ГЕРДЕР (Herder), Иоганн Готфрид (1744–1803)

ГЕРДЕР (Herder), Иоганн Готфрид (1744–1803), немецкий мыслитель, заложивший основы современной литературной науки, лингвистики, славистики, публицист, поэт, переводчик, теоретик, подготовивший преромантическое направление в немецкой литературе 1770–1780-х, получившее название «Буря и натиск» («Sturm und Drang»), друг Гете, оказавший большое влияние на него и на всю европейскую культуру последней трети XVIII в. и последующего времени. Г. привил немецкой мысли идею истории как закономерного процесса, единого для природы и общества («Ideen zur Philosophie der Geschichte der Menschheit» («Идеи к философии истории человечества»), 1784–1791) и утвердил в европейской культуре понятие «гуманности» как одного из ее основных качеств («Briefe zu Beförderung der Humanität» («Письма для поощрения гуманности»), 1794–1797). Заслугой Г. перед мировой культурой явилось открытие общественно-исторического, национального, эстетического значения народной поэзии; сборник его переводов поэзии разных народов (1778–1779), получивший во 2-м издании (1807) заглавие «Stimmen der Völker in Liedern» («Голоса народов в песнях») лег в фундамент научной фольклористики и способствовал пробуждению национального культурного самосознания народов.

Г. был знаком русским современникам П. с 1790-х; им интересовались литераторы разных поколений — Г. Р. Державин, А. Н. Радищев, Н. М. Карамзин, В. К. Кюхельбекер, С. П. Шевырев, Н. А. Полевой, М. П. Погодин и др. В связи с русским переводом пяти книг «Идей» Г. (1829) велась полемика между МТ и СО. Влияние Г. проявилось и в частных областях поэтики — в изменении взгляда на элегию, которую стали воспринимать не как жанр, а как выражение определенных мотивов в поэзии (см.: Вацуро В. Э. Лирика пушкинской поры. СПб., 1994. С. 17–18).

Самая ранняя встреча П. с творчеством Г. отразилась, как предполагают, в его лицейском стихотворении «Роза» (1815), где розе противопоставляется лилия (лилея) как символ бессмертия красоты. П. мог найти этот образ в «Письмах русского путешественника» Н. М. Карамзина (впервые опубл. 1791–1792), где в письме, помеченном «Веймар, Июля 20 <1789>», автор, рассказывая о своем посещении Г., приводит из его сочинения «Бог: Несколько диалогов» («Gott: Einige Gespräche», 1787) пространный отрывок о лилии, которая отцветает, но в своих корнях сохраняет силу жизни, являясь таким образом свидетельством того, что «нет смерти в творении» (Карамзин Н. М. Письма русского путешественника / Изд. подгот. Ю. М. Лотман, Н. Л. Марченко, Б. А. Успенский. Л., 1984. С. 72). И хотя в том месте немецкого оригинала, которое пересказывает Карамзин, названа не лилия, а просто цветок (Blume), лилия фигурирует в том же смысле в других произведениях Г.: притче «Лилия и роза» («Die Lilie und die Rose») в сборнике прозаических притчей «Парамифии» («Paramythien»,1785), в одноименном стихотворении 1787. Впрочем, как установлено М. П. Алексеевым, если П. и запомнил образ лилии, встреченный им у Карамзина, этот образ безусловно был воспринят поэтом на густом фоне традиционной «цветочной» тематики русской и зарубежной поэзии барокко и рококо.

П. называет имя Г. в списке мыслителей, составлявших чтение образованного дворянина 1810-х («Евгений Онегин», гл. VIII, 35. 3; 1830). Оно присутствует также в беловом автографе статьи П. «Мнение М. Е. Лобанова о духе словесности, как иностранной, так и отечественной» (1836; Акад. XII, 360). В обоих случаях Г. рассматривается как философ истории. Но П. должен был знать его и как поэта: сочинения Г. имелись в лицейской библиотеке (см.: Головин В. В. Круг чтения лицеистов пушкинского времени // История русского читателя. Л., 1982. С. 32). Тяготение П. к народной поэзии — сказкам, песням — объяснимо в русле общеевропейского интереса к национальной народной старине, выразившегося наиболее адекватно в гердеровском фольклоризме и романтическом понимании народности. Пушкинский историзм — его национальный аспект, неразрывно сочетающийся с идеей общечеловеческой истории, признание непреложности и объективности исторических закономерностей — сходен с концепцией истории Г. Но П. смотрит на исторический процесс более рационалистически и более трезво, воспринимая историю скорее в трагическом, чем в гердеровском просветитительном оптимистическом ключе и не полагаясь на теодицею и телеологию, к которым, несмотря на все оговорки, был склонен пастор Г.

Лит.: Оксман Ю. Г. Сюжеты Пушкина: (отрывочные замечания) // Пушкинист, IV. С. 25–27; Викери У. К вопросу о замысле «Розы» Пушкина // РЛ. 1968. № 3. С. 82–90; Алексеев М. П. Еще раз о стихотворении «Роза» // РЛ. 1968. № 3. С. 92–115 (То же с доп.: Споры о стихотворении «Роза» // Алексеев. П. Сравн.-ист. исслед. (1984). С. 337–387); Данилевский Р. Ю. И. Г. Гердер и сравнительное изучение литератур в России // Русская культура XVIII века и западноевропейские литературы: Сб. ст. Л., 1980. С. 201, 203.

М. Ю. Коренева, Р. Ю. Данилевский