РАСИН (Racine) Жан–Батист (1639–1699)

РАСИН (Racine) Жан–Батист (1639–1699), французский драматург. Творчество Р. знаменовало собою следующий после П. Корнеля этап развития французской классической трагедии. Противопоставив суровой героике и величавой риторике Корнеля изображение внутренней жизни человека в разнообразных проявлениях и следствиях любовной страсти, Р. создал психологическую трагедию, отличающуюся простотой фабулы, гармонией композиционного построения, строгой логикой развития действия при почти полном отсутствии сценических событий (важные внешние события совершаются за сценой, и о них узнают из рассказов действующих лиц), точным соблюдением всех классических правил, лирическим тоном длинных монологов, строгой стихотворной формой, лаконизмом выразительных средств, ритмической стройностью и певучестью поэтического языка. До начала XIX в. во Франции и странах, испытывавших влияние французской культуры, трагедии Р. считались высшим достижением драматического искусства и ценились более трагедий Корнеля. В начале XIX в., когда французскому влиянию стали противопоставлять национальные формы в искусстве, трагедии Р. утратили авторитет непреложного мирового совершенства и были провозглашены высшими достижениями лишь в пределах французского национального театра. В дальнейшем романтики стали Р. предпочитать Корнеля, а затем борьба с классицизмом выразилась в отрицании форм расиновских трагедий, которым противопоставляли трагедии Шекспира.

П. с ранних лет хорошо знал Р. и в стихотворении «Городок» (1815) назвал его среди любимых авторов (ст. 140). Почитателем Р. был В. Л. Пушкин (см. о нем в связи с этим в «<Материалах к “Отрывкам из писем, мыслям и замечаниям”>», 1827; Акад. XI, 59), который любил его декламировать; преклонение перед Р. культивировал «Арзамас»; на петербургской сцене в 1810–1820 шли на русском языке «Андромаха» («Andromaque», пост. 1667, изд. 1668), «Британик» («Britannicus», пост. 1669, изд. 1670), «Гофолия» («Athalie», пост. 1690, изд. 1691), «Ифигения в Авлиде» («Iphigénie en Aulide», пост. 1674, изд. 1675), «Эсфирь» («Esther», 1689). П. бывал на представлениях двух последних (Летопись. Т. 1. С. 121, 128, 147, 484); его впечатления от игры A. M. Колосовой и Е. С. Семеновой отразились в эпиграмме «Все пленяет нас в Эсфири...» (1819) и наброске «Мои замечания об русском театре» (1820). В Петербурге Н. И. Гнедич читал П. свой перевод «Андромахи» (см. письмо П. к нему от 4 дек. 1820 — Акад. XIII, 21), a на юге П. слушал чтение молдавского перевода самой знаменитой трагедии Р. «Федра» («Phèdre», 1677) (Липранди И. П. Из дневника и воспоминаний // П. в восп. совр. (1974). Т. 1. С. 346–348).

С юных лет П. усвоил представление о Р. как о непогрешимом трагике, и еще осенью 1821 он начинал писать пьесу «Вадим» по всем правилам классической драматургии. Однако его мнение существенно менялось под влиянием критики трагической системы Р. в работах Ж. де Сталь и А. В. Шлегеля, а также знакомства с трагедиями Шекспира и произведениями Байрона. В период пристального интереса П. к проблемам драматургии в связи с работой над «Борисом Годуновым» и предисловием к нему мимо его внимания вряд ли мог пройти трактат Стендаля «Расин и Шекспир» («Racine et Shakspeare», 1823–1825). Резкий отзыв о Р., отразивший романтические увлечения П., а также вызванный ими и подогревавшийся плохим, с его точки зрения, переводом полемический задор, содержался в письме к брату от января (после 12) – начала февраля 1824 по поводу перевода «Федры» М. Е. Лобанова. П. утверждал, что «план и характеры “Федры” верх глупости и ничтожества в изобретении» и что Р. «понятия не имел об создании трагического лица», а «держится» только «стихами, полными смысла, точности и гармонии» (Акад. XIII, 86–87). Главной слабостью Р., порождающей все недостатки его трагедий, П. считал угождение вкусам двора Людовика XIV: «Кто напудрил и нарумянил Мельпомену Расина <…> ? Придворные Людовика XIV» («О предисловии г. Лемонте к переводу басен И. А. Крылова», 1825; Акад. XI, 33). Эту мысль П. повторял в статье «<О народной драме и драме “Марфа Посадница”>» (1830; Акад. XI, 178–179) и «О ничтожестве литературы русской» (декабрь 1833 – март 1834; Акад. XI, 271; ср. вторую ред. — там же, с. 503-504). В «Борисе Годунове» совершился решительный переход П. на сторону шекспировского метода в драматургии, что позднее в набросках предисловия к этому произведению (1830) П. объяснил своей твердой уверенностью в том, что «нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой, а не придворный обычай трагедий Расина» (Акад. XI, 141). Вместе с тем в своих оценках французского драматурга П. более ни разу не впадал в крайность, отличавшую упомянутое выше письмо к брату, хотя, например, в беловом автографе «Домика в Коломне» он позволил себе некоторую долю иронии («И ты, Расин, бессмертный подражатель, Певец влюбленных женщин и царей» — Акад. V, 377). Р. неизменно оставался для П. писателем «на высоте недосягаемой», чьи произведения, в одном ряду с произведениями Кальдерона и Шекспира, «составляют вечный предмет наших изучений и восторгов» (Акад. XI, 177). П. продолжал отдавать ему преимущество перед другими великими французскими трагиками, считая несправедливой «литературную аксиому» французов, согласно которой «Корнель и Вольтер, как трагики, почитаются у них равными Расину» («<Начало статьи о Викторе Гюго>», 1832; Акад. XI, 219). В планах статьи «<О народной драме и драме “Марфа Посадница”>» намечался пункт: «Что развивается в трагедии? какая цель ее? Человек и народ. Судьба человеческая, судьба народная. Вот почему Расин велик, несмотря на узкую форму своей траг<едии>» (Акад. XI, 419). Уступки Р. «потоку», выражавшиеся в том, что у него «полу-скиф Иполит говорит языком молодого благовоспитанного маркиза», а «Клитемнестру сопровождает швейцарская гвардия», П. относил к «примесям», от к-рых «суд потомства отделит золото» («<Наброски предисловия к “Борису Годунову”>» и «<О народной драме и драме “Марфа Посадница”>»; Акад. XI, 142, 177). К примеру Р. он апеллировал, полемизируя с точкой зрения, согласно которой «народность состоит в выборе предметов из отечественной истории» («<О народности в литературе>», 1825–1826; Акад. XI, 40); настаивая на отсутствии в «Борисе Годунове» «применений», т. е. злободневных намеков и аллюзий («<Письмо к издателю “Московского вестника”>», 1828; Акад. XI, 68–69); говоря о неправомерности «полагать правдоподобие в строгом соблюдении костюма, красок, времени и места» (Акад. XI, 177). Возможно, в «Борисе Годунове» учитывался опыт Р. в создании трагедии о народном возмущении и без любовной интриги («Гофолия»).

Лит.: Батюшков Ф. Д. Пушкин и Расин: «Борис Годунов» и «Athalie» // Памяти А. С. Пушкина. СПб., 1900. С. 1–34 (Зап. Ист.-Филол. ф-та СПб. ун-та. Ч. 57) (Отд. отт.: СПб., 1900; То же // Батюшков Ф. Д. Критические очерки и заметки о современниках. СПб., 1902. Ч. 2. С. 72–115); Томашевский Б. В. 1) Пушкин и французская литература // ЛН. Т. 31/32. С. 27–29 (То же // Томашевский. П. и Франция. С. 111–114); 2) Пушкин и народность // Пушкин — родоначальник новой русской литературы. М.; Л., 1941. С. 79–90 (To же // Томашевский. П. и Франция. С. 31–48; Томашевский. Пушкин, II. С. 124–136; Томашевский Б. В. Пушкин: Работы разных лет. М., 1990. С. 96–111); Финкельштейн И. Л. Творчество Жана Расина в оценке передовой русской критики первой половины XIX века // Учен. зап. Горьковского гос. пед. ин-та иностр. яз. 1955. Вып. 1. С. 142–148; Мультатули В. М. Расин в России. СПб., 2000. С. 11–15, 29–30, 70, 119–120.

Б. В. Томашевский, Л. И. Вольперт