ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

Минимизировать
                       ЯВЛЕНИЕ 1
                           Рюрик
                           (один)
От имени моя душа трепещет зла.
Коснулась сердцу страсть и зло произвела.
Отец, презревши дочь, отмщает за корону.
Он правосудия жестокому закону
В Пламире сам себя на жертву отдает.
Я должен видеть то, и сам виною. Нет,
Дивлюся твердости жестокого Вадима.
Стерплю ль, чтоб голоса, судом произносима,
И винный и судья, страдая, дождались?
Стерплю ль, чтоб за меня и слезы полились,
Не только кровь граждан? Когда владыка я,
Страданья и беды изгнать рука моя
Из областей моих пребудет ополченна.
Не будет власть моя потомством обличенна,
Что правосудия умылся кровью меч.
Хочу с Пламирой здесь начать я кротку речь,
Из коей извлеку несчастной ей спасенье;
Сюда стремит ее монарше повеленье.
Я зрю ее, в глазах трепещут токи слез:
Я сам вострепетал от плачущих очес.
 
                           ЯВЛЕНИЕ 2
                     Рюрик и Пламира
                           Рюрик
Прелестных от меня не отвращай ты взоров,
Не встретишь никогда от Рюрика укоров.
Ах! разве только лишь любви несчастной глас
Ко слуху твоему придет в последний раз!
Но я не с тем о ней, стеная, вспоминаю,
Что склонность обрести взаимную желаю:
Не ты виновна в том, что прелести твои
Пленили сердце, мысль и чувствия мои.
К себе бы самому я потерял почтенье,
Когда бы уменьшил к Пламире обоженье,
Твой образ в сердце сем, разрушив мой покой,
Пребудет навсегда и в гроб пойдет со мной!
Я тем лишь познаю существованье мира,
Что существует в нем бог Рюриков, Пламира.
Но если так велят судьба и небеса,
Чтобы завидная богам твоя краса
Другому, а не мне вселенну заменяла
И нежностью своей в нем душу оживляла,
Не смею я роптать, лишаяся тебя.
Но винен ли и я, несчастливо любя?
Единой от тебя прошу себе пощады:
Позволь мне быть творцом души твоей отрады
И отвратить удар, грозящий смертью вам,
И чтоб Вадим познал твою невинность сам.
Жилище нежности, душа твоя небесна,
Я знаю, что и тень ей злобы неизвестна.
Не верю, чтобы ты себя пренебрегла
И грудь пронзить мою отважиться могла.
Убийственный кинжал и твой отец свидетель,
Что ты свою затмить хотела добродетель.
Уверь меня, что то была мечта иль сон.
Почто ж твой горестный меня пронзает стон?
Ко уверению твое довольно слово,
И сердце уж мое спасти тебя готово.
                           Пламира
Когда к несчастию рожденна я на свет,
Несчастной мне ни в чем уже спасенья нет.
                           Рюрик
Спасенья нет ни в чем! И ты мне то вещаешь?
Ударом смертным грудь вторично мне пронзаешь.
Сугубу злость свою ты хочешь довершить,
Не хочешь жить, чтобы тем Рюрика мертвить,
И чтоб лютее смерть явилась предо мною,
Ты обличаешься убийствия виною.
Чтоб зрел я строгий суд и люту казнь, кому?
Почто, жестокая, влечешь меня к тому?
Ах, если б видела ты все мои страданья,
Как сердце рвет во мне лишь имя наказанья;
Хотя бы я твой был ужаснейший тиран,
Спасла бы и тогда меня от смертных ран.
В сем сердце каждая слеза людей виновных
Есть люто острие, вина потоков кровных.
Как! грозного суда смертельный приговор
Мой будет пробегать слезящий кровью взор!
Нет, лучше возвращу славянам я корону,
А ненавистному страшусь внимать закону,
Который скиптр и казнь, связав, вручил царям.
Еще прошу тебя, внемли моим словам:
Коль оправдать себя Пламире невозможно,
Скажи, невинна ты, хотя б то было ложно.
                           Пламира
Когда бы, государь, ты все сие познал,
Чем злобствующий рок Пламиру наказал,
Ты сам бы мне велел, отвергнув все боязни,
Торжественно идти на все лютейши казни:
И если истину язык откроет мой,
Явлюсь чудовищем пред светом, пред тобой!
Хоть правой я, хотя преступницей кажуся,
Ничем от ужаса смертельна не спасуся.
В преступке я моем скрываю правоту,
Но в обвинении я добродетель чту,
Которой предала свою Пламира душу;
Вещая ж истину, ея устав разрушу.
Коль от моих навек отнимется свет глаз,
Мой Рюрик бог,— скажу в последний в жизни раз:
Когда к преступному мгновенью приступала,
Спасати жизнь твою я только помышляла,
Жизнь столь дражайшую, и столь несчастной мне,
Вот оправдание в ужасной сей вине!
Куда ни обращусь, страшна моя судьбина,
От ней убежище мне, бедной, смерть едина.
                           Рюрик
О страх! Что слышу? Смерть убежище твое!
Как смеешь на свое дерзать ты бытие?
Как может человек в плачевной жизни доле
Противудействовать небес всевышней воле?
Пренебрегаючи пределы естества,
Весь промысл отметать над нами божества?
Но в чем, жестокая, ты бедство жизни видишь?
Иль в том, что Рюрика смертельно ненавидишь?
Презренью жизни вот единая вина,
Что в крайности ко мне прибегнуть ты должна!
Иль сердце чтишь мое страшнее смертной бездны?
Вам, боги, Рюрика все чувствия известны!
Удобен ли в душе я лютости питать?
Нет, промысл ваш судил мне здесь повелевать.
Смерть люта, естества страшилище ужасно!
Во области моей ты ищешь жертв напрасно.
А если алчешь свой насытить жадный зев,
Меня ты поглоти; я жив, тебя презрев,
Из челюстей твоих исторгну я несчастных,
Заставлю жизнь любить граждан себе подвластных.
Где скипетр мой закон народам подает,
Отчаянию там ни жертв, ни места нет.
Противу твоего отчаянья смертельна,
Хоть ненависть твоя ко мне и беспредельна,
Отверсто сердце все мое к твоей судьбе,
Иного не найдешь прибежища себе.
Отвергни горестных ты мыслей волнованья,
Поверь душе моей все тайные желанья,
Верховным благом я почту исполнить их,
Хотя б то стоило лишенья благ моих.
Спасая жизнь свою, свою спасая славу,
Назначь всех горестей мне лютую отраву,
Лишь только б я тебя из гибели исторг,
Всё будет для меня отрада и восторг.
                           Пламира
Чем больше, государь, мне благостей являешь,
Тем более мою ты душу раздираешь.
Нет больше от небес блаженства и наград,
Как Рюриковых быть виновницей отрад.
Иль мыслишь, менее твои мне дни священны?
Они в душе моей навеки впечатленны.
Все муки для тебя сносить—Пламирин рай,
Сумнением о сем меня не унижай.
Сумненья твоего в ужасную минуту
Приемлю от тебя, жестокий, казнь я люту.
Свершилось всё, и мой к тебе бессмертный жар
К ударам приобщил решительный удар.
Пламира пасть должна под гнусной казнью мертва.
Последний самый вздох тебе едина жертва,
Вот всё, что Рюрику могу я принести,
Без трепета сказав: «Мой князь, супруг, прости».
Сие смертельное восторга полно слово
С сумнением твоим душе терзанье ново.
Преступок без вины, и смерть не для тебя,
Вот казнь души моей, и пламенно любя
В измене жизнь иль смерть мне даст судьбина гневна.
Суди, дражайший князь, коль часть моя плачевна.
Когда б удобна я к злодейству приступить,
То Рюрик мог ли бы тогда меня любить?
К отраде только лишь сие сказать дерзаю.
Не требуй более, коль слезы проливаю,
Ты почитай их, князь! Прости навек.
                           Рюрик
                                                            Постой!
                           Пламира
Мой князь!
                           Рюрик
                     Невинна ты, вещает дух то мой.
Хоть слово твоего отца меня смущало,
Но сердце никогда тебя не обвиняло.
Спокойна будь, твоей знать тайны не хочу.
От действа власти я верховной трепещу.
Виню в себе я долг вершить людей судьбину,
Но им заставил я страдать тебя едину.
Пламира страждет мной. Что сделал я? О страх!
Кто винной чтит тебя, богам и мне тот враг.
                           Пламира
Что слышу? О удар! Открылось преступленье.
Беги, несчастная, и совести грызенье
Неси с собою в ад!
                           Рюрик
                               Помедли!
                           Пламира
                                  Злобный рок!
Почто ты в смертный час мне паче стал жесток?
Иль лютостей твоих к Пламире было мало,
Что и по смерти мне свое вонзаешь жало?
Ни в гробе уж, ни здесь, гнушаяся собой,
Не скроюся с моей презлобнейшей судьбой.
Себя, природу я собою ужасаю.
Жила преступницей, злодейкой умираю.
                         (Уходит.)
 
                       ЯВЛЕНИЕ 3
                           Рюрик
                           (один)
Пламира! Небеса! Ея последня речь
Пронзила сердце, как молниеносный меч.
Так Рюрик умножать отчаяние удобен!
Еще ли мыслишь ты, что, Рюрик, ты незлобен.
Винна она иль нет, почто же размышлять;
Когда бы ты хотел несчастную спасать,
Какую тайну ты желал извлечь от ней?
Коль мог сказать: хочу, и вот спасенье ей.
Почто не мог вместить в свое ты вображенье,
Что слово иногда сильнее пораженья
Чувствительной душе, чем всенародна казнь!
Пламира! Я твою умножил лишь боязнь.
Но ужас отчего? Зло в мысль ея не входит,
Но в оправдании всю тяжесть зла находит.
Ужель Вадим? Но я, чтоб зло одно забыть,
Против себя ищу другого обвинить.
О боги! Вот к чему я приведен в порфире!
Я гнев ваш заслужил, соделав грусть Пламире.
И если я сего исправить не могу,
Престол и самого себя пренебрегу.
Часы, где включено кому хоть мало бедство,
Из жизни исключить подайте вы мне средство.
 
                           ЯВЛЕНИЕ 4
Рюрик и Вадим (с обнаженным мечом, еще опоясан мечом же)
                           Вадим
Владыку ль нахожу в чертоге пышном я,
Где скиптра прелестью объята мысль твоя?
Почто ты не в одре? Монарх лишен покоя,
Величью своему мечты велики строя!
Ты князь, я раб. Но мы равно теперь не спим.
Ты занят властью, я рушением твоим.
Где пышных титл твоих ужасная громада?
Где стража, твоего величества ограда?
Смотри, как предо мной в сии часы ты мал.
Сей меч твой век прервет за то, что ты дерзал
Вадима гордого считать между рабами.
Не вдруг сразит тебя смерть хладными руками.
Миг смерти скор, хотя тебе и будет лют.
Оставлю жить тебя я несколько минут.
Лютее смерти их моя соделав ярость
В мучениях твоих всю вкусит мести сладость,
Дабы никто потом помыслити не смел,
Что князю я за власть отмстити не умел.
Несчастна дочь к тебе проклятою любовью
Должна была омыть мой гнев своею кровью.
Я смертный нес удар, и ею ты спасен,
Но Рюрик праведный Вадимом уловлен.
Мне стражу суд вручил. Все скипетра подпоры
Уже в моих руках. Минуты смертны скоры.
Вельмир, твой верный раб, моею клеветой
За верность награжден оковами тобой.
Скажи, владел ли ты? И кто из нас двух боле?
Вадим тобой играл, твоей ругаясь воле,
А днесь, пронзив тебя, взойду на твой я трон,
Твоею омочен весь кровью будет он.
Вот всех торжеств моих пресладко совершенство!
                           Рюрик
Почто же медлишь ты свершить твое блаженство?
Достоин Рюрик смерть от рук твоих принять,
Когда коварств твоих не мог давно узнать
И двух терзатися заставил он невинно.
Вот в жизни мне пятно ужасно и постынно!
Но ты передо мной, как раб, открыл его.
Рази, к спокойству мне довольно и сего.
                           Вадим
И в сей ужасный миг даешь мне повеленье!
Великодушия познай во мне движенье:
Я безоруженных сражати не привык.
Между славянами геройством я велик,
Я устыжуся сам блистательной короны,
Когда я умерщвлю врага без обороны.
В убийстве подлое я вижу торжество,
Разбойник в нем свое лишь славит суровство.
Я дочь мою прощу, что жизнь твою продлила,
Она Вадимову тем славу сохранила.
Прими оружие и храбрость испытай.
                           Рюрик
Себе подобным ты услугу предлагай.
Не осквернюсь, прияв из рук отцеубийцы,
Коль злобная душа врага и кровопийцы
Не содрогается, возревши на меня,
Спокойно смерть приму, величество храня.
Коль должно трепетать при виде мне подвластных
Иль трепет мне вселять в граждан моих несчастных,
Когда взаимственных меж нами нет отрад,
Жизнь Рюрику сия страшней, чем самый ад.
                           Вадим
Когда мной данный меч к защите ты отмещешь,
Сей час в крови своей пронзенный вострепещешь.
          (Вознес меч и вдруг остановился.)
О боги! Взор его вселил мне ужас вдруг!
Я чувствую, что жар к убийствию потух.
(Слышен за театром топот, закрыв глаза полой шубы, бросается на Рюрика.)
Умри, мой лютый враг!
 
                       ЯВЛЕНИЕ ПОСЛЕДНЕЕ
Те же, Пламира, Вельмир, воины и народ всех возрастов.
                           Вельмир
(с народом вбежал скоро к Вадиму, который от ужаса уронил меч и отбежал)
                                         Граждане! Ускоряйте,
В монархе жизнь свою отчаянны спасайте!
                           Рюрик
Остановитеся! (Все стали.)
                        Ко мне ваш детский жар
Подобно от небес благословенный дар.
Тем радостней его от вас я принимаю,
Что моего врага при вас теперь прощаю.
                           Вадим
Вадим гнушается в сей час прощеньем сим.
Жить больше не хочу, коль стал рабом твоим.
Владыки я не знал, и днесь ему не внемлю.
                     (Вынув кинжал.)
Владыка я себе, сам жизнь мою отъемлю.
                           Рюрик
                  (вырвав кинжал)
Свирепый! Удержись. Иль гневным небесам
Отдаться смеешь ты толико нагло сам?
Иль мыслишь, обуяв, от божеского гнева
Укрыться в глубине неистой смерти зева?
Бессмертный трепет тот снести где сил возьмешь,
Когда пред Вышняго судище предстаешь,
Которого судьба и сама смерть страшится.
Пред коим все падет и все пред ним смирится?
За смерть твою пред ним смерть будет отвечать.
А ты какой ответ, несчастный, можешь дать
За наглый подвиг сей, противъестествен, смелый?
Преобратятся все во огненные стрелы
Пролиты по тебе Пламирой капли слез.
Ах, удостой ее родительских очес,
Смири бунтующий против себя свой дух,
Забуди всё теперь и Рюрику будь друг.
Не для того ль, в сии граждан послав чертоги,
Спасти обоих нас предускорили боги?
Иль хочешь презрить их благотворящу власть
И во грехе своем греховно хочешь пасть?
Тронись, жестокий, ты всех общими слезами
И примирись с собой, со мной и с небесами.
Коль надобен тебе, возьми, возьми мой трон,
Избавь меня внимать лишь только смертный стон.
                           Вадим
                       (помолчав)
Ты победил меня. Свою я вижу бездну.
Владей, ты можешь дать славянам жизнь небесну.
В сей миг лишь начал я себя достойно чтить,
Но тем, что начал я тебя боготворить. (На коленях.)
О Рюрик! Зри мое коленопреклоненье!
Сие однажды зрел Перун мое почтенье!
Но чем заглажу я ужасну толь вину?
О гордость, мать злодейств! Коль я тебя кляну!
                           Рюрик
                     (подымая его)
Востань! Я все забыл, Коль счастие велико,
Что может жизнь дарить, державствуя, владыко!
                      Конец трагедии