Москва

Минимизировать
— 251 —

Москва. «Отечество, сродство и дом мой в Москве», — писал Г. (3, 20). В конце XVIII в. Грибоедовы жили на Пречистенке, в доме Федора Михайловича Вельяминова, а в 1795 году перебрались уже на Остоженку, в дом Парасковьи Шушириной (ныне — Остоженка, 34), пока не обосновались на Новинском бульваре (ныне д. 17; на нем — мемориальная доска), где перед войной жил Г. Снова попал туда проездом он только в 1818 г., а в 1823–1824 гг. здесь заканчивал свое Г.о.у., где запечатлел Москву послевоенную со всеми ее колоритными уголками. «Под городом, — гласит справка, — земли 16 120 800 кв. сажень <1 кв. сажень равна 4,552 кв. м.> Он разделен на 20 частей, в коих 90 кварталов. Мостовой в городе казенной — 7 139, городской — 19 326, а обывательской 572 289 1/2 кв. сажень» (СO. 1817. Ч. 36. № 7. С. 35). Московские расстояния из конца в конец в грибоедовское время достигали до семи верст. Протяженности улиц способствовал усадебный принцип застройки Москвы. «С какою радостью, — писал Загоскин, — возвратился я опять на свое старое пепелище! Когда я въехал в Калужскую заставу, Москва показалась мне обетованною страною, земным раем и самым прекраснейшим городом в мире <…>. Сначала бесконечная Калужская улица, то есть длинное песчаное поле, по одной стороне которого разбросаны огромные каменные здания, а по другой тянется длинный ряд плохих деревянных домов, потом неопрятный рынок с запачканными лавками, а там Крымский брод со своими грязными огородами и безобразным деревянным мостом. Дальше Зубовский бульвар с тощими липами; рядом с каменными палатами домики, конечно, довольно красивые, но все-таки деревянные. Везде какое-то странное смешение городской роскоши с сельской простотою. Везде сады, огороды, овраги, горы, целые поля…» (Загоскин М. Н. Полное собрание сочинений. Т. 7. С. 296–297). Скалозубовское, по обыкновению для него неловкое, определение: «Пожар способствовал ей много к украшенью», — в сущности, отзывалось банальностью, которая была в то время на устах у всех, особенно у приезжих, удивленных быстрым возрождением из пепла опустошенного неприятелем города. На месте пепелищ возникала ампирная Москва дворянских особняков. Уже в 1813 году Мерзляков писал: «С нами совершаются чудеса божественные <…>. Москва, разрушенная, опустошенная, уже лучший город России. Уже все, что нужда, удобность, удовольствие, самая роскошь может требовать, находится в ней с изобилием <…>. Топор стучит в тысячах рук, кровли наводятся; целые опустошенные переулки становятся по-прежнему застроенными; улицы заставлены обозом с лесом и материалами; народу тьма; нигде нет проезда, а особливо в теперешнее время — деятельность неизъяснимая! Наверно полагать, что к весне будет готово домов около тысячи отделанных <…>. Возрожденный Английский клуб <…> свидетельствует свое почтение» (РА. 1865. Стлб. 1072–1073). Следы пожара, однако, долго еще сохранялись. Прибывший в Москву в 1821 году современник пишет: «Едем по большой Немецкой улице — все дома новы, свежи, чисты, нигде и следов пожара, но стоило только свернуть с большой улицы в любой переулок, чтобы увидеть другое. Нескончаемые пустыри, усеянные развалившимися печами с торчащими над ними трубами между репейников и крапивы, представляли для глаз картину страшного истребления» (Селиванов В. Предания и воспоминания. СПб., 1881. С. 198).
 
После появления Г.о.у. в русской культуре утвердилось определение «Гри-
— 253 —

боедовская Москва» — едва ли не первым в печати его употребил Вяземский. Под таким же названием печаталась в РА переписка двух московских барышень, а также написанная по материалам семейного архива Римских-Корсаковых книга М. О. Гершензона (1913) — их дом на Тверском бульваре (снесен, на месте д. 3 по Пушкинской площади), по преданию, отождествлялся с «домом Фамусова».
 
В 1959 г. в Москве установлен памятник Г. (скульптор А. А. Мануйлов, архитектор А. А. Заварзин).