Жандр Андрей Андреевич

Минимизировать
— 185 —

Жандр Андрей Андреевич (1789–1873), чиновник канцелярии статс-секретаря Комиссии по принятию прошений на высочайшее имя (1813–1819), правитель канцелярии Военно-счетной экспедиции (1819–1827), начальник отделения артиллерийского департамента Военного министерства (с 1828 г.), впоследствии сенатор (1853); поэт и драматург, один из ближайших друзей Г., который познакомился с ним в 1815 г. в Петербурге. Ж. по просьбе Г. перевел два явления комедии «Притворная неверность». Г. же помогал ему в переводе трагедии «Семела» Шиллера, поэтическая обработка текста которой была завершена Ж-ром к началу 1818 г., когда пьеса была поставлена на сцене Московского Большого театра 11 февраля 1818 г. в бенефис Е. С. Семеновой вместе с комедией «Притворная неверность». Полный текст вышел отдельным изданием в 1825. В заметке, предваряющей отрывок из перевода «Семелы», присланный в «Сын отечества» (1817. Ч. 42. № 51. С. 237), Г. писал, что перу Ж-ра принадлежит все, «чего недостает
— 186 —

в подлиннике», и что «лирическое во втором явлении от слова до слова» сочинено Ж-ром. Но, переводя для Ж-ра пьесу, по собственному признанию, «слово в слово», Грибоедов едва ли ограничился простым подстрочником. «Как сочинение Шиллера, сколько известно, написано было не для представления, — писал Ж., — то я старался поставить Семелу на русскую сцену в виде, более театральном; ввел хор фивских дев и совершенно переделал вторую половину подлинника». Существенно изменен финал пьесы: Семела перед гибелью произносит покаянный чувствительный монолог, в котором клянет свое безрассудство, а после этого добавлено целое явление 8, где Зевс высоким стилем бранится с Ирой и обещает умершей Семеле, что она будет взята к «полубогам», а сыном ее будет Вакх. Этот благополучный двойной финал значительно смягчает трагизм пьесы, заканчивая ее театральным триумфом. Рифмованный вольный ямб перевода (на основе александрийского стиха) иногда придает тексту отчасти бытовую разговорность. Участвовал Г. и в работе Ж-ра над переводом трагедии Ж. Ротру «Венцеслав», которая была запрещена цензурой к изданию и постановке на сцене (эпиграфом из этой пьесы будет позже предварено стихотворение Лермонтова «На смерть поэта»). Отрывок из «Венцеслава» был опубликовал в «Русской Талии» на 1825 год (С. 54–73). «По Г. же совету, — писал 26.1.1825 Катенин, — и Ж. ленивый перевел вольными стихами <…> трагедию Ротру „Венцеслав“. Почтенная цензура опять запретила ее играть, а первое действие напечатано в „Талии“. Я и Ж-ру осторожно сказал мое мнение на счет стихотворных вольностей» (Письма Катенина. С. 74). В 1824 г. Ж. организовал переписку Г.о.у. в Военно-счетной экспедиции, правителем которой он был, и сохранил авторизованный список пьесы, подаренный ему автором и ставший впоследствии самым авторитетным источником ее текста (хранится в ГИМ). Сохранились только два письма Г. к Ж-ру. 12.12.1825 Г. писал: «Андрей, любезнейший, я только нынче получил почту твою от 19 октября, а когда моя пойдет и через кого доставить в Георгиевск не знаю, но досуг есть, и пишу. Философия твоя чуть было меня не прослезила, милый друг мой, к чему ведет нас эта жизнь? Оглянись, с тобой умнейшая, исполненная чувства и верная спутница в этой жизни <В. С. Миклашевич>, как разнообразна и весела, когда не сердится. У тебя я, я и я, а наш Александр Одоевский? — И когда мы не вместе, есть о ком думать <…>. Какое у вас движение в Петербурге!! — А здесь… Подождем» (3, 106–107). Ж. привлекался к дознанию по делу декабристов «по тому случаю, что вечером 14 декабря, после рассеяния мятежников, принял к себе одного из них, князя Одоевского, и дал ему способ уйти из города, снабдив его платьем и деньгами <…>. Через несколько дней после ареста, по высочайшему повелению, освобожден» (Алфавит. С. 81). О ночных посещениях Ж-ра Г-вым в 1826 г. во время ареста последнего сенатор рассказывал Д. А. Смирнову: «Всякую ночь приходил, ужинал или пил чай и играл на фортепьяно. Последнее-то и было его отрадой: вы, конечно, знаете, что он был замечательный музыкант — музыкант не только ученый, но страстный. Он возвращался от меня в свою конуру или поздно ночью, или на рассвете <…>. А то раз является ко мне со штыком в руке. „Откуда ты это взял?“ — спрашиваю я с изумлением. — „Да у своего часового.“ — „Как у часового?“ — „Так, у ча-
— 187 —

сового“. — „По крайней мере, зачем?“ — „Да вот пойду ужо от тебя ночью, так оно, знаешь, лучше, безопасней“». Принципиально важно уверенное свидетельство прекрасно информированного Ж-ра о «степени» участия Г. в «заговоре 14 декабря»: «Да какая степень? Полная». (Восп. С. 219, 223, 243).