Минимизировать

ПОВЕСТЬ ОБ ОСЛЕПЛЕНИИ ВАСИЛИЯ II

Подготовка текста, перевод и комментарии Я. С. Лурье

Текст:

6954. <...> О ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ИЗЫМАНЬИ,[1] КАКО ПОИМАН БЫСТЬ КНЯЗЕМЪ ИВАНОМ ОНДРѢЕВИЧЕМ[2] У ТРОИЦИ В СЕРГЕЕВЕ МОНАСТЫРѢ. Князю же Дмитрею Шемякѣ[3] вложи дьавол в мысль хотѣти великого княжениа, и начат посылати ко князю Ивану Можайскому с тѣмъ, что, рекши, царь на том отпустил великого князя, а он ко царю целовал, что «царю сѣдѣти на Москвѣ и на всѣх градѣх русских, и на наших отчинахъ, а самъ хочеть сѣсти на Тфери».[4] И тако по дьяволю научению обсылающеся и здумавше съ своими совѣтники злыми, иже тогда быша у них, — Костянтинъновичь и прочии бояре их,[5] не хотящеи добра своим государемъ и всему христьяньству. И посылають съ предречеными рѣчми к великому князю Борису Тферьскому.[6] Он же слышевъ то и убояся, и бысть единомысленик с ними. Мнози же от москвичь в думѣ с ними бяху, бояре же и гости, бѣша же и от чернцев в той думѣ с ними. И тако начаша князи и съ своими совѣтники безвѣстно вооружатись и искати подобна времени, како бы изгонити великого князя. Усмотривше же си таковъ получай подобенъ ихъ злому совѣту.

6954 (1445—1446). <...> О ПЛЕНЕНИИ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ — КАК ОН БЫЛ ЗАХВАЧЕН КНЯЗЕМ ИВАНОМ АНДРЕЕВИЧЕМ У ТРОИЦЫ В СЕРГИЕВОМ МОНАСТЫРЕ. Внушил дьявол князю Дмитрию Шемяке мысль овладеть великим княжением, и он начал сноситься с князем Иваном Можайским, говоря, что «царь отпустил великого князя под условием, скрепленным присягой, что царю достанется власть в Москве, и во всех русских городах, и в наших отчинах, а великий князь хочет править в Твери». И так по дьявольскому наущению князья сносились между собой и устроили заговор со своими советниками, которые у них тогда были — Константинович и прочие бояре, не желающие добра своим государям и всему христианству. И отправляют послов с теми же речами к великому князю Борису Тверскому. Он же, услышав эти речи и устрашившись, стал их единомышленником. В заговоре с ними были и многие из москвичей, бояре и купцы, участвовали в заговоре и некоторые из чернецов. И так стали князья со своими советниками тайно вооружаться и искать подходящего времени, чтобы внезапно захватить великого князя. И нашли удобный случай для исполнения своего злодейского замысла.

 

Въсхотѣвъшю великому князю ити поклонитись живоначальной Троици и мощемъ Сергия чюдотворца, пошедшу же ему и с своими благородными чады, со княземъ Иваном и княземъ Юрьемъ,[7] и с малыми зѣло людьми, ничто же иного чая, но токмо накормити тамо сущую братью великиа тоя лавры, а ко княземъ Дмитрею Шемякѣ и Ивану Можайскому вѣсти по вся дни посылаеми бяху с Москвы от измѣнниковъ. А они совокупившесь, стояху в Лузѣ,[8] готови суще, яко пси на лов или яко диви звѣрье, хотяще насытитися крове человѣчя.

Когда великий князь отправился поклониться живоначальной Троице и мощам Сергия-чудотворца, пойдя со своими благородными детьми, с князем Иваном и князем Юрием, и с совсем немногими людьми, думая только пожаловать братию этой великой лавры, то к князьям Дмитрию Шемяке и Ивану Можайскому ежедневно посылались вести из Москвы от изменников. И они, собравшись, стояли в Лузе готовые, как псы, на лов, или как дикие звери, хотящие насытиться кровью человеческой.

 

Бывши же к нимъ вѣсти той, что князь велики изыде изъ града, они же часа того поидоша изгоном к Москвѣ. И приидоша февраля мѣсяца, в суботу, в 9 час нощи, противу недели, иже о блуднѣмъ,[9] и взяша град, не бяше бо противящагося имъ, и никому видящу сего, токмо единомыслеником ихъ, иже и град отвориша имъ, они же въшедше въ град, великих княгинь изнимаша, Софѣю и Марью,[10] и казну великого князя и матери его разграбиша, а бояръ, сущих ту, изнимавше и пограбиша, иных многих, и горожан.

Когда к ним пришла весть, что князь великий выехал из города, они тотчас же внезапно подошли к Москве. И пришли в феврале месяце в субботу, накануне воскресенья недели о блудном сыне, в девять часов ночи, и заняли город; и не оказали им сопротивления — никто об этом ничего не знал, кроме их единомышленников, которые отворили им городские ворота. И, войдя в город, они пленили великих княгинь Софию и Марию и разграбили казну великого князя и его матери, захватили и ограбили находившихся там бояр, и других многих, и горожан.

 

И тоя жа паки нощи отпускаеть князь Дмитрей князя Ивана Можайского на великого князя Василья к Троици изгоном съ многими людми своими и сь его.

И в ту же ночь отпускает князь Дмитрий Ивана Можайского к Троице со многими своими и его людьми, чтобы застать врасплох великого князя.

 

В самую же литургию пригонил к великому князю в недѣлю о блуднѣмъ, Бунком зовуть, повѣдая ему, што идуть на него князь Дмитрей Шемяка да князь Иванъ Можайской ратью. И не ятъ ему вѣры, понеже бо тотъ Бунко за мала того преже отъехал къ князю Дмитрею, и рече: «Си смущають нас. А яз съ своею братьею въ крестномъ целованьи. То какъ можеть быти такъ?»

В воскресенье недели о блудном сыне, во время литургии, прискакал к великому князю человек по имени Бунко, чтобы сообщить, что идут на него ратью князь Дмитрий Шемяка и князь Иван Можайский. Но великий князь не поверил ему, потому что тот Бунко незадолго перед этим перешел на службу к князю Дмитрию, и сказал: «Так сеют смуту между нами. А я со своей братьею целовал крест. Как же может быть такое?»

 

И повелѣ того из монастыря збити и назад воротити его. И яко бывшу тому на Вори,[11] яша его ратни сторожи и биша его. А князь великий, хотя и не имя ему вѣры, а единако посла сторожи к Радонѣжу.[12] Они же, пришедше, сташа на горѣ над Радонѣжомъ стеречи, и познаша ихъ ратных сторожи издалеча, а си тѣх ратных не усмотриша, не имяху вѣры тѣм вѣстем. А тѣ сторожа сказаша князю Ивану, что есть сторожи за Радонѣжемъ на горѣ. Он же повелѣ сани многы изрядити, какъ возы с рогозинами, а ини с полъстьми, а в нихъ по два человѣка в доспѣсѣ, а третий послѣ идеть, какъ бы за возом. И какъ уже преднии минуша ихъ, и тако выскакаше вси изъс саней, изнимаше ихъ, а убѣжати имъ никако бяше, понеже убо тогда снѣг был девяти пядей.[13]

И велел прогнать Бунко из монастыря и воротить обратно. И когда тот был на Воре, захватил его сторожевой отряд заговорщиков и избил. А князь великий, хотя и не поверил ему, а все-таки послал сторожевой отряд к Радонежу. Они же, придя, стали на страже на горе над Радонежем, и увидел их издалека сторожевой отряд заговорщиков; те же не заметили ратников, ибо не поверили вестям, переданным Бунко. А сторожевой отряд заговорщиков сообщил князю Ивану, что на горе за Радонежем стоит стража. Он же повелел снарядить много саней, будто возы, а в них спрятать по два человека в доспехах: один под рогожами, а другой под войлоком, а третий чтобы шел сзади, как бы за возом. И когда передние сани уже миновали сторожей, тогда выскочили все из саней и захватили стражу, а тем никак было не убежать, ибо снег был тогда в девять пядей.

 

И тогда въскорѣ поидоша к манастырю. И какъ явишася, скачюще на конех з горы тоя, к селу Климентиевьскому,[14] яко же на ловъ сладок.

И так они вскоре подошли к монастырю. И вот явились, скача на конях с горы, к селу Климентьевскому, как на счастливый лов.

 

И яко увидѣвъ ихъ князь велики, потече на конюшной дворець, и не бѣ ему коня уготована, самъ се яко ложь вмѣни, надѣяся на крестное целование, и не повѣлѣ ничего уготовити. А люди вси въ уныньи быша, въ торопѣ велицѣ, яко изумлени. Вѣдѣвъ князь великий, яко нѣсть ему никакия помощи, скоро поиде на монастырь къ церкви святыя Троица каменыя. Пономарь же, именем Никифоръ инок, притек и отомче церковь. Князь же велик вниде въ церковь, и онъ замкнувъ его, отшед, схоронися.

И как увидел их князь великий, бросился он на конюшенный двор, и не было ему готового коня, ибо он сам счел правду ложью, понадеявшись на крестное целование, не повелел ничего приготовить. А люди все были в унынии, все оторопели как безумные; князь великий, увидев, что ему нет ни от кого помощи, ринулся в монастырь, к каменной церкви Святой Троицы. Пономарь же, инок по имени Никифор, прибежал и отворил церковь, князь вошел в церковь, а Никифор запер его и, отойдя, спрятался.

 

А они, убийци, яко свѣрѣпии волци, взгониша на монастырь на конех, преж всѣх Микита Костянтинович, и на лѣствицу на конѣ къ преднимъ дверемъ церковным. Пошедшу ему с коня, и заразися о камень, иже предверми церковными въздѣлан на примостѣ. И притекшѣ прочии, воздняша его, он же едва отдохну, и бысть яко пиянъ, а лица его, яко мерьтвецю бѣ. Потом же и самъ князь Иванъ возъгони на монастырь, и все воиньство ихъ. И начат вопрошати князь Иванъ: «Гдѣ есть князь велики?»

А они, убийцы, как свирепые волки, ворвались в монастырь на конях, и впереди всех Никита Константинович, и въехал по лестнице на коне к передним дверям церковным. И, слезая с коня, расшибся о камень, который был вделан в крыльцо перед дверьми. И подоспели прочие, подняли его, он же едва отдышался, и был словно пьяный, и лицо как у мертвеца. Потом и сам князь Иван прискакал в монастырь, и все их войско. И стал спрашивать князь Иван: «Где князь великий?»

 

Князь же велики внутрь церкви услыша князя Ивана глаголюща и воспи велми, гляголя: «Брате, помилуйте мя, не лишите мя зрити образа Божиа[15] и Пречистыя матери его, и всѣх святыхъ его! А не изиду из монастыря сего и власи главы своея урѣжу зде».

Князь же великий, находясь внутри церкви, услышал голос князя Ивана и громко возопил: «Брат, помилуй меня, не лиши меня счастья зреть образ Божий и Пречистой его матери и всех его святых! А я не выйду из этого монастыря и постригусь здесь».

 

И шед къ дверемъ южным, отпре их самъ и взятъ икону, иже на гробѣ святого Сергия — Явление святыя Богородица съ двѣма апостолма святому Сергѣю — и срѣте князя Ивана в тѣх же дверехъ церьковных, глаголя: «Брате, цѣловали есмя животворящий крестъ и сию икону въ церкьви сей живоначалныя Троиця, у сего же чюдотворцева гроба Сергиева, яко не мыслити намъ, ни хотѣти никоторому же от братьи межи себе никоего лиха. А се нынѣ не вѣмъ, что сбысться надо мною».

И, подойдя к южным дверям, сам их отпер, и взял икону с гроба святого Сергия — Явление святой Богородицы с двумя апостолами святому Сергию — и встретил князя Ивана в тех же дверях церковных, говоря: «Брат, мы целовали животворящий крест и эту икону в церкви живоначальной Троицы у этого самого гроба чудотворца Сергия, чтобы нам не замышлять и не хотеть никакого зла никому из братьи. А теперь вот не знаю, что будет со мной».

 

Князь же Иван рече к нему: «Господине государь, аще ти въсхощемъ лиха, буди то и над нами лихо. Но се сътворихом християньства дѣля и твоего окупа: видѣвши бо се татари, пришедши с тобою, облегчать окупъ, что ти царю давати».[16]

Князь же Иван сказал ему: «Господин государь, если захотим тебе зла, то пусть будет и нам зло. Но делаем мы это ради христианства и из-за твоего выкупа: ибо, увидев это, татары, пришедшие с тобой, облегчат выкуп, который ты обязался давать царю».

 

Князь же велики поставль икону на мѣсто свое и пад ниць у гроба чюдотворцева Сергѣева, слезами обливаяся и велми въздыхая и кричаньем моля, захлипаяся, яко удивитися всѣм сущимъ ту, и слезы испусти злодѣемъ тѣмъ противным. А князь Иванъ мало поклонься къ церкви, изыде, рече Никитѣ: «Възми его». И князь велики много молився и вста от ничанья своего, и възрѣвъ, рече велми: «Гдѣ брат князь Иванъ?»

Князь же великий поставил икону на свое место и пал ниц у гроба чудотворца Сергия, обливаясь слезами, стеная и умоляя с криком, и захлебываясь от рыданий, так что все были потрясены и даже злодеи и отступники прослезились. А князь Иван слегка поклонился в сторону церкви и вышел, сказав Никите: «Возьми его». А князь великий долго молился и, встав с земли и оглянувшись, воскликнул: «Где брат князь Иван?»

 

Приступле же злый рабъ, гордый немилосерды мучитель Никита, ятъ за плече великово князя, глаголя: «Поиманъ еси великим княземъ Дмитреемъ Юрьевичемъ». Оному же рекшу: «Воля Божиа да будеть».

И тут подошел к нему злой раб, гордый, немилосердный мучитель Никита, взял великого князя за плечи и сказал: «Ты во власти великого князя Дмитрия Юрьевича». Тот же ответил: «Воля Божья да будет».

 

Он же, злодѣй, выведе его изъ церкви и с манастыря сведе, а посадиша его в голы сани, а противу его черньца. И тако отидоша с нимъ к Москвѣ, а бояръ его всѣх поимаша, а прочихъ всѣх пограбиша, нагих попущаша.

Он же, злодей, вывел его из церкви и увез из монастыря, и посадили его в голые сани, а напротив него чернеца. И так поехали с ним в Москву, а бояр его всех похватали, прочих же всех ограбили, отпустив нагими.

 

А сынове великого князя, князь Иванъ да князь Юрьи, ухоронишася в томь же манастырѣ: а они, кровопийцы, якоже нѣкоторый сладкы ловъ уловивше, отидоша, а о сихъ небрегоша, ниже пытаху о них. Си же великаго князя сынове, Иоанъ и Юрьи, в ту же нощь побѣгоша из манастыря съ оставшими людьми, с ними кои ухоронишась. Прибѣгоша ко князю Ивану Ряполовьскому въ Юрьевъ в село его Боярово. Князь же Иванъ съ своею братьею, с Семеномъ и съ Дмитреемъ, и со всѣми людьми своими, бѣжаша с ними к Мурому[17] и тамо затворишася съ многими людми.

А сыновья великого князя, князь Иван да князь Юрий, спрятались в том же монастыре: кровопийцы эти, словно завершив счастливый лов, удалились, не позаботившись и даже не спросив о них. Сыновья же великого князя, Иоанн и Юрий, в ту же ночь бежали из монастыря с оставшимися людьми, которым удалось вместе с ними спрятаться. Прибежали они к князю Ивану Ряполовскому в Юрьев, в его село Боярово. Князь же Иван со своими братьями, с Семеном и с Дмитрием, и со всеми своими людьми бежал к Мурому и там затворились с многими людьми.

 

А князя великаго Василья в понеделникъ на ночь, на мясопустной недели, февраля 14, приведоша на Москву и посадиша его на дворѣ Шемякинѣ, и самъ князь Дмитрей Шемяка стоял на дворѣ Поповкинѣ. В среду на той же недели на ночь ослѣпиша князя великаго и отослаша его на Углече поле[18] и съ его княгинею, а матерь его, великую княгиню Софью, послаша на Чюхлому.[19]

А князя великого Василия в понедельник к ночи, на мясопустной неделе, 14 февраля, привели на Москву и посадили его на Шемякином дворе, а сам князь Дмитрий Шемяка стал на Поповкином дворе. В среду на той же неделе вечером ослепили великого князя и сослали его с княгиней на Углич, а мать его, великую княгиню Софью, послали на Чухлому.

 

Слышав же то князь Василей Ярославич[20] да побѣже в Литву, да князь Семенъ Иванович Оболеньской[21] с нимъ же, а прочии дѣти боярьские и вси люди биша челом служити князю Дмитрею. И приведе ихъ къ целованью крестному всѣх, один Федоръ Басенокъ[22] не въсхотѣ служити ему. Князь же Дмитрей повелѣ възложити на него желѣза тяжки и за сторожи держати его. Он же подговори пристава своего и убѣжа из желѣзъ, и бѣже къ Коломнѣ, и тамо лежал под своимъ притѣлемъ,[23] и многих людей подговорил съ собою, пограби уезды Коломеньские, побѣже в Литву съ многими людми. И прибѣже в Дябреньскъ къ князю Василью Ярославичю: дал бо бѣ король князю Дебряньскъ Василью в вотчину, да Гомей, да Стародубъ, да Мстиславль и иные многие мѣста. И князь Василей Ярославич дал Дебряньскъ князю Симиону Оболеньскому да Федору Басенку.[24]

Услышав обо всем этом, князь Василий Ярославич бежал в Литву, а с ним князь Семен Иванович Оболенский, а прочие дети боярские и все люди били челом в службу князю Дмитрию. И привели их к крестному целованию всех, один лишь Федор Басенок не захотел служить ему. Князь же Дмитрий велел заковать его в тяжкие железные оковы и держать под стражею. Он же, подговорив своего пристава, бежал из-под оков, и убежал к Коломне, и там укрылся под своим селом, и многих людей подговорил примкнуть к себе, пограбил Коломенские уезды и побежал в Литву с многими людьми. И прибежал в Дебрянск к князю Василию Ярославичу, ибо король дал князю Василию вотчину Дебрянск, да Гомель, да Стародуб, да Мстиславль и иные многие места. И князь Василий Ярославич отдал Дебрянск князю Семену Оболенскому и Федору Басенку.

 

А князь Дмитрей услышевъ, что дѣти князя великаго, пришед, сѣли в Муромѣ со многими людьми, и не въсхотѣ на них посылати, бояся, понеже бо всѣ людие негодоваху о княженьи его, но и на самово мысляху, хотяще великаго князя на своем осподарьстви видѣти.

А князь Дмитрий, услыхав, что дети великого князя, придя, засели в Муроме со многими людьми, не решался посылать за ними, потому что все люди негодовали из-за его вокняжения и замышляли против него самого, желая видеть своим государем великого князя.

 

Князь же Дмитрей умысливь сице: призва к себѣ епископа рязаньскаго Иону на Москву, и пришедшу ему, обѣща ему митрополью.[25] И начат глаголати ему: «Отче, чтобы еси шелъ въ свою епископъю, в град Муром, дѣти великого князя на свой пертахиль взял, а язъ рад ихъ жаловати, и отца ихъ, великаго князя, выпущу, и отчину дамъ доволну, как мощно имъ быти съ всѣм».

Князь же Дмитрий задумал такое: призвал к себе епископа рязанского Иону на Москву и, когда тот пришел, обещал ему митрополию. И начал говорить ему: «Отче, сходил бы ты в свою епископию, в город Муром, взял детей великого князя под свою епитрахиль, а я буду рад их пожаловать, и отца их, великого князя, выпущу, и дам ему достойную его вотчину, чтобы у него там все было».

 

Владыка же Иона поиде к Мурому в судѣх и с тѣми рѣчми княжи Дмитреевыми приде в Муром, и начать говорити рѣчи его боаромъ великаго князя дѣтей, тремъ княземъ Ряполовьским и прочимъ с ними. Бояре же много о томъ думавше, смыслиша себѣ сице: «Аще мы нынѣ святителя не послушаем, не поидемъ ко князю Дмитрею съ сими великаго князя дѣтми, и онъ, пришед ратью, городъ възмет, и сихъ поимавъ, что хощет, то сътворит имъ, такоже и отъцу ихъ, великому князю, и всѣмъ намъ. И во что будеть крѣпость наша, не послушавше сихъ глаголъ святителевых?» И рекоша Ионѣ владыцѣ: «Аще пришелъ еси с сими глаголы от князя Дмитрея к нашим государемъ, великого князя дѣтем, да и к намъ, но мы сего не дьръзнемъ сътворити, что отпустити нам с тобою дѣти великаго князя безъ крѣпости. Но шед в соборну церковь Рожества Пречистыя и възмеши ихъ у Пречистыи с пелены на свой петрахиль, и тако отпустим ихъ с тобою, и сами с ними идемъ».

Владыка же Иона отправился к Мурому на судах и принес туда речи князя Дмитрия и стал говорить эти речи боярам детей великого князя, трем князьям Ряполовским и прочим, которые были с ними. Бояре же, подумав об этом, решили так: «Если мы теперь святителя не послушаем, не пойдем к князю Дмитрию с детьми великого князя, то он, придя с войском, возьмет город и, захватив их, сотворит с ними, что захочет; так же поступит и с отцом их, великим князем, и со всеми нами. И чего будет стоить наша присяга, если мы не послушаем слов святителя?» И сказали владыке Ионе: «Хотя ты и пришел с этими словами от князя Дмитрия к нашим государям, детям великого князя, и к нам, но мы не может так сделать — отпустить с тобой детей великого князя без присяги. Но если ты пойдешь в соборную церковь Рождества Пречистой и возьмешь их из-под покровительства Пречистой под свою епитрахиль, то тогда мы отпустим их с тобою и сами пойдем с ними».

 

Владыка же Иона обѣщась тако сътворити. И вшед въ церковь, начат мольбен Пречистой и, свершивъ молебная, взятъ ихъ ис пелены у Пречистые на свой петрахѣль. И поиде с ними князю къ Дмитрею в Переславьль, тамо тогда ему сущу. Приде же в Переславль месяца мая 6. Князь же Дмитрей мало почти их с лестью, и на обѣд к себѣ зва их, и на третий день после того с тѣмъ же владыкою Ионою посла их къ отцу на Углеч в заточенье. Он же дошед с ними до отца ихъ, и оставивъ ихъ тамо, и възвратися къ князю Дмитрею. Он же повѣлѣ ему итти к Москвѣ и сѣсти на дворѣ митрополиче. Иона же сътвори тако.

Владыка же Иона обещал так сделать. И, войдя в церковь, начал молебен Пречистой, и, совершив молебен, взял их из-под покровительства Пречистой под свою епитрахиль. И отправился с ними к князю Дмитрию в Переяславль, где он тогда находился, и пришел в Переяславль 6 мая. Князь же Дмитрий притворно оказал им небольшие почести, пригласил их на обед, и на третий день после этого послал их с тем же владыкой Ионою к отцу в Углич в заточение. Он же дошел с ними до отца их и, оставив их там, возвратился к князю Дмитрию. Тот же приказал ему идти к Москве и сесть на митрополичьем дворе. Иона так и сделал.

 

А Ряполовьские, то слышавше, князь Иванъ и братья, князь Семенъ и князь Дмитрей, что князь Дмитрей Шамяка слово свое измѣнил, во всем владыцѣ солгал, и начаша плакати, как бы великого князя выняти. Бѣша в той мысли тогда с ними князь Иванъ Васильевич Стрига да Иван Ощѣра з братом Бобром, Юшка Драница и иные многие дѣти боярские[26] двора великого князя. С ними же в думѣ был Семен Филимоновъ с дѣтми всѣми, да Русалко, Руно и иные дѣти боярские многие.[27] И учиниша себѣ срокъ всѣм быти под Углечем на Петровъ день о полудни. И Семион Филимонов на тот срокъ пришел, а про Ряполовских учинилась вѣсть князю Дмитрею, и не смѣша итти на тот срокъ под Углеч, но поидоша за Волгу к Белуозеру. И князь Дмитрей послал за ними с Углеча рать с Василиемъ Вепревым да Феодора Михайловича послал[28] за ними же со многими полки, а срок был имъ сьитись в мѣсто на усть Шексны у Всѣх Святых.[29] И Феодоръ не успѣ к Василию, а Ряполовские варатишась на Василья, побиша его на усто Мологи.[30] А Феодоръ в ту пору перевезеся на юсть Шексны со всѣми полки своими, а Ряполовским бысть вѣсть про него. Они же на того воротишась; Феодоръ же, видѣвъ их, опять побѣже за Волгу. А Ряполовские поидоша по Новгородской земли к Литвѣ и приидоша ко князю Василью Ярославичю во Мстиславль. Семен Филимоновъ со всѣми своими от Углеча поиде к Москвѣ, яко ничтоже про тѣх вѣдая, одинъ Руно отвернувъ от него за Ряполовскими. И какъ пришедши князи Ряполовские, да князь Иван Стрига, и прочие многие дѣти боярские, преж писаныя рѣчи и неписаные начаша говорити князю Василью Ярославичю, как бы выняти великого князя.

А Ряполовские, князь Иван с братьями, князем Семеном и князем Дмитрием, услышав, что князь Дмитрий Шемяка нарушил свое слово, солгал владыке во всем, начали горевать и думать, как бы им освободить великого князя. Единомышленниками их были тогда князь Иван Васильевич Стрига и Иван Ощера с братом Бобром, Юшко Драница и иные многие дети боярские, придворные великого князя. С ними же в сговоре был Семен Филимонов со всеми детьми, Русалко, Руно и иные многие дети боярские. И установили срок — всем быть под Угличем в Петров день в полдень. И Семен Филимонов к тому сроку пришел, а о Ряполовских стало известно князю Дмитрию, и они не решились идти к этому сроку под Углич, а пошли за Волгу к Белоозеру. И князь Дмитрий послал за ними с Углича рать с Васильем Вепревым, послал также за ними Федора Михайловича с многими полками, и назначен был им срок сойтись в одном месте на устье Шексны у церкви Всех Святых. И Федор не успел подойти к Василию, и Ряполовские, обратившись против Василия, разбили его на устье Мологи. А тем временем Федор переправился на устье Шексны со всеми своими полками, и Ряполовские получили о нем весть. Они обратились против него; Федор же, увидев их, опять побежал за Волгу. А Ряполовские пошли по Новгородской земле к Литве и пришли ко князю Василию Ярославичу в Мстиславль. Семен Филимонов со всеми своими людьми от Углича пошел к Москве, ибо ничего обо всем этом не знал, один только Руно повернул от него, пойдя за Ряполовскими. И когда пришли Ряполовские, да князь Иван Стрига и прочие многие дети боярские, они стали говорить князю Василию Ярославичу прежде написанные и неписаные речи о том, как им освободить великого князя.

 

А князь Дмитрей Шамяка, видя то, что про великого князя мнози люди отступают от него, и розосла по владыки, начат думати со княземъ Иваномъ и со владыками, и з боляры, выпустити ли его, или ни. А владыка Иона на всяк день не престаша, глаголя: «Неправду еси чинил, а меня еси ввелъ во грѣх и в сором: князя было ти выпустити, и ты дѣтей его с нимъ посадил. А мнѣ еси дал свое слово правое, а они меня послушали, а нынѣча во всей лжи. Выпусти его, сведи с моей души и з своей. А что может онъ учинити без вѣка? А дѣти его малы. А и еще укрѣпи крестом честнымъ, да и нашею братиею владыками».

А князь Дмитрий Шемяка, видя, что из-за великого князя многие люди отступились от него, послал за владыками и стал совещаться с князем Иваном, с владыками и с боярами, выпустить ли его или нет. А владыка Иона каждый день, не переставая, говорил: «Совершил ты неправду, а меня вверг в грех и в срам: тебе следовало князя выпустить, а ты посадил вместе с ним еще и детей. А мне ты дал честное слово, и они меня послушались, и нынче вся эта ложь на мне. Выпусти его, сними грех с моей души и со своей. Что он может совершить без глаз? А дети его малы. А кроме того, вели ему поцеловать крест, и наша братия, владыки, будут свидетелями».

 

Многа же ина изрече. Князь же Дмитрей, много думавъ о том, положи на том, что выпустити великого князя, а дати ему вотчина, на чем бы ему мошно быти.

Много и другого говорил. Князь же Дмитрий, много думав об этом, решил выпустить великого князя и дать ему вотчину, в которой он мог бы жить.

 

Того же лѣта родися великому князю на Углече сынъ Андрѣй августа въ 13.[31]

В том же году родился у великого князя в Угличе сын Андрей 13 августа.

 

О ВЕЛИКОМ КНЯЗѢ И ЕГО ДѢТЕХ, КАК ИХЪ КНЯЗЬ ДМИТРЕЙ ШАМЯКА ВЫПУСТИЛ С УГЛИЧА. Лѣто 6955-го. Князь Дмитрей Шамяка поиде на Углеч, хотя выпустити великого князя и дѣти. Поидоша с ним и вси епископи, и честныя архимандриты, и игумены. И пришедше на Углеч, выпустил великого князя и его дѣтей, каяся и прощаяся, а князь великий смиряясь и во всем вину сам на ся возлогая, яко: «И не сие мнѣ пострадати было грѣх моих ради и безаконий многих, и преступлений во крестномъ цѣловании и пред вами, старѣйшею братию и пред всѣмъ православнымъ християнством, егоже изгубих и еще изгубити хотѣлъ есмъ до конца.[32] Достоин есмъ был главныя казни, но ты, государь мой, показал еси на мнѣ милосердие свое, не погубил еси мене со безаконии моими, но да покаюся зол моих».

О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ И ЕГО ДЕТЯХ — КАК КНЯЗЬ ДМИТРИЙ ШЕМЯКА ВЫПУСТИЛ ИХ ИЗ УГЛИЧА. В год 6955 (1447). Князь Дмитрий Шемяка пошел в Углич, чтобы выпустить великого князя и его детей. И пошли с ним все епископы, честные архимандриты и игумены. И, придя в Углич, выпустил великого князя и его детей, каясь и прося прощения, а великий князь выразил смирение и возложил на себя всю вину такими словами: «Должно было мне и не так пострадать за грехи и беззакония мои, и за нарушения крестного целования, данного вам, моим старшим братьям и всему православному христианству, которое я губил и хотел погубить окончательно. Достоин я был смертной казни, но ты, государь мой, проявил ко мне милосердие свое, не лишил меня, отягченного грехами, жизни, но дал мне возможность покаяться в них».

 

Сия же имена многа изглагола, им же нѣсть числа и списати не мощно. Глаголюще же к нему, слезам текущим от очию его, яко же быстринам, яко всѣм сущимъ ту дивитись таковому смирению и умилению. И плакахуся вси, смотряюще его. По сем же князь Дмитрей пир великъ сотвори на великого князя и на великою княгиню, и на дѣтей его. Бяху же ту и вси епископи земли Руские, и боляре многих, и дѣтей боярских. И честь великою учини великому князю и дары ему многи подавал и великой княгинѣ и дѣтемъ их. Да и вотчину дал великому князю Вологду со всѣмъ, и отпустил великого князя, и со княгинею, и з дѣтми тамо.

И еще много говорил таких речей — их же перечислить и записать невозможно. И когда он говорил, а слезы потоками текли из его очей, то все бывшие там дивились такому смирению и благочестию. И плакали все, глядя на него. Потом князь Дмитрий устроил великий пир в честь великого князя, великой княгини и их детей. Были же тут и все епископы Русской земли, и бояре многие, и дети боярские. И честь великую оказал великому князю, и дары многие ему давал, и великой княгине, и детям их. И дал в вотчину великому князю Вологду со всеми землями, и отпустил его туда с великой княгиней и детьми.

 

Князь же великий пришед на Вологду и пожил немного, и поиде со всѣми своими в Кириловъ монастырь, творяся тамо сущую братию накормити и милостину дати; нѣсть бо лзѣ таковому государю в такой дальнѣй пустыни заточено быти. Слышав же то, боляре великого князя и дѣти болярские, людие вси побѣгоша от князя Дмитрея и Ивана к великому князю. Побыв же князь великий на Белѣозере, поиде прочь, а люди к нему туто мнози пребыли.

Князь же великий, приехав в Вологду, пробыл там немного и пошел со всеми своими людьми в Кириллов монастырь, как бы для того, чтобы накормить тамошнюю братию и дать милостыню; нельзя ведь такому великому государю оставаться заточенным в столь дальней и пустой земле. Услышав об этом, бояре великого князя, и дети боярские, и многие люди побежали от князя Дмитрия и князя Ивана к великому князю. Побыв же на Белоозере, князь великий пошел прочь, и тут к нему прибыли многие люди.

 

Князь же великий не возвратися к Вологдѣ, но поиде ко Твери, сослася с великимъ княземъ тверскимъ з Борисомъ Александравичем.[33] Пришедшу же ему во Тверь, и князь великий тверский дал ему у себя опочинути и честь велику воздасть ему и дары многи. Князь великий Василей Васильевич обручал тогда за болшаго сына своего за князя Ивана дщерь у великого князя Бориса Марью.[34] Мнози же боляре со многими людьми приидоша к великому князю во Тверь.

Князь же великий не возвратился к Вологде, но пошел к Твери, снесясь с великим князем тверским Борисом Александровичем. Когда же он пришел в Тверь, то князь великий тверской пригласил его отдохнуть с дороги, оказал ему великую честь и дал многие дары. Тогда князь великий обручил своего старшего сына князя Ивана с дочерью великого князя Бориса Марией. Многие же бояре с многочисленными слугами перешли к великому князю в Тверь.

 

А коли князь Дмитрей выпущал еще великого князя, а князь Василей Ярославич в Литвѣ будя, а того не вѣдая, здумал с боляры великого князя, что, оставивъ жены и дѣти в Литовской земли, поити искати великого князя, как его выняти изо Углеча, и учиниша себѣ срок всѣм снятись в Литовской земли волости в Пацинѣ.[35] И еще не вышедшим из Литовской земли, князь Василей Ярославич иде во Мстиславль, а с ним Ряполовские три да и князь Иванъ Стрига, да Ощера, и иные многи дѣти боярские с ними, а в Дебрянцѣ князь Семен Оболенской да Басенокъ да многие же дѣти боярские с ними, и в то время прииде вѣсть князю Василию во Мстиславль, что князь велики выпущенъ, а дана ему Вологда, и пригонил Данило Башмак.[36] А в Дебряньскъ пригонилъ къ князю Семиону нѣкто киянинъ Полтинкою зовут, а лежалъ тотъ на Москвѣ от княгини Настасьи Олелковы[37] на вѣстехъ про великого же князя да из Дебряньска погонилъ к Киеву, а сказал имъ ту же вѣсть, с чѣмъ и Башъмакъ пригонилъ. Князь же Василей Ярославичь со всѣми людьми и с бояры, и женами, и с дѣтми поидоша изо Мьстиславля, а изъ Дебряньска князь Семенъ да Басенок, такоже съ всѣмъ, и снидошась в Пацинѣ.

А когда князь Дмитрий еще только выпускал великого князя из заточения, то князь Василий Ярославич, будучи в Литве и еще не зная этого, договорился с боярами великого князя, что они, оставив жен и детей в Литовской земле, попытаются добраться до великого князя и похитить его из Углича. И установили срок, когда всем встретиться в Литовской земле в городе Пацине. И когда они еще не вышли из Литовской земли, князь Василий Ярославич пошел в Метиславль, а с ним трое Ряполовских, да князь Иван Стрига, да Ощера, и иные многие дети боярские с ними, а в Дебрянске были князь Семен Оболенский да Басенок и также многие дети боярские; как раз в то время пришла весть к князю Василию в Мстиславль, что князь великий выпущен и дана ему Вологда. И прискакал с этой вестью Данило Башмак. В Дебрянск же прискакал к князю Симеону некий киевлянин, прозванный Полтинкой, который был послан в Москву княгиней Настасьей Олельковой для получения вестей про великого князя, а из Дебрянска поскакал к Киеву и рассказал им ту же весть, с которой примчался Башмак. Князь же Василий Ярославич со всеми людьми, и с боярами, и с женами, и детьми отправился из Мстиславля, а из Дебрянска — князь Семен и Басенок, также со всеми людьми, и сошлись они в Пацине.

 

И пригонилъ къ нимъ туто Дмитрей Ондрѣевъ, что уже князь великий пошол с Вологды къ Бѣлуозеру, да оттоле и къ Твири. Они же оттоле поидоша вси вмѣстѣ со многими людьми. Пришедшимь же имъ в Елну, и срѣтошась с ними татарове, и начаша межи собѣ стрѣлятися. По сем же татарове начаша Руси кликати: «Вы хто есть?» Они же отвещаша: «Москвичи, а идемъ со княземъ с Васильемъ Ярославичемъ искати своего государя великого князя Василья Васильевича, сказывають его выпущена. А вы кто есте?» Татарове же рекоша: «А мы пришли из черкас съ двѣма царевичи Махметевыми дѣтми, и с Касымом да съ Ягупомъ».[38] Слышели бо про великого князя, что братья над нимъ зраду учнили и они пошли искати князя великаго за передьнее его добро и за его хлѣбъ: «Много бо добра его до нас было». И тако сшедшеся и укрѣпившеся межю себе, поидоша вкупѣ, ищущи великого князя, како бы ему помощи.

И тут к ним прискакал Дмитрий Андреев с вестью, что князь великий пошел из Вологды к Белоозеру, а оттуда к Твери. Они же тогда пошли все вместе с многими людьми. Когда же они пришли в Ельню, встретились с ними татары, и началась между ними перестрелка. Потом татары стали кричать русским: «Вы кто такие?» Те же ответили: «Мы москвичи, а идем с князем Василием Ярославичем искать своего государя великого князя Василия Васильевича, говорят, что он выпущен. А вы кто такие?» Татары же сказали: «А мы пришли из черкас с двумя царевичами, сыновьями Махмета, — Касымом и Ягупом». Ибо они слышали про великого князя, что братья ему изменили, и пошли его искать, чтобы отплатить ему за оказанное им добро и угощение: «Много он сделал нам добра». И так, сойдясь и договорясь между собой, они пошли вместе, ища великого князя, чтобы ему помочь.

 

А князь Дмитрей Шемяка и князь Иванъ Можайской еще стояли тогда на Волоцѣ.[39] А князь великий послалъ в ту пору к Москвѣ изгоном боярина своего Михаила Борисовича Плѣщѣева[40] с малыми зѣло людми, какъ мощно бы имъ проити мимо рать княжу Дмитрееву. И тако проидоша мимо всю рать, никим же видимы, и приидоша к Москвѣ в нощи противу Рожества Христова, в самую же завтреню приидоша к Никольскимъ воротомъ. А в ту пору въ град въехала к завтрени княгини Ульяна княжа Васильева Володимерича[41] къ празднику, и вратом отвореным бывшимъ. Они же часа того внидоша въ град. Намѣсьтник же княж Дмитреевъ Федоръ Галичский[42] Пречистые от завтрени убѣже. А княжа Иванова намѣстника Василья Чешиху, бѣжаща из града на кони, изнимал истобничишко великие княгини, Ростопчею звали, и приведе его к воеводамъ, и оковаша его; а прочих дѣтей боярьских, княжихъ Дмитреевых и княжихъ Ивановых, имающе, грабяху и коваху. А гражанъ приведоша к целованию за великово князя за Василья, а град начаша крѣпити.

А князь Дмитрий Шемяка и князь Иван Можайский тогда еще находились на Волоке. Князь же великий послал тогда тайно к Москве своего боярина Михаила Борисовича Плещеева с совсем немногими людьми, чтобы они могли пробраться мимо войска князя Дмитрия. И они прошли через все войско никем не замеченные, и пришли к Москве в ночь на Рождество Христово, подошли к Никольским воротам в самую заутреню. А в ту пору в город въехала к праздничной заутрене княгиня Ульяна, жена князя Василия Владимировича, и ворота были отворены. Они же тотчас вошли в город. Наместник же князя Дмитрия Федор Галицкий бежал с заутрени из церкви Пречистой. А наместника князя Ивана Василия Чешиху, убегавшего из города на коне, захватил истопничишка великой княгини по прозвищу Ростопча, и привел его к воеводам, и посадил его в оковы; прочих же детей боярских князя Дмитрия и князя Ивана, забирая в плен, грабили и заковывали. А горожан привели к присяге великому князю Василию и начали укреплять город.

 

А князь велики поиде к Волоку на Шемяку и на Можайсково со многою силою. Они же в недоумѣни бывше: се от Тфири на них князь велики идеть, а се прииде к ним вѣсть, что царевичи идут да князь Василей Ярославичь со многою же силою, а Москва уже взята, а от них люди одинако бѣжатъ. И тако побегоша къ Галичю, а оттолѣ на Чюхлому, и ту вземъ с собою матерь великаго князя, великую княгиню Софью, побѣже на Коргополе. А князь велики поиде за ними, а княгиню великую отпустилъ к Москвѣ, и пришед, ста под Углечемъ. Прииде же туто к нему князь Василей Ярославич да с ним бояре великого князя прежеречении; и стоявъ поду Углечем, взят его. Убиен же бысть тогда подъ градомъ литвинъ, храбрый человѣкъ Юшко Драница.

А князь великий пошел к Волоку на Шемяку и на Можайского со многой силой. Они же были в смятении: вот от Твери на них идет князь великий, а вот к ним приходит весть, что идут царевичи и князь Василий Ярославич со многими силами, Москва уже взята и люд от них все как один бегут. И тогда побежали они к Галичу, а оттуда на Чухлому и, взяв там с собой мать великого князя, великую княгиню Софью, бежали в Каргополь. А князь великий пошел за ними, великую княгиню отправив к Москве, и, придя, стал под Угличем. Туда же пришел к нему князь Василий Ярославич, а с ним уже упомянутые бояре великого князя и, осадив Углич, взяли его. Убит же был тогда под городом литовец, храбрый человек Юшко Драница.

 

И оттоле поиде князь велики къ Ярославлю, и ту придоша к нему царевичи Касым да Ягуп. Изъ Ярославля же послалъ князь велики къ князю Дмитрею боярина своего Василья Федоровича Кутузова, прося у него матери своея, великии княгини Софѣи, глаголя ему тако: «Брате князь Дмитрей Юрьевич, коя тебѣ и хвала, что держишь у себе матерь мою, а свою тетку? Чѣм сѣмъ хощешь мнѣ мьститися? А яз уже на своемь столѣ на великом княженьи».

И оттуда князь великий пошел к Ярославлю, а там к нему пришли царевичи Касым и Ягуп. Из Ярославля же послал князь великий к князю Дмитрию своего боярина Василия Федоровича Кутузова, прося у него отпустить свою мать, великую княгиню Софью, говоря ему так: «Брат мой, князь Дмитрий Юрьевич, что тебе за добро, что ты держишь у себя мою мать, а свою тетку? Чем ты мне так отомстишь? А я уже на своем престоле, на великом княжении».

 

И отпустив же того, поиде самъ назад к Москвѣ, и прииде на Москву февраля въ 17, в Пяток сырный.

И, отпустив посла, пошел сам назад к Москве, и пришел в Москву 17 февраля, в Пяток сырный.

 

Болярин же великого князя пришед изглагола та вся князю Дмитрею, и множайша его. Князь же Дмитрей, обдумав з боляры своими, рече: «Что, брате, томити мнѣ тетку, госпожу свою великою княгиню? А сам бѣгаю, а люди себе надобныи, а уже истомленыи, а еще бы сеѣ стеречи, лучши отпустити ея ис Каргополя».

Боярин же великого князя, придя, сказал это все князю Дмитрию, и многое сверх того. Князь же Дмитрий, посовещавшись со своими боярами, сказал: «Зачем, брат, мне томить мою тетку, госпожу великую княгиню? Сам я в бегах, люди самому надобны, а уже утомлены, и еще ее стеречь. Лучше отпустить ее из Каргополя».

 

А с нею послал князь Дмитрей болярина своего Михайло Феодоровича Сабурова[43] да детей боярских с ним. Слышавше князь великий, что мати его отпущена, а уже близко, и поиде противу ея. И срѣтошась у Троицы в Сергиевѣ монастыри, и оттоле поиде с матерью к Переславлю, а Михайло Сабуровъ и с прочими, добил челом великому князю, не возвратишась к Шемякѣ, не оста-шась у великого князя служити ему.

А с нею князь Дмитрий послал боярина своего Михаила Федоровича Сабурова и с ним детей боярских. Князь великий, услышав, что мать его отпущена и находится уже близко, пошел навстречу ей. И встретились у Троицы в Сергиевом монастыре, и оттуда пошел он с матерью к Переяславлю, а Михаил Сабуров с прочими, бив челом великому князю, не возвратились к Шемяке, но остались у великого князя служить ему.

 



[1] О великого князя изыманьи... — Рассказ ο пленении и ослеплении великого князя Василия II читается в упомянутых выше летописях под 6954 г., которому соответствует в современном календаре время с сентября 1445 по сентябрь 1446 г. Этому рассказу предшествуют известия об освобождении «царем Махметом» (Улу Мухаммедом) великого князя Василия II и князя Михаила Андреевича Верейского, взятых в 1445 г. в плен, и ο возвращении Василия II в Москву.

[2] ...княземъ Иваном Ондреѣвичем... — Князь Иван Андреевич, двоюродный брат Василия II и родной брат плененного в 1445 г. Михаила Андреевича, удельный князь можайский в 1432—1454 гг. (умер в Литве, куда бежал в 1454 г). Иван Андреевич участвовал в Суздальской битве, был ранен, но избежал плена.

[3] Дмитрий Шемяка. — Князь Дмитрий Юрьевич Большой Шемяка, двоюродный брат Василия II. Β ходе борьбы его отца князя Юрия Дмитриевича Галицкого за великокняжеский престол с Василием II в 1430—1434 гг. Дмитрий Шемяка, вместе со своими братьями Василием Косым и Дмитрием Красным (меньшим), обычно поддерживал отца; однако, когда в 1434 г. Юрий умер в Москве и великокняжеский престол занял его старший сын Василий Косой, Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный не поддержали брата и содействовали возвращению Василия II в Москву. После 1434 г. в борьбе между Василием II и Василием Косым Шемяка занимал двойственную позицию; в 1436 г. Василий II подверг его заточению, но вскоре освободил. После ослепления Василием II старшего брата Шемяки Василия Косого (1436) и смерти его второго брата Дмитрия Красного (1441) под властью Дмитрия Шемяки соединились Галич, Руза, Вышгород, а также Ржев и Углич, уступленные Василием II после 1434 г.

[4] ...царю сѣдѣти на Москвѣ и на вcѣx градѣх русских, и на наших отчинахъ, а самъ хочеть сѣсти на Тфери». — Β научной литературе уже отмечалась явная гиперболичность обвинений против Василия II, влагаемых летописцем в уста Шемяки. Следует учитывать при этом, что комментируемый рассказ принадлежит великокняжескому летописцу времени Василия Темного или его сына Ивана — фантастичность рассказа имела поэтому целью не очернить Василия, a подчеркнуть клеветнический характер обвинений против него. Однако обвинения Василия в пособничестве татарам, в связи с огромным выкупом, который он должен был выплатить за освобождение, несомненно, выдвигались его противниками.

[5] Костянтинъновичъ и прочии бояре их... — Никита Константинович Добрынский, представитель одного из московских боярских родов, возводивших свое происхождение κ легендарному Редеде (Редеге). Его старший брат Петр служил Василию II и был одним из зачинщиков ссоры на свадьбе великого князя в 1433 г. между ним и галицкими князьями. Переход Никиты Константиновича на сторону противников Василия II и его роль в ослеплении великого князя привели после победы Василия Темного κ бегству Никиты Константиновича в Литву.

[6] ...к великому князю Борису Тферьскому. — Борис Александрович, великий князь тверской в 1425—1461 гг. Краткая тверская летопись второй половины XV в., сохранившаяся в Тверском сборнике, и тверское «Похвальное слово» Борису Александровичу ничего не говорят об участии Бориса в заговоре Шемяки, упоминая только его важную роль в последующих событиях, когда он стал главным союзником Василия Темного.

[7] ...со княземъ Иваном и княземъ Юрьемъ... — Старший сын Василия II Иван (будущий Иван III) родился в 1440 г., занимал великокняжеский престол с 1462 по 1505 г.; сын Юрий родился в 1441 г., удельный князь дмитровский с 1462 по 1473 г.

[8] ...стояху в Лузѣ... — Так именуется место стоянки Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского в наиболее ранних версиях «Повести об ослеплении...»; в Московском своде 1479 г. и последующем летописании — «в Рузе». Руза принадлежала κ числу западных владений галицко-звенигородских князей; κ западу от Москвы находилось также поселение Лужа, но оно входило в число владений князя Василия Ярославича Серпуховского.

[9] ...в суботу, в 9 час нощи, противу недели, иже ο блуднѣм... — Β древнерусском церковном календаре каждая из недель имеет свое название; суббота недели ο блудном сыне в 1446 г. приходилась на 12 февраля.

[10] ...великих княгинь изнимаша, Софѣю и Марью... — София Витовтовна, мать Василия II, дочь великого князя литовского Витовта, великая княгиня московская с 1392 по 1453 г.; Мария Ярославна, жена Василия II, дочь князя серпуховского Ярослава Владимировича, великая княгиня московская с 1433 по 1485 г.

[11] ...на Вори... — Река Воря, приток Клязьмы, служила границей между Московским и Радонежским уездами — владениями великого князя и удельного князя серпуховско-боровского.

[12] ...к Радонѣжу. — Город, находившийся недалеко от Сергиева Посада; см. «Житие Сергия Радонежского».

[13] Пядь — мера длины, равная расстоянию между концами расставленных большого и указательного пальцев.

[14] ...к селу Климентиевьскому... — Клементьевское или Климентьево — село в Радонежском уезде, под Троицким монастырем.

[15] ...не лишите мя зрити образа Божиа... — С. Б. Веселовский считал, что в этом летописном рассказе «замечается какая-то неувязка», так как князь, не ожидавший нападения, не мог предвидеть своего ослепления (Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969). Однако, попав в руки Дмитрия Шемяки, Василий II мог, естественно, ждать для себя участи ослепленного им Василия Косого.

[16] «Но се сътворихом християньства дѣля и твоего окупа: видѣвши бо се татари, пришедши с тобою, облегчать окупъ, что ти царю давати». — Это заявление князя Ивана Можайского, приведенное летописцем, подтверждает, что выступление Дмитрия Шемяки и Ивана Можайского, как отмечал ряд летописей, обосновывалось необходимостью избавиться от чрезмерного «окупа», обещанного Василием II Улу Махмету, и совершалось под антитатарскими лозунгами.

[17] Прибѣгоша ко князю Ивану Ρяполовьскому въ Юрьевъ в село его Боярово. Князь же Иванъ съ своею братьею, с Семеномъ и съ Дмитреемъ... бѣжаша с ними κ Мурому... — Князья Ряполовские — одна из ветвей князей Стародубских, потомков младшего сына Всеволода Большое Гнездо. С XIV—XV вв. Стародубские-Ряполовские стали служить великим князьям московским. Иван Иванович Ряполовский и его братья Семен и Дмитрий активно помогали Василию II в борьбе с Шемякой; в дальнейшем неоднократно выступали в роли военачальников в борьбе за Казань и в других войнах. При Иване III Семен Ряполовский подвергся великокняжеской опале и был казнен. Юрьев Польской и Муром с конца XIV в. входили в состав владений великих князей московских.

[18] ...Углече поле... — Углич, находившийся с 1434 г. во владении Дмитрия Шемяки.

[19] Чюхлома (Чухлома). — Город Галицкого уезда, также владение галицких князей.

[20] ...князь Василей Ярославич... — Удельный князь серпуховский и боровский, шурин Василия II. Был активным сторонником Василия во время его борьбы с Шемякой. Однако после победы великого князя в 1456 г. был лишен удела и сослан в Углич; умер в 1483 г. в ссылке в Вологде.

[21] ...князь Семенъ Иванович Оболеньской... — Князья Оболенские, потомки Юрия Тарусского, сына князя Михаила Всеволодовича Черниговского. Уже с середины XIV в. Оболенские стали служить великим князьям московским. После бегства в Литву Семен Оболенский активно помогал Василию II в борьбе с Шемякой.

[22] Федоръ Басенокъ — Федор Васильевич Басенок; принадлежал κ числу «худородных» сподвижников Василия II, но еще до 1446 г. выступал как один из воевод великого князя. За заслуги Басенка в борьбе с Шемякой великая княгиня София Витовтовна и Василий Темный вознаградили его селами в Коломенском уезде; Басенок был свидетелем при составлении завещания Василия II. Β 1446—1460 гг. Басенок играл выдающуюся роль в ряде военных походов на татар и на Новгород, но после смерти Василия Темного в 1463 г. был ослеплен, а в 1473 г. сослан в Кирилло-Белозерский монастырь.

[23] ...бѣже къ Коломнѣ, и тамо лежал под своимъ притѣлемъ... — Слово «притѣлемъ» читается в наиболее ранних текстах «Повести об ослеплении...». Β более поздних версиях того же рассказа (Московский свод 1479 г., летописание конца XV—XVI вв.) вместо загадочного слова «притѣлемъ» — «приателем». По данным И. И. Срезневского, слово «лежати» могло означать — «быть погребенным, ночевать, пребывать, жить»; в Академическом списке Вологодско-Пермской летописи здесь читается: «лежал под своим присельем». Вероятно, речь идет ο том, что Басенок укрывался в своем селе, поселке в Коломенском уезде (в этом районе и впоследствии находились земельные владения Басенка, дарованные ему великокняжеской семьей).

[24] ...дал бо бѣ король князю Дебряньскъ Василью в вотчину, дa Гомей, дa Стародубъ, да Мстиславль... И князь Василей Ярославич дал Дебряньскъ князю Симиону Оболеньскому дa Федору Басенку. — Дебрянск (Брянск), Гомей (Гомель), Стародуб и Мстиславль — западнорусские города, находившиеся на восточной границе Польско-Литовского государства, постоянно давались в «держание» (вассальное владение) русским феодалам, переходившим на службу κ Ягеллонам.

[25] ...призва... епископа рязаньскаго Иону на Москву, и пришедшу ему, обѣща ему митрополью. — Иона — епископ рязанский, впоследствии первый митрополит всея Руси, назначенный без участия константинопольского патриарха. Β последующем летописании содержится утверждение, что Иона еще в 1441 г. был «благословен» патриархом на митрополию. Однако в Музейном летописце и великокняжеском своде начала 70-х гг. этого утверждения нет, и в комментируемом рассказе Иона выступает в качестве ставленника Шемяки на митрополичьем престоле.

[26] ...князь Иванъ Васильевич Стрига да Иван Ощѣра з братом Бобром, Юшка Драница и иные многие дѣти боярские... — Иван Васильевич Стрига-Оболенский — племянник Семена Ивановича Оболенского; впоследствии неоднократно участвовал в военных походах при Василии II и Иване III; был наместником во Пскове и в Новгороде. Иван Васильевич Ощера и его брат Дмитрий Бобр принадлежали κ боярскому роду Сорокоумовых, в дальнейшем Иван Ощера неоднократно участвовал в военных походах. Вскоре после «стояния на Угре» в 1480 г. (когда Ощера выступал против сражения с ханом) он попал в опалу. Юшко (Юрий) Драница упоминается в великокняжеском летописании как «литвин» (выходец из Литовского государства), он участвовал в Суздальской битве 1445 г., помогал Василию II в борьбе с Шемякой и погиб в 1447 г. в столкновении под Угличем.

[27] ...Семен Филимоновъ с дѣтми всѣми, да Русалко, Руно и иные дѣти. боярские многие. — Семен Филимонов (Филимонович) и его внук Михаил Яковлевич Русалка — представители влиятельного московского боярского рода Морозовых; впоследствии — участники ряда военных походов. Иван Дмитриевич Руно также упоминается в последующие годы как военачальник. Β 80-х гг. Русалка и Руно подвергались опале.

[28] ...рать с Василиемъ Вепревым да Феодора Михайловича послал... — Василий Борисович Вепрев-Фоминский и Феодор Михайлович Сатин выступали в феодальной войне на стороне Шемяки; после поражения Шемяки выбыли из боярской среды.

[29] ...на усть Шексны у Всѣх Святых... — Село Всесвятское на Усть-Шексне.

[30] ...на усто Мологи. — Река Молога — приток Волги; город Бежецкий Верх в верхнем течении Мологи принадлежал κ владениям Ивана Андреевича Можайского.

[31] ...родися великому князю на Углече сынъ Андрѣй августа въ 13. — Сын Василия II Андрей Большой (Андрей Горяй) родился в 1446 г., удельный князь углический и звенигородский с 1462 г.; в 1492 г. был обвинен Иваном III в измене и заточен; в 1493 г. погиб в заточении.

[32] ...пред всѣмъ православнымъ християнством, егоже изгубих и еще изгубити хотѣлъ есмъ до конца. — Эта речь Василия II, приведенная весьма близким ему летописцем (и имевшая, по-видимому, целью подчеркнуть крайнее смирение князя), еще раз подтверждает антитатарскую и патриотическую окраску переворота 1446 г.

[33] ...поиде ко Твери, сослася с великимъ княземъ тверскимъ з Борисомъ Александравичем. — Роль Бориса Александровича Тверского в борьбе Василия II с Шемякой отмечается многими источниками, особенно Тверским «Похвальным словом Борису Александровичу».

[34] ...за князя Ивана дщерь у великого князя Бориса Марью. — Мария Борисовна, первая жена Ивана III, была обручена с Иваном в 1446—1447 гг.; согласно Устюжскому летописцу, этот брак был предварительным условием помощи Бориса Василию Темному. Свадьба Ивана III и Марии состоялась в 1452 г. Β 1467 г. Мария умерла — по известию враждебной Ивану III летописи, «от смертнаго зелия».

[35] ...в Пацинѣ. — Пацин (Пацынь), город в бассейне верхней Десны, κ северо-западу от Брянска (Дебрянска) и κ востоку от Мстиславля.

[36] Данило Башмак — очевидно, Даниил Васильевич Башмак Вельяминов.

[37] ...от княгини Настасьи Олелковы... — Анастасия Васильевна, сестра Василия II, жена вассала великих князей литовских князя киевского Олелько (Александра) Владимировича, внука Ольгерда.

[38] «...пришли из черкас съ двѣма царевичи Махметевыми дѣтми, и с Касымом да съ Ягупомъ». — Ягуп и Касым, сыновья Махмета (Улу Мухаммеда), одержавшего в 1445 г. победу над Василием II в Суздальской битве; Ягуп был непосредственным участником этой битвы. Слово «черкасы», относимое обычно κ северо-кавказским народам, означает в данном контексте, по-видимому, бродячую, не имеющую постоянного местонахождения орду (сходно с понятием «казаки»). С 1445 г. Улу Мухаммед и его сын Мамотяк перенесли центр своих владений из Белева и Нижнего Новгорода в Казань и основали казанское царство. Дружеские отношения Василия II с сыновьями Улу Мухаммеда завязались еще со времени его выкупа.

[39] ...на Волоцѣ — Волок на Ламе, Волоколамск — город на границе Московского княжества и Новгородской земли.

[40] Михаил Борисович Плещеев — представитель старейшего московского боярского рода, племянник митрополита Алексея, умер в 1468 г.

[41] ...княгини Ульяна княжа Васильева Володимерича... — Вдова князя Василия Владимировича Серпуховского, сына Владимира Андреевича Храброго.

[42] Намѣсьтник же княж Дмитреевъ Федоръ Галичский... — Федор Васильевич Галицкий, внук князя Дмитрия Галицкого, владения которого были присоединены κ Москве в 1363 г. Дмитрием Донским. После потери своего княжества князья галицкие стали служить великим князьям московским и удельным князьям галицко-звенигородским — Юрию Дмитриевичу и Дмитрию Шемяке.

[43] Михаил Федорович Сабуров — представитель боярского рода, перешедшего на московскую службу из Костромы в XIV в. После измены Шемяке и перехода κ Василию II Сабуров стал дворецким великого князя; умер в 1464 г.

Летописная повесть ο пленении, свержении и ослеплении Василия II входит в число рассказов ο феодальной войне между Василием и его соперниками в борьбе за великое княжение — князем Галича-Костромского Юрием Дмитриевичем Галицким и его сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой. Β 1445 г. Василий II потерпел поражение в Суздальской битве с татарским ханом Улу Мухаммедом, отколовшимся от Орды и захватившим Белев и Нижний Новгород, и был взят в плен. Выпущенный из плена Василий II обязался выплатить хану огромный выкуп за освобождение. Этим обстоятельством воспользовались Дмитрий Юрьевич Шемяка и его союзники для выступления против великого князя.

«Повесть об ослеплении Василия II» появляется в летописании не ранее 50-х гг. XV в. — после окончательной победы Василия II (Темного). Β общерусском своде середины XV в. (Софийская первая летопись младшего извода) читаются лишь самые краткие упоминания ο феодальной войне, изложенные без явного сочувствия той или иной стороне. Наиболее ранний текст «Повести об ослеплении Василия II» содержится в неизданном Музейном летописце — памятнике московского великокняжеского летописания, доведенном до 1452 г. Рассказ был заимствован великокняжеским сводом начала 70-х гг. (Никаноровская и Вологодско-Пермская летописи) и вошел с незначительными изменениями в летописание последуюшего времени (начиная с Московского свода конца XV в.). Уже М. Д. Приселков высказывал предположение, что этот рассказ имел источником воспоминания самого Василия Темного, доживавшего последние дни при фактическом управлении сына (Ивана III) и располагавшего «в условиях вечного мрака только воспоминаниями и образами прошлого» (Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. Л., 1940, с. 172).

Текст «Повести об ослеплении Василия II» публикуется по Музейному летописцу — РГБ, ф. 178 (Музейное собр.), № 3271, л. 224—231 об. Между л. 229 об. и 230 в этом списке обнаруживается значительный пропуск в тексте (от слов «князь Иванъ и братья» до «что князь велики выпущенъ»), окончание (от слов «назад к Москвѣ») также отсутствует. Мы восполняем этот текст по другому списку того же летописца — БРАН, 34. 2. 31, л. 433 об.— 435 об. и л. 437. Пропуски и погрешности обоих списков летописца исправляются по Вологодско-Пермской летописи (ПСРЛ, т. XXVI. М.—Л., 1959).