Борис Федорович Годунов

Борис Федорович Годунов (ок. 1551/1552 г.—13 IV 1605 г.) — царь, автор посланий, грамот. Б. Г. принадлежал незнатному роду, ставшему влиятельным при Иване Грозном (своим родоначальником Годуновы считали татарского предка Мурзу-Чета, служившего у московских великих князей в XIV в.). Воспитывавшийся в доме дяди, царского постельничего Димитрия Ивановича Годунова. Б. Г. с раннего возраста оказался близко связанным с жизнью царской семьи. В 1570 г., по протекции дяди, он начал службу при царском дворе и быстро упрочил свое положение: в 1572 г., во время войны со Швецией, состоял рындой при царевиче Иване Ивановиче, в 1578 г. стал кравчим, в 1581 г., в связи с женитьбой церевича Федора Ивановича на сестре Годунова Ирине Федоровне, — был возведен в боярский сан. Женатый на дочери главы опричников Малюты Скуратова Марии Григорьевне, Б. Г. был активным опричником, но в оргиях в Александровской слободе участия не принимал.

С 1584 г., после смерти Ивана Грозного, удаления вместе с вдовой царицей Марией и ее сыном Димитрием Нагих в Углич и ссылки Б. Я. Бельского в Нижний Новгород за учиненные в Москве беспорядки, Б. Г. как ближайший царский родственник вошел в состав правившего при царе круга, в котором первенствующее место принадлежало старейшему из рода Романовых, боярину Никите Романовичу Захарьину-Юрьеву, и близки к которому были бояре Милославские и Шуйские, а также «великие» дьяки Андрей и Василий Яковлевичи Щелкаловы. После дворцовых волнений 1584 г. и кончины в апреле 1585 г. Н. Р. Захарьина-Юрьева Б. Г. постепенно, в течение 1585—1587 гг., устранил с политической арены князей Милославских (И. Ф. Милославский умер в ссылке в Кирилловском монастыре), а затем (за организацию в 1587 г. московского волнения и «челобитье» о расторжении брака с царицей Ириной Федоровной) — И. П. и А. И. Шуйских и других «изменников» из боярских родов: Колычевых, Татевых, Бакасовых, Шереметьевых и др. Московские волнения 1587 г. закончились для знатных его участников массовыми ссылками в разные города, для «мужиков-воров» — казнью на Красной площади, а поддержавший «челобитье» митрополит Дионисий был заменен верным сторонником Б. Г., близким ему со времен опричнины, митрополитом Иовом.

В течение 1585—1587 гг. Б. Г. последовательно получил несколько высочайших титулов: «конюший и боярин ближний» царя, затем звания «слуги», «дворового воеводы», «наместника Казанского и Астраханского» и «правителя», т. е. достиг политического первенства и фактически стал при недееспособном царе Федоре Ивановиче полновластным правителем Русского государства. В 1588—1589 гг. путем ряда «приговоров» царя и бояр Б. Г. получил право переписки с иноземными «великими государи», участия в дипломатических сношениях государства и самостоятельного проведения приема иностранных послов по царскому церемониалу.

При участии Б. Г. Россия заключила 20-летнее перемирие с Польшей (в 1601 г.) и поддерживала дипломатические отношения с Австрией, Великобританией, Данией, Персией, Турцией и другими странами Запада и Востока, о чем свидетельствуют дипломатические документы того времени, воспоминания современников и сохранившаяся переписка Б. Г. с английской королевой Елизаветой I, австрийским императором Рудольфом II, его послом Николаем Варкочем (1591 г.) и римским папой Климентом VIII.

После войны со Швецией (1590—1593 гг.), завершившейся заключением Тявзинского «вечного мира», России были возвращены крепости Ивангород и Копорье, расположенные на пути к Балтийскому морю. Значительно больший успех был достигнут в 1591 г. в результате военных маневров под Москвой против союзника шведов крымского хана Казы-Гирея, в результате побед над которым Россия смогла отодвинуть свою оборонительную линию южнее, в «дикое поле», и за короткое время выстроила там целый ряд пограничных крепостей: Воронеж (1585 г.), Ливны (1586 г.), Елец (1592 г.), Белгород, Оскол, Курск (1596 г.).

В правление Б. Г. было продолжено начатое Иваном IV освоение Сибири: Сибирь была присоединена к России после одержанной в 1598 г. победы над последним сибирским ханом Кучумом; с 1600 г. стали брать ясак с Мангазеи; на сибирских землях стали строиться города (Тобольск — в 1587 г.); в глухих таежных местах за Уралом воеводы ставили острожки и укрепленные городки (Березов, Сургут, Обдорск, Нарым, Тара).

В 1589 г. Б. Г. (при содействии дьяков Щелкаловых, путем длительных дипломатических переговоров, посулов и диктата) добился от константинопольского патриарха Иеремии, приехавшего в Москву за очередной субсидией, согласия на поставление Иова патриархом всея России и подписи «Соборного постановления» об учреждении в России патриаршества. Важность обретения русской церковью автокефальности было отмечено торжественным празднованием 26 января 1589 г. возведения Иова на патриарший престол, с шествием «на осляте», возглавляемом Б. Г.

При Б. Г. в 1590—1592 гг. предпринимались подготовительные меры для полного закрепощения крестьянства: по всей территории России шло составление писцовых кабальных книг, включавших портретные характеристики беглых холопов (Полосин И. И. Социально-политическая история..., с. 221). Указы 1591—1592 гг. покончили с правом выхода крестьян от помещиков в «Юрьев день». Сам Б. Г., получивший в ведение северную область Вагу (Шенкурск), стал богатейшим в стране человеком.

В 1591 г., по случаю внезапной смерти 15 мая царевича Димитрия Ивановича, начались народные волнения в Угличе, а в конце мая — московские пожары, спровоцированные Нагими (см., например, грамоту от 28 мая 1591 г. об Афанасии Нагом как инициаторе московских пожаров, опубликованную в 1929 г. А. И. Голубцовым). Для прекращения слухов о насильственном убийстве по воле Б. Г. царского наследника (слухи были подхвачены оппозиционными кругами и просочились за границу) была создана специальная следственная комиссия во главе с В. И. Шуйским. 2 июня в Кремле после оглашения дьяком Щелкаловым результатов следствия, содержащих полное опровержение версии об убийстве, собор высшего духовенства во главе с Иовом осудил Нагих за «измену» государю, возбуждение народных волнений и убийство государева дьяка Михаила Битяговского: вдовствующая царица Мария Нагая была пострижена в монахини, Михаил Нагой с братьями заточен в тюрьму, а углические повстанцы сосланы в Сибирь вместе с набатным углическим колоколом, у которого в наказание было урезано «ухо».

В 1594 г. (после смерти двухлетней царевны Феодосии) Б. Г. устранил от должности дьяка А. Я. Щелкалова, руководившего государственным приказным аппаратом и дипломатическим ведомством и ставшего в государстве слишком влиятельной фигурой (поводом к тому, по-видимому, послужила секретная беседа дьяка с австрийским послом Николаем Варкочем в 1593 г. о возведении на московский престол предполагаемого жениха царевны, немецкого принца эрцгерцога Максимилиана).

После смерти 21 февраля 1598 г. бездетного царя Федора Ивановича Б. Г., скрывшись с семьей в Новодевичий монастырь, продолжал некоторое время управлять оттуда страной именем вдовствующей царицы Ирины Федоровны (затем инокини Александры).

Во время избрания Б. Г. на царство активную поддержку ему оказал патриарх Иов, который развернул широкую агитацию за его кандидатуру (см., например, его «Окружную» грамоту от 15 марта 1598 г. // ААЭ, т. 2, № 1), организовывал народные шествия с поклонениями будущему царю и, наконец, оформил решение священного собора об избрании Б. Г. на царство «Грамотой утвержденной» (в первой ее редакции, датированной июлем 1598 г., которая была подписана только подвластным ему высшим духовенством).

Опираясь на армию, которую Б. Г. вывел из столицы под предлогом похода на крымского хана и которая присягнула ему во время этого апрельского похода под Серпуховом, он вернулся в Москву победителем и получил, наконец, признание своей кандидатуры в Боярской думе. 1 августа избрание его на царство было утверждено Земским собором 1598 г. (формирование которого затянулось на целый год) и было скреплено парадно оформленным текстом «Грамоты утвержденной», подписанной всеми его членами. 1 сентября Б. Г. был провозглашен царем (согласно несколько поновленному тексту «Чина венчания на царство» — ААЭ, СПб., 1836, т. 2, № 8), одержав таким образом победу над знатными конкурентами из рода Рюриковичей и Гедиминовичей, которые вновь было сделали безуспешную попытку скомпрометировать Годунова слухами о его причастности к насильственной смерти царевича Димитрия Ивановича и даже самого царя Феодора Ивановича.

В 1599—1600 гг. в связи с распространившимися слухами о тяжелой болезни Б. Г. (начавшими проникать за рубеж еще до венчания его на царство), которые вновь возродили надежды в оппозиционных кругах, Б. Г. принял ряд мер для утверждения новой династии: ввел клятву на кресте «не испортить» царской семьи; никаким колдовским «зельем и кореньем» (ААЭ, СПб., 1836, т. 2, с. 38, 58—59) и молитву о многолетии царской семье с испитием чаши о здравии государя. Молитва, написанная, соглано Хронографу Русскому 3-й редакции (по классификации А. Н. Попова), «мудрыми слагателями» (очевидно, не без участия патриарха Иова), должна была произноситься «на трапезах и вечерях», а нарушение этого приказа расценивалось как государственное преступление (Орлов. Чаши государевы..., с. 13—14). В нарушениях подобного рода и были официально обвинены бывшие конкуренты Б. Г., вновь готовившие почву для переворота: Б. Я. Бельский (в 1599 г. после позорной казни сосланный в Нижний Новгород) и Романовы (в 1600 г. они были обвинены в «колдовстве» и покушении на жизнь царя, после чего Федор Никитич был пострижен в монахи под именем Филарета и сослан в Антониево-Сийский монастырь, его младшие братья Александр, Михаил и Василий отправлены в ссылку; опала постигла и их родственников князей Сицких и Черкасских, у которых, как и у Романовых, служил Григорий Отрепьев, а также дьяка В. Я. Щелкалова).

Крах правительства Б. Г. в последние годы правления, подготовленный целым рядом причин, был прежде всего обусловлен проводимой им политикой закрепощения крестьянства. Начало Крестьянской войны ускорил постигший страну сильный голод, длившийся в течение 1601—1603 гг., от которого не могли спасти никакие предпринимаемые царем полумеры в виде временной отмены некоторых царских указов 90-х гг., даровой раздачи хлеба или предоставления работы некоторым голодающим. В 1603 г. правительственным войскам еще удалось подавить восстание Хлопка. Однако уже в 1604 г. недовольные народные массы, состоявшие преимущественно из беглых крестьян и холопов южных окраин России, стали примыкать к отрядам Лжедимитрия I, который начал военные действия против армии Б. Г. под именем «законного» царевича Димитрия Ивановича.

По свидетельству современников, первые же известия о появлении Самозванца Б. Г. открыто расценил как осуществление давнишних планов боярской оппозиции. В ноябре 1604 г. он обратился (через австрийского императора Рудольфа II) с посланием к римскому папе Клименту VIII (принявшему Григория Отрепьева как новообращенного католика) в надежде разоблачить Самозванца и остановить интервенцию польского короля Сигизмунда III, однако письмо не застало папу в живых. Ошибочно приняв главным стратегическим направлением военную оборону против Речи Посполитой, правительство Б. Г. не придало первоначально должного значения начавшейся в стране гражданской войне, не выставило регулярные войска на пути Самозванца, шедшего с южных окраин, и слишком поздно (только в январе 1605 г.) выступило с разоблачением его подлинного имени (см. изданные С. А. Белокуровым «Разрядные записи 7113—7121 гг.»).

В последние месяцы жизни Б. Г., одолеваемый болезнью, находился в состоянии отчаяния, граничившего с безумием, и страха перед Самозванцем (в лагерь которого не раз засылал тайных убийц или выпытывал о сыне у привезенной в столицу Марфы Нагой) и обращался за разъяснениями своих сомнений то к богословам, то к ворожбе, то к юродивым. Он скончался 13 апреля 1605 г. от «апоплексического удара», а 15 мая Лжедимитрий I одержал решительную победу под Кромами. Однако еще до вступления Самозванца в Москву вернувшиеся в столицу бывшие опальные представители боярской оппозиции (прежде всего Б. Я. Бельский), использовав народные волнения, поспешили расправиться с династией Годуновых, убив жену Б. Г. и его сына Федора. Первоначально Б. Г. был похоронен в Архангельском соборе, но при Лжедимитрии I прах его был перенесен в загородный Варсонофьев монастырь.

Легенда о полной необразованности и неграмотности Б. Г., который, по отзывам некоторых его современников-иностранцев, не умел ни читать, ни писать (ЧОИДР, 1911, кн. 3, с. 28), полностью развеивается публикацией его автографов, фототипически воспроизведенных С. Д. Шереметьевым. Обучение Б. Г. и его сестры Ирины проходило под наблюдением их дяди Дмитрия Ивановича Годунова, человека не чуждого просвещению и обладавшего богатой библиотекой, многие книги из которой он в конце жизни вложил в Костромской Ипатьевский монастырь (известны его Псалтырь 1591 г. и Евангелие 1605 г.). Однако писатели-соотечественники считали Б. Г. малообразованным человеком, по-видимому, из-за недостаточного знания им книг св. Писания. Дьяк Иван Тимофеев писал о нем: «Царь не книгочий нам бысть». В то же время Семен Шаховской отмечал природную одаренность Б. Г. как оратора, называя его человеком «вельми сладкоречивым».

Не являясь высокообразованным и начитанным книжником, Б. Г. был для своего времени человеком с довольно широким кругом интересов. Б. Г. живо интересовался техническими новшествами: при нем в Москве был сооружен водопровод, подававший воду из реки Москвы в Кремль, а при дворе появились иностранные медики (в 1586 г. для царицы Ирины Федоровны были выписаны доктор и акушерка, а затем из Любека — врачи и «рудознавцы»). Б. Г. планировал введение в России школ по западному образцу и даже университета и сам посылал за границу для обучения иностранному языку нескольких дворянских «робят». При нем было осуществлено создание многотомного труда — Чудовских миней четьих (1600 г.) и в ряде городов открыты типографии.

Особенно поощрял Б. Г. развитие строительства, что благоприятствовало расцвету таланта русского архитектора Федора Коня, под наблюдением которого были возведены мощные укрепления вокруг Китай-города и вторая зубчатая стена вокруг Кремля, и который руководил строительством каменного города в Астрахани и сооружением неприступной крепости с 38 башнями в Смоленске. Б. Г. ревностно заботился и о благоустройстве столицы: по его приказу был надстроен столп колокольни Ивана Великого в Кремле, построено каменное Лобное место на Красной площади, палаты для военных приказных ведомств рядом с Архангельским кремлевским собором, каменные лавки в Китай-городе, новый широкий мост через Неглинную и была подготовлена модель грандиозного собора «Святая святых» на центральной площади Кремля, осуществлению строительства которого помешала смерть.

Однако, как и у большинства его современников, просвещенные взгляды Б. Г. уживались в нем с предрассудками и суевериями: он мог внезапно отказаться от лечения у иноземных врачей (как отказался от английских акушеров, приглашенных к царице Ирине) и обратиться к знахарям, колдунам и молитвам (потеряв таким образом сына-первенца) или, изгнав лекарей, начать причитать над больным в голос, как причитал он в 1602 г. над умирающим женихом царевны Ксении, герцогом Гансом Датским.

Умный и гибкий политик и дипломат, Б. Г. был выдающимся оратором, наделенным от природы красивым голосом и даром красноречия. Представление о его ораторском искусстве и эмоциональном воздействии его речей (сопровождаемых по свидетельству очевидцев выразительными жестами), которые он произносил при избрании на царство, можно в какой-то степени составить по их записям, вошедшим в состав «Грамоты утвержденной» 1598 г. и «Чина венчания на царство» (ААЭ, т. 2, № 7—8).

Едва ли следует приписывать Б. Г. все подписанные им грамоты и послания, поскольку за созданием и оформлением их как документов должны были прежде всего следить профессионально подготовленные приказные дьяки, в том числе и дьяки Посольского приказа, такие как А. Я. и В. Я. Щелкаловы или Иван Навроцкий и др. Однако несомненно участие Б. Г. как автора (и редактора) в создании посланий иностранным корреспондентам и ряда особо ответственных грамот, касающихся его личных запросов и политической позиции (таких, как, например, его грамоты Иову из Серпухова в 1598 г. — ААЭ, т. 2, № 3—4). В посланиях австрийскому императору Рудольфу II и римскому папе Клименту VIII одновременно с доводами о самозванстве Лжедимитрия I Б. Г. выдает и свои сомнения о подлинном лице Самозванца и начинает доказывать, что и сам царевич Димитрий Иванович как сын не принятой церковью седьмой жены Ивана IV не мог считаться законным наследником царского престола. В письмах к английской королеве Елизавете, кроме темы о льготных условиях торговли в России, предоставленных английским купцам, и ряда дипломатических проблем, Б. Г. касается также и заботивших его как отца вопросов от устройстве будущей семейной жизни его детей. Речам, посланиям и грамотам Б. Г. не свойственна книжная изощренность, они отличаются деловитостью, простотой изложения и совершенством делового стиля.

Изображение сложности и противоречивости личности самого Б. Г., свойственное писателям-современникам, которое впервые оказалось возможным, поскольку Годунов был не наследным, а выборным царем, привело, как показал Д. С. Лихачев, к новому решению проблемы характера в литературе начала XVII в.

Подавляющее большинство древнерусских сказаний и повестей о Смутном времени XVII в. (за исключением, пожалуй, только апологетических сочинений Иова) являются весьма тенденциозными источниками, отражающими оппозиционное отношение к Б. Г., созданное правительством В. И. Шуйского и утвердившееся при династии Романовых. Некритическое усвоение некоторых негативных оценок деятельности Б. Г., восходящих к первоисточникам XVII в., присуще и ряду историографов XVIII—XIX вв.: Н. М. Карамзину (История государства Российского (1584—1604). М., 1824, т. 10—11), Н. И. Костомарову (Смутное время Московского государства в начале XVII столетия (1604—1613). СПб., 1868, т. 1, с. 10—216), К. Н. Бестужеву-Рюмину (Обзор событий от смерти царя Иоанна Васильевича до избрания на престол Михаила Федоровича Романова // ЖМНП, СПб., 1887, ч. 252, № 8, с. 49—112) и отчасти С. М. Соловьеву (История России, кн. 4. М., 1960, т. 7—8).

Сложность характера Б. Г. и драматизм событий его времени, отраженные в документальных и литературных памятниках XVII в., привлекли и внимание А. С. Пушкина. Опиравшийся в своем творчестве не только на труд Н. М. Карамзина, но и на другие источники, А. С. Пушкин раскрыл глубокие социальные корни трагедии Годунова, который слишком поздно увидел силу «мнения народного» и, не ноняв пружин ее действия, ужаснулся мысли (перекликающейся с символикой «Медного всадника») что «конь иногда сбивает седока» (Полосин И. И. Социально-политическая история..., с. 244—245).

Изд.: СГГД. М., 1819, ч. 2, № 59; ААЭ. СПб., 1836, т. 2, № 3—4, 7—9; Сб. матер. по рус. истории нач. XVII в. / Пер., введ. и примеч. И. М. Болдакова. Прилож.: Выписки из дел корол. Архива в Копенгагене / Сообщ Е. Н. Щепкиным. СПб., 1896, с. 59—74, 116—118; Шереметьев С. Д. Грамоты с подписями Бориса, Димитрия и Степана Годуновых (7080—7111) // ЧОИДР. М., 1897, кн. 1 (180), с. 1—7; Лихачев Н. П. К истории дипломатических сношений с папским престолом при царе Борисе Годунове // ИОРЯС. СПб., 1906, т. 11, кн. 1, с. 316—336 и ил.; Еvans N. Queen Elizabeth I and Tsar Boris: Five Letters, 1597—1603 // Oxford Slavonic Papers. Oxford, 1965, vol. 12, p. 49—68.

Лит.: ДРВ. M., 1773, ч. 2, № XII—XV (английские грамоты к Б. Г.) № XII—XVIII (шведские грамоты к Б. Г.); СГГД. М., 1819, ч. 2 № 60, с. 103—123; ААЭ. СПб., 1836, т. 1, № 321—368, с. 382—457; т. 2, № 1—30, с. 1—85; Бутков П. Договор о мире, заключенный между Россиею и Швециею у Тявзина 18 мая 1595 г. // ЖМНП СПб., 1840, № 9, с. 325—378; АИ. СПб., 1841, т. 1, № 217—218, с. 411—415, № 229, с. 434—435, № 248, с. 464—466; АИ. СПб., 1841, т. 2, № 1—54, с. 1—66; ДАИ. СПб., 1846, т. 1, № 136—150, с. 228—254; Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Т. 2. (с 1594 по 1621 г.). СПб., 1852, стб. 3—920; Попов А. Н. Изборник славянских и русских статей, внесенных в Хронографы русской редакции. М., 1869, с. 216—218; Никольский К. О службах русской церкви, бывших и прежних печатных богослужебных книгах. СПб., 1885, с. 237—256; Платонов С. Ф.: 1) Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII в. как исторический источник. СПб., 1888, с. 1—57, 80—108, 162—194, 227—281, 290—340, 351—368 (2-е изд. СПб., 1913); 2) Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв.: (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время). СПб., 1899, с. 192—297 (переизд. М., 1937); 3) Лекции по русской истории. СПб., 1904, с. 177—204; 4) Борис Феодорович // РБС. СПб., 1908, т. 3, с. 246—250 (доп. к статье К. Н. Бестужева-Рюмина); 5) Борис Годунов. Пг., 1921. 157 с.; Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией / Изд. под ред. Н. И. Веселовского. Т. 1. Царствование Федора Иоанновича. СПб., 1890, с. 1—453; Семевский М. И. Историко-юридические акты XVI и XVII вв. / ЛЗАК. СПб., 1893, вып. 9, с. 7—8, 55—60; Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время (7113—7121 гг.) // ЧОИДР. М., 1907, кн. 2, с. 1—6; Жданов И. Н. О драме А. С. Пушкина «Борис Годунов»: Лекция в Александровском лицее. СПб., 1892, с. 3—38 (переизд. Соч. СПб., 1907, т. 2, с. 99—134); Бестужев-Рюмин К. Н. Борис Годунов // РБС. СПб., 1908, т. 3, с. 238—246; Покровский Н. В. Памятники церковной старины в Костроме. СПб., 1908, с. 18—32; Орлов А. С. Чаши государевы. М., 1913, с. 3—18, 30, 39—41; Голубцов И. А. «Измена» Нагих // Учен. зап. Рос. ассоц. н.-иссл. ин-тов обществ. наук Ин-та ист. (РАНИОН). М., 1929, т. 4, с. 55—70; Базилович К. В. Борис Годунов в изображении Пушкина // ИЗ. М., 1937, т. 1, с. 29—54; Греков Б. Д. Исторические воззрения Пушкина // Там же. с. 18—21, 25; Любомиров П. Г. Новые материалы для истории Смутного времени // Любомиров П. Г. Очерк истории Нижегородского ополчения 1611—1613 гг. М., 1939, с. 299—302 (то же: Учен. зап. Саратов. ун-та, Пед-фак., 1926, т. 5, вып. 2, с. 99—102); Державина О. А. Анализ образов повести XVII в. о царевиче Димитрии Угличском: (Из дис. «Повесть XVII в. о царевиче Димитрии Угличском») // Учен. зап. Моск. гор. пед. ин-та. М.; Л., 1946, т. 7. Кафедра рус. лит., вып. 1, с. 21—34; Смирнов П. П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М.; Л., 1947, т. 1, с. 160—188; 331—343; Буганов В. И.: 1) Сказание о смерти царя Федора Ивановича и воцарении Бориса Годунова: (Записи в Разрядной книге) // Зап. Отд. рук. ГБЛ. М., 1957, в. 19, с. 167—184; 2) Разрядная книга 1475—1598 г. / Подг. текста, вводн. ст. и ред. В. И. Буганова. М., 1966, с. 3—8, 341—545; Корецкий В. И. 1) Из истории закрепощения крестьян в России в конце XVI — начале XVII в.: (К проблеме «заповедных лет» и отмены Юрьева дня) // Ист. СССР, 1957, № 1, с. 161—191; 2) Новое о крестьянском закрепощении и восстании И. И. Болотникова // ВИ, 1971, с. 130—152; Будовниц И. У.: 1) Борис Годунов // ИЭ. М., 1962, т. 2, стб. 619—620; 2) Словарь, с. 31, 52, 241, 278, 318; Полосин И. И. Социально-политическая история России XVI — нач. XVII в. М., 1963, с. 218—245; Allen W. D. The Georgian Marriage Projects of Boris Godunov // Oxford Slavonic Papers. Oxford, 1965, vol. 12, p. 69—79; Анпилогов Г. Н. Новые документы о России конца XVI — начала XVII в. М., 1967, с. 7—109, 307—445; Сахаров А. Н. Переписка Елизаветы Английской с Борисом Годуновым // ВИ. 1967, № 2, с. 197—199; Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970, с. 7—26; Мордовина С. П.: 1) К истории Утвержденной грамоты 1598 г. // АЕ за 1968 г. М., 1970, с. 127—141; 2) Характер дворянского представительства на Земском соборе 1598 г. // ВИ. 1971, № 2, с. 55—63; Скрынников Р. Г.: 1) Борис Годунов и царевич Дмитрий // Тр. ЛОИИ: Исслед. по соц.-полит. истории России. Л., 1971, вып. 12, с. 182—197; 2) Политическая борьба в начале правления Бориса Годунова // Ист. СССР, 1975, № 2, с. 48—68; 3) Борис Годунов. М., 1983, 192 с.; Аррlеbу J. Н. Doctor Christopher Reitinger and a Seal of Tsar Boris Godunov // Oxford Slavonic Papers, 1979, vol. 12, p. 32—39; Брюсова ВГ. Ипатьевский монастырь. М., 1982, с. 15—35.

Н. Ф. Дробленкова