"Итак, опять убежище готово..."

Минимизировать
Итак, опять убежище готово,
Где лености свободно льзя дышать.
Под сень свою, спокойное Берново,
Позволишь мне из Твери убежать.
Мне кажется, что древние пенаты,
Не отягчив морщинами чела,
Вошедша гостя зрят. Они мне святы,
Хранители прекрасного села,
Где тишина не знает грозной бури,
Где пóд вечер при пении подруг
На мураве младая пляшет гури
И зрителей обворожает круг.
Не вижу ль в них хозяина почтенна
Со скромною улыбкой на устах,
Которому забава драгоценна,
Пускай она и в детских суетах.
Прекрасны дни, увы, одно мгновенье,
Потщимся их остановить с собой.
И наша жизнь—зефира дуновенье:
Нет боле игр за мрачною волной.
 
Но кто идет из терема знакома
С веселостью и лаской на лице?
Не госпожа ль гостеприимна дома
Гостей своих встречает на крыльце
По древнему российскому поверью
Не из чинов, а прямотой души?
Обряды все оставили мы с Тверью—
Пусть там они, а здесь нехороши.
О милый друг, чувствительный и нежной,
Сестра моя, ты в руки к ней спешишь,
Ты здесь себя в сей жизни безмятежной
Дыханием свободным оживишь.
Ты любишь сень безмолвную Бернова,
И древний дом, и плодоносный сад,
И этот холм, что рощи глыбь сосновой,
И мельницы шумящий водопад.
Смиренна Тма, какой своей прослугой
Названье ты сие приобрела?
Вияся сей прекрасною округой,
Ты льешь струи прозрачнее стекла.
Иль для того, что, кроясь своенравно
В подножии высокия горы,
Меж берегов струишься плавно,
Маня к себе нимф сельских для игры;
Кидая темь, как плещутся пастушки,
В кустарниках скрываешь пастухов.
Узнавши то, завистные старушки
Сказали: «Тма течет средь сих брегов».
 
Но мы пойдем в убежище зверинца,
Где наш чудак, как новый Сведенборг,
Внимаючи внушениям мизинца,
Нечаянно почувствовал восторг
И наяву увидел пред собою
Трех нежных нимф в одежде так, как снег,
Воздушною спустившихся тропою,—
Он видел их по травке легкий бег.
Конечно, то живущи здесь дриады
Иль феи здесь свой держат хоровод.
Летайте вкруг, мечтания, отрады,
В охране древ, у падающих вод.
Зачем стеснять пределы вображенья?
Нам мал тот мир, что видим каждый день,
В невидимый мы любим посещенья,
Прелестных снов мы осязаем тень.
 
Где можно спать спокойнее и доле,
О храмина, сокровищница снов?
Здесь, нега, всё твоей послушно воле:
И мягкий пух, и свет уйти готов.
И красота, свежее став покоем,
Пред зеркалом свою улыбку зрит.
Окружена забав и смехов строем,
Любови мать ей пояс свой дарит.
 
Но, раза два прошедши по аллее,
Не ждет ли нас обремененный стол,
Во светлой сей большой оранжерее
Оставленный гостям на произвол?
Здесь персики румянятся пушисты,
И розы здесь теряют позже цвет,
Там птички вкруг порхают голосисты,
У коих всё, одной свободы нет.
Пускай идет общественная чаша
От одного к другому вкруг стола.
Здоровье пью твое, мой друг Любаша,
Будь счастлива ты столько, как мила.
Пускай тебе божки соимениты
Не изменят, летая за красой,
И ямочки румяныя ланиты
Улыбкою украсят образ твой.
 
КОММЕНТАРИИ
 
«Итак, опять убежище готово...».Муравьев, 1967, с. 199. Печ. по рук.: ГПБ, ф. 499, № 55, л. 1.
 
Берново — имение в Старицком уезде, принадлежавшее И. П. и А. Ф. Вульфам, родственникам поэта.
 
Гури — по мусульманским представлениям, юные девы, обитающие в раю.
 
Сестра моя — Федосья Никитична Муравьева (род. 1760), в замужестве Лунина.
 
Сведенборг Э.  (1688-1772) — шведский религиозный писатель.