ДЕЙСТВИЕ II

Минимизировать
                         ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
                           Селим и Надир
                           Надир
Мне радостен сей мир; но, на тебя взирая,
Сугубо чувствую веселие в себе.
Таков его был взор и бодрость в нем такая,
И именем и всем подобен был тебе,
Селим, которого любовь и добродетель
К Нарсиму и ко мне коль искренна была.
Тому прекрасный брег Геонских вод свидетель.
                       Селим
Седины вижу те и те черты чела!
Теперь мне небеса надежду укрепляют!
Возлюбленный Надир, тебя здесь вижу я,
Которого понынь места воспоминают,
Где праведна еще цветет хвала твоя,
Хотя и никому твой царский род незнаем,
Который и друзьям твоим был потаен?
Но где твой сын, мой друг?
                       Надир
                                             На брань пошел с Мамаем.
Однако он царем, не мной, на свет рожден.
Родившись от одной с Муметом я утробы,
Нарсима сыном звал, он звал меня отцом;
И не хотя, как ты, открыть своей особы,
Высочество таил в названии простом.
                       Селим
О щедрая судьба! Нарсим! Он брат Тамире!
Приятель искренний! Когда бы здесь он был,
То, может быть, при сем возобновленном мире
В желании моем мне промысл споспешил.
                       Надир
Его обратно царь всечастно ожидает.
                       Селим
Однако и твоя поможет мне приязнь.
Позволь мне объявить, чего мой дух желает;
Узнаешь нынешних от прежних мыслей разнь.
Тебе все склонности и жизнь моя известна,
Как был я в Индии с Нарсимом и с тобой;
Бывала ль красота очам моим прелестна?
Бывал ли нарушéн любовью мой покой?
Всегда исполнен тем, что мудрые брамины
С младенчества в моей оставили крови,
Напасти презирать, без страху ждать кончины,
Иметь недвижим дух и бегать от любви;
Я больше как рабов имел себя во власти,
Мой нрав был завсегда уму порабощен,
Преодоленны я имел под игом страсти
И мраку их не знал, наукой просвещен.
Других волнения смотрел всегда со брегу.
Но нынь под общий я подвержен стал закон
И мыслей быстрого сдержать не силен бегу,
Я им последую и отдаюсь в полон.
Не ради слабых сил оставил я осаду,
Любовь исторгнула из рук военных меч;
Тамира, не полки, была защита граду,
Она мне шлем с главы, броню сложила с плеч.
                       Надир
Что слышу я? И как?
                       Селим
                                   Сквозь самы тверды стены,
Меж копий, меж щитов любви свободен путь.
Я в перемирны дни на град сей утесненный,
Приближившись ко рву, едва успел взглянуть,
Прекрасны очи грудь пронзили из бойницы.
Смущен и изумлен спросил, как ехал прочь:
Мне пленник объявил, что смотрят тут девицы
И что Муметова в средине оных дочь.
С того часá война в крови моей восстала;
Я вам спокойство дав, с собою брань имел;
Любовь поставить мир, честь к бою побуждала.
Вчера любовну страсть мой разум одолел.
Я в руки принял меч, но сердце вопияло:
Селим, на то ли ты дерзаешь устремлен,
Чтоб око нежное на кровь граждан взирало,
Которое меня в приятный взяло плен,
И чтоб в слезах лице Тамирино прекрасно
От падающих стен покрыл сгущенный прах.
Я сим движениям противился напрасно
И удержать не мог оружия в руках.
Дражайший мой Надир, познав причину мира
И дружбу вспомянув, потщись мне пособить.
Царю напомяни, что может лишь Тамира
Триумф мой и сих стен мне целость заплатить.
                       Надир
Твои заслуги мзды толикия достойны,
Достойны качества и славный царский род;
Ты мысли между тем имей, Селим, спокойны,
Когда твой объявлю царю сюда приход.
 
                   ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
           Тамира, Селим и Клеона
                       Тамира
Отраду, может быть, в моей печали крайней
Второй мне даст отец... Кого я вижу здесь?
Клеона, ах! Куда?
                       Клеона
                              О случай невзначайной!
                       Селим
О радостный восторг! Я цепенею весь!
Драгая, не мятись сим взором необычным,
Но слуху своего глас слезный удостой
И красоте твоей воззрением приличным
Трепещущую кровь и сердце успокой.
Хотя учтивость мне и скромность возбраняет
Предерзостную мысль нечаянно открыть,
Но время краткое отнюдь не позволяет,
И сердце не дает движения таить.
         (Становится на колени.)
Ты видишь пред собой, прекрасная царевна,
Тобой плененного презрителя любви;
Тобой мне будет жизнь блаженна иль плачевна.
Коль хочешь, оживи, коль хочешь, умертви.
                       Тамира
Каким смущаюсь я внезапно разговором!
Тебя, Селим, тебя могу я умертвить?
Коль странна речь!
             (Поднимает его.)
                       Селим
                                 Твоим пронзенно сердце взором
Бунтующей душе велит твоею быть.
Вотще против тебя, против себя воюю:
У стен, в полках, в полях твою сретаю тень,
И в трубный шум твое я в мысли имя чую,
Тебя мне мрак ночной и ясность кажет в день.
Приятностей твоих везде мне блеск сияет;
Тобой исполнен я и в яве и во сне.
Недвижимый мой дух и крепость оставляет,
Я больше уж себя не нахожу во мне.
На горькое смотря, дражайшая, мученье,
Поверь, что мой живот в любезной сей руке.
                       Тамира
Какое дать могу тебе я облегченье,
В лютейшей будучи погружена тоске?
                       Селим
Дражайшая, какой свирепости возможно
Тебе малейшую противность учинить?
Какое сердце есть на свете толь безбожно,
Которое тебя дерзает оскорбить?
Тебя, пред коею жар бранный погасает
И падают из рук и копья и щиты.
Геройских мыслей бег на сильный утихает,
Удержан силою толикой красоты!
Но если ты меня, драгая, удостоишь
Причину твоего смущения узнать,
То свой ты через то и мой дух успокоишь!
Во всем любовь моя возможет помощь дать.
На все любовь моя готова устремиться,
Готова все беды и смерть в ничто вменить;
Лишь только ты твоей отрадой веселиться
И чтоб любовь твою взаимно заслужить.
                       Тамира
Ах, тщетны все слова! Напрасны обещанья!
Гонимой от своих поможет ли чужой?
Одне остались мне со плачем воздыханья—
Не множь их, и себя от глаз моих укрой.
Меня судьба зовет и должность понуждает
Оставить здешний град и в дальний край спешить,
Престань того желать, что небо запрещает,
Так промысл положил, и нéльзя пременить.
                       Селим
Поспешно твоему отшествию иль косно,
Чрез море должно быть или пространством поль;
То, ежели тебе мое присутство сносно,
Дражайшая, себе последовать позволь.
И удостой меня взирать слезящим оком
На знаки нежные возлюбленных следов.
Но ежель не дано тебе предела роком,
Где должно странствовать, оставя дом отцов,
Последуй мне в луга багдадские прекрасны,
Где в сретенье тебе Евфрат прольет себя,
Где вешние всегда господствуют дни ясны,
Приятность воздуха, достойная тебя.
Царицу воспринять великую стекаясь,
Богинею почтит чудящийся народ,
И красоте твоей родитель удивляясь,
Превыше всех торжеств поставит твой приход.
                       Тамира
Хотя таких, Селим, даров не презираю,
Но выше в них твоим достоинством цена.
Ах, что прельщаюсь тем, чья быть не уповаю?
Как сердце я отдам, в котором невольна?
Велика держит внутрь мой робкий голос сила;
Но большая тоя от сердца гонит вон!
Когда против твоей я воли возлюбила,
О небо! То скончай ударом громным стон!
Уж долее таить мой дух не позволяет,
И толь великих бурь не может грудь вместить.
Селим, любовь моя равно к тебе пылает,
Которую судьба стремится погасить.
Отеческая власть желаниям противна
Иному отдает тобою полну грудь,
И с коим жизнь моя была бы неразрывна,
Едва я на того дерзаю и взглянуть.
                       Селим
О радостные вдруг минуты и плачевны!
Я вознесен до звезд и в бездну погружен!
На что соединил сердца, о промысл гневный,
Когда союз их ввек тобой не утвержден.
Но ныне о твоей любови я уверен,
Дражайшая, против судьбы вооружусь.
Мой дух так напряжен, коль пламень мой безмерен;
Умру, или с тобой в триумфе возвращусь.
                       Тамира
Я сердце уж тебе, любезный, поручаю
И верность данную пребуду век храня.
К неистовому я не преклонюсь Мамаю.
Пусть весь свет победит, не победит меня.
 
                   ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
                       Селим (один)
Мамай! Тиран во плен толику добродетель,
Чудовище влечет толику красоту?
О солнце, ты сего возможешь быть свидетель
И света не лишишь такую срамоту!
Я коль великим то и славным почитаю,
Чтоб век Тамириной любовию гореть;
Толь напроти́в того позорно быть вменяю
Такого варвара соперником иметь.
 
                       ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
          Мумет, Селим, Надир и Заисан
                       Селим
Спокойством пользуюсь я ныне безопасным
Тебя пришел почтить и видеть, государь,
И договором мир возобновить согласным,
К чему мне дал всю власть меня родивший царь.
По воле я его Таврийскую вершину
Пришел и воинством наполнил корабли,
От страху свободил Евксинскую пучину,
Что ваши подданны разбоем навели.
Отмстив купечества грабеж, я мир дал граду,
Имея гром в руке, ударить не хотел:
За дом, за Крым, за жизнь желанну дай награду,
Которой я свою победу предпочел.
                       Мумет
Причину твой отец имел вооружиться,
Какую завсегда к войне легко сыскать.
Котора может власть на свете похвалиться,
Чтоб так всех подданных могла она держать,
Как мирны требуют от оных договоры,
И многи б тысящи имели мысль одну?
И кто угóдит тем, что будто б рушить ссоры,
Наносят для хвалы неправедну воину?
Хоть наша жизнь кратка и оныя прибавить
Чрез храбрые дела героям долг велит,
Но меру праведну желаниям поставить,
В том больше похвала чрез целый свет гремит.
Тебе довольно быть, Селим, я уповаю,
Когда повинным казнь достойну наложу.
                       Селим
Спокойство утвердив, я больше не желаю,
Но токмо дружество взаимно предложу.
На светлое лицо взирая, восхищаюсь,
Что в оном начертан любезный мой Нарсим,
И та, которою пылаю и терзаюсь,
Пленяет красота воззрением твоим.
Союза нашего залог и совершенство
И вечная печать быть может дочь твоя.
Тамира даст одна и сохранит блаженство,
Которого вовек лишуся без нея.
Как если данный мир земли твоей полезен,
За тое надлежит воздать моей любви.
И буде, государь, твой сын тебе любезен,
То друга ты его себе усынови.
                       Мумет
Что сын мой друг тебе, то мне весьма приятно.
Он так же, как и я, за счастие почтет,
Что, в город сей пришед с победою обратно,
Тебя союзником, а не врагом найдет.
При нем нам небеса помогут все устроить,
Его к отраде я по вся минуты жду.
                       Селим
Надеясь чрез него я сердце успокоить,
На Понтски берега с веселием пойду,
И прежде дружнего потщусь сюда приходу
Все воинство свое на корабли вместить.
 
                   ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
           Мумет, Надир и Заисан
                       Мумет
Взирая на любовь, особу и породу,
Не в силе мысли я свои соединить.
Приметив ненависть Нарсимову к Мамаю,
Союз к супружеству с Тамирою таил.
Но ныне бóльшие препятствия сретаю:
Нарсим Селиму друг, а ей Мамай постыл.
Не должно царское царю быть слово ложно;
Но как я кровь свою тиранствовать могу?
                       Заисан
Того уж, государь, переменить не можно:
Кто другом был, тому открыто все врагу.
Когда кто сильному, что должен, отрицает,
Тот будет принужден, что и не должен, дать.
И долг к отечеству царям повелевает
Блаженство оного родству предпочитать.
Помысли, государь, коль будет дерзновенно
Вооруженного Мамая раздражить;
И коль полезно вам, похвально, несравненно
Владение таким союзом укрепить.
                       Надир
Что меру превзошло, стоит над стремниною,
Чтоб гордости пример паденьем звучным дать.
Безумна власть падет своею тяготою:
Что срамно приобресть, срамнее потерять.
Видал я быстрые уже иссохши реки,
Засыпаны песком, что рвали с берегов.
Так царства, что цвели во славе многи веки,
Упали тягостью поверженных врагов.
Нарочно Бог во тьме грядущее скрывает,
Чтоб смертных гордые советы разорить.
Мамай поля свои людьми опустошает,
Дабы их трупами Российский край покрыть.
Насильна власть стоять не может долговечно.
Кто гонит одного, тот всякому грозит.
Из многих областей в одну совокупит.
На плач, на шум, на дым со всех сторон стекутся,
Рассыпанных враждой сберет последний страх.
Какою силою в единстве облекутся,
Сей, вредные своей земли отмстив набеги,
Лавровым верх венцем и царским увенчал,
А оный, здешние покрыв полками брега,
Супругу в сих стенах и веру восприял.
                       Заисан
Мамаю следует везде с победой слава;
Он с нею к нам спешит, Россией овладев.
Великостию сил военны мерят прáва
Великие цари и областию гнев.
                       Надир
Великодушный лев жар тотчас утоляет,
Коль скоро видит он, что враг его лежит;
Но хищный волк потá противника терзает,
Пока последняя в нем кровь еще кипит.
 
                   ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
                   Вестник и прежние
                       Вестник
С придонских, государь, полей я от Нарсима
К тебе приятную несу поспешно весть,
Что к радости твоей и к утешенью Крыма
Велику заслужил он храбростию честь.
Побитых кровию Непрядвы ток сгустился,
И грабят росский стан Херсонские полки,
И ранами покрыт, от бою уклонился
Димитрий, бегая Нарсимовой руки.
Одно несчастие Мамая сокрушает,
Лежит и поля часть велику покрывает!
Но нам последуя победа уж гремит.
Оставшим россам путь пресечен к бегу Доном,
Или в бою падут, или дадутся в плен.
Мамаю малым толь людей своих уроном
Пространный север весь под область покорен.
                       Мумет
Мамаю небеса Тамиру поручают,
И слово данное сама судьба крепит.
Хоть нравы разные с Нарсимом разделяют,
Но обще счастье их в любовь соединит.
Ты, верный Заисан, и ты, мой брат любезный,
Подумав меж собой, придите в мой чертог
Союзы утвердить и дать совет полезный,
Дабы доволен быть Селим отказом мог.
 
КОММЕНТАРИИ
 
Геонских вод... — Геон (библ.) — в древности так называли реки Нил и Аракс.
 
Брамины (брахманы) — сословие жрецов в Индии, которые проповедовали древнейшую религию — брахманизм.
 
Таврийскую вершину. — Таврийские горы (старинное название) — Крымские горы на юге Крымского полуострова с главной грядой (Яйла).
 
Евксинскую пучину — Черное море.
 
Россию варварство его бесчеловечно // Из многих областей в одну совокупит. — Ломоносов высказал здесь мысль, что жестокая и хищническая политика татар вызвала объединение русского народа для отражения врага.
 
Владимир нам пример и храбрый Мономах... // Супругу в сих стенах и веру восприял. — Ломоносов здесь говорит о взятии Владимиром Святославичем в 988 г. Херсонеса (Корсуня) и женитьбе на византийской царевне Анне Романовне. Владимир II Всеволодович Мономах, боровшийся против феодальных междуусобных войн, получил от византийского императора Алексея Комнина все украшения царского сана (венец и бармы) и был провозглашен царем всероссийским. Впоследствии венец и бармы стали символом царской власти московских царей. В своем «Поучении» Владимир Мономах призывал сыновей укреплять единство Руси.
 
Непрядва. — При устье Непрядвы — правом притоке Дона, стояли русские войска перед битвой на Куликовом поле (8 сентября 1380 г.).
 
Челубей, пронзен, в крови лежит... — Здесь речь идет о поединке перед началом Куликовской битвы татарского богатыря Челубея (Челуубея) с русским богатырем монахом Троице-Сергиева монастыря Пересветом. В ходе поединка и тот и другой были убиты.