(СОЧИНЕНА В 1787 ГОДУ)
Die Lieder der göttlichen Harfenspieler
schallen mit Macht, wie beseelend.
Едва был создан мир огромный, велелепный,
Явился человек, прекраснейшая тварь,
Предмет любви Творца, любовию рожденный;
Явился—весь сей мир приветствует его,
В восторге и любви, единою улыбкой.
Узрев собор красот и чувствуя себя,
Сей гордый мира царь почувствовал и Бога,
Причину бытия—толь живо ощутил
Величие Творца, его премудрость, благость,
Что сердце у него в гимн нежный излилось,
Стремясь лететь к Отцу... Поэзия святая!
Се ты в устах его, в источнике своем,
В высокой простоте! Поэзия святая!
Благословляю я рождение твое!
Когда ты, человек, в невинности сердечной,
Как роза цвел в раю, Поэзия тебе
Утехою была. Ты пел свое блаженство,
Ты пел Творца его. Сам Бог тебе внимал,
Внимал, благословлял твои святые гимны:
Гармония была душею гимнов сих—
И часто ангелы в небесных мелоди́ях,
На лирах золотых, хвалили песнь твою.
Ты пал, о человек! Поэзия упала;
Но дщерь небес еще сияла лепотой,
Когда несчастный, вдруг раскаяся в грехе,
Молитвы воспевал—сидя на бережку
Журчащего ручья и слезы проливая,
В унынии, в тоске тебя воспоминал,
Тебя, эдемский сад! Почасту мудрый старец,
Среди сынов своих, внимающих ему,
Согласно, важно пел таинственные песни
И юных научал преданиям отцев.
Бывало иногда, что ангел ниспускался
На землю, как эфир, и смертных наставлял
В Поэзии святой, небесною рукою
Настроив лиры им—
Живее чувства выражались,
Звучнее песни раздавались,
Быстрее мчалися к Творцу.
Столетия текли и в вечность погружались—
Поэзия всегда отрадою была
Невинных, чистых душ. Число их уменьшалось;
Но гимн Царю Царей вовек не умолкал—
И в самый страшный день, когда пылало небо
И бурные моря кипели на земли,
(Когда погибло все) Поэзия спаслась.
Святый язык небес нередко унижался,
И смертные, забыв великого Отца,
Хвалили вещество, бездушные планеты!
Но был избранный род, который в чистоте
Поэзию хранил и ею просвещался.
Со всею красотой священной сей науки
Воспел, как мир истек из воли Божества.
Родившись пастухом, но в духе просвещенный,
Играл хвалы Творцу и песнию своей
Гремела БОГУ песнь!
Во всех, во всех странах Поэзия святая
Наставницей людей, их счастием была;
Везде она сердца любовью согревала.
Мудрец, Натуру знав, познав ее Творца
И слыша глас его и в громах и в зефирах,
В лесах и на водах, на арфе подражал
Аккордам Божества, и глас сего поэта
Всегда был Божий глас!
Орфей, фракийский муж, которого вся древность
Едва не Богом чтит, Поэзией смягчил
Сердца лесных людей, воздвигнул Богу храмы
И диких научил Всесильному служить.
Он пел им красоту Натуры, мирозданья;
Он пел им тот закон, который в естестве
Разумным оком зрим; он пел им человека,
Достоинство его и важный сан; он пел,
И звери дикие сбегались,
И птицы стаями слетались
Внимать гармонии его;
И реки с шумом устремлялись,
И ветры быстро обращались
Туда, где мчался глас его.
Омир в стихах своих описывал героев—
И пылкий юный грек, вникая в песнь его,
В восторге восклицал: я буду Ахиллесом!
Я кровь свою пролью, за Грецию умру!
Омира он читал, Омира он любил.—
Как душу возвышать и полубогом быть.
Приятность сельских сцен, и слушатели их
Пленялись красотой Природы без искусства,
Приятностью села. Когда Омир поет,
Всяк воин, всяк герой; внимая Теокриту,
Оружие кладут—герой теперь пастух!
Поэзии сердца, все чувства—всё подвластно.
Как Сириус блестит светлее прочих звезд,
Сиял в тебе, о Рим! среди твоих певцев.
Он пел, и всякий мнил, что слышит глас Омира;
Он пел, и всякий мнил, что сельский Теокрит
Еще не умирал или воскрес в сем барде.
Овидий воспевал начало всех вещей,
Златый блаженный век, серебряный и медный,
Железный, наконец, несчастный, страшный век,
Когда Гиганты, род надменный и безумный,
Собрав громады гор, хотели вознестись
К престолу Божества; но тот, кто громом правит,
Британия есть мать поэтов величайших.
Оплакивал друзей, героев, в битве падших,
И тени их к себе из гроба вызывал.
Как шум морских валов, носяся по пустыням
Далеко от брегов, уныние в сердцах
Внимающих родит,—так песни Оссиана,
Нежнейшую тоску вливая в томный дух,
Настроивают нас к печальным представленьям;
Но скорбь сия мила и сладостна душе.
Велик ты, Оссиан, велик, неподражаем!
Познал сердца людей? Чья кисть с таким искусством
Живописала их? Во глубине души
Нашел ты ключ ко всем великим тайнам рока
И светом своего бессмертного ума,
Как солнцем, озарил пути ночные в жизни!
В тумане облаков; огромные чертоги
И всякий гордый храм исчезнут, как мечта—
В течение веков и места их не сыщем»,—
Но ты, великий муж, пребудешь незабвен.
3—
Мильтон, высокий дух, в гремящих страшных песнях
Описывает нам бунт, гибель Сатаны;
Он душу веселит, когда поет Адама,
Живущего в раю; но, голос ниспустив,
Вдруг слезы из очей ручьями извлекает,
Когда поет его, подпадшего греху.
О
Йонг, несчастных друг, несчастных утешитель!
Ты бáльзам в сердце льешь, сушишь источник слез,
И, с смертию дружа, дружишь ты нас и с жизнью! —
Природу возлюбив, Природу рассмотрев
И вникнув в круг времен, в тончайшие их тени,
Нам
Томсон возгласил Природы красоту,
Приятности времен. Натуры сын любезный,
О Томсон! ввек тебя я буду прославлять!
Ты выучил меня Природой наслаждаться
И в мрачности лесов хвалить Творца ее!
Еще друзья твои в печали слезы льют—
Еще зеленый мох не виден на могиле,
Скрывающей твой прах! В восторге пел ты нам
Невинность, простоту, пастушеские нравы
И нежные сердца свирелью восхищал.
Сию слезу мою, текущую толь быстро,
Сердечную слезу, и вздох, и песнь поэта,
Любившего тебя, прими, благослови,
О дух, блаженный дух, здесь в Геснере блиставший!
4
Несяся на крылах превыспренних орлов,
Которые певцев божественныя славы
Мчат в вышние миры, да тему почерпнут
Для гимна своего, певец избранный
Клопшток
Вознесся выше всех, и там, на небесах,
Был тайнам научен, и той великой тайне,
Как Бог стал человек. Потом воспел он нам
Начало и конец Мессииных страданий,
Спасение людей. Он богом вдохновен—
Кто сердцем всем еще привязан к плоти, к миру,
Того язык немей, и песней толь святых
Не оскверняй хвалой; но вы, святые мужи,
В которых уже глас земных страстей умолк,
В которых мрака нет! вы чувствуете цену
Того, что Клопшток пел, и можете одни,
Во глубине сердец, хвалить сего поэта!
Так старец, отходя в блаженнейшую жизнь,
В восторге произнес:
о Клопшток несравненный!5
Еще великий муж собою красит мир—
Еще великий дух земли сей не оставил.
Но нет! он в небесах уже давно живет—
Здесь тень мы зрим сего священного поэта.
О россы! век грядет, в который и у вас
Поэзия начнет сиять, как солнце в полдень.
Исчезла нощи мгла—уже Авроры свет
На север притекут светильник возжигать,
Как в баснях Прометей тек к огненному Фебу,
Чтоб хладный, темный мир согреть и осветить.
Доколе мир стоит, доколе человеки
Жить будут на земле, дотоле дщерь небес,
Поэзия, для душ чистейших благом будет,
Доколе я дышу, дотоле буду петь,
Поэзию хвалить и ею утешаться.
Когда ж умру, засну и снова пробужусь,—
Тогда, в восторгах погружаясь
И вечно, вечно наслаждаясь,
Я буду гимны петь Творцу,
Тебе, мой Бог, Господь всесильный,
Тебе, любви источник дивный,
Узрев там все лицем к лицу!
1Песни божественных арфистов звучат как одухотворенные. Kлопшток (нем.)
2Сочинитель говорит только о тех поэтах, которые наиболее трогали и занимали душу его
в то время, как сия пиеса была сочиняема.
The cloud cap’d towers, the gorgeous palaces,
The solemn temples, the great globe itselfe,
Yea, all which it inherits, shall dissolve,
And, like the baseless fabric of a vision,
Leave not a wreck behind.
Какая священная меланхолия вдохнула в него сии стихи?
4Сии стихи прибавлены после.
5Я читал об этом в одном немецком журнале.
КОММЕНТАРИИ
Поэзия. — Детское чтение для сердца и разума, 1789, ч. 17, с. 200 (отрывок); Московский журнал, 1792, ч. 7, с. 260, без подписи. Печ. по изд.: Московский журнал, 1803, ч. 7 (2-е изд.), с. 263. Датируется 1787—1791 гг.
…С невиннейшим семейством // (Когда погибло все) // Поэзия спаслась. — Имеется в виду библейская легенда о спасении Ноя и его семьи во время всемирного потопа.
Оный муж святый, в грядущее проникший, // Пел миру часть его... — Иоанн Богослов, один из 12-ти апостолов, которого считают автором «Откровения» (Апокалипсиса), завершающего Новый завет и повествующего о грядущих судьбах мира.
Царственный поэт, родившись пастухом... песнию своей народы восхищал... — Давид, по библейскому преданию, царь Израильско-Иудейского царства, был пастухом и отличался игрой на гуслях; царь Саул приблизил его к себе, и Давид стал затем его преемником. Давид считается автором Псалтири, самой поэтичной книги Библии, постоянно привлекавшей к себе внимание русских авторов XVIII в.
В храме Соломона // Гремела Богу песнь! — Соломон (X в. до н. э.) — царь Израильско-Иудейского царства, сын и преемник Давида; считается автором трех книг Ветхого завета: Притчи, Екклезиаст и Песнь Песней.
Орфей — мифический поэт, очаровывавший пением и игрой на лире не только людей, но зверей, деревья и камни.
Фингалов мрачный сын — Оссиан, полулегендарный бард (III в. н. э.). «Поэмы Оссиана», созданные в XVIII в. на основе шотландского фольклора Д. Макферсоном и вызвавшие широкий интерес как в европейской, так и в русской литературе, считались тогда подлинными произведениями древнего певца Оссиана. Карамзину принадлежат два перевода из Оссиана: поэма «Картон» и «Сельмские песни».
Шекспир, Натуры друг!.. — Глубокий интерес Карамзина к Шекспиру свидетельствовал о новизне его эстетических оценок и вкусов: еще Сумароков считал Шекспира «непросвещенным». Карамзин впервые перевел на русский язык трагедию Шекспира «Юлий Цезарь» (М., 1787).
«Все башни, коих верх...» — вольный перевод отрывка из пьесы Шекспира «Буря», английский текст которого Карамзин привел в своем собственном примечании.
Мильтон Д. (1608—1674) — английский поэт, автор знаменитых эпических поэм «Потерянный рай» и «Возвращенный рай».
Йонг — Юнг Э. (1683—1765), английский поэт, автор очень популярной в XVIII в. поэмы «Жалоба, или Ночные размышления о жизни и смерти и бессмертии».
Томсон Д. (1700—1748) — английский поэт, автор поэмы «Времена года», заключительную часть которой («Гимн») перевел Карамзин.
Альпийский Теокрит — Геснер С. (1730—1788), швейцарский писатель, автор многочисленных идиллий, одну из которых («Деревянная нога») перевел Карамзин.
Астреин друг... — Астрея (греч. миф.) — дочь Зевса и Фемиды; легендарное время ее благодетельного правления на земле называли «золотым веком». Называя Геснера другом Астреи, Карамзин выражает одну из излюбленных просветителями XVIII в. идей о пользе общения государя с философами и поэтами.
Клопшток Ф.-Г. (1724—1803) — немецкий поэт, автор эпической поэмы «Мессиада», высоко ценившейся в кружке Новикова.
...В*** блестит... — Очевидно, имеется в виду или Херасков, или Державин, наиболее известные и чтимые поэты того времени. В письме к швейцарскому писателю и философу И.-К. Лафатеру в 1787 г. Карамзин назвал Хераскова «первым и лучшим» из «поэтов, заслуживающих быть читанными» (
Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Л., 1984, с. 469).