Минимизировать

ПОВЕСТЬ О ТИМОФЕЕ ВЛАДИМИРСКОМ

Подготовка текста, перевод и комментарии Н. С. Демковой

Текст:

ПОВЕСТЬ О ПРЕЗВИТЕРЕ, ВПАВШЕМ В ВЕЛИКИЙ ГРЕХ ТЯЖКИЙ, ИЖЕ БЫСТЬ В РУСКОЙ ЗЕМЛИ В КНЯЖЕНИЕ ГОСУДАРЯ И ВЕЛИКАГО КНЯЗЯ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИИ, И ПРИ МИТРОПОЛИТЕ ФИЛИППЕ[1]

ПОВЕСТЬ О СВЯЩЕННИКЕ, ВПАВШЕМ В ВЕЛИКИЙ ГРЕХ ТЯЖКИЙ, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ В РУССКОЙ ЗЕМЛЕ ВО ВРЕМЯ КНЯЖЕНИЯ ГОСУДАРЯ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ ИВАНА ВАСИЛЬЕВИЧА И ПРИ МИТРОПОЛИТЕ ФИЛИППЕ

 

Бѣ во градѣ Владимерѣ презвитеръ нѣкий живый, именемъ Тимофей. Случи же ся ему быти, по Божию попущению, искусъ сицевъ на пагубу души его.

Жил в городе Владимире некий священник, по имени Тимофей. Случилось ему, по Божьему попущению, в такое искушение впасть на пагубу своей души.

 

В первую убо неделю святаго и Великаго поста обычай имутъ православнии христиане, боголюбивии людие — мужие и жены, и младые дети — поститися во всю неделю. Постивше же ся, в пятокъ вечера ко отцемь духовным на покаяние приходити и о грѣсѣхь своихь очищатися, и в суботу на литоргии приимати святое тѣло и кровь Христа, Бога нашего. Такоже и к сему попу Тимофею прииде на исповѣдание грѣховъ своих девица нѣкая,[2] красна зѣло, дщи славных града того. Бысть же има наединѣ в церкви двѣма, и начатъ презвитера дияволъ на неутолимую похоть разжигати. Презвитер же, не могий терпѣти разгорѣния плоти своея, и падеся з девицею в церкви, не убояся Божия суда и вѣчнаго мучения лютаго.

В первую неделю святого и Великого поста есть обычай у православных христиан и боголюбивых людей, чтобы и мужчины, и женщины, и малые дети постились всю неделю. После же поста в пятницу вечером они приходят к духовным отцам для покаяния и очищаются от своих грехов, а в субботу на литургии причащаются: принимают святое тело и кровь Христа, Бога нашего. Так и к этому попу Тимофею пришла на исповедь грехов своих некая девица, очень красивая, дочь известных в городе родителей. Когда остались они вдвоем в церкви наедине, начал дьявол разжигать неутолимое плотское желание священника. Священник же не смог выдержать своего столь сильного желания и согрешил с девицею в церкви, не убоялся ни Божьего суда, ни вечного мучения лютого.

 

И сотворивъ грѣхъ з девицею, и убояся изымания, и бѣжа ис церкви вонъ, в домъ свой, и утаяся всѣх людей, да не явленъ будетъ властелемъ града того, и про то бы ему злою смертию не умрети. И осѣдла конь своей, и пременив образ свой поповский, и облечеся в воинскую одежду, и не явися, и не сказася женѣ своей, ни дѣтемъ своимъ, и всѣд на конь, скоро погна из дому своего и из града своего, бѣжа на чюждую страну, в поганую землю татарскую, в Казань.

И совершив грех с девицей, и испугавшись, что его схватят, он бежал из церкви вон, в дом свой, и спрятался там от всех людей, чтобы утаиться от правителей города и чтобы не пришлось ему умереть злой смертью за содеянное. Оседлал он своего коня, изменил свой облик поповский, оделся в воинскую одежду, не появился и не сказался ни жене своей, ни детям своим, но сел на коня и быстро помчался из дома своего и из города своего, бежал в чужую страну, в поганую землу татарскую, в Казань.

 

И тако в Орду прибѣжавъ,[3] и вдадеся царю казанскому служити, и отвержеся вѣры християнския, и священнический чинъ попра, и бусарманскую срацынскую злую вѣру приятъ, и взятъ себѣ двѣ жены.

И, прибежав в Орду, стал служить казанскому царю и отрекся от веры христианской, пренебрег своим священническим саном, принял басурманскую сарацинскую злую веру и взял себе две жены.

 

Охъ, увы! Первие бѣ чиститель, и говѣин священникъ, и предстатель престолу Божию, и поручник грѣшных душъ, потом же — золъ гонитель бысть, и лютъ кровопийца христианескъ, и воевода в Казани храбръ. И часто его посылаше царь с татары своими воевати отечество его, Русския земли християнъ. Живяше же он 30 лѣтъ в Казани, царю служилъ, и разбоготѣлъ вельми.

Ох, увы! Вначале был очистителем душ, благочестивым священником, предстателем за души грешных у престола Божия, потом стал злым гонителем, и лютым кровопийцей христиан, и храбрым воеводой в Казани. И часто посылал его царь с татарами своими воевать его отечество, христиан Русской земли. Жил же он тридцать лет в Казани, царю служил и очень разбогател.

 

Богъ же, не хотя смерти грѣшнику, но еже обратитися ему и живу быти, восхотѣ же и сего преступника в первое благочестие привести.

Бог же не хочет смерти грешника, но хочет, чтобы исправился он и был живым, захотел он и этого преступника в прежнее благочестие привести.

 

По времени же посла его царь на то же обычное и беззаконное дѣло, якоже и прежде, — пролияти кровь неповинных руских людей. Он же иде по словеси царя и возвратися в Казань с руским полономъ. Идущу же ему чистым и великимъ полемъ к Казани, и пусти полкъ свой напреди себя, сам же единъ остася назади, ездяше, некоего ради орудия. Ѣдушу же ему на конѣ своемъ в полудни, после полка своего далече остася и пояше умилно красный стих любимый Пресвятѣй Богородицѣ: «О тебе радуется, Обрадованная, всякая тварь!»[4]

Через некоторое время послал его царь на то же обычное и беззаконное дело, что и прежде, — проливать кровь неповинных русских людей. Он же пошел по повелению царя и вернулся в Казань с русскими пленными. Когда он шел чистым и великим полем к Казани, то пустил отряд свой впереди себя, сам же отстал и ехал один — ради какого-то дела — сзади. Когда же ехал он на коне своем в полдень далеко позади полка своего, запел жалостно свой любимый красивый стих Пресвятой Богородице: «О тебе радуется, Обрадованная, всякая тварь!»

 

Тогда же по случаю бѣжа плѣнникъ ис Казани, некий отрок, русинъ, и, западше, лежаще, утаяся в дубровѣ, по страну путя того, ждущий, докуду минетъ весь полкъ татарский, чтобы востати от места того и паки бы побѣжать, не блюдяся, к Руси.

Тогда же случилось так, что бежал пленник из Казани, некий юноша русский, и лежал он, прижавшись к земле, укрываясь в дубраве, в стороне от дороги, ожидая, пока пройдет все войско татарское, чтобы подняться из своего укрытия и опять побежать, не опасаясь погони, на Русь.

 

И егда отрокъ слыша поюща стихь, и, воставъ от лежания своего, и мнѣвъ поюща его стихь быти русина, не бояся, радостен изыде оттуду, и потече из дубровы на путь свой, и явися тому, окаянному варвару, прежде бывшему попу. Он же, видя отрока ярыма своима очима звѣриныма, и похватив мечь нагъ, и хотѣ отроку главу отсѣщи. Пленник же паде на землю з горкими слезами, милости прося у него, чтобы не убиенъ былъ от него. И сказа ему о себѣ, яко «Плѣнникъ есмь, русинъ, бѣжа ис Казани на Русь, и слышах тебя, по-руски поюща великий стихь Богоматере, еже любезнейши есть той стихь всѣх стиховъ Богородичных, и у нас его на Руси честно поють, славяще Пресвятую Богородицу, молитвенницу и заступницу нашу, и чаяхъ тебя русина быти и явихся, господине, лицу твоему, не бояся!» Преступник же то слыша, и жесткое и каменное свое сердце во умилении положи, и нача великим гласом жалостно плакати и рыдати, и, сшед с коня, о землю убивашеся, яко устрашитися отроку тому, и вмалѣ не побѣжа от него, дивяся в себѣ, что се таково сотворилося; бѣ бо и отрокъ той грамотен же. И плакася от полудне того до вечера, донелѣ гортань его премолча и слезы исчезосте от очию его. И обозреся со отроком ту, и спа до утра на травѣ, давъ отроку нѣчто мало снѣсти, сам же ничего не вкуси.

И когда отрок услышал пение стиха, он встал с места, где лежал, без страха, так как думал, что человек, поющий стих, — русский, и радостный, вышел оттуда, и побежал из дубравы на дорогу, и появился перед окаянным варваром, бывшим попом. Тот же с яростью взглянул на отрока своими звериными глазами, выхватил меч обнаженный и хотел отроку голову отсечь. Пленник же упал на землю с горькими слезами, милости прося у него, чтобы тот его не убил. И рассказал ему про себя: «Пленник я, русский, бежал из Казани на Русь, и, услышав тебя, поющего по-русски великий стих Богоматери, — тот стих, что приятнее для души всех других стихов Богородичных, и у нас на Руси его с благоговением поют, почитая и славя Пресвятую Богородицу, молитвенницу и заступницу нашу, — подумал я, что ты русский, и поэтому показался, господин, перед лицом твоим без страха!» Когда преступник услышал это, умилилось его жестокое и каменное сердце, и начал он громко и жалостно плакать и рыдать, и сошел с коня, упал на землю с рыданием, так что напугался отрок и чуть не побежал от него, недоумевая, что такое случилось; отрок тот был образованным человеком. И плакал Тимофей от полудня того до вечера, до тех пор, пока гортань его не замолчала и слез в глазах его не осталось. И осмотрелись они с отроком вокруг, и спал он до утра на траве, дав отроку немного поесть, сам же ничего не ел.

 

Плѣнник же нача прилѣжно вопрошати, глаголя: «Что се, господине, есть, и что плачь твоя, и почто горко плачеши? Повѣждь ми, рабу своему». Он же устранися от плача и мало пришед в себѣ, все отроку вышеписанное повѣда, яко попъ на Руси былъ. Плѣнник же увѣщеваше его на покаяние обратитися, яко Богъ нашъ милостив есть и кающихся от грехов очищаетъ. Он же рече отроку: «Молю же тя, отроча, и заклинаю тя Богом вашим Исусом Христом, пришедшим в миръ грѣшники спасти, да сотвориши ми любовъ духовную! Иди нынѣ от мене без боязни к Москвѣ, на Русь, и пришед, возвѣсти о мнѣ вся митрополиту вашему,[5] еже сказа ти. Аще есть такому грѣшнику покаяние, и они бы меня восприяли, и запретили, и простили, како подобаетъ по заповѣди Господа нашего Исуса Христа; дабы и попечаловался о мнѣ великому князю московскому, дабы и онъ простилъ во всем моемъ злѣ, еже много лѣтъ воевах землю его и христианство губя. Да рукописание бы прощения мнѣ во всемъ написалъ, и двѣма печатми запечатавъ, великаго князя печатью да своею другою печатью, да тогда веру иму, и поехалъ бы к Москвѣ без боязни. Да по двою месяцу прислал бы ми с тобою на сие же мѣсто, и азъ бы с радостию и без сумнѣния к Москвѣ ис Казани приѣхалъ, и вдался бы я в монастырь плакатися грѣховъ своих. Ты же, брате, потрудися Бога ради о мнѣ всѣмъ сердцемъ своим без лѣности, Господь же ради труда твоего мзду воздастъ ти во царствии небеснѣм!» И одари отрока сребром немало. И обѣща ему отрок истинно и неложно повелѣнное имъ сотворити.

Пленник же начал подробно расспрашивать его: «Что случилось, господин, и что значит плач твой, и почему горько плачешь? Расскажи мне, рабу своему». Он же перестал плакать и, придя в себя, рассказал отроку все то, что уже было написано выше, — что он попом был на Руси. Пленник же увещевал его покаяться, ибо Бог наш милостив и тех, кто кается, от грехов очищает. Он же ответил отроку: «Молю тебя, отрок, и заклинаю Богом вашим Исусом Христом, пришедшим в мир спасти грешников, покажи мне свою любовь духовную: иди сейчас от меня без боязни к Москве, на Русь, и, придя, возвести обо мне митрополиту вашему, расскажи ему все, что я сказал тебе. Если есть такому грешнику покаяние, пусть бы они меня приняли обратно, и дали отпущение грехов, и простили, как подобает по заповеди Господа нашего Исуса Христа; пусть попросит он, митрополит, за меня великого князя московского, чтобы и он простил меня за мое зло, ведь много лет воевал я землю его и христиан губил. Пусть бы он прощение мне во всех моих грехах в грамоте написал и двумя печатями бы запечатал — печатью великого князя да своею другой печатью, митрополита, тогда я поверю в прощение и поеду к Москве без страха. Да пусть бы он прислал через два месяца грамоту с тобой на это же самое место, и я бы с радостью и без сомнения к Москве из Казани поехал, и пошел бы я в монастырь оплакивать свои грехи. Ты же, брат, потрудись Бога ради обо мне всем сердцем своим, без лености, Господь же за труд твой воздаст тебе мзду в царстве небесном!» И одарил отрока серебром богато. И обещал ему отрок истинно и без обмана выполнить его повеления.

 

И воставше заутра, и тако же много плакався бусурманъ той, и цѣловавшеся оба, и разъѣхавшеся. Отрока отпусти к Руси, а сам х Казани за полком своимъ скоро погна.

И когда встали утром, снова так же много плакал басурман тот, и поцеловались оба, и разъехались. Отрока он отпустил на Русь, а сам быстро в Казань погнал вслед за полком своим.

 

Отрок же к Москве пришед и скоро сказа вещь сию митрополиту Филиппу. Истинный же пастырь церкви Христовѣ в той же час скоро шед в полату и возвѣсти сыну своему духовному, великому князю, все по ряду и подробну, еже что ему отрокъ сказа. Князь же великий и митрополитъ умилишася зѣло, и в размышлении оба надолзѣ быша, и призваше отрока паки пред себя, вопрошающе его, истинно ли тако бысть. Отрок же паки то же сказа имъ истинну подробну. И помянуша они Евангельское слово, реченное: «Аще изведеши честное от недостоинства, яко уста моя будеши». И совѣтовавше между себѣ князь же и митрополитъ, и написавше грамоту, и запечатавше своими печатми, и послаша со отроком к бусорману тому, и прощение ему, покаявшемуся и возвратившемуся от тмы во свѣтъ, сказаша, и во всемъ его простиша, и наказавше звати его, чтобы ѣхалъ к Москвѣ безо всякия боязни, и да будетъ честенъ в службѣ великому князю.

Отрок же пришел в Москву и сразу же рассказал об этом митрополиту Филиппу. Истинный же пастырь церкви Христовой в тот же час, не замедлив, пошел во дворец и возвестил сыну своему духовному, великому князю, все подробно и последовательно, о чем ему отрок сказал. Князь же великий и митрополит очень разжалобились, и оба долго размышляли, и позвали отрока к себе, и расспрашивали его, действительно ли так все было. Отрок же опять то же самое рассказал им, всю истину подробно. И помянули они Евангельское слово: «Если выведешь честное из недостойного, то будешь как будто бы уста мои». И, посоветовавшись между собой, князь и митрополит написали грамоту, запечатали ее своими печатями и послали с отроком к тому басурману, и прощение ему, покаявшемуся и возвратившемуся из тьмы в свет, написали, и во всем его простили, и велели звать его, чтобы ехал он к Москве безо всякой боязни и честно бы служил великому князю.

 

Наставшу же третиему месяцу, плѣнникъ, отрокъ той, тщашеся безо лжи любовь Божию сотворити и тамо итти; то бо есть любовь истинная, кто положитъ душу свою за брата своего.[6] И иде отрокъ полем многия дни до уреченного мѣста того, и поспѣ на срокъ свой, и ту пришед, ждаше бусормана два дни и мнѣвъ, якоже не быти ему.

Когда настал третий месяц, бывший пленник, отрок тот, стремился безо лжи сотворить любовь Божию и идти обратно, ибо это и есть любовь истинная, если кто положит душу свою за брата своего, и шел отрок полем много дней до назначенного места того, и поспел в срок, и, придя туда, ждал басурмана два дня, и думал уже, что тот не придет.

 

В третий же день зряше отрокъ прилѣжно х Казани прямо на горѣ высоцѣ на древо возлѣзе, узрѣ: и се гнаше полемъ единъ человѣкъ от Казани путем на дву скорых драгих конехъ своихъ к мѣсту тому, вельми спѣшася. Отрок же позна, яко той есть другъ его, бусорман, и вмалѣ скрыся от него, искушая его. Он же прискочи на мѣсто то, и не видѣ отрока, чаяше, яко солгахъ ему, и не пришедша во уреченний час и день. И свержеся с конех своихъ долу на землю, и плакася вельми горко, яко могущу что и самое камение с собою на плачь подвигнути, и не можаше от плача утѣшитися, верстою бы онъ в пятьдесят лѣтъ бывъ. Такоже скоро отрокъ явися ему. Он же, видѣвъ его, борзо з горы идуща к себѣ, и тако же позна его, и потече скоро к нему, противу его, и объемъ, паде на выю отроку, и целую его и плакася з горкими слезами, глаголя ему: «Что ти воздамъ, любимый мой брате, и нелестный друже, и вѣрный посланниче, и великотрудниче, еже о мнѣ, поганомъ, сотворилъ еси!» Отрок же вземъ влагалище из-за пазухи своея, и развергъ, и вынялъ из нея грамоту, и даде ему. Бусорман же приимъ, и прочте со многими слезами, и вопияше непрестанно гласомъ мытаревымъ: «Боже, милостивъ буди мнѣ, грѣшному,[7] беззаконному преступнику! Боже, очисти грѣхи моя и помилуй мя!» И простеръ руцѣ свои на небо и рече: «Боже щедрый, благодарю тя, человеколюбче, грѣшнымъ милостиве, яко сподобилъ мя еси, окаяннаго, от начальнаго пастыря моего беззаконию моему прощение прияти!» И абие внезапну падъ на землю тихо, и нозѣ свои, яко живъ, простре, и обрѣтеся мертвъ.

В третий же день увидел отрок, пристально глядя в сторону Казани, — он на высокой горе влез на дерево: вот едет полем один человек со стороны Казани на двух быстрых дорогих конях, едет к месту тому и очень торопится. Отрок же узнал друга своего, басурмана, и спрятался от него, чтобы его проверить. Басурман же прискакал на место то и, не увидев отрока, подумал, что тот обманул его и не пришел в назначенный день и час. И бросился с коней своих ниц на землю, и плакал так горько, что мог бы и камень заставить плакать вместе с собой, и не мог от плача утешиться, хотя по возрасту было ему уже лет пятьдесят. Тогда быстро отрок вышел к нему. Он же, увидев отрока, бегущего к нему с горы, узнал его, и побежал к нему навстречу, и, обняв, упал ему на шею, и целовал его, и плакал горькими слезами, и говорил ему: «Чем я отплачу тебе, любимый мой брат, не обманувший меня друг и верный посланник мой, много потрудившийся для меня, за все, что ты для меня, поганого, сделал!» Отрок же, взяв суму из-за пазухи, раскрыл ее, и вынул из нее грамоту, и дал ему. Басурман же принял ее, и прочел со многими слезами, и вопил непрестанно голосом мытаря: «Боже, милостив будь ко мне, грешному, беззаконному преступнику! Боже, очисти меня от грехов и помилуй меня!» И простер руки свои к небу и сказал: «Боже щедрый, благодарю тебя, человеколюбца, милостивого к грешникам, что сподобил меня, окаянного, получить прощение моему беззаконию от первого из пастырей!» И затем внезапно тихо упал на землю, и ноги свои, как живой, протянул, и умер.

 

Отрок же во ужасѣ надолзѣ бывъ, и разумѣ истинно, яко умре. И сня с него драгия ризы и всю коньскую зъбрую, и облече на него смиренныя свои одежды, ископа землю, и погребе его ту со слезами, и нощь ту преспа у гроба его. Тимофей же явися ему во сне у гроба своего, благодарение воздавая ему: «Яко тебе ради прияхъ от Бога прощение грѣхъ своихъ, да возми кони мои со всѣмъ, еже на них, за труды своя, и иди отсюду на Русь, и поминай меня до живота своего молениемъ и милостынею и прощениемъ».

Отрок же долго был в ужасе и убедился, что тот умер. И снял с него дорогие одежды и всю сбрую с коней, и одел его в свои смиренные одежды, выкопал могилу, и предал его погребению со слезами, и ночь ту спал у могилы его. Тимофей же явился ему во сне у своей могилы и благодарил его: «Так как благодаря тебе принял я от Бога прощение грехов своих, то возьми моих коней, со всем, что есть на них, за труды свои, и иди отсюда на Русь, и поминай меня до конца своей жизни в молитвах, и милостыню и прощение твори».

 

Отрок же наутрие простився у гроба его, и взя кони оба драгия Тимофеевы, со збруею, и обрѣте на них басманы великие, полны насыпаны злата и сребра и драгихъ каменей, и всѣдъ на конь, и поѣде на Русь, радуяся и веселяся.

Отрок же утром попрощался с могилой его, взял обоих дорогих коней Тимофеевых со сбруей и нашел на них сумки большие — басманы, доверху насыпанные золотом, серебром и драгоценными камнями, сел на коня и поехал на Русь, радуясь и веселясь душой.

 

И приѣхавъ к Москвѣ, и подробну повѣда о Тимофѣи, еже случися ему, великому московскому князю и митрополиту, и како погребе его, и како его видѣ во сне, и оставльшаяся вся показа имъ. Князь же и митрополитъ удивишася о семъ и прославиша Бога, како покаяниемъ и слезами очистився, и простишася грѣси его, и душа его спасена бысть. Князь же и митрополитъ все имѣние Тимофеево повелѣста отроку тому отдати. Еще же к тому князь и земли удѣлъ даде ему.

И приехал к Москве, и подробно рассказал то, что случилось с Тимофеем, великому московскому князю и митрополиту, и то, как он похоронил его и как видел во сне, и все, что привез, показал им. Князь же и митрополит дивились случившемуся, тому, как Тимофей покаянием и слезами очистился от грехов, и простились ему грехи его, и душа его была спасена, и прославили Бога. Князь и митрополит все имение Тимофееве повелели отдать отроку тому. Еще к этому князь и земли в удел ему дал.

 

Сия же повѣсть многа лѣтъ не написана бысть, но тако в людехъ в повѣстехъ ношашеся. Аз же слышахъ от многихъ сие и написахъ ползы ради прочитающимъ, да не отчаются согрѣшившии спасения своего, но притекутъ ко всемилостивому Богу истиннымъ покаяниемъ, и отпущение грѣховъ получатъ, и жизнѣ вѣчную сподобятся прияти, и в безконечныя вѣки на небеси с преподобными имутъ царьствовати. Аминь.

Эта повесть много лет была не записана, но в рассказах была известна людям. Я же слышал от многих эту историю и записал ее пользы ради всех читающих, чтобы не отчаивались согрешившие в спасении своем, но обращались к всемилостивому Богу с истинным покаянием; и отпущение грехов они получат, и сподобятся жизнь вечную принять, и в бесконечные времена на небе с преподобными будут царствовать. Аминь.

 



[1] ...в княжение государя и великаго князя Ивана Васильевича московского и всея Русии, и при митрополите Филиппе. — Иван III княжил в 1462—1505 гг. Филипп был московским митрополитом в 1464—1473 гг.; финальное действие «Повести» отнесено, таким образом, к 60-м — самому началу 70-х гг. XV в., «падение» Тимофея — к 1430—1440-м гг.

[2] ...прииде на исповѣдание грѣховъ своих девица нѣкая... — Тема искушения духовного лица во время исповеди — книжного происхождения (ср. «Пролог», 27 октября).

[3] ...бѣжа... в поганую землю татарскую, е Казань. И тако в Орду прибѣжавъ... — Казанское царство возникло во второй четверти XV в., когда из Золотой Орды был изгнан хан Улу Мухаммед, основавшийся в Казани; сын его Мамутек сделал Казань столицей нового ханства в 1445 г.; в 1487 г. в Казань вошли войска Ивана III; в 1552 г., после победы Ивана Грозного, Казань была присоединена к Московскому государству.

[4] ...О тебе радуется, Обрадованная, всякая тварь!» — Распространенная на Руси Богородичная молитва.

[5] ...возвѣсти о мнѣ вся митрополиту вашему... — Одно из правил исповеди, разработанных отцами церкви (см., напр., слова Симеона Солунского, гл. 13), предписывает — в случае отсутствия духовного отца — исповедь именно епископу (в данном случае — митрополиту).

[6] ...любовь истинная, кто положитъ душу свою за брата своего. — Ср.: Иоан. 15, 13.

[7] Боже, милостиеъ буди мнѣ грѣшному... — Лк. 18, 13; сравнение молитвы Тимофея с молитвой евангельского мытаря (сборщика податей в древней Иудее) означает полную искренность его покаяния (в отличие от лицемерной молитвы фарисея).

«Повесть о Тимофее Владимирском» относится к оригинальным русским повестям о «великих грешниках» и датируется концом XV — началом XVI в. История «великого грешника» — владимирского священника Тимофея, согрешившего во время исповеди, бежавшего в Орду, принявшему мусульманство и ставшего воеводой казанского царя, — разворачивается на фоне описания острых столкновений Москвы и Казани накануне окончательного падения татарского ига в 1480 г. Тимофей тридцать лет служит казанскому царю, часто и безжалостно проливая кровь невинных русских людей; финальное действие «Повести» приурочено ко времени княжения Ивана III и деятельности митрополита Филиппа, то есть к периоду между 1464 и 1473 гг. Таким образом, этическая проблематика «Повести» полностью сливается в тексте с общественно-политической: «Повесть» четко противопоставляет добро и зло, злодейство и раскаяние, Русь и Орду (Казань). Фигура Тимофея в развитии сюжета повести все время как бы пересекает — в полном соответствии с агиографическим каноном изображения человека — полосы света и тьмы, и в конце — самоуничтожается в нравственном катаклизме. Необычность «Повести» (при сопоставлении с другими агиографическими повествованиями о грешниках) — в крайней экзальтации ее главного героя, напоминающей о принципах описания человека в литературе XVII в. Кроме повышенного внимания к описанию душевных переживаний героя «Повесть о Тимофее Владимирском» сближается с повестями XVII в., в частности с «Повестью о Горе-Злочастии», изображением «механизма» духовного перерождения грешника; и в том и в другом произведении прозрение героя наступает после пения: в «Повести о Горе-Злочастии» — после песни «доброго молодца» о матери, в «Повести о Тимофее» — после пения Тимофеем «красного стиха любимого» Богородице. Повесть была популярным чтением в Московской Руси XVII в., все старшие списки «Повести» — списки XVII в.

Текст «Повести» издается по полному списку XVIII в.: РНБ, Q. XVII. 199, лл. 187—191 с исправлениями по рукописи конца XVII в.: ГИМ, Барсовское собр., № 2134, лл. 215 об.—226 об.