Е. Р. Дашкова

Минимизировать
Екатерина Романовна Дашкова (урожденная Воронцова) (1743 или 1744—1810), дочь геиерал-аншефа Р. И. Воронцова, была личностью яркой и незаурядной. Рано потеряв мать, она воспитывалась в семье своего дяди, государственного канцлера М. И. Воронцова и получила превосходное для того времени образование: свободно говорила на четырех иностранных языках, хорошо танцевала, умела рисовать. В 14 лет, из-за болезни, Екатерина Воронцова была отправлена в деревню, где увлеклась чтением книг из обширной библиотеки М. И. Воронцова. Ее любимыми авторами стали П. Бейль, Ш.-Л. Монтескье, Ф.-М.-А. Вольтер и Н. Буало. Много читая и размышляя над книгами, она научилась самостоятельно и критически мыслить.
 
Дашкова пришла к убеждению, что Петр III, ее крестный отец, не может достойно управлять огромной империей. Черты, которые она хотела бы видеть «в государе своего отечества», Дашкова нашла в великой княгине Екатерине Алексеевне, с которой познакомилась в 1758 г. Спустя четыре года девятнадцатилетняя Дашкова приняла участие в дворцовом перевороте, приведшем Екатерину II на престол. Английский посланник Дж. Маккартни впоследствии писал о Дашковой как о женщине «необычайной силы ума», обладающей «мужской отвагой и силой духа, способной преодолевать трудности, кажущиеся почти непреодолимыми».[1]
 
Позднее Е. Р. Дашкова активно занималась литературной деятельностью. Она переводила сочинения Гельвеция и Вольтера, написала несколько пьес и роман «Новая Евфимия» (1788); при ее участии издавались журналы «Собеседник любителей российского слова» (1783—1784), «Новые ежемесячные сочинения» (1786—1796) и сборники драматических произведений «Российский феатр, или Полное собрание всех российских феатральных сочинений» (1786—1794). На протяжении одиннадцати лет (1783—1794) Дашкова возглавляла Академию наук и являлась президентом Российской академии, учрежденной по ее плану для изучения и обогащения русского языка. Она состояла также членом Вольного экономического общества, Филадельфийского философского общества, Стокгольмской Академии наук. Дашкова поддерживала отношения с Вольтером, Д. Дидро, известными английскими учеными X. Блэром, А. Смитом, В. Робертсоном, А. Фергюсоном.
 
Политические пристрастия Е. Р. Дашковой сформировались в ранней юности под влиянием либеральных взглядов ее дяди, государственного канцлера М. И. Воронцова, в доме которого она воспитывалась. Дашкова — сторонница конституционной монархии. В своих «Записках» она писала: «Возглавлять правительство должен государь, которого все чтут как отца, а злонамеренные люди боятся, государь, который сам подчиняется справедливым законам и уважает и ценит своих подданных».[2] Дашкова делает различие между царем-деспотом, а именно таким ей представляется Петр I, и просвещенным монархом, каким она считала Екатерину II. Обладая гордым и независимым характером, Дашкова нетерпимо относилась к любым проявлениям тирании и деспотизма. В дневнике М. Вильмот есть запись от 20 мая 1804 г. о вечере, проведенном с Е. Р Дашковой, когда та «рассказала несколько анекдотов о Петре Великом, которого не любит», в том числе об униженни, которому подверг император своего денщика А. Д. Татищева, впоследствии генерал-полицмейстера, а также о случаях, когда Петр «впрок» бил палкой невиновного человека.[3] Петра I она считала недостойным даже сравнения с Екатериной II, намереваясь в противовес многочисленным воспоминаниям о Петре описать «разные случаи времени царствования Екатерины».
 
Будучи сама натурой деятельной, Дашкова с уважением отмечала присущие Петру I целеустремленность и упорство, но основными мотивами его поступков она считала тщеславие и честолюбивое стремление во всем достичь совершенства.
Мысль о том, что все грандиозные начинания Петра I были следствием его непомерного честолюбия, спровоцировавшего и поддерживаемого «женевцем» Ф. Лефортом, была высказана Г.-Б. Мабли в трактате «Об изучении истории» (1755). По его мнению, Петр I, поражнный рассказами Лефорта об экономическом и политическом положении европейских стран, «загорелся желанием быть причисленным к тем государям, которые влияют на дела европейские. Он льстил себя надеждой стать вскоре достаточно ловким или достаточно могущественным, чтобы обмануть их или покорить, и уже заранее упивался славой, коей сумеет покрыть себя, если будет подражать им».[4] Мабли полагал, что, создавая «огромное здание» российской государственности, Петр I пренебрег прочностью его основания, которая заключается в создании государственных законов: «...от вас ожидали не ремесла плотника, а познаний законодателя. He строение кораблей надо было изучать вам, но страсти человеческого сердца, ибо вам предстояло управлять обширным государством». Мабли считал, что Петру надлежало прежде всего внушить своим подданным «любовь к закону, порядку и общественному процветанию».[5] Почти теми же аргументами доказывает недостатки петровского правления Дашкова. Ее недовольство принудительным превращением дворян в садовников и купцов вызвало также тем, что Петр не соблюдал сословные привилегии. Оскорбленными чувствовали себя многие дворяне. Известен случай, когда граф Ф. М. Апраксин, увидев, что дворянские дети по распоряжению Петра вынуждены вбивать сваи на реке Мойке, демонстративно снял свои регалии и сам взялся за эту унизительную на его взгляд работу.
 
Соглашаясь с западноевропейскими учеными в некоторых оценках личности Петра I и его реформ, Дашкова категорически не приемлет сложившееся в Европе представление о допетровской России, как о варварской, дикой стране, не имевшей ни собственной культуры, ни разумных законов. Именно такой представала Россия в «Истории Российской империи при Петре Великом» (1761) Вольтера, в труде Шаппа д’Отроша «Путешествие в Сибирь... содержащее в себе нравы и обычаи русских и теперешнее состояние этой Державы...» ( Т. I—II, 1768), в опубликованных в 1780-е гг. «Истории России» П.-Ш. Левека в 5 томах (1782—1783) и в трактате Н. Леклерка «Физическая, моральная, гражданская и политическая история древней и современной России» (Т. 1—6, 1783—1787). По мнению Мабли, допетровская Россия «была погружена в глубочайшее варварство. Большая часть владений этого обширного царства оставалась необитаемой или же населенной людьми, едва ли заслуживающими сего имени... у них не было ни нравственных устоев, ни законов, ни трудолюбия, ни даже желания лучшей участи — страх и невежество сковывали их умы».[6]
 
Встреча Дашковой с австрийским премьер-министром В. А. Кауницем состоялась в Вене в 1780 г. Их разговор, как вспоминает Дашкова спустя более чем двадцать лет, касался вопросов, ставших во второй половине XVIII в. предметом острой полемики и остававшихся спорными ко времени написания «Записок». Какова роль Петра I в возвышении России и оправданы ли методы, которыми осуществлялось это возвышение? Какой была допетровская Русь и как отразились реформы на общественных нравах? Ответы на эти вопросы искали и русские историки — И. Н. Болтин, М. М. Щербатов, и деятели европейской науки — Вольтер, Б. Фонтенель, Дж. Литтльтон, Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо и др.
 
Национальная гордость и уважение к российской истории не позволяют Дашковой согласиться с Кауницем в оценке допетровской Руси. В 1768 г. Дашкова побывала в Киеве. На нее произвели сильное впечатление мозаика Успенского собора Киево-Печерской лавры и старинные фрески в одной из церквей. В «Записках» она писала: «Науки из Греции перешли в Киев гораздо раньше, чем появились у некоторых европейских народов, которые так охотно награждают русских именем варваров. Киевские школяры изучали философию Ньютона, в то время как во Франции она была запрещена католическим духовенством. Древности многих киевских монастырей и церквей вполне заслуживают осмотра».[7] Возможно, именно их имела в виду Дашкова в разговоре с Кауницем. Горячность, проявленную ею в отстаивании своего мнения, она объясняет тем, что в равной степени любит истину и отчизну.
 
Временная отстраненность от Петровской эпохи и сопричастность екатерининскому правлению, оскорбленная дворянская гордость и невозможность оценить Петра I c исторической точки зреиия (отбросив частности) — все это повлияло на отношение Дашковой к Петру.
 
Последние годы жизни Дашкова провела в своем подмосковном имении Троицкое. Здесь, в феврале 1804 г., она начала составлять «Записки», закончив работу над ними в октябре 1805-го. Записки посвящены англичанке Марте Вильмот, скрасившей одиночество Дашковой и убедившей ее описать свою жизпь. Первое издание «Записок» вышло в свет в 1840 г. в Лондоне в переводе с французского на английский язык.[8]  В его основе — копия «Записок», сделанная М. Вильмот с оригинала под наблюдением Дашковой. Затем в 1857 г. в Гамбурге вышло немецкое издание «Записок», предварявшееся статьей А. И. Герцена о Дашковой, перепечатанной с сокращениями из «Полярной звезды» (Лондон, 1857. Кн. III).[9] В 1859 г. в Лондоне Герцен издал русский перевод «Записок».
 
В России первое издание было подготовлено П. И. Бартеневым по другой авторизованной копии «Записок» из архива М. С. Воронцова, племянника Дашковой. Оно вышло на французском языке в 1881 г. в 21-й книге «Архива князя Воронцова». В 1906 г. «Записки» в переводе с издания 1840 года были напечатаны по-русски. В 1907 г. они вышли на русском языке отдельным изданием под редакцией и с предисловием Н. Д. Чечулина в переводе с текста — из «Архива князя Воронцова».
 
 

 
[1] Н. М. The Empress Catherine and Princess Dashkov. London, 1935. P. 105.
[2] Дашкова E. P. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М., 1987. С. 58.
[3] Там же. С. 260-261.
[4] Мабли Г.-Б. де. Об изучении истории. О том, как писать историю. М., 1993. С. 123.
[5] Там же. С. 126-127.
[6] Там же. С. 122-123.
[7] Дашкова Е. Р. Записки. С. 93.
[8] Memoirs of the Princess Dashkow, lady of honour to Catharin II, written by herself, comprizing letters of the empress and other correspondance/ Ed. by W. Bradford. Vol. I—II. London, 1840.
[9] Memoiren dеr Fursten Daschkoff. Zur Geschichte der Keiserin Katharina II. Hamburg, 1857.