О СМЯТЕНИИ И МЕЖДОУСОБИИ И ОТСТУПЛЕНИИ ПСКОВИЧ ОТ
МОСКОВСКАГО ГОСУДАРЬСТВА; И КАКО БЫША ПОСЛѢДИ
БѢДЬІ И НАПАСТИ НА ГРАД ПСКОВЪ ОТ НАШЕСТВИЯ ПОГАНЫХ И
ПЛЕНЕНИЯ, ПОЖАР И ГЛАД; И ОТКУДУ НАЧАША ЗЛАЯ СИЯ БЫТИ И В КОЕ ВРЕМЯ
О СМУТЕ И РАЗДОРАХ И ОТСТУПНИЧЕСТВЕ ПСКОВИЧЕЙ ОТ
МОСКОВСКОГО ГОСУДАРСТВА, И КАКИЕ БЫЛИ ПОТОМ В ГРАДЕ ПСКОВЕ БЕДЫ И НАПАСТИ ОТ
НАШЕСТВИЯ И ЗАВОЕВАНИЯ ПОГАНЫМИ, ПОЖАР И ГОЛОД; И ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ НЕСЧАСТЬЯ ЭТИ
И В КАКОЕ ВРЕМЯ
В лѣто 7115-го, егда убиенъ бысть на Москвѣ
ложный царь, назвавыйся Дмитрей; молитвами Пречистыя Богородица и великихъ
чюдотворцов не попусти Богъ ему разорити християнския вѣры и церкви превратити
в латинство, якоже той окаянный умысли; но лѣто едино бысть и вскоре убиенъ
бысть. И по том сяде на царство князь Василей Шуйской, и отпусти царицу
Маринку,[1]
воровскую литовку, с литвою во свою землю, и повелѣ ихъ проводити до границы. И
приидоша на Сѣверу,[2]
и присташа к ним рустии людие, и засѣдоша грады, и царя собѣ ложнаго устроиша
паки. И царь Василей многащи посылая на нихъ рати и сам ходи, но ничто же успѣ;
смятоша бо ся людие и прельстишася, грѣхъ ради нашихъ Богу попустившу; приидоша
и под самый царствующий градъ и обседоша;[3]
и бысть глад велий, ниоткуду же помощи надѣющеся.
В год 7115-й (1606) был убит в Москве
лжецарь, назвавший себя Дмитрием; благодаря молитвам Пречистой Богородицы и
великих чудотворцев не допустил Бог уничтожения христианской веры и обращения
церкви в латинство, как замыслил то окаянный; только одно лето был он царем и
вскоре был убит. И после него сел на царство князь Василий Шуйский, и отпустил
царицу Маринку, преступную литовку, вместе с литовцами в их землю, и повелел
проводить их до границы. И пришли они в Северские земли, и присоединились к ним
русские люди, и заняли города, и нашли себе опять лжецаря. И царь Василий много
раз посылал на них войска и сам ходил, но безуспешно; взволновались люди и
соблазнились <то Бог допустил за грехи наши>; пришли
даже к царствующему граду и осадили его; и был голод сильный, и ниоткуда не
ждали помощи.
И посла царь племянника своего князя
Михаила Скопина[4]
в Новъград, и посла и за море наяти нѣмецъ в помощь собѣ противу Литвы. В то же
время, месяца августа, явишася во псковских пригородѣхъ смутные грамоты от вора
испод Москвы на прелесть малодушным, и возмутишася людие и начаша крестъ ему
целовати. В то же время вскоре преставися епископъ Генадей[5]
от кручины, слышав таку прелесть. Такоже и во Пскове смятошася людие, слышавше
нѣкоего грядуща от ложнаго царя[6]
с малою ратию. Воеводы же видевше толико смятение в народе, и много укрепляху
их, и не могоща увѣщати. В то же время народи похваташа лутчих людей, гостей, и
пометаша я в темницу, воеводы же послаша в Новъгород, дабы прислали рати в
помощь во Псковъ. В то же время нѣкто враг креста Христова вложи имъ то слово,
что нѣмцы будут во Псковъ; слышали бяху преже, что послал царь по нѣмец, но не
бѣ еще пришли из заморья в Новъгородъ. И тогда возопивше нѣцыи мятежницы в
народе, яко нѣмцы пришли суть от Иванягорода к мосту на Великой рекѣ. И в той
час возмутишася вси и похваташа воевод, всадиша в темницу, а сами послаша по
воровского воеводу, по Федку Плещеева, и целоваша крестъ вору ложно, и начаша быти
в своей воли, и отложишася от Московского государства ложному царю, и быша в
своей воли возбеснѣвше, и лихоимством разгорѣшася на чюжде имѣние.
И
послал царь племянника своего, князя Михаила Скопина, в Новгород, и послал его
за море нанять немцев на помощь себе в войне с Литвой. В то же время, в августе
месяце, в псковских пригородах появились крамольные грамоты от вора из-под
Москвы на прелыцение малодушных, и соблазнились люди, и начали ему крест
целовать. Тогда же вскоре преставился епископ Геннадий от горя, услышав о таком
соблазне. Также и в Пскове взволновались люди, услышав о том, что от лжецаря
идет кто-то с небольшим войском. Воеводы же, увидев такое волнение народа,
долго успокаивали его, но не смогли остановить. Тогда народ схватил лучших
людей, купцов и бросил их в темницу, воеводы же послали в Новгород с просьбой
прислать в Псков войско на помощь. В это же время некто враг креста Христова
пустил слух, что немцы идут в Псков; и слышали прежде, что послал царь за
немцами, но те еще не пришли из-за моря в Новгород. И тогда в народе стали
кричать какие-то мятежники, что немцы уже пришли от Ивангорода к мосту на
Великой реке. И тотчас все поднялись и схватили воевод, посадили в темницу, а
сами послали за воровским воеводой Федькой Плещеевым, и целовали крест вору, и
начали жить по своей воле, и отошли от Московского государства, и подчинились
лжецарю, и обезумели, живя по своей воле, и в жадности разгорелись страстью к
чужому богатству.
Тое же осени приидоша от вора во Псков,
якоже от сотоны бѣсове, и его полку мучители, и убийцы, и грабители, повѣдающе
малоумным державу его и власть; тии же окаяннии воздаша хвалу прелестней и
темней державе его, и начаша хвалитися пред нимъ своим радѣниемъ к вору, како
вожделѣша ему покоритися. И навадиша на онѣх боголюбцовъ и страдальцовъ, иже не
восхотѣша колѣна поклонити Ваалови,[7]
сирѣчь предотечи антихристову, на начальниковъ градских и на нарочитых града
мужей, иже бяху в темницу всажени. Иземше же тии злии лютии звѣрие тѣхъ ис
темницы, нужною смертию умориша, овых на колие поткоша, инѣмъ главы отсекоша,
протчихъ различными муками мучиша, и имѣния их поимаша, болярина же Петра
Никитича Шереметева в темницы удавиша. И во владычнѣ дворѣ, и по монастыремъ, и
у начальниковъ градскихъ, и у гостей имѣния поимав, сьѣхаша под Москву к своему
ложному царю и тамо послѣди от своихъ побиени быша.
В ту же осень пришли от вора в Псков, как
от сатаны бесы, из войска его мучители, и убийцы, и грабители, рассказав
малоумным о его могуществе и власти; те же окаянные восхвалили преступное и
греховное правление его и начали хвалиться перед ним своим усердием к вору, как
они жаждали ему покориться. И наговорили на тех боголюбцев и страдальцев,
которые не захотели преклонить колени пред Ваалом, то есть предтечей
антихриста, — на городских правителей и знатных мужей города, которые были
посажены в темницу. И взяли те злые лютые звери их из темницы, насильственной
смерти предали, одних на кол посадили, другим головы отсекли, остальных разными
муками замучили и имущество их забрали, боярина же Петра Никитича Шереметева в
темнице удавили. И на владычном дворе, и в монастырях, и у правителей
городских, и у купцов все богатства забрав, уехали под Москву к своему лжецарю
и там впоследствии своими же были убиты.
И присла ложный царь во Псков новых
воевод своихъ, пана Ондрѣя Тронянова Порѣцкого Бѣлорусца, да пана Побѣдинского
Лютора, да диака Крика Тенкина; но тии ничтоже во граде не сотвориша зла, и
немного быша, и сьѣхаша.
И прислал лжецарь в Псков новых своих
воевод, пана Андрея Тронянова Порецкого Белорусца, и пана Лютора Побединского,
да дьяка Крика Тенкина; но те ничего злого в городе не сделали и, недолго
побыв, уехали.
И потом приѣха князь Александръ Жировой
Засѣкинъ. При семъ учинися гнѣвъ Божий на славный градъ Псковъ в наказание,
дабы осталися самоволия своего и междоусобия: месяца майя въ 15 день, въ 6-й
час, загорѣся на Полонище ув Успенского монастыря от дворового варения, и
сметашася людие и погасиша огнь. Начаша разходитися по домом, и внезапу
загорѣся паки невидимо. И в той час бысть буря велия, вѣтръ силенъ от юга, и
понесе огнь к площади, и не возмогоша утолити ничемъ, и побѣгоша вси коиджо во
свой домъ. И потом загорѣся Печерское подворье, и внезапу загорѣся у
преподобнаго Варлама верхъ на Запсковье, и оттуду, возвѣя вѣтръ силенъ сѣверъ,
и загорѣся весь градъ и зелейные полаты, и зелием вырвало Кремля города на обѣ
стороны. И до ночи весь градъ попали, и много людей камениемъ поби и погорѣ,
токмо осташа 2 монастыря — Никола чюдотворец в Пѣскахъ да противъ того за рекою
Козьма и Дамиян на Гримячой горѣ; да в соборном храмѣ[8]
токмо соблюде Богъ гробницу благовѣрного князя Доманта,[9]
а то все погорѣ.
И потом приехал князь Александр Жировой
Засекин. При нем разразился гнев Божий на славный град Псков в наказание, чтобы
отошли от своеволия своего и раздоров: месяца мая в 15 день, в 6-м часу,
загорелось на Полонище у Успенского монастыря, когда готовили пищу во дворе, и
сбежались люди, и погасили огонь. Начали расходиться по домам, и вдруг
неожиданно загорелось снова. И в этот миг поднялась буря великая, сильный ветер
с юга, и понесло огонь к площади, и не смогли его укротить ничем, и побежали
все каждый в свой дом. И потом загорелось Печерское подворье, и неожиданно
загорелся верх у церкви преподобного Варлаама на Запсковье, и оттуда подул
сильный северный ветер, и загорелся весь город и пороховые склады, и порохом
взорвало стены Кремля с двух сторон. И до ночи весь город выжгло, и много людей
побило камнями и пожгло, осталось только 2 монастыря — Николая чудотворца в
Песках, да напротив него, за рекой, Козьмы и Демьяна на Гремячей горе; и в
соборном храме сохранил Бог только гробницу благоверного князя Довмонта, а
остальное все сгорело.
Псковичи же народъ, чернь и стрельцы, ни
тѣм Божиимъ гнѣвом наказашася, начаша чюжая имѣния грабити у нарочитых людей и,
диаволом надхнени суще, рекоша сице: «Боляре и гости городъ зажгоша!» И начаша
в самой пожар с камением гонити ихъ, они же побѣгоша из града. И наутрия
собрався, начаша влачити нарочитых дворян и гостей, мучити и казнити и в
темницы сажати неповинных от начальных града и церковнаго чина, глаголюще
безумнии, яко: «Вы градъ зажгосте и разористе, царю нашему не радя». А все то
окаяннии мятежницы и начальники жидовской сонмицы затѣяша на добрых людей, дабы
имѣние ихъ взяти. А буй народ всуе во слѣдъ их бяху послѣдующе, вопиющи и сами,
и тогда мнозей крови неповинной во граде лиющися, по вся дни мучаще окаяннии.
Псковский
же народ, чернь и стрельцы, не испугавшись того Божиего гнева, начали чужое
добро грабить у знатных людей и, дьяволом подстрекаемые, говорили так: «Бояре и
купцы город зажгли!» И во время самого пожара начали камнями их выгонять, они
же побежали из города. И утром, собравшись, они начали хватать знатных дворян и
купцов, мучить и казнить и в темницы сажать неповинных из числа правителей
города и людей церковного сана, безумные, говоря: «Вы город зажгли и погубили,
нашего царя не желая». А все это окаянные мятежники и главари иудейского
сборища затеяли против добрых людей, чтобы богатства их взять. А буйная толпа
слепо следовала их примеру и кричала, и тогда много крови неповинной пролилось
в городе, целыми днями мучили окаянные.
Слышавши же в Великомъ Новѣграде ратнии
попущение Божие на Псков, пожар, атаман Тимофѣй Шаров с казаками прииде вскоре;
и не смѣяше изгономъ приступити ко граду. А во граде тогда не бѣ ни наряду, ни
зелия, но мало бѣ и оружия ручнаго, но, колие заострив, выходиша из града. И
много побиша гражан новгородцы, гнавше и до града, а во град не дерзнуша внити,
понеже бѣ град великъ и людей множество, а ихъ тогда не бѣ много, с триста
человекъ.
Услышали воины в Великом Новгороде о
попущенье Божием на Псков, о пожаре, и вскоре пришел атаман Тимофей Шаров с
казаками и не осмелился внезапно напасть на город. А в городе тогда не было ни
орудий, ни пороха, да и ручного оружия было мало, но, заострив колья, выходили
из города. И много горожан побили новгородцы, преследовали их до города, а в
город не дерзнули войти, ибо был город велик и людей в нем множество, а их
немного тогда было, человек триста.
Псковичи же, яко вторыи жиды, разъярився,
имающе ис темницы добрых людей, злѣ мучаще и глаголюще, яко: «Вы призвасте
новгородцовъ на ны». Новгородцы же на Завеличьи[10]
посад попалиша и отидоша.
Псковичи же, словно вторые иудеи,
разъярившись, вытащили из темницы добрых людей, жестоко их мучили, говоря: «Вы
призвали на нас новгородцев». Новгородцы же спалили посад на Завеличье и ушли.
Того же лѣта, месяца августа въ 18 день,
враги креста Христова емше ис темницы гостя Алексѣя Семенова, сына Хозю, и
много мучиша злѣ и поведоша из града вон на казнь. В той же час нѣцыи
христолюбцы, слышавше в рядехъ таково суровство и кровопролитие мятежникъ,
вземше оружия своя и рекоша к собе: «Аще не станем на враговъ своих и мучителей
ныне, то всѣхъ добрых мужей гражан онѣ погубят». И возопивше, поидоша на них, и
разгнавше буихъ от народа, и побиша начальниковъ сонмищю, иных казни предаша, и
стрельцовъ из града изгнаша. Егда же услышаша окаяннии тии, иже поведоша на
казнь Алексѣя, что восташа на них гражане, в той часъ враг нѣкто стрелец
прибѣжа, в самых градных вратехъ отсече неповинную главу праведнаго Алексѣя. А
по разгнании враговъ изведоша всѣх, свободиша и воздаша хвалу Богови о сем.
В тот же год, месяца августа в 18-й день,
враги креста Христова взяли из темницы купца Алексея Семенова, сына Хозина, и
долго мучили жестоко, и повели его из города на казнь. Тогда же некие
христолюбцы услышали в торговых рядах о такой свирепости мятежников и
кровопролитиях, взяли свое оружие и сказали сами себе: «Если ныне не поднимемся
на врагов своих и мучителей, то они всех добрых мужей города погубят». И,
вскричав, пошли на них, и разогнали буйную толпу, и побили главарей сборища,
иных казнили, а стрельцов выгнали из города. Услышали же те окаянные, которые
повели на казнь Алексея, что поднялись против них горожане, и вот прибежал
какой-то безбожник стрелец и у самых городских ворот отсек неповинную голову
праведного Алексея. А после того как были разогнаны враги, всех освободили и
воздали хвалу Богу о том.
И во 118-ом году, в масленые заговена,[11]
прислаша из Великого Новаграда двух стрельцовъ з грамоты от царя Василия, чтобы
псковичи обратилися паки к Московскому государству, и соединились, и стали бы
заедино на воров и на литву. Начальницы же града и нарочитии мужие восхотѣша
приклонитися к государству и совокупитися, и хотѣша вскоре крестъ целовати, и
вражиимъ навѣтом того часу записи прежней не обрѣтоша в казнѣ, по чему крестъ
целовати.
В 118 (1610) году, в масленичное
заговенье, были присланы из Великого Новгорода два стрельца с грамотой от царя
Василия, чтобы псковичи вновь возвратились под власть Московского государства,
и воссоединились, и вместе бы поднялись на смутьянов и на литовцев. Правители
города и знатные мужи захотели подчиниться власти и воссоединиться и хотели
сразу же крест целовать, но по вражьему навету не нашли в казне прежней записи,
по которой крест целовать.
И паки того же часу возгорѣшася злая
горши первых: побѣгоша по всему граду мятежницы и развратницы, прежереченнии
самоначальницы, кличницы, кровопивцы, мучащии без правды, похичающии чюжая
имѣния и не хотящии под властми жити; и ристающе по граду, вопиюще таковым же
убо невѣгласом и смердомъ, по крестцом по сонмищем стоящим, яко начальницы
града и лутчии людие, дворяне и гости, черньцы и попы, и всѣ бѣлые люди хотят
крестъ целовати и мстити свою обиду, еже мы имъ сотворихомъ, и крестъ целовали
московскому царю Василию.
И вновь тогда начались несчастья горше
первых: побежали по всему городу мятежники и развратители, прежденазванные
главари, крикуны, кровопийцы, мучающие беззаконно, расхищающие чужие богатства
и не желающие подчиняться властям; и, рыская по городу, они кричали таким же
невеждам и смердам, стоящим на перекрестках и площадях, что правители города и
лучшие люди, дворяне и купцы, монахи и попы, и все белые люди хотят крест
целовать и мстить за свои обиды, которые мы им причинили, и крест целовали
московскому царю Василию.
Они же, буий народ, малодушнии и
неразумнии, воздвигошася со оружиемъ на своихъ же, и послаша за городъ, за
Великую рѣку, в слободу стрелецкую по стрельцовъ, и поидоша к ним в городъ,
понеже стрельцы из града изгнани быша по Алексѣеве убиении Хозина за ихъ
воровство и во градъ ихъ не пущали до сего времени. Начальницы же града, и
гости, и дворяне, и нѣколико от нарочитыхъ людей града, видевше смятение
народное и злое их умышление, уже бо вечеру сущу, елицы успѣша на конехъ, инии
же пѣши, заплакавше горце, домы и жены и дѣти оставльше, бѣжаша вон из града на
Великую рѣку къ Снятой горѣ.[12]
Кои же кони имяху, поидоша к Новугороду, а кои пѣшии, тѣ пошли ко Пречистей
Богородицы в Печерский монастырь,[13]
боящеся прежняго их мучительства и казней злыхъ.
Они
же, буйная толпа, малодушные и неразумные, поднялись с оружием на своих же и
послали за город, за Великую реку, в слободу стрелецкую за стрельцами; и те
пошли к ним в город, ибо после убийства Алексея Хозина стрельцы за их
предательство из города были изгнаны, и в город их до сего времени не пускали.
Правители же города, и купцы, и дворяне, некоторые из знатных людей города,
увидев смятение народа и злые его помыслы, бежали из города с наступлением
вечера к Снетной горе по Великой реке, заплакав горько, дома и жен и детей
оставив, кто успел, тот на конях, другие же пешими. Те, кто имел коней, пошли к
Новгороду, а пешие пошли в Печерский монастырь Пречистой Богородицы, боясь
прежних преследований и жестоких казней.
Наутрия же в самый чистый понедельникъ
Великого поста,[14]
в онже сущии християне предочищахуся от всѣх злых дѣлъ, они же, паче звѣрей
суровейши, свирѣпо распыхахуся, яко лвы, собрашася средѣ града и позвониша на
виче. Собрася буий народ несмысленний и поселяне, яко скоти безсловеснии, и
сами не свѣдуще, чесо ради собрани. Начальницы же сонму рекоша, яко: «Вчера ищущеи
тии кровии нашей побежаша; и мы ихъ оставшая совѣтники изберемъ, и в темницу
заключим, и испытаемъ о них».
Утром, в чистый понедельник Великого
поста, когда все истинные христиане очищаются от всех злых дел, они же, еще
более дикие, чем звери, свирепо разъярившись, как львы, собрались в центре
города и позвонили на вече. Собрался буйный народ неразумный и крестьяне, как
скот бессловесный, сами не зная, чего ради собраны. Главари же сборища сказали:
«Ищущие вчера нашей крови сбежали, а мы оставшихся их советников возьмем и
посадим в темницу и разузнаем о них».
И поскочиша по домом, ищуще лов обрѣсти и
насытитися крови человеческия, якоже и прежнии мучителие, или паче вторыя жиды,
ихже преже пророчествуя, рек имъ благовѣрный великий князь Александръ Ярославич
Невский по дѣлом ихъ.[15]
И елицех обрѣтоша православных неповинных, влечаху их в сонмище, и мучаху ихъ
злѣ, и в полаты и погребы пустые пометаша ихъ; елице же из града побѣгоша душею
да тѣлом, то жен тѣх меташа в полаты и погребы и, оттуду изимающе, злѣ мучаху и
смерти предаваху. И входяще в домы ихъ, ядуще, и пиюще, и веселящеся, и имѣния
ихъ собѣ раздѣлиша. Такоже елицы бяху в темницы имуще что, окуповахуся мздою
муки ради и смерти; елицы бяху не имуще что дати, тии замучении быша и в
темницы помроша, жены же и дѣти осташа скитающеся. Бѣ же всѣхъ страдавших в
таковой скорби муж и женъ боле 2 сотъ, дондеже пришолъ ложной царь и воръ
Матюшка,[16]
свободи ихъ всѣхъ страдавшихъ и в то мѣсто самѣхъ ихъ поточи. По Божию строению
все сие такъ бысть, всѣ послѣди возмездие прияша противу своимъ дѣломъ. Но паки
напредь возвратимся. Царь же Василей, слышавъ таковое междоусобие во Пскове,
смердов самовластие, и хотя пострашити ихъ, дабы обратилися к Московскому государству,
присла в Великий Новгородъ князя Владимера Долгорукого, повелѣ ему ити с
новгородцы ратию подо Псковъ; и приидоша после Петрова дни.[17]
И помчались по домам, ища добычи и желая
насытиться кровью человеческой, подобно прежним мучителям, или еще более того —
вторым иудеям, как, предрекая, назвал псковичей за дела их великий князь
Александр Ярославич Невский. И кого из неповинных православных нашли, тех
потащили на сборище, и жестоко их мучили, и бросили в пустые дома и погреба;
кто же душой и телом покинул город, у тех жен кинули в дома и погреба и,
выпуская их оттуда, жестоко мучили и смерти предавали. И занимали дома их, ели,
пили и веселились, и богатства их между собой делили. И если кто-нибудь из
сидящих в темнице имел что-то при себе, то откупался взяткой от мук и смерти;
кто же не мог ничего дать, те были замучены и умерли в темницах, а жены их и
дети остались бездомными. И было более двухсот мужчин и женщин, страдавших от
таких бед, пока пришедший лжецарь и вор Матюшка не освободил всех страдальцев и
вместо них не заточил самих <мучителей>. Все это было по Божьему
предусмотрению, все потом получили возмездие за свои дела. Но возвратимся к
прежнему рассказу. Царь Василий, узнав о таких раздорах в Пскове, самовольстве
смердов и желая постращать их, чтобы подчинились они Московскому государству,
прислал в Великий Новгород князя Владимира Долгорукого, повелел ему с
новгородскими войсками идти под Псков; и пришли они после Петрова дня.
И изыдоша псковичи из града за три
поприща противу имъ, к Промѣшицы рѣчки, яко бѣшении буии, яко на борьбу или на кулачной
бой, ниже бѣ в нихъ воеводы ни нарядника, но тѣ жъ уставляюще в нихъ полки, иже
сонму собиратели, тии же поостряюще народъ, кричаще, и вопиюще, и ничтоже
знающе ратного дѣла. И побиша тогда многихъ пскович на Промѣщицы у Спаса,[18]
и топташа до самого града.
И
вышли псковичи из города навстречу им за три поприща, к речке Промежице, как
буйно помешанные, словно на борьбу или на кулачный бой, и не было у них ни
воеводы, ни предводителя, и полки их строили те же, кто собирали их на сборище,
они и подстрекали народ, крича и вопя и совсем не зная ратного дела. И многих
псковичей тогда побили на Промежице у Спаса, и преследовали их до самого
города.
Новгородцы же сташа у Николы на Любятове
в монастырѣ.[19]
И псковичи паче всѣмъ градом изыдоша на нихъ, со щиты рыбницкими на возѣхъ и с
полковым нарядом, и поидоша к монастырю святого Николы. Бѣ же новгородскихъ
людей всѣхъ немного, яко триста человекъ, послани бѣша для устрашения, дабы
паки соединились воедино псковичи. Видевше же новгородцы неурядное ихъ
воинство, грядущих на них множества не устрашишася и раздѣлишася на три части в
полцехъ; первый полкъ немецъ напустиша на пскович. Псковичи же, тогда еще не
знающе ратного дѣла, видѣвше нѣмецъ, побѣгоша ко граду, они же всѣми полки
напустиша и гониша до града, биюще и секуще, но с милостию рустии, токмо нѣмцы
множество посѣкоша; аще бы тогда мало постояли, и град бы им здали.
Новгородцы же стали у Никольского
монастыря на Любятове. И псковичи почти всем городом вышли на них с рыбацкими
щитами на возах и полковыми орудиями, и пошли к монастырю святого Николая.
Новгородских же людей было немного, около трехсот человек, посланы они были для
устрашения, чтобы воссоединились псковичи. Увидели же новгородцы беспорядочное
их войско, не устрашились множества идущих на них и разделились на три полка;
первым выпустили на псковичей полк немцев. Псковичи же, тогда еще не понимая в
ратном деле, увидев немцев, побежали к городу, тогда новгородцы бросили на них
все полки и преследовали их до города, убивая и рубя; русские делали это с
жалостью, только немцы многих порубили; и если бы тогда еще немного постояли,
то сдали бы им город.
Но Богу тако изволившу, грѣх ради наших
хотящу мстити и пленити Рускую землю: якоже пси преже ся ухом слышахом о
Сѣверней странѣ, что было тамо от Литвы около Московского государства и около
Новаграда, токмо оста Псковская земля доселе цѣла. Но наполнися чаша горести
пелынныя — прииде слух: он, лютый тать и разбойникъ, пан Лисовской да Иван
Просовецкой с рускими мучители и грабители, и грядет убѣгом в сю страну,[20]
иже не обрѣте мѣста гоним от князя Михаила Васильивича Скопина, иже многи грады
от него искрадом плѣнены и разорены бысть. Слышавше же, новгородцы идоша
восвоя, да не пришедъ внезапу на Великий Новъград пленити я.
Но Бог так повелел, за грехи наши пожелал
покарать и разорить Русскую землю: прежде мы, как собаки, только ушами слышали
о Северской земле и о том, что творили литовцы на границах Московского
государства и около Новгорода, и только Псковская земля одна оставалась доселе
целой. Но наполнилась чаша горечи полынной — пришла весть, что злой тать и разбойник
пан Лисовский и Иван Просовецкий вместе с русскими мучителями и грабителями
приближается, спасаясь бегством, и к этой земле, что не нашли они больше места,
гонимые князем Михаилом Васильевичем Скопиным, что многие города неожиданно ими
были взяты и разорены. Услышав это, новгородцы возвратились, опасаясь, чтобы
тот не пришел внезапно на Великий Новгород и не взял его.
Псковичи же, преже сего видевше
приходящих на них новгородцовъ, не имѣющи же помощи ниоткуду, послаша в
Ливонскую землю к пану Хоткѣевичю[21]
Максима Карповского, дабы имъ помоглъ; он же тогда не успѣ собратися с вои ити
с ними. Псковичи же, слышавше пана Лисовского с литвою и рускими людьми стояща
в Новгородской земли, в Порховшине, послаша к нему бити челом, чтобы он шол во
Псков с рускими людьми. Он же, много пленив Новгородчину, прииде во Псков.
Псковичи же еще до этого, узнав о
готовящемся нападении на них новгородцев, не имея ниоткуда помощи, послали в
Ливонскую землю к пану Ходкевичу Максима Карповского с просьбой о помощи, он же
тогда не успел собрать войско и выступить. И псковичи, узнав о том, что пан
Лисовский с литовцами и русскими людьми стоит в Новгородской земле, около
Порхова, послали к нему бить челом, чтобы шел он в Псков с русскими людьми. Он
же, опустошив многие новгородские земли, пришел в Псков.
И пустиша й во град, а литву за городом
поставиша на посаде и в стрелетцкой слободѣ. Но помалу начаша и литва во град
входити, и начаша многую великую казну пропивати и платьемъ одѣватися, понеже
бѣ многое множество имяху злата, и сребра, и жемчюгу, иже грабили и пленили
бяху славныя грады Ростовъ и Кострому, и обители и лавры честныя Пафнутия в
Боровске и Колязинъ, и многия иныя; и раки святых разсекаху, и суды и окладу
образного, и полону множество, жен, и девиц, и отрокъ. Егда же та вся
провороваша и проиграша зернью и пропиша, начаша буестию глаголати и грозити
гражаномъ, что «мы убо многия грады пленили и разорили, такоже будет от нас
граду сему Пскову, понеже убо живот наш весь здѣ положен в корчмѣ». И не
збысться их злая мысль: не человеческим такъ смыслом учинися, но Божиим
промыслом, еще не хотя тогда погубити молитвъ ради Пречистыя своея Матере и
великих чюдотворцов, тогда града сего на предастъ варвару сему не расхищение,
но покояния нашего ожидая.
И
пустили его в город, а литовцев расположили за городом в посаде и стрелецкой
слободе. Но понемногу начали и литовцы проникать в город, и многие начали
большие деньги пропивать и принаряжаться, ибо многое множество имели золота, и
серебра, и жемчуга, что награбили и захватили в славных городах Ростове и
Костроме, и в обителях и лаврах прославленных, в монастыре Пафнутия Боровского
и Колязинском монастыре и многих других; и гробницы святых разбивали, и сосуды
и оклады у икон, и много плена взяли, жен, и девиц, и юношей. Когда все это
порастратили, и проиграли в кости, и пропили, начали они дерзко говорить и
угрожать горожанам: «Мы-де многие города захватили и разорили, так же поступим
и с городом Псковом, ибо все состояние наше заложено здесь в корчме». И не
осуществился их злой замысел, случилось все не по человеческому разумению, но
по Божиему промыслу, ибо, благодаря молитвам Пречистой своей Матери и великих
чудотворцев, не захотел он тогда погубить город, не отдал его этому варвару на
расхищение, ибо ждал нашего покаяния.
Слышавше же гражане у злых человекъ сие
злое умышление, и пришед к варвару, начаша лстивыми словесы глаголати, чтобы
шол на Иваньгород на испоручение, понеже тогда обстоим бѣ свѣйскими нѣмцы[22]
и за хрептом бѣ Новаграда и Пскова; а мы де, казну собрав, пришлем к тебѣ. Он же
нимало постоявъ о семъ, и вскоре изыде из града со всѣми, и иде к Иванюгороду.
Нѣмцы же, слышавше, бежаша на свою страну в Ругодив.
Узнали горожане об этом злом умысле злых
людей и, придя к варвару, начали в льстивых словах его уговаривать, чтобы шел
он к Ивангороду на выручку, поскольку был он тогда окружен шведскими немцами и
находился за спиной у Новгорода и Пскова; а они-де, собрав деньги, пошлют к
нему. Он нисколько не раздумывал над этим, и вскоре ушел из города со всем
войском, и пришел к Ивангороду. Немцы же, узнав об этом, бежали в свои земли, в
Ругодив.
Той же окаянный варвар, послѣди уразумѣ в
собѣ, како умыслиша псковичи о немъ оманъ, выслаша из града вонъ лестию, и
много опечалися. Паки же вторую лесть умысли еще, дабы толикъ крѣпостию
Иваньгород лестию взяти: «Тоде могу ис того града и прочая достати». И посла
напред собя нѣколико ратных съ хлѣбом во град ити, поне бѣ скуден хлѣбом. Они
же внидоша в острог и хотѣша внити во град и засѣсти, по словеси его, и никтоже
во граде помысли коварства сего быти, но вельми возрадовашася и похвалиша я. Но
един диакъ, начальник именем Афонасей Андронниковъ, уразумѣ злое его коварство,
и повелѣ затворити врата граду, и не пусти ихъ, и повелѣ имъ в остроге быти.
Потом тот окаянный варвар понял, как
обманули его псковичи, хитро выслав его из города, и сильно опечалился. И тогда
он задумал ответную хитрость, чтобы взять обманом Ивангород, такую мощную
крепость: «Тогда-де могу из этого города и другие отвоевать». И послал он
вперед себя небольшой отряд в город с хлебным запасом, ибо там оставалось мало
продовольствия. Они вошли в острог и хотели войти в город и засесть там, как он
велел, и никто в городе не увидел в этом коварства, но все очень обрадовались и
похвалили их. Но один из старших дьяков, по имени Афанасий Андронников, понял
его злое коварство, и повелел закрыть ворота города, и не пустил их, и повелел
им находиться в остроге.
И того часу и сам многоковарный приспѣ к
острогу, и не пустиша й, и бысть посрамлен; и вопросися у начальников градских
пребыти во граде с немногими людми, и пустиша й и честь ему воздаша о испоручении.
Он же подивися великой крѣпости граду, понеже стоит на горѣ высоцѣ, три стены
камены бяху и множество наряду и всякой казны. И похвали державцовъ градских,
рекъ, яко: «Ни в коем граде руском не могоша узнати моего многоразличнаго
коварства и сѣтей, имиже прельстих, сего же града не удастъ ми ся лестию взяти,
понеже узнаша мою лесть». И изыде из града.
В это же время и сам многоковарный
подоспел к острогу, и не пустили его, и был он посрамлен; и попросился у
правителей городских побывать в городе с небольшим числом людей, и пропустили
его, и поблагодарили за выручку. Он же удивлялся мощным укреплениям города:
стоит он на высокой горе, имеет три каменные стены и множество орудий и всяких
запасов. И похвалил правителей городских, говоря:«Ни в одном из русских городов
не могли разгадать моих многочисленных хитростей и уловок, которыми я их
оболыцал, этот же город мне не удалось взять обманом, ибо раскрыли мой обман».
И ушел из города.
И начаша между собою литва и русь
собиратися, и поидоша русь во Псков, а пан Лисовской с литвой да нѣмецъ,
полоненых на Иванегороде, и поимав, поиде мимо Псков. И шед выше Пскова; и
взятъ пригороды Вороноч, и Красной, и Заволочье, и начат оттуду по вся дни и
нощи подо Псков, и под Изборско, и под Печоры и прочими, и высѣче всю Псковскую
землю.
И разделились между собой литовцы и
русские, и пошли русские в Псков, а пан Лисовский с литовцами и немцами,
взятыми в плен в Ивангороде, пошел мимо Пскова. И пошел выше Пскова, и взял
пригороды Воронич, и Красное, и Заволочье, и начал оттуда совершать набеги на
Псков каждые день и ночь, и на Изборск, и на Печоры, и в другие места, и
опустошил всю Псковскую землю.
И того лѣта начаша вся злая быти во
Пскове: всякой хлѣб дорожати посадех, понеже осажен бысть отвсюду, з дву сторон
нѣмцы, а с третию литва, не дающе никамо исходити из градов потребы ради. И
бысть того гладного времени, и мору, и осадного сидѣния от литвы и от рускихъ
воровъ и нѣмец 8 лѣтъ. Но великая милость Пречистыя Богородица Печерския, что
токмо мимо свой дом не затвори пути к литовскому рубежу в Ливонскую землю,
оттуду во вся та лѣта хлѣб шол во Псков, понеже миръ велий имяху мещане со
псковичи; аще не бы та земля подмогла хлѣбом, то никако бы избыли поганых. Но
многа же злая тогда быша и на еѣ Пречистые Богородицы обитель от литовскихъ
людей и неметцкихъ нашествия; но от всѣхъ сих сохрани и соблюде Пречистая
Богородица дом свой, и прославися во всѣхъ странах вселенныя, от них же малая
исповѣмъ послѣди, понеже невозможно вся подробну исповѣдати преславная еи
чюдеса, бывшая в та времена.
И
в тот же год начались всякие беды в Пскове: стало дорожать пропитание в
посадах, поскольку был окружен город отовсюду, с двух сторон немцами, а с
третьей литовцами, не дающими выйти из города за необходимым. И 8 лет длились
голод, и мор, и сидение в осаде от литовцев, и от русских воров, и от немцев.
Но велика милость Пречистой Богородицы Печерской, что не позволила закрыть
путь, идущий мимо ее дома к литовской границе в Ливонскую землю, оттуда все эти
годы и доставляли пропитание в Псков, поскольку жители <ливонских>
городов были в большом мире с псковичами; если бы не помогала та земля
пропитанием, то не могли бы избавиться от поганых. Но много бед от нашествия
литовских и немецких войск выпало тогда и на долю обители Пречистой Богородицы,
но от всех бед сохранила и защитила Пречистая Богородица дом свой, и
прославился ее монастырь во всех концах вселенной, о чем немного расскажу
впоследствии, потому что невозможно подробно рассказать о всех преславных
чудесах ее, случившихся в то время.
Тогда грѣхъ ради нашихъ в Московском
государьствѣ бысть раздоръ в людехъ, царя Василия возненавидеша за многое
кровопролитие, второе же, братия его племянника своего возненавидеша за
храбрость его, князя Михаила Скопина, иже нѣмец наят и отгна вора с литвою от
царствующаго града, и вманив его к Москве, отравою умориша.[23]
И здумаша литовского королевича собѣ на царство посадити,[24]
тако и сотвориша, вземше царя Василия и отдаша литовскому королю.[25]
Король же много жадав сего, како бы ни обольстити руских людей, обѣща дати на
царство сына своего и посла людей своих к Москве; и пришедше царствомъ
обладаша. Свѣйстии же нѣмцы, видѣвше неустроение в государьствѣ, и кто их наят,
того умерша, пришедше, взяша Великий Новград июля въ Ібдень и владѣша им 6
лѣтъ.[26]
Тогда за грехи наши начались в Московском
государстве распри: возненавидели царя Василия за многое кровопролитие, и, во-вторых,
братья царя Василия возненавидели за храбрость племянника своего, князя Михаила
Скопина, который нанял немцев и отогнал вора с литовцами от царствующего
города, и, заманив его в Москву, отравили. И задумали посадить на царство
литовского королевича, так и сделали: взяли царя Василия и отдали его
литовскому королю. Король же давно ждал того, чтобы обольстить русских людей,
обещал дать на царство своего сына и послал своих людей в Москву, и, придя,
овладели они царством. Шведские немцы, увидев беспорядки в государстве и что
умер тот, кто их нанял, 16 июля пришли и захватили Великий Новгород и владели
им 6 лет.
Того же 119-го году, об Велице дни,[27]
паки явися прелесть на Иване-городе: прельстившемся иванегородцемъ и псковичам
вору тушинскому. Назвася тѣм же именем роздьякон Матюшка, прибежавъ с Москвы,
обрѣте собѣ благополучно время, еже смутити грады руския, понеже прежней воръ
тушинской в Колуге убиен бысть Петром Урусовымъ, и будто ся тот ушолъ на
Ивангород, а не убит. И начаша к нему такие же воры и убийцы собиратися: из
Новагорода казачья, покинув Новъгород нѣмцем, и к нему приидоша, и стрельцы
псковстии же к нему собрашася; и начаша посылати грамоты во Псков и в пригороды
на разгласие и смущение, глаголя: «Царь есмъ».
В том же 119 (1611) году накануне
Великого дня новые волнения охватили Ивангород, ибо ивангородцы и псковичи
поддались на обман тушинского вора. Назвавшийся этим именем раздьякон Матюшка,
прибежав из Москвы, выбрал удобное время для того, чтобы поднять мятеж в
русских городах, ибо прежний тушинский вор был убит в Калуге Петром Урусовым,
но говорилось, будто он ушел в Ивангород, а не был убит. И начали собираться
вокруг него такие же воры и убийцы: из Новгорода казаки, оставив Новгород
немцам, пришли к нему, и стрельцы псковские присоединились к нему; и начал он
посылать грамоты в Псков и пригороды, вызывая раздоры и смуту, говоря: «Я
царь».
Псковстии же гражане, видевше прелесть
бывающую и яко мнози тацы быша преже мятежницы и развратницы Рустей земли,
называющеся царским отродомъ, и не вняша сему, и отслаша посланного безчестна,
рекше, яко враг есть и разоритель християнству и не хотящим его царя собѣ. Он
же собрався с своими воры и прииде с нарядом стѣнобитным и с наметным подо
Псковъ июля месяца; гражане же крѣпко противу его сташа и многи побѣды
показавше преже; той же вор много бив по домом людцкимъ и, наметывая огнеными,
зажигая, люди устрашая, и ничто же успѣвъ.
Псковские жители, видя постоянные
предательства и то, что и прежде многие мятежники и отступники Русской земли
называли себя царским именем, не послушали его и с позором отправили
посланного, сказав, что он безбожник и вероотступник и что они не хотят его
себе в цари. Тот же собрал своих воров и пришел в июле месяце к Пскову со
стенобитными и метательными орудиями; горожане же мужественно сопротивлялись
ему и много побед одержали; а этот вор долго обстреливал жилые дома и зажигал
их, метая огонь, людей устрашая, но ничего не достиг.
Слышавше же нѣмцы в Великом Новѣграде
явльшагося вора, подо Псковом стояща, убояшася, да некогда вселится во Псков и
ихъ, пришедъ, изгонит вонъ из Новагорода; и послаша на него нѣколико яти его.
Той же окаянный, слышав идущих на собя нѣмецъ, бѣжа исподо Пскова на
Иваньгород; и догнаша его нѣмцы за Гдовом на Плюсе реки, токмо успѣ онъ един с
нѣкими преѣхати, и многихъ посекоша ту. Гражане же псковстии, недоумѣющеся, что
сотворити и куда приклонитися, ниоткуду же помощи надѣющися, понеже Москва бѣ
за литвою, а в Новѣграде нѣмцы, яко окружени отвсюду, и положиша на том, еже
призвати к собѣ ложного царя. Оле безумия послѣдняго! Прежде закляша себѣ отнюд
не послушати ложнаго царя, ниже предатися ему, послѣди же послаша от всѣх
чиновъ людей бити челом ему и повинную послаша.
Немцы
в Великом Новгороде услышали о объявившемся воре, стоящем под Псковом,
испугались, что когда-нибудь тот сядет в Пскове и, придя, выгонит их из
Новгорода; и послали небольшое войско взять его. Тот же окаянный, узнав о
немцах, выступивших против него, убежал из-под Пскова в Ивангород; и догнали
его немцы за Гдовом на реке Плюссе, и многих убили здесь, только он один с
небольшим отрядом успел переехать реку. Псковские же жители, не зная, что
делать и к кому примкнуть, не надеясь ни на чью помощь, поскольку в Москве были
литовцы, а в Новгороде немцы, окруженные со всех сторон, они порешили призвать
к себе лжецаря. О, это последнее безумие! Прежде клялись не слушать лжецаря, не
подчиняться ему, потом же сами послали выборных от всех сословий бить ему челом
и повинную послали.
Той же окаянный возрадовася радостию
велиею о сем, яко избавиша его от неметцкого осаду, тамо было ему изчезнути;
прииде же во Псков вскоре. И срѣтоша его с честию, и начаша к нему собиратися
мнози, иже радовахуся крови и чюжаго имѣния, к сему же и поганых любя, литву и
нѣмецъ. И бысть гражаном многое насилие и правеж в кормех и во всякой дани, и
многих умучиша. Тогда псковичи конечне увѣришася ложными, лестными цари и
начаша тужити и скорбѣти от его налогу.
Тот же окаянный обрадовался радостью
великой, что избавили его от немецкого окружения, в котором он бы и погиб, и
вскоре пришел в Псков. И встретили его с честью, и начали к нему собираться
многие из тех, кто радовался крови и жаждал чужого добра, к тому же и поганых
любил, литовцев и немцев. И много насильничали они над горожанами, и взыскивали
с истязаниями корма и всякую дань, и многих замучили. Тогда псковичи
окончательно разуверились в лжецарях, обманщиках, и начали тужить и страдать от
его притеснений.
Тогда бѣ литва осажена в Москвѣ рускими
людьми, и прислаша оттуду нѣких нарочитыхъ во Псковъ дозрѣти прелести того
новонарекшагося царя. Они же дозирателие бяху страхом одержими, боящеся смерти,
не обличиша его. И не по мнозе времени обрѣтше получно время, егда ратных посла
от себе под новъгородской пригородъ под Порховъ, и тогда совѣтъ сотворше со
гражане, яша его и сведоша к Москве.
В это время литовцы были окружены в
Москве русскими войсками и прислали оттуда в Псков нескольких достойных мужей
разоблачить обман этого нового самозванного царя. Те же, кто прибыл, чтобы
установить <кто этот новый царь>, испугались, боясь смерти, не обличили
его. И некоторое время спустя, выбрав удобное время, когда он послал войско на
новгородский пригород Порхов, тогда они, посоветовавшись с горожанами, схватили
его и увезли в Москву.
И оттуду преста прелесть ложных царей в
Руси; но мала нѣкая остася лесть: по убиении прежняго ложнаго царя, иже убиен
бысть в Колуге, нѣкто Ивашко Заруцкой взем сына его Ивашка и жену его и бѣжа на
Низ по Волге во Астараханъ.[28]
Егда же воцарися благочестивый царь Михаил и обновися Московское государство,
тогда и тѣхъ враговъ, изымавше, приведоша к Москве, всѣхъ их смерти предаша; и
изведен бысть злый плевелъ прелести вражия.
И
с тех пор прекратились на Руси мятежи лжецарей, лишь небольшая смута осталась:
после убийства прежнего лжецаря, который был убит в Калуге, некто Ивашка
Заруцкий взял его сына Ивашку и жену и бежал вниз по Волге в Астрахань. Когда
же воцарился благочестивый царь Михаил и возродилось Московское государство,
тогда и тех безбожников, поймав, привезли в Москву, всех казнили; и был
уничтожен злой сорняк вражеских смут.