"Частные случаи петербургского наводнения"

Минимизировать
— 371 —

«Частные случаи петербургского наводнения». Статья впервые опубликована: РСл. 1859. Май. № 5. С. 69–74, по Черн. тетр. Публикатор статьи Д. А. Смирнов не снабдил текст какими-либо пояснениями, отметив только, что название дано самим Г. в рукописи (см.: РСл. 1859. Май. № 5. С. 61).
 
Написано под непосредственным впечатлением от наводнения 7.11.1824, очевидцем которого был Г. Накануне всю ночь с моря дул сильный ветер; предупреждая об опасности, палили пушки Петропавловской крепости: вода достигла критического уровня. Однако еще утром никто не представлял себе размеры грядущего бедствия. Вода начала стремительно прибывать с 9 часов, а спустя полтора-два часа вся Коломна была затоплена. Проснувшись в этот день в одиннадцать часов, Г. увидел в окно быстрые потоки, устремившиеся по улице. Вскоре вода выступила из-под пола, и пришлось перебраться на второй этаж. Оттуда картина наводнения была еще более устрашающей. «В окна вид ужасный, — вспоминал в своем очерке несколькими днями позже Г., — где за час пролегала оживленная, проезжая улица, катились ярые волны с ревом и пеною, вихри не умолкали. К Театральной площади, от конца Торговой и со взморья, горизонт приметно понижается; оттуда бугры и холмы один на другом ложились в виде неудержимого водоската. Свирепые ветры дули прямо по протяжению улицы, порывом коих скоро вздымается быстрая река. Она мгновенно мелким дождем прыщет в воздухе, и выше растет и быстрее мчится… Первая — гобвахта какая-то, сорванная с места, пронеслась к Кашину мосту, который тоже был сломлен и опрокинут; лошадь с дрожками долго боролась со смертию, наконец уступила напору и увлечена была из виду вон; потом поплыли беспрерывно связи, отломки от строений, дрова, бревна и доски — от судов ли разбитых, от домов ли разрушенных, различать было невозможно. Вид стеснен был противустоящими домами; я через смежную квартиру Погодина побежал и взобрался под самую кровлю, раскрыл все слуховые окна. Ветер сильнейший, и в панораме про-
— 372 —

странное зрелище бедствий. С правой стороны (стоя задом к Торговой) поперечный рукав на место улицы между Офицерской и Торговой; далее часть площади в виде широкого залива, прямо и слева Офицерская и Английский проспект и множество перекрестков, где водоворот сносил громады мостовых развалин; они плотно спирались, их с тротуаров вскоре отбивало; в самой отдаленности хаос, океан, смутное смешение хлябей, которые отовсюду обтекали видимую часть города…» (2, 267–268). Несколько дней газеты молчали о наводнении. Потом появилось официальное сообщение о том, что 7 ноября погибло 480 человек. По слухам же число погибших достигало нескольких тысяч. В журналах промелькнули заметки о некоторых подробностях стихийного бедствия, но вскоре запретили кому бы то ни было касаться этой темы в печати, чтобы не сеять настроений недовольства. Статью Г. «Частные случаи петербургского наводнения» напечатать не удалось. «На другой день поутру, — писалось в ней, — я пошел осматривать следствия стихийного разрушения. Кашин и Поцелуев мосты были сдвинуты с места. Я поворотил вдоль Пряжки. Набережные, железные перилы и гранитные пилястры лежали лоском. Храповицкий мост отторгнут от мостовых укреплений, неспособный к проезду. Я перешел через него, и возле дома графини Бобринской, среди улицы, очутился мост с Галерного канала; на Большой Галерной раздутые трупы коров и лошадей. Я воротился опять к Храповицкому мосту и вдоль Пряжки и ее изрытой набережной дошел до другого моста, который накануне отправило вдоль по Офицерской. Бертов мост тоже исчез. По плавучему лесу и по наваленным поленам, погружаясь в воду то одной ногою, то другою, добрался я до Матисовых тоней. Вид открыт был на Васильевский остров. Тут, в окрестности, не существовало уже нескольких сот домов; один, и то безобразная груда, в которой фундамент и крыша — все было перемешано; я подивился, как и это уцелело. — Это не здешние; отсюдова строения бог ведает куда унесло, а это прибило сюда с Ивановской гавани <…>. Между тем подошло несколько любопытных. Далее нельзя было идти по развалинам; я приговорил ялик и пустился в Неву; мы поплыли в Галерную гавань; но сильный ветер прибил меня к Сальным буянам, где на возвышенном гранитном берегу стояло двухмачтовое чухонское судно, необыкновенной силою так высоко взмощенное; кругом поврежденные огромные суда, издалека туда заброшенные <…>. Возвращаясь по Мясной, во втором доме от Екатерингофского проспекта заглянул я в нижние окна. Три покойника лежало уже, обвитые простиралами, на трех столах… На Торговой, недалеко от моей квартиры, стоял пароход на суше. Необыкновенные события придают духу сильную внешнюю деятельность; я не мог оставаться на месте и поехал на Английскую набережную. Большая часть ее загромождена была частями развалившихся судов и их груза. На дрожках нельзя было пробраться; перешед с половину версты, я воротился; вид стольких различных предметов, беспорядочно разметанных, становился однообразным…» (2, 269–270). Писалась статья, по-видимому, в ноябре 1824 г. (в конце сказано: «Теперь прошло несколько времени со дня грозного происшествия»). Как видно из текста статьи, Г. предполагал издать свое «сказание» в виде отдельной брошюры: «Г-да Греч и Булгарин берутся его дополнить всем, что окажется истинно замечательным, при втором издании этой тетрадки, если первое скоро разойдется и меня здесь уже не будет». О том, что издание предполагалось осуществить срочно, говорит и заключительная фраза, что друзья автора «в отдаленной Грузии» узнают об его участи «посредством сих листков». «Замечательно, — отмечал современник, — что известия о наводнении не были напечатаны ни в одной газете, делали тайну из того, чему было 400 000 свидетелей. Это довольно характеризует время. Только через год позволено было г. Аллеру, эконому Смольного монастыря, напечатать брошюру с описанием подробностей наводнения, и немного ранее граф Хвостов воспевал их в напечатанном дифирамбе» (PC. 1874. Т. 11. С. 673). Первые краткие упоминания о наводнении появились в петербургских
— 373 —

газетах только через неделю. Булгарину удалось вскоре после наводнения напечатать в издаваемых им «Литературных листках» «Письмо к приятелю о наводнении, бывшем в С.-Петербурге 7 ноября 1824 г.» (Литературные листки. 1824. Ч. 4. Ноябрь. № 21–22. С. 65–81; Дек. № 23–24. С. 175– 177). Статья Булгарина с некоторыми дополнениями вошла в брошюру В. Н. Берха «Подробное историческое известие о всех наводнениях, бывших в Санкт-Петербурге» (СПб., 1826). В 1826 г. вышла и книга С. Аллера «Описание наводнения, бывшего в Санкт-Петербурге 7 числа ноября 1824 г.». В ней большое место занимают официальные документы, правительственные распоряжения, сведения о помощи пострадавшим, о собранных средствах, правительственной помощи и т. п. Официальная тенденция всех публикаций о наводнении сводилась к тому, чтобы приуменьшить число жертв и потерь и всячески подчеркнуть размеры правительственной помощи, факты мужества и взаимовыручки граждан, а также чудесные случаи благополучного спасения отдельных жителей. В таком же официально-бодром тоне откликнулась на годовщину наводнения «Северная пчела» (1825. 7 ноября. № 34) в заметке «Петербургские записки. Чувствования санкт-петербургского жителя в день 7 ноября». Заметка посвящена в основном оказанию от правительства, царя и частных лиц помощи пострадавшим. Она заканчивается утверждением, что сейчас «столица цветет по-прежнему, слезы несчастных осушены, участь их обеспечена». Большинство мемуарной литературы о наводнении 1824 г. относится к более позднему времени. Часть ее собрана в кн.: «„Город над морем“, или Блистательный Санкт-Петербург» (Л., 1996. С. 166–260). Статья Г., написанная сразу, по горячим следам, содержит неприкрашенные картины петербургской трагедии.
 
По предположению Н. В. Измайлова, Г. в марте-апреле 1828 г., встречаясь в Петербурге с Пушкиным, давал ему читать свою статью о наводнении; по крайней мере, только в ней Пушкин мог прочесть о том, что «В эту роковую минуту государь явился на балконе» (Пушкин А. С. Медный всадник. Л., 1978. С. 116). То, что Г. давал читать свою неопубликованную статью многим современникам, подтверждается косвенно замечанием Д. А. Смирнова, который не мог разобрать слово в публикуемой рукописи, так как она была «стерта и захвачена руками» (РСл. 1859. № 5. С. 115).