Минимизировать

Второе послание Ивана Грозного Курбскому

Подготовка текста Е. И. Ванеевой, перевод Я. С. Лурье и О. В. Творогова, комментарии Я. С. Лурье

Текст:

ТАКОВА ГРАМОТА ПОСЛАНА ОТ ГОСУДАРЯ ИЗ ВОЛОДИМЕРЦА ЖЕ КО КНЯЗЮ АНДРЕЮ X КУРБЪСКОМУ CO КНЯЗЕМЪ АЛЕКСАНДРОМЪ ПОЛУБѢНСКИМЪ[1]

ТАКАЯ ГРАМОТА ПОСЛАНА ГОСУДАРЕМ ТАКЖЕ ИЗ ВЛАДИМИРЦА К КНЯЗЮ АНДРЕЮ КУРБСКОМУ С КНЯЗЕМ АЛЕКСАНДРОМ ПОЛУБЕНСКИМ

Всемогущие и вседержительные десница дланию содержащаго всея земли конца Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа, иже со Отцемъ и Святымъ Духомъ во единстве покланяема и славима, милостию своею благоволи намъ удержати скифетры Росийского царьствия, смиреннымъ и недостойнымъ рабомъ своимъ, и от его вседержавныя десница христоносныя хоругви сице пишемъ мы, великий государь, царь и великий князь Иванъ Васильевичъ всеа Русии, Владимерский, Московъский, Ноугородцкий, царь Казанский и царь Астороханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверъский, Югорский, Пермъский, Вятцкий, Болгарский и иных, государь и великий князь Новагорода Низовские земли, Черниговский, Резанский, Полотцкий, Ростовский, Ярославский, Бѣлозерский и государь отчинные и обладатель земли Лифлянския Неметцкого чину, Удорский, Обдорский, Кондинский и всея Сибирския земли и Севѣрные страны повелитель — бывшему нашему боярину и воеводѣ, князю Андрею Михайловичю Курбъскому.

Всемогущей и вседержительной десницей Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, держащего в своей длани все концы земли, которому поклоняемся и кого славим вместе с Отцом и Святым Духом, милостью своей позволил нам, смиренным и недостойным рабам своим, удержать скипетр Российского царства от его вседержительной десницы христоносной хоругви, так пишем мы, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский и царь Астраханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Нижнего Новгорода, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский и отчинный государь и обладатель земли Лифляндской Немецкого чина, Удорский, Обдорский, Кондинский и всей Сибирской земли и Северной страны повелитель — бывшему нашему боярину и воеводе князю Андрею Михайловичу Курбскому.

Воспоминаю ти, княже, со смирениемъ: смотри Божия смотрения величества, еже о нашихъ согрешенияхъ, паче же о моемъ беззаконии, ждый моего обращения, иже паче Монасия беззаконовахъ,[2] кромѣ отступления. И не отчеваюся Создателева милосердия, во еже спасену быти ми, якоже рече во святомъ своемъ Евангилии, яко радуется о единомъ грѣшнице кающемъся, нежели о девятидесятъ и девяти праведникъ; такожъ о овцахъ и о драгмахъ[3] притчи. Аще бо и паче числа песка морскаго беззакония моя, но надеюся на милость благоутробия Божия — может пучиною милости своея потопити беззакония моя. Якоже ныне грѣшника мя суща, и блудника, и мучителя, помилова и животворящимъ своимъ крестомъ Амалика и Максентия низложи.[4] Крестоносной проходящий хоругвии и никаяжъ бранная хитрость непотребна бысть, якожъ нѣ едина Русь, но и немцы, и литва, и татарове, и многия языцы сведятъ. Самъ прося ихъ, увѣдай, имъже имя исписати не хощу, понеже не моя побѣда, но Божия. Тебѣ жъ о многихъ мало воспомяну; вся бо досады, яже писалъ еси ко мнѣ, преже сего восписахъ ти о всемъ подлинно; ныне жъ от многа мало воспоминати. Воспомяни убо реченное во Иове:[5] «Обшедъ землю и прохожю поднебѣсную»; тако и вы хотесте с попомъ Селиверстомъ и с Олѣксѣемъ с Адашевымъ и со всеми своими семьями под ногами своими всю Рускую землю видѣти; Богъ же даетъ власть емужъ хощетъ.

Со смирением напоминаю тебе, о князь: посмотри, как к нашим согрешениям и особенно к моему беззаконию, превзошедшему беззакония Манассии, хотя я не отступил от веры, терпеливо Божье величество, веря в мое покаяние. И не сомневаюсь в милосердии Создателя, которое принесет мне спасение, ибо говорит Бог в святом Евангелии, что больше радуется об одном раскаявшемся грешнике, чем о девяноста девяти праведниках; то же говорится и в притче об овцах и драхмах. Ибо если и многочисленнее песка морского беззакония мои, все же надеюсь на милость благоутробия Божьего — может Господь в море своей милости потопить беззакония мои. Вот и теперь Господь помиловал меня, грешника, блудника и мучителя, и животворящим своим крестом низложил Амалика и Максентия. А наступающей крестоносной хоругви никакая военная хитрость не нужна, что знает не только Русь, но и немцы, и литовцы, и татары, и многие народы. Сам спроси у них и узнаешь, я же не хочу перечислять эти победы, ибо не мои они, а Божьи. Тебе же напомню лишь кое-что из многого, ибо на укоризны, которые ты писал ко мне, я уже со всей истиной ответил; теперь же напомню немногое из многого. Вспомни сказанное в Книге Иова: «Обошел землю и иду по вселенной»; так и вы с попом Сильвестром и Алексеем Адашевым и со всеми своими родичами хотели видеть под ногами своими всю Русскую землю, но Бог дает власть тому, кому захочет.

Писалъ еси, что язъ разтлѣн разумомъ,[6] якожъ ни въ языцехъ имянуемо. И я таки тебя, судию, и поставлю с собою: вы ли разтлѣнны, или язъ, что язъ хотелъ вами владѣти, а вы не хотели под моею властию быти, и язъ за то на вас опалался? Или вы разтлѣнныи, что не токмо похотѣстѣ повинными мнѣ быти и послушными, но и мною владѣсте, и всю власть с меня снясте, и сами государилися, какъ хотѣли, a с меня есте государство сняли: словомъ язъ былъ государь, а деломъ ничево не владелъ. Колики напасти язъ от васъ приялъ, колики оскорбления, колики досады и укоризны! И за что? Что моя пред вами исперва вина? Ково чемъ оскорбихъ? To ли моя вина, что Прозоровского полътораста четье Федора сына дороже? Попамятуй и nocyдu: с какою есть укоризною ко мне судили Сицково с Прозоровскими,[7] и какъ обыскивали, кабы злодея! Ино та земля нашихъ головъ дороже? И сами Прозоровские каковы перед нами? Ино то уж мы в ногу ихъ не судны. A у батюшка, да Божиимъ милосердиемъ и пречистые Богородицы милостию, и великихъ чюдотворцовъ молитвою, и Сергиевою милостию, и батюшковымъ благословениемъ, и у меня Прозоровскихъ было не одно сто. А Курлятевъ былъ почему меня лутче? Ево дочеремъ всякое узорочье покупай, и благословно и здорово, а моимъ дочеремъ — проклято да за упокой.[8] Да много того, что мне от васъ бѣдъ, всего того не исписати.

Писал ты, что я растлен разумом, как не встретишь и у неверных. Я же ставлю тебя самого судьею между мной и тобой: вы ли растлены разумом или я, который хотел над вами господствовать, а вы не хотели быть под моей властью, и я за то разгневался на вас? Или растленны вы, которые не только не захотели повиноваться мне и слушаться меня, но сами мною владели, захватили мою власть и правили, как хотели, а меня отстранили от власти: на словах я был государь, а на деле ничем не владел. Сколько напастей я от вас перенес, сколько оскорблений, сколько обид и упреков! И за что? В чем была моя вина перед вами с самого начала? Кого и чем я оскорбил? Это ли моя вина, что полтораста четей Прозоровского вам были дороже моего сына Федора? Вспомни и рассуди: как оскорбительно для меня вы разбирали дело Сицкого с Прозоровским и допрашивали, словно злодея! Неужели эта земля вам была дороже наших жизней? И что такое сами Прозоровские рядом с нами?.. Божиим милосердием, милостью пречистой Богородицы, и молитвой великих чудотворцев, и милостью святого Сергия у моего батюшки и с батюшкиного благословения у меня была не одна сотня таких, как Прозоровский. А чем лучше меня был Курлятев? Его дочерям покупают всякие украшения, это благословенно и хорошо, а моим дочерям — проклято и за упокой. Много таких было мне от вас бед — не исписать.

А и з женою про что разлучили? Толко бы вы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было.[9] А будетъ молвишъ, что язъ о томъ не терпѣлъ и чистоты не сохранилъ, — ино вси есмы человѣцы. Ты чево для понялъ стрелетцкую жену? Толко б есте на меня с попомъ не стали, ино б того ничево не было: все то учинилося от вашего самовольства. А князя Володимера на царство чего для естя хотѣли посадити,[10] а меня з детми известь? Язъ восхищеньем ли, или ратью, или кровъю сѣлъ на государство? Народилъся есми Божиимъ изволениемъ на царьстве, и не мню того, какъ меня батюшка пожаловалъ благословилъ государствомъ, да и взросъ есми на государстве. A князю Володимеру почему было быти на государстве? От четвертово удѣлново родилъся.[11] Что его достоинство и государьству которого его поколенье, развее вашие измены к нему, да его дурости? Что моя вина пред нимъ? Что ваши жъ дяди и господины отца его уморили в тюрмѣ, а его и с матерью тако жъ держали в тюрмѣ? И я его и матерь от того свободил[12] и держалъ во чти в урядствѣ; а он былъ уже от тово и отшолъ. И язъ такие досады стерпѣти не могъ, — за себя есми сталъ. И вы почали противъ меня болши стаяти да изменяти, и я потому жесточайше почалъ противъ васъ стояти. Язъ хотелъ васъ покорити в свою волю, и вы за то какъ святыню Господню осквернили и поругали! Осердяся на человѣка, да Богу ся есте приразили. Колико церкви и монастыри и святыхъ мѣстъ испоругали естя и осквернили! Сами о томъ Богу отвѣтъ воздадите. О семъ же паки умолчю; ныне о настоящемъ восписую ти. Смотри, о княже, Божия судьбы, яко Богъ даетъ власть емуже хощетъ. Вы убо, яко дьяволъ, с Селиверстомъ с попомъ и с Олѣксѣемъ с Одашевымъ рекосте, якоже во Иове хваляся: «Обыдохъ землю и прошедъ поднебѣсную, и поднебѣсную под ногами учинихъ» (рече ему Господь: «внят ли на раба моего Иева?»). Тако убо и вы мнѣсте под ногами быти у васъ всю Рускую землю; но вся мудрость ваша ни во что же бысть Божиимъ изволениемъ. Сего ради трость наша наострися к тебе писати. Якоже рекосте: «Несть людей на Русии, нѣкому стояти», — ино ныне васъ нет, а нынѣ кто претвердыя грады германские взимаетъ? Но сила животворящего креста, побѣдившая Амалика, Максентия, грады взимаетъ. He дожидаютца грады германские бранново бою,[13] но явлениемъ животворящего креста поклоняютъ главы своя. А гдѣ по грѣхомъ, по случаю, животворящего креста явления не было, тутъ и бой былъ.[14] Много отпущено всякихъ людей: спрося ихъ, уведай.

А с женою моей зачем вы меня разлучили? Не отняли бы вы у меня моей юной жены, не было бы и Кроновых жертв. А если скажешь, что я после этого не стерпел и не соблюл чистоты, — так ведь все мы люди. А ты для чего взял стрелецкую жену? А если бы вы с попом не восстали на меня, ничего бы этого не случилось: все это случилось из-за вашего самовольства. А зачем вы захотели князя Владимира посадить на престол, а меня с детьми погубить? Разве я похитил престол или захватил его через войну и кровопролитие? По Божьему изволению с рождения был я предназначен к царству: и уже не вспомню, как меня отец благословил на государство; на царском престоле и вырос. А князю Владимиру с какой стати следовало быть государем? Он сын четвертого удельного князя. Какие у него достоинства, какие наследственные права быть государем, кроме вашей измены и его глупости? В чем моя вина перед ним? Что ваши же дяди и господины уморили отца его в тюрьме, а его с матерью также в тюрьме держали? А я и его, и его мать освободил и держал их в чести и благоденствии; а он уже от всего этого отвык. И я такие оскорбления стерпеть не смог — и стал за самого себя. И вы тогда начали против меня еще больше выступать и изменять, и я потому еще решительнее начал выступать против вас. Я хотел вас подчинить своей воле, и как же вы из-за этого надругались над святыней Господней и осквернили ее! Рассердившись на человека, восстали на Бога. Сколько церквей, монастырей и святых мест вами поругано и осквернено! Сами за это Богу ответ дадите. Но опять-таки умолчу об этом; пишу здесь тебе о нынешних делах. Смотри, княже, на Божий суд: как Бог дает власть кому хочет. Вы ведь с попом Сильвестром и с Алексеем Адашевым хвастались, как дьявол в Книге Иова: «Обошел землю и прошел вселенную, и вся земля под ногами моими» (и сказал ему Господь: «А знаешь ли ты раба моего Иова?»). Так и вы мнили, что вся Русская земля у вас под ногами, но по Божьей воле мудрость ваша оказалась тщетной. Вот ради этого я и поострил свое перо, чтобы тебе написать. Вы ведь говорили: «Нет людей на Руси, некому обороняться», — а нынче вас нет; кто же нынче завоевывает претвердые германские крепости? Это сила животворящего креста, победившая Амалика и Максентия, завоевывает крепости. Не дожидаются бранного боя германские города, но склоняют головы свои перед силой животворящего креста. А где случайно за грехи наши явления животворящего креста не было, там бой был. Много всяких людей отпущено: спроси их, узнаешь.

А писалъ себѣ в досаду, что мы тебя в дальноконыя грады, кабы опалаючися, посылали, — ино ныне мы з Божиею волею своею сединою и дали твоихъ дальноконыхъ градовъ прошли, и коней нашихъ ногами переѣхали всѣ ваши дороги, из Литвы и в Литву, и пѣши ходили, и воду во всехъ техъ мѣстехъ пили, ино ужъ Литве нелзѣ говорити, что не везде коня нашего ноги были. И гдѣ еси хотелъ упокоене быти от всехъ твоихъ трудовъ, в Волмерѣ,[15] и тутъ на покой твой Богъ насъ принесъ, и гдѣ, чаялъ, ушелъ, а мы тутъ з Божиею волею сугнали, и ты тогда дальноконѣе поехалъ.

Писал ты нам, вспоминая свои обиды, что мы тебя в дальноконные города как бы в наказание посылали, — так теперь мы со своими сединами и дальше твоих дальноконных городов, слава Богу, прошли и ногами коней наших прошли по всем вашим дорогам — из Литвы и в Литву, и пешими ходили, и воду во всех тех местах пили, — теперь уж Литва не посмеет говорить, что не везде ноги наших коней были. И туда, где ты надеялся от всех своих трудов успокоиться, в Вольмер, на покой твой привел нас Бог: настигли тебя, и ты еще дальноконнее поехал.

И сия мы тебѣ от многа мало написахомъ. Самъ себѣ разсуди, што ты и каково делалъ, и за что, и Божия смотрения величества его о насъ милости разсуди, что ты сотворилъ. Сия в себѣ разсмотри и самъ себѣ разтвори сия вся! А мы тебѣ написахомъ сия вся, ни гордяся, ни дмяся — Богъ вѣсть, но к воспоминанию твоего исправления, чтобъ ты о спасении душа своея помыслилъ.

Итак, мы написали тебе лишь немногое из многого. Рассуди сам, как и что ты сделал и для чего, и, зная милость Божьего попечения о нас, рассуди, что ты сотворил. Все это сам рассмотри и сам найди решение этому! Видит Бог, что написали это мы тебе не из гордости или надменности, но чтобы напомнить тебе о необходимости исправления, чтобы ты о спасении души своей подумал.

Писана в нашей отчине Лифлянские земли во граде Волмерѣ, лѣта 7086 года, государствия нашего 43-го, а царствъ нашихъ Росийского 31-го, Казансково 25-го, Асторохансково 24-го.

Писано в нашей вотчине Ливонской земле, в городе Вольмере, в 7086 (1577) году, на сорок третьем году нашего правления, на тридцать первом году нашего Российского царства, двадцать пятом — Казанского, двадцать четвертом — Астраханского.



[1] ...со княземъ Александромъ Полубѣнскимъ. — Польский военачальник Александр Полубенский был взят в плен во время похода Ивана IV в Ливонию в 1577 г. После бегства из России Курбский стал свойственником Полубенского, который помогал ему еще в 1564 г. переписываться с Россией; в 1569 г. Полубенский захватил обманом русскую крепость Изборск. В начале похода царь написал Полубенскому, тогда еще вице-регенту польского короля в Ливонии, весьма язвительное послание, но после пленения Иван IV резко переменил к нему отношение — по-видимому, это было связано с тайными сношениями, которые Полубенский завязал с царем незадолго до пленения.

[2] ...паче Монасия беззаконовахъ... — Речь идет о библейском царе, который восстановил идолопоклонство, занимался гаданием, ворожбой, вызывал мертвецов (4 Цар. 21; 2 Парал. 31).

[3] ...о овцахъ и о драгмахъ... — Евангельские притчи о том, что хозяин, имеющий сто овец, будет более всего беспокоиться об одной из них — пропавшей, и, найдя ее, возрадуется, и хозяйка, имеющая десять драхм и потерявшая одну из них, будет больше всего радоваться обретению этой потерянной драхмы (Лк. 15, 7 и 15, 8—9).

[4] ...Амалика и Максентия низложи. — Амалик, согласно Библии, — родоначальник амаликитян, нападавших на Израиль; Максенций — враг первого христианского императора Константина Великого, разбитый им в 312 г.; в житии Константина победа эта объяснялась появлением в воздухе креста с надписью: «Тем побеждай...»

[5] ...реченное во Иове... — Далее приведены хвастливые слова дьявола из библейской Книги Иова (Иов. 1, 7).

[6] ...разтлѣн разумомъ... — Этих слов не было в Первом послании Курбского; может быть, царь просто спутал текст Курбского («совесть прокаженная»), а возможно, что имел в виду слова литовского гетмана Яна Ходкевича по его адресу, содержавшиеся в перехваченном послании Ходкевича М. И. Воротынскому.

[7] ...судили Сицково с Прозоровскими... — О тяжбе из-за земли Прозоровского см. выше.

[8] Ево дочеремъ всякое узорочье покупай... а моимъ дочеремъ проклято да за упокой. — У Д. Курлятева было две дочери, постриженные в монахини во время опалы их отца в 1562 г.; дочери Ивана IV (от Анастасии) умерли в раннем детстве.

[9] Толко бы вы у меня не отняли юницы моея, ино бы Кроновы жертвы не было. — В посланиях Курбскому и официальном летописании сподвижники Курбского не обвинялись в смерти Анастасии Романовны (в вину Сильвестру ставилось только суровое с ней обращение), в «Истории о великом князе Московском» Курбский упоминал и это обвинение Ивана IV против «Избранной рады». Во всяком случае, казни бояр царь рассматривал и как возмездие за гибель Анастасии.

[10] А князя Володимера на царство чего для естя хотѣли посадити... — Начиная с 60-х гг. Иван IV неоднократно обвинял своих противников в попытках посадить на престол Владимира Андреевича Старицкого, в 1563 г. Владимир подвергся опале, в 1566 г. у него был отнят его удел, в 1569 г. он был убит с женой и детьми.

[11] ...от четвертово удѣлново родилъся. — Отец Владимира, Андрей Старицкий, был четвертым сыном Ивана III.

[12] И я его и матерь от того свободил... — По смерти Елены Глинской жена Андрея Старицкого и его сын Владимир были в декабре 1540 г. (в правление Бельских) освобождены.

[13] He дожидаютца грады германские бранново бою... — Во время похода 1577 г. на Двину ряд городов (Режица, Двинск и др.) сдались добровольно.

[14] ...тутъ и бой былъ. — Наибольшее сопротивление Ивану IV оказал город Венден (Кесь, Цесис); гарнизон, не желая сдаваться, взорвал себя вместе с крепостью.

[15] ...Волмерѣ... — Иван IV вспомнил этот город в связи с тем, что из него Курбский написал царю свое Первое послание.

Второе послание царя Курбскому написано в 1577 г. — через 13 лет после Первого послания. Ни Первое послание Курбского, проникшее на Русь накануне опричнины, ни ответное «широковещательное и многошумящее» послание царя, составленное в том же 1564 г. (ни тем более краткий ответ Курбского на это «широковещательное» послание, не отправленный, по-видимому, до 1579 г.), не могли иметь распространение в русской письменности; даже текст государева послания «во все его великия Росии государство», некогда специально рассылавшийся «во все городы», совершенно устарел к этому времени: «казначей наш Никита Афанасьевич» (Н. А. Фуников-Курцев), за преследования которого царь так страстно укорял в 1564 г. Курбского и его друзей, был уже к этому времени (в 1569 г.) казнен Иваном Грозным. В памяти остались только само бегство Курбского и то обстоятельство, что после измены он еще «грамоту к государю невежливо писал».

В 1577 г. был предпринят один из самых больших и удачных походов Ивана IV в Ливонию. Отправившись из Пскова на юг, царь затем направился по Двине и занял почти все прибрежные крепости; к сентябрю вся Ливония (за исключением только Ревеля и Риги) была в руках Грозного. Именно в этой обстановке царь в 1577 г. и написал ряд посланий своим различным противникам — новоизбранному польскому королю Стефану Баторию, гетману Г. Ходкевичу, виднейшим магнатам М. Талвашу и М. Радзивиллу, вице-регенту в Ливонии А. Полубенскому и «государевым изменникам» — A. М. Курбскому, Тимохе Тетерину, к «Туву да к Илерту» (ливонцам Таубе и Крузе, служившим Грозному и изменившим ему). Второе послание царя «государеву изменнику» не осталось незамеченным. В 1580 г., когда военная ситуация изменилась, Стефан Баторий, отвечая на послание царя 1577 г., упомянул, в частности, о «листах», которые Иван IV «фасливе» (хвастливо?) писал «до нас и до князя Курпского... с великой попудливостью (запальчивостью)».

Второе послание Грозного Курбскому сохранилось лишь в двух копиях XVII в. со сборника посланий 1579—1580 гг., связанных с походом 1577 г. и его последствиями. Остальные списки Второго послания относятся к XVIII—XIX вв.

Второе послание публикуется по списку 80-х гг. XVII в. — РГБ, ф. 304 (Троицкое II собр.), № 17, лл. 253—259 об. с исправлениями по списку 80-х гг. XVII в. — РГАДА, ф. 79 (Сношения с Польшей), 1573 г., ед. хр. № 1.