ДЕЙСТВИЕ IV

Минимизировать
                       ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
                          Надир и Заисан
                           Заисан
Какие, государь, услышишь ныне вести!
О тяжкая беда! О вечна срамота!
Тамира, стыд забыв, своей не помня чести,
Бежать намерилась отсель в чужи места!
И, безрассудною любовию палима,
К багдадским шла одна, закрыв себя, судам,
Надежду положив на льстивого Селима,
Что был недавно враг отеческим стенам!
                           Надир
О жалость горестна! О лютое мученье!
О строгость отческа, к чему ты привела?
                           Заисан
По счастью, я открыл такое дерзновенье:
Тамира во вратах уже градских была!
Я общей за стены пошел смотреть ограды,
Ужель Селим полки поставил на суда;
И, видя, что на них все войско и снаряды,
Я путь свой обратил с веселием сюда.
Увидел, что спешит там женский пол ко брегу,
Смотря во все страны сквозь тонкий свой покров,
Я, робкому дивясь и скорому толь бегу,
Навстречу прямо шел, проведать, кто таков.
Как странник на пути от зверя убегая,
Спешит чрез терние, чрез камни и бугры,
Но вдруг увидев, что тут стрéмнина крутая
И должно в мрачну хлябь стремглав упасть с горы,
Оцепенев стоит, противится размаху,
Трепещут члены все, мутится свет очей,—
Меня увидев вдруг, Тамира так от страху
Смутилась, обмерла в продерзости своей.
Укрыться от меня во все страны металась;
Везде был заперт путь боязнью и стыдом.
Когда толикими волнами колебалась,
Я изумленную в отеческий ввел дом.
Что ныне мне начать? Как я царю открою?
Дай в помощь, государь, премудрый твой совет.
                           Надир
Внезапно не срази печалию такою:
Представь себе, как сим подвигнется Мумет!
Я лучше думаю сию скрыть вовсе тайну,
Дабы в спокойствии отцов оставить дух.
                           Заисан
Но я могу попасть в беду чрез тое крайну,
Когда кроме меня к царю достигнет слух.
То видели раби и воины со мною
И могут все ему подробно донести.
                           Надир
Хотя смягчи удар приятностью какою;
Между веселых слов печаль сию вмести.
 
                       ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
                         Надир (один)
Несытая алчба имения и власти,
К какой ты крайности род смертных привела?
Которой ты в сердцах не возбудила страсти?
И коего на нас не устремила зла?
С тобою возросли и зависть и коварство;
Твое исчадие кровавая война!
Которое от ней не стонет государство?
Которая от ней не потряслась страна?
Где были созданы всходящи к небу храмы
И стены, труд веков и многих тысяч пот,
Там видны лишь одни развалины и ямы,
От коих тучную имеет паству скот.
О, коль мучительно родителям разлука,
Когда дают детей, чтобы пролить их кровь!
О, коль разительна и нестерпима мука,
Когда военный шум смущает двух любовь!
Лишь только зазвучит ужасна брань трубою,
Мятутся городы, и села, и леса,
Любовнического исполненные вою
И жалоб на удар жестокого часа.
Что может быть сего несноснее во свете,
Когда двоих любовь и младость сопрягла,
Однако в самом дней младых прекрасном цвете
Густая жадности мрачит их пламень мгла,
Когда родители обманчивой корысти
На жертву отдают и совесть и детей.
О небо, преклонись, вселенную очисти
От пагубы такой, от скверной язвы сей!
Коль дало красоту и младость человеку
И нежны искры в нем любовные зажгло,
Чтоб в радости прожить дражайшую часть веку,
То долго ль на земли сие попустишь зло?
На то ль Тамире ты приятность влило в очи,
На то ли нежную в нее вложило страсть,
Чтобы, подверженна тиранской сильно мочи,
Оплакивала жизнь и горестную часть.
 
                       ЯВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ
                       Надир и Клеона
                           Клеона
Тамира! Ах, печаль! Тамира дорогая
Поиманна, в слезах отчаявшись сидит!
Селима в жизнь свою увидеть уж не чая,
Лишь мысльми на него в отсутствии глядит
И имя сладкое едва с плачевным стоном
Дерзает в горести последней помянуть.
Озлобленна судьбы жестоким толь законом,
Руками томными терзает нежну грудь.
Бледнеет цвет лица, и все трепещут члены,
Холодный страх, тоска, отчаянье и стыд
Являются в ее очах изображенны.
                           Надир
Что сделал бы Селим, таков представив вид!
                           Клеона
Что сделал бы, когда увидел, что руками
Кровавыми Мамай любезную влечет,
Которая, стремясь на небеса очами,
Потоки слезные, рыдая горько, льет?
Ах, сжалься, государь, не дай беде сей сбыться,
Всю мысль свою к ее спасению впери.
                           Надир
Не можно от сего царевне свободиться:
Воюют против ней великие цари.
                           Клеона
Так пойдет агница за волком вслед Тамира,
На кровь, на смерть людей, на трупы их смотреть
И, радости лишась в супружестве и мира,
Мученье внутрь себя тяжчайшее иметь?
                           Надир
Не знаю, что мое внутрь сердце предвещает
И смутному уму всечасно говорит:
Мамай царя и всех злой хитростью прельщает,
И около нас сеть коварств его стоит.
Зачем один прибег? Зачем спешит он браком
И что за ним не шлет известия Нарсим?
Сии окрестности считаю я признáком
Для нас, и для него, и для Тамиры злым.
                           Клеона
Для толь поспешного Мамаева прихода
Слух в городе прошел, что он совсем побит!
                           Надир
Всегда есть божий глас—глас целого народа;
Устами оного Всевышний говорит.
Но пусть Мамай над всей вселенной торжествует,
Однако счастлив быть не может брак такой,
Когда сама любовь против него враждует.
Совместно ль варварству с толь нежной красотой?
Возможно ль в сей тоске Тамире укрепиться
И сердца своего движенья утолить?
                           Клеона
На страсть ее смотря, и небо возгорится
И не умедлит зла толикого отмстить.
                           Надир
Горами потрясет и воспалит пожары,
Или опустошит поветрием луга,
Или, от глубины возвысив волны яры,
Потопом скверные очистит берега.
                           Клеона
Народную молву приумножают знаки;
Везде уж говорят, что близ дверей беда!
Мне кажутся во сне ужасные призраки,
И вранов, как на труп, слетаются стада.
                           Надир
Хоть радостен Мумет, но войска не имеет;
Что будет, как Селим к стенам приступит вновь?
Погибнем, ежели, не рассудя, посмеет
Озлобить меч в руке держащую любовь.
Мамая гордый дух чем больше возвышает,
Тем может рок его скорее поразить.
На пышны гор верхи гром чаще ударяет.
Беги высот, когда безбедно хочешь жить.
Цветут спокойные, не зная бурь, долины,
Где редко молнии возможно досягать.
Никто на свете так не обязал судьбины,
Чтоб завтрашне себе мог счастье обещать.
На лживость оного никто не полагайся:
Что утром возросло, то вечером падет.
Никто в несчастии спасенья не отчайся:
Что вечер низложил, то утро вознесет.
Неумолимый рок все колом обращает.
С Мамаем рушиться внезапно может Крым.
Когда кто с высоты великой упадает,
И тех с собой влечет, что с низу шли за ним,
Но сим смущаются лишь только подлы души,
Которы, на морской волнами шумный путь
Смотря, колеблются с недвижимыя суши
И чают на брегу высоком потонуть.
Едина видит то с презорством добродетель;
Среди громов и бурь недвижимо стоит,
Сама себе хвала, сама себе свидетель;
Хоть мир обрушится, бесстрашну поразит.
 
                       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
                     Селим и прежние
                           Селим
Любовникам долга единая минута!
Возможно ль, государь, Селиму ныне знать,
Еще ль Темира здесь?
                           Клеона
                                     О скорбь!
                           Надир
                                                     О горесть люта!
Ах, что дерзнули вы, несчастные, начать!
                           Селим
Мужайся, скорбный дух, и стой против удара,
Который на меня свирепый рок занес.
                           Надир
Ах, если б гневного отцова силу жара
Тамира утолить могла потоком слез!
Поимана в пути для бегства предприятом,
Терзается...
                           Селим
             Какой вступает в жилы хлад!
Когда не помогло ты в деле, мне начатом,
О небо! Не косни, живого свергни в ад!
Мамай любовию моею поругаться,
И пламень мой презреть намерился Мумет?
Тамира не моя? Мне с нею не видаться?
И больше никакой уже надежды нет?
Я вижу, что Мумет меня еще не знает,
Еще в осаде он моих не сведал сил.
Мамаю дочь отдав, меня отвергнуть чает?
Надежду на песке он зыбком положил!
Забыл он, что моим люблением спасенный
Стоит сей град? И в нем того лишит меня,
Чем я надеялся в сей жизни одаренный,
С ним в дружестве прожить, свой род соедини?
Забыл любовь мою и дружество с Нарсимом?
Забыл, что жизнь его была в моих руках?
Я свижусь, покажу, каков союз с Селимом
И что вражда его возможет в сих стенах!
Я снова на брегу противном мне поставлю
И обращу на град Евфратские полки;
От лютости такой любезную избавлю
И от Мамаевой мучительской руки.
Ударит женский стон здесь вместо песней брачных
И вместо праздничных огней пожар сих стен.
Мумет увидит смерть, бегущу в вихрях мрачных,
И кровию чертог Мамаев обагрен.
                           Надир
Я сам бы, уклонясь отеческого града,
В пустой степи и жизнь и скорбь свою закрыл;
Не видя срамоты и мерзостного взгляда.
Я счастлив бы весьма в несчастии том был.
Однако ж, государь, воспомянув Нарсима
И зная, что сие отечество его,
Меча не возноси к опроверженью Крыма
И данного держись ты слова своего.
                           Селим
Не я, но сам Мумет стен будет разоритель:
Презрением своим на то мне право дал.
Нарсима в оных нет, но лютый в них мучитель;
Он купно бы со мной против него восстал.
Сугуба страсть меня на то вооружает,
То жалость горестна, то искрення любовь;
Одна во мне стремит, другая дух терзает,
Одна снедает грудь, друга волнует кровь;
Одна велит от зла невинную избавить,
Другая ввек себе любезну получить;
Одна всеобщий долг естественный исправить,
Другая данную присягу сохранить.
Или бесчувствен я таков кажусь Мумету,
Чтобы недвижно мог стоять, когда Мамай,
Похитив силою, что мне дороже свету,
Ликуя поведет из глаз в далекий край?
Возможно ли стерпеть его советы мерзки!
О сердце, не мягчись, но разруши вконец,
Мумета низложи. Куда, Селим предерзкий?
Подумай, что Мумет любезныя отец!
И свято место мне, Тамира где родилась;
Пусть в целости стоит, и пусть погибнет тот,
От коего моя надежда разрушилась.
Мамаю отниму Тамиру и живот.
                           Надир
Приятель, укроти в себе волненья гневны
И жизни не давай в опасность такову.
                           Клеона
В сугубой горести не погрузи царевны,
От пагубы храни любезную главу.
                           Надир
Когда на сей ты град восстать не должен войском,
То должен ли один? Что хочешь?
                           Селим
                                                        Умереть!
Или торжествовать и в мужестве геройском
Награду верности прекрасную иметь.
И правды и любви непобедима сила
Против насилия со мной на брань пойдет.
Или моя рука, что крымску кровь щадила,
Свою, но прежде той Мамаеву прольет.
И если мужество победой не пославит,
Любовь и честь велит: довольно, я умру?
Пускай хоть тем меня от муки рок избавит,
В любовном жизнь моя погибнет пусть жару.
Я лучше с похвалой оставить ту желаю,
Как тяжек быть себе, и небу, и земли́,
И смерти ждать, в посмех отдав себя Мамаю,
До старости не знать отрады николи.
Владеет наших дней Всевышний сам пределом,
Но славу каждому в свою он отдал власть.
Коль близко ходит рок при робком и при смелом.
То лучше мне избрать себе похвальну часть?
Какая польза тем, что в старости глубокой
И в тьме бесславия кончают долгий век!
Добротами всходить на верх хвалы высокой
И славно умереть родился человек.
Превыше смертного я жребия поставлю
Участие свое и славой вознесусь,
Когда Тамиру я от лютости избавлю,
Вменяя ни во что, умру или спасусь!
Пускай отец ее свирепый постыдится,
Мою за дочь свою текущу видя кровь;
Узнает злость свою, но поздно научится,
Что может предприять озлобленна любовь!
                           Надир
Какую принесешь ты в старости утеху
Родителям своим, когда услышат весть,
Что вместо в сей войне желанного успеху
Дерзнул, забыв о них, себя на рок привесть!
Они во сретенье давно к тебе взирают,
И простирают мысль чрез горы ивалы,
И в нетерпении минуты все считают,
Твоей насытиться желая похвалы.
Возобнови свои премудрые уставы.
Которым преж сего себя ты покорял;
И вспомни прежние свои на сей час нравы,
Которых мерностью ты старых удивлял.
                           Селим
Любви велика власть всю крепость низлагает
И мной господствует. Уж я не тот Селим...
                           Клеона
Какую небо казнь с Мамаем насылает!
 
                       ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
                Мамай, Заисан и прежние
                           Мамай
Совет имеете с соперником моим?
                           Селим
Или я с Крымом здесь подвластен стал Мамаю?
Или он мне иметь советы запретит?
                           Мамай
Теперь препятствия любви моей скончаю!
                           Селим
Теперь любовь моя насильствию отмстит!
                           Мамай
Весь север покорив, сего не одолею?
Забыв, предерзостный противится Селим,
Кто прадед мой и что я в области имею?
                           Селим
Кто родом халится, тот хвастает чужим.
Но где твои полки? И где желаешь—в море
Иль в поле окончать толику боем прю?
                           Мамай
Увидишь, дерзостный беглец, увидишь вскоре,
Какому ты дерзнул противу стать царю.
Поди и возвести, где обитают мертвы
Прапрадеды мои, каков их в свете внук.
                  (Вынимает саблю.)
                           Селим
                   (вынимая саблю)
Любовь Тамирина такой достойна жертвы,
Которой от моих она желает рук.
                     Сражаются.
                           Заисан
                        (разнимая)
Великий государь!
                           Клеона
                                Ах!
                           Надир
                        (разнимая)
                        Ах, Селим любезный!
В какую пагубу несет злой рок тебя!
                           Заисан
                         (к Мамаю)
Смягчи свой царский гнев!
                           Клеона
                       (к Селиму)
                                              Склонись на токи слезны!
Помилуй, государь, Тамиру и себя!