Путевые записки (письма)

Минимизировать
— 283 —

Путевые записки (письма). Во время своих постоянных и длительных путешествий Г. обычно кратко фиксировал на бумаге свои путевые впечатления. Путевые заметки за 1818–1827 гг. велись с разной степенью подробности и, по-видимому, рассматривались автором как материал для будущих произведений, разнообразных по жанру (дневник, дружеская переписка, рассказ и т. д.), хотя он и замечал: «Ни строчки моего путешествия не выдам в свет, даром что Катенин жалеет об этом и поощряет меня делать замечания, что для меня чрезвычайно лестно, но я не умею разбалтывать ученость; книги мои в чемоданах, и некогда их разрывать; жмусь, когда холодно, расстегиваюсь, когда тепло, не справляюсь с термометром и не записываю, сколько ртуть поднимается или опускается, не припадаю к земле, чтобы распознать ее свойство, не придумываю по обнаженным кустам — к какому роду принадлежит их зелень» (2, 296). Заметки были вплетены в Черновую тетрадь без соблюдения точной последовательности записей. Д. А. Смирнов попытался систематизировать эти записи (хотя и не вполне корректно) и опубликовал в извлечениях, дав некоторые из них в своем пересказе. Здесь запечатлены некоторые грибоедовские маршруты: по Военно-Грузинской дороге до Тифлиса 13–20 октября 1818 года; из Тифлиса в Тегеран, с подарками Фетх-Али-шаху, в январе-феврале 1819 г.; из Тегерана в Султанею, летнюю резиденцию шаха, — в июле, потом обратно в Тифлис в августе 1820 года и, наконец, возвращение в Тавриз в январе 1821 года. Отправляясь в 1818 г. в Персию, Грибоедов, видимо, предполагал литературно оформить свои путевые впечатления в виде популярного
— 284 —

в те годы жанра путешествий. Уже в кратких конспективных записях отчетливо прослеживается художественное начало — ср., например: «Пускаемся вперед с десятью казаками. Пасмурно, разные виды на горах. Снег, как полотно, навешан в складки, золотистые холмы по временам. Шум от Терека, от низвержений в горах. Едем по берегу, он течет между диких и зеленых круглых камушков; тьма обломков, которые за собой влечет из гор. Дубняк. Судьбище птиц: как отца и мать не почтет — сослать…» (2, 287–288). Вполне обработаны записи 29.1– 13.2.1819, оформленные в виде дорожных писем к С. Бегичеву. Форма писем к друзьям была наиболее распространенной в этом жанре.
 
Очевидна постоянная гражданская направленность путевых писем Г. Именно на Востоке писатель столкнулся с особо откровенными формами деспотизма, внушавшего ему отвращение. Политические пристрастия Грибоедова прорываются то в колоритной зарисовке эриванского сардаря, то в неожиданном сравнении («В навруз мы, как революционные офицеры <…> въезжаем через крытые ворота; на обширной площади много народу» — 2, 310), то в поэтизации «естественных нравов»: «А хорошо было ночевать Мафусаилам и Ламехам; первый, кто молотом сгибал железо, первый, кто изобретал цевницу и гусли, — славой и любовью награждался в обширном своем семействе» (2, 298). В свою очередь, исторические параллели и воспоминания углубляли оценку современных событий, предвосхищая в отдельных случаях мотивы и образы комедии «Горе от ума». Так, 4.2.1819 Г. записывает, что на обеде у Мегмед-бека встретился с человеком, «который хотя и называется англичанином, а, право, нельзя ручаться — из каких он, этот аноним, только рассыпался в нелепых рассказах о том, что делается за морем, — я видел в нем Маржерета, выходца при Дмитрии, прозванном Самозванцем, и всякого другого бродящего иностранца того времени, который в наших теремах пил, ел, разживался и, возвратясь к своим, ругательством платил русским за русское хлебосольство» (2, 302–303). Это первый грибоедовский эскиз одного из «вертунов залетных из-за Рейна», которым будет посвящено немало строк в Г.о.у. (Краснов П. С. Путевые письма Грибоедова // Творчество. С. 206–211).