, кроме новейших, также старый (Paris, 1596) французский перевод «Божественной комедии» (Библиотека П. № 850). В рукописях П. содержатся набросок портрета Д. (между 6 февраля и 13 июня 1823) в тетр. ПД 834, л. 3 (воспроизведено: Раб. тетр. Т. 4) и сомнительно определяемый как Д. портрет (1833) в тетр. ПД 842, л. 75 об. (воспроизведено: Раб. тетр. Т. 7); существует шуточный, шаржированный набросок автопортрета П. (1835—1836) (ПД 1732, л. 59), стилизованный под Д., в лавровом венке, с надписью: «И gran padre А. Р.» — перефразировкой именования Д., данного ему Альфьери и Байроном (Жуйкова. № 95, 339, 340). Ранее формула «il gran padre» была употреблена П. в черновой редакции статьи «(Письмо к издателю “Московского вестника”)», 1828 (Акад. XI, 339), а первую пробу подобного автопортрета П. сделал почти одновременно с рисунком Фальконетова коня без всадника (ПД 842, л. 8; Раб. тетр. Т. 7). Возможно, начальную мысль о таком автошарже П. подсказал комплимент итальянского переводчика С. Риччи, сравнившего в письме от 1 мая 1828 соч. П. с «Комедией» Д. (Акад. XIV, 16); позднее П. Я. Чаадаев, восторженно отозвавшись на стихотворение «Клеветникам России» (1831), назвал поэта «русским Данте» (письмо от 18 сентября 1831 — Акад. XIV, 228).
Лит.: Розанов М. Н. 1) Заметка о «Скупом рыцаре» // Сб. статей в честь акад. А. И. Соболевского Л., 1928. С. 253—256; 2) Пушкин и Данте // ПиС. Вып. 37. С. 11—41; Biolato Mioni A. Puškin e Italia // Alessandro Puškin: Nel primo centenario della morte / A cura di E. Lo Gatto. Roma, 1937. P. 271—272; Цявловская Т. Г. Западные писатели в рисунках Пушкина // Культура и жизнь. 1959. № 2. С. 56—57; Благой Д. Д. 1) «Евгений Онегин» в кругу великих созданий мировой литературы // Проблемы сравнительной филологии: Сб. ст. к 70-летию В. М. Жирмунского. М.; Л., 1964. С. 331— 333; 2) Данте в сознании и творчестве Пушкина // Историко-филологические исследования: Сб. ст. к 75-летию акад. Н. И. Конрада. М., 1967. С. 237—246; 3) II gran’padre: Пушкин и Данте // Благой Д. Д. Душа в заветной лире: Очерки жизни и творчества Пушкина. М, 1977. С. 104—162 (2-е изд., доп. М, 1979. С. 113—172); Левин Ю. Д. Об источниках поэмы Пушкина «Анджело» // Изв.ОЛЯ. 1968. Т. 27. № 3. С. 255—258; Голенищев-Кутузов И. Н. Творчество Данте и мировая культура. М., 1971. С. 456—460; Picchio R. Dante and J. Malfilâtre as Literary Sources of Tat’jana’s Erotic Dream // Alexander Pushkin: A Symposium on the 175-th Anniversary of His Birth / Ed. A. Kodjak, K. Taranovsky. New York, 1976. P. 42—55; Лотман Ю. М. К проблеме «Данте и Пушкин» // Врем. ПК. 1977. С. 88—91 (То же // Лотман. Избр. ст. Т. 3. С. 409-411; Лотман. Пушкин. С. 332—335); Бэлза И. Ф. Дантовские отзвуки «Медного всадника» // Дантовские чтения, 1982. М., 1982. С. 170—182; Гаспаров Б. М. Функции реминисценций из Данте в поэзии Пушкина // RL. 1983. Vol. 14. № 4. Р. 317—349; Долинин А. А. К вопросу о «Страннике» и его источниках // Пушкинские чтения в Тарту: Тез. докл. науч. конф. 13—14 ноября 1987 г. / Тартус. гос. ун-т; Каф. рус. лит. Таллин, 1987. С. 35—36; Асоян А. А. 1) Данте и русская литература. Свердловск, 1989; 2) «Почтите высочайшего поэта...»: Судьба «Божественной комедии» Данте в России. М., 1990. С. 47—73: Гл. III. «Il gran padre А. Р.»: (Данте и Пушкин); Малъчукова Т. Г. К вопросу об истоках и источниках западно-восточного синтеза в поэзии А. С. Пушкина: (Об интерпретации стихотворения «Напрасно я бегу к Сионским высотам...» // Русская культура и Восток. Симферополь, 1993. С. 8 (Крымские Пушкинские чтения, 3-й (13—19 сент. 1993 г.). [Материалы]); Вацуро В. Э. Пушкин и Данте // Лотмановский сборник. М., 1995. [Вып.] 1. С. 375—391 (То же // Вацуро В. Э. Пушкинская пора. СПб., 2000. С. 235—253); Федотов О. И. Пушкин как инициатор русской терцинной традиции // Учен. зап. Казан, гос. ун-та. 1998. Т. 136: А. С. Пушкин и взаимодействие национальных литератур и языков: (К 200-летию со дня рождения А. С. Пушкина). С. 12—31; Гардзонио С. Пушкин и Данте: Общие элементы культурного сопоставления // Пушкинская конференция в Стэнфорде, 1999. Материалы и исследования. М., 2001. С. 426—437.
А. О. Дёмин