Афанасий Никитин

Афанасий Никитин (ум. до 1475 г.) — тверской купец, автор «Хожения за три моря» — рассказа о путешествии в Индию и описания этой страны.

Биографические сведения о А. Н. известны нам только из «Хожения» и летописного текста, содержащего одну из его редакций. В летописи рассказывается, что «написание Офонаса тверитина купца» попало к летописцу в 1475 г. через дьяка Василия Мамырева после того, как А. Н. на обратном пути, «Смоленьска не дошед, умер». Даты отъезда и возвращения А. Н. летописцу известны не были, но он выяснил, что великокняжеский посол Василий Папин, одновременно с которым А. Н. начинал свое путешествие, ходил на Северный Кавказ «за год до казанского похода» князя Юрия, т. е. за год до одного из походов брата Ивана III Юрия Васильевича на Казань в 1467—1469 гг. Очевидно, это путешествие не могло начаться ранее 1466 г., ибо в этом году вступил на престол упомянутый в «Хожении» Касим-султан. Таким образом, путешествие А. Н. происходило между 1466 и 1475 гг. В научной литературе до последнего времени путешествие А. Н. датировалось 1466—1472 гг. на основе не очень ясных указаний Никитина о времени, когда он праздновал «Велик день» (пасху) в Ормузе (Гурмызе). Однако сам А. Н. неоднократно указывал, что не мог в Индии точно определить время пасхи и «гадал по приметам», исходя из мусульманских праздников. Расчет на основе указаний А. П. на мусульманские праздники (курбан-байрам) и сопоставление его известий по истории Индии с данными индо-персидских источников дают основание датировать путешествие А. Н. скорее 1471—1474 гг. (Л. С. Семенов).

В научной и научно-популярной литературе путешествию А. Н. часто придается большой практический или даже государственный смысл — А. Н. рассматривается как «торговый разведчик» Ивана III, «предприимчивый купец», разыскивавший некогда существовавший, но потерянный путь в Индию; особое значение придается тому, что его записки передал одному из летописцев Василий Мамырев, в котором видят «дьяка посольского приказа» (М. Н. Тихомиров, Н. В. Водовозов, Н. И. Прокофьев). Текст «Хожения» никак не подтверждает такого взгляда. Отправившийся в Северный Азербайджан (Ширван), А. Н. имел с собой, как видно из летописной редакции «Хожения», только верительные грамоты своего государя — великого князя Михаила Борисовича Тверского и тверского архиепископа. Он пытался было пристроиться в шедшему по Волге каравану московского посла в Ширван Василия Папина, но разминулся с ним и встретил Папина лишь в Дербенте. Под Астраханью А. Н. и его товарищи были ограблены ногайскими татарами; они обратились к «ширваншаху» (местному государю) и послу Папину, но помощи не получили: «И мы заплакав да разошлися кои куды: у кого есть на Руси, и тот пошел на Русь, а кой должен, а тот пошел, куда его очи понесли». В числе тех, кто имел долги на Руси, и кому путь домой был закрыт из-за опасности разорения и несостоятельного должничества, был А. Н. Направившийся «от многой беды» из Дербента в Баку и в Персию, вдоль «Хвалитьского» (Каспийского) моря, а оттуда через Гурмыз и «Индийское море» в Индию, А. Н. явно не имел с собой каких-либо значительных товаров. Единственный товар, который он, судя по «Хожению», рассчитывал продать в Индии, был привезенный им с большим трудом конь, да и то этот товар принес ему больше неприятностей, чем дохода: мусульманский хан Чюнера (Джунира) отобрал у него коня, требуя, чтобы А. Н. перешел в ислам, и только помощь знакомого персидского купца помогла путешественнику вернуть назад его собственность. Не достигнув каких-либо торговых успехов, А. Н. пришел к весьма пессимистическому выводу о возможностях торговли в Индии для русских купцов: «Мене залгали псы бесермены, а сказывали всего много нашего товара, ано нет ничего на нашу землю; все товар белой на бесерменьскую землю, перец да краска, то и дешево... А пошлин много, а на море разбойников много». Едва ли можно рассматривать путешествие А. Н. как важный этап в истории европейских географических открытий XV—XVI вв. и говорить о приоритете А. Н. по отношению к португальскому путешественнику Васко да Гаме: в это время сама Португалия еще не была «открыта» Россией, а Россия — Португалией; русские земли входили в совсем иную географическую систему, чем страны западного Средиземноморья.

Василий Мамырев, получивший записки А. Н., никогда не был посольским дьяком. Путешествие А. Н. было предпринято на свой риск и страх, без какой-либо официальной помощи. Однако именно это обстоятельство делает его подвиг особенно поразительным. Когда А. Н. через шесть лет после начала своего путешествия с бесчисленными трудами, через «Стембольское» (Черное) море, вернулся на Русь, он едва ли был более способен расплатиться с долгами, чем в начале пути. Единственным плодом путешествия А. Н. были его записки — «Хожение за три моря».

«Хожение за три моря» дошло в двух изводах конца XV в. — Летописном, сохранившемся в летописях Львовской и Софийской II; основанных на своде 1518 г., в свою очередь отразившем независимый летописный свод 80-х гг. XV в., и Троицком (Ермолинском) сборнике конца XV в. ГБЛ, 304, III, № 4, содержащем также летопись Ермолинскую; к Троицкому изводу восходит и Сухановский извод «Хожения» XVII в. (дошедший в двух списках), где памятник подвергся существенной идеологической редактуре. Кроме того, небольшие отрывки из «Хожения», имеющие совпадения с Троицким изводом, дошли в сборнике конца XV в. — ГБЛ, ф. 178, собр. Музейное, № 3271.

Вопрос о происхождении редакций «Хожения» решался в научной литературе по-разному. И. И. Срезневский полагал, что основные редакции XV—XVI вв. имели своим источником различные версии авторского текста, которые А. Н., переписывая, исправлял и изменял. Мнение о «Хожении», как о сочинении, написанном А. Н. после окончания путешествия, было поддержано и другими авторами (Н. С. Трубецкой, Н. В. Водовозов и др.). Представляется, однако, более убедительным мнение, что А. Н. не успел закончить и оформить свои записки и оставил только один вариант своего сочинения (В. П. Адрианова-Перетц, Р. Терегулова, Г. П. Уханев); две версии были созданы уже редакторами — переписчиками конца XV — начала XVI в. При этом, по-видимому, Летописный и Троицкий изводы восходили, независимо друг от друга, к архетипу (авторскому тексту); в Троицком изводе текст подвергся более значительной обработке — были устранены некоторые черты, отражающие тверское происхождение автора, сглажены элементы просторечия.

«Хожение за три моря» — чрезвычайно своеобразный памятник древнерусской литературы. Своеобразие его часто воспринималось как следствие сознательной стилизации, осуществленной А. Н. при написании книги уже после возвращения из путешествия; в многочисленных записях А. Н. на особом тюркском жаргоне видели особый литературный прием — стремление придать «экзотичность» повествованию. Н. С. Трубецкой считал характерным для «Хожения» чередование «довольно длинных отрезков спокойного изложения с более короткими отрезками религиозно-лирических отступлений», причем в расположении «отрезков спокойного изложения» обнаруживалась, по мнению исследователя, «поразительная симметрия»: «статичность» этих описаний нарастала от начала повествования к середине, а к концу они вновь обретали «динамический» характер. Однако симметрическое расположение фрагментов «Хожения» не было доказано Н. С. Трубецким; разделение текста на отрезки «спокойного изложения» и «религиозно-лирические отступления» сугубо субъективно; ряд отрывков, отнесенных к числу «религиозно-лирических», включает описания и «статического» и «динамического» характера, несколько разделов совсем не учтено в этой схеме.

Предположение о написании «Хожения» в то короткое время, которое осталось А. Н. жить после возвращения из путешествия, весьма сомнительно. А. Н. вернулся в Россию (в Западную, Литовскую Русь) уже, очевидно, больным — он умер, не добравшись до Смоленска. Записи его доведены до приезда в Крым на обратном пути, самый характер записей указывает на их современность событиям. Единственный литературный жанр древней письменности, с которым «Хожение за три моря» обнаруживает явное сходство, это «хожения» или «паломники» в Святую землю — такие, например, как «Хождение» игумена Даниила или описания путешествий на Флорентийский собор в 1439 г. Как и рассказы паломников, «Хожение за три моря» было путевым дневником, хотя и ведшимся не ежедневно, а через какие-то временные интервалы; ведя записи о своих приключениях, автор явно еще не знал, как они окончатся: «Уже проидоша 2 Великыа дни в бесерменьской земле, а христианства не оставих; далее бог ведает, что будетъ... Пути не знаю, иже камо поиду из Гундустана...». Впоследствии А. Н. все-таки нашел путь «из Гундустана», но и в последней части записи его странствий точно следуют за ходом путешествия и обрываются на прибытии в Кафу (Феодосию).

Литературное значение «Хожения за три моря» определяется именно тем обстоятельством, что оно было совершенно неофициальным памятником, свободным от канонов и традиций древнерусской церковной или официальной светской литературы. Даже сходство «Хожения» А. Н. с «хожениями» паломников было чисто внешним — путешествие его, как мы знаем, имело не «деловой» и не религиозно-ритуальный, а совершенно личный характер. Записывая свои впечатления на чужбине, А. Н., вероятно, надеялся, что «Хожение» когда-нибудь прочтут «братья рустии християне»; опасаясь недружественных глаз, он записывал наиболее рискованные мысли не по-русски. Но все эти читатели предвиделись им в будущем. Пока же А. Н. просто, но с поразительным умением выделить «сильные детали», описывал то, что он видел вокруг: «И тут есть Индийская страна, и люди ходят все наги... А детей у них много, а мужики и жонки все наги, а все черныя: аз куды хожу, ино за мной людей много, да дивуются белому человеку...».

Попавший в чужую страну, тверской купец далеко не все понимал в окружающей обстановке. Как и большинство людей, оказавшихся вдали от родной земли, он мог преувеличивать услышанное, делая поспешные обобщения — например, в рассказе о пристрастии «черных женок» в стране «Чин и Мачин» (Китае) к чужеземцам: «А жены их с мужи своими спять в день, а ночи жены их ходять к гарипом да спять с гарипы», причем еще платят им «олафу» (жалованье), «да приносят с собою яству сахорную да вино сахарное, да кормять да поят гостей, чтобы ее любил, а любят гостей людей белых, занже их люди черные велми; а у которые жены от гостя зачнется дитя, и муж дает алафу...». О некотором легковерии А. Н. свидетельствуют и его рассказы о птице «гукук», испускающей изо рта огонь, и о «князе обезьянском», который посылает многочисленную обезьянью рать на своих противников (отголосок индийских сказаний о Ханумане).

Но там, где А. Н. опирался не на рассказы своих собеседников, а на собственные наблюдения, взгляд его оказывался верным и трезвым. Индия, увиденная А. Н., совсем не походила на полную «всякого богатьства» страну, где все счастливы «и нет ни татя, ни разбойника, ни завидливого человека», описанную в Сказании об Индийском царстве. Несмотря на все своеобразие Индии по сравнению с русскими землями, А. Н. увидел в ней хорошо знакомую ему картину человеческих отношений: «А земля людна вельми, и сельскыя люди голы вельми, а бояре сильны добре, и пышны вельми». А. Н. пребывал в основном на территории наиболее сильного мусульманского государства южной Индии — государства Бахманидов со столицей в «Бедере» (Бидаре), он был свидетелем войн, который вел визирь Бахманидов Махмуд Гаван (носивший титул «старшина купцов», «мелик-ут-туджар», в связи с чем А. Н. называл его «мелик-тучар») с соседними индуистскими государствами. А. Н. отчетливо осознавал разницу между завоевателями — «бесерменами» и основным населением — «гундустанцами»; он отметил, что из 26 визирей, вышедших в военный поход, было только 4 индийских визиря, «и султан ополелся на индеян, што мало вышло с ним». Заметил он и то, что мусульманский хан «ездит на людях», хотя «слонов у него и коний много добрых», а «гундустанции все пешеходы... а все наги да босы». «Гарип» (чужеземец), обиженный «бесерменским» ханом, А. Н. сообщил «индеянам», что он «не бесерменин»; он не без гордости отметил, что «индеяне», тщательно скрывающие от мусульман свою повседневную жизнь, от него не стали «крытися» (скрываться) «ни в чем, ни в естве, ни о торговле, ни о маназу (молитве), на о иных вещех, ни жон своих не учали крыти».

В отличие от «индеян» (индуистов), «бесермене» (мусульмане) неоднократно пытались обратить А. Н. в ислам, и могущество мусульманского бехманидского султана не могло не произвести на него впечатления. «Такова сила султана индейскаго бесерменьскаго», — заметил он, перечислив огромное войско «Бидарекого князя», и прибавил по-тюркски: «А Мухаммедова вера им годится. А правую веру бог ведает». Это обстоятельство, по-видимому, оправдывало в глазах А. Н. пользование мусульманским именем («Хозя Юсуф Хорасани») и употребление мусульманских молитв. Одной из таких молитв (где в соответствии с Кораном, упоминается «Иса рух оало» — «Иисус дух божий») и заканчивается «Хожение».

Значит ли это, что А. Н. в Индии (как предполагает Г. Ленхофф) обратился в ислам? Такому предположению противоречат многократные заявления автора «Хожения» о его отпоре давлению «бесермен» и верности христианству — у нас нет оснований не верить этим заявлениям. Скорее можно предполагать иное. Пребывание А. Н. в Индии в роли бесправного «гарипа» (иноплеменника, метэка) и общение с представителями иных вер оказало, по-видимому влияние на его мировоззрение. Взгляды А. Н. могут быть определены как своего рода синкретический монотеизм, выраженный А. Н. в следующей формуле: «А правую веру бог ведаеть, а праваа вера бога единого знати, имя его призывати на всяком месте чисте чисту». Итак, признаками «правой веры» являются для А. Н. только единобожие и моральная чистота. Такое определение «правой веры» явно не укладывалось в рамки русского православия XV в., как и христианской ортодоксии вообще. Выходящим за рамки ортодоксии было, естественно, не само требование моральной «чистоты», а то обстоятельство, что такая «чистота» и единобожие объявлялись необходимыми и достаточными условиями «правой веры» (именно поэтому, очевидно, данная фраза, вместе с мусульманскими молитвами, была исключена из Сухановского извода). У нас нет данных о связях А. Н. с еретическим движением конца XV в. (такую связь предполагал А. И. Клибанов, но первые достоверные свидетельства о новгородско-московской ереси относятся к несколько более позднему времени), однако заслуживает внимания совпадение его взглядов с воззрениями еретиков, считавших, судя по сочинениям их противников, что человек, творящий «правду», «приятен» богу независимо от того, крещен он или нет.

Но несмотря на такие черты вольномыслия у А. Н., отрыв от родной земли воспринимался тверским путешественником очень болезненно. Любовь к родине не заслоняла для него очень острых воспоминаний о несправедливостях в родной земле, однако и эти несправедливости не стирали память о родине: «Русская земля да будет богом хранима!.. На этом свете нет страны, такой как она, хотя князья (тюркское «бегъляри» — «беки», «эмиры») Русской земли — не братья друг другу. Пусть же устроится Русская земля устроенной, хотя правды мало в ней!» (все эти слова написаны по-тюрко-персидски — приводим их в новом переводе А. Д. Желтякова). Рассуждения А. Н. об отсутствии «братских» отношений между русскими князьями перекликаются с идеями общерусского летописного свода середины XV в., получившего отражение в летописях Софийской I и Новгородской IV. Но в конце XV в. эти рассуждения, как и утверждение, что в Русской земле «правды мало», а также религиозные взгляды А. Н., если бы он стал их проповедовать, могли принести ему серьезные неприятности. Но этого не случилось: тверской купец умер, не добравшись до родной земли.

«Хожение за три моря» — не искусственно стилизованное сочинение, а человеческий документ поразительной художественной силы. Написанные для себя записки А. Н. представляют собой один из наиболее индивидуальных памятников Древней Руси. Образ автора, не сочиненный, а естественно выраженный благодаря писательскому таланту автора, ощущается в этом произведении несравненно ярче, чем в большинстве литературных памятников того времени: мы знаем А. Н., представляем его личность лучше, чем личность большинства русских писателей с древнейших времен до XVII в. И именно поэтому, когда мы читаем в «Хожении» слова сочувствия А. Н. «голым сельским людям» Индии, то эти слова зслуживают несравненно больше доверия, чем если бы они исходили от дипломата или «торгового разведчика».

«Хожение за три моря» — пример того стихийного возникновения художественной литературы из деловой письменности, которое характерно для XV в. Своей непосредственностью и конкретностью «Хожение за три моря» напоминает записку Иннокентия о последних днях жизни Пафнутия Боровского и предвосхищает величайший памятник древнерусской литературы — Житие протопопа Аввакума.

Научное издание «Хожения» по всем спискам и с разночтениями трижды выходило в свет в академической серии «Литературные памятники» (1948, 1958, 1986).

Изд .: ПСРЛ. СПб., 1853, т. 6, с. 330—358; СПб., 1910, т. 20, 1-япол., с. 302—313; Major R. Н. India in the XV century being a collection of narratives and voyages to India. London, 1857 (пер. наангл. яз.); Мeyer K. H. Die Fahrt des Athanasius Nikitin über drei Meere. Leipzig, 1920 (пер. на нем. яз.); Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466—1477 гг. М.; Л., 1948 (2-е изд., доп. и перераб. — М.; Л., 1958); Афанасий Никитин. Хожение за три моря / С перелож. ритмич. речью, предисл. и ком. Н. Водовозова. М., 1950; Putováni ruského kupce Afanasije Nikitina přes tře moře / Připravil V. Lesńy. Praha, 1951 (пер. на чеш. яз.); Willman-Grabowsha H. Atanasy Nikitin: Wedrówka za trzy morza. Wrocław, 1952 (пер. на польск. яз.); Хожение за три моря. М., 1960 (с пер. на англ. яз. и хинди); Die Fahrt der Afanasy Nikitin über drei Meere, 1466—1472, vom ihm selbst niedergeschrieben. München, 1966; Verdiani C. Afanasij Nikitin: Il viaggio al di là dei tre mari. Firenze, 1968 (пер. наит. яз.); Afanasy Nikitin’s Journey across three seas // Zenkovsky. Medieval Russia’s epics, chronicles, and tales. Newed. New York, 1974 (пер. на англ. яз.); Хожение за три моря Афанасия Никитина 1466—1472 г. / Предисл., подг. текста, пер., ком. П. И. Прокофьева. М., 1980; Athanase Nikitin. Le voyage au dela des trois mers. Paris, 1982 (пер. на фр. яз.); ПЛДР. 2-я пол. XV в. М., 1982, с. 443—477; Хожение за три моря / Изд. подг. Я. С. Лурье и Л. С. Семенов. Л., 1986.

Лит.: Карамзин Н. М. История государства Российского. СПб., 1817, т. 6, с. 344—346, примеч. 629; Срезневский И. И. Хожение за три моря Афанасия Никитина в 1466—1472 гг. // Учен. зап. II отд. имп. АН. СПб., 1856, т. 2, вып. 2; Минаев И. Старая Индия: Заметки на Хожение Афанасия Никитина. СПб., 1882 (отд. отт. из ЖМНП за 1881, № 6—7); Трубецкой Н. С. Хожение Афанасия Никитина как литературный памятник // Версты, 1926, № 1 (переизд. в кн.: Семиотика / Сост., вступ. ст. и общ. ред. Ю. С. Степанова. М., 1983, с. 437—461); Терегулова Р. Хожение Афанасия Никитина как памятник русского литературного языка XV в. // Учен. зап. Тамбов. гос. пед. ин-та, 1941, вып. 1, с. 136—157; Богданов В. В. Путешествие Афанасия Никитина // Изв. ВГО СССР. М.; Л., 1944, с. 74, вып. 6, с. 330—336; Кунин К. Путешествие Афанасия Никитина. М., 1947; Осипов А. М., Александров В. А., Гольдберг Н. М. Афанасий Никитин и его время. М., 1951 (2-е изд. М., 1956); Уханов Г. П. Синтаксис «Хожения за три моря». Автореф. канд. дис. Калинин, 1952; Ильин М. А. Афанасий Никитин — первый русский путешественник в Индию. Калинин, 1955; Водовозов Н. В. Записки Афанасия Никитина об Индии XV в. М., 1955; Зимин А. А. Новые списки «Хожения» Афанасия Никитина // ТОДРЛ. М.; Л., 1957, т. 13, с. 437—439; Клибанов А. И. 1) У истоков русской гуманистической мысли // Вестн. ист. мировой культуры, 1958, вып. 2, с. 45—66; 2) Свободомыслие в Твери в XIV—XV вв. // Вопр. ист. рел. и атеизма. М., 1958, вып. 6, с. 45—66; Verdiani С. Il ms. Troickij del «Viaggio» di A. Nikitin // Studi in onore di E. Lo Gatto e G. Maver. Firenze, 1962, p. 673—683; Лурье Я. С. Подвиг Афанасия Никитина // Изв. ВГО СССР, 1967, т. 99, № 5, с. 435—442; Кучкин В. А. Судьба «Хожения за три моря» Афанасия Никитина в древнерусской письменности // ВИ, 1969, № 5, с. 67—78; Виташевская М. Н. Странствия Афанасия Никитина. М., 1972. Лихачев Д. С. «Хожение за три моря» Афанасия Никитина // Лихачев Д. С. Великое наследие. Классические произведения литературы древней Руси. М., 1975, с. 259—265; Семенов Л. С. 1) К датировке путешествия Афанасия Никитина // Вспомог. ист. дисц. Л., 1978, т. 9, с. 134—148; 2) Путешествие Афанасия Никитина. М., 1980; Lenhoff G. 1) Beyond Three Seas: Afanasij Nikitin’s Journey from Orthodoxy to Apostasy // East European Quarterly, 1979, vol. 13, p. 432—447; 2) Trubetzkoy’s «Afanasii Nikitin» Reconsidered // Canadian-American Slavic Studies (Winter 1984), 18, № 4, p. 377—392. Успенский Б. А. К проблеме христианско-языческого синкретизма в истории русской культуры. 2. Дуалистический характер русской культуры на материале «Хожения за три моря» Афанасия Никитина // Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979, с. 60—62.

Доп.: Лихачев Д. С. 1) Великое наследие. М., 1975. С. 259—265; 2) Литература — реальность — литература. Л., 1981. С. 151—154; 3) Великий путь: Становление русской литературы XI—XVII вв. М., 1987. С. 138—139.

Я. С. Лурье