ДЕЙСТВИЕ V

Минимизировать
                       ЯВЛЕНИЕ 1
                 Гостомысл (один)
Наполнен наш живот премножеством сует.
Но что я в свете сем? одушевленный цвет:
Не долго время я в сей жизни пребываю,
Едва рождаюся, уже и истлеваю.
Пред всею вечностью лет осмьдесят иль сто—
Одна минута, миг, или совсем ничто.
Доколе существо в нас живность ощущает,
К познанию себя прийти не допущает.
В невежестве своем иметь премудрость мним
И в самолюбии безумство ею чтим.
Не долог смертных век, печалей в нем премного:
Благополучие—мечта, несчастье строго,
Прошедше время ввек не возвратится к нам,
Которо есть, то лишь единый миг очам;
Которого мы ждем, тем мы не обладаем
И, может быть, его напрасно ожидаем.
Нет счастья на земли: на небесах оно
Оставлено богам и смертным не дано.
Дано, но мы его страстями разрушаем,
Друг друга общего спокойствия лишаем.
Где только человек печется о себе,
Жилища тамо нет, о истина! тебе.
 
                       ЯВЛЕНИЕ 2
                Гостомысл и Ильмена
                           Ильмена
Сраженная твоим родительским уставом,
В супружество уже вступила я с Синавом.
Исполнила ли я, чем дочь отцу должна?
Расставься с Трувором, Синаву я жена.
 
                       ЯВЛЕНИЕ 3
                    Те ж и вестник
                           Ильмена
Иль Трувора еще печальный град вмещает?..
Но что смущенный твой нам образ возвещает?
                           Вестник (Ильмене)
Услышать весть тебе потребно много сил.
                           Ильмена
Вещай. О бедная!..
                           Вестник
                                 Кто толь тебе был мил...
                           Ильмена
Увы!
                           Гостомысл
        Что сталось с ним?
                           Вестник
                                           С мучением сердечным
Князь Трувор затворил глаза свои сном вечным.
                           Ильмена
Судьба! взошла тобой на самый верх я бед:
Свершилась часть моя, и Трувора уж нет!
Жар нежныя любви злой смертью увенчался!
                          (Вестнику.)
Каким ударом мой любезный князь скончался?
Скажи.
                           Гостомысл
            К чему о том ты хочешь вопрошать?
                           Ильмена
Хочу мучением я душу утешать.
                           Гостомысл
Для имени богов...
                           Ильмена
                                Противна им измена.
Страдай, плати любовь, о верная Ильмена!
                       (Гостомыслу.)
Довольно принуждал ты сердце, ах! мое,
Дай волю мне.
                         (Вестнику.)
                         Вещай плачевно бытие.
                           Вестник
С плачевной мыслию он город сей оставил
И в путь по Волховским брегам стопы направил.
В молчании его один был слышен стон,
Который испускал бесперестанно он.
Как слезы он держать в очах ни порывался,
Но из очей его ток слезный проливался.
Не сей имел он зрак, который прежде цвел;
Переменялся вид, и зрак его бледнел.
Тяжелые в груди дыхания спирались,
Вздымалась грудь его, и губы запекались.
Как с версту мы пути отъехали за град,
Со колесницы сшед, он очи взвел назад
И, жалостно взглянув на отдаленно зданье,
Где суетно питал он страстно ожиданье:
«Уже по самый гроб расстался я с тобой,
О град!—он рек.— О град! где дух остался мой,
Жилище, где моя любезная стонает
И о любовнике без пользы вспоминает.
В тебе я мужеству хотел сыскать успех,
Сыскал, но что потом? Лишился всех утех,
Которые моей ты младости представил.
Ах! что в тебе я, что, любезный град, оставил!
А ты, где озеро ни будешь глашено,
Которо именем драгим украшено,
Повсюду возвещай мою несносну муку
И именем своим тверди мою разлуку;
Тверди и то, что я для той, кого любил,
Близ устья Волхова в себя сей меч вонзил...»
Едва сии слова лишь только излетели,
Меч был в груди его, мы ток кровавый зрели.
Он пал к нам в руки, мы железо извлекли.
Багряные струи стремительно текли.
Я рану захватил платком своей рукою.
Князь страже говорил: «Теперь иду к покою.
Коль то, что зрите вы, мне ставите в напасть,
Синавова ее соделала мне страсть.
А ты,— сказал он мне, меня зря в части слезной,—
По возвращении скажи моей любезной,
Чтоб плакала о том умеренно она,
Что скрылась от меня последняя луна;
Что день, день Труворов тьмой вечной поразился,
И солнца для меня луч вечно погрузился.
Прости, Ильмена,—рек,—по смерть я верен был
И, испуская дух, тебя не позабыл.
Прости...» При слове сем не стало больше мочи,
Оставил тело дух и затворились очи.
                           Ильмена
Он чаял при конце, что я на трон всхожу,
А я, кончаяся, на смерть его гляжу!..
                           Гостомысл
Кончаяся?.. На что ты смерть воображаешь?
                           Ильмена
Ты сам меня, ты сам сей смертью поражаешь.
Преходит время то, в которо я была.
Отверста вечность мне, иду... куда?.. не знаю...
Страшусь... дрожу... на что дорогу препинаю!
Пускай разрушится и жизнь, и существо—
Мя в нову изведет природу божество,
И преселюсь из мест, которых ненавижу,
Туда, где либо я и Трувора увижу.
Мне боги подадут иное бытие
И человечество возобновят мое.
Они всесильны, им в природе все возможно,
И упование Ильменино не ложно.
Но чем уверюсь я, что буду зреть того,
Кто здесь с родителем милее мне всего?
Иль в смерти смертные друг друга не забудут,
И страсти волновать, как здесь, и тамо будут?
Того не может быть, как тот настанет век,
Чтоб был с собой во всем так сходен человек.
Там воля разуму престанет быть преслушна,
Сердца там твердые и мысль великодушна.
А если более не будет там страстей,
Так я не буду, князь, любовницей твоей.
О тайна! от ума ты скрыта нам богами:
И в непостижности оставлена судьбами.
                           Гостомысл
К чему ты, дщерь моя, приводишь то на ум?
Освободи себя от тяжких оных дум;
Ты ими мучишься и растравляешь рану.
                           Ильмена
Я скоро, отче мой, от них свободна стану.
Уже приближилась ко гробу я стеня,
Когда скончаюся, воспоминай меня:
Не знаешь, близко ль час с тобой моей разлуки
И не в последния ль твои целую руки.
                           Гостомысл (обняв Ильмену)
О дщерь моя! престань смущати дух отцов!
                           Ильмена
Смущение легко бываемо от слов.
Увидя действие, смятется дух твой боле:
Не будешь дочери ты зрети на престоле.
Возлюбленна душа драгого моего,
Коль свет присутствия лишился твоего,
В очах моих он пуст и взору неприятен!
О Трувор! если глас живущих мертвым внятен,
И может грусть моя проникнути твой сон,
Внемли, хотя в мечте, сей жалобный мой стон
И, утесняемой немилосердым роком,
Оставь мою вину, что в случае жестоком
Была принуждена Ильмена изменить!..
Льзя ль, боги, должностью свирепство извинить!
Прежалостная тень! О тень окровавленна!
Познай, как грудь моя тобою уязвленна!
Познай, мой князь, тоску, в которой стражду я,
И жертву, кою даст тебе любовь моя!
Кого отъемлешь ты, о строга добродетель!
А ты, который был конца его свидетель,
И как был верен он возлюбленной своей,
Свидетелем теперь будь смерти и моей!
                     (Закололась.)
                           Гостомысл
К великодушию лишь только прибегаю!
 
                       ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
                    Гостомысл, Синав и воины
                           Синав
Мой друг! известен ли о брате ты моем?
                           Гостомысл
Известен, государь! Известен я о всем.
                           Синав
Я страсть любовную, но вредну мне и люту,
Конечно получил в несчастнейшу минуту.
Я тщился Трувора на время удалить,
Чтоб только их любовь кипящу утолить,
Но вымысел судьба любови претворила,
Которая меня безумству покорила;
А то безумство мне приятно и теперь:
Люблю, как душу, я твою прекрасну дщерь,
И в сей тоске она в уме моем летает,
Наполнен ею ум, и сердце ею тает,
Прелестнее всего она на свете мне.
Но как перед нея предстану в сей вине?
О коль несчастлив я!
                           Гостомысл
                                    Хоть горько ты стонаешь,
Но всех еще своих несчастий ты не знаешь.
                           Синав
Скажи, какой еще Синав разим судьбой?
                           Гостомысл
Ильмена навсегда рассталася с тобой.
                           Синав
Рассталась навсегда?
                           Гостомысл
                                        Взгляни на ток сей кровный
И сотвори конец ты мысли днесь любовной!
Се кровь Ильменина.
                           Синав
                                   Скончалась дочь твоя!
                           Гостомысл
Тут вышел предо мной из тела дух ея:
Кинжалом жизни здесь она себя лишила.
                           Синав
Уже ты все теперь судьбина совершила,
Ты все свирепости явил, о рок! на мне,
Представил ты меня тираном сей стране
И злейшей фурией, изверженной из ада:
Я брату недруг стал, изгнал его из града,
Смутил его весь ум, низверг его во гроб
И, к умножению творимых мною злоб,
Каких и дикие в лесах не знают звери,
Лишил при старости отца любезной дщери,
Героя, коим град сей бедства окончал
И кто Синава здесь короною венчал;
Без пользы мучил дух красавицы дражайшей,
Горчайшу сделал жизнь из жизни ей сладчайшей,
И от приятнейших Ильмениных очей
Навеки отлучил свет солнечных лучей...
Покоясь, учинив конец своей судьбине,
О, коль пресчастливы любовники вы ныне!
Вас весь жалеет град, оплакивая вас,
А я стал мерзостью народною в сей час.
Злодейски жалобы с раскаяньем бесплодным
Без жалости уже текут к сердцам народным.
О жесточайша часть! О солнце! Небеса!
Какого дождался, о боги! я часа.
                           Гостомысл
Тираном, государь, назвать тебя не можно,
А что несчастлив ты, несчастлив ты не ложно.
Но уж не пользует стенание тебе:
Ищи ты крепости и мужества в себе.
                           Синав
Не ты кинжалом грудь прекрасную пронзила,
Моя рука тебя, моя рука сразила!
Ильмена! отпусти ты мне мою вину.
Кляну злодействие, но поздно уж кляну!
О сердце варварско! ты паче меры злобно!
Коль страсти истребить мне было неудобно.
Не мог ли своего я кончить живота?
Увяла молодость, увяла красота,
Закрылись очи те, которы кровь палили,
Которы мучили меня и веселили.
Чего ж я жду! Пойдем в тьму вечную за ней.
(Вынимает шпагу, но Гостомысл с воинами вырывает шпагу из рук его.)
О продолжители злой горести моей!
Вы отняли мой меч: в нем вся моя отрада.
Жить больше не хочу, отстав любезна взгляда.
                       (Падает в креслы.)
Туман от глаз моих скрывает солнца свет...
Уж нет ни Трувора! ни, ах! Ильмены нет…
Моя кипяща кровь на сердце замерзает...
Или в сей страшный день вселенна исчезает!..
Проникли темноту лучи, сокрыта мгла,
Природа небесам цвет прежний отдала...
Но что вы, воины, вокруг меня дрожите?
Куда отселе все, куда вы прочь бежите?
Печальный Новград, ты рассеян ныне весь.
О чем, любезная Ильмена, плачешь днесь...
Но кто поверженный там очи к небу мещет!
Какой несчастливый в крови своей трепещет!..
Едва, едва дыша, томится человек...
То Трувор, брат мой то, ах! он кончает век!
Прости любезный брат!.. Сие все мной творимо.
                            (Востает.)
О солнце! для чего еще ты мною зримо!
Разлей свои валы, о Волхов! на брега,
Где Трувор поражен от брата и врага,
И шумным стоном вод вещай вину Синава,
Которой навсегда его затмилась слава!
Чертоги! где лила свою Ильмена кровь,
Падите на меня, отмстите злу любовь!
Карай мя, небо, я погибель в дар приемлю,
Рази, губи, греми, бросай огонь на землю!..
 
                         Конец трагедии
 
КОММЕНТАРИИ
 
Не льстися больше тем, чтоб долго я жила...— Французский критик из парижской газеты «Journal etranger» (1755, avril) усмотрел в этом монологе Ильмены черты монолога Гамлета «Быть или не быть...».
 
...больше смертного себя превозмогаю...— прилагаю силы, превосходящие человеческие возможности.