— 227 —
Мазарович Симон (Семен) Иванович (ум. 1852), венецианец, на русской службе с 1807 г. в качестве врача, потом на дипломатической работе, в 1817 г. сопровождал миссию
Ермолова в Персию в качестве врача, а в 1818 г. назначен поверенным в делах Персии, хотя русское подданство принял только в 1836 г. Знакомство с ним Г. относится ко времени создания русским правительством постоянной миссии в Иране (1818). В начале русско-иранской войны (1826) миссия возвратилась в Россию и Мазарович был прикомандирован к командующему Отдельным Кавказским корпусом, а затем к Азиатскому департаменту Министерства иностранных дел. В начале знакомства М. произвел на Г. хорошее впечатление: «Любезное создание, умен и весел» (3, 16). В переписке (по-французски, т. к. русского М. твердо не знал) со своим начальником Г. часто не выдерживал строго официального стиля, даже когда сообщал в сентябре 1819 г. о неимоверных трудностях вывода в Россию из Персии беглых солдат «Я вам написал бы еще пространнее, милостивый государь, зная, что вы принимаете участие в моем теперешнем положении, но я пишу на полу, облокотиться не на что;
— 228 —
куча ядовитых насекомых, которые заставляют меня подпрыгивать каждый раз, как они приползают к моему письму, ветер, поминутно тушащий свечу; наконец, утомление и бессонная ночь, которую я провел сейчас, чтобы написать вам мое донесение, — все это не дает мне и двух мыслей связать, и вы извините мое маранье. Хотя я вам и высказал в начале настоящего письма мнение мое о фирмане Шахзаде, который привел к тому, что я остался без помощи в Нахичевани, о злонамеренности Кельбельхана и двоедушии Иахиед-бека, вы, милостивый государь, распорядитесь в отношении всего этого, как вы пожелаете…» (3, 36). Со временем Г. в нем разочаровался и находил, что, будучи на русской дипломатической службе, Мазарович «роняет честь своего звания» (Восп. С. 47). Ср., например, следующую заметку из письма М-ча к Г. в 1819 г. из Табриза: «Мы все собрались вместе на праздник Мохаррем, и я очень жалею, что вы его пропустили. Этот праздник более театрален, чем все другие в Персии и поистине достоин вашего внимания. Особенно стоит познакомиться с ролью, которую здесь играет христианский посол. Этот господин, который упрекает калифа за его тиранию, грозит довести об этом до сведения своего двора и в конце концов по мановению неизвестно чьей руки и после нескольких слов, ясно произнесенных отрубленной головой, находит необходимым обратиться в мусульманство. Таким образом, дорогой Г., в самом Тавризе не стесняются открыто насмехаться над нашей религией и над международным правом! Я вернулся домой, дрожа от негодования» (3, 409–410). Сохранились два поздних (май 1827) письма Г. к бывшему своему начальнику, Мазаровичу, чья деятельность отныне направляется и контролируется именно Г.: «Дорогой Мазарович, какую дополнительную статью вы составили по-персидски в пользу наших купцов? Если у вас есть черновик, прошу вас одолжить его мне, и поверьте, если статья эта, как я не сомневаюсь, поддерживает интересы нашей коммерции, то главнокомандующий сумеет ее оценить и в свое время представить на одобрение императорского министерства, указав на то, что вы ее автор»; «Дорогой Мазарович. Ваши заметки о Персии изобилуют оригинальными наблюдениями. Жаль, что это только, так сказать, эскиз, Во всяком случае, то, о чем вы там упоминаете, вызывает во мне большое желание услышать от вас более пространное изложение на эту тему…» (3, 125). (О С. И. Мазаровиче см.: Дослан И. А. С. Грибоедов и доктор из Пераста С. И. Мазарович // Прилози проучавању српско-руских књижевних веза. Нови Сад, 1980. С. 137–154).