Электронные публикации

В лѣто 6709. Начало княжения великаго князя Романа, како державего бывша всей Руской земли князя галичкого.[1]

В год 6709 (1201). Начало княжения великого князя Романа, князя галицкого, бывшего самодержцем всей Русской земли.

 

По смерти же великаго князя Романа, приснопамятнаго самодержьца всея Руси.

После смерти великого князя Романа, приснопамятного самодержца всей Руси.

 

Одолѣвша всимъ поганьскымъ языком ума мудостью, ходяща по заповѣдемь Божимъ: устремил бо ся бяше на поганыя, яко и левъ, сердитъ же бысть, яко и рысь, и губяше, яко и коркодилъ; и прехожаше землю ихъ, яко и орелъ, храборъ бо бѣ, яко и туръ. Ревноваше бо дѣду своему Мономаху,[2] погубившему поганыя измаилтяны, рекомыя половци, изгнавшю Отрока во обезы, за Желѣзная врата, Сърчнови же[3] оставшю у Дону, рыбою оживъшю. Тогда Володимерь и Мономахъ пилъ золотом шоломомъ Донъ,[4] и приемшю землю ихъ всю и загнавшю оканьныя агаряны. По смерти же Володимерѣ оставъшю у Сырьчана единому гудьцю же Ореви, посла и во обезы, река:[5] «Володимеръ умерлъ есть. А воротися, брате, поиди в землю свою. Молви же ему моя словеса, пой же ему пѣсни половѣцкия. Оже ти не восхочеть, дай ему поухати зелья, именемь евшанъ».[6] Оному же не восхотѣвшю обратитися, ни послушати, и дасть ему зелье. Оному же обухавшю, и восплакавшю, рче: «Да луче есть на своей землѣ костью лечи, и не ли на чюже славну быти». И приде во свою землю. От него родившюся Кончаку, иже снесе Сулу пѣшь ходя, котелъ нося на плечеву.

Он победил все языческие народы мудростью своего ума, следуя заповедям Божиим: устремлялся на поганых, как лев, свиреп был, как рысь, истребляя их, как крокодил, проходил их землю, как орел, храбр был, как тур, следовал деду своему Мономаху, который погубил поганых измаильтян, называемых половцами, отогнал Отрока до обезов и за Железные ворота, а Сырчан остался у Дона, питаясь рыбою. Тогда Владимир Мономах пил золотым шеломом Дон, захватил всю их землю и прогнал окаянных агарян. После смерти Владимира у Сырчана остался единственный гудец Орь, и послал его Сырчан к обезам, так сказав: «Владимир умер. Воротись, брат, пойди в свою землю! Передай Отроку эти мои слова, пой ему песни половецкие; если же не захочет, дай ему понюхать траву, называемую евшан». Отрок не захотел ни возвращаться, ни слушать песни — и тогда Орь дал ему эту траву. И когда он ее понюхал, то заплакал и сказал: «Лучше в своей земле костьми лечь, чем на чужой быть прославленным». И пришел он в свою землю. От него родился Кончак, который вычерпал Сулу, ходя пешком, нося котел на плечах.

 

Роману же князю ревновавшю за то, и тщашеся погубити иноплеменьникы.[7]

Князь Роман следовал в делах своих Владимиру Мономаху и старался погубить иноплеменников.

 

...велику мятежю воставшю в землѣ Руской, оставившима же ся двѣима сынома его: единъ 4 лѣт, а другии дву лѣтъ.[8]

...началась великая смута в Русской земле — остались после него два сына: один четырех лет, а другой — двух.

 

Въ лѣто 6710. Собравшю же Рурику[9] половци и руси много, и приде на Галичь,[10] оставивъ мниский чинъ, бѣ бо приялъ боязни ради Романовы.[11] И пришедшю ему на Галичь, и срѣтоша и бояре галичкыи, и володимерьстии, у Микулина на рѣцѣ Серетѣ,[12] и бившимася има всь днь о рѣку Сереть, и мнози язвени быша, и не стерпѣвше, и възвратишася в Галичь. И пришедшю же Рюрику в Галичь, и не успѣвши ничтоже.

В год 6710 (1202). Рюрик собрал половцев и русских много и пришел на Галич, сняв с себя монашество, которое принял, боясь Романа. Когда он пришел в Галич, его встретили галицкие и владимирские бояре у Микулина, на реке Серет, они бились весь день у реки, и многие были ранены, не выдержали и возвратились в Галич. Рюрик же, придя к Галичу, не добился ничего.

 

За то бѣ по смерти Романовѣ снимался король со ятровью своею во Саноцѣ.[13] Приялъ бо бѣ Данила, како милога сына своего, оставилъ бо бѣ у него засаду:[14] Мокъя великаго Слъпоокого, и Корочюна, Вълпта, и сына его Витомира, и Благиню,[15] иныи угры многи. И за то не смѣша галичанѣ ничтоже створити, бѣ бо инѣхъ много угоръ.

Все это случилось потому, что после смерти Романа король заключил союз со своей невесткой в Саноке, ведь принял он Даниила как милого сына своего. Дал он ему защитный отряд: Мокея великого Слепоокого, Корочуна, Волпта и его сына Витомира, Благиню и много других угров, отчего галичане и не смели ничего сделать. Было много и других угров.

 

Тогда же два князя половѣцкая Сутоевича Котянь и Сомогуръ[16] поткоста на пѣшьцѣ, и убьена быста коня под ними, и за мало ихъ не яша.

В то же время два князя половецких — Котян и Самогур Сутоевичи — натолкнулись на пеших воинов — под князьями были убиты кони, и их самих едва не захватили.

 

Рюрикъ же воротися Кыеву.

А Рюрик вернулся в Киев.

 

Малу же времени минувшю, и приведоша Кормиличича,[17] иже бѣ загналъ великый князь Романъ невѣры ради: славяху бо Игоревича.[18] Послушав же ихъ галичкыи бояре, и послаша по нихъ, и посадиша и: в Галичѣ Володимера, а Романа во Звенигородѣ.[19]

Прошло немного времени и привели Кормиличича, которого изгнал великий князь Роман, не доверяя ему. Кормиличичи были известны как сторонники Игоревичей. Послушав их, галицкие бояре послали за Игоревичами и посадили в Галиче Владимира, а Романа — в Звенигороде.

 

Княгини же Романовая, вземше дѣтятѣ свои, и бѣжа в Володимерь.[20] И еще же хотящю Володимер искоренити племя Романово, поспѣвающимъ же безбожнымъ галичаномъ. Посла же Володимеръ со свѣтомъ галичкых бояръ, на рѣчь е попомъ, к володимерцемь, рекы имъ: «Не имать остатися градъ вашь, аще ми не выдасте Романовичю, аще не приимете брата моего Святослава княжити в Володимерѣ». Володимерцемъ же хотящимъ убити попа, Мьстьбогъ и Мончюкъ и Микифоръ[21] и рѣша: «Не подобаеть намъ убити посла». Имѣяху бо лесть во сердцѣ своемь, яко предати господу свою и градъ.[22] Спасенъ же ими бысть попъ.

Княгиня же, вдова Романа, взяв своих детей, бежала во Владимир. А еще хотел Владимир истребить род Романа, и в этом ему помогали безбожные галичане. Владимир, по совету галицких бояр, послал с речью к владимирцам попа, говоря им: «Ничего не останется от города вашего, если не выдадите мне Романовичей, и если не примете моего брата Святослава княжить во Владимире». Владимирцы же хотели убить попа, но Мстибог, Мончук и Микифор сказали им: «Не подобает убивать посла». У них был обман на сердце, они хотели предать своих правителей и свой город. И поп был спасен благодаря им.

 

Наутрѣя же увѣдавши княгини, и свѣтъ створи с Мирославомъ и с дядькомъ,[23] и на ночь бѣжаша в Ляхы. Данила ж возмя дядька передъ ся изииде изъ града. Василка же Юрьи попъ с кормилицею возмя, изыиде дырею градною,[24] не вѣдяху бо, камо бѣжаще, бѣ бо Романъ убьенъ на ляхохъ, а Лестько мира не створилъ.[25] Богу же бывшю поспѣшнику: Лестко не помяну вражды, но с великою честью прия ятровь свою[26] и дѣтятѣ, сожаливъ си и рече, яко: «Дьяволъ есть воверглъ вражду сию межи нами». Бѣ бо Володиславъ лестя межи има и зазоръ имѣя любви его.[27]

Назавтра княгиня узнала об этом и, посоветовавшись с Мирославом — дядькой, ночью бежала к ляхам. Дядька посадил Даниила на седло перед собою и выехал из города. А Василька вынесли кормилица и поп Юрий, выйдя через дыру в городской стене, но они не знали, куда бежать: ведь Роман был убит на войне с ляхами, а Лестько не заключил мира. Не Бог помог — Лестько не попомнил вражды, но с великой честью принял свою невестку и ее детей, сжалился над ними и сказал: «Дьявол посеял эту вражду между нами». Это Владислав сеял обман между ними, завидуя его любви.

 

Въ лѣто 6711. Данило посла Лестъко во Угры и с нимъ послалъ посолъ свои Вячеслава Лысого, рекы королеви: «Язъ не помянухъ свады Романовы. Тобѣ бо другъ бѣ. Клялася бо бѣста, яко оставшю в животѣ племени его, любовь имѣти. Нынѣ же изгнание бысть на них. Нынѣ же идемь, и вземша предаевѣ имъ отчьство ихъ». Король же си словеса приимъ, сжалиси о бывшемь, остави же Данила у себе, а Лестько княгиню и Василка у себе.

В год 6711 (1203). Лестько послал Даниила в Угорскую землю, и с ним послал своего посла Вячеслава Лысого, чтобы сказать королю: «Я забыл ссоры с Романом,— он был другом и тебе. Вы клялись, если останутся живы дети, иметь к ним любовь. Ныне же они в изгнании. Давай теперь пойдем, отвоюем и вернем им их отечество». Король принял эти слова, пожалев о случившемся; он оставил Даниила у себя, а Лестько оставил у себя княгиню и Василька.

 

Володимеръ же многи дары посла королеви и Лестькови.

Князь же Владимир послал много даров королю и Лестьку.

 

По сем же долгу времени минувшю, мятежь бысть межи братома и Володимеромъ и Романомъ. Роман же ѣха во Угры и бися с братомъ и побѣди въза Галичь, а Володимеръ бѣжа во Путивль.

Спустя много времени после этого началась усобица между братьями Владимиром и Романом. Роман поехал к уграм, и бился с братом, и, победив, захватил Галич, а Владимир бежал в Путивль.

 

Въ лѣто 6712. Возведе Олександръ Лестька и Конъдрата.[28] Придоша ляховѣ на Володимеръ, и отвориша имъ врата володимерци, рекуще: «Се сыновець Романови». Ляховѣ поплѣниша городъ весь. Олександру молящюся Льстькови о останцѣ града и о церкви святѣй Богородици.[29] Твердымъ же бывшимъ дверемь, не могоша исѣчи, донележе Лестько приѣха и Конъдратъ, и возбиста ляхы своя ти. Тако спасена бысть церкви, и останокъ людии. И жаляхуся володимерци, емше имъ вѣры и присязѣ ихъ: «Аще не был бы сродникъ ихъ с ними Олександръ, то не перешли быша ни Буга».

В год 6712 (1204). Александр привел Лестька и Кондрата, и пришли ляхи на Владимир, и отворили им ворота владимирцы, говоря: «Это племянник Романа». Ляхи попленили весь город. Александр просил Лестька пощадить, что уцелело, и церковь святой Богородицы. Так как двери ее были крепки, ляхи не смогли их рассечь, а тем временем приехали Лестько и Кондрат и удержали своих ляхов. Так спасена была церковь и оставшиеся люди. И жаловались владимирцы, поверившие им и их присяге: «Если бы с ними не был их родственник Александр, то не перешли бы даже Буга».

 

Святослава же яша и ведоша и в Ляхы. Олександръ же сѣде в Володимерѣ. Тогда же яша Володимера Пиньскаго.[30] Бѣ бо Инъгваръ с ляхы и Мьстиславъ.[31] Потом же сѣде Инъгваръ в Володимерѣ. Поя у него Лестько дщерь и пусти,[32] иде же ко Орельску.[33]

Святослава же взяли в плен и увели в Ляшскую землю. А Александр сел во Владимире. Тогда же захватили и Владимира Пинского. С ляхами был Ингварь и Мстислав. Потом Ингварь сел во Владимире, а Лестько взял его дочь в жены, но, покинув ее, пошел к Орельску.

 

И приѣха берестьяне[34] ко Лестькови и просиша Романовыи княгини и дѣтии,[35] бѣаста бо млада сущи. И вдасть имъ, да владѣеть ими. Они же с вѣликою радостью срѣтоша и, яко великаго Романа жива видящи.[36]

Приехали к Лестьку берестьяне и просили, чтобы княжила княгиня Романова вместе с детьми: они были еще малы. И Лестько согласился, чтобы они княжили. Берестьяне встретили их с великой радостью, как будто увидели великого Романа.

 

Потом же Олександръ живяше въ Бѣлзѣ,[37] а Инъгваръ в Володимерѣ, бояром же не любящимъ Инъгвара. Олександръ же свѣтомъ Лестьковым пря Володимерь. Княгини же Романовая посла Мирослава ко Лестькови глаголющи, яко: «Сий всю землю нашю и отчину держить, а сынъ мой во одиномъ Берестьи». Олександръ прия Угровескъ, Верещинъ, Столпъ, Комовь[38] и да Василкови Белзъ.

Потом Александр жил в Белзе, а Ингварь во Владимире, но бояре Ингваря не любили. Александр, по совету Лестька, захватил Владимир. Княгиня Романова послала Мирослава к Лестьку, говоря: «Этот всю землю нашу и отчину держит, а мой сын — в одном Берестье». Александр взял Угровск, Верещин, Столпье, Комов и дал Васильку Белз.

 

Въ лѣто 6713. Олександру сѣдящю в Володимерѣ, а брату его Всеволоду в Червьнѣ,[39] литва[40] же и ятвѣзѣ[41] воеваху, и повоеваша же Турискъ[42] и около Комова, оли и до Червена и бишася у воротъ Червенескых, и застава бѣ Уханяхъ.[43] Тогда же убиша Матѣя, Любова зятя, и Доброгостя, выехавша у сторожа. Бѣда бо бѣ в землѣ Володимерьстѣй от воеванья литовьского и ятвяжьскаго. Мы же на преднее возвратимся, случившихся в Галичѣ.

В год 6713 (1205). Александр княжил во Владимире, а брат его Всеволод — в Червене; литва и ятвяги разоряли землю, они разорили Турийск и окрестности Комова почти до Червена и бились у ворот Червена, а застава была в Уханях. Тогда они убили Матея, Любова зятя, и Доброгостя, выехавших в сторожевом отряде. Бедствовала Владимирская земля от разграбления литовского и ятвяжского! Однако вернемся к прежнему, к тому, что случилось в Галиче.

 

Андрѣй же и король увѣдивъ безаконье галичкое и мятежь, и посла Бенедикта[44] со воими, и я Романа в бани мыющася и посла и во Угры.

Король Андрей, узнав о беззаконье и мятеже в Галицкой земле, послал Бенедикта с воинами и, захватив Романа, мывшегося в бане, отправил его в Угорскую землю.

 

Бѣ бо Тимофѣй в Галичѣ премудръ книжникъ,[45] отчество имѣя во градѣ Киевѣ. Притчею рече слово о семь томители Бѣнедиктѣ, яко: «В послѣдняя времена тремя имены наречется антихристъ». Бѣгаше бо Тимофей от лиця его, бѣ бо томитель бояромъ и гражаномъ, и блудъ творя и оскверняху жены же и черници и попадьи. В правду бѣ антихристъ за скверная дѣла его.

В Галиче был Тимофей, премудрый книжник, родом из города Киева, он сказал об этом насильнике Бенедикте иносказательно: «В последние времена наречется антихрист тремя именами». Скрывался от него Тимофей, потому что Бенедикт притеснял бояр и горожан, и творили блуд, бесчестили женщин, даже монахинь и поповских жен. Вправду был он антихрист по гнусным делам его.

 

Въ лѣто 6714. Приведоша же галичане Мьстислава на Бенедикта. И прииде к Галичю, и не успѣвшю ему ничтоже. Щепановичь Илия[46] возведъ и на галицину могилу, осклабився, рече ему: «Княже, уже еси на галицини могылѣ посѣдѣлъ, тако и в Галичѣ княжилъ еси». Смѣяху бо ся ему, воротися в Пересопницю.[47] И по семь скажемь[48] о галицинѣ могилѣ, и о начатьи Галича, откуду ся почалъ.

В год 6714 (1206). Галичане привели Мстислава против Бенедикта, и пришел он к Галичу, но ему ничего не удалось. Илья Щепанович возвел его на галицкий холм и с улыбкой сказал ему: «Князь, ты уже посидел на галицком холме, также ты и в Галиче покняжил». Над Мстиславом посмеялись, и он вернулся в Пересопницу (потом расскажем о галицком холме и о начале Галича, откуда он начался).

 

Роман же утече изъ Угоръ. И послаша галичанѣ ко брату его Володимеру глаголюще: «Сгрѣшихомъ к вамъ. Избави ны томителя сего Бенедикта». Они же поидоша ратью, а Бенедиктъ бѣжа во Угры. Седе же Володимеръ в Галичѣ, а Романъ во Звенигородѣ, а Святославъ в Перемышли,[49] а сыну своему да Теребовль Изяславу,[50] в Всеволода сына своего посла во Угры ко королеви с дары.

Роман убежал из Угорской земли. И послали галичане к его брату Владимиру, говоря: «Грешны перед вами. Избавь нас от этого насильника Бенедикта». Роман и Владимир пошли войной на Бенедикта, и тот бежал в Угорскую землю. Сел Владимир в Галиче, а Роман в Звенигороде, а Святослав в Перемышле, сыну же своему Изяславу Владимир дал Теребовль, а Всеволода, сына своего, послал в Угорскую землю к королю с дарами.

 

Данилови сущю во Угрѣхъ, король же Андрѣи и боярѣ угорьстѣи и вся земля хотяше дати дщерь свою за князя Даниила,[51] обѣима дѣтьскома бывшима, зане сына у него не бѣ.

Когда Даниил был в Угорской земле, король Андрей, бояре угорские и вся земля хотели отдать королевскую дочь за князя Даниила — они оба были еще детьми,— потому что у короля не было сына.

 

В лѣто 6715. Убьенъ бысть царь великыи Филипъ Римьскыи совѣтомъ брата королевое.[52] Моляшеся сестрѣ, да бы ему нашла помощника. Она же никако могущи помощи брату своему си, и да дщерь свою за лонокрабовича за Лудовика.[53] Бѣ бо мужь силенъ и помощникъ брату ее. Юже нынѣ святу нарѣчают именемь Алъжьбитъ,[54] преднее бо имя ей Кинека, много бо послужи Богови по мужи своемь, и святу нарѣчають. Но мы на преднее возвратимся, якоже преже почали быхомъ.

В год 6715 (1207). Был убит великий царь Филипп Римский по наущению брата королевы; он просил свою сестру найти ему сообщника. Она ничем не могла помочь своему брату, кроме того, что выдала замуж свою дочь за сына ландграфа Людовика. Был он могуществен и помогал ее брату. Теперь же эту дочь признают святой, с именем Альжбит, а прежнее имя ее было Кинека,— она много послужила Богу после смерти своего мужа, за это ее и называют святой. Но мы вернемся к прежнему, о чем уже начали рассказывать.

 

Въ лѣто 6716. Съвѣтъ же створиша Игоревичи на бояре галичкыи, да избьють. И по прилучаю избьени быша, и убьенъ же бысть Юрьги Витановичь, Илия Щепановичь, инии велиции бояре. Убьено же бысть ихъ числомъ 500, а инии разбѣгошася.

В год 6716 (1208). Игоревичи сговорились против галицких бояр, как бы их перебить. При удобном случае бояре были перебиты, и был убит Юрий Витанович и Илья Щепанович, и иные великие бояре,— всего было убито пятьсот человек, а другие разбежались.

 

Володислав же Кормиличичь бѣжа во Угры, и Судиславъ, и Филипъ.[55] Наидоша Данила во Угроьской землѣ дѣтъска суща и просиша у короля угорьского: «Дай намъ отчича Галичю Данила, атъ с нимъ приимемь и от Игоричевъ». Король же с великою любовью посла воевъ[56] в силѣ тяжцѣ, и великого дворьского Пота,[57] поручивъ ему воеводьство надо всими воими. Имена же бывши воеводамъ с ним: первый Петръ Туровичь, вторый Банко, трети Мика Брадатый, четвертый Лотохаротъ, пятый Мокъянъ,[58] шестый Тибрець, седмы Мароцелъ, и инии мнозии, ихже не мощно сказати и ни писати.

Владислав Кормиличич, Судислав и Филипп бежали в Угорскую землю. Они застали малолетнего Даниила в Угорской земле и просили короля угорского: «Дай нам в князья Даниила, уроженца Галича, чтобы мы с ним отняли Галич у Игоревичей». Король с великой охотою послал хорошо вооруженных воинов, великого дворского Пота, поручив ему воеводство над всеми воинами. Имена же бывших с ним воевод следующие; первый — Петр Турович, второй — Банко, третий — Мика Бородатый, четвертый — Лотохарот, пятый — Мокьян, шестой — Тибрец, седьмой — Марцел, и многие другие, о которых ни сказать, ни написать невозможно.

 

И совокупившеся вси. Первое придоша на град Перемышль. И пришедши же Володиславу ко граду и рече имъ: «Братье, почто смышляетеся? Не сии ли избиша отци ваши и братью вашю? А инѣи имѣние ваше разграбиша, и дщери ваша даша за рабы ваша! А отчьствии вашими владѣша инии пришелци! То за тѣхъ ли хочете душю свою положити?». Они же сжалившиси о бывшихъ, предаша градъ и князя ихъ Святослава яша.

Собрались все. Сперва пошли на город Перемышль. Владислав, подойдя к городу, сказал горожанам: «Братья, о чем вы думаете? Не эти ли перебили ваших отцов и братьев? А другие разграбили ваше имущество, отдали ваших дочерей за ваших рабов! Отечеством вашим владели чужие пришельцы. За них ли хотите положить вашу душу?» Они же пожалели о случившемся и сдали город, и князь их Святослав был захвачен.

 

Оттуду же проидоша ко Звенигороду. Звенигородцемь же лютѣ борьщимся имъ с ними и не пущающимъ ко граду, ни ко острожнымъ вратомъ,[59] онем же стоящимъ окрестъ града.

Оттуда войска прошли к Звенигороду. Звенигородцы жестоко бились с ними и не пускали ни к городу, ни к воротам острога, и они стояли вокруг города.

 

Василку же княжащю во Белзѣ, и приидоша же от него великий Вячеславъ Толъстый и Мирославъ и Дьмьянъ и Воротиславъ,[60] инии бояре мнозѣ и вои от Белза, а от Лестка из Ляховъ Судиславъ Бернатовичь[61] со многими поляны, и от Пересопници приде Мьстиславъ Немый со многими вои, Олександръ с братомъ от Володимеря со многими воими. Инъгваръ же посла сына своего из Лучька, из Дорогобужа со многими вои и Шюмьска.[62]

Василько княжил в Белзе, от него пришел великий Вячеслав Толстый, Мирослав, Демьян и Воротислав и иные бояре многие и воины от Белза; а Лестько послал из Ляшской земли Судислава Бернатовича с многими полянами; а от Пересопницы пришел Мстислав Немой со многими воинами, а Александр с братом — от Владимира, со многими воинами. Ингварь послал сына своего от Луцка, Дорогобужа и Шумска, со многими воинами.

 

И приѣхаша же и половци Романови на помощь, Изяславъ с ними Володимеричь. Угром же не побѣдившимъ воемь, и гнаша со становъ своихъ. Мика же убоденъ и Тъбаша и главу ему стялъ. Половци же узрѣвшимъ е крѣпци налегоша на ня. Онем же ѣдущимъ напреди ими к Лютой рѣцѣ,[63] оже быша не приѣхалѣ ляховѣ и русь. И сошедше одва препровадиша рѣку Лютую, половцемъ стрѣляющимъ и руси противу имъ. Ту же Марцелъ хоругве своее отбѣже, и русь взятъ ю, и поругъ великъ бысть Марцелови. И возвратишася во колымагы свои, и рекше во станы.

А к Роману на помощь пришли половцы и с ними Изяслав Владимирович. Уграм не удалось одолеть воинов, и те прогнали их из их станов. Мика был ранен, и Тобаша отсек ему голову. Половцы, увидев это, крепко налегли на них. Угры поехали вперед к Лютой реке, чтобы не пришли туда ляхи и русские; сойдя с коней, они перешли реку, в то время как половцы и русские стреляли в них. Тут Марцел отдалился от знамени, а русские его захватили, и был Марцелу большой позор; и вернулись угры в свои колымаги — иначе говоря, в станы.

 

Оттудѣ же Романъ изииде из града, помощи ища в рускыихъ князехъ. И бывшю ему Шумьскы на мосцѣ, ятъ бысть Зернькомь и Чюхомою и приведенъ бысть во станъ ко князю Данилови и ко всимъ княземь и к воеводамъ угорьскимъ. И послаша ко гражаномъ рекуще: «Предайтеся, князь вашь ятъ бысть». Онѣмо же не имущимъ вѣры, донележе извѣсто бысть имъ, и предашася звенигородьци.

После этого Роман вышел из города, чтобы просить помощи у русских князей. Когда он был на мосту в Шумске, его захватили Зернько и Чухома, и приведен он был в стан к князю Даниилу и ко всем князьям и воеводам угорским; тогда они послали к горожанам с речью: «Сдавайтесь, ваш князь захвачен». Они не верили, пока не получили вестей, и тогда сдались звенигородцы.

 

Оттуду же поидоша к Галичю. И Володимеръ бѣжа из Галича и сынъ его Изяславъ, и гнаша и до Нѣзды.[64] Изяслав же бися на мѣстѣ Незды рѣки, и отъяша от него коня сумныя, потом же возвратишася в Галичь.

Оттуда они пошли к Галичу, а Владимир бежал из Галича, и сын его Изяслав, и преследовали их до реки Незды. Изяслав бился у реки Незды, у него отняли вьючных коней; затем он вернулся в Галич.

 

Тогда же приѣха княгини великая Романовая видитъ сына своего присного Данила. Тогда же бояре володимьрьстии и галичкыи и Вячеславъ Володимерьскый и вси бояре володимерьстии и галичкыи и воеводы угорьскыя и посадиша князя Данила на столѣ отца своего великаго князя Романа во церькви святѣя Богородица приснодѣвица Марья.

Тогда великая княгиня Романова приехала повидать своего родного сына Даниила. Тогда бояре владимирские и галицкие, Вячеслав Владимирский, и все бояре владимирские и галицкие, и воеводы угорские посадили Даниила на престол отца его великого князя Романа, в церкви святой Богородицы и приснодевы Марии.

 

Король же Андрѣи не забы любви своея первыя, иже имѣяше ко брату си великому князю Романови,[65] но посла воя своя и посади сына своего в Галичи.[66] Ятым же бывшим княземь Роману, Святославу, Ростиславу, угромъ же хотящемь е вести королеви. Галичаномъ же молящимся имъ, да быша и повѣсили мьсти ради. Убѣжени же бывше угре великими даръми, предани быша на повѣшение месяца сентября.

Король Андрей не забыл своей прежней любви, которую имел к брату своему великому князю Роману, но послал своих воинов и посадил в Галиче сына своего Даниила. Князья Роман, Святослав и Ростислав были захвачены, и угры хотели отвести их к королю, а галичане из мести просили, чтобы их повесили. Они подкупили угров большими подарками, и были преданы на повешенье князья Игоревичи в месяце сентябре.

 

Данилу же княжащю в Галичи, тако младу сущу, яко и материи своеии не позна. Минувшю же времени галичанѣ же выгнаша Данилову матерь изъ Галича. Данилъ же не хотѣ оставити матери своей и плакашеся по ней, младъ сый. И приѣхавъ Олександръ, тивунъ[67] Шюмавиньскый, и я и за поводъ. Онъ же измокъ мечь, тя его, и потя конь его подь нимь. Мати же вземьши мечь из руку, умоливше его, остави в Галичи, а сама иде в Белзъ, оставивши у невѣрных галичанъ, Володиславлимъ свѣтомъ — хотяща бо княжити сама. Увѣдавъ король о изгнаньи ея, съжалиси.

Даниил княжил в Галиче: он был так мал, что и матери своей не узнал. Через некоторое время галичане прогнали мать Даниила из Галича. Даниил не хотел расставаться со своей матерью и плакал о ней, еще молод он был. И приехал Александр, шумавинский тиун, и взял за повод его коня. Даниил извлек меч и, замахнувшись на него, ударил коня под ним. Мать же, взяв меч из его рук, уговорила его остаться в Галиче, а сама уехала в Белз, оставив его у коварных галичан, по совету Владислава она хотела сама княжить. Король узнал о ее изгнании и огорчился.

 

Въ лѣто 6717. Приде король в Галичь и приведе ятровь свою великую княгиню Романовую и бояре Володимерьскыи, и Инъгваръ приде из Лучска, инии князи. Свѣтъ створи со ятровью своею и с бояры володимерьскыми, рече: «Володиславъ княжится, а ятровь мою выгналъ». Яту же бывшю Володиславу и Судиславу и Филипу и мучену бывшю. И много имѣния давъ, Судиславъ же во злато пременися, рекше, много злата давъ избавися. Володислава оковавше, ведоша и во Угры. Володиславу же ведену бывшю во Угры, Яволоду и Ярополку, брату его, бежавшю в Пересопьницю ко Мьстиславу, возведшемъ Мьстислава. И приде Мьстиславъ с ними ко Бозъку.[68] Глѣбъ же Потковичь[69] избѣже зъ Бозку. И Станиславичь Иванко и братъ его Збыславъ[70] прибѣгоша в Галичь, повѣдающе рать и оступление галичанъ. Княгини же Романовая сыномъ своим Даниломъ и с Вячеславомъ Толъстымъ бѣжавша во Угры, а Василко с Мирославомъ ехаша во Белзъ. Времени же минувшю, король спѣашеть рать велику.

В год 6717 (1209). Пришел король в Галич и привел свою невестку, великую княгиню Романову, и бояр владимирских, и Ингварь пришел из Луцка, и другие князья. Король совет держал со своей невесткой и с владимирскими боярами, говоря: «Владислав княжит, а мою невестку выгнал». Схвачены были Владислав, Судислав и Филипп и подверглись пыткам. Дав много добра, Судислав обменял себя на золото, иными словами, дав много золота, избавился. А Владислава оковали и повели в Угорскую землю. А когда Владислава вели к уграм, Явольд и Ярополк, его брат, бежали в Пересопницу к Мстиславу и привели Мстислава Ярославича, и Мстислав пришел с ними к Бужску. А Глеб Поткович убежал из Бужска. Иванко Станиславич и его брат Збислав прибежали в Галич, сообщив галичанам о войне и осаде. А княгиня Романова со своим сыном Даниилом и Вячеславом Толстым бежала в Угорскую землю, а Васильке с Мирославом поехали в Белз. По прошествии времени король начал большую войну.

 

Въ лѣто 6718. Приде Лестъко к Белзу, убѣженъ Александромъ, Олександръ же не прияше, хотя зла Романовичемь. И прия Белзъ, и да Олександрови, а бояре не изневѣришася, но идоша вси со княземь Василкомъ в Каменѣць.[71]

В год 6718 (1210). Пришел Лестько по зову Александра, желающего зла Романовичам, к Белзу, который Александр взять не смог. Лестько занял Белз и отдал его Александру, а бояре, не нарушив верность Романовичам, ушли с князем Васильком в Каменец.

 

Король же пусти Володислава, и собра много вои и иде на Галичь. Ставше же во манастырѣ Лелесовѣ,[72] невѣрнии же боярѣ хотѣша его убити.

Король отпустил Владислава, собрал много воинов и пошел на Галич. Остановился он в монастыре Лелесове, и здесь изменники-бояре пытались его убить.

 

И убиша же жену его, а шюринъ его одва утече, патрѣархъ Авлѣскый,[73] и мнозии нѣмци избити быша. И потомъ королеви обратившюся, мнозѣ избити быша, а другия разбѣгошася. Мятежю же бывшю, королеви не могшю въйны учинити за безаконие ихъ.

Жену его убили, а шурин его, патриарх Аквилейский, едва убежал; и многие немцы были перебиты. И потом король вернулся, и многие были перебиты, а другие разбежались. Пока длился мятеж, король не мог вести войну из-за их бесчинств.

 

Володиславу же ѣхавшю на передъ со всѣми галичаны. Мьстиславъ убо увѣдавъ королеву рать великую, избѣжа из Галича. Володислав же воѣха в Галичь и вокняжися и сѣде на столѣ.

Владислав ехал впереди со всеми галичанами; Мстислав же, узнав о великом королевском войске, убежал из Галича. Владислав же въехал в Галич и вокняжился, сел на Галицком столе.

 

Данилъ же отъиде с матерью своею в Ляхи, отпросився от короля. Лестько же прия Данила с великою честью. И оттуда же иде в Каменець с матерью си, братъ же его Василко и бояре вси срѣтоша и с великою радостью.

Даниил ушел с матерью своею в Ляшскую землю, отпросившись у короля. Лестько принял Даниила с великой честью. Оттуда он пошел в Каменец со своей матерью, и брат его Василько и все бояре встретили его с великой радостью.

 

В лѣто 6719. Княжаше Всеволодъ в Кыевѣ Святославичь,[74] имѣя велику любовь к детемь Романовое.

В год 6719 (1211). Княжил в Киеве Всеволод Святославич, очень любивший детей княгини Романовой.

 

Потом же Мьстиславъ Пересопницкый, посадивъ Лестька, поиде в Галичь. Лестько же поя Данила ис Каменца, а Олександра из Володимера, а Всеволода из Белза, когождо ихъ со своими вои. Бѣ бо вои Даниловъ болши и крѣплѣйши, бяху бояре велиции отца его вси у него. Видивъ бо Лестько се, и поча имѣти любовь велику ко князю Данилу и брату его Василку.

Потом Мстислав Пересопницкий, оставив Лестька управлять, пошел в Галич. Лестько же взял Даниила из Каменца, и Александра из Владимира, и Всеволода из Белза, каждого из них со своим войском. Войско Даниила было больше и сильнее, потому что с ним были все великие бояре его отца. Видя это, Лестько возымел большую любовь к князю Даниилу и его брату Васильку.

 

Затворившю же ся Ярополку и Яволоду в Галичи, а Володиславъ выеде съ угры и чехы своими, и собравъся с галичаны, и приде на рѣку Бобръку.[75] Увѣдавъ Лестко и посла на него ляхы, а от Данила же — Мирослава и Дьмьяна, а от Мьстислава — Глѣбъ Зеремѣевичь[76] и Прокопьичя Юрья.[77]

Ярополк же и Явольд затворились в Галиче, а Владислав вышел со своими уграми и чехами, соединившись с галичанами, и пришел на реку Боброку. Узнав об этом, Лестько послал против них ляхов, а от Даниила — Мирослава и Демьяна, а от Мстислава — Глеба Зеремеевича и Юрия Прокопьича.

 

Бывши же сѣчи велицѣ, и одолѣша ляховѣ и русь. Данилу же тогда дѣтьску сущю, якоже можяше на конѣ ѣздити. А Володиславъ бѣжа, мнозии избити от вои его. И потом же Лестько не можаше прияти Галича, но шедъ воева около Теребовля и около Моклекова и Збыража. И Быковенъ взятъ бысть[78] ляхи и русью. И взя плѣнъ великъ и воротися в Ляхы.

Была большая битва, и одолели ляхи и русские. Даниил тогда был еще ребенком, но уже мог ездить на коне; Владислав бежал, а многие из его воинов были убиты. Лестько не мог взять Галич, а пошел воевать около Теребовля, Моклекова и Збаража. Быковен был взят ляхами и русскими. Они захватили много пленных и возвратились в Ляшскую землю.

 

Потом же Данило и Василко Лестьковою помощью прияста Тихомль и Перемиль[79] от Олександра и княжаста с матерью в немь. А на Володимерь зряща: «Се ли, ово ли, Володимерь будеть наю, Божиею помощью», на Володимерь призирающа.

Потом Даниил и Василько, благодаря помощи Лестька, взяли Тихомль и Перемиль у Александра и стали княжить там со своей матерью, на Владимир поглядывая; и говорили они: «Так или иначе, а Владимир будет наш, с Божией помощью».

 

Потом же король поиде на Лестька, Данилови же у Лестка сущю. Лестько же посла посла своего Лѣсътича и Пакослава воеводу,[80] рекый: «Не есть лѣпо боярину княжити в Галичи, но поими дщерь мою за сына своего Коломана[81] и посади и в Галичи». Улюби же король Андрѣй свѣто сь Пакославль и сняся съ Лестькомъ во Зъпиши,[82] и поя дщерь его за сына си. И пославъ и я Володислава в Галичи, заточи и; и в томь заточеньи умре: нашедъ зло племени своему и дѣтемь своимъ княжения дѣля. Вси бо князи не призряху дѣтии его того ради.

Потом король пошел на Лестька, в то время как Даниил был у Лестька. Лестько послал посла своего, воеводу Пакослава Лесотича, с речью: «Не подобает боярину княжить в Галиче: возьми дочь мою за сына своего Коломана и посади его в Галиче». Понравился королю Андрею совет Пакослава, он встретился с Лестьком в Зпиши и взял дочь его за своего сына. Король послал захватить Владислава в Галиче и заточил его; и тот в заточенье умер: он причинил большое зло всему своему роду и детям своим ради княжения. Из-за этого все князья не поддерживали его детей.

 

Король посади сына своего в Галичи, а Лестькови да Перемышль, а Пакославу Любачевъ.[83] Пакославъ бо бѣ приятель и Романовой и дѣтемь ея. Свѣтом же Пакославлимъ Лестько посла ко Александрови, рекый: «Дай Володимерь Романовичема, Данилови и Василькови. Не даси ли, иду на тя и с Романовичема». Оному же не давшю, Лестько же посади Романовича в Володимери.

Король посадил сына своего в Галиче, Лестьку дал Перемышль, а Пакославу — Любачев. Пакослав был сторонником княгини Романовой и ее детей. По совету Пакослава Лестько послал сказать Александру: «Отдай Владимир Романовичам, Даниилу и Васильку. А не дашь — пойду на тебя войной, вместе с Романовичами». Он не отдал,— Лестько же посадил Романовичей во Владимире.

 

Въ лѣто 6720. Король отъя Перемышль от Лестька Любачевъ. Лестько же сжалиси о срамотѣ своей и посла к Новугороду по Мьстислава[84] и реки: «Брать ми еси. Поиди и сяди в Галичѣ». Мьстислав же поиде на Галичь со свѣтомь Лестьковымъ. Галичани же вси и Судиславъ послашася по Данила. Данил же не утяже ѣхати, а Бенедиктъ Лысы бѣжа во угры со Судиславомъ, а Мстиславъ седе в Галичи.

В год 6720 (1212). Король отнял Перемышль и Любачев у Лестька. Лестько, опечаленный таким позором своим, послал в Новгород за Мстиславом и сказал: «Ты мне брат. Приди и сядь в Галиче». Мстислав пошел на Галич по совету Лестька. Все галичане и Судислав послали за Даниилом. Даниил не успел приехать, как Бенедикт Лысый с Судиславом убежали к уграм, а Мстислав сел в Галиче.

 

Въ лѣто 6721. Поя у него Данилъ дщерь именемь Анну и родишася от нея сынови и дщери. Первѣнѣць бо бѣ у него Ираклѣй,[85] по нем же Левъ и по немь Романъ, Мистиславъ, Шеварно[86] и инии, бо млади отъидоша свѣта сего.

В год 6721 (1213). Взял Даниил в жены дочь Мстислава Анну, и родились от нее сыновья и дочери. Первенец его был Ираклий, за ним — Лев, затем Роман, Мстислав, Шварн и другие, которые в младенчестве покинули этот свет.

 

Времени же минувшю еха Данилъ ко Мьстиславу в Галич, рекы на Лестька, яко: «Отчину мою держить». Оному же вѣщавшю: «Сыну, за первую любовь не могу на нь востати; а налѣзи собѣ други».

Через какое-то время приехал Даниил к Мстиславу в Галич, жалуясь на Лестька: «Он мою вотчину держит». Тот же сказал: «Сын, ради прежней любви не могу пойти против него; поищи себе других».

 

Данилу же возвратившуся к домови, и ѣха с братомъ, и прия Берестий, и Угровескъ, и Верещинъ, и Столпъ, Комовъ, и всю украину.

Даниил возвратился домой, поехал вместе с братом и захватил Берестье, Угровск, Верещин, Столп, Комов и все окраины.

 

Лестъко же великъ гнѣвъ имѣя на Данила. Вѣснѣ же бывши, и ѣхаша ляховѣ воевать, и воеваша по Бугу. И посла по нихъ Данилъ Гаврила Душиловича и Семена Олуевича, Василка Гавриловича, и биша и до Сухое Дорогве,[87] и колодники изымаша, возвратишася в Володимерь с великою славою.

Лестько сильно разгневался на Даниила. Когда наступила весна, ляхи пошли воевать и вели войну по Бугу. Даниил послал на них Гаврила Душиловича, Семена Олуевича, Василия Гавриловича; воевали они до Сухой Дорогвы, отбили своих пленников и возвратились во Владимир с великой славою.

 

Тогда же Климъ убьенъ бысть Хрьстиничь, единъ от всихъ его воинъ, егоже крестъ и донынѣ стоить на Сухой Дорогви.

Тогда был убит Клим Христинич, единственный из всех его воинов; его крест и доныне стоит на Сухой Дорогве.

 

Ляхы же многи избиша и гнаша по нихъ до рѣкы Вепря.[88]

Они перебили много ляхов и гнались за ними до реки Вепря.

 

Льстькови же творящи, Мьстиславлимъ свѣтомъ Данилъ приялъ есть Берестии, Лестько же посла ко королеви: «Не хочю части в Галичи, но дай его зяти моему».[89] Король же посла вои многи и Лестко, и придоша к Перемышлю. Яронови[90] же тогда тысящю держащю в Перемышли, избѣже передь ними.

Лестьку показалось, что Даниил захватил Берестье по совету Мстислава, и послал Лестько сказать королю: «Не хочу я части в Галиче, отдай его зятю моему». Король послал много воинов и Лестька, и они пришли к Перемышлю. Ярун же, бывший тогда тысяцким в Перемышле, убежал от них.

 

Мьстиславъ бо бѣ со всими князями рускыми и Черниговьскыми. И посла Дмитра, Мирослава, Михалка Глѣбовича противу имъ к Городку.[91] Городокъ бо бѣ отложилъся; бяхуть в немь людье Судиславли. И Дмитрови бьющися подъ городомъ, придоша на нь угре и ляхове, и побѣже Дмитръ. Тогда же и Василь дьякъ, рекомый Молза, застрѣленъ бысть подъ городомъ. Михалка же Скулу убиша, согонивше на Щирѣцѣ,[92] а главу его сосѣкоша, трои чепи сняше золоты и принесоша главу его ко Коломанови.

Мстислав тогда соединился со всеми князьями русскими и черниговскими. Он послал Дмитра, Мирослава, Михалка Глебовича навстречу им к Городку. Городок отделился: в нем были люди Судислава. Когда Дмитр бился под городом, пришли против него угры и ляхи, и лобежал Дмитр. Тогда же дьяк Васил, по прозвищу Молза, был застрелен под городской стеной. Михаила Скулу убили, нагнав на Ширеце, и отсекли ему голову, сняли три золотые цепи, и принесли его голову к Коломану.

 

Мьстиславу же стоящу на Зубрьи.[93] Дмитръ прибѣже к нему. Мьстиславу же не могшу биться съ угры и просяше зятя своего Данила и Олександра, да быста затвориласта в Галичѣ. Обѣщася ему Данилъ и Лександръ ити в Галичь. Данилъ же затворися в Галичѣ, а Олександру не смѣвъшю.

Так как Мстислав стоял на Зубрье, Дмитр прибежал к нему. Мстислав же не мог биться с уграми и просил зятя своего Даниила и Александра, чтобы они затворились в Галиче. Даниил и Александр обещали ему уйти в Галич. Даниил затворился в Галиче, а Александр не посмел.

 

Тогда же великая княгини Романовая восприимши мниский чинъ.

В то время великая княгиня Романова приняла монашеский постриг.

 

Потом же приде рать подъ городъ, Каломанъ и ляховѣ. И многу бою бывшю на Кровавомъ броду,[94] и паде на ня снѣгъ, не могоша стояти, идоша за Рогожину,[95] идоша на Мьстислава, и прогнаша и-земли.

Потом пришла рать под город — Коломан и ляхи. Большой бой был на Кровавом броду,— выпал снег, и они не смогли устоять, и ушли за Рогожину, пошли на Мстислава и выгнали его из земли Галицкой.

 

Мьстиславу же повѣдавшю Даниливи: «Изииди из града». Данилъ же изииде с Дмитромъ тысячькым и с Глѣбомъ Зеремѣевичемь и со Мирославомъ. Изиидоша из града и быша противу Толмачю,[96] угони и невѣрный Витовичь Володиславъ.[97] Наворотившеся на нь, и прогнаша и, и коня от него отъяша.

Мстислав сказал Даниилу: «Уйди из города!» Даниил ушел вместе с тысяцким Дмитром, Глебом Зеремеевичем и Мирославом. Они ушли из города, а когда были против Толмача, их догнал изменник Володислав Витович. Они напали на него, и прогнали, и отняли у него коня.

 

Данилъ бо младъ бѣ, и видѣвъ Глѣба Зеремиевича и Семьюна Кодьнинъского[98] мужескы ѣздяща, и приѣха к нима, укрѣпляя и. И инии же устрьмилися бяхуть на бѣгъ.

Даниил был молод, и поэтому, видя, что идут в поход Глеб Зеремеевич и Семьюн Коднинский, присоединился к ним, умножив их силу. А другие устремились в бегство.

 

Того же дни бишася всь днь олнѣ до нощи. Тое же нощи увернушася Данилъ и Глѣбъ Зеремѣевичь, яста Яньца, младъ сы показа мужьство свое. И всю нощь бистася. Наутрѣя же угони и Глѣбъ Василевичь. Уверьнувше же ся Данилъ на нь, и гна и дале поприща. Оному же утекши пред нимъ, борзости ради коньское. Данилови же возвратившюся, и единому едущю межи ими, онем же не смѣющимъ наѣхати на нь, донележе взъеха к нему Глѣбъ Судиловичь, и Гаврило Иворович, и Перенѣжько.[99]

В этот день была битва до самой ночи. В ту ночь Даниил и Глеб Зеремеевич повернули назад и захватили Янца,— хотя и был молод, Даниил показал свою храбрость. И всю ночь бились. А наутро их догнал Глеб Васильевич. Обратился на него Даниил и гнал его больше поприща. Тот убежал от него благодаря резвости своих коней. Когда Даниил возвращался, он ехал один среди врагов, а те не смели на него напасть; потом приехали к нему Глеб Судилович, Таврило Иворович и Перенежко.

 

Оттуду проидоша в Онутъ[100] и идоша в поле. Бывъшю же гладу велику. Поидоша вози и къ Плаву на канун святаго Дмитрѣя.[101] Вземше возы накормишася изобилно и похвалиша Бога и святаго Дмитрѣя, яко накорми я. Оттуду же придоша ниже Кучелемина,[102] мысляще, кудѣ преити рѣку Днѣстръ. Божиею же милостию придоша лодья из Олешья,[103] и приѣхаша в нихъ на Днѣстръ, и насытишася рыбъ и вина.

Оттуда они пошли в Онуть и вышли в степь. Был сильный голод. Шли возы к Плаву на канун святого Димитрия. Захватив возы, они наелись досыта, хваля Бога и святого Димитрия, что накормил их. Оттуда они пошли ниже Кучелемина, обдумывая, где перейти реку Днестр. По Божией милости пришли ладьи из Олешья, и на них доплыли они до Днестра и насытились рыбой и вином.

 

Оттуду же приѣха Данилъ ко Мьстиславу. Мьстиславъ же великую похвалу створи Данилови и дары ему дасть великыи и конь свой борзый сивый, и рече ему: «Поиди, княже, в Володимерь, а язъ поиду в половци, мьстивѣ сорома своего». Данилови же приехавшю в Володимерь.

Оттуда Даниил приехал к Мстиславу. Мстислав же великую честь воздал Даниилу, и дары ему преподнес богатые, подарил своего резвого сивого коня, и сказал ему: «Иди, князь, во Владимир, а я пойду к половцам,— отомстим за свой позор». И Даниил уехал во Владимир.

 

Въ лѣто 6722. Бысть тишина.

В год 6722 (1214). Была тишина.

 

Въ лѣто 6723. Божиимъ повелениемь прислаша князи Литовьскии к великой княгини Романовѣ и Данилови и Василкови, миръ дающе. Быху же имена литовьскихъ князей се: старѣшей Живинъбудъ, Давъятъ, Довъспрункъ, братъ его Мидогъ, братъ Довъяловъ Виликаилъ. А жемотьскыи князи: Ерьдивилъ, Выкынтъ, а Рушьковичевъ — Кинтибуть, Вонибут, Бутовить, Вижѣикъ, и сынъ его Вишлий, Китений. Пликосова, а се Булевичи — Вишимут, егоже уби Миндого тъ, и жену его поялъ, и братью его побилъ, Едивила, Спрудѣйка, А се князи из Дяволтвы: Юдьки, Пукѣикъ, Бикши, Ликиикъ. Си же вси миръ даша князю Данилови и Василку, и бѣ земля покойна.[104] Ляхом же не престающимъ пакостящимъ, и приведе на ня литву, и воеваша ляхы, и много убиства створиша в нихъ.

В год 6723 (1215). По воле Божьей прислали князья литовские к великой княгине Романовой и к Даниилу с Васильком, предлагая мир. Вот имена литовских князей: старейший Живинбуд, Давьят, Довспрунк и брат его Миндовг, брат Давьялов Виликиил. А жмудские князья — Ердивил, Выкинт, Рушковичи — Кинтибуд, Вонибуд, Бутовит, Вижеик и его сын Вишлий, Китений, Пликосова; а вот Булевичи — Вишимут, которого убил Миндовг, и взял жену его, и перебил братьев его, Едивила и Спрудейка. А вот князья из Дяволты — Юдьки, Пукеик, Бикши, Ликиик. Все они заключили мир с князьями Даниилом и Васильком, и воцарился мир в их земле. Но ляхи не переставали вредить — и Даниил навел на них литву; те повоевали ляхов и многих среди них перебили.

 

Въ лѣто 6724. Не бысть ничтоже.

В год 6724 (1216). Не было ничего.

 

Въ лѣто 6725. Выиде Филя древле прегордый,[105] надѣяся обьяти землю, потребити море, со многими угры. Рекшю ему: «Единъ камень много горньцевъ избиваеть», а другое слово ему рекшю прегордо: «Острый мечю, борзый коню — многая руси». Богу же того не терпящю, во ино время убьенъ бысть Даниломъ Романовичемь древле прегордый Филя.

В год 6725 (1217). Вышел Филя, когда-то надменный, со многими уграми — надеялся он охватить землю, осушить море. Когда сказал он: «Один камень много горшков разбивает», то и другое слово произнес он надменно: «Острый меч, борзый конь — много захватим русских!» Бог же этого не потерпел и в свое время убит был Даниилом Романовичем когда-то надменный Филя.

 

Олександру же отступившю от Данила и от Василка ко Лестькови, не бѣ бо има помощи ниоткогоже, развѣе от Бога, дондеже приде Мьстиславъ с половци. Изыиде же Филя со многими угры и ляхы из Галича, поима бояре галичкыя и Судислава цьтя и Лозоря,[106] и ины, а ини разбѣгошася, загордѣ бо ся бѣ.

Александр же отступил от Даниила и Василька и присоединился к Лестьку, и не было им помощи ни от кого, кроме как от Бога, пока не пришел Мстислав с половцами. И тогда вышел из Галича Филя со многими уграми и ляхами, взял с собою галицких бояр, Судислава, тестя своего, и Лазаря и других, а прочие покинули его, потому что он возгордился.

 

Въ лѣто 6726. Тишина бысть.

В год 6726 (1218). Была тишина.

 

Въ лѣто 6727. Приде Лестько на Данила къ Щекареву,[107] бороня ити ему на помощь Мьстиславу, тестеви своему, Кондратови же приѣхавшу мирить Лестька и Данила, познавшю же ему лесть Лестькову, и не велѣ князю Данилу ехати к Лестьку. Филя же строяшеся на брань, мняше же бо, яко никто может стати противу ему на брань. Остави же Каломана в Галичи и созда градъ на церкви пречистое владычица нашея Богородица, яже не стѣрпѣвшю осквернения храма своего и вдасть ю Мьстиславу.

В год 6727 (1219). Пришел Лестько на Даниила к Щекареву, препятствуя ему пойти на помощь своему тестю Мстиславу. Кондрат приехал мирить Даниила и Лестька, но узнал про коварство Лестька и не велел князю Даниилу ехать к Лестьку. Филя же готовился к бою, полагая, что никто не может выступить против него на бой. Он оставил Коломана в Галиче и создал крепость из церкви пречистой владычицы нашей Богородицы, которая не потерпела осквернения своего храма и отдала город Мстиславу.

 

Бѣ бо ту с Коломанъм Иванъ Лекинъ и Дмитръ, и Ботъ,[108] Половцемь же приехавшимъ видити рати, угромъ же и ляхомъ гонящимъ я. Увернувся половчинъ, застрѣли Уза во око, и спадшю ему с фаря, взяша тѣло его, и плакашася по немь. Наутрѣя же на канунъ Святой Богородици приде Мьстиславъ рано на гордаго Филю, и на угры с ляхы, и бысть брань тяжка межи ими, и одолѣ Мьстиславъ. Бѣгающим же угромъ и ляхомъ, избьено бысть ихъ множьство и ятъ бысть величавый Филя паробкомъ Добрыниномъ,[109] егоже лживый Жирославъ[110] укралъ бѣ, и обличену ему бывшю, про него же погуби отчину свою.

Был тут с Коломаном Иван Лекин, а также Дмитр и Бот. Когда приехали половцы смотреть бой, угры и ляхи погнались за ними. Один половчанин изловчился и поразил Уза стрелой в глаз; тот упал с коня, тело его взяли и оплакали его. Назавтра, в канун Святой Богородицы, пришел Мстислав рано утром на гордого Филю и на угров и ляхов, и была жестокая битва меж ними, и победил Мстислав. Когда угры и ляхи бежали, перебито было множество из них, и захвачен был величавый Филя дружинником Добрыни, тем, которого лживый Жирослав украл и, будучи обличен в этом, из-за него же лишился своей вотчины.

 

И побѣдившу же Мьстиславу, поиде к Галичю, бившимъ же ся имъ о врата градная. И возбѣгоша же на комары церковныя, и ини же ужи возвлачишася, а фарѣ имъ поимаша. Бѣ бо градъ створенъ на церкви. Онѣмъ же стрѣляющимъ и камение мещющимъ на гражаны, изнемогаху жажею водною, не бѣ бо воды в них. И приѣхавшю же Мьстиславу и вдашася ему, и сведени быша со церкви.[111] Данилови же приѣхавшю в малѣ дружинѣ с Демьяномь тысячкымъ,[112] не бѣ бо приѣхалъ во время то. Потом же приѣха Данилъ ко Мьстиславу, и бысть радость велика: спасъ Богъ от иноплеменьникъ, вси бо угре и ляхове убьени быша, а инии яти быша, а инии бѣгающе по землѣ, истопоша, друзии же смерды избьени быша, и никомуже от них утекши, тако бо милость от Бога Руской землѣ.

Победив, Мстислав пошел к Галичу, и была битва у городских ворот. Защитники города забрались на церковные своды, и некоторые из них поднялись на веревках, а кони их были захвачены. На церкви было устроено укрепление. Они, стреляя в горожан и бросая на них камни, изнемогали от жажды, ибо там не было воды. А когда приехал Мстислав, они сдались и были сведены с церкви. Даниил приехал с малой дружиной и с Демьяном тысяцким, но в то время он еще не прибыл. Даниил потом приехал к Мстиславу, и была им большая радость: Бог спас их от иноплеменников, все ляхи и угры были перебиты, а некоторые взяты в плен, а другие, убегая, утонули или же были убиты смердами, но никто из них не спасся,— такова была милость Божия Русской земле.

 

Потом же приведоша Судислава ко Мьстиславу, оному же не помыслившю о немь зла, но милость ему показавшю. Он же, обуимая нозѣ его, обѣщася работѣ быти ему. Мьстиславу же вѣровавшю словесемь его, и честью великою почтивъ его, и Звенигородъ дасть ему.

Потом привели Судислава к Мстиславу, который не припомнил ему зла, а оказал милость. Тот же, обнимая его ноги, обещал быть рабом ему. Мстислав поверил его словам, почтил его великой честью и дал ему Звенигород.

 

Въ лѣто 6728. Не бысть ничтоже.

В год 6728 (1220). Не было ничего.

 

Въ лѣто 6729. Отступилъ бѣ Александръ и створи миръ с Лестькомъ и со Каломаномъ и с Филею гордымъ, Романовичема не престаяше хотя зла. По побѣдѣ же Мьстиславли и по литовьскомъ воеваньи на ляхы створи миръ Лестько с Даниломъ и Василкомъ, Держиславомъ Абрамовичем и Творьяном Вотиховичемь,[113] а Романовича створиста миръ Демьяномъ тысяцькымъ. Отступи Лестько от Олександра.

В год 6729 (1221). Александр еще раньше отступил и заключил союз с Лестьком, Коломаном и Филею гордым, по-прежнему желая зла Романовичам. Но после победы Мстислава и после войны литовцев с ляхами Лестько заключил мир с Даниилом и Васильком через Держислава Абрамовича и Творьяна Вотиховича, а Романовичи заключили мир через Демьяна тысяцкого, и отступил Лестько от Александра.

 

В субботу же на ночь попленено бысть около Белза и около Червена Даниломъ и Василкомъ, и вся земля попленена бысть, бояринъ боярина плѣнившю, смердъ смерда, градъ града, якоже не остатися ни единой вси не плѣненѣй. Еже притъчею глаголють Книги: «Не оставлешюся камень на камени».[114] Сию же наричють белжанѣ злу нощь, сия бо нощь злу игру имъ сыгра, повоеваньи бо бѣаху преже свѣта.

И в ту ночь в субботу Даниил и Васильке разорили окрестности Белза и Червена, и вся страна была разорена, боярин боярина грабил, смерд смерда, горожанин горожанина, так что не осталось ни одной деревни не разграбленной. Так говорится в Писании: «Не оставлю камня на камне». Эту ночь белжане называют злой ночью, ибо эта ночь сыграла с ними злую игру — они были разорены до рассвета.

 

Мьстиславу же рекшу: «Пожалуй брата Олександра», и Данилъ воротися в Володимеръ, отъиде от Белза.

Мстислав же сказал: «Пожалей брата Александра», и Даниил воротился во Владимир, уйдя от Белза.

 

Въ лѣто 6730. Не бысть ничтоже.

В год 6730 (1222). Ничего не было.

 

Въ лѣто 6731. Данило и Василка Романовичю бѣаху володимьрьскыи пискупѣ: бѣ бо Асафъ блаженый преподобный, святитель Святое Горы, и потомъ бѣ Василѣй от Святое Горы, и потомъ бѣ Микифоръ, прирокомъ Станило, бѣ бо слуга Василковъ преже, и потомъ Кузма, кроткый преподобный смиреный пискупъ володимерьскый.[115]

В год 6731 (1223). При Данииле и Васильке Романовичах епископия была во Владимире: был блаженный преподобный Иоасаф святитель со Святой Горы; потом был Василий со Святой Горы, потом был Никифор по прозвищу Станило, ибо прежде был слугой у Василька, потом Косьма, кроткий, преподобный, смиренный епископ владимирский.

 

Богу же изволившю, Данилъ созда градъ именемь Холмъ. Создание же его иногда скажемь.

По Божественному изволению Даниил создал город Холм. О создании его когда-нибудь расскажем.

 

Божиею же волею избранъ бысть и поставленъ бысть Иванъ пискупъ княземь Даниломъ от клироса великое церкви Святой Богородици Володимерьской, бѣ бо преже того пискупъ Асафъ Вугровьскый, иже скочи на столъ митрофоличь и за то свѣрженъ бысть стола своего, и переведена бысть пискупья во Холмъ.[116]

По Божией воле избран был и поставлен епископом Иоанн — князь Даниил выбрал его из клира великой церкви Святой Богородицы во Владимире; а до того был епископом Иоасаф Угровский, который самовольно захватил митрополичий престол и за то был свергнут со своего престола, и епископия была переведена в Холм.

 

Въ лѣто 6732.[117] Приде неслыханая рать, безбожнии моавитяне,[118] рекомыи татаръве, придоша на землю Половецькую. Половцемь же ставшимъ, Юрьгий Кончакович[119] бѣ болийше всихъ половець, не може стати противу лицю их, бѣгающи же ему, и мнози избьени быша до рѣкы Днепра. Татаром же возвратившися, идоша в вежа своя. Прибѣгшимъ же половцемь в Рускую землю, глаголющимъ же имъ рускимъ княземь: «Аще не поможета намъ, мы нынѣ исѣчени быхомъ, а вы наутрѣе исѣчени будете».

В год 6732 (1224). Пришло неслыханное войско, безбожные моавитяне, называемые татарами; пришли они на землю Половецкую. Половцы пытались сопротивляться, но даже самый сильный из них Юрий Кончакович не мог им противостоять и бежал, и многие были перебиты — до реки Днепра. Татары же повернули назад и пошли в свои вежи. И вот, когда половцы прибежали в Русскую землю, то сказали они русским князьям: «Если вы нам не поможете, то сегодня мы были побиты, а вы завтра побиты будете».

 

Бывшю же свѣту всих князѣй во градѣ Кыевѣ, створиша свѣтъ сице: «Луче ны бы есть прияти я на чюжей землѣ, нежели на своей». Тогда бо бѣахуть Мьстиславъ Романовичь в Кыевѣ, а Мьстиславъ в Козельскѣ и Черниговѣ, а Мьстиславъ Мьстиславичь в Галичѣ,[120] то бо бѣаху старѣйшины в Руской земли. Юрья же князя великого Суждальского[121] не бы в томъ свѣтѣ. Се же паки млади князи Данилъ Романовичь, Михаилъ Всеволодичь,[122] Всеволодъ Мьстиславичь Кыевьскый,[123] инии мнозии князи. Тогда же великый князь половецкый крестися Басты.[124] Василка же не бѣ, бѣ бо в Володимерѣ млад.

Был совет всех князей в городе Киеве, и решили на совете так: «Лучше нам встретить их на чужой земле, чем на своей». На этом совете были Мстислав Романович Киевский, Мстислав Козельский и Черниговский и Мстислав Мстиславич Галицкий — они были старейшими князьями Русской земли. Великого же князя Юрия Суздальского на том совете не было. А младшие князья были Даниил Романович, Михаил Всеволодич, Всеволод Мстиславич Киевский и иных князей много. Тогда же крестился великий князь половецкий Басты. Василька там не было, он по молодости остался во Владимире.

 

Оттуду же придоша месяца априля, и придоша к рѣцѣ Днѣпру, ко острову Варяжьскому.[125] И приѣха ту к нимъ вся земля половецкая, и черьниговцемь приѣхавшимъ, и кияномъ и смоляномъ, инѣмь странамъ всянамъ. По суху же Днѣпръ перешедшимъ, якоже покрыти водѣ быти от множества людии. А галичане и волынци, киждо со своими князьми. А куряне и трубчяне и путивлици, и киждо со своими князьми придоша коньми. А выгонци галичькыя придоша по Днѣстру и воидоша в море, бѣ бо лодей тысяща, и воидоша во Днѣпръ, и возведоша порогы, и сташа у рѣкы Хорьтицѣ[126] на броду у протолчи. Бѣ бо с ними Домамѣричь Юрьгий и Держикрай Володиславичь.[127]

Оттуда пришли они в апреле месяце и подошли к реке Днепру, к острову Варяжскому. И съехалось тут с ними все кочевье половецкое, и черниговцы приехали, киевляне и смоляне и иных земель жители. И когда переходили Днепр вброд, от множества людей не видно было воды. Галичане и волынцы пришли каждый со своим князем. А куряне, трубчане и путивльцы, каждый со своим князем, пришли на конях. Изгнанники галицкие прошли по Днестру и вышли в море — у них была тысяча лодок,— вошли в Днепр, поднялись до порогов и стали у реки Хортицы на броде у быстрины. С ними был Юрий Домамирич и Держикрай Владиславич.

 

Пришедши же вѣсти во станы, яко пришли суть видѣтъ олядии рускыхъ, слышавъ же Данилъ Романовичь и гна всѣдъ на конь видѣти невиданьноя рати, и сущии с ними коньници и инии мнозии князи с нимь гнаша видити невидѣное рати. Онем же отшедшимъ, Юрьги же имъ сказываше, яко: «Стрѣлци суть». Инии же молвяхуть, яко: «Простии людье суть, пущеи половець». Юрьги же Домамиричь молвяшеть: «Ратници суть, и добрая вои».

Дошла до стана весть, что пришли татары посмотреть на русские ладьи; услышав об этом, Даниил Романович поскакал, вскочив на коня, посмотреть на невиданную рать; и бывшие с ним конники и многие другие князья поскакали смотреть на нее. Татары ушли. Юрий сказал: «Это стрелки». А другие говорили: «Это простые люди, хуже половцев». Юрий Домамирич сказал: «Это ратники и хорошие воины».

 

Приѣхавъше же сказаша Мьстиславу Юрьиги же все сказа. И рекшимъ молодымъ княземь: «Мьстиславе и другий Мьситславе, не стоита! Поидемь противу имъ». Переидоша же вси князи Мьстиславъ и другий Мьстиславъ Черниговьскый рѣку Днъпръ, инии князи предоша и поидоша в поле половецкое. Переидоша же Днѣпръ во день во вторникъ, и усрѣтоша татареве полкы рускыя. Стрѣлци же рускыи побѣдиша и, и гнаша в поле далеце секуще, и взяша скоты ихъ, а со стады утекоша, яко всимъ воемъ наполнитися скота.

Вернувшись же, Юрий все рассказал Мстиславу. Молодые князья сказали: «Мстислав и другой Мстислав, не стойте! Пойдем против них!» Все князья, Мстислав, и другой Мстислав, Черниговский, перешли через реку Днепр, к ним перешли и другие князья, и все они пошли в половецкую степь. Они перешли Днепр во вторник, и встретили татары русские полки. Русские стрелки победили их, и гнали далеко в степь, избивая, и захватили их скот, и со стадами ушли, так что все воины обогатились скотом.

 

Оттуду же идоша 8 дни до рѣкы Калкы.[128] Стрѣтоша и сторожьеве татарьскыи. Сторожемъ же бившимъся с ними, и убьенъ бысть Иванъ Дмитрѣевичь,[129] иная два с нимъ.

Оттуда они шли восемь дней до реки Калки. Встретили их татарские сторожевые отряды. Сразились сторожевые отряды, и был убит Иван Дмитриевич и еще двое с ним.

 

Татаром же отъѣхавшимъ, на прочьне рѣцѣ Калъкѣ устрѣтоша и тотарове половецкыя полкы рускыя. Мьстиславъ же Мьстиславличь повелѣ впередъ переити рѣку Калку Данилови с полкы, инѣмь полкомъ с нимъ, а самъ по немь переиде, еха же самъ во сторожѣ. Видившу же ему полкы татарьскыя, приѣхавъ рече: «Воружитеся!» Мьстиславу же и другому Мьстиславу, сѣдящема во стану не вѣдущема, Мьстиславъ же не повѣда има зависти ради, бѣ бо котора велика межю има.

Татары отъехали; около самой реки Калки встретились татары с русскими и половецкими полками. Мстислав Мстиславич повелел сначала перейти реку Калку Даниилу с полком и другим полкам с ними, а сам после них переехал; сам он ехал в сторожевом отряде. Когда он увидел татарские полки, то приехал сказать: «Вооружайтесь!» Мстислав Романович и другой Мстислав сидели в стане и ничего не знали: Мстислав им не сказал о происходящем из-за зависти, потому что между ними была большая вражда.

 

Съразившимся полкомъ на мѣсто. Данилъ же выѣха напередъ, и Семьюнъ Олюевичь и Василко Гавриловичь поткоша в полкы тотарьскыя, Василкови же сбодену бывшю. А самому Данилу бодену бывшю в перси, младъства ради и буести не чюяше ранъ бывшихъ на телеси его. Бѣ бо возрастомъ 18 лѣтъ, бѣ бо силенъ.

Сошлись полки вместе. Даниил выехал вперед, и Семен Олюевич и Василько Гаврилович ударили в полки татарские, и Васильке был ранен. А сам Даниил, будучи ранен в грудь, по молодости и храбрости не почувствовал ран на теле своем. Ему было восемнадцать лет, и он был силен.

 

Данилови же крѣпко борющися, избивающи тотары. Видивъ то Мьстиславъ Нѣмый,[130] мнѣвъ, яко Данилъ сбоденъ бысть, потче и сам в нѣ, бѣ бо мужь и тъ крѣпокъ, понеже ужика сый Роману от племени Володимеря, прирокомъ Маномаха. Бѣ бо велику любовь имѣя ко отцю его, емуже поручивше по смерти свою волость, да я князю Данилови.

Даниил крепко боролся, избивая татар. Увидел это Мстислав Немой и, подумав, что Даниил ранен, сам бросился на них, ибо был он муж сильный; он был родственником Роману от рода Владимира Мономаха. Он очень любил отца Даниила, а тот поручил ему свою волость после своей смерти, чтобы отдать ее князю Даниилу.

 

Татаром же бѣгающимъ, Данилови же избивающи ихъ своимъ полкомъ, и Олгови Курьскому крѣпко бившимся, инѣмъ полкомъ сразившимся с ними. Грѣхъ ради нашихъ, рускимъ полкомъ побѣженымъ бывшимъ.

Когда татары обратились в бегство, Даниил избивал их со своим полком, и Олег Курский крепко бился с ними, но новые полки сразились с ними. За грехи наши побеждены были русские полки.

 

Данилъ видивъ, яко крѣпцѣйши брань належить в ратных, стрѣльцѣмъ ихъ стрѣляющимъ крѣпцѣ, обрати конь свой на бѣгъ, устрѣмления ради противныхъ. Бѣжащю же ему и вжада воды, пивъ почюти рану на телеси своемь, во брани не позна ея, крѣпости ради мужьства возраста своего. Бѣ бо дерзъ и храборъ, от главы и до ногу его не бѣ на немь порока.

Даниил, увидев, что разгорается сражение и татарские лучники усиленно стреляют, повернул своего коня под напором противника. Пока бежал он, сильно захотел пить, а напившись, почувствовал рану на теле своем, которую не заметил во время боя из-за мужества и силы возраста своего. Ибо был он отважен и храбр, от головы до ног не было у него изъянов.

 

Бысть побѣда на вси князи рускыя. Такоже не бывало никогдаже. Татаром же побѣдившимъ русьскыя князя за прегрешение крестьяньское, пришедшимъ и дошедшимъ до Новагорода Святополчьского.[131] Не вѣдающим же руси льсти ихъ, исходяху противу имъ со кресты, они же избиша ихъ всих.

Побеждены были все русские князья. Такого же никогда не бывало. Татары, победив русских людей из-за прегрешений христиан, пришли и дошли до Новгорода Святополкова. Русские же, не ведая о их лживости, вышли навстречу им с крестами, и были все перебиты.

 

Ожидая Богъ покаяния крестьянскаго, и обрати и воспять на землю восточную, и воеваша землю Таногустьску[132] и на ины страны. Тогда же и Чаногизъ[133] кано ихъ таногуты убьенъ бысть. Ихже прельстивше и послѣди же льстию погубиша. Иные же страны ратми, наипаче лестью погубиша.

Ожидая покаяния христиан, Бог повернул татар назад на восточную землю, и они завоевали землю Тангутскую и иные страны. Тогда же их Чингисхан был убит тангутами. Татары же обманули тангутов и впоследствии погубили обманом. И другие страны они погубили — ратью, а больше всего обманом.

 

Въ лѣто 6733. Олександръ все вражду имѣяше ко своима братома Романовичема Данилови и Василкови. Слышавъ, яко Мьстиславъ не имѣеть любви к зятю своему князю Данилови, радости исполнивъся, понужаше Мьстиславаа на рать. Мьстиславу же пришедшю на рать, приде на Лысую Гору.[134] Данилови жи поѣхавшю в Ляхы и возведшю князя Льстка и поиде противу ему. Мьстиславу же помочь пославшю Олександрови. Срѣтившимъ же имъ, рать вогнаша и в град Белзъ и за мало города не взяша. Наутрея поидоша противу имъ. Мьстиславу же не стерпѣвшю, и возвратися в Галичь.

В год 6733 (1225). Александр все время питал вражду к своим братьям Романовичам, Даниилу и Васильку. Услышав, что Мстислав не любит зятя своего, князя Даниила, обрадовался он и стал подстрекать Мстислава к войне. Мстислав отправился воевать и пришел на Лысую Гору. Даниил же приехал в Ляшскую землю, призвал на помощь князя Лестька и пошел навстречу Мстиславу. Когда Александр послал помощь Мстиславу, Даниил перехватил их, и войско его загнало их в Белз, и едва не взяли города. На другой день утром пошел Даниил против Мстислава. Мстислав не выдержал и вернулся в Галич.

 

Данилу же князю воевавшю с ляхы землю Галичькую и около Любачева, и плѣни всю землю Бельзеськую и Червеньскую, даже и до оставшихъ. Василку же князю многы плены приемшю, стада коньска и кобылья, и бысть зависть ляхомъ. И бывшим посломъ от обоихъ, и пущенъ бысть Дѣмьянъ и Андрѣй.[135]

Князь Даниил с ляхами разорил землю Галицкую около Любачева и пленили всех в землях Белзской и Червенской, даже тех, кто оставался дома. А Василько князь захватил много добычи, стада коней и кобыл, так что ляхи позавидовали ему. А когда пришли послы от Даниила и Василька, отпущены были Демьян и Андрей.

 

И бысть по сихъ, привед Мьстиславъ Котяня и половци многы, и Володимера Киевьского,[136] творяся на ляхы ида, свѣтомъ Александровымъ. Свѣтъ же Александровъ всегда не престаяше о братѣ своемь, рекый, яко: «Зять твой убити тя хочеть». Исправлению же бывъшю около вежи его, самому же Александру не смѣявшю ѣхати, посла Яна своего. Мьстиславу бо рекшю: «Твоя бѣ рѣчь, Яню, яко Данилъ второе всаживаеть ляхы на мя». Познавшимъ же всѣмъ княземь Александрову клевету, а Яневу лжю, и рекшим же всимъ княземь: «Приими всю власть его за соромъ свой». Онъ же за братолюбие не прия власти его, и вси похвалиша ему.

После этого Мстислав привел Котяна и многих половцев и Владимира Киевского, притворяясь, что идет против ляхов по совету Александра. Александр же всегда замышлял на брата своего, говоря Мстиславу так: «Зять твой убить тебя хочет». Когда разбирательство состоялось возле его шатра, сам Александр не посмел приехать и послал Яня своего. Мстислав сказал: «Твоих рук это дело, Янь, что Даниил второй раз напускает на меня ляхов». И все князья поняли, что Александр клевещет, а Янь лжет, и сказали все князья Даниилу: «Возьми всю волость его за свой позор». А он, любя брата своего, не взял волости его, и все его за это похвалили.

 

Мьстислав же прия зятя своего любовью и почестивъ его великими дарми, и да ему конь свой борзый актазъ,[137] акого же в та лѣта не бысть, и дочерь свою Анну даривъ великими дарми. И с братьею видѣвся ве Перемили, и утвердиша миръ.

Мстислав принял зятя своего с любовью, почтил его великими дарами, подарил ему своего борзого коня актаза, такого, каких не было в то время; и дочь свою Анну одарил богатыми дарами. Он свиделся с братьями в Перемиле, где они утвердили мир.

 

В лѣто 6734. Льстивому Жирославу рекшю къ бояромъ галичьскимъ, яко: «Идеть Мьстиславъ в поле и хощеть вы предати тестеви своему Котяню[138] на избитье». Мьстиславу же праву сущюу о немь, и не свѣдущю ничтоже о нихъ. Они же емше вѣры, отъидоша в землю Перемышлескую, в горы Кавокаськия, рекше, во Угорьскыя,[139] на рѣку Днестръ.[140] Послаша послы своя рекуще, яко: «Жирославъ повѣдал ны есть». Мьстиславу же пославшу отца своего Тимофѣя,[141] яко: «Всуе оклеветал мя есть к вамъ Жирославъ». Тимофею же кленшюся имъ о сем, яко не свѣдущу Мьстиславу ничтоже о семь, и приведе бояре вси к нему.

В год 6734 (1226). Обманщик Жирослав сказал галицким боярам: «Мстислав идет в степь и хочет предать вас тестю своему Котяну на убиение». В то время, как Мстислав был в этом неповинен и ничего не знал об этом, бояре поверили Жирославу и ушли в землю Перемышльскую, в горы Кавокасские, иначе сказать, Угорские, на реку Днестр. Послали своих послов сказать: «Жирослав нам так сказал». Мстислав послал своего духовного отца Тимофея сказать им: «Оклеветал меня Жирослав перед вами напрасно». Тимофей поклялся им, что Мстислав ничего об этом не знал, и привел всех бояр к нему.

 

Князю же обличившю Жирослава изгна и от себе, якоже изгна Богъ Каина от лица своего, рекы: «Проклятъ ты! Буди стоня и трясыся на земли, якоже раздвиже земля уста своя прияти кровь брата твоего».[142] Якоже и Жирославъ разъдвиже уста своя на господина своего, да не будеть ему пристанъка во всихъ земляхъ в рускихъ и во угорьскыхъ, и ни в ких же странахъ, да ходить шатаяся во странахъ, желание брашна да будеть ему, вина же и олу, по скуду да будеть ему, к да будеть дворъ его пустъ и в селѣ его не будеть живущаго.

Князь обличил Жирослава и прогнал его от себя, как Бог изгнал Каина от лица своего, сказав: «Проклят ты! Стони и трясись на земле, ибо земля разверзла уста свои, чтобы принять кровь брата твоего». Так и Жирослав оклеветал господина своего, и пусть не будет ему пристанища во всех землях русских и угорских и ни в каких странах, пусть ходит, блуждая по странам, пусть жаждет пищи, пусть будет ему скудость в вине и елее, пусть будет двор его пуст, пусть не будет в селе его ни единого жителя!

 

Оттуду выгнанъ иде ко Изяславу.[143] Бѣ бо лукавый льстѣць нареченъ, и всихъ стропотливее, и ложь пламянъ, всеименитый отцемь добрымъ. Убожьство возбраняше злобу его, лъжею питашеся языкъ его, но мудростию возложаше вѣру на лжюу, красяшеся лестью паче вѣнца, лжеименѣць, зане прелщаше не токмо чюжихъ, но и своихъ возлюбленых, имения ради ложь.[144] Того бо дѣля жадаше быти у Изяслава. Мы же на преднее возвратихомся.

Оттуда изгнанный, он пошел к Изяславу. Он слыл лукавым обманщиком, самым лживым из всех, пламенем лжи, известен был всем из-за знатности отца своего. Бедность препятствовала козням его, ложью питался его язык, но он хитростью придавал достоверность обману и радовался лжи больше, чем венцу; лицемер, он обманывал не только чужих, но и своих друзей, лживый ради добычи. Из-за этого он так хотел быть у Изяслава. Мы же на прежнее возвратимся.

 

Мьстислав же, по совѣтѣ льстивыхъ бояръ галичькихъ, вда дщерь свою меншую за королевича Андрѣя[145] и дасть ему Перемышль. Андрѣй же, послушавъ лестиваго Семьюнка Чермьнаго,[146] и бѣжа во Угры и нача воздвизати рать. Бывши же зимѣ, прииде ко Перемышьлю. Юрьеви тогда тысящюу держащю, переда Перемышль и бѣжа самъ ко Мьстиславу. Королеви же ставшю во Звенигородѣ, и посла вои свои к Галичю, самъ бо не смѣ ѣхати к Галичю: повѣдахуть бо ему волъхвы угорьскыя, яко узрѣвшу Галичь, не быти ему живу. Он же тоя ради вины не смѣя ити в Галичь, яко вѣряшеть волъхвомъ. Днѣстру же наводнившюся, не могоша переити.

Мстислав, по совету лукавых бояр галицких, отдал свою младшую дочь за королевича Андрея и дал ему Перемышль. Андрей же, послушав лукавого Семьюнка Чермного, бежал в Угорскую землю и начал собирать войско. Когда наступила зима, пришел он к Перемышлю; тысяцким тогда был Юрий, он сдал Перемышль, а сам бежал к Мстиславу. Король остановился в Звенигороде и послал своих воинов к Галичу, а сам не посмел поехать к Галичу: предсказали ему волхвы угорские, что если он увидит Галич, не быть ему в живых. Из-за этого он не смел идти к Галичу, потому что верил волхвам. Днестр наводнился, и нельзя было его перейти.

 

Мьстиславъ же выѣха противу с полкы. Онѣм же позоровавшимъ на ся, и ехаша угре во станы своя. Бѣ бо с королемь Пакославъ с ляхы. Оттуду же поиде король ко Теребовлю и взя Теребовль, и поиде к Тихомлю и взя Тихомль, оттуду же приде ко Кремянцю,[147] и бися подъ Кремянцем, и много угоръ избиша и раниша.

Мстислав выехал против них с полками. Посмотрели они друг на друга, и угры уехали в свои станы. С королем был Пакослав с ляхами. Оттуда пошел король к Теребовлю, и взял Теребовль, и пошел к Тихомлю, и взял Тихомль, оттуда пошел к Кремянцу, и бился под Кремянцем, и много угров было убито и ранено.

 

Тогда же Мьстиславъ Судислава посла к зятю своему князю Данилу, рекый: «Не отступай от мене». Оному же рекшю: «Имамъ правду во сердци своемь».

Тогда же Мстислав послал Судислава к своему зятю, князю Даниилу, говоря: «Не отступай от меня!» Тот же сказал: «Имею правду в сердце своем!»

 

Оттуду же приде король ко Звенигороду. Выѣха же Мьстиславъ из Галича. Угре же выѣхаша противу ему со становъ королевыхъ. Мьстиславъ же бися с ними, и побѣди я, и гнаша по нихъ до становъ королевыхъ, секуще и. Тогда же Мартиниша убиша, воеводу королева. Король же смятеся умомъ и поиде и-земли борзо.

Оттуда пришел король к Звенигороду. Выехал и Мстислав из Галича. Угры же выехали против него из королевских станов. Мстислав бился с ними, и победил их, и преследовал их до королевских станов, избивая их. Мартиниша тогда же убили, воеводу королевского. Король пришел в смятение и ушел без промедления из этой земли.

 

Данилови же пришедшу ко Мьстиславу с братомъ Василкомъ ко Городъку и Глѣбъ с нима. И молвящимъ имъ: «Поиди, княже, на короля: по Лохти[148] ходить». Судиславъ же браняшеть ему. Бѣ бо имѣяшеть лесть во сердци своемь, не хотяше бо пагубы королеви, имѣяше бо в немь надежу велику.

Даниил пришел к Мстиславу с братом Васильком в Городок, и Глеб вместе с ними. И сказали они: «Пойди, князь, на короля: по Лохти ходит». Судислав же мешал ему. У него был обман на сердце, он не хотел гибели короля, возлагая на него великие надежды.

 

Бѣаше бо король изнемоглъся. Льстькови же в то время идущу в помощь. Данилови же бранящю ему не помогати королеви, оному наипаче хотящю. Данил же и Василко посласта люди своя къ Бугу,[149] не даста ему прити. Оттуду же возвратився, иде во свою землю, изнемоглъ бо ся бѣ, ходивъ на войну.

Король был обессилен. Лестько в это время шел ему на помощь. Хотя Даниил мешал ему помогать королю, Лестько еще сильнее стремился ему помочь. Даниил и Васильке послали своих людей к Бугу и не дали ему прийти. Он же, вернувшись оттуда, пошел в свою землю: обессилел он, ходив на войну.

 

А король угорьскый иде во Угры. Тогда же угони Изяславъ со лестивымъ Жирославомъ, идоста с нимъ Угры.

И король угорский ушел в Угорскую землю. Тогда его догнали Изяслав и лживый Жирослав и пошли с ним в Угорскую землю.

 

Потом же Судиславу льстящю подо Мьстиславомъ, рече ему: «Княже, дай дщерь свою обрученую за королевича, и дай ему Галичь. Не можешь бо держати самъ, а бояре не хотять тебе». Оному же не хотящю дати королевичю, наипаче хотящю дати Данилови. Глѣбови же Зеремѣевичю и Судиславу претяща ему не дати Данилови, рѣста бо ему: «Аже даси королевичю, когда восхощеши, можеши ли взяти под нимь. Даси ли Данилови, в вѣкы не твой будеть Галичь». Галичаномъ бо хотящимъ Данила, оттуду же послаша въ рѣчих. Мьстиславъ дасть Галичь королевичю Андрѣеви, а самъ взя Понизье.[150] Оттуду иде к Торьцкому.[151]

Потом Судислав, обманывая Мстислава, сказал ему: «Князь, отдай свою обрученную дочь за королевича и дай ему Галич. Ты сам не можешь в нем княжить, бояре тебя не хотят». Мстислав не хотел отдавать Галич королевичу, он больше всего хотел отдать его Даниилу. Но Глеб Зеремеевич и Судислав не позволяли ему отдать Галич Даниилу, говоря ему: «Если отдашь королевичу, то, когда захочешь, сможешь взять у него. Если отдашь Даниилу, не будет вовек твоим Галич». Галичане хотели Даниила, и оттуда послали для переговоров. Мстислав отдал Галич королевичу Андрею, а себе взял Понизье. Оттуда он пошел к Торческу.

 

Мьстиславу же Немому, давшу отчину свою князю Данилови, и сына своего поручивъ Ивана,[152] Ивану же умершю, и прия Луческъ Ярославъ, а Черторыескъ[153] пиняне.[154]

Мстислав Немой отдал отчину свою князю Даниилу и сына своего Ивана поручил ему, а Иван умер, и взял Луцк Ярослав Ингваревич, а Черторыйск — пиняне.

 

Въ лѣто 6735. Начнемь же сказати бе-щисленыя рати, и великыя труды и частыя войны, и многия крамолы, и частая востания, и многия мятежи. Измлада бо не бы има покоя.

В год 6735 (1227). Начнем рассказывать о бесчисленных ратях, и о великих деяниях, и о частых войнах, и о многих крамолах, и о частых восстаниях, и о многих мятежах; смолоду не было покоя Даниилу и Васильку.

 

Сѣдящу же Ярославу в Лучьскѣ, еха Данилъ въ Жидичинъ[155] кланятися и молитися святому Николѣ. И зва и Ярославъ къ Лучьску. И рѣша ему бояре его: «Приими Луческъ, зде ими князя ихъ». Оному же отвѣщавшу, яко: «Приходить зде молитву створити святому Николѣ, и не могу того створити». Иде въ Володимерь, оттуду же собравша рать, посласта на нь Андрѣя, Вячеслава, Гаврила, Ивана.[156] Оному же въехавшу, ятъ бысть с женою своею, ятъ же бысть Олексию Орѣшькомъ:[157] бѣ бо борзъ конь подъ нимъ, угонивый и я его до города. И затворишася лучане. Наутрѣя же приде Данилъ и Василко, и предашася лучане. Братъ же да Василкови Луческъ и Пересопницю, Берестий же ему бѣ преже далъ.

Когда Ярослав сидел в Луцке, поехал Даниил в Жидичин поклониться и помолиться святому Николаю. И звал его Ярослав в Луцк. И сказали ему бояре его: «Возьми Луцк, здесь захвати князя их». Но он ответил: «Я приехал сюда, чтобы сотворить молитву святому Николаю, и не могу этого сделать». Он пошел во Владимир и оттуда, собрав рать, прислал на Ярослава Андрея, Вячеслава, Гавриила и Ивана. Когда Ярослав выехал из города, он был захвачен в плен вместе с женой своей, был схвачен Алексеем Орешком: был быстрый конь под ним, он настиг князя и захватил его около города. И затворились лучане. На другой день пришли Даниил и Василько, и сдались лучане. Брат отдал Васильку Луцк и Пересопницу, а Берестье он ему прежде отдал.

 

Повоевша ятвязи около Берестия, и угониста и из Володимеря. Наехавшима же двѣима, Монъдуничю Шутрови и Стегутови Зѣбровичю, на полкъ. И убьенъ бысть Даниломъ и Вячеславомъ Шютръ, а Стегутъ убьенъ бысть Шелвомъ.[158] Бежашим же ятвеземь, угони я Данилъ, Небра язви четырми ранами, древо же вышибе копье из руку его. Василкови, угонившу его, кликъ бысть великъ: «Братъ ти биетъся назади». Оному же оставшу, обратися брату на помощь, оному же симь утекшу, а и ини разбѣгошася.

Ятвяги пограбили около Берестья, и их прогнали из Владимира. Двое, Шутр Мондунич и Стегут Зебрович, наткнулись на полк. И был убит Даниилом и Вячеславом Шутр, а Стегут был убит Шелвом. Когда ятвяги убегали, погнался за ними Даниил, нанес Небру четыре раны и древком выбил копье из руки его. Василько, погнавшись за ним, услышал крик: «Брат твой бьется сзади». Василько повернулся и бросился брату на помощь, и благодаря этому ятвяг убежал, и другие разбежались.

 

Мы же, се оставлеше, на преднее возвратимъся.

Мы же оставим это и вернемся к прежнему.

 

Данилъ же посла Дьмьяна ко тести своему, река ему: «Не подобаеть пиняномъ держати Черторыйска, яко не могу имъ терпѣти». Дьмьянови же повѣстящу с нимъ. «Сыну, сгрѣшихъ не давъ тобѣ Галича, но давъ иноплеменьнику, Судислава льстьця свѣтомъ, обольсти бо мя. Ажь Богъ восхочеть, поидивѣ на ня. Язъ всажу половци а ты своими. Аще Богъ дасть его нама, ты возми Галичь, а язъ Понизье, а Богъ ти поможеть. А про Черторыескъ — правъ еси». Дѣмьяну же приѣхавшу в Великую суботу. Наутрѣя же на Великъ День приехаста Данилъ и Василько ко Черторыйску, в понедѣлникъ на ночь обьсѣдоста град. Тогда же и конь Даниловъ застрѣленъ бысть с города. Наутрѣя же обьѣхаста град Мирославъ и Дѣмьянъ, рекоста, яко: «Предалъ Богъ врагы наша в руку ваю». Данилъ же повелѣ приступити ко граду, и взяша градъ ихъ, и князя ихъ изимаша.

Даниил послал Демьяна к тестю своему сказать: «Не подобает пинянам держать Черторыйск, я не могу этого терпеть». Когда Демьян сообщил это Мстиславу, то Мстислав ответил: «Сын, согрешил я, что не дал тебе Галич, а отдал иноплеменнику по совету лживого Судислава; обманул он меня. Но если Бог захочет, пойдем на него. Я приведу половцев, а ты — со своими. Если Бог даст его нам, ты возьми Галич, а я — Понизье, а Бог тебе поможет. А о Черторыйске — ты прав». Демьян вернулся в Великую субботу. А на другой день, на Пасху, приехали Даниил и Василько к Черторыйску, в ночь на понедельник обложили город. Тогда же конь Даниила был застрелен с городской стены. На другой день окружили Мирослав и Демьян город. И сказали они князьям: «Предал Бог врагов наших в ваши руки». Даниил велел начать приступ, и они взяли город и князя их захватили в плен.

 

Потом же Мьстиславъ, великый удатный князь, умре. Жадящю бо ему видити сына своего Данила. Глѣбъ же Зеремѣевичь, убѣженъ бысть завистью, не пустяще его. Оному же хотящю поручити домъ свой и дѣти в руцѣ его, бѣ бо имѣя до него любовь велику во сердцѣ своемь.

Потом умер великий князь Мстислав Удалой. Он очень желал видеть сына своего Даниила. Но Глеб Зеремеевич, побуждаемый завистью, не пускал его. Мстислав хотел поручить свой дом и своих детей князю Даниилу, ибо имел он к нему великую любовь в своем сердце.

 

И потом же пустиста Ярослава, и даста ему Перемиль, и потомь Межибожие.[159]

Потом выпустили Ярослава, дали ему Перемиль, а потом Межибожье.

 

Въ лѣто 6736. Бѣ Курилъ митрополитъ[160] преблаженый и святый приѣхалъ мира сотворити и не може.

В год 6736 (1228). Митрополит Кирилл, преблаженный святой, приехал помирить всех и не смог.

 

Потомь же Ростиславъ Пиньскый[161] не престаяше клевеща, бѣша бо дѣти его изыманы.[162]

Потом Ростислав Пинский непрестанно клеветал, ибо дети его были в плену.

 

Володимеръ же Кыевьскый собра вои. Михаилъ Черниговьскый — «яко бо бѣ отець его постриглъ отца моего»,[163] бѣ бо ему боязнь велика во сердци его. Володимеръ же всади Котяня и вси половци. И придоша къ Каменцю. Володимеръ же со всими князи, и куряны, и пиняны, и новогородци, и туровьци обьсѣдоша Каменѣць.

Владимир Киевский собрал войско. Михаил Черниговский имел великую боязнь в своем сердце: «Потому что его отец постриг в монахи моего отца». Владимир привел Котяна и половцев. И пришли к Каменцу. Владимир со всеми князьями, куряне, пиняне, новогородцы, туровцы обложили Каменец.

 

Данило бо творящуся миръ сотворити с ними, переводя ими, и ѣха в ляхы по помощь, а Павла своего[164] посла ко Котяневи, река: «Отче, измяти войну сю, приими мя в любовь собѣ». Он же ѣхавъ взя землю Галичьскую, иде в землю Половецкую, и не обратися к нимъ.

Даниил пытался помириться с половцами, стараясь перекупить их, и поехал к ляхам за помощью, а посла своего Павла отправил к Котяну, говоря: «Отец, прекрати эту войну, давай жить в любви». Тот, разорив землю Галицкую, поехал в Половецкую землю, не присоединившись к ним.

 

Бѣ бо королевичь вь Галичѣ и Судиславъ с нимъ, миръ бо имѣяше со Володимеромь и Михаиломъ. Сим же нѣ воспѣвошимъ ничтоже, взратишася.

Королевич был в Галиче, и Судислав с ним, они были союзниками с Владимиром и Михаилом. А эти ничего не добились и вернулись.

 

Данилъ же и Василко собравша ляхы многы, идоста Кыеву со Пакославомъ воеводою и Олександро с нима. Срѣтоша же посли от Володимера и Михала: и Воротиславъ Петровичь, Юрьии Толигнѣвичь,[165] хотяще мира. Умиришася, и ляховѣ возворотишася въспять.

Даниил и Василько собрали ляхов много и пошли к Киеву, с воеводой Пакославом, и Александр с ними. Они встретили послов от Владимира и Михаила: Воротислава Петровича и Юрия Толигневича, хотящих заключить мир. Мир был заключен, и ляхи вернулись обратно.

 

Въ лѣто 6737. Льстько убьенъ бысть великый князь Лядьскый, на сонмѣ убьенъ бысть Святополкомъ, Одовичемь Володиславомъ,[166] свѣтомъ бояръ невѣрных. По смерти брата своего Кондратъ прия Данила и Василка в великую любовь и проси ею, а быста шла ему на помощь. И поидоста ему на помощь на Володислава на Стараго.[167] Сама же идоста на войну, остависта же в Берестии Володимера Пиньского, и угровьчаны и берестьяны стеречи землѣ от ятьвязь. В то же время воеваша литва ляхы, мняще мирни суще, и приидоша ко Берестью. Володимѣръ же рече: «Оже есте мирни, но мнѣ есте не мирни». И изииде на нѣ и берьстьяне вси избиша ѣ всѣ.

В год 6737 (1229). Убит был Лестько, великий князь Ляшский, был он убит на сейме Святополком и Владиславом Оттоновичем, по совету коварных бояр. После смерти своего брата Кондрат принял Даниила и Василька в великую любовь и просил их прийти к нему на помощь. Они пришли к нему на помощь против Владислава Старого. Сами пошли воевать и оставили в Берестье Владимира Пинского, угровчан и берестьян — стеречь землю от ятвягов. В то время литовцы воевали против ляхов и, считая, что берестьяне с ними в мире, пришли к Берестью. Но Владимир сказал: «Хоть вы и в мире, да не со мной». И вышел на них с берестьянами, и перебил всех.

 

Данилъ же и Василко придоста ко Кондратови, и сгадавшимъ имъ, идоша къ Калешю.[168] И придоша Вепру[169] вечеръ. Наутрѣе же свѣтающю прѣидоша рѣку Пресну[170] и поидоста къ городу. И тое нощи бысть дождь великъ. Видивши же, яко нѣсть кто противяся, пустиша воеватъ и плѣнитъ. Русь же догнаша Милича и Старогорода[171] и нѣколко селъ Воротиславьскых заяша, и прияша плѣнъ велик, и вратишася, и приидоша во станы, гадающимъ, како поити к городу на бой, ляхомъ же не хотящимъ битися.

Даниил и Василько пришли к Кондрату, устроили совет и пошли к Калишу. И пришли к Вепру вечером. Наутро, на рассвете, перешли реку Пресну и пошли к городу. А в ту ночь был проливной дождь. Увидев, что некому оказывать сопротивление, они пустились грабить и брать в плен. Русские достигли Милича и Старогорода, и несколько сел Воротиславовых заняли, захватили большой полон и возвратились, и пришли в свои станы, обдумывая, как пойти к городу на бой,— а ляхи не хотели биться.

 

Наутрее же Данилъ и Василько поемь вое свое и поидоста ко граду, Кондрату же любящю рускый бой и понужающу ляхы свое, онѣмь же одинако не хотящимъ. Приступившима же има обѣима ко воротомь Калѣшьскымъ, а Мирослава посласта в задъ града, и инии полкы.

Назавтра Даниил и Васильке, взяв своих воинов, подошли к городу. Кондрат, любивший русский бой, подгонял своих воинов, а те не хотели. Оба подошли к воротам Калиша, а Мирослава и другие полки послали в тыл города.

 

Бѣ бо городъ обишла вода, и сильная лозина, и вербье, и не свѣдущимся самѣмь, идеже кто биаше. Егда же си отступяху от боя, они же належахуть на оны, а коли они отступяху, а они належаху на си. За невидѣние не приятъ бысть градъ томь дни. Идущу же камению со забралъ, яко дожду силну; стоящимъ имъ в водѣ, дондеже сташа на сусѣ на метаномъ камении. И возводный мостъ и жеравець[172] вожьгоша. Ляхове же врата одва угасиша градьская.

Город был окружен водой, густыми зарослями лозины и вербы, и они сами не знали, кто где бился. Когда одни отступали, другие наступали, а когда те отступали, эти наступали. Они не взяли город в тот день потому, что не видели друг друга. С городских стен летели камни, как сильный дождь, — они стояли в воде, но скоро стали стоять, как на суше, на брошенных камнях. Подожгли подъемный мост и жеравец. Ляхи едва затушили городские ворота.

 

Данилови же и Василкови ходящима подлѣ града, стрѣляющимъ наградъ инѣмь стрѣлцемь, и бысть ранено мужь, стоящихъ на забралѣхъ, 100 и 60. Бывшу же вечеру, и возвратишася во станы своя.

Даниил и Василько ходили около города; некоторые лучники стреляли на городскую стену, и было ранено сто шестьдесят мужей, стоящих на заборолах. Когда наступил вечер, они возвратились в станы свои.

 

Станиславъ же Микуличь[173] рече: «Кде то мы стояли, ту нѣсть воды, ни гребле высокы». Данилъ же, всѣдъ на конь, еха самъ на зглядание града, и видѣ, яко тако и есть. Данилъ же приѣха ко Конъдратови и рече ему: «Аще быхомъ исперва вѣдалѣ мѣсто се, то градъ приятъ бы былъ». Кондратови же молящуся има, да наутрѣе пакы приступита ко граду.

Станислав Микулич сказал: «Там, где мы стояли, нет ни рва с водой, ни высокой насыпи». Даниил, сев на коня, сам поехал осматривать городские укрепления и увидел, что так и есть. Даниил приехал к Кондрату и сказал: «Если бы мы с самого начала знали это место, то город был бы взят». Кондрат просил его утром снова приступить к городу.

 

Наутрия же Данилъ и Василко посласта люди свои. Онем же стоящимъ и теребящимъ лѣсы около града, гражаномъ же ни камения смѣющимь врещи на нѣ, просяхуся, да бы к нимъ прислалъ Кондратъ Пакослава и Мьстиуя.[174] Пакославъ же рече Данилови: «Измѣнивъ ризы свое, поеди с нами». Данилови же не хотѣвшю, рече ему братъ: «Иди да слыши вѣче ихъ». Не вѣряшеть бо Мьстиуеви Кондратъ.

Наутро Даниил и Василько послали своих людей. Они стояли и разбирали деревянные постройки около города, а горожане не смели швырять в них камнями со стен и просили, чтобы Кондрат прислал к ним Пакослава и Мстиуя. Пакослав сказал Даниилу: «Измени свою одежду и пойдем с нами». Даниил не хотел, но брат сказал ему: «Пойди, послушай их вече». Кондрат не доверял Мстиую.

 

Данилъ же возма на ся шеломъ Пакославь и ста за нима. Стоящимъ же мужемь на заборолѣхъ и рекущимъ имъ: «Тако молъвъта великому князю Конъдрату: “Сий градъ не твой ли есть? Мы же, мужи, изнемогошеи во градѣ семь, ци иного странници есмы, но людье твои есмы, а ваша братья есмы. Чему о насъ не сожалитеси? Аще насъ русь плѣнять, то кую славу Кондратъ прииметь? Аще руская хоруговь станеть на забролѣхъ, то кому честь учиниши? Не Романовичема ли? А свою честь уничижиши! Нынѣ брату твоему служимъ, а заутра твои будемь. Не дай славы руси, не погуби града сего!”» И и многа словеса глаголаху.

Даниил надел на себя шлем Пакослава и стал сзади него. Стояли мужи на заборолах и говорили: «Так и скажите великому князю Кондрату — этот город разве не твой? Мы, воины, изнемогающие в этом городе, не чужеземцы, мы твои люди, ваши братья! Почему вы не пожалеете нас? Если русские нас захватят, — какая слава будет Кондрату? Если русское знамя водрузится на городских стенах, кому воздашь честь? Не Романовичам ли? А свою честь умалишь! Теперь мы брату твоему служим, а завтра твоими будем. Не дай славы русским, не погуби этот город!» И много слов они говорили.

 

Пакаславу же рекшу: «Кондрат радъ милость бы учинилъ вамъ, Данилъ лютъ зѣло есть насъ, не хощеть отоити прочь, не приемь града». Росмьявся, рче: «А се стоить самъ. Молъвьте с нимъ». Князь же тъче его оскѣпищемь и соня собе шеломъ. Они же кликнуша с града: «Имѣй службу нашу, молимся, створи миръ». Оному же много смѣявъшуся и много вѣстовавшу с ними, и поя от нихъ 2 мужа, и приѣха Кондратови.

Пакослав же сказал: «Кондрат рад был бы оказать вам милость, но Даниил весьма зол на вас: не хочет уходить, не взяв города». И, рассмеявшись, промолвил: «А вот он сам стоит. Говорите с ним». Князь же ткнул его древком копья и снял с себя шлем. Они закричали с городской стены: «Прими нашу покорность, молим тебя — заключи мир!» Он много смеялся, беседовал с ними, взял у них двух мужей и поехал к Кондрату.

 

И створи Кондратъ с ними миръ и поя у нихъ талъ. Руси бо бѣаху полонилѣ многу челядь и боярынѣ. Створиша же межи собою клятву русь и ляхове, аще по семь коли будеть межи ими усобица, не воевати ляхомъ руское челяди, ни руси лядьской.

Кондрат заключил с ними мир и взял у них заложников. Русские взяли в плен много челяди и боярынь. Поклялись друг другу русские и ляхи: если после этого между ними будет усобица, то не брать ляхам русской челяди, а русским — ляшской.

 

Потом же возвратистася от Кондрата в домъ свой с честью, Богу поспѣвающю има, створиста ему помощь велику, и внидоста со славою в землю свою. Иный бо князь не входил бѣ в землю Лядьску толь глубоко, проче Володимера Великаго, иже бѣ землю крестилъ.[175]

Потом они вернулись от Кондрата домой с честью: Бог им помогал, и они оказали великую помощь Кондрату, и вернулись со славою в землю свою. Никакой другой князь не входил так далеко в землю Ляшскую, кроме Владимира Великого, который крестил Русскую землю.

 

Потом же времени минувшу ѣха Василко Суждалю на свадбу шурина своего, ко великому князю Юрью,[176] поемь Мирослава со собою и ины.

Спустя некоторое время Василько поехал на свадьбу своего шурина в Суздаль, к великому князю Юрию, взяв с собой Мирослава и других.

 

Князю же Данилови будущу во Угровьсцѣ, прислаша галичанѣ, рекуще, яко: «Судиславъ шелъ есть во Понизье, а королевичь в Галичи осталъ, а поиди борже». Данилови же собравшю вои, воборзѣ посла Дьмьяна на Судислава, а самъ иде в малѣ дружинѣ к Галичю изо Угровьска, во третий день бывшу ему на ночь во Галичь. А Судиславъ не стерпѣ передь Дѣмьяномъ но побѣже в Галичь. Данилови же приѣхавшу ко Галичю, Галичь бо бѣ ся затворилъ. Данилъ же взя дворъ Судиславль.[177] Якоже вино и овоща и корма и копий и стрѣлъ, пристраньно видити! Потом же Данилъ, видивъ люди своя, яко испилися, не хотѣ стати вь города, но иде на ину страну Днѣстра.

Когда Даниил был в Угровске, прислали галичане сказать: «Судислав ушел в Понизье, а королевич остался в Галиче, приходи скорее». Даниил собрал войско, быстро послал Демьяна против Судислава, а сам пошел с малой дружиной из Угровска к Галичу, и в третий день к ночи он был в Галиче. Судислав не устоял перед Демьяном и побежал в Галич. Когда Даниил приехал в Галич, галичане затворили город, Даниил захватил двор Судислава. Сколько там было вина, овощей, еды, копий, стрел — страшно смотреть! Потом Даниил, увидев, что его люди перепились, не захотел разбить стан около города, а пошел на другую сторону Днестра.

 

Судиславу же тое ночи вобѣгьшю во городъ, яти бывше от вои его людие, и рекоша, яко Судиславъ уже в Галичи. Данилъ стоаше Угльницѣхъ,[178] на березѣ Днестра. Выѣхавшимъ же галичаномъ и угромъ и стрѣляшася на леду. Вечеру же бывшу, и ледомъ воставшимъ, и рѣцѣ наводнившися, зажгоша мостъ на Днестрѣ — безаконьный лихый Семьюнько, подобный лисици черьмности ради.

Судислав в эту ночь прибежал в город; схвачены были люди из его войска, которые сказали, что Судислав уже в Галиче. Даниил стоял в Угольницах на берегу Днестра. Галичане и угры выехали на лед и перестреливались; с наступлением вечера, когда взломало лед, и река наводнилась, подожгли мост на Днестре,— это сделал беззаконный лихой Семьюнко, рыжий, как лисица.

 

И приде Дьмьянъ со всими бояры галичкыми, со Милославомъ и со Володиславомъ и со многими бояры галичкыми. Данилови же о семь веселу будущю, а о мостѣ печаль имѣющу, како Днѣстръ переити. Гнавъ же Данилъ ко мосту и узрѣвъ, яко конѣчь мосту угаслъ есть, и бысть радость велика.

Пришел Демьян со всеми боярами галицкими — с Мирославом, с Володиславом и другими боярами галицкими. Даниил этому очень радовался, но был огорчен из-за моста, недоумевая, как Днестр перейти. Поскакал Даниил к мосту, и увидел, что конец моста погас, и очень обрадовался.

 

Наутрея же приде Володимеръ Инъгваровичь, и переидоша мостъ, и сташа по берегу Днѣстра.

Утром, когда пришел Владимир Ингваревич, они перешли мост и стали на берегу Днестра.

 

Наутрѣя же уставоше, и обьеха Данилъ городъ, и собравъ землю галичскую, ста на четырѣ части окрестъ его. И собра от Боброкы доже и до рѣкы Ушицѣ[179] и Прута, и обьсѣде в силѣ тяжьсцѣ.[180] Онем же изнемогошимъ передаша градъ. Данилови же приемшу градъ, помянувшю любовь короля Андрѣя, и пусти сына его и проводи и до рѣкы Днѣстра. Изииде же с нимъ единъ Судиславъ, на ньм же метаху камение, рекуще: «Изииде из града, мятежниче земли!»

Утром, когда все встали, Даниил объехал город и, собрав все галицкое войско, поставил по четырем сторонам вокруг города. Он собрал войско от Боброки вплоть до рек Ушицы и Прута, и окружили город большими силами. Галичане были обессилены и сдали город. Даниил же, захватив город, вспомнил о дружбе с королем Андреем, и отпустил его сына, и проводил его до реки Днестра. С ним ушел один Судислав, в него бросали камнями и кричали: «Уходи из города, мятежник земли!»

 

Андрѣеви же пришедшу ко отцю си и брату, и Судиславу глаголюще непрестаньно: «Изѣидете на Галичь, и приимете землю Рускую. Аще не поидеши, укрѣпяться на ны».

Андрей пришел к отцу своему и брату, а Судислав непрестанно говорил: «Идите на Галич и захватите землю Русскую. Если не пойдете, они станут сильнее нас».

 

Изииде же Бѣла риксъ, рекъмый король Угорьскый,[181] в силѣ тяжьцѣ. Рекшю ему, яко: «Не имать остатися градъ Галичь. Нѣсть кто избавляя и от руку моею». Вшедъшу же ему во горы Угорьскыѣ, посла на ны Богъ архангела Михаила отворити хляби небесныя. Конем же потопающимъ и самѣмь возбѣгающимъ на высокая мѣста, оному же одинако устремисшися прияти град и землю. Данилови же молящуся Богу, избави и Богъ от рукы силных.

Вышел Бела-рикс, то есть король угорский, с большим войском. Он сказал: «Не может устоять город Галич. Никто не может избавить его от руки моей». Когда же он взошел на Угорские горы, Бог послал нам на помощь архангела Михаила — отворить хляби небесные. Кони тонули, люди спасались на высоких местах. Бела же неуклонно стремился захватить город и землю. А Даниил молился Богу, и Бог избавил его от руки сильных.

 

И обиступи град, и посла посолъ, и воспи посолъ гласомъ великом и рече: «Слышите словеса великого короля угорьского. Да не уставляеть васъ Дьмьянъ глаголя: “И-земля изимьть ны Богъ”. Ни да уповаеть вашь Данилъ на Господа, глаголя: “Не имать предати град сесь королеви угорьскому”. Толико ходилъ на ины страны, то кто можеть одержати от руку моею и от силъ полковъ моихъ». Дьмьянъ же одинако крѣпяшеся, грозы его не убояся. Богъ поспѣшникъ бысть ему. Данилъ же приведе к собѣ ляхы и половцѣ Котяневы. А у короля бѣаху половци Бѣговаръсови.[182]

Король окружил город и отправил посла, и закричал посол громким голосом, и сказал: «Слушайте слова великого короля угорского. Пусть не утешает вас Демьян, говоря: “Бог восставит нас из земли”. Пусть не надеется ваш Даниил на Господа, говоря: “Не может сдаться этот город королю угорскому”. Сколько раз ходил я в чужие страны — кто может спастись от руки моей и от сил полков моих». Демьян, однако, был тверд, не побоялся его угроз. Бог в помощь был ему. Даниил же привел к себе ляхов и половцев Котяна. А у короля были половцы Беговарса.

 

Богъ попусти на нѣ рану фараонову.[183] Град же крѣпляшеся, а Бѣла изнемогаше. И поиде от града, оставившю же ему люди за собою, оружники многи и фаревникы. Нападшимъ же на нѣ гражаномъ мнозимъ, впадаху в рѣку, инии же избьени быша, инии язвени быша, инии же изоимани быша. Яко инде глаголеть: «Скыртъ рѣка злу игру сыгра гражаномъ»,[184] тако и Днѣстръ злу игру сыгра угромъ.

Бог послал на них казни фараоновы. Силы города росли, а у Белы истощались. И он ушел от города, покинув своих людей, вооруженных воинов и всадников. Много горожан напало на них, и одни падали в реку, а другие были перебиты, а иные ранены, иные же были взяты в плен. Как сказано в другом месте: «Река Скырт злую игру сыграла с горожанами», так и тут — Днестр злую игру сыграл с уграми.

 

Оттуду же поиде король ко Василеву[185] и переиде Днѣстръ, и поиде ко Пруту. Богъ бо попустилъ бѣашеть рану, ангелъ бьяшеть ихъ, сице умирающимъ: инии же изъ подъшевь выступахуть, акы ис чрева,[186] инии же во конѣ влѣзъше, изомроша, инии же, около огня солѣзъшеся и мясъ ко устомъ придевоше, умираху, многими же ранами разными умираху, хляби бо небесныи одинако топяхуть.

Оттуда пошел король к Василеву, перешел Днестр и пошел к Пруту. Бог попустил на них казнь, ангел избил их, и так они гибли: одни — разуваясь, другие, влезая на коней, скончались, другие, садясь к огню и только поднося мясо ко рту, умирали, от разных других болезней умирали — и хляби небесные одинаково всех их топили.

 

И ушедшю же ему за невѣрьство бояръ галичкихъ, Данилъ же Божьею волею одерьжа градъ свои Галичь.

Итак, король покинул Галич из-за неверности галицких бояр, а Даниил с Божьей помощью вернул себе город свой.

 

По семь скажем многий мятежь, великия льсти, бе-щисленыя рати.

После этого расскажем про многие мятежи, великие обманы, многочисленные войны.

 

Въ лѣто 6738. Крамолѣ же бывши во безбожныхъ боярехъ галичкыхъ: свѣтъ створше со братучадьемь его Олександромъ[187] на убьенье и преднее землѣ его. Сѣдящим же имъ в думѣ и хотящимъ огнемь зажещи, милостивому Богу вложившю во сердце Васильку изиити вонъ, и обнажившу мѣчь свой играя на слугу королева,[188] иному похвативши щитъ играющи. Невернымъ Молибоговидьчьмь[189] узрѣвши се, страхъ имъ бысть от Бога, рекъшимъ, яко: «Свѣтъ нашь раздрушися». И побѣгшимъ имъ, яко оканьны Святополкъ.[190] Онѣмь бѣгающимъ, и еще не увѣдавшу князю Данилу и Василку.

В год 6738 (1230). Крамола возникла среди безбожных галицких бояр: они устроили заговор с родичем Даниила — Александром — его убить, а землю его передать. Пока они совещались, замышляя устроить поджог, милостивый Бог вложил в сердце Васильку выйти и обнажить меч в шутку против слуги короля, а другому, также играя, подхватить щит. Изменники Молибоговичи увидели это, и Бог внушил им страх, и они сказали: «Наш замысел разрушен». И побежали они, как окаянный Святополк. Они уже убегали, а князь Даниил и князь Василько еще об этом не знали.

 

Василко же поѣхавшю Володимѣру, а Филипъ безбожный зва князя Данила во Вишьню.[191] Другий свѣтъ створиша на убьенье его со Александромъ, братучадомъ его. Воехавшу ему во Браневичаве рьли,[192] и приде ему посолъ от тысячкого его Дьмьяна, рекшу ему, яко: «Пиръ золъ есть, яко свѣщано есть безбожнымъ твоимъ бояриномъ Филипомъ и братучадомъ твоимъ Олександромъ, яко убьену ти быти, И то слышавъ, поиди назадъ и содержи столъ отца своего».

Василько поехал во Владимир, а безбожный Филипп позвал князя Даниила в Вишню. Второй заговор об убийстве его учинили они с племянником его Александром. Когда Даниил доехал до Браневичевой отмели, приехал к нему посол от его тысяцкого Демьяна, который сообщил ему: «Это недобрый пир, потому что задумано безбожным твоим боярином Филиппом и племянником твоим Александром — быть тебе убитым. Услышав об этом, возвратись назад и держи стол отца своего».

 

Коснятину повѣдавшу, оному же обратившюся на рѣцѣ Днѣстрѣ, а бояре безбожнии везяхуся инуда, не хотяще видити лича его.

После того как Константин поведал это, Даниил вернулся по реке Днестр, а безбожные бояре отправились иным путем, не желая с ним встретиться.

 

Приехавшу же в Галичь, посла сла ко брату князю си Василкови: «Поиди ты на Олександра». Олександру же выбѣгъшу в Перемышль ко свѣтникомъ своимъ, а Василко прия Белзъ. Ивана же посла сѣдѣлничего своего[193] по невѣрных Молибоговичихъ, и по Волъдрисѣ;[194] и изимано бысть ихъ 28 Иваномъ Михалковичемь. И ти смерти не прияша, но милость получиша; и некогда ему в пиру веселящуся, одинъ от тѣхъ безбожныхъ бояръ лице зали ему чашею, и то ему стерпѣвшу. Иногда же, да Богъ имъ возомъздить.

Когда он приехал в Галич, то послал посла своего к брату своему князю Васильку: «Иди ты на Александра». Александр же убежал в Перемышль к своим сообщникам, а Василько захватил Белз. Он послал своего седельничего Ивана захватить неверных Молибоговичей и Волдриса, и взято было их двадцать восемь Иваном Михалковичем. Но не смерть они приняли, а милость получили; а ведь некогда, когда князь веселился на пиру, один из тех безбожных бояр плеснул в лицо ему чашей вина, и то он стерпел. Да воздаст им Бог отмщение.

 

Въ лѣто 6739. Самому же Данилу созвавшу вѣче, оставьшуся вь 18 отрокъ вѣрнихъ[195] и съ Дѣмьяномъ тысяцкымъ своимъ, и рече имъ: «Хочете ли быти вѣрни мнѣ, да изииду на враги мое?» Онѣм же кликнувшимъ; «Вѣрни есмы Богу и тобѣ, господину нашему, изииди с Божиею помощью!» Соцкый[196] же Микула рече: «Господине, не погнетши пчелъ, меду не ѣдать». Помолившу же ся ему Богу и святѣй пречистѣй Богородици, Михаилу архангелу Божию, устремися изиити со малом ратникъ. И Мирославу пришедшу к нему на помощь с маломъ отрокъ. Невѣрнии же вси на помощь ему идяху, мнящеся, яко вѣрни суть. И с ними же свѣтъ створиша, лютѣ бо бяху на нѣ. Приѣхавшу Данилу Перемышлю, не стерпѣвъ Олександръ, побѣже. В том же гонѣ Шельвъ събоденъ бысть, бѣ бо храбръ и во велицѣ чьсти умертъ. Невѣрныии же Володиславъ Юрьевич[197] с нимь свѣтъ створь, гоняше и оли и до Санока, Воротъ Угоръскыхъ.[198] И гоньзновъшуся Олександру, оставивъшу все имение свое, и тако прииде Угры, и приде к Судиславу, Судиславу же тогда будущю Угрѣхъ.

В год 6739 (1231). Сам Даниил собрал вече, у него осталось восемнадцать верных дружинников с тысяцким его Демьяном, и он сказал им: «Будете ли верны мне, чтобы я мог выйти против моих врагов?» Они же воскликнули: «Верны мы Богу и тебе, господин наш! Выходи с Божией помощью!» Сотский же Микула сказал: «Господин, не раздавивши пчел, меду не есть». Помолился он Богу, святой пречистой Богородице и Михаилу, архангелу Божию, и попытался выйти с небольшим числом воинов. Мирослав пришел к нему на помощь с небольшим количеством дружинников. Изменники тоже на помощь к нему шли, притворяясь верными. И заключили с ним союз, хотя и были злы на него. Когда Даниил приехал к Перемышлю, то Александр не стерпел и побежал. Во время погони Шелв был ранен; он был храбр и умер с честью великой. Изменник Володислав Юрьевич, заключивший союз с ним, преследовал Александра до самого Санока, до Угорских Ворот. Александр ускользнул от них, оставив все свое имение, и так пришел в Угорскую землю и пошел к Судиславу. Судислав был тогда в Угорской земле.

 

Судиславъ же поимася, прииде королеви Андрѣеви, и возведе король угорьского Андрѣя. И приде же король Андрѣй и со сыномъ Бѣлою, и со другимъ сыномъ Андрѣемь ко Ярославу.[199] Боярину же Давыдови Вышатичю,[200] затворивъшюся от князя Данила во Ярославли, и Васильеви Гавриловичю, и бивьшимся угромь, оли и солнцю зашедшу, отбивъшимь ся городу имь.

Судислав принялся за дело, пришел к королю Андрею и призвал короля угорского Андрея в поход. И пришел король Андрей с сыном своим Белой и с другим сыном Андреем к городу Ярославу. Боярин Давыд Вышатич и Василий Гаврилович, люди князя Даниила, затворились в Ярославе; угры бились до самого захода солнца,и были отбиты от города.

 

Свѣтъ створиша вечеру. Давидови уполошивъшуся: теща бо его бѣше вѣрна Судиславу, кормильчья Нездиловаа, матерью бо си нарѣчашеть ю, вѣща ему, яко: «Не можешь удержати града сего». Василкови же молъвящу ему: «Не погубимь чести князя своего, яко рать си не можеть града сего прияти». Бѣ бо мужь крѣпокъ и храборъ. Давыду же не слушавшу его одинако хотяше предати град. Чакови[201] же приехавшу изо Угорьскы полковь, рекъшу ему: «Не могуть васъ уже прияти, ибо суть велми бьени». Василькови же крѣпко борющу не предати града. Оному же ужасти во сердце имущю, само му же чѣлу, вышедшу со всими вои. И приимь король Ярославль и поиде к Галичю. Климята же с Голыхъ горъ[202] убѣжа от князя Данила ко королеви, и по немь вси бояре галичькѣи предашася.

Вечером собрали совет. Давыд переполошился: его теща, супруга кормильца Нездила, была сторонницей Судислава, который ее своей матерью называл. И сказал Давыд Вышатич: «Ты не можешь удержать этот город». Василий же ответил ему: «Не погубим чести своего князя,— не сможет войско захватить этот город». Он был муж сильный и храбрый. Но Давыд не слушал его и все-таки хотел отдать город. Чак, приехавший из угорских полков, сказал ему: «Они не могут уже вас захватить, потому что сильно побиты». Василий крепко стоял за то, чтобы не сдавать город. Потом ужас охватил его сердце, хотя сам был невредим, и он вышел со всеми воинами. И король занял Ярослав и пошел к Галичу. Климята из Голых гор перебежал от Даниила к королю, а за ним перебежали все галицкие бояре.

 

Оттуда король поиде ко Володимѣрю. Пришедшу же ему Володимерю, дивившуся ему, рекъшу, яко: «Така града не изобрѣтохъ ни в нѣмѣчкыхъ странахъ!» Тако сущу, оружьникомъ стоящимь на немь, блистахуся щити и оружници подобни солнцю. Мирославъ же бѣ во градѣ; иногда же храбру ему сущю, Богъ вѣдать, тогда бо смутися умомъ, створи миръ с королемь, бе-свѣта князя Данила и брата его Василка. Рядомь же дасть Белъзъ и Червенъ Олександру, королеви же посадившу сына своего Андрѣя в Галичи, свѣтомъ невѣрьныхъ галичанъ. Мирославу же запревъшуся, яко: «Рядомь Чьрвьна не предалъ есми». Порокъ же ему имуще великъ от обою брату: «Пошто миръ створи, сущю ти с великими вои!»

Оттуда король пошел к городу Владимиру. Когда он пришел к Владимиру, он изумился и сказал: «Такого города я не встречал даже в немецких странах». Таким он и был! А на городских стенах стояли воины, блистали щиты и доспехи, подобные солнцу. Мирослав был тогда в городе; когда-то он был храбр, но теперь, Бог знает почему, вдруг пришел в смятение и заключил мир с королем без согласия князя Даниила и брата его Василька. По договору Мирослав отдавал Белз и Нервен Александру, а король сына своего Андрея посадил в Галиче, с согласия коварных галицких бояр. Мирослав отрекался: «Не отдавал я Червена по договору». И было ему большое порицание от обоих братьев: «Зачем ты заключил мир, имея большое войско?»

 

Королю стоящу во Володимѣри, князь же Данилъ прия великъ плѣнъ, около Бозку воюя. Король же воротися Угры.

Когда король стоял во Владимире, князь Даниил захватил много пленников, воюя около Бужска. А король вернулся к себе в Угорскую землю.

 

Володимеръ же посла Данилови река: «Идеть на мя Михаилъ, а помози ми, брате!» Данилови же пришедшу створити миръ межи има. Данилъ жь из Руской земля взя собѣ часть Торцький, и паки да и дѣтемь Мьстиславлимъ, шюрятомъ своимъ. Рекъ имъ: «За отца вашего добродѣанье приимете ни держите Торцький городъ».[203]

Владимир послал к Даниилу, говоря: «Идет против меня Михаил, помоги мне, брат!» Даниил пришел сотворить мир между ними. Из Русской земли он себе взял часть Торческа и отдал его обратно детям Мстислава Удалого, своим шурьям. Сказал им: «За добрые дела вашего отца примите город Торческ и владейте им».

 

По тѣх же лѣтѣхъ движе рать Андрѣй королевичь на Данила и иде к Белобережью.[204] Володиславу же ѣхавшу во сторожѣ от Данила ис Кыева, и стрѣте рать во Бѣлобережьи. И бившимся имъ о рѣку Солучь[205] и гониша до рѣкы Деревное[206] из лѣса Чертова.[207]

В это время королевич Андрей двинул рать на Даниила и пришел к Белобережью. Володислав ехал со сторожевым отрядом от Даниила из Киева и встретил рать в Белобережье, бились они около реки Случи и гнали угров до реки Деревное из леса Чертова.

 

Приде вѣсть Кыеву Володимеру и Данилови от Володислава. Рекшу же Данилу князю Володимеру: «Брате, вѣдаюче обѣю наю идуть наю. Пусти мя, да поиду имъ взадъ». Они же, увѣдавше, возвратишася к Галичю.

Пришла весть в Киев Владимиру и Даниилу от Володислава. И сказал Даниил князю Владимиру: «Брат, я знаю, что они идут на нас обоих. Пусти меня, я зайду к ним в тыл». Те же, узнав об этом, вернулись в Галич.

 

Данилови же снемшуся с братомъ и постиже и у Шумьска, и повѣстоваста с ними о рѣку Вѣлью.[208] Бѣ бо с королевичемь Олександръ и Глѣбъ Зеремиевич, инии князи Болоховьсции и угоръ множество. Видѣвшу же ся Данилу о рѣку Велью с королевичемь, и нѣкое слово похвално рекшу, егоже Богъ не любить. Наутрѣя же переидеть рѣку Велью на Шумьскъ и поклонився Богу и святому Семеону, исполчивъ полкы свое, поиде ко Торчеву.[209] Увѣдав же Андрѣй королевичь, исполчивъ полыкы свое, иде противу ему, сирѣчь на сѣчю. Идущу ему по ровни, Данилови же и Василкови съехати бѣ со высокихъ горъ; и инии же браняху, да быхомъ стали на горах, браняху сохода. Данилови же рекшу: «Якоже Писание глаголеть: "Мьдляй на брань страшливу душю имать"».[210] Понудивъ ихъ, ускори снити на нѣ.

Даниил, соединившись с братом, догнал королевича у Шумска и переговаривался с ним около реки Вельи. С королевичем были Александр, Глеб Зеремеевич, другие князья Болоховские и угров множество. Даниил виделся с королевичем около реки Вельи и сказал ему некое хвастливое слово, которого Бог не любит. Назавтра Даниил перешел реку Велью у Шумска и, поклонившись Богу и святому Симеону, исполчил полки свои и пошел к Торчеву. Узнал об этом королевич Андрей, исполчил свои полки и вышел против него, то есть на битву. Так как королевич шел по равнине, то Даниилу и Васильку нужно было съехать с высоких гор; некоторые советовали остаться на горах и охранять спуски. Но Даниил сказал: «Как говорит Писание: “Кто медлит идти в битву, у того робкая душа”». И, принудив их, скорее спустился вниз.

 

Василкови же идущу противу угромъ, а Дьмьяну тысяцькому идущю и инѣмь полкомъ многимъ ошуюю, Данилъ же идяше полкомъ своимъ посрѣди. Велику же полку бывшю его, устроенъ бо бѣ храбрыми людми и свѣтлымъ оружьемь. Онѣмъ же видящимъ, не хотяхуть сразитися с нимъ, но клоняхуться на Дьмьяна и на иные полкы. Приехавшимъ же соколомь стрѣлцемь[211] и не стѣрпѣвъшимъ же людемь, избиша ѣ и роздрашася. Дьмьянови же сразившуся со Судиславомъ князю же Данилови заѣхавъшу в тылъ имъ, и бодущим ѣ, Дьмьянови же мнящу, яко все ратнии и суть и возбегоша пред нимъ. Данилъ же вободе копье свое[212] в ратьного, изломившуся же ся копью, и обнажи мечь свой. Позрѣвъ же семь и сѣмь и види стягъ Василковъ стояще и добрѣ борющь и угры гонящу, обнаживъ мѣчь свой, идущу ему брату на помощь, многы же язви, и инии же от меча его умроша. Снемшеся с Мирославомъ и видѣвъ, яко угре сбираються, и ехаста на нѣ два. Онем же не стѣрпѣвшим оскочиша, другим же приехавшимъ и сразившимся, и ти не стѣрпѣша. Гонящимъ же има разлучистася. Потом же видивъ брата добрѣ борющася, и сулици его кровавѣ сущи, и оскѣпищю исѣчену от ударенья мечеваго.

Василько пошел против угров, Демьян тысяцкий и другие полки шли слева, а Даниил со своим полком шел посередине. Велик был его полк, ибо состоял из одних храбрецов со сверкающим оружием. Угры, увидев его, не захотели с ним сразиться, а повернулись против Демьяна и на другие полки. Приехали стрельцы с тараном, люди не устояли, были перебиты и разбежались. Когда Демьян сразился с Судиславом, князь Даниил заехал к ним в тыл, и они сражались копьями, Демьяну же показалось, что это все враги и они бегут перед ним. Даниил вонзил свое копье в воина, и копье сломалось, и он обнажил свой меч. Он посмотрел туда и сюда и увидел, что стяг Василька стоит, и тот доблестно борется и гонит угров; обнажив меч свой, пошел Даниил на помощь брату, многих он ранил, а иные от его меча погибли. Съехались они с Мирославом; увидев, что угры собираются, наехали на них вдвоем. Те же не выдержали и отступили; другие приехали и сразились, и те не выдержали. Преследуя врагов, они разъехались. Потом он увидел брата, доблестно борющегося, с окровавленным копьем и изрубленным мечами древком копья.

 

Въ лѣто 6740.[213] Глѣбъ Зѣремѣевичь собравъ угры приѣха на стягъ Василковъ. Данилови жи приѣхавши к нимъ и понужаюшу ихъ, и никого не вѣдѣ въ нихъ воиника, но отрокы держаща конѣ. Онѣм же познавшимъ и и хотящимъ мечи посѣчи конь его. Милостивому же Богу безъ язвы изнесъшу и из ратныхъ, якоже от конца остроты мечевыи шерьсти претятѣ бывши на стегнѣ коня его. Приѣхавъ же к нимъ, понужаше свое ехати на нѣ.

В год 6740 (1232). Глеб Зеремеевич собрал угров и поехал к стягу Василька. Даниил же приблизился к ним, чтобы вызвать на бой, и не увидел у них воинов, а только отроков, держащих коней. Те же, узнав его, пытались мечами убить его коня. Милостивый Бог вынес его из вражьих рядов без ран, только концом острия меча на бедре его коня срезана была шерсть. Он приехал к своим и принудил их выступить против них.

 

Василковъ полкъ гнаше угры до становъ и стягъ королевича подътяли бѣаху, друзии же многи угре бѣжаща, оли во Галичь становишася.

Васильков полк гнал угров до станов их, и стяг королевича подрубили, а другие многие угры бежали, пока не достигли Галича.

 

Стоящим же симь на горѣ, и симъ на удолъ. Данилови же и Василкови понужающима людий своихъ соѣхати на нѣ. Богу же тако извольшу за грѣхы: наворотися дружина Данилова на бѣгъ, онем же не смѣвшимъ гонити, и не бысть пакости во полкохъ Даниловых, развѣ тѣхъ убьеных пяти.

Пока они стояли — эти на горе, а те — на равнине, Даниил и Васильке понуждали своих людей съехать на них. Но Бог так пожелал за грехи: дружина Даниила обратилась в бегство, а угры не посмели его преследовать, и не было урона в полках Даниила, кроме пяти убитых.

 

Данилови же наутрея собравшуся, не вѣдаше о братѣ, с кимъ кдѣ есть. Королевичь же обратися в Галичь, зане бѣ уразъ великъ в полкохъ его: инѣи же угрѣ бежаша, оли в Галичи становишася.

Даниил утром собрался, но не знал о брате, где он и с кем. Королевич же вернулся в Галич, потому что был большой урон в его полках: много угров бежало, пока не достигли Галича.

 

И бысть брань велика во день тъ. Тѣхъ бо падшихъ много угоръ, а Даниловыхъ мало бояръ, ихже имена се быша: Ратиславъ Юрьевичь, Моиси, Степанъ, брать его, Юрьи Яневичь.

Большой был бой в тот день. Угров было убито много, а Данииловых бояр мало, вот их имена: Ратислав Юрьевич, Моисей, Степан и брат его, а также Юрий Яневич.

 

Потом же Данилъ увѣдавъ брата своего во здарвьи, не престаяшеть строя на нѣ рать.

Потом Даниил узнал, что брат его здоров и не перестает готовиться к бою.

 

Бѣ бой Торцьвьскый в Суботу великую.

Был бой Торцевский в Субботу великую.

 

Потомь присла Олександрдъ ко брату Данилу и Василку: «Не лѣпо ми есть быти кромѣ ваю!». Она же прияста и с любовью.

Потом прислал Александр к братьям Даниилу и Васильку с речью: «Нехорошо мне быть без вас». Они же приняли его с любовью.

 

Травѣ же бывши, Данилъ же поиде со братомъ и со Олександромъ Плѣсньску,[214] и пришедъ взя и подъ Аръбузовичи,[215] и великъ плѣн прия, обратися во Володимѣръ.

Когда выросла трава, Даниил вместе с братом и с Александром пошел к Плеснеску, и, придя, захватил Плеснеск у Арбузовичей, и взял много пленных, и вернулся во Владимир.

 

Въ лѣто 6741. Королевич же и Судиславъ выведе Дьяниша[216] на Данила. Данилъ же ѣха Кыеву и приведе половцѣ и Изяслава противу имъ, и со Изяславом водися у божницю и со Володимеромъ. Придоста противу Данишу. Изяславъ же льсть створи и вѣлѣ воевати землю Данилову, и взяша Тихомль, и возвратишася, оставьшуся Володимеру с Даниломъ и Котяневи одиному. О, лесть зла есть,— якоже Омиръ пишеть,— до обличеня сладка, обличѣна же зла есть. Кто в нѣй ходить, конѣць золъ прииметь.[217] О, злѣе зла зло есть!

В год 6741 (1233). Королевич и Судислав привели на Даниила Дьяниша. Даниил съездил в Киев и привел половцев и Изяслава против них; Даниил с Изяславом и Владимиром в церкви присягнули друг другу. Пришли они против Дьяниша. Изяслав нарушил договор, велел грабить землю Даниила; он захватил Тихомль и вернулся к себе, а Владимир с Даниилом и Котян остались одни. «О, обман зол,— как пишет Гомер, — сладок он до обличения, а после обличения горек. Того, кто следует ему, злая кончина постигнет». О, зло это злее зла!

 

Оттуда же идоша ко Перемилю. Андрѣй королевичь, Дьянишь и угре бишася о мостъ со Володимѣромъ и Даниломъ, и отбивъшися имъ. Угре же воротишася к Галичю и порокы[218] пометаша. Володимѣръ же и Данилъ поидоста по нихъ. Василко же и Олександръ приде ко брату. И сняшася в Бужьска. Володимеръ же и Котянь, Изяславъ воротишася.

Оттуда пошли к Перемилю. Королевич Андрей, Дьяниш и угры бились с Владимиром и Даниилом за мост, но те от них отбились. Угры воротились в Галич, побросав пороки. Владимир и Даниил пошли за ними. Василько и Александр пришли к брату. И встретились они в Бужске. Владимир, Котян и Изяслав вернулись к себе.

 

Въ лѣто 6742. Отступи Глѣбъ Зеремѣевичь от королевича к Данилови.

В год 6742 (1234). Глеб Зеремеевич перешел от королевича к Даниилу.

 

Данилъ же и Василко и однако идоста к Галичю, стрѣтоша и болшаа половина Галича: Доброславъ[219] и Глѣбъ, инии бояре мнози, и пришедъ ста на березѣ Днѣстра. И прия землю Галичьскую и розда городы бояромъ и воеводамъ. И бѣаше корма у нихъ много. Королевичь же и Дьянишь и Судиславъ изнемогаху гладомь в градѣ. Стояше же 9 недѣль воюя, жда леду, дондеже перешлѣ на нѣ. Судиславъ же лестью посла ко Александрови, река: «Дамъ тобѣ Галичь, поиди от брата». Он же поиде прочь. Галичани же думаху яти галичани же выѣхаша по Данилѣ.[220]

Даниил и Василько однажды пошли к Галичу, и встретила их лучшая половина Галича: Доброслав, Глеб и другие многие бояре, и, придя, Даниил встал на берегу Днестра. И принял он землю Галицкую, и роздал города боярам и воеводам. Было у них много корма. А королевич, Дьяниш и Судислав изнемогали от голода в городе. Стояли девять недель, продолжая осаду, ожидая льда, чтобы перейти реку. Судислав же обманом послал к Александру сказать: «Отдам тебе Галич, уйди от брата». Тот ушел прочь. Галичане решили захватить галичан, выехавших к Даниилу.

 

Малу же времени минувшю, королевичь умре. Послаша галичанѣ по Данила Чермьного Семьюнъка, а Судиславъ иде Угры.

Прошло немного времени, и королевич умер. Галичане послали за Даниилом Семьюнка Рыжего, а Судислав ушел в Угорскую землю.

 

Вѣснѣ же бывши, Олександръ убоявося злаго своего створения, поиде ко тьсту своему Киевъ.[221] Данилъ же увѣдавъ изииде на нѣ из Галича, угони и во Полономь, и яша и в лузѣ Хоморьскомь.[222] Данилови же не спавъшу три дни и 3 нощи, такоже и воемь его.

С наступлением весны Александр, убоявшись своего злого дела, пошел к своему тестю в Киев. Даниил же, узнав об этом, вышел на него из Галича, догнал его в Полоном и захватил в плен на Хоморском Лугу. Даниил не спал три дня и три ночи, так же и воины его.

 

Будущю же Володимеру Кыевѣ, присла сына своего Ростислава в Галичь, и прия с нимъ братьство и любовь велику, Михаилови же Изяславу одинако не престающа на нь враждою. Оставилъ у него Глѣба Зеремѣича и Мирослава, иныи бояре многы. Посла же Володимеръ рекий; «Помози ми, брате!» Данилъ же вѣлъею любовью скоро собравъ полкы поиде.

Когда в Киеве княжил Владимир, прислал он сына своего Ростислава в Галич и заключил с Даниилом союз на братство и любовь великую. Михаил и Изяслав, однако, не переставали враждовать с Владимиром. Даниил оставил у него Глеба Зеремеевича, и Мирослава, и иных бояр много. Прислал Владимир к нему сказать: «Помоги мне, брат!» Даниил, по большой любви, скоро собрав полки, пошел.

 

Михаилъ же не стерпѣвъ отъиде от Кыева. Данилъ же поиде ко Володимеру, и поидоста Чернигову. И приде к нима Мьстиславъ Глѣбовичь.[223] Оттуда же поидоша плѣнячи землю, поимаша грады многы по Деснѣ, ту же взяша и Хороборъ, и Сосницю, и Сновескъ,[224] иныи грады многии, и придоша же опять Чернигову. Створиша же миръ со Володимеромъ и Даниломъ Мьстиславъ и черниговьчи. Люто бо бѣ бой у Чернигова, оже и таранъ на нь поставиша,[225] меташа бо каменемь полтора перестрѣла, а камень, якоже можаху 4 мужи силнии подъяти. Оттуда с миромъ преидоша Кыеву.

Михаил не выдержал и ушел от Киева. Даниил пришел к князю Владимиру и пошли они к Чернигову. Пошел с ними и Мстислав Глебович. Оттуда они пошли, завоевывая землю, захватили многие города по Десне и взяли Хоробор, и Сосницу, и Сновск, и многие другие города, и опять пошли к Чернигову. Мстислав и черниговцы заключили мир с Владимиром и Даниилом. Бой был у Чернигова лют, даже таран против него поставили, метали камни на полтора перестрела, а камень был таков, что поднять его под силу было четырем мужам сильным. Оттуда с миром вернулись к Киеву.

 

Изяславъ же одинако не престааше, возвелъ бѣ полвцѣ на Киевъ.

Изяслав, однако, не переставал враждовать и навел половцев на Киев.

 

Данилъ бо и вои его бѣ иструдилася. Поплѣнилъ бо бѣ всѣ Черниговьскые страны, воевалъ бо бѣ от Крещениа до Вознесения,[226] створи миръ, воротися Кыеву.

Даниил и его воины были сильно утомлены. Он попленил все Черниговские земли, воевал от Крещения до Вознесения и заключил мир, и вернулся в Киев.

 

Половцем же пришедшимъ Кыеву и плѣнящимъ землю Рускую. Данилъ бо бѣ изнемоглъся. Данилъ же хотяще изиити домови лѣсною страною, Володимеру же просящу, Мирославу же помогающу ему: «Изиидемь на поганыѣ половцѣ!». Срѣтоша же ѣ половцѣ у Звѣнигорода. Володимеру же хотящу возвратитися, и Мирославу глаголюще на возвращение, Данилови же рекшу: «Не подобаеть воину, устремившуся на брань,— или побѣду прияти, или пастися от ратных. Азъ бо возбраняхъ вамъ. Нынѣ же вижю, яко страшливу душю имате. Азъ вамъ не рѣхъ ли, яко не подобить изиити труднымъ воемь противу цѣлымъ? Нынѣ же почто смущаетеся? Изиидите противу иимь».

Половцы же пришли к Киеву и захватили Русскую землю. Даниил обессилел. Даниил хотел вернуться домой лесной стороной, хотя и Владимир просил его, и Мирослав уговаривал: «Пойдем на поганых половцев!» Встретили их половцы у Звенигорода. Владимир захотел вернуться, и Мирослав заговорил о возвращении, но Даниил сказал: «Не подобает ли воину, устремившемуся на битву,— или завоевать победу, или погибнуть в бою? Я удерживал вас. Теперь же вижу, что трусливую душу имеете. Не говорил ли я вам, что не следует усталым воинам идти против свежих? А теперь что смущаетесь? Выходите против них!»

 

Срѣтѣвшимъ же ся воемь многимь половецькимь у Торчьского, бысть сѣча люта. Данилови же гоняіду по половцех, донележе конь его застрѣленъ бысть гнѣдый. Преже бо инии половци наворотилѣ на бѣгъ. Данилъ же, видѣвъ бѣжащий конь свой стрѣлянъ, наворотися на бѣгъ. Володимеру же ятому бывшу в Торцькомъ, и Мирославу, свѣтомъ безбожьнаго Григоря Василевича и Молибоговичевь, инѣмь бояръмъ многимъ ятымъ бывшимъ.

Когда же встретились они с большим половецким войском у Торческа, была сеча лютая. Даниил преследовал половцев, пока не был ранен стрелой его гнедой конь. А до этого половцы других обратили в бегство. Увидев, что его конь бежит раненный, Даниил тоже обратился в бегство. Владимир был захвачен в Торческе, а также Мирослав, по совету безбожного Григория Васильевича и Молибоговичей, и многие другие бояре были захвачены.

 

Данилу же прибѣгшу к Галичю, Василкови же бывшу в Галичи с полкомъ, и срете брата си. Борисъ же Межибожьскый свѣтомъ Доброславьлимъ и Збыславлимъ[227] посла к Данилови, рекый: «Изяславъ и половци идуть к Володимѣру». Лесть бо бѣ се. Данилъ же посла ко брату си: «Стерези Володимѣра». Узрѣвше же бояре галичьстии Василка отшедша с полономъ, воздвигоша крамолу. Судиславу же Ильючю[228] рекшу: «Княже, льстивъ глаголъ имѣют галичанѣ, не погуби се, поиди прочь!» Данилови увѣдавшу крамолу ихъ, изииде Угры.

Даниил прибежал в Галич, Василько был в Галиче с полком и встретил своего брата. Борис Межибожский, по совету Доброслава и Збыслава, послал к Даниилу сказать: «Изяслав и половцы идут к Владимиру». Это был обман. Даниил велел сказать брату. «Стереги Владимир». Когда галицкие бояре увидели, что Василько с полком ушел, подняли мятеж. Судислав Ильич сказал: «Князь, слова галичан лживы, не погуби себя, уходи отсюда!» Даниил, узнав про их мятеж, ушел в Угорскую землю.

 

Зимѣ же приспѣвши, иде Василко Галичю, поима ляхы. Данилъ же в то время приде ко брату си изо Угоръ. И воиваша, не дошедше Галича, воротиста домовь.

Когда наступила зима, Василько пришел к Галичу, взяв ляхов. Даниил тогда пришел к своему брату из Угорской земли. Повоевали они, не доходя до Галича, и вернулись к себе.

 

Въ лѣто 6743. Придоша Галичане на Каменець и вси Болоховьсции князи с ними, и повоеваша по Хомору, и поидоша ко Каменцю, вземши полонъ великъ, поидоша. В то же время послалъ бяше Володимиръ Данилови помощь торкы и Данила Нажировича.[229] Данилови же бояре выехавши ис Каменца, снемьшеся со торки[230] и постигоша ѣ. И побѣжени быша невѣрнии галичане. И вси князи Болоховьсции изоимани быша, и приведоша е Володимѣръ ко князю Данилови.

В год 6743 (1235). Пришли галичане на Каменец и все болоховские князья с ними, они воевали по Хомору, пришли к Каменцу и, взяв много пленников, ушли. В то время Владимир послал Даниилу на помощь торков и Даниила Нажировича. А Данииловы бояре, выйдя из Каменца, соединились с торками и догнали галичан. И побежденьГбыли коварные галичане. И все князья болоховские были схвачены, и привезли их во Владимир к князю Даниилу.

 

Лѣту же наставшу, нача посылати Михаилъ и Изяславъ, грозяча: «Дай нашу братью, или придемь на тя войною». Данилови же молящюся Богу, святому архиерѣю Николѣ, иже каза чюдо свое. Возвелъ бо бяшеть на Данила Михаилъ и Изяславъ ляхъ и русь и половець множество. Кондратови же ставшу, кде нынѣ град Холмь стоить, пославшю ему ко Червьну воеватъ. Василковичем же срѣтившимъ е и бившимъся с ними, поимаша Лядьские бояре, приведоша е перед Данила во Городокъ.

Когда настало лето, Михаил и Изяслав стали присылать с угрозой: «Отдай наших братьев или пойдем на тебя войной!» Даниил же молился Богу и святителю Николаю, чтобы он показал свое чудо. Ибо Михаил и Изяслав навели на Даниила ляхов и русских, и множество половцев. Кондрат остановился там, где сейчас стоит город Холм, и послал к Червену грабить. Васильковичи встретили ляшских бояр, бились с ними, захватили их и привели к Даниилу в Городок.

 

Михаилови же стоящу на Подъгораи, хотящю снятися с Кондратомъ и ожидающю половець со Изяславомъ. Половци же придоша в землю Галичькую, не восхотѣша ити на Данила, вземшю всю землю Галичькую, возвратишася. То слышавъ, Михаилъ возвратися в Галичь, а Кондратъ побѣже до ляховъ чересъ нощь, и потопилися бяшеть от вои его во Вепрю множество.

Михаил же, стоявший на Подгорье, хотел соединиться с Кондратом и ожидал половцев и Изяслава. Половцы же, придя на Галицкую землю, не захотели идти на Даниила и возвратились, разорив всю Галицкую землю. Услышав об этом, Михаил возвратился в Галич, а Кондрат побежал в Ляшскую землю ночью, и много его воинов утонуло в реке Вепре.

 

Лѣту же наставшу, собравъшася, идоста на Галичь на Михаила и Ростислава. Затворила бо ся бѣяста во градѣ. И угоръ множество бяашеть у него. И возвративъшися воеваста около Звенигорода, города же хотяша и нѣ возяста, бѣ бо святаа Богородица в немь, чюдная икона.

Когда настало лето, собравшись, Даниил и Васильке пошли на Галич, на Михаила и Ростислава. Те же затворились в городе. Было много угров у Даниила. Они вернулись, пограбили около Звенигорода, но город, хотя и пытались, не взяли, потому что там была чудотворная икона святой Богородицы.

 

Тое же осени умиристася.

Этой же осенью заключили мир.

 

Веснѣ же бывши, поидоста на ятвезѣ, и приидоста Берестью, рѣкамъ наводнившимся и не возмогоста ити на ятвязѣ.

С наступлением весны решили пойти на ятвягов и пришли к Берестью, но реки наводнились, и они не смогли пойти на ятвягов.

 

Данилови рекъшу: «Не лѣпо есть держати нашее отчины крижевникомь Тепличемь, рекомымь Соломоничемь».[231] И поидоста на нѣ в силѣ тяжьцѣ. Приаста град месяца марта, старѣйшину ихъ Бруна[232] яша, и вои изоимаша и возъвратися Володимѣръ.

Даниил сказал: «Нехорошо, что нашу отчизну держат крестоносцы тамплиеры, по прозванию Соломоничи». И пошли на них с большим войском. Захватили город в марте месяце, и магистра их Бруна взяли в плен, и воинов забрали, и возвратились во Владимир.

 

Данилови же в томь же лѣтѣ пошедъшу на Михаила на Галичь. Онем же мира просящим, даша ему Перемышль. По том же лѣтѣ Данилъ же возведе на Кондрата литву Минъдога, Изяслава Новгородьского.[233]

В том же году ходил Даниил против Михаила на Галич. Те просили мира и дали Даниилу Перемышль. В том же году Даниил привел на Кондрата литовцев Миндовга и Изяслава Новгородского.

 

Данилъ же в то время шелъ бяше со братомъ своимъ Угры ко королеви, бѣ бо звалъ его на честь.

В том же году Даниил ходил со своим братом в Угорскую землю к королю, потому что тот приглашал его на празднество.

 

В то время пошелъ бяше Фридрихъ царь на гѣрцика войною,[234] и восхотѣста ити Данилъ со братомъ Василкомъ гѣрцикови во помощь, Королеви же возбранившу има, возвратистася во землю свою.

В то время пошел Фридрих-царь войной на герцога, а Даниил и его брат Василько захотели пойти герцогу на помощь. Король же отговорил их, и они вернулись в свою землю.

 

И потомь приде Ярославъ Суждальскый[235] и взя Киевъ подъ Володимеромъ, не мога его держати, иде пакы Суждалю. И взя под нимь Михаилъ, а Ростислава, сына своего, остави в Галичи. И отъяша от Данила Перемышль. Бывшю же межю ими овогда миру, овогда рати.

Потом пришел Ярослав Суздальский и взял Киев у Владимира, но не смог его удержать и пошел снова в Суздаль. Михаил взял у него Киев, а Ростислава, сына своего, оставил в Галиче. И отняли у Даниила Перемышль. И были между ними то мир, то война.

 

И шедшю же Ростиславу во поле, Богу же поспѣвшу, приде вѣсть Данилу, во Холъмѣ будущю ему, яко Ростиславъ сошелъ есть на литву со всими бояры и снузникы. Сему же прилучившуся, изииде Данилъ со воии со Холъма и бывшю ему третий день у Галичи. Любяхуть же и гражане. Подъехавшу же ему подъ городъ и рече имь: «О мужи градьстии, доколѣ хощете терпѣти иноплеменьныхъ князий державу?» Они же воскликнувше рѣша, яко: «Се есть держатель нашь Богомь даный!». И пустишася, яко дѣти ко отчю, яко пчелы к матцѣ, яко жажющи воды ко источнику. Пискупу же Артѣмью и дворьскому Григорью[236] возбраняющу ему, узѣвшима же има, яко не можета удерьжати града, яко малодушна блюдящася о преданьи града, изиидоста слезнами очима и ослабленомь лицемь, и лижюща уста своя, яко не имѣюща власти княженья своего, рѣста же с нужею: «Прииди, княже Данило, приими градъ!» Данило же вниде во градъ свой и прииде ко пречистѣ святѣй Богородици, и прия столъ отца своего, и обличи побѣду, и постави на Нѣмѣчьскыхъ вратѣхъ хоруговь свою.

Ростислав вышел в степь. С Божьей помощью, когда Даниил был в Холме, получил он весть, что Ростислав пошел на литву со всеми боярами и конницей. Когда это случилось, Даниил вышел из Холма с воинами и на третий день был у Галича. Любили его горожане. Подъехал он к городу и сказал им: «О городские мужи! До каких пор будете терпеть власть чужеземных князей?» Они же воскликнули, говоря так: «Это наш властелин, данный нам Богом!» И бросились к нему, как дети к отцу, как пчелы к матке, как жаждущий воды к источнику. Епископ Артемий и дворский Григорий препятствовали ему, но, увидев, что не могут удержать город, трусливо поспешили сдать его, вышли со слезами на глазах и с опечаленными лицами, облизывая пересохшие губы свои, поскольку они не имели княжеской власти, и сказали с прискорбием: «Приходи, князь Даниил, возьми город!» Даниил вошел в город свой, пришел в храм пресвятой Богородицы, и принял стол отца своего, и отпраздновал победу, и поставил на Немецких воротах знамя свое.

 

Наутрѣя же приде к нему вѣсть, яко Ростиславъ пошелъ бѣ к Галичю, слышавъ же приятье градьское, бѣжа во Угры путемь, имже идяше на Боръсуков Дѣлъ, и прииде к Бани, рекомѣй Родна,[237] и оттуда иде Угры.

На другой день он получил весть, что Ростислав пошел было к Галичу, но, узнав, что город взят, побежал в Угорскую землю по дороге, идущей на Барсуков Дел; пришел к Бане, называемой Рудной, а оттуда пошел в Угорскую землю.

 

Бояре же пришедше падше на ногу его просяще милости, яко: «Согрѣшихом ти, иного князя держахомъ». Онъ же отвѣщавъ рче имъ: «Милость получисте, пакы же сего не створисте, да не во горьшая впадете».

Бояре пришли и упали к ногам Даниила, прося милости: «Мы согрешили, потому что держали другого князя». Он отвечал им: «Получите милость и не делайте этого опять, чтобы не случилось худшее».

 

Данилови же увѣдавшу входъ ихъ, посла на нѣ вое свое, и гнаша по нихъ до Горы и возвратишася.

Даниил, узнав об их уходе, послал против них своих воинов, и они гнались за ними до Горы и возвратились.

 

Побоище Батыево.[238] Въ лѣто 6745. Придоша безбожнии измалтянѣ, преже бивъшеся со князя рускими на Калкохъ.

Побоище Батыево. В год 6745 (1237). Пришли безбожные измаильтяне, которые раньше бились с русскими князьями на Калке.

 

Бысть первое приходъ ихъ на землю Рязаньскую, и взяша град Рязань копьемь, изведше на льсти князя Юрья,[239] и ведоша Прыньску, бѣ бо в то время княгини его Прыньскы. Изведоша княгиню его на льсти, убиша Юрья князя и княгини его, и всю землю избиша и не пощадѣша отрочатъ до сущихъ млека. Кюръ Михайловичь[240] же утече со своими людми до Суждаля и поведа великому князю Юрьеви[241] безбожных агарянъ приходъ, нашествие.

Первое их нашествие было на Рязанскую землю, и взяли они приступом город Рязань, выманили обманом князя Юрия и привели к Пронску, ведь княгиня его была в то время в Пронске. Обманом выманили и княгиню, и убили князя Юрия и его княгиню, и всех жителей его земли перебили, не пощадили и детей, даже грудных. Кир Михайлович убежал со своими людьми в Суздаль и рассказал великому князю Юрию о приходе и нашествии безбожных агарян.

 

То слышавъ великий князь Юрьи посла сына своего Всеволода[242] со всими людми и с нимъ кюръ Михайловичь. Батыеви же устремлешюся на землю Суждальскую, и срѣте и Всеволодъ на Колоднѣ,[243] и бившимся имъ и падъшимъ многимъ от нихъ от обоихъ. Побѣжену бывшу Всеволоду, исповѣда отцю бывшую брань устремленыхъ на землю и грады его. Юрьи же князь, оставивъ сынъ свой во Володимерѣ[244] и княгиню, изииде изъ града, и совокупляющу ему около себе вои, и не имѣющу сторожий, изъѣханъ бысть безаконьнымъ Бурондаема,[245] всь городъ изогна и самого князя Юрья убиша. Батыеви же стоящу у града, борющуся крѣпко о градъ, молвящимъ имъ льстью гражаномъ: «Гдѣ суть князи Рязаньстии, вашь град, и князь вашь великий Юрьи? Не рука ли наша емши и смерти преда и?»

Услышав об этом, великий князь Юрий послал сына своего Всеволода со всем войском, и с ним пошел кир Михайлович. Батый устремился на землю Суздальскую, и встретил его Всеволод на Колодне, и они бились, и пали многие из них с обеих сторон. Когда Всеволод был побежден, рассказал он отцу своему о происшедшей битве с напавшими на его землю и города. Князь Юрий, оставив сына своего и княгиню во Владимире, вышел из города и стал собирать вокруг себя войско; но у него не было сторожевых отрядов, и он был захвачен беззаконным Бурундаем, который напал на город внезапно, и самого князя Юрия убили. Батый стоял у города, город упорно сопротивлялся, и сказал он горожанам насмешливо: «Где князья рязанские, где ваш город, где ваш великий князь Юрий? Не наша ли рука, схватив, предала его смерти?»

 

Услышавъ о семь преподобный Митрофанъ епископъ,[246] начатъ глаголати со слезами ко всимъ: «Чада, не убоимся о прельщеньи от нечестивых и ни приимемь си во умъ тленьнаго сего и скороминующаго житья, но ономь не скоро минующѣмь житьи попечемься, еже со ангелыи житье. Аще и градъ нашь пленьше копиемь возмуть и смерти ны предасть, азъ о томь, чада, поручьникъ есмь, яко вѣнца нетлѣньнаа от Христа Бога приимете». О сем же словеси слышавше, вси начаша крѣпко боротися. Тотаромъ же порокы градъ бьющемь, стрелами бе-щисла стрѣляющимъ. Се увидѣвъ князь Всеволодъ, яко крѣпчѣе брань належить, убояся, бѣ бо и самъ младъ, самъ изъ града изииде с маломъ дружины и несы со собою дары многии, надѣяше бо ся от него животъ прияти. Онъ же, яко свѣрпый звѣрь, не пощади уности его, велѣ предъ собою зарѣзати, и градъ всь избье. Епископу же преподобному во церковь убѣгшу со княгинею и с дѣтми, и повѣлѣ нечестивый огньмь зажещи, ти тако душа своя предаша в руцѣ Богу.

Услышав об этом, преподобный епископ Митрофан стал говорить со слезами всем: «Дети, не побоимся соблазна от нечестивых, не будем думать об этой тленной и скоропреходящей жизни, но о той нескоропреходящей жизни позаботимся, чтобы жить с ангелами. Если наш город захватят приступом и нас предадут смерти, то я ручаюсь вам, дети, что вы примете нетленные венцы от Христа Бога». Услышав такие слова, все стали крепко сражаться. Татары били городские стены пороками и стреляли бесчисленными стрелами. Увидел князь Всеволод, что предстоит еще более жестокая битва, испугался, он был очень молод, и сам вышел из города с частью дружины, неся с собой богатые дары, надеясь получить от Батыя жизнь. Но тот, как свирепый зверь, не пощадил его юности, велел перед собою зарезать и весь город перебил. Епископ преподобный с княгиней и с детьми убежали в церковь, и велел нечестивый церковь зажечь огнем, и так они предали свои души в руки Божий.

 

Град ему избившу Володимѣрь, поплѣни грады суждальские и приде ко граду Козельску. Будущу в немь князю младу именемь Василью. Увѣдавъши же нечестивии, яко умъ крѣпкодушьный имѣють людье во градѣ, словесы лестьными невозможно бѣ града прияти. Козлянѣ жѣ свѣтъ створше не вдатися Батыю, рекше, яко: «Аще князь нашь млад есть, но положимъ животъ свой за нь, и сде славу сего свѣта приимше, и тамъ небесныя вѣнца от Христа Бога приимемь». Тотаром же бьющимся о град, прияти хотящимъ град, разбившимъ граду стѣну, и возиидоша на валъ татаре. Козляне же ножи рѣзахуся с ними. Свѣтъ же створиша изиити на полкы тотарьскые, и исшедше изъ града, исѣкоша праща ихъ, нападше на полъкы ихъ, и убиша от татаръ 4 тысящи, и самѣ же избьени быша. Батый же взя городъ, изби вси, и не пощадѣ от отрочать до сосущих млеко. О князи Васильи невѣдомо есть, и инии глаголаху, яко во крови утонулъ есть, понеже убо младъ бяше есть. Оттуду же ву татарѣхъ не смѣють его нарещи град Козлескъ, но град злый, понеже бишася по семь недѣль. Убиша бо от татаръ сыны темничи три.[247] Татари же искавше и не могоша ихъ изнаити во множествѣ трупъ мертвыхъ.

Разрушив город Владимир, захватив суздальские города, пришел Батый к городу Козельску. Там княжил молодой князь по имени Василий. Нечестивые узнали, что люди в городе крепкодушны, что словами хитрыми нельзя захватить город. Козляне же, с общего согласия, порешили не сдаваться Батыю, говоря так: «Хоть наш князь молод, но отдадим жизнь свою за него, и здесь славу света сего примем, и там получим небесные венцы от Христа Бога». Татары упорно бились, хотели взять город, разбили городскую стену и вошли на вал. Козляне на ножах резались с ними. Они решили выйти на татарские полки, и, выйдя из города, разбили пороки их, и, напав на полки татарские, перебили четыре тысячи татар, но и сами были перебиты. Батый же, взяв город, перебил всех, не пощадил и детей, даже грудных младенцев. О князе Василии ничего не известно; некоторые говорят, что он утонул в крови, так молод был. С тех пор татары не смеют называть этот город Козельском, но — «злым городом», потому что они бились за него семь недель. У татар были убиты три сына темников. Татары искали и не могли найти их среди множества трупов.

 

Батыеви же вземшю Козлескъ, и поиде в землю Половецькую. Оттуда же поча посылати на грады русьскые и взять град Переяславль[248] копьемь, изби всь, и церковь архангела Михаила скруши, и сосуды церьковьныя бещисленыя, златыа и драгаго каменья взятъ, и епископа преподобнаго Семеона[249] убиша.

Взяв Козельск, Батый пошел в Половецкую землю. Оттуда стал посылать на русские города, и взял приступом город Переяславль, и разрушил весь, и церковь архангела Михаила разрушил, и взял бесценные золотые церковные сосуды, украшенные драгоценными камнями, и преподобного епископа Семиона убил.

 

В то же время посла на Черниговъ, обьступиша град в силѣ тяжцѣ. Слышавъ же Мьстиславъ Глѣбовичь нападение на град иноплеменьных, приде на ны со всими вои. Бившимъся имъ, побѣженъ бысть Мьстиславъ, и множество от вои его избьенымъ бысть, и градъ взяша и запалиша огньмь. Епископа оставиша жива и ведоша и во Глуховъ.

В то же время послал он на Чернигов, обступили город большими силами. Мстислав Глебович услышал о нападении иноплеменников на город и пришел на них со всеми своими воинами. Они бились, и побежден был Мстислав, и множество его воинов было перебито, и город взяли и запалили огнем. Епископа оставили в живых и увели в Глухов.

 

Меньгуканови[250] же пришедшу сглядатъ града Кыева. Ставшу же ему на оной странѣ Днѣпра во Градъка Пѣсочного,[251] видивъ град, удивися красотѣ его и величеству его, присла послы свои к Михаилу и ко гражаномъ, хотя е прельстити, и не послушаша его.

Меньгу-хан пришел осмотреть город Киев. Он встал на другой стороне Днепра, около Городка Песочного; увидев город, удивился его красоте и величине, прислал своих послов к Михаилу и горожанам, хотел их обольстить, но они не послушали его.

 

В лѣто 6746. Михаилъ бѣжа по сыну своемь передъ татары Угры, а Ростиславъ Мьстиславичь Смоленьского[252] сѣдѣ Кыевѣ. Данилъ же ѣха на нь, и я его, и остави в немь Дмитра,[253] и вдасть Кыевъ в руцѣ Дмитрови обьдержати противу иноплеменьныхъ языкъ, безбожьныхъ татаровъ.

В год 6746 (1238). Михаил бежал вслед за сыном своим от татар в Угорскую землю, а Ростислав Мстиславич, сын князя смоленского, сел в Киеве. Даниил же пошел походом против него, и взял его в плен, и оставил в Киеве Дмитра; он поручил Дмитру Киев — оборонять его от иноплеменных язычников, безбожных татар.

 

...яко бѣжалъ есть Михаилъ ис Кыева в Угры, ѣхавъ я княгиню его[254] и бояръ его поима, и город Каменѣць взя. Слышавъ же се Данилъ, посла слы река: «Пусти сестру ко мнѣ, зане яко Михаилъ обѣима нама зло мыслить». И Ярославъ услыша словеса Данилова, и бысть тако, и приде к нима сестра, к Данилу и Василку, и держаста ю во велицѣ чести.

(Ярослав Всеволодович Суздальский узнал), что Михаил бежал из Киева в Угорскую землю, приехал и захватил в плен его княгиню, и бояр его захватил, и город Каменец взял. Услышав об этом, Даниил послал послов, говоря: «Отпусти сестру ко мне, потому что Михаил замышляет против нас обоих». Ярослав послушался слов Даниила, так и сделал, и пришла к ним сестра, к Даниилу и Васильку, и они держали ее в великой чести.

 

Король же не вдасть дѣвкы своей Ростиславу[255] и погна и прочь. Идоста Михаилъ и Ростиславъ ко уеви своему в Ляхы и ко Кондратови.[256] Присла бо Михаилъ слы Данилу и Василку, река: «Многократы согрѣшихо вам и многократы пакости творях ти. Что ти обѣщахъ и того не створих. Аще коли хотяхъ любовь имѣти с тобою, невѣрнии галичанѣ не вдадяхут ми. Нынѣ же клятвою клену ти ся, яко николи же вражды с тобою не имамъ имѣти».

Король не дал свою дочь замуж за Ростислава и прогнал его прочь. Пошли тогда Михаил и Ростислав в Ляшскую землю, к дяде своему Кондрату. Прислал Михаил послов к Даниилу и Васильку, говоря: «Я много раз грешил перед вами, много раз делал тебе зло. Что тебе обещал, того не сделал. Если хотел жить в согласии с тобой, коварные галичане мне не давали. Сейчас же клятвой клянусь тебе, что никогда не буду с тобой вражды иметь».

 

Данилъ же и Василко не помянуста зла, вьдаста ему сестру и приведоста его из Ляховъ. Данилъ же свѣтъ створи со братом си, обѣша ему Киевъ, Михаилови, а сынови его Ростиславу вдасть Луческъ. Михаилъ иже за страхъ татарьскый не смѣ ити Кыеву. Данилъ же и Василко вьдаста ему ходити по землѣ своей, и даста ему пшеницѣ много, и меду, и говядъ, и овѣць доволѣ. Михаилъ же увѣдѣвъ приятье Киевьское и бѣжа со сыномъ своимъ во Ляхы Кондратови. Приближившимъ же ся татаромъ, то не стерпѣ туто, иде в землю Воротьславьску[257] и приде ко мѣсту немѣцкому именемь Середа.[258] Узрѣвши же нѣмци, яко товара много есть, избиша ему люди, и товара много отъяша, и унуку его убиша. Михаилу иже не дошедшю и собравшюся, и бысть в печали величѣ: уже бо бяхут татари пришли на бой ко Иньдриховичю.[259] Михаилъ же воротися назадъ опять Кондратови.

Даниил и Василько не попомнили зла, отдали ему свою сестру и привели его из Ляшской земли. Даниил, посоветовавшись с братом, обещал Михаилу Киев, а сыну его Ростиславу отдал Луцк. Михаил, боясь татар, не смел идти в Киев. Даниил и Василько разрешили ему ходить за данью по своей земле, дали ему много пшеницы, меду, быков и овец вдоволь. Михаил, узнав о взятии Киева, бежал с сыном своим в Ляшскую землю к Кондрату. Когда татары приблизились, он и здесь не стерпел и ушел в землю Вратиславскую, и пришел он к немецкому городу по имени Середа. Когда немцы увидели, что у него большой обоз, они перебили его людей, отняли много добра и убили его внучку. Михаил не дошел и вернулся; он был в большом горе: уже татары пришли воевать к Индриховичу. Михаил же вернулся назад опять к Кондрату.

 

Мы же на преднее возвратимся.

Мы же на прежнее возвратимся.

 

В лѣто 6747.

В год 6747 (1239).

 

Въ лѣто 6748. Приде Батый Кыеву в силѣ тяжьцѣ, многомь множьствомь силы своей, и окружи град, и остолпи сила татарьская, и бысть град в обьдержаньи велицѣ. И бѣ Батый у города и отроци его обьсѣдяху град. И не бѣ слышати от гласа скрипания телѣгъ его, множества ревения вельблудъ его, и рьжания от гласа стадъ конь его, и бѣ исполнена земля Руская ратных.

В год 6748 (1240). Пришел Батый к Киеву с большой силой, с многим множеством воинов своих, и окружили они город, и обступила сила татарская, и был город в великой осаде. Был Батый у города, а воины его окружали город. И нельзя было голоса слышать от скрипения телег его, от рева множества верблюдов его, ржания стад коней его, и была вся земля Русская наполнена воинами.

 

Яша же в них татарина именемь Товрулъ, и тъ исповѣда имъ всю силу ихъ. Се бяху братья его силныи воеводы: Урдю и Байдаръ, Бирюй, Кайданъ, Бечакъ и Меньгу и Кююкь,— иже вратися увѣдавъ смерть канову, и бысть каномь, не от роду же его, но бѣ воевода его перьвый — Себѣдяй богатуръ и Бурунъдаии багатырь,— иже взя Болгарьскую землю и Суждальскую,— инѣхъ бе-щисла воеводъ, ихже не исписахомъ зде.

Захватили у них татарина по имени Товрул, и он рассказал им про всю силу их. Это были его братья, сильные воеводы: Урдю, Байдар, Бирюй, Кайдан, Бечак, Меньгу и Куюк (который вернулся, узнав о смерти хана, и стал ханом; не из рода его, но первый был воевода хана), Себедяй-богатур и Бурундай-богатырь (который взял Болгарскую землю и Суздальскую), и иных бесчисленное множество воевод, их мы не перечислим здесь.

 

Постави же Баты порокы городу подълѣ вратъ Лядьскьх. Ту бо бѣаху пришли дебри. Порокомъ же бес престани бьющимъ день и нощь, выбиша стѣны. И возиидоша горожаны на избыть стѣны, и ту бѣаше видити ломъ копѣйный и щетъ скѣпание, стрѣлы омрачиша свѣтъ. Побѣженым и Дмитрови ранену бывшу, взиидоша татарѣ на стѣны и сѣдоша. Того дне и нощи гражанѣ же создаша пакы другий град около святое Богородицѣ.[260] Наутрѣя же придоша на нѣ, и бысть брань межи ими велика. Людем же узбѣгшимъ и на церковь и на комаръ церковныя и с товары своими; от тягости повалишася с ними стѣны церковныя. И приятъ бысть град сице воими. Дмитрѣя же изведоша язвена, и не убиша его мужьства ради его.

Поставил Батый пороки около города, у Ляшских ворот. Тут вплотную подступали заросшие лесом овраги. Пороки непрестанно били день и ночь и пробили стены. Вышли горожане на остатки стены, и было видно, как тут ломались копья, разлетались в щепки щиты, стрелы помрачили свет. Горожане были побеждены, и Дмитр ранен, а татары взошли на стены и там засели. Но в тот же день и ночь горожане построили другие стены около церкви святой Богородицы. На другой день татары начали приступ, был большой бой между ними и защитниками. Люди укрылись в церкви, влезли на церковные своды вместе со своим добром, и от тяжести рухнули вместе с ними стены церковные. Так город был захвачен воинами. Дмитра вывели раненым и не убили его мужества его ради.

 

В то же время ѣхалъ бяше Данилъ Угры королеви и еще бо бяшеть не слышалъ приходъ поганыхъ татаръ на Кыевъ.

В то время Даниил уехал в Угорскую землю к королю и еще не слышал о приходе поганых татар на Киев.

 

Батыю же вземшю град Кыевъ и слышавъшу ему о Данилѣ, яко Угрѣхъ есть, поиде самъ Володимеру, и приде к городу Колодяжьну.[261] И постави порока 12, и не може разбити стѣны, и начатъ перемолъвливати люди. Они же, послушавше злого свѣта его, передашася, и сами избити быша. И приде Каменцю, Изяславлю,[262] взятъ я. Видивъ же Кремянѣць и градъ Даниловъ,[263] яко не возможно прияти ему, и отъиде от нихъ. И приде к Володимеру, и взя и копьемь, и изби и не щадя. Тако же и град Галичь, иныи грады многы, имже нѣсть числа.

Батый же, взяв Киев, узнал, что Даниил в Угорской земле, пошел сам на Владимир и подошел к городу Колодяжну. Он поставил двенадцать пороков, но не мог он разбить стены и стал подговаривать людей. Они же, послушав его злого совета, сдалисци были перебиты. Затем Батый пошел к Изяславлю и Каменцу и взял их. Видел он, что не сможет взять города Кременец и Данилов, и отошел от них. И пришел к Владимиру, и взял его приступом, и перебил всех, не щадя. И так же Галич и многие другие города, которым и числа нет.

 

Дмитрови же, Кыевьскому тысяцкому Данилову, рекшу Батыеви: «Не мози стряпати в землѣ сей долго, время ти есть на угры уже поити. Аще ли встряпаеши, земля ти есть силна. Сберуться на тя и не пустять тебе в землю свою». Про то же рече ему, види бо землю гибнущу Рускую от нечестиваго.

Дмитр, киевский тысяцкий Даниила, сказал Батыю: «Не медли так долго на этой земле, пора тебе идти на угров. Если замедлишь, земля та укрепится! Соберутся против тебя и не пустят тебя в свою землю». Он так сказал потому, что видел, как гибнет Русская земля от нечестивого.

 

Батый же послуша свѣта Дмитрова, иде Угры. Король жь Бѣла и Каломанъ срѣтоша ѣ на рѣцѣ Солоной.[264] Бившимся имъ полкомъ, бѣжаща угре, и гнаша ѣ татарѣ до рѣкѣ Дуная. Стояша по побѣдѣ три лѣта.

Батый послушал совета Дмитра и пошел на угров. Король Бела и Коломан встретили его на реке Солоне. Бились их войска, и бежали угры, и татары гнали их до реки Дуная. После победы пробыли они там три года.

 

Преже того ѣхаль бѣ Данило князь ко королеви Угры, хотя имѣти с ним любовь сватьства,[265] и не бы любови межи има. И воротися от короля и приѣха въ Синеволодьско во манастырь святыя Богородица.[266] Наутрея же воставъ видѣ множество бѣжащих от безбожных татаръ и воротися назадъ Угры. Не може бо проити Руское земли, зане мало бѣ с нимь дружины. И оставивъ сына своего Угрѣхъ и вьдасть и ву руцѣ галичаномъ, вѣдаа невѣрьствие ихъ, про то его не поя с собою.

Еще до этого ездил Даниил-князь к королю в Угорскую землю, хотел породниться с ним, и не было между ними согласия. Он вернулся от короля и приехал в Синеволодский монастырь святой Богородицы. Наутро он встал и увидел множество бегущих от безбожных татар и воротился назад в Угорскую землю. Он не мог пройти в Русскую землю, потому что с ним было мало дружины. Он оставил сына своего в Угорской земле, чтобы не отдавать его во власть галичан; зная их коварство, он не взял его с собой.

 

Иде изо Угоръ во Ляхы на Бардуевъ и приде во Судомирь.[267] Слыша о братѣ си и о дѣтех и о княгини своей, яко вышли суть из Руское землѣ в Ляхы предъ безбожными татары, и потосьнуся взискати ихъ, и обрѣте ихъ на рѣцѣ рекомѣй Полцѣ,[268] и возрадовашся о совокупьленьи своемь, и жалишаси о побѣдѣ землѣ Руское и о взятьи град от иноплеменьникъ множьства.

Он прошел из Угорской земли в Ляшскую землю через Бардуев и пришел в Сандомир. Он узнал о своем брате, о детях, и о княгине своей — что ушли они из Русской земли к ляхам от безбожных татар, и бросился искать их и нашел их на реке под названием Полка,— они порадовались о своем соединении и горевали о поражении земли Русской и о взятии множества городов иноплеменниками.

 

Данилови же рекшу, яко: «Не добро намъ стояти сде близъ воюющих нас иноплеменьникомъ!» Иде в землю во Омазовьскую ко Болеславу Кондратову сынови. И вдасть ему князь Болеславъ град Вышегородъ.[269] И бысть ту, дондеже вѣсть прия, яко сошли суть и-землѣ Руское безбожнии.

Даниил сказал так: «Нехорошо нам оставаться здесь, близко от воюющих против нас иноплеменников». Он пошел в землю Мазовецкую к Болеславу, сыну Кондрата. И дал ему князь Болеслав город Вышегород. И оставался он там до тех пор, пока не пришла весть, что ушли из Русской земли безбожные.

 

И возвратися в землю свою, и приде ко граду Дорогычину,[270] и восхотѣ внити во град, и вѣстьно бысть ему, яко: «Не внидеши во град!» Оному рекшу, яко: «Се былъ град нашь, и отець наших, вы же не изволисте внити вонь». И отъиде мысля си.

Вернулся Даниил в свою землю, и пришел к городу Дорогичину, и захотел войти в город, но ему заявили: «Не войдешь ты в город». Тогда он сказал: «Это был наш город и отцов наших, а вы не позволяете мне войти в него». И ушел он, думая так.

 

Иже Богъ послѣже отмьстье створи держателю града того, и вьдасть и в руцѣ Данилу. И обьновивы и созда церковь прекрасну святое Богородици, и рече: «Се градъ мой, преже бо прияхъ и копьемь».

Впоследствии же Бог отмщение сотворил властителю города того и предал его в руки Даниила. Даниил же, обновив город, создал прекрасную церковь святой Богородицы и сказал: «Это мой город, давным-давно я взял его в бою».

 

Данилови же со братомъ пришедшу ко Берестью и не возмогоста ити в поле смрада ради множьства избьеных. Не бѣ бо на Володимѣрѣ не осталъ живый, церкви святой Богородици исполнена трупья, иныа церкви наполнены быша трубья и телесъ мертвых.

Даниил с братом пришли к Берестью и не смогли выйти в поле из-за смрада от множества убитых. Ни единого живого человека не осталось во Владимире, церковь святой Богородицы была наполнена трупами, другие церкви были полны трупов и мертвых тел.

 

Потом же Михаилъ иде от уя своего на Володимѣръ сыномь своим и оттуда иде Пиньску. Ростислав же Володимѣричь приде к Данилу во Холмъ, одержалъ бо бѣаше Богъ от безбожных татаръ. Ростислав же показа правду свою, яко не есть во свѣтѣ с Михаиломъ. Михаилъ же не показа правды воз добродѣанье Данилу же и Василку, но проиде землю его, и и пославъ посла иде въ Киевъ, и живяше подъ Киевомъ во островѣ, а сынъ его иде в Черниговъ Ростиславъ.

Потом Михаил пришел от дяди своего во Владимир с сыном своим и оттуда пошел к Пинску. Ростислав же Владимирович пришел к Даниилу в Холм: сохранил Бог Холм от безбожных татар. Ростислав доказал свою честность — что он не в союзе с Михаилом. А Михаил не показал правды Даниилу и Васильку за их благодеяния, но ушел из земли Даниила, и, отправив послов, пошел к Киеву, и жил под Киевом на острове, а сын его, Ростислав, пошел в Чернигов.

 

Вышедшу же Лвови изъ Угоръ с бояры галичкыми и приѣха во Водаву[271] ко отцю си, и радъ бысть ему отець.

Лев ушел из Угорской земли с галицкими боярами и приехал в Водаву к своему отцу, и был рад ему отец.

 

Бояре же галичьстии Данила княземь собѣ называху, а самѣ всю землю держаху. Доброслав же вокняжилъся бѣ и Судьичь, поповъ внукъ, и грабяше всю землю, и въшед во Бакоту,[272] все Понизье прия, безъ княжа повеления. Григорьи же Васильевичь собѣ горную страну Перемышльскую мышляше одержати. И бысть мятежь великъ в землѣ и грабежь от них. Данилъ же, увѣдавъ, посла Якова,[273] столника своего, с великою жалостью ко Доброславу, глаголя к нимь: «Князь вашь азъ есмь. Повеления моего не творите, землю грабите. Черниговьских бояръ не велѣх ти, Доброславе, приимати, нъ дати волости галичкимъ. А Коломыйскюю солъ отлучите на мя».[274] Оному же рекшу: «Да будеть тако!». Во тъ же часъ, Якову сѣдящу у него, приидоста Лазорь Домажирець и Иворъ Молибожичь,[275] два безаконьника от племени смердья, и поклонистася ему до землѣ. Якову же удивившуся и прашавшу вины, про что поклонистася. Доброславу же рекшу: «Вдахъ има Коломыю». Якову же рекшу ему: «Како можеши бес повеления княжа отдати ю сима! Яко величии князи держать сию Коломыю на роздавание оружьникомъ, си бо еста недостоина ни Вотьнина[276] держати». Он же усмѣявься рече: «То что могу же глаголати». Яковъ же, приехавъ, вся си сказа князю Данилови. Данилъ же скорбяше и моляшеся Богу о отчинѣ своей, яко нечестивымъ симъ держати ю и обладати ею.

Галицкие бояре называли Даниила своим князем, а сами всю землю держали. Доброслав Судьич, внук попа, вокняжился, и грабил землю, и пришел в Бакоту, и все Понизье захватил без княжеского повеления. Григорий Васильевич думал удержать за собой всю горную страну Перемышльскую. И был великий мятеж в земле и грабеж от них. Даниил, узнав об этом, послал своего стольника Якова к Доброславу с великим укором, говоря им: «Князь ваш — я. Вы не исполняете моего повеления, грабите землю. Я не велел тебе, Доброслав, принимать черниговских бояр, а велел дать волости галицким. А Коломыйскую соль отпишите на меня». Тот сказал: «Пусть будет так». В то время, когда Яков сидел у него, пришли Лазарь Домажирич и Ивор Молибо-жич, два беззаконника, родом смерды, и поклонились ему до земли. Яков удивился и спросил, почему они кланяются. Доброслав сказал: «Я отдал им Коломыю». Яков же сказал: «Как же ты можешь отдать ее им без княжеского повеления? Великие князья держат Коломыю для раздачи воинам, а эти недостойны держать даже Вотьнин». Он же рассмеялся и сказал: «Что я могу на это сказать?» Яков, приехав, все это рассказал князю Даниилу. Даниил опечалился и молился Богу об отчине своей, что эти нечестивые держат ее и владеют ею.

 

И малу же времени минувшу присла Доброславъ на Григоря, река, яко: «Невѣренъ ти есть». Противляшеся ему, а самъ хотяше всю землю одержати. Свадивьшеся сами и приѣхаша с великою гордынею. Едучю Доброславу во одиной сорочьцѣ, гордящу, ни на землю смотрящю, галичаном же текущимъ у стремени его.

Немного времени спустя Доброслав нажаловался на Григория, говоря: «Он тебе не верен». Он действовал против него, потому что хотел сам держать всю землю. Они рассорились и поехали с великой гордостью. Доброслав ехал в одной сорочке, красуясь, на землю не смотря, а галичане шли у его стремени.

 

Данилови же видящу и Василкови гордость его, болшую вражду на нь воздвигнуста. Доброславу же и Григорю обоимъ ловящимъ на ся. Слышав же Данилъ рѣчи ихъ, яко полны суть льсти, и не хотять по воли его ходити, и власть его иному предати, сомыслив же се братомъ, понужи же, видя безаконие ихъ, и повелѣ его изоимати.

Даниил и Василько, видя его гордость, большой гнев на него обрушили. Доброслав же и Григорий подстерегали друг друга. Даниил понял, что речи их полны обмана, что они не хотят подчиняться его воле, хотят его власть другому передать, и, посоветовавшись с братом, был вынужден, видя их беззаконие, повелеть их схватить.

 

Въ лѣто 6749. Ростиславъ собра князѣ болоховьскые и останокъ галичанъ, приде ко Бакотѣ. Курилови же сущю печатнику[277] тогда вь Бакотѣ, послану Даниломъ княземь и Василкомъ исписати грабительства нечестивыхъ бояръ, утѣшити землю. Бившимъ же ся имъ у вратъ, отступився, хотяше премолвити его словесы многыми. Курилъ же отвѣща ему: «Се ли твори возмездье уема своима воз добродѣанье! Не помниши ли ся, яко король угорьскый изгналъ тя бѣ и-землѣ сь отцьмь ти? Како тя восприаста о господина моя, уя твоя, отча ти во величи чести держаста, и Киевъ обѣчаста тобѣ, Луческъ вдаста, и матерь твою и сестру свою изъ Ярославлю руку изъяста и отчю ти вдаста». Инеми словесы мудрыми глаголаста ему много. Видѣв же, не послуша его, изииде на нь со пѣшьци. Онъ же увѣдѣвъ то, поиде прочь. Онъ же мудростью и крѣпостью удержа Бакоту. Ростислав же изииде за Днѣпръ.

В год 6749 (1241). Ростислав, собрав князей болоховских и остаток галичан, пришел в Бакоту. Тогда в Бакоте был Кирилл-печатник, посланный князем Даниилом и Васильком, чтобы описать грабительства нечестивых бояр и успокоить народ. Когда они столкнулись у ворот города, Ростислав отступил, надеясь уговорить Кирилла речами многими. Кирилл же отвечал Ростиславу: «Так-то ты воздаешь своим дядьям за их благодеяния! Разве ты не помнишь, как король угорский изгнал тебя из этой земли вместе с отцом твоим? И как мои господа, твои дядья, принимали твоего отца, оказывая ему великие почести, и Киев тебе обещали, Луцк дали, и твою мать, сестру свою, отняли из рук Ярослава и отцу твоему вернули?» И другими мудрыми словами говорил ему много. Убедившись, что Ростислав его не послушает, Кирилл вышел на него с пешими воинами. Узнав об этом, тот пошел прочь. Так Кирилл мудростью и силой удержал Бакоту, Ростислав же ушел за Днепр.

 

Слышавъ же Данилъ приходъ Ростиславль со князи Болоховьскими на Бакоту, абье устремися на нѣ, грады ихъ огневи предасть, и гребля ихъ раскопа. Василько же князь осталъ бѣ стеречи землѣ от литвы, послалъ бѣаше вое свое со братомъ. Данилъ же возьма плѣнъ многъ вратися и поима грады ихъ: Деревичь, Губинъ и Кобудъ, Кудинъ, Городѣць, Божьскый, Дядьковъ.[278] Приде же Курилъ, печатникъ князя Данила, со треими тысящами пѣшець и трьими сты коньникъ и водасть имъ взяти Дядьковъ град.

Услышав о приходе Ростислава с болоховскими князьями на Бакоту, Даниил внезапно устремился на них, города их предал огню, срыл их оборонительные валы. Василько же князь остался стеречь землю от литовцев, а свое войско послал с братом. Даниил же, взяв много пленников, возвратился и захватил болоховские города: Деревич, Губин, Кобуд, Кудин, Городец, Бужск, Дядьков. Пришел Кирилл, печатник князя Даниила, с тремя тысячами пехотинцев и тремястами конников и помог им взять город Дядьков.

 

Оттуда же плѣнивъ землю Болоховьскую и пожегъ. Оставили бо ихъ татарове, да имъ орють пшеницю и проса. Данилъ же на нѣ болшую вражьду, яко от тотаръ болшую надежу имѣаху, князѣ же ихъ изя от руку Болеславльу, князя Мазовьского. Рекшу Болеславу: «Почто суть вошли во землю мою, яко не вдах имъ»,— рекый: «Не суть вои твои, но суть особнии князи». И хотяше разъграбити е. Они же обѣщашася работѣ быти. Онемь же молящимся, Данилъ же и Василко за нѣ хоти с ними брань створити. Василко же ехавъ убѣди и, рекше умоли и, и дасть ему дары многи на избавление ихъ. Онѣм же одинако не помнящи добродѣанья, Богъ возмездье имъ дасть, яко не оста ничтоже во градѣ ихъ, еже бысть не пленено. И приде ко брату си милостью Божиею, обличая побѣду.

После того Даниил, захватив всю землю Болоховскую, пожег ее, ибо те земли не тронули татары, чтобы там для них сеяли пшеницу и просо. Даниил же большую вражду к ним имел, потому что они на татар возлагали надежды, а ведь он избавил их князей из-под власти Болеслава, князя мазовецкого, когда Болеслав сказал: «Зачем вошли в мою землю, которой я им не давал?»— Даниил сказал: «Они не твои воины, но самостоятельные князья». Болеслав хотел их пограбить. Они же обещали быть в покорности. По их просьбе Даниил и Василько хотели за них войну учинить. Василько же поехал и убедил, вернее сказать, умолил Болеслава — и дал многие дары за их освобождение. А они, однако, не помнили благодеяний, и за это Бог послал им возмездие, так что не осталось ничего в их городах, что бы ни было пленено. И приехал Василько по милости Божьей к своему брату, отмечая победу.

 

Ростислав же одинако не престааше о злобѣ своей, но вои собравъ и Володислава невѣрного, поиде на Галичь. И пришедъ ко Печерѣ Домамири,[279] и прельсти е Володиславъ, и вдашася Ростиславу, и оттуда поима, поиде ко Галичю, рекый, яко: «Твой есть Галичь». А самъ прия тысячю от него. Слышав же Данилъ и Василко, собравша воя скоро поидоста на нихъ. Онъ же не стерпѣ выбѣже из Галича до Щекотова,[280] и с нимь бѣжа Артѣмѣй, епископъ галичькый, и инии галичани. Данилови же и Василку, женущу по немь, вѣсть приде ему, яко тотарове вышли суть и-землѣ Угорьское, идуть в землю Галичькую, и тою вестью спасеся, и нѣколико от бояръ его ято бысть.

Ростислав, однако, не оставил злобы своей, но собрал воинов и вместе с изменником Володиславом пошел на Галич. Когда они пришли к Домажировой Печере, обманул жителей Володислав, и они передались Ростиславу; а оттуда, заняв этот город, пришел он к Галичу, и сказал Володислав: «Твой есть Галич». И сам стал у него тысяцким. Услышав об этом, Даниил и Василько, быстро собрав воинов, пошли на них. Ростислав не выдержал, выбежал из Галича в Щекотов, и с ним бежал Артемий, епископ галицкий, и другие галичане. Даниил и Василько гнались за ним, и тут пришла им весть, что татары ушли из Угорской земли и идут в Галицкую землю, и, благодаря этой вести спасся Ростислав, но некоторое количество его бояр было захвачено.

 

Данилъ же, хотя уставити землю, и еха до Бакоты и Калиуса,[281] а Василко еха во Володимѣръ. Данилъ же дворечкого посла на Перемышль, на Костянтина Рязаньского,[282] посланаго от Ростислава, и владыцѣ Перемышльскому, коромолующе с нимь. И слышавъ Костянтинъ Адрѣа, грядуща на нь, избѣже нощью. Андрѣй же не удоси его, но удоси владыку, и слуги его разъграби гордые, и тулы ихъ бобровье раздра, и прилбичѣе ихъ волъчье и боръсуковые раздраны быша. Словутьного пѣвца Митусу,[283] древле за гордость не восхотѣвша служити князю Данилу, раздраного, акы связаного приведоша. Сирѣчь, якоже рече приточникъ: «Буесть дому твоего скрушиться, бобръ и волкъ и язвѣць снѣдяться».[284] Си же притчею речена быша.

Даниил, желая установить порядок в земле, поехал в Бакоту и Калюс, а Василько поехал во Владимир. Даниил послал дворского в Перемышль против Константина Рязанского, посланного от Ростислава, а епископ перемышльский был в заговоре с ним. Когда Константин услышал, что Андрей идет на него, он убежал ночью, Андрей его не застал, но застал епископа и разграбил его гордых слуг, разодрал их бобровые колчаны и прилобья их шлемов из волчьего и барсучьего меха. Знаменитого певца Митусу, когда-то из гордости не захотевшего служить князю Даниилу, ограбленного, привели, как узника. То есть, как сказал приточник: «Тщеславие твоего дома сокрушится; бобр, и волк, и барсук будут съедены». Так в притче было сказано.

 

Въ лѣто 6750. Не бысть ничтоже.

В год 6750 (1242). Ничего не было.

 

Въ лѣто 6751. Ростислава розгнаша татарове во Борку, и бѣжа Угры, и вдасть зань пакы король угорьскый дочѣрь свою.

В год 6751 (1243). Татары преследовали Ростислава до Борка, и он бежал в Угорскую землю. Король угорский отдал за него свою дочь.

 

Данилу же будущу во Холмѣ, прибѣже к нему половчинъ его именемь Актай, рекый, яко: «Батый воротилъся есть изо Угоръ, и отрядил есть на тя два богатыря возискати тебе: Манъмана и Балаа». Данилъ же затворивъ Холмъ, еха ко брату си Василкови, поима с собою Курила митрополита. А татарове воеваша до Володавы[285] и по озерамъ много зла створше.

Когда Даниил был в Холме, прибежал к нему половчанин по имени Актай, говоря: «Батый вернулся из Угорской земли и послал двух богатырей искать тебя — Манымана и Балая». Даниил запер Холм и поехал к брату своему Васильку, взяв с собой митрополита Кирилла. Татары разорили все до Валдавы и по озерам много зла учинили.

 

Въ лѣто 6752. Не бысть ничтоже.

В год 6752 (1244). Не было ничего.

 

Въ лѣто 6753. Слышавъ же короля Михаилъ вдавъ дочѣрь за сына его и бѣже Угры. Король же угорьскый и сынъ его Ростиславъ чести ему не створиста. Он же розгнѣвався на сына, возвратися Чернигову.

В год 6753 (1245). Михаил, услышав, что король угорский отдал свою дочь за его сына, бежал в Угорскую землю. Угорский король и сын Михаила Ростислав не оказали ему почестей. Рассердившись на сына, он вернулся в Чернигов.

 

Оттуда еха Батыеви, прося волости своее от него. Батыеви же рекшу: «Поклонися отець нашихъ закону». Михаилъ же отвѣща: «Аще Богъ ны есть предалъ и власть нашу грѣхъ ради наших во руцѣ ваши, тобѣ кланяемся и чести приносим ти. А закону отець твоихъ и твоему богонечестивому повелению не кланяемься». Батый же, яко свѣрпый звѣрь возьярися, повелѣ заклати, и закланъ бысть безаконьнымъ Доманомъ Путивльцемь[286] нечестивымъ, и с нимъ закланъ бысть бояринъ его Федоръ, иже мученически пострадаша и восприяста вѣнѣчь от Христа Бога.

Оттуда он поехал к Батыю просить от него своей волости. Батый сказал: «Поклонись богам наших отцов». Михаил ответил: «Раз Бог отдал нас и наши волости за грехи наши в твои руки, тебе кланяемся и честь приносим тебе. А богам твоих отцов и твоему богонечестивому приказанию не кланяемся». Батый, словно дикий зверь, рассвирепел и велел его убить, и убит был князь Михаил беззаконным Доманом Путивльцем нечестивым, а с ним был убит его боярин Феодор; они мученически пострадали и получили венец от Христа Бога.

 

Данилови же со братомъ Василкомъ заратившимся с Болеславомъ, княземь лядьскимь,[287] внидоста во землю Лядьскую четырми дорогами: самъ Данило ваева около Люблина, а Василко — по Изволи и по Ладѣ, около Бѣлое,[288] дворьскый же Ондрѣй по Сяну, а Вышата воева Подъгорье. Вземше полонъ, возвратишася. И пакыи изиидоста и повоеваста землю Любльньскую, доже и до рѣкы Вислы и Сяну. И прѣхавша подъ Завихвостъ,[289] стрѣли Василко князь чересъ рѣку Вислу, не могоша бо переѣхати ей рѣкы, понеже наводнилася бяше. И возвратистася, вземша полону много.

Даниил и его брат Василько, начав войну с Болеславом, князем ляшским, вошли в Ляшскую землю четырьмя дорогами: сам Даниил воевал около Люблина, а Василько — по Изволи и по Ладе, около Белой; дворский Андрей — по Сану, а Вышата воевал в Подгорье. Взяв пленных, вернулись. И снова вышли, и разграбили землю Люблинскую до самой реки Вислы и Сана. Приехали они под Завихвост, пустил стрелу Василько-князь через реку Вислу — не могли переехать реку, потому что она наводнилась. И возвратились, взяв много пленных.

 

Малу же времини минувшу, приѣхавъши же ляхове и воеваша около Андрѣева.[290] Услышавъ же Данило князь со братомъ Василкомъ, совокупиша силу свою и повелѣста престроити праща и иныие сосудыи на взятье града, и придоста на градъ Люблинъ. Одиного дне быста подъ градомъ ис Холма, со всими вои и пращами. Мечющимъ же пращамъ и стрѣламъ, яко дожду идущу на град ихъ, и уведевъше ляхове, яко крѣпчѣе брань руская належить, начаша просити милость получити. Данилъ же и Василко створиста завѣтъ, положивъ имь, рекоша: «Не помогайте князю своему». Они же обѣщася то створити. Данилъ же со братомъ возвратистася, воеваша страну ту.

Прошло немного времени, приехали ляхи и воевали около Андреева. Услышав об этом, Даниил-князь и его брат Василько соединили свои силы, и велели построить пороки и другие стенобитные орудия для взятия города, и пошли на город Люблин. За один день дошли они до этого города из Холма, со всеми воинами и пороками. Они метали камни и стрелы, как дождь шел на город, и ляхи, поняв, что предстоит еще более крепкий русский бой, стали просить пощады. Даниил и Василько, посовещавшись, предложили им, сказав так: «Не помогайте князю своему». Они обещали это выполнить. Даниил с братом вернулись, пограбив ту страну.

 

Ростиславъ же, умоливъ угоръ, много просися у тьстя, да выидеть на Перемышль. Вшедшу ему, собравше смерды многы пьшьцѣ, и собра я в Перемышль. Данилъ же и Василко, слышавше, посласта Лва млада суща, и яко ни во бой ему внити, младу сущу, посла сыновца своего Всеволода, Андрѣя и Якова,[291] иныи бояре. Бившимся имъ на рѣцѣ Сѣчници,[292] одолѣ Ростиславъ, многи бо имѣ пѣшьцѣ. Бьющу же Аньдрѣю и Якову, сѣкущимъся лютѣ, Всеволъдъ не поможе имъ, и навороти конь свой на бѣгъ. Бившим же ся имъ много, и отъѣхаша цѣли. Данилови же бывши вѣсти, и поиде, собравъ вои многи и пѣшьцѣ и прогняше и-землѣ, и иде Угры.

Ростислав, умолив угров, упросил тестя своего пойти походом на Перемышль. Ростислав вышел, собрав много пехотинцев-смердов, и привел их в Перемышль. Даниил и Василько, услышав об этом, послали Льва, который был так молод, что ему, по молодости его, в бой было не выйти; послали племянника своего Всеволода, Андрея, Якова и других бояр. Они бились на реке Сечнице, и одолел Ростислав, потому что у него было много пехотинцев. Андрей и Яков сражались храбро, а Всеволод не помог им, а повернул коня своего на бегство. Они же бились много и уехали невредимыми. Когда Даниил получил весть, то пошел сам, собрав много воинов и пехотинцев, и прогнал Ростислава из Русской земли, и тот ушел в Угорскую землю.

 

Въ лѣто 6754. Придоша литва и воеваша около Пересопницѣ Аишьвно Рушькович.[293] Данило же и Василко ехаша во Пинескъ и предъвариста его, дондеже приходъ его. Онемь же идущимь по полю Пиньскуму, изиидоста на нѣ из града. Поганым же одинако гордость имѣющимъ во сердци своемь, погнаша е. Онем же не стѣрпѣвшимъ побѣгоша, бѣжащим же имъ падаху с коний. Василко же приведе первый саигатъ[294] ко брату си. Всии же воии его избьени быша, самому же Рюшковичьу у малѣ утекшю. И бысть радость велика во градѣ Пиньскѣ о побѣдѣ Данила и Василка, всь бо плѣнъ отъяста, Богу помогающу имъ.

В год 6754 (1246). Пришли литовцы с Айшвно Рушковичем и воевали около Пересопницы. Даниил и Василько поехали в Пинск, чтобы опередить его, пока он не пришел. Когда литовцы шли по полю около Пинска, они вышли против них из города. И хотя поганые кичились в сердце своем, наши прогнали их. И они, не выдержав, побежали; и в поспешном бегстве падали с коней. Василько первый привел саигат к брату своему. Все воины Рушьковича были перебиты, а он сам едва спасся. И была великая радость в городке Пинске о победе Даниила и Василька, ибо они отбили у литовцев всех пленных с Божьей помощью.

 

В лѣто 6755. Воеваша литва около Мѣлницѣ[295] Лековнии,[296] великъ плѣнъ прияша. Данило же и Василко, гнаста и по нихъ до Пиньска. Во Пиньски бо Михаилъ далъ бѣ имъ вѣсть. Онѣм же ставшимъ осѣкшимся в лѣсѣ,[297] далъ бо бѣ имъ и Михаилъ вѣсть,[298] буда в Пиньскѣ. Данилъ же и Василко погнаша на нѣ, и дворьскый Яковъ вое свое. Литвѣ же и не емшем вѣры Михайлови, изиидоша и-становъ своих. Милостью Божиею побѣгшимъ литвѣ, и избити быша, и плѣнъ всь отъяша, а самъ Лонъкогвени боденъ утече. Иде вѣсть Данилу и Василку, и бысть радость велика во Пиньскѣ градѣ.

В год 6755 (1247). Литовцы с Лековнием воевали около Мельницы и взяли много пленных. Даниил и Василько гнались за ними до Пинска. Михаил Пинский предупредил литовцев. Они сидели в лесу в осеке, а Михаил послал им весть из Пинска. А Даниил и Василько преследовали их, и дворский Яков со своими воинами. Литовцы же не поверили Михаилу и вышли из станов своих. По милости Божьей побежали литовцы и были перебиты, и пленные были отбиты, а сам Лонкогвений бежал, раненный. Пришла эта весть Даниилу и Васильку, и была великая радость в Пинске.

 

Преже же воиныи Данилови Черниговьское сѣдящу ему в Галичѣ, а Василку в Володимерѣ.

А до войны с Черниговом Даниил сидел в Галиче, а Василько — во Владимире.

 

Въ лѣто 6756. Воеваша ятвязѣ около Охоже и Бусовна,[299] и всю страну и ту поплѣниша, и еще бо Холму не поставлену бывъшю Даниломъ. Гна же по нихъ Василко изъ Володимѣря, угони е, и бывшу ему третий день изъ Володимеря в Дорогычинѣ. Оньмь же бьющимся у воротъ Дорогычинъскыхъ, и приде на нѣ Василко. Онѣм же вьзьехавшимъ имъ противу и не стерпѣвшимъ от лица Василкова, Богу помогшу, побѣгоша злии погании. И бысть на нѣ сѣча люта, и гнаша е за много поприщь,[300] и убито бысть князии сорокъ, инии мнозии избьени быша и не востаяша. Посла и во Галичь ко брату си. И бысть радость велика во градѣ томъ Галичѣ день той.

В год 6756 (1248). Воевали ятвяги около Охоже и Бусовна и всю страну ту покорили, пока еще Холм не был поставлен Даниилом. Василько погнался за ними из Владимира, настиг их у Дорогичина на третий день пути из Владимира. В то время, когда они бились у Дорогичинских ворот, и настиг их Василько. Они повернули против Василька, но, не выдержав натиска его, с Божьей помощью, обратились в бегство злые язычники. И нещадно избивали их, и гнали их много поприщ, и было убито сорок князей, и многие другие были убиты, и не устояли ятвяги. И послал Василько весть об этом брату своему в Галич. И была большая радость в Галиче в тот день.

 

Василко бо бѣ возрастомъ середний, умомъ великъ и дерзостью, иже иногда многажды побѣжаше поганые, или иногда многажды посылающима има на поганыя. Еже Скомондъ и Боруть[301] зла воиника, иже убьена быста посланиемь. Скомондъ бо бѣ волъхвъ и кобникъ нарочитъ, борзъ же бѣ, яко и звѣрь, пѣшь бо ходя повоева землю Пиньскую, иныи страны, и убьенъ бысть нечестивый, и глава его взотъчена бысть на колъ. И во иная времена Божиею милостью избьени быша погании, ихже не хотѣхомъ писати от множества ради.

Василько был среднего роста, отличался умом и храбростью; он много раз сам побеждал язычников, и много раз Даниил и Василько посылали войска на них. Так Скомонд и Борут, свирепые воины, были убиты посланными. Скомонд был волхв и знаменитый гадатель по птицам; скорый, как зверь, пешком ходя, он завоевал Пинскую землю и другие области; и был убит нечестивый, и голова его была насажена на кол. И в другие времена, по Божьей милости, перебиты были поганые, о которых не хотим писать,— так много их было.

 

Въ лѣто 6757. Ростиславъ молися тьстеви своему королеви, да пошлеть ему вои на Данила. Поимъ вои идеть в Лядьскую землю. И молися Льстьковой[302] и убѣди ю, да послеть с нимъ ляхы, и посла с нимъ вое. Нарочиты бояры и инии ляховѣ избѣгли бяху изъ земли, хотяще ити к Данилови. Увѣдѣв же Ростиславль выходъ, хотяще имъ получити милость у Лестьковича[303] и у матери его. Идоша к нему на помощь, еже по малѣ времени ятъ бысть старѣйши ихъ Творьянъ[304] Даниломъ.

В год 6757 (1249). Ростислав просил тестя своего короля, чтобы он дал ему воинов против Даниила. Получив воинов, он пошел в Ляшскую землю. Умолял он княгиню Лестьковую и уговорил ее, чтобы она послала с ним ляхов, и она послала с ним воинов. Нарочитые бояре и иные ляхи убежали из своей земли, желая перейти к Даниилу. Услышав же о выступлении Ростислава, они хотели получить милость у Лестьковича и его матери. И пришли они к Ростиславу на помощь, но прошло совсем немного времени, и старший из них, Творьян, был захвачен Даниилом.

 

Ростислав же устремися приди на град Ярославль, людем же бывшимъ во градѣ Даниловымъ и Василковымъ и бояромъ многомъ. Видив же крѣпокъ град, поиде к Перемышлю и, собравъ тъзѣмьльцѣ многы, сосуды ратныие и градные, и порокы, исполчивъ воя своя, и пакы поиде ко Ярославлю, и за собою остави град Перемышль. Мыслящу ему: «Аще сего не прииму, да сего держу». Стоящу же ему у града, и строящю порокы ими приимет град, и бысть бой великъ пред градомъ. Оному же велѣвшу своимъ охабитися, да не язвени будуть вои его от гражанъ, дондеже устроить сосуды порочные. Хвалящю же ся ему предъ вои своими и рекущу: «Аще бых извѣдалъ, кдѣ Данила и Василко, ѣхалъ бых на ня. Аще бы ми с десятью воинъ, ехалъ быхъ на ня». Гордящу же ся ему, и створи игру предъ градомъ, и сразивъшуся ему со Воршемь,[305] и падеся под нимь конь, и вырази собѣ плече, и не на добро случися ему знамение.

Ростислав стремился напасть на город Ярослав, но в городе были люди Даниила и Василька и много бояр. Увидев, что город укреплен, он пошел к Перемышлю, собрал много местных жителей, орудия боевые и осадные и пороки, исполчил своих воинов и опять пришел к городу Ярославу, оставив за собой город Перемышль. Он замышлял так: «Если этот город не захвачу, так тот удержу». Когда он стоял у города и строил стенобитные приспособления, чтобы взять его, разыгралась сильная битва перед городом. Он велел своим прятаться, чтобы воинов его не ранили горожане, пока они строят стенобитные приспособления. Он хвалился перед воинами своими, говоря: «Если бы я узнал, где Даниил и Василько, я бы поехал бы на них. Даже если бы я был с десятью воинами, все равно поехал бы на них». Красуясь, он устроил турнир перед городом, и сразился с Воршем, и упал под ним конь, и он вывихнул себе плечо, и не на добро ему получилось знамение.

 

Слышавъ же Данило и Василко ратное пришествие его, помолистася Богу, начаста сбирати вое, и посласта Кондратови рекуще, яко: «Тебе дѣля изиидоша на наю ляхове, яко помощника ти есвѣ». Пославшу же ему помощь, Данило же и Василко посласта в Литву помощи просяща, и послана бысть от Миндога помощь. Не дотягшимъ же обоимъ, явлешу же Богу помощь свою над ними, яко не от помощи человѣкомъ побѣда, нъ от Бога.

Когда Даниил и Василько услышали о нашествии рати его, то помолились они Богу, и начали собирать войско, и послали к Кондрату, говоря: «Из-за тебя выступили против нас ляхи, потому что мы — твои помощники». Он послал им помощь, а Даниил и Василько послали просить помощи и в Литву, и послана была от Миндовга помощь. Но еще не подоспели они, как уже Бог явил свою помощь, ибо не от человеческой помощи бывает победа, а от Бога.

 

Скоро собравше вои, поидоста. Посласта же Андрѣя, да я видить и укрѣпить град, яко уже близъ есть спасение ихъ. Не дошедшимъ же воемь рѣкы Сяну, сосѣдшим же на поли воружиться.[306] И бывшу знамению сице надъ полкомъ[307] сице: пришедшимъ орломъ и многимъ ворономъ, яко оболоку велику играющимъ же птичамъ, орлом же клекьщущимъ и плавающимъ криломы своими, и воспромѣтающимъся на воздусѣ, якоже иногда и николи же не бѣ. И се знамение на добро бысть.

Скоро, собрав воинов, Даниил и Василько выступили. Послали вперед Андрея, чтобы он увидел врагов и подбодрил город, что близко спасение. Не доходя до реки Сана, воины сошли с коней в степи, чтобы вооружиться. И было знамение над полком такое: слетелись орлы и множество воронов, подобно огромному облаку, раскричались птицы, клекотали орлы, паря на крыльях своих, носились по воздуху, как никогда и нигде не бывало. Это знамение на добро было.

 

Данилъ же воружився, поемь вое свое, поиде рѣцѣ Сяну. Броду же глубоку сущу, и приѣхаша половци напередъ, и приѣхавше видиша стада ихъ. Не бѣ же стражь ихъ у рѣкы. Половцем же не смѣющимъ разъграбити ихъ бес повеления княжа. Онѣм же узрѣвшимъ и убѣгшимь со стады своими во станы свое. Данилови же и Василко не умедлиста, но скоро придоста рѣку. Исполчивша же коньники с пѣшьци, поидоста с тихостью на брань. Сердце же ею крѣпко бѣ на брань, и устремлено на брань. Лвови же дѣтьску сущу, поручи и Василкови, храбру сущу боярину и крѣпку, и да и стрежеть его во брани.

Даниил вооружился, взял своих воинов и пошел к реке Сану. Брод был глубоким, и первыми пошли половцы, и, переехав, увидели стада. У врагов не было сторожевых отрядов у реки. Половцы не посмели разграбить их без княжеского повеления. А те увидели их и скрылись в свои станы вместе со своими стадами. Даниил и Васильке тоже не медлили, но быстро перешли реку. Построив конников и пехотинцев, пошли не торопясь на битву. Сердца же их были тверды в битве и устремлены на битву. Так как Лев был ребенком, он был поручен Васильку, храброму и сильному боярину, чтобы тот стерег его в бою.

 

И видив же Ростиславъ приходъ ратных, исполчивъ же вои свое, русь и угры и ляхы, и доиде противу имъ, пѣщцѣ же остави противу вратом града стрещи вратъ, да не изиидуть на помощь Данилу и не исѣкуть праковъ. Ростислав же исполчився преиде дебрь глубокую. Оному же идущу противу полку Данилову, Андрѣеви же дворьскому тоснущюся, да не сразится с полкомъ Даниловым, ускоривъ сразися с полкомъ Ростиславлимъ. Крѣпко копьем же изломившимся, яко от грома трѣсновение бысть, и от обоихъ же мнози, падше с коний, умроша, инии уязвени быша от крѣпости ударения копѣйного.

Ростислав же, увидев приход ратников, построил своих воинов — русских, угров и ляхов, и пошел против Даниила и Василька, а пехотинцев оставил у города стеречь ворота, чтобы из города не вышли на помощь Даниилу и не изрубили пороки. Исполчившись, Ростислав прошел овраг глубокий. Пока он шел против Даниила, дворский Андрей поспешил сразиться с Ростиславовым полком, потому что хотел предотвратить сражение с полком Даниила. Громко копья ломались, как от грома треск был, и от обоих полков многие, пав с коней, погибли, а другие были ранены в этом жестоком копейном бою.

 

Данилъ же посла 20 муж избраных на помощь ему. Василѣй же Глѣбовичь и Всеволодъ Олександрович, Мьстиславъ, не мога Андрѣеви, бѣжаста назадъ ко Сянови. Андрѣеви же оставшу с малой дружиною, возьѣздя крѣпци боряшеся с ними.

Даниил послал двадцать избранных мужей на помощь Андрею. Василий же Глебович, Всеволод Александрович, Мстислав, в то время как Андрей изнемогал, бежали назад к Сану. Андрей же, оставшись с малой дружиной, скача взад и вперед, крепко бился с врагами.

 

Видѣв же Данилъ ляхы крѣпко идущимъ на Василка, керьлѣшь поющимъ,[308] сильньнъ гласъ ревуще в полку ихъ.

Видел Даниил, как ляхи напирают на Василька с пением «керелешь» и с громким ревом.

 

Данилъ же видивъ близъ брань Ростиславлю, и Филю в заднемь полку стояща со хорюговью, рекущю, яко: «Русь тщиви суть на брань, да стерпимъ устремления ихъ, не стерпими бо суть на долго время на сѣчю». Богу же не услышавшу славы его, приде на нь Данило со Яковомъ Марковичемь и со Шьльвомъ. Шелвови же сбодену бывшу, Данила же емшу, исторжеся из руку его, и выехал ис полку, и видѣвь угрина, грядущаго на помощь Фили, копьемь сътче и, и вогружену бывшу в немь уломлену, спадеся, изъдше. О того же гордаго Филю Львъ, младъ сы, изломи копье свое. Пакы же Данило скоро приде на нь и раздруши полкъ его, и хоруговь его раздра на полы. Видив же се Ростиславъ, побѣже, и наворотишася угре на бѣгъ.

Наблюдал Даниил вблизи битву Ростислава, в то время как Филя в заднем полку стоял со знаменем и говорил: «Русские стремительны в нападении: выдержим их натиск — они не могут выдержать долгого боя». Но Бог не услышал его похвальбы: и пришел на него Даниил с Яковом Марковичем и с Шелвом. И вот Шелв был ранен, а Даниил захвачен, но вырвался он из рук Фили и оставил сражение. Однако, увидев угрина, скачущего на помощь Филе, пронзил его копьем, так что оно, вонзившись в него, сломалось, тот упал и умер. А о того гордого Филю сломал свое копье юный Лев. Даниил вскоре снова напал на Филю, разбил его полк и разорвал пополам его знамя. Увидев это, Ростислав побежал, и угры обратились в бегство.

 

Василкови же сразившуся с ляхы, наворотившимся и не зрящимъ обоимъ на ся. Ляхомъ же лающимъ, рекущим: «Поженемь на великыи бороды». Василкови же рекшу, яко: «Ложь глаголъ есть вашь. Богъ помощникъ нашь есть». И тъкну конь свой и движеся. Ляховѣ же не стѣрпѣвше побѣгоша от лица его. Данилови женущу чересъ дебрь глубокую на угры и русь, бьющю ѣ, и скорбяще о братѣ, не вѣдый. Узрѣв же хоруговь его, по ляхомъ женущу, и бысть в радости велицѣ.

Пока Василько сражался с ляхами, братья разошлись и не видели друг друга. Ляхи ругались, говоря: «Гони долгобородых!» Василько же воскликнул: «Ваши слова лживы! Бог нам помощник». Он пришпорил своего коня и поскакал. Ляхи не устояли и побежали от него, Тем временем Даниил погнался через глубокий овраг за утрами и русскими и избивал их, скорбя о брате, ибо не ведал о нем. Увидев же по его знамени, что он гонит ляхов, он сильно обрадовался.

 

Ставшу же ему на могилѣ противу городу, и приѣха Василко к нему. Данилови же хотящу гнати по нихъ, Василко же возбраняше ему. Ростиславу же познавшу, направи конь свой на бѣгъ. Угре же и ляхове мнози избьени быша, и ятии быша, и от вьсих мнози яти быша. Тогда же и Филя гордый ятъ бысть Андрѣемь дворьскимь, и приведенъ бысть к Данилу, и убьенъ бысть Даниломъ. Жирославъ же приведе Володислава, злого мятежника землѣ. Въ тъ ж день и тотъ убьенъ бысть, и инии угре мнози избьени быша за гнѣвъ. Данило же и Василко не идоста в городъ, и Львъ ста на мѣстѣ воиномь посрѣдѣ трупья, являюща побѣду свою. Гонящим же и приѣздящимъ воиномъ и полунощи, и вѣдущимъ користь многу, яко же всее нощи клику не переста, ищущимъ другъ друга.

Когда стал Даниил на кургане против города, Василько к нему приехал. Даниил хотел преследовать врагов, Василько же воспрепятствовал этому. А Ростислав, видя свое поражение, оборотил коня своего на бег. Угры и ляхи многие были перебиты и захвачены в плен, и от всех многие были взяты в плен. Тогда же и Филя гордый был взят в плен дворским Андреем, и был приведен к Даниилу, и был убит Даниилом. Жирослав же привел Владислава, злого мятежника земли. В тот же день и он был убит, и многие другие были убиты в гневе. Даниил и Василько не пошли в город, и Лев стал на месте битвы, среди трупов, являя свою победу. Пока воины, устремившиеся в погоню, возвращались, вплоть до полуночи, привозя много добычи, всю ночь не прекращались крики разыскивающих друг друга.

 

Яви же Богъ милость свою и дасть побѣду Данилу на канунъ великую мученику Фрора и Лавра.[309] Данилъ же город зажже, еже Ростиславъ создалъ, иде же в Холмъ с колодники многими, иже бѣ создалъ самъ. Литвѣ же приѣхавшимъ и ляхомъ Кондратовымъ, к нему приспѣвшимъ ко брани и воротишася во свояси. А Ростиславъ бѣжа в Ляхы, и поемь жену свою, иде Угры. Про то бо из Угоръ пришелъ бяшеть съ женою в Лядьскую землю, мысляше во умѣ своемь взяти Галичь и обладати имъ. Богъ же за высокомыслие его и не створи того, еже онъ мысляше.

Бог явил милость свою и дал победу Даниилу накануне праздника великих мучеников Фрола и Лавра. Даниил зажег осадные сооружения, созданные Ростиславом, и со многими пленниками ушел в город Холм, который создал он сам. В это время приехали литовцы и ляхи Кондрата, которые не поспели приехать к битве, и возвратились восвояси. А Ростислав бежал в Ляшскую землю и, взяв свою жену, ушел в Угорскую землю. Он потому из Угорской земли приходил в Ляшскую землю с женой, что замышлял в уме своем взять Галич и владеть им. Но Бог за его высокомыслие не осуществил того, что он замыслил.

 

Въ лѣто 6758. Приславшу же Могучѣеви[310] посолъ свои к Данилови и Василкови, будущю има во Дороговьскыи:[311] «Дай Галич», бысть в пѣчали велицѣ, зане не утвердилъ бѣ землѣ еѣ городы. И думавъ с братомъ своимъ и поѣха ко Батыеви река: «Не дамъ полу отчины своей, но ѣду к Батыеви самъ».

В год 6758 (1250). Когда Могучей прислал своего посла к Даниилу и Васильку, бывшим в Дороговске, говоря: «Дай Галич!», Даниил сильно опечалился, потому что не укрепил городов своей земли. И, посоветовавшись с братом своим, сам поехал к Батыю, сказав: «Не отдам половину своей отчины, поеду к Батыю сам».

 

Изииде же на празник святаго Дмитрѣя,[312] помолився Богу и приде Кыеву, обдержащу Кыевъ Ярославу бояриномъ своимъ Ейковичемь Дмитромъ.[313] И пришед в домъ архистратига Михаила, рекомый Выдобичь,[314] и созва калугеры и мниский чинъ и рекъ игумену и всей братьи, да створять молитву о немь. И створиша, да от Бога милость получить. И бысть тако, и падъ пред архистратигомъ Михаиломъ, изииде из манастыря въ лодьи, видя бѣду страшьну и грозну.

Помолившись Богу, он выехал в день праздника святого Димитрия и приехал в Киев, где княжил Ярослав через своего боярина Дмитра Ейковича. Даниил приехал в дом архангела Михаила в Выдубицкий монастырь, созвал калугеров и монахов и сказал игумену и всей братии, чтобы они молились о нем. И они молились, чтобы он получил милость от Бога. И так было, что он, поклонившись святому архистратигу Михаилу, выехал из монастыря на лодке, предвидя беду страшную и грозную.

 

И прииде Переяславлю, и стрѣтоша татаровѣ. Оттуда же ѣха къ Куремѣсѣ[315] и видѣ, яко нѣсть в них добра.

Он пришел в Переяславль, и тут его встретили татары. Оттуда он поехал к Куремсе и увидел, что нет у них хорошего.

 

Оттуду же нача болми скорбѣти душею, видя бо обладаемы дьяволомъ: сквѣрная ихъ кудѣшьская бляденья, и Чигизаконова мечтанья, сквѣрная его кровопитья, многыя его волъжбы. Приходящая цари, и князи, и велможѣ солнцю и лунѣ и земли, дьяволу и умершимъ въ адѣ отцемь ихъ и дѣдомъ и матеремь водяше около куста покланятися имъ. О, сквѣрная прелесть ихъ!

После этого он стал еще сильнее скорбеть душой, видя, что ими овладел дьявол: мерзкие их кудеснические пустословия, Чингисхановы наваждения, его скверное кровопийство, многое волшебство. Приходивших к ним царей, князей и вельмож водили вокруг куста для поклонения солнцу, луне, земле, дьяволу и умершим и находящимся в аду их отцам, дедам и матерям. О, гнусное их обольщение!

 

Се же слыша, велми нача скорбѣти.

Услыхав про все это, он очень скорбел.

 

Оттуда же приде к Батыеви на Волгу. Хотящу ся ему поклонити, пришедшу же Ярославлю человѣку Сънъгурови,[316] рекшу ему: «Брат твои Ярославъ кланялъся кусту и тобѣ кланятися». И рече ему: «Дьяволъ глаголеть из устъ ваших. Богъ загради уста твоя и не слышано будеть слово твое». Во тъ час позванъ Батыемь, избавленъ бысть Богомъ и злого их бѣшения и кудѣшьства. И поклонися по обьчаю ихъ, и вниде во вежю его. Рекшу ему: «Данило, чему еси давно не пришелъ? А нынѣ оже еси пришелъ — а то добро же. Пьеши ли черное молоко, наше питье, кобылий кумузъ?» Оному же рекшу: «Доселѣ есмь не пилъ. Нынѣ же ты велишь — пью». Он же рче: «Ты уже нашь же тотаринъ. Пий наше питье». Он же испивъ поклонися по обычаю ихъ, изъмолвя слова своя, рече: «Иду поклониться великой княгини Баракъчинови».[317] Рече: «Иди». Шедъ поклонися по обычаю. И присла вина чюмъ и рече: «Не обыкли пити молока, пий вино».

Оттуда он прибыл к Батыю на Волгу. Когда он хотел идти на поклон, пришел человек Ярослава Соногур и сказал: «Твой брат Ярослав кланялся кусту, и тебе придется поклониться». Даниил сказал: «Дьявол говорит твоими устами. Пусть Бог заградит уста твои, чтобы слово твое не было слышно». В это время его позвали к Батыю, и он был избавлен Богом от злого их беснования и кудесничания. Он поклонился по обычаю их и вошел в шатер Батыя. И сказал ему Батый: «Даниил, почему ты раньше не приходил? А сейчас пришел — это хорошо. Пьешь ли черное молоко, наше питье, кобылий кумыс?» Даниил сказал: «До сих пор не пил. Сейчас, раз велишь, выпью». Тот сказал: «Ты уже наш, татарин. Пей наше питье!» Даниил выпил, поклонился по обычаю их, проговорил положенные слова и сказал: «Иду поклониться царице Баракчин». Батый сказал: «Иди!» Он пришел и поклонился по обычаю. И прислал ему Батый ковш вина, говоря: «Не привыкли вы пить кумыс, пей вино!»

 

О, злѣе зла честь татарьская! Данилови Романовичю, князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею: Кыевомъ и Володимеромъ и Галичемь со братомъ си, инѣми странами, ньнѣ сѣдить на колѣну и холопомъ называеться! И дани хотять, живота не чаеть. И грозы приходять. О, злая честь татарьская! Его же отець бѣ царь в Руской земли, иже покори Половецькую землю и воева на иные страны всѣ. Сынъ того не прия чести. То иный кто можеть прияти? Злобѣ бо ихъ и льсти нѣсть конца. Ярослава, великого князя Суждальского, и зелиемь умориша, Михаила, князя Черниговьского, не поклонившуся кусту, со своимъ бояриномъ Федоромъ, ножемь заклана быста, еже предѣ сказахомъ кланяние ихъ, еже вѣнѣць прияста мученицкы. Инии мнозии князи избьени быша и бояре.

О, злее зла честь татарская! Даниил Романович, великий князь, владел вместе со своим братом всею Русской землей: Киевом, Владимиром и Галичем и другими областями, а ныне стоит на коленях и называет себя холопом! Татары хотят дани, а он на жизнь не надеется. Надвигаются грозы. О, злая честь татарская! Его отец был царь в Русской земле, он покорил Половецкую землю и воевал в иных областях. Сын его не удостоился чести. Кто же иной может принять ее? Их злобе и коварству нет конца. Ярослава, великого князя Суздальского, уморили отравой, Михаил Черниговский и его боярин Федор, не поклонившиеся кусту, были зарезаны ножом, как мы прежде об убиении их рассказывали, и приняли мученический венец. И иные многие князья и бояре были убиты.

 

Бывшу же князю у них дний 20 и 5, отпущенъ бысть, и поручена бысть земля его ему, иже бѣаху с нимь. И приде в землю свою, и срете его братъ и сынови его, и бысть плачь обидѣ его,[318] и болшая же бѣ радость о здравьи его.

Пробыл князь у них двадцать пять дней, был отпущен, и поручена была ему земля, которая у него была. Он пришел в землю свою, и встретили его брат и сыновья его, и был плач об обиде его и большая радость о здравии его.

 

Тое же зимы Кондратъ[319] присла посолъ по Василка, река: «Поидемь на ятвязѣ». Падшу снегу и серену, не могоша ити и воротишася на Нурѣ.[320]

И в ту же зиму Кондрат прислал посла за Васильком, говоря: «Пойдем на ятвягов». Выпал снег и изморозь, и они не смогли идти и вернулись на Нуру.

 

Бысть же вѣдомо странамъ приход его всимъ ис татаръ, яко Богъ спаслъ есть его.

Всем областям стало известно, что Даниил вернулся от татар и что Бог спас его.

 

Въ то ж лѣто присла король угорьскый вицькаго река: «Поими дщерь ми за сына своего Лва». Бояше бо ся его, яко былъ бѣ в татарѣхъ, побѣдою побѣди Ростислава и угры его. Помыслив же си с братомъ, глаголу его не уя вѣры, древле бо того измѣнилъ бѣ, обѣщавъ дати дщерь свою.

В тот же год прислал король угорский вестника, говоря: «Возьми мою дочь за сына своего Льва». Он боялся Даниила, потому что тот был у татар, победил Ростислава и угров. Даниил с братом поразмыслили и словам его не поверили, потому что раньше он обманул их, обещав отдать дочь свою.

 

Курилъ бо митрополитъ идяше посланъ Даниломъ и Василкомъ на поставление митрополье Руской. Бывшу же ему у короля, убѣди и король словесы, многими дары увѣщова, яко: «Проведу тя у грькы с великою честью, аще створить со мною миръ». Онъ же рече: «Клятвою клени ми ся, аще не премѣниши слова своего, азъ шедъ приведу и». Пришедъ же митрополитъ и рече ему: «Хотение твое у тебе есть. Поими дщерь его сыну си женѣ». Василкови рекшу: «Иди к нему, яко крестьянъ есть». Оттуда же Данилъ поиде, поемь сына своего Лва и митрополита, иде к королеви, и во Изволинъ,[321] и поя дщерь его сыну си женѣ, и отдасть ему ятыя бояры, еже Богъ вдасть в руцѣ его, одолѣвшу ему с братом Ярославля. И створи с нимъ миръ и воротися в землю свою.

Кирилл-митрополит был послан Даниилом и Васильком для поставления на русскую митрополию. Когда он был у короля, король словами его убеждал и многими подарками увещевал, говоря: «Проведу тебя к грекам с великой честью, если Даниил заключит со мной мир». Он же сказал: «Поклянись клятвою, что не изменишь своего слова — тогда пойду и приведу его». Пришел митрополит и сказал Даниилу: «Исполнилось твое желание — возьми его дочь сыну своему в жены». Василько сказал: «Иди к нему, ведь он христианин». Тогда Даниил пошел, взяв с собой сына своего Льва и митрополита, пришел к королю в Изволин, и взял его дочь в жены сыну своему, и отдал ему взятых в плен вельмож, которых Бог отдал в его руки, когда он с братом победил короля у города Ярослава. Он заключил с ним мир и вернулся в землю свою.

 

Въ лѣто 6759. Умре князь великий лядьскый Кондратъ, иже бѣ славенъ и предобръ. Сожалиси по немь Данило и Василько. Потом же сынъ его умре Болеславъ, Мазовешьскый князь, и вдасть Мазовешь брату своему Сомовитови,[322] послушавъ князя Данила: бѣ бо братучада его за нимъ, дочи Александрова, именемь Настасья, яже посяже потом за боярина угорьского, именемь Дмитра.[323]

В год 6759 (1251). Умер великий князь ляшский Кондрат, который был славен и предобр. Горевали о нем Даниил и Василько. Потом же и сын его умер, Болеслав, мазовецкий князь, и оставил Мазовию брату своему Семовиту, послушав князя Даниила: потому что за ним замужем была его племянница, дочь Александра, по имени Настасья, которая потом вышла замуж за угорского боярина Дмитра.

 

В та же лѣта седе Самовитъ во Мазовши. Посла к нему Данило и Василко, рекша ему, яко: «Добро видилъ еси от наю и изиди с нами на ятвезѣ». И у Болеслава помочь пояста Суда воеводу и Сигнѣва,[324] и сняшася во Дорогычинѣ, и поидоша, и преидоша болота, и наидоша на страну ихъ.

В тот же год Семовит сел в Мазовии. Послали к нему Даниил и Василько, говоря ему: «Ты видел от нас добро, так пойдем с нами на ятвягов». И у Болеслава они получили помощь — воевод Суда и Сигнева, и собрались они в Дорогочине, и пошли, и перешли болота, и пришли в страну их.

 

Не стерпѣвшимъ же ляхом, зажгоша ихъ первую всь: тѣмь бо зло створиша и знаменье имъ подаша, гнѣвъ бо имеше на нѣ Данилъ и Василко. И воеваша ѣ до вечера, и плѣнъ великъ приимше. Вечеру же бывшу, приѣхаша злиньци,[325] и собрався вся земля Ятвеская, и прислаша Данилу Небяста, рекуще: «Оставь намъ ляхы, а самъ поиди миренъ изъ землѣ нашее». И хотѣния не получиша. Ляхом же осторожившимся, нападоша нощь на ляхы. А руси не острожившимъся. Ляхом же крѣпко борюще и суличами мечюще и головнями яко молнья идяху, и каменье, яко дождь с небеси, идяше. Ляхом же злѣ стражющимъ, посла Сомовит моляся: «Пришлита ми стрѣльцѣ». Она же держаста гнѣвъ про зажьженье первое, одва посласта, занеже острогъ проломити хотяху, из ручь бодяхуся. Пришедшимъ же стрѣлчемь, многы язвиша, и многи умориша стрѣлами, и возразиша ѣ от острога. Тое же нощи не бысть покоя от нихъ.

Ляхи не утерпели и подожгли первое село ятвягов: и этим сделали зло — подали ятвягам знак, за что Даниил и Василько на них разгневались. Воевали они до вечера и захватили много пленников. Когда наступил вечер, приехали злинцы, собралась вся земля Ятвяжская, и прислали к Даниилу Небяста сказать: «Оставь нам ляхов, а сам иди с миром из нашей земли». Но желаемого они не получили. В то время, когда ляхи построили острог, они ночью напали на ляхов. А русские острога не строили. Ляхи крепко боролись, метали сулицы, и головни,как молнии сверкали, и камни швыряли, как дождь с небес. Когда ляхам пришлось трудно, то Семовит послал, умоляя: «Пришлите мне лучников». А Даниил и Василько держали гнев за сожженное село, так что неохотно послали лучников, и то потому, что острог собирались уже проломить, сражаясь врукопашную. Когда же пришли лучники, многих ранили и многих убили стрелами и отбили ятвягов от острога. В ту ночь не было покоя от них.

 

Наутрѣя же собрашася вси ятвязѣ, пѣшци и снузничи мнози зѣло, яко и лѣсомъ ихъ наполълнитися. Воставше же, зажьгоша колимогы своя, рекше станы, во день воскресения, рекше, недѣля.[326] Данилови же князю пошедшу напередъ и отшедшю далече с Болеславли ляхы, Василкови же оставшу со Сомовитомъ, Лазореви же назадѣ бывшу с половци, нападоша на нь крѣпко и хоруговь его отъяша. Прибѣгши же ему к Василкови и Сомовитови, бысть брань люта межи има. Падающимъ же от обоихъ много. Василкови же и Сомовитови крѣпко держати брань. Андрѣеви же дворьскому, сердце крѣпко имущю, нездравие же тѣло его обьдерьжаше и руцѣ, потокшу же ему во ротныѣ, копие упусти и за мало не убьенъ бысть.

Утром собрались все ятвяги, пешие и конные, очень много, так, что и лес был ими наполнен. Собравшись, они сожгли свои колымаги, иначе говоря, станы, в воскресенье, то есть в первый день недели. Даниил же князь пошел вперед и ушел далеко с Болеславовыми ляхами, а Василько остался с Семовитом, а Лазарь был сзади с половцами — и напали на него крепко, и знамя его отняли. Прибежал он к Васильку и Семовиту, и была лютая битва с ятвягами. И пало много с обеих сторон. Василько и Семовит стойко держались в битве. А дворский Андрей, хотя и было у него мужественное сердце, упустил копье и едва не был убит, когда наткнулся на ратников, так как охватила болезнь его тело и руки.

 

Посла же Василко ко брату си, глаголя, яко: «Брань си велика есть. Потъснися к намъ». Данилови же навратившуся, и гнаша ѣ до лѣса. Онѣмь же одинако належащимъ на нѣ, падшимъ же многим межи ими. Федоръ Дмитровичь[327] крѣпко боря раненъ бысть, еже с тоя раны и смерть приятъ на рѣцѣ Наръви.[328] Ящелъту же рекшу: «Лѣпо есть сѣдѣти намъ! Аще ли жалуете насъ, то преже себе жалуйте, и бещестья своего: нашими бо головами сдержати честь свою». И и бысть тако, каза Данило сосѣдати воемь своимъ. Ссѣдше же поидоша же и поидоша и умякчиша сердца ятвязьмь, узрѣвше крѣпость рускую и лядьскую.

Послал Василько к брату, говоря: «Битва здесь великая, поспеши к нам». Даниил вернулся и отогнал ятвягов к лесу. Другие, однако, тоже ударили на них, и многие из них были убиты.Федор Дмитриевич, мужественно сражаясь, был ранен, и из-за этой раны смерть принял на реке Нареве. Ящелт же сказал: «Сидеть-то хорошо на конях! Но если не жалеете нас, то пожалейте себя и подумайте о своем позоре — ведь вы нашими головами спасаете честь свою». После этого было вот что: Даниил велел своим воинам сойти с коней. Спешились и пошли пешим строем и тем смягчили сердце ятвягов, показав им русскую и ляшскую силу.

 

Идущимъ же имъ и плѣнящимъ и жгущимъ землю ихъ, прешедшимъ же имъ рѣку Олегъ, хотѣвшимъ имъ стати в тѣсных мѣстѣхъ, узрѣвъ же князь Данилъ, воспивъ и рече имъ: «О мужи воистии! Не вѣсте ли, яко крестьяномъ пространьство есть крѣпость, поганым же есть тѣснота, деряждье обычай есть на брань». И проиде жаку плѣняя и прииде на чиста мѣста, сташа станомъ. Ятвязем же одинако нападающимъ на нѣ, и гнаша русь и ляхове по них, и мнози князи ятвязьсции изъбьени быша; и гнаша ѣ до рѣкы Олга, и преста брань.

И так они шли, разоряя и сжигая землю Ятвяжскую, и когда перешли реку Олег, то хотели остановиться в лощине; увидев это, князь Даниил воскликнул, сказав: «О мужи-воины! Разве вы не знаете, что христианская сила в широком пространстве, а поганым — в узком, им привычна битва в лесу». И они прошли теснину, захватывая врагов в плен, и вышли в чистое поле, и встали станом. Ятвяги же, несмотря ни на что, нападали на них, а русские и ляхи гонялись за ними, и многие князья ятвяжские были убиты; и гнали их до реки Олега, и прекратилась битва.

 

Наутрея же вожемь не вѣдущимъ, блудящимъ я, два варва убьена быста, третьего жива яша рукама, и приведенъ бысть ко князю Данилови. Рече же ему: «Изведи мя на путь правый, животъ примеши». И вдасть ему руку, изведе его, и предоша рѣку Лъкъ. [329]

Утром выяснилось, что проводники ничего не знают и блуждают; были убиты два варвара, а третьего взяли живым, и он был приведен к князю Даниилу. Даниил сказал ему: «Выведи нас на правильную дорогу — оставим тебе жизнь». Даниил поклялся, и тот вывел его, и они перешли реку Лык.

 

Наутрѣя же пригнавъшимъ к нимъ прусомъ и бортомъ.[330] И воемь же всимъ съсѣдшимъ, и воружьшимъся пѣшьцемь исо стана, щитѣ же ихъ, яко заря бѣ, шоломъ же ихъ, яко солнцю восходящу, копиемь же ихъ дрьжаимъ в руках, яко тръсти мнози, стрѣлчемь же обаполъ идущимъ и держащимъ в рукахъ рожанци своѣ и наложившимъ на нѣ стрѣлы своя противу ратным, Данилови же, на конѣ сѣдящу и воѣ рядящу. И рѣша прузи ятвяземь: «Можете ли древо поддрьжати древо суличами и на сию рать дерьзнути?» Они же видѣвше и возвратишася восвояси.

На другой день их догнали прусы и борты. Все воины сошли с коней, вооружились пехотинцы из стана, щиты их были как заря, шлемы как восходящее солнце, копья они держали в руках, как многочисленный тростник, а с двух сторон шли лучники, держа в руках самострелы и наложив на них стрелы против ратников, а Даниил сидел на коне и воинов строил в отряды. И сказали прусы ятвягам: «Можно ли дерево поддержать сулицами и решиться напасть на такую рать?» И ятвяги, увидев это, вернулись восвояси.

 

Оттуда же князь Данилъ приде ко Визьнѣ[331] и преиде рѣку Наровь. И многи крестьяны от пленения избависта, и пѣснь славну пояху има, Богу помогшу има, и придоста со славою на землю свою, наследивши путь отца своего великаго Романа, иже бѣ изоострился на поганыя, яко левъ, имже половци дѣти страшаху.

Оттуда князь Даниил пришел к Визне и перешел реку Наровь. И многих христиан Даниил и Василько избавили от плена, и те пели им песнь славы, ведь Бог им помог, и вернулись они со славой в свою землю, следуя пути своего отца, великого Романа, который некогда устремлялся на поганых, как лев, так что им половцы пугали детей.

 

Въ лѣто 6760. Присла король угорьскы к Данилу, прося его на помошь, бѣ бо имѣ рать на бой с нѣмци.[332] Иде ему на помощь и приде къ Пожгу.[333] Пришли бо бяху посли нѣмѣцкыи к нему. Бѣ бо царь обьдержае в едень землю[334] Ракушьску и Штирьску,[335] герцюкъ бо уже убьенъ бысть. Бѣ бо имена посламъ: воевода царевъ и пискупъ Жалошьпурьскый, рекомый Сольскый, и Гарихъ Поруньскый, и Отагаре теньникъ, Пѣтовьскый.[336] Възьѣха же король с ними противу же Данилу князю. Данила же приде к нему, исполчи вся люди своѣ. Нѣмьци же дивящеся оружью татарьскому, бѣша бо кони в личинахъ и в коярѣхъ кожаныхъ, и людье во ярыцѣхъ,[337] и бѣ полковъ его свѣтлость велика от оружья блистающася. Самъ же ѣха, подлѣ короля, по обычаю руску: бѣ бо конь под нимь дивлению подобенъ, и сѣдло от злата жьжена, и стрѣлы и сабля златомъ украшена иными хитростьми, якоже дивитися, кожюхъ же оловира грѣцького и круживы златыми плоскоми ошитъ, и сапози зеленого хъза шити золотомъ. Немцем же зрящимъ, много дивящимся.

В год 6760 (1252). Прислал король угорский к Даниилу, прося его помощи, так как в то время у него шла война с немцами. Даниил пошел к нему на помощь и пришел к Пожгу. Пришли к нему послы немецкие. Был царь, который владел один землями Рагузской и Штирийской, а герцог был уже убит. Имена послов таковы: царский воевода и епископ Жалошпурский, то есть Сольский, Гарих Поруньский и Отто Гарретенник Петовский. Поехал король с ними против князя Даниила. Даниил же пришел к нему, приготовив к битве всех людей своих. Немцы удивлялись татарскому вооружению: кони были в личинах и кожаных коярах, а люди — в кольчугах, и сияние великое исходило от полков от блеска оружия. Сам Даниил ехал, подле короля, по русскому обычаю: конь под ним был на удивленье, седло из жженого золота, стрелы и сабля украшены золотом и другими украшениями, достойными удивления: кожух из греческого оловира, обшитый широким золотым кружевом, сапоги из зеленой кожи, шитые золотом. Немцы смотрели и сильно дивились.

 

Рече ему король: «Не взялъ быхъ тысяще серебра за то, оже еси пришелъ обычаемь рускимь отцевъ своихъ». И просися у него въ станъ, зане зной бѣ великъ дне того. Онъ же я и за руку и веде его в полату свою, и самъ соволочашеть его, и облачашеть и во порты своѣ, и таку честь творяшеть ему.

И сказал Даниилу король: «Я отказался бы от тысячи серебра, лишь бы ты пришел,— по русскому обычаю своих отцов». Даниил попросился у него в стан, потому что был сильный зной в тот день. Король взял его за руку, и ввел в свою палатку, и сам его раздел и одел в свои одежды, такую честь оказал он ему.

 

И прииде в домъ свой.

И возвратился Даниил к себе домой.

 

Въ то же лѣто изгна Миндогъ сыновца своего Тевтевила и Едивида, пославшю ему на войну со вуемь своим на войну со Выконтомъ,[338] на Русь воевать ко Смоленьку. И рѣче: «Што хто приемлеть, собѣ дерьжить». Вражбою бо за ворожьство с ними литву зая, поимана бѣ вся земля Литовьская и бещисленое имѣние их, притрано бѣ богатьство ихъ. И посла на нѣ вои своѣ, хотя убити и я. Онѣма же увѣдавшима, и бѣжаста ко князю Данилу и Василкови, и приѣхаша во Володимеръ. Миндогови же приславшю слы своя, река: «Не чини има милости». Не послушавъшима има Данилови и Василкови, зане сестра бѣ ею за Даниломъ.[339]

В тот же год Миндовг изгнал своих племянников Тевтивила и Едивида, он послал их на войну вместе с их дядей Выкинтом на Русь воевать, к Смоленску, и сказал: «Кто что захватит, пусть тем и владеет». Сам же он коварством из-за вражды завладел литвой, захватил всю землю Литовскую и бесчисленные их имения и прибрал к рукам их богатство. Миндовг послал вслед своих воинов, желая их убить. Они же, узнав об этом, бежали к князю Даниилу и Васильку и приехали во Владимир. Миндовг же прислал послов своих, говоря: «Не оказывай им милости». Но Даниил и Василько его не послушали, потому что их сестра была замужем за Даниилом.

 

Потом же Данило сгада с братомъ си и посла в Ляхы ко княземь лядьскьмь, река, яко: «Время есть христьяномь на поганѣѣ, яко сами имѣють рать межи собою». Ляхове же обѣщашася, нъ нѣ исполниша. Данилу же и Василку пославшима Выкыньта во ятвязѣ и во жемойтѣ[340] ко нѣмцемь в Ригу, и Викынтъ же убѣди я серебромъ и дарми многими ятвязѣ и полъ жемойти. Немцем же отвѣщавшимъ Данилу, яко: «Тебе дѣля миръ створимъ со Выкынтомь, зане братью нашу многу погуби». Обѣщаша же ся немци братья[341] ити на помощь Тевтивулу. Данило же и Василко поидоста к Новугороду.[342]

Потом Даниил договорился с братом своим и послал в Ляшскую землю к князьям ляшским, говоря: «Сейчас время идти христианам на язычников, потому что у них война между собой». Ляхи обещали, но не сдержали слово. Даниил и Василько послали Выкинта к ятвягам и жмуди и к немцам в Ригу, и Выкинт подкупил серебром и многими дарами ятвягов и половину жмуди. А немцы ответили Даниилу: «Ради тебя мы заключим мир с Выкинтом, хотя он много наших братьев погубил». Немецкие рыцари обещали идти на помощь Тевтивилу. А Даниил и Василько пошли к Новогрудку.

 

Данилъ же и Василько, братъ его, розгадавъ со сыномъ, брата си посла на Волковыескь, а сына на Услонимъ, а самъ иде ко Здитову.[343] И поимаша грады многы и звратишася в домы.

Когда Даниил посовещался с Васильком, братом своим, и со своим сыном, то послал Даниил брата своего на Волковыйск, а сына на Услоним, а сам пошел к Здитову. Они захватили много городов и возвратились домой.

 

Потом же присла Выкынтъ, рекый, яко нѣмцѣ хотять востати на помощь Тевтивилу. И посла Данило Тевтевила и помочь собѣ и с нимь русь и половцѣ, и многое воевание бысть межи ими.

Потом прислал посла Выкинт, сообщая, что немцы хотят стать на помощь Тевтивилу. И послал Даниил в поход Тевтивила, и в помощь ему дал русских и половцев, и вели они долгую войну.

 

Оттуда же Тевтивилъ иде с полономъ Даниловымъ в Ригу, и прияша рижани с великою честью, и крещенъ бысть.

Оттуда Тевтивил пошел с Данииловыми пленниками в Ригу, и рижане приняли его с великой честью, и он был крещен.

 

Увѣдав же се Миндого, яко хотять ему помогати божии дворянѣ[344] и пискупъ и вся вои рижьзкая, и убоявся, посла тайнѣ ко Андрѣеви, мастеру рижьску,[345] и убѣди и дарми многими, сирѣчь умоли его, послалъ бо бѣ злата много и сребра, и сосуды серебреныи и златыи и красныи, и конѣ многы, рекый: «Ащь убьеши и женеши Тевтивила, и еще болша сих приимеши». Оному же рекъшу: «Не можеши избавленъ быти, аще не послеши к папѣ и приимеши крещения, не одолѣеши врагу. Дружбу имѣю к тебе». О, злѣе зла! Златомь ослѣпихъ очи свои, имже нынѣ пакы от нихъ бѣду приемлеть. Миндогъ же посла к папѣ и прия крещение, крещение же его льстиво бысть, жряше богомъ своимъ в тайнѣ: первому Нънадѣеви, и Телявели, и Диверикъзу заеячему богу, и Мѣидѣину,— егда выѣхаше на поле, и выбѣгняше заяць на поле, в лѣсъ рощѣния не вохожаше вону и не смѣяше ни розгы уломити. И богомь своим жряше, и мертвых телеса сожигаше, и поганьство свое явѣ творяше.

Узнал Миндовг, что хотят помогать Тевтивилу божий дворяне, и епископ, и все рижские воины, испугался и тайно послал к Андрею, рижскому магистру, и уговорил его с помощью богатых даров, то есть умолил его, послав много золота и серебра, и прекрасных сосудов серебряных и золотых, и коней много, и сказал он: «Если ты убьешь или выгонишь Тевтивила, получишь еще больше». Но тот сказал: «Не избавиться тебе от этого; если не пошлешь к папе и не примешь крещения — не одолеть врага. А я к тебе дружбу имею». О, злее зла! Золотом ослепил глаза свои, а теперь снова от них беду примет. Миндовг послал к папе и принял крещение, но крещение его было ложно, он приносил втайне жертвы своим богам: первому Нонадею, и Телявелю, и Диверкизу, заячьему богу, и Мидеину (когда выезжал в поле и выбегал заяц на поле, он не входил в лес и не смел и прута сломить). Он приносил жертвы своим богам, сжигал тела мертвых и открыто держался языческих обычаев.

 

Тевтивилу же исповѣдѣ пискупъ и пребощь Вирьжань, сожалишаси по немь, вѣдяху бо, аще Тевътивилъ не бы изгнанъ, Литовьская земля в руку бѣ ихъ, и крещение неволею прияли быша. Си жи вся некрестьяных литву створи Андрѣй, и изгнанъ бысть сану своего от братья. Тевтевилъ же прибѣже во Жемойть ко вуеви своему Выкынтови, поима ятвязѣ и жемойть и помощь Данилову, иже бѣ далъ ему Данилъ древле, иде на Мидогва.

Тевтивила же поддерживал епископ и пробст Виржан, которые жалели о нем, ибо знали, что, если бы Тевтивил не был изгнан, Литовская земля была бы в их руках и поневоле приняла бы крещение. А что литовцы не крестились, виноват Андрей, за что он был орденом отлучен от своего сана. Тевтивил же прибежал в Жмудскую землю к своему дяде Выкинту, прихватив ятвягов, жмудь и помощь Даниила, которую дал ему Даниил еще прежде, и пошел на Миндовга.

 

Миндъвгъ же собрался бѣ и умысливъ же собѣ не битися с ними полкомъ, нъ вниде во град именемь Ворута.[346] И высла шурина своего[347] нощь, и розгнаша и русь и ятвязѣ. Наутрѣя же выѣхаша нѣмцѣ со самострѣлы, и ѣхаша на нѣ русь с половци и стрѣлами и ятвязи со сулицами, и гонишася на поли подобной игрѣ. Оттуда же вратишася во Жемойть.

Миндовг же подготовился, но решил не биться с ними полком, а ушел в город под названием Ворута. Он ночью выслал своего шурина, однако того прогнали русские и ятвяги. Утром выехали немцы с самострелами, и поехали против них русские и половцы со стрелами и ятвяги с сулицами, и они гонялись по полю, как будто в игре. И затем вернулись в Жмудскую землю.

 

И приде Миндовгъ, собравъ силу велику, на город Выкинтовъ именемь Твиреметь.[348] Выѣха же Тевтевилъ изъ города, русь и половци Данилови с ними и жемойть с ними и мнозии пѣшсцѣ. Гонящимъ же имь застрѣли кочь половчинъ Миндогова въ стегно, и возвратися Минодовгъ в землю свою. Многымъ же ратьнымъ бывшимъ межи ими, Висимотъ[349] подъ тѣм же градомъ убьенъ бысть.

И пришел Миндовг, собрав великую силу, в город Выкинта, называемый Тверимет. Выехал Тевтивил из города, а с ним русские и половцы Данииловы, и жмудь с ними, и многие пехотинцы. В погоне за ним половчин попал стрелой в бедро М.индовгова коня, и Миндовг возвратился в свою землю. И много битв было между ними. Висимот под тем городом был убит.

 

Въ лѣто 6761. Тевтивилъ присла Ревбу[350] река: «Поиди к Нову-городу». Данило же поиде с братомъ Василкомъ и со сыномъ Лвом и с половци со сватомъ своимъ Тѣгакомъ,[351] и приде к Пиньску. Князи же Пиньсцѣи имѣяху лесть и поя ѣ со собою неволею на войну. И послаша сторожѣ литва на озерѣ Зьятѣ, и гнаша чересъ болота до рѣкы Щарьѣ.[352] Совокупивошим же ся воиемь всим, свѣтъ створиша, рекуще, яко: «Вѣсть уже есть на насъ». Прящим же ся имъ, не хотящимъ ити воеватъ, Данилъ же мудростью рѣчь створи, яко: «Срамоту имѣем от Литвы и от всихъ земль, аще не доидемь и вратимься. Наутрѣя же — рече — свѣтъ створим». Тоѣ нощи пославъ по всимъ воемь, рекый: «Поидете, да разумно будеть всимъ не хотящимъ ити на войну». И зрѣвше же воѣ пошедшиѣ, и сами нужею поидоша, инии же вси.

В год 6761 (1253). Тевтивил прислал к Даниилу Ревбу сказать: «Пойди к Новогрудку». И Даниил пошел с братом Васильком, и с сыном Львом, и с половцами, и со сватом своим Тегаком, и пришел к Пинску. Князья Пинские таили обман, их взяли с собою на войну неволею. Литовцы послали сторожевые отряды на озеро Зьяте, и они прошли через болота до реки Щарьи. Когда все полки соединились, созвали совет и сказали: «О нас уже известно». И воины препирались — не хотели идти воевать, Даниил же сказал им мудрое слово: «Стыдно нам перед Литвой и остальными землями, если мы не дойдем и вернемся. Завтра,— сказал он,— устроим совет». Той же ночью он послал ко всем воинам, говоря: «Пойдите,— пусть увидят это все те, кто не хочет идти на войну!» И, видя воинов, которые пошли, и другие воины сами пошли поневоле.

 

Наутрѣя же плѣниша всю землю Новгородьскую. Оттуда же возвратишася в домъ свой. Ятвязем же поѣхавшим на помощь Данилу, не могоша доѣхати, зане снѣзи велицѣ быша. Оттуда же возвратишася с помощью Божиею, приемше плѣнъ великъ.

И уже утром они захватили всю землю Новогрудскую. Оттуда же возвратились домой. Ятвяги поехали на помощь Даниилу, но не могли проехать, потому что выпал большой снег. Оттуда они вернулись, с Божьей помощью,захватив много пленных.

 

Потом же посла с братомъ и со сыномъ Романомъ люди своя, и взяста Городенъ,[353] а сама воротистася от Бѣльска. Потом же посласта многы своя пѣшьцѣ и коньникы на град ихъ и плѣниша всю воотчину ихъ и страны их.

Потом послал Даниил с братом своим и с сыном своим Романом своих людей, и взяли они Городен, а сами воротились от Бельска. Потом Даниил послал много своих пеших воинов и всадников на их города, и они захватили все их вотчины и области.

 

Миндог же посла сына си и воева около Турьска.

А Миндовг послал своего сына, и тот воевал около Турийска.

 

Того же лѣта присла Миндовгъ к Данилу, прося миру и хотя любви, о сватьствѣ.[354] Тогда же Тевтилъ прибѣже к Данилу и жемойть и ятвязь, река, яко: «Миндовгь убѣди я серебромъ многимъ». Данилу же гнѣвъ имѣющю на нѣ.

В том же году Миндовг прислал к Даниилу со сватовством, прося мира и желая согласия. В то время Тевтивил прибежал к Даниилу от жмуди и ятвягов, говоря: «Миндовг их подкупил серебром многим». И Даниил разгневался на них.

 

Въ лѣто 6762. В та же лѣта времени минувшу.

В год 6762 (1 254). В те же годы, по прошествии времени.

 

Хронографу же нужа есть писати все, и вся бывшая, овогда же писати в передняя, овогда же воступати в задняя. Чьтый мудрый разумѣеть. Число же лѣтомъ здѣ не писахомъ, в задняя впишемь по антивохыйскымь соромъ, алумъпиядамъ грьцкыми же численицами, римьскы же висикостомъ[355] якоже Евьсѣвий и Памьфилъво инии хронографи списаша от Адама до Хрѣстоса.[356] Вся же лѣта спишемь, рощетъше во задьнья.

Хронографу приходится описывать всех и все происходящее, иногда забегать вперед, иногда отступать назад. Мудрый, читая, поймет. Число годов мы здесь не писали, потом впишем — по антиохийскому счету сирийцев, по олимпиадам — греческим исчислениям, по римским високосам, как Евсевий Памфил и другие летописцы написали, от Адама до Христа. А года все напишем после, рассчитав.

 

По убьеньи же герьцюковѣ, рекомаго Фридриха,[357] — бився одолѣ королеви угорьскому и убьень бысть от своих бояръ во брани, — мятежю же бывшу межу силними людьми о честь и о волость герьцюкову убьеного, о землю Ракушьску и о землю Штирьску. Королеви же угорьску риксу и королеви чѣшьску бьющимася о ню.

После убийства герцога Фридриха — он бился с королем угорским и был убит своими боярами в бою — была распря между знатными людьми о достоинстве и владениях убитого герцога — о земле Рагузской и земле Штирийской. Король же угорский — рикс — и король чешский боролись за них.

 

Король же угорьскый возведе искаше помощи, хотяше прияти землю Нѣмѣцкую. И посла к Данилови, рекый: «Пошли ми сына Романа, да вдамъ за нь сестру герцикову, и вдамъ ему землю Нѣмѣцкую. И ѣха во нѣмцѣ с Романом, и да сестру герцюкову за Романа, и створитъ обѣтъ, егоже за множество весь не списахомъ.

Король угорский стал искать помощи, желая захватить Немецкую землю. Он послал сказать Даниилу: «Пошли мне сына своего Романа, и я отдам за него сестру герцога и передам ему Немецкую землю». И поехал к немцам с Романом, и выдал за Романа герцогову сестру, и выполнил обещание — подробно об этом не пишем, ибо долго рассказывать.

 

Потом же посла к Данилови, рекый: «Ужика ми и сватъ еси, помози ми на чехы». И убѣди и. И поиде на Опаву[358] путемь своимь, самъ бо плѣняше землю Моравьскую, и многы городы расыпа, и вси пожьже, и велико убийство створи землѣ той.

Потом он послал к Даниилу сказать: «Ты мне родственник и сват, помоги мне против чехов». И убедил его пойти. И пошел в Опаву своим путем, и сам разорил Моравскую землю, разрушил многие города, все пожег и страшную резню устроил в той земле.

 

Данилъ же снемся с Болеславомъ, мысляше, како проити землю Опавьскую. Болеславу же яко не хотящу, жена же его помогаше Данилови словесы, бѣ бо дщи короля угорьского именемь Кинька. Данилови же князю хотящю ово короля ради, ово славы хотя,— не бѣ бо в землѣ Русцѣй первее, иже бѣ воевалъ землю Чьшьску; ни Святославъ Хоробры, ни Володимеръ Святый. Богъ хотѣние его исполни. Спѣшаше бо и тосняшеся на войну. Поем же сына своего Лва и помочь от брата Василка тысячкого Юрья, снемьшеся с Болеславомъ и поиде съ Кракова.

А Даниил, соединившись с Болеславом, раздумывал, как пойти в Опавскую землю. Болеслав не хотел идти, но его жена, по имени Кинека, своими уговорами помогала Даниилу, ведь она была дочь угорского короля. А Даниил-князь хотел идти воевать и ради короля, и ради славы — ведь не было прежде в Русской земле никого, кто бы завоевывал Чешскую землю: ни Святослав Храбрый, ни Владимир Святой. Бог исполнил его желание. Он спешил и стремился воевать. Взяв сына своего Льва и в помощь от брата Василька тысяцкого Юрия, соединившись с Болеславом, пошел от Кракова.

 

Придоша на рѣку Одру къ городу Козлии,[359] и приѣха к нему Володиславъ, сынъ Казимирь Лѣсконогого Межькы,[360] и поимь коньники и пѣшцѣ. И придоша к рѣцѣ Псинѣ,[361] и створи же свѣтъ Данило и Левъ с Володиславом, куда бы воевати. Он же не исповѣдѣ правды и дасть вожь на льсти. Посла же князь Данил Лва, Тевтивила, Едивида, и дворьского, всѣ воѣ, самъ же оста в малѣ со старыми бояры, со Юрьемь тысячкым. Левъ же иде и воева, и видѣ, яко лжють вожевѣ, и не слуша ихъ, иде в горы лесныя и взя полонъ великъ.

Пришли на реку Одру в город Козлий, и приехали к нему Владислав, сын Казимира, внук Мешка Ласконогого, с конными и пешими войсками, и пришли они к реке Псине, и там устроили совет — Даниил и Лев с Владиславом — куда идти воевать. Владислав не сказал правды и дал им неверного проводника. Послал князь Даниил Льва, и Тевтивила, и Едивида, и дворского, и всех воинов, а сам остался с небольшим отрядом, и со старыми боярами, и с тысяцким Юрием. Лев пошел воевать, увидел, что проводники обманывают, не стал их слушать, пошел в лесистые горы и взял много пленных.

 

Идущю же Данилу с Болеславомъ ко Опавѣ, пославъ сторожи ляхы своя. Выѣха же Андрѣй[362] изо Опавы с чехы. И срѣтшимся имъ и сразившимся, одолѣ Андрѣй: мало бѣ ляховъ. Иныѣ изби, а иныѣ изоима. И вниде вели страх в ляхы.

Когда Даниил и Болеслав вышли к Опаве, ляхи выслали сторожевые отряды. Андрей же выехал из Опавы с чехами. Они встретились и сразились, и победил Андрей, потому что было мало ляхов. Одних он убил, а других взял в плен. И великий страх напал на ляхов.

 

Приѣхав же Данило и рече имъ: «Почто ужасываетеся? Не вѣсте ли, яко война безъ падшихъ мертвых не бываетъ? Не вѣсте ли, яко на мужи на ратныѣ нашли есте, а не на жены? Аще мужь убьенъ есть на рати, то кое чюдо есть? Инии же и дома умирають без славы, си же со славою умроша! Укрѣпите сердца ваша и подвигнете оружье свое на ратнѣѣ!» Сими же словы укрѣпивъ ѣ, иное много глаголавъ имъ. И поиде ко Опавѣ.

Приехал Даниил и сказал им: «Что вы ужасаетесь? Разве вы не знаете, что война не бывает без убитых? Разве вы не знаете, что натолкнулись вы на мужей и воинов, а не на баб? Если муж убит на войне, что за диво? Другие дома умирают без славы, а эти со славой умерли! Укрепите ваши сердца и поднимите свое оружие против врагов!» Он укрепил их этими словами и многое другое сказал им. И пошел к Опаве.

 

Видѣвъ же окрестьняя села, бѣжащая во град, много же множьство, и нѣ бѣ ему кого послати. Рече же Володиславу: «Мнѣ еси учинилъ неправду, а себе еси погубилъ. Аще бы Левъ и людье мои сде былѣ вси, то уразъ велий быша земли сей учинилѣ и град съ аче сь приятъ бы былъ». И сожалиси, отславъ сына си Лва и воѣ. Ляхы же нудяше ѣхати ко граду, одинако же им не хотящимъ. Видивъ се, печаленъ бысть, не вѣдый о сыну своемь и о воихъ, кдѣ суть. Ляховѣ же не хотѣша ѣхати ко граду, но хотѣша далече стати города.

Увидел он, что жители окрестных сел бегут в город, многое множество, а ему на город некого послать. И сказал он Владиславу: «Ты мне учинил неправду и себя погубил. Если бы Лев и все мои люди сейчас были бы здесь, то мы причинили бы великий урон этой земле и город так или иначе был бы взят». Он очень жалел, что отослал своего сына Льва и воинов, и принуждал ляхов ехать к городу, но они не хотели. Он видел это и опечалился, не ведая о сыне своем и войске. А ляхи не хотели ехать к городу, хотели стоять подальше от него.

 

Снемь бо бѣ рѣченъ всимъ воемь воевалнымъ приѣхати им ко граду.

Был уговор всем воинам, участвующим в войне, прийти к городу.

 

Данилови же рекшю: «Аще вы хощете ити прочь, но азъ хощу ся остатися самъ в малѣ дружинѣ и сожьдати воевъ моихъ». Послушавъ же Болеславъ и ляхове и сташа ниже града на рѣцѣ Опавѣ, не смѣяху бо ся отлучитися его.

Даниил сказал: «Если вы хотите — уходите прочь, я же хочу остаться один с малой дружиной и буду ждать моих воинов». Услышав это, Болеслав и ляхи встали ниже города на реке Опаве, не посмев покинуть его.

 

Того же вечера приде Левъ с вои, имы плѣнъ велик со собою. Того же вѣчера створиша свѣтъ, да наутрѣя преидуть рѣку и обидут градъ и пожгуть вся внѣшняя: храмы и ограды и гумна.

В тот же вечер пришел Лев с воинами, ведя с собой много пленников. И в тот же вечер собрали совет и решили, что утром они перейдут реку, обойдут городи сожгут все, что вне стен его: постройки, ограды, гумна.

 

Утру же бывъшу, створиша тако. Болеславъ же не изииде за рѣку, но ста на горахъ, исполчився. Володислав же иде; и пришедъ к первымъ вратомъ, пожгоша, и приидоша на другая врата. И выѣхаша чехове, и неколико ихъ убиша, а другыя выгнаша. Бенешь[363] же стояше пред враты со хоруговью. И около другыхъ вратъ пожгоша окрестьняя града. Пришедъшимъ же ко трѣтьимъ вратомъ, каза Данило сосѣдати и жечи окрестьная града. Людем же внезапу пустившимся ко граду, нѣмцѣ же видѣвше устремленье руское крѣпко, и побѣгоша, и нѣколико ихъ убиша во вратѣхъ, и вратъ не затвориша бѣжаще.

И когда наступило утро, они так и сделали. Болеслав же не пошел за реку, но встал на горах, готовый к бою. Владислав же пошел, и, придя к первым воротам, они сожгли их, и пришли ко вторым воротам. И выехали чехи, и нескольких их убили, а других прогнали. Бенеш стоял перед воротами со знаменем. И около других ворот пожгли окрестности города. Когда же пришли к третьим воротам, приказал Даниил слезть с коней и жечь окрестности города. Как только люди внезапно устремились к городу, немцы, увидев сильный натиск русских, побежали, и некоторые из них были убиты в воротах, и ворот бегущие не закрыли.

 

Данило бо бѣ очима напрасно боля, и не видѣ бывшаго во вратѣх. Видѣ бо люди своя текуща и обнажи мечь свой, возгна ѣ, и тѣмь на прия град. Потом же видѣвше стужиси о неприятьи града. Болѣстью же унуженъ и утрудився, рече сынови своему: «Пожьжи вся окрестьная града. Азъ же поиду во колымагъ свой», рекше во станъ. Бѣ бо всю войну болень очима. И мнозии нудяхуть вратитися, онъ же не створи того.

У Даниила внезапно заболели глаза, и он не видел того, что происходило в воротах. Он видел, что его люди бегут, и, обнажив свой меч, погнал их, и из-за этого не взяли города. Потом, увидев, в чем дело, горевал, что не взяли города. Измученный болезнью и усталый, он сказал своему сыну: «Сожги все окрестности города. Я же пойду в свои колымаги», иначе говоря в станы. Ведь он всю войну проболел глазами. Многие уговаривали его вернуться, но он этого не сделал.

 

Наутрѣя же снемшеся, поиде во верхъ Опавы, плѣняя и жгя, и ста близъ града рекомого Насилья.[364] Слышавь, яко русь и ляхове яти суть во градѣ томь, наутрѣя же исполчився, поиде к нему. Видѣвше же многое множство полкомъ устремление, не стерпѣша, но предашася. Вземъ град, испусти колодьникы, и постави хоруговь свою на градѣ, и обличи побѣду, а самѣх помилова. Отшед же ста на вси нѣмѣцкой.

Назавтра, когда все собрались, Даниил пошел вверх по Опаве, разоряя и сжигая, и остановился у города по названию Насилье. Он слышал, что в том городе есть захваченные русские и ляхи, и на другой день, приготовившись к бою, пошел к нему. Горожане, увидев приближение многого множества полков, не выдержали и сдались. Даниил взял город, освободил пленных, поставил знамя свое на городской стене, отметив победу, а жителей помиловал. Отойдя, он остановился в немецком селе.

 

Слышавъ же Данилъ, яко Бенешь ѣхалъ есть во Глубичичѣ.[365] Наутрѣя же сполчився с Болеславомъ поиде, плѣняя и жга, ко Глубичичемъ. Послав же Володиславъ пославъ вожьже вся окрестьная вси, рекомая околняя, и зло створи, тѣмь бо не взяша града.

Даниил узнал, что Бенеш поехал к Глубичичу. На другой день, приготовившись к бою, пошел, вместе с Болеславом, разоряя и сжигая, к Глубичичу. Послал и Владислав сжигать окрестные села, окольные, и тем принес вред, так как из-за этого города не взяли.

 

Пришедшу же Данилу и Болеславу ко граду, вси вои хотяху взяти града приметомь.[366] Вѣтру же напрасно вѣющу на град, а градъ же елинью створенъ бысть, и греблю малу видящу. Искахуть бо вои, ѣздяще сѣмо и сѣмо, дрѣва и соломы; што бы приврещи граду, не обрѣтоша. Вся бо бѣ пожеглъ Володиславъ окрестьняя и ближняя вси, и тѣмь не зажьженъ бѣ град.

Когда Даниил и Болеслав пришли к городу, все воины хотели взять город приметой. Ветер сильно дул на город, а город был построен из елового леса, вал же был низким. Воины ездили взад-вперед, искали дров и соломы, чтобы забросить в город, и ничего не нашли. Все пожег Владислав в окрестности и поблизости, и поэтому не смогли поджечь город.

 

Того же вечеря думахуть: «Камъ поидемъ: или ко Особолозѣ, или на Гѣрьборта,[367] или возвратимся в домы своѣ?» Гѣрьборть же присла Данилови мечь и покорение свое. Сгадавше Данило и Болеславъ, яко: «Всю землю поплѣнилѣ есмы». Наутрея же возвратився восвояси, и преиде реку Одру, и проиде землю Володиславлю.

В тот же вечер стали советоваться: «Куда пойдем? — к Особологе, или против Герборта, или возвратимся домой?» Герборт прислал Даниилу меч, изъявляя покорность. Даниил и Болеслав решили: «Мы уже разорили всю землю». И наутро, вернувшись назад, перешли реку Одру и прошли землю Владислава.

 

Тогда же во Краковѣ бѣша посли папини,[368] носяще благословение от папѣ и вѣнѣць и санъ королевьства, хотяще видѣти князя Данила. Он же рече имъ: «Не подобаеть ми видитися с вами чюжей земли, нъ пакы».

Тогда в Кракове были послы папы, которые принесли благословение от папы, корону и сан королевский, и хотели видеть князя Даниила. Он же сказал им: «Не подобает мне видеться с вами на чужой земле — но потом».

 

Оттуда же проиде землю Судомирьскую и приде во град Холмь сь честью и со славою, в домъ Пречистоѣ,[369] падъ поклонися и прослави Бога о бывшем, не бѣ бо никоторый князь рускый воевалъ землѣ Чѣшьское. И видѣвся со братомъ своимъ, и бысть в радости велицѣ, и прибываше в дому святаго Ивана[370] во городѣ Холмѣ, с веселиемь славя Бога и пречистую его Матерь и святаго Ивана Златаустаго.

Оттуда он прошел землю Сандомирскую и пришел в город Холм с честью и славою, и в церковь Пречистой, поклонился земным поклоном и прославил Бога за все бывшее — ведь никакой русский князь не завоевывал Чешской земли. Он увиделся с братом своим, и был в великой радости, и побывал в церкви святого Иоанна в городе Холме, радостно славя Бога, Пречистую его Матерь и святого Иоанна Златоуста.

 

В лѣто 6763. Присла папа послы честны, носяще вѣнѣць и скыпетрь и коруну, еже наречеться королевьскый санъ, рекый: «Сыну, приими от насъ вѣнѣчь королевьства». Древле бо того прислалъ к нему пискупа Береньского и Каменецького,[371] река ему: «И приими вѣнѣць королевьства». Он же в то время не приялъ бѣ, рѣка: «Рать татарьская не престаеть злѣ живущи с нами, то како могу прияти вѣнѣць бес помощи твоей». Опиза[372] же приде вѣнѣць нося, обѣщеваяся, яко: «Помощь имѣти ти от папы». Оному же одинако не хотящу, и убѣди его мати его, и Болеславъ, и Семовитъ, и бояре Лядьскыѣ, рекуще, дабы приялъ бы вѣнѣць. «А мы есмь на помощь противу поганымъ».

В год 6763 (1255). Прислал папа почетных послов, принесших венец, скипетр и корону, которыми выражается королевское достоинство, с речью: «Сын, прими от нас королевский венец». Он еще до этого присылал к нему епископа береньского и каменецкого, говоря: «Прими венец королевский». Но в то время Даниил их не принял, сказав: «Татарское войско не перестает жить с нами во вражде, как же могу я принять от тебя венец, не имея от тебя помощи?» Опизо пришел и принес венец, обещая: «Будет тебе помощь от папы». Он, однако, не желал, и убедили его мать его, Болеслав, Семовит, ляшские бояре, чтобы он принял венец, говоря ему: «А мы будет тебе в помощь против поганых».

 

Онъ же вѣнѣць от Бога прия, от церкве святыхъ Апостолъ, и от стола святаго Петра,[373] и от отца своего папы Некѣнтия, и от всих епископовъ своихъ. Некентий бо кльняше тѣхъ хулящимъ вѣру грѣцкую правовѣрную, и хотящу ему сборъ творити о правой вѣрѣ, о воединеньи церькви. Данило же прия от Бога вѣнѣць в городѣ Дорогычинѣ.[374]

Он же венец от Бога принял в церкви святых Апостолов, от престола святого Петра, от отца своего папы Иннокентия и от всех епископов своих. Иннокентий предавал проклятью тех, кто хулил православную греческую веру, и хотел собрать собор об истинной вере, о воссоединении церквей. Даниил принял венец от Бога в городе Дорогичине.

 

Идущу ему на войну со сыномь Лвомь и со Сомовитомъ, княземь лядьскымь, братъ бо ему воротися, бѣ бо язва ему на нозѣ, и посла воѣ своѣ со братомъ всѣ. Королеви же Данилу пришедшу на землю Ятвязьскую и воевавшу. Левъ же увѣдавъ, яко Стѣикинтъ[375] в лѣсѣ осѣклъся есть и с ним ятвязѣ, и гна на нь, поима люди, и приде к осѣку. Ятвяземь вытекъшимъ на нь изо осѣка, сущии же с нимь снузници возбѣгоша. Лвови же сосѣдшу с коня одиному, и бьющюся с ними крѣпко. Видившимъ же имъ, яко Левь одинъ бьеться с ними, навратишася малии на помощь ему. Лвови же убодшему сулицю свою въ щитъ его, и не могущу ему тулитися, Левь Стекынътя мечемь убии и брата его прободе мечемь. Они же погибоша. Он же, гоняше я пѣшь, и они же на конихъ гоняще, побивахуть я и бодяхуть я.

Когда Даниил пошел на войну с сыном своим Львом и с Семовитом, князем ляшским, Василько вернулся, потому что у него была рана на ноге, и послал всех своих воинов с братом, а король Даниил пришел в землю Ятвяжскую и воевал. Лев, узнав, что Стекинт укрепился в лесу, в осеке, и с ним ятвяги, погнался за ними, взяв с собой людей, и пришел к осеку. Ятвяги вышли из осека против него, и бывшие с ним всадники разбежались. Лев же, сойдя с коня, один крепко бился с ними. Увидев, что Лев один бьется с ятвягами, некоторые из его людей вернулись к нему на помощь. Лев вонзил свое копье в щит Стекинта, так что он не смог им прикрываться, и убил Лев Стекинта мечом, и брата его поразил мечом. И они погибли. Лев пешим гонялся за ятвягами, а другие преследовали их на конях, били и рубили их.

 

Данилу же королеви, ставшу в дому Стѣкинтовѣ, принесе к нему Левъ оружье Стѣкинтовъ и брата его и обличи побѣду свою. Отцю же его королеви в радости бывши величѣ о мужьствѣ и дерзости сына своего. Коматови же приѣхавшу от ятвязь, обѣщевающимся имъ в работѣ быти. Ляхом же исполнившимся зависти и льсти, наченшимъ прияти поганымъ. Се же увѣдавь Данило король, повелѣ воевати землю Ятвяжьскую, и домъ Стѣкинтовъ всь погубленъ бысть, еже о донынѣ пусто стоить. Данилу же королеви, идущу ему по езеру, и видѣ при березѣ гору красну и градъ бывши на ней, преже именемь Рай.[376] Оттуда же приде в домъ свой.

Король Даниил остановился в доме Стекинта, и Лев принес ему оружие Стекинта и его брата, подтверждая тем свою победу. И его отец король очень радовался мужеству и доблести сына своего. Комат приехал от ятвягов, которые обещали быть покорными. А ляхи, исполнившись зависти и обмана, стали доброжелательствовать поганым. Узнав об этом, король Даниил велел разорить землю Ятвяжскую, и дом Стекинта был весь разрушен, и доныне это место пусто стоит. Когда король Даниил шел вдоль озера, он увидел около берега прекрасную гору и на ней город, который раньше назывался Рай. Оттуда он вернулся к себе домой.

 

В та же лѣто... приѣхаша татарѣ ко Бакотѣ, и приложися Милѣй[377] к нимъ. Данилови же пошедшу на войну на литву и на Новъгородокъ, бывшю раскалью, посла сына си Лва на Бакоту. Посла Левъ дворьского перед собою. Изъѣхавше яша Милѣя баскака, и приведе Левъ Мѣлѣя отцю си, и бысть паки Бакота королева отца его. Потом же сдумавъ со сыномъ, и отпусти и, а поручникъ бысть Левъ, яко вѣрну ему быти. И паки приѣхавшим татаромъ, и створи льсть и предасть ю пакы татаромъ Бакоту.

В тот же год приехали татары к Бакоте, и к ним присоединился Милей. Даниил отправился воевать против литовцев и на Новогрудок, и была оттепель, и послал он сына своего Льва в Бакоту. Послал Лев дворского впереди себя. Захватили они Милея-баскака, и привел Лев Милея к своему отцу, и снова Бакота сделалась достоянием отца его короля. Потом, посоветовавшись с сыном своим, Даниил отпустил Милея, и Лев был поручителем, что он будет верен Даниилу. И снова приехали татары, и Милей нарушил клятву, и снова отдал Бакоту татарам.

 

Потом же Куремьса приде ко Кремянцю и воева около Кремянца. Андрѣеви[378] же на двое будущу, овогда взывающуся: «Королевъ есмь», овогда же татарьскымь, держащу неправду во сердци. Богъ предасть в ручи их; оному же рекшу: «Батыева грамота у мене есть», онѣм же болма возьярившимся на нь, и убьенъ бысть, и сердце его вырѣзаша. И не успѣвше ничто у Кремянца, и възвратишася во страны своя.

Потом Куремса пришел к Кременцу и воевал в окрестностях Кременца. Наместник Андрей оказался двурушником — иногда он говорил: «Я служу королю», а иногда — что служит татарам; держал он обман на сердце. Бог отдал его в руки татар; Милей сказал им: «У меня есть грамота Батыева», и они еще больше разъярились на него, и убили его, и вырезали его сердце. Но они ничего не достигли у Кременца и возвратились в свою страну.

 

Изяслав[379] же проси у нихъ помощи ити на Галичь. Они же рекоиіа ему: «Како идеши в Галичь, а Данило князь лютъ есть. Оже отъиметь ти животъ, то кто тя избавить?» Онъ же не послуша ихъ, но собравъ около себе, иде в Галичь. Данило же, слышавъ то, скорбенъ бысть, яко в невидѣньи се бысть, посла сына своего Романа и бояры свои всѣ на нь. Лва бо преже отрядилъ бѣ королеви, а самъ ѣха проводить вои своих. ѣдущу же ему до Грубешева,[380] и уби вепревъ шесть, а самъ же уби их рогатиною 3, а три отрочи его, и вдасть мяса воемь на путь. А самъ помолився святому Николѣ и рече воемь своемь: «Аще сами будуть татарове, да не внидеть ужасъ во сердце ваше». Онем же рекшимъ: «Богь буди помощникъ ти, створимъ повелѣная тоя».

Изяслав просил у татар помощи, чтобы идти на Галич. Они же сказали ему: «Как ты пойдешь на Галич? Князь Даниил лют. Если он захочет отнять у тебя жизнь, то кто тебя спасет?» Он же не послушал их, но, собрав себе войско, пошел на Галич. Даниил, услышав об этом, огорчился, потому что не знал об этом, и послал сына своего Романа и всех своих бояр против Изяслава. Льва еще раньше отправил он к королю, а сам поехал проводить своих воинов. Когда ехал в Грубешев, то убил он шесть вепрей — трех убил рогатиной сам, а трех — его дружинники, и он дал воинам мяса на весь путь. А сам он, помолившись святому Николаю, сказал своим воинам: «Если встретятся сами татары, пусть и тогда не войдет страх в ваши сердца». Они же ответили: «Пусть Бог тебе поможет, мы исполним твое повеление».

 

Поем же Романъ воя, иде день и нощь и внезапу нападшимъ на нѣ. Оному же не возмогшу, куда утечи, и возбѣже на комары церковая, идеже безаконьи угрѣ возбѣгли бѣаху. Стоящу же около его князю Роману, жажею водною измирающи имъ, четвертый день сниде, князь же приведе и отцю си.

Роман, взяв воинов, шел день и ночь и внезапно напал на Изяслава. Тому было некуда бежать, и он влез на церковные своды, так же как когда-то мятежные угры залезли. Князь Роман стерег Изяслава, так что тот с воинами изнемогал от жажды. На четвертый день они спустились, и князь привел их к своему отцу.

 

Слышав же Левь, яко Федоръ посланъ от него ко Солемь,[381] и поима со собою слуги своя, гна по немъ, самъ же утече, а людие поима.

А Лев, узнав, что Изяслав послал Федора в Зальцбург, взяв с собой слуг своих, погнался за ним: Федор убежал, а людей его Лев захватил.

 

Потом же Войшелкъ[382] створи миръ с Даниломъ и выда дщерь Миндогдову за Шварна, сестру свою. И приде Холмъ к Данилу, оставивъ княжение свое и восприемь мниский чинъ. И вдасть Романови, сынови королеву, Новогородъкъ[383] от Миндога и от себе и Вослонимь и Волковыескь и всѣ городы, а самъ просися ити во Святую Гору. И наиде ему король путь у короля угорьского. И не може доити Святое Горы и воротися в Болгарѣхъ.

Потом Войшелк заключил мир с Даниилом и выдал свою сестру, дочь Миндовга, за Шварна, и приехал он в Холм к Даниилу, оставил свое княжение и принял монашеский постриг. Он отдал Роману, сыну короля Даниила, Новогрудок от Миндовга, а от себя — Слоним, Волковыйск и все города, а сам просился идти в Святую Гору. И сыскал король Даниил ему путь через земли угорские. Но Войшелк не смог дойти до Святой Горы и вернулся через Болгарию.

 

Въ лѣто 6764. Поиде Данило на ятвязѣ с братомъ и сыномъ Лвомъ и с Шеварномъ, младу сущу ему, и посла по Романа в Новъгородокъ. И приде к нему Романъ со всими новгородци и со отцемь своимъ Глѣбомъ[384] и со Изяславомъ со Вислочьскымь,[385] и со сее стороны приде Сомовитъ со мазовшаны и помочь от Болеслава со судомирци и краковляны. И бысть рать велика, якоже наполнити болота ятвяжьская полкомъ.

В год 6764 (1256). Даниил пошел на ятвягов со своим братом и с сыном Львом и со Шварном, который был еще молод, и послал за Романом в Новогрудок. И приехал к нему Роман со всеми новогрудцами и с тестем своим Глебом, и с Изяславом Свислочским, а с этой стороны пришел Семовит с мазовшанами, и пришла помощь от Болеслава с сандомирцами и краковлянами. Было такое большое войско, что можно было болота ятвяжские наполнить этими полками.

 

Створив же свѣть вси князи рустии и лядьстии, и рѣша мужи браньнии: «Ты еси король, голова всимъ полкомъ. Аще насъ пошли наперед кого, не послушно есть. Вѣси бо ты воиничкий чинъ. На ратехъ обычай ти есть, и всякый ся тебе усрамить и убоиться. Изииде самъ наперед».

Сотворили совет князья русские и ляшские, и сказали военные мужи: «Ты король, голова всем полкам. Если пошлешь впереди кого-то из нас, нас не послушаются. Ты знаешь воинский порядок. Ты привык к войне, и всякий тебя устыдится и убоится. Выйди сам вперед».

 

Данилъ же, изрядивъ полкы и кому полкомъ ходити, самъ изииде напередь... И стрѣлчѣ же пусти наперед, а другия обаполы дорогы. Дворьскому же повелѣ за собою ходити, самъ же ѣха в малѣ отрокъ оружныхъ. ѣдущу же ему, и приѣха к нему сынъ Левъ одинъ и рече ему, яко: «Никого с тобою нѣсть. Азъ не ѣду с тобою». Рече король ему: «Буди тако». И идяше путемь своимъ. Анкадъ же вожь ему бѣ, и обѣща ему, да село его не пожьжено будеть.

Даниил построил полки и, указав, кому с каким полком идти, сам вышел вперед. И лучников пустил вперед, а прочих — с двух сторон дороги. Дворскому же велел идти за собой, а сам ехал с небольшим отрядом вооруженных дружинников. Когда он ехал, приехал к нему сын его Лев один и сказал: «Никого с тобой нет. Я не еду с тобой». И сказал ему король: «Пусть так». И пошел своим путем. Проводником ему был Анкад — Даниил обещал ему, что его село не будет сожжено.

 

И приѣха к нему Романъ сынъ одинъ, и приѣхавъ же ко вси рекомѣй Болдикища, посла Лва с братом. Левъ же тихо обьехавъ село, исѣче все, одиного же приведе. Король же упроси его. Одному же рекьшу, яко во вси рекомѣй Привища собралися суть ятвязи, слышавъ король, посла отрока Андрѣя, рекый дворьскому: «Аще узриши насъ погнавшихъ, скорее по насъ пожени. И роспусти полкъ, якоже кто можеть гнати». Василкови же князю инѣмь полкомъ рекшу, да поидуть тихо на грунахъ, и своему полку тако же. Оному же молоду сущу и пакы слово рекшу, запрѣти дворьскому не распустити люди и удержати полкъ.

И приехал к нему сын его Роман один, и когда они приехали к селу под названием Болдыкищи, послал Даниил Льва с братом. Лев, тихо окружив село, всех перебил, а одного привел. Король допросил его. И когда тот сообщил, что в селе по названию Привища собрались все ятвяги, король послал дружинника Андрея сказать дворскому: «Если увидишь, что мы преследуем, скорее поспеши к нам: распусти полк, пусть, кто может, догоняет». А князь Василько другим полкам сказал, чтобы они шли тихо рысью, и своему полку также, так как посол был молод, и, передавая слова князя, он приказал дворскому не распускать людей и держать полк.

 

Одиному же ятвяжину гоньзновшу изъ вѣсцѣ Олыдикищь, онѣм же воружившимся. Стрѣтоша стрѣлци конѣць вси, рекомѣй Привища, и возгнаша и. Данило же и Левъ тоснущася к нимъ, и кликоста великомъ гласомъ: «Бѣгъ, бѣгъ, ятвяземь».[386] Ятвяземь же видившимъ скорое пришествие, и не стѣрпѣша и увратишася на бѣгъ. Бывшимъ же имъ средѣ вси, пакы возвернушася. Данилови же и Лвови одинако належащима на нѣ, и вѣргъшим сулицами, и пакы навратишася на бѣгъ. Стрѣлцем же стрѣляющимъ, оружником же не бывшимъ с ними. Прибѣгъшимъ же имъ к воротомъ и смятшимся, и прибѣгшимъ же у ворота, друзии же навернушася. Многим же летѣвшимъ другъ на друга, бѣ бо ледъ ползокъ. Данило же и Левъ вборозѣ скочиста на не воротъ. Они же побѣгоша и пакы не вратишася, и бысть милость велика надъ королемь во день тьй и над воими его, яко в селицѣ дружинѣ побѣдивъ горды ятвязѣ, и злиньци, и крисменцѣ, и покѣнцѣ. Якоже пишеть во Книгахъ: нѣсть в силѣ брань, но в Бозѣ стоить побѣда.

Один ятвязин убежал из села Болдыкищи, и ятвяги вооружились. На окраине деревни Привища воины Даниила встретили ятвяжских лучников и погнали их. За ними устремились Даниил и Лев, крича громким голосом: «Гони, гони ятвягов!» Когда ятвяги увидели их быстрое приближение, то не выдержали и обратились в бегство. Но когда они были на середине села, повернули обратно. Даниил и Лев все-таки наступали на них, метали в них копья, и те снова обратились в бегство. Ятвяжские лучники стреляли, а воинов с ними не было, и когда они добежали до ворот, то пришли в смятение, и одни пробежали ворота, а другие повернули назад. Многие летели друг на друга, потому что лед был скользок. Даниил и Лев быстро напали на них в воротах. Ятвяги побежали и больше не возвращались: была в тот день великая удача у короля и его воинов, ибо с такой дружиной он победил гордых ятвягов, и злинцев, и крисменцев, и покенцев. Как пишется в Писании: «Не в силе битвы, но в Боге состоит победа».

 

Хотяшю же королеви далече гонити по нихъ ити, и возбрани ему Левъ, рекы: «Пошли мене по нихъ». Отець же не пусти его. Он же воинъ управи десьницю свою, иземь рогтичю ис пояса своего, далече вергъ, срази князя ятвяжьского с коня своего. И летящу ему до землѣ, изииде душа его со кровью во адъ. Данилови же и Лвови онѣхъ вяжюще, иныя же ис хвороста ведущу, сѣчахуть я.

Король Даниил хотел преследовать их дальше, но Лев воспротивился ему и сказал: «Пошли меня вслед за ними». Но отец его не пустил. Один воин протянул свою правую руку, взял дротик из-за пояса своего, метнул его далеко и сбил с коня ятвяжского князя. И пока тот летел на землю, вышла вон душа его с кровью в ад. Даниил и Лев вязали одних пленников, других же из кустов выводили и рубили.

 

И приде дворьскый с полком. Данилу же королеви рекшу ему: «Злѣ створилъ еси». Дворьскому же отвѣщавшу: «Не язъ, не хотѣние мое, но злое ны створилъ посолъ, не изнесъ слова права намъ». Потом же король и Левь изоима колодникы и возвратися к Василкови и Семовитови. И срѣтъшимся имъ, и бысть радость велика о погибели поганьской, И жьжаху домы ихъ, и пленяху села их. Ставши же на Правищихъ на ночь, и поимавши же имѣния ихъ, пожгоша домы их. Наутрея же поидоша, плѣняюще землю и жгуще. Зажгоша Таисевиче, и Буряля, и Раимоче, и Комата, и Дора,[387] и града плѣняхуть, и паче домъ Стекинтовъ зажгоша. И ста на селѣ Корковичихъ. И пристраньно бѣ, яко селицемь воемь множьствомъ насытитися конемь и самѣмъ на дву двору. Яко не возмогоша поясти сами и конѣ ихъ прокъ же пожгоша.

Пришел и дворский с полком. И сказал ему король Даниил: «Ты плохо поступил». Дворский ответил: «Это не я, не мое желание, но зло нам причинил посол, не передал нам правильно твои слова». Потом король и Лев освободили бывших в плену у ятвягов и вернулись к Васильку и Семовиту. Когда они встретились, то была великая радость о победе над язычниками. И жгли дома их, и разоряли села их. Остановившись в Привище на ночь, захватили богатства их, пожгли дома их. Утром пошли, разоряя землю и все сжигая. Сожгли владения Таисевичей, и Бураля, и Раймоче, и Комата, и Дора, и разорили город, и дотла выжгли дом Стекинтов. Остановились в селе Корковичах. И было удивительно, что можно было насытиться такому множеству воинов, и их коням, и им самим, на двух дворах. А что не смогли съесть сами и кони их — все сожгли.

 

Наутрѣя же приѣха от ятьвязь Юндилъ. Рекшу ему: «Сице, Данило, добру дружину держиши, и велици полци твои». Наутрѣя же поидоша плѣняюще и жгуще землю ихъ. И не бысть пакости воихъ их, якоже иногда храбрии бѣаху, воложи Богъ страхъ во сердце ихъ. Тоя же нощи ста на болотѣхъ во островихъ. Наутрѣя же приѣхаша ятвязѣ, дающе таль и миръ, молящеся, дабы не избилъ колодниковъ. Потомъ же Божьею милостью приде в землю свою со честью и славою, одолѣвъ ворогомъ своимъ.

На следующий день приехал от ятвягов их князь Юндил. Он сказал: «Да, Даниил, ты дружину добрую держишь, и полки твои велики». Утром они пошли, разоряя и сжигая землю ятвягов. И не было воинам никакого вреда от ятвягов: хотя они когда-то были храбры, но Бог вложил страх в их сердца. В ту же ночь остановились в болотах на островах, а утром пришли к ним ятвяги, предлагая заложников и мир, и просили не убивать пленников. Потом Даниил, по Божьей милости, с честью и славой вернулся в свою землю, одолев врагов своих.

 

Хотяшу же ему пакы изиити на нѣ на брань и сбиращу воя, увѣдав же ятвязи се, послаша послы своя и дѣти своя, и дань даша, и обѣщевахуся работѣ быти ему и городы рубити в землѣ своей.

Когда он хотел снова выйти на ятвягов войной и стал собирать войско, узнали об этом ятвяги, послали своих послов и своих детей, и дали дань, и обещали быть покорными ему, и строить города на своей земле.

 

Въ лѣто 6765. Данило посла Коснятина, рекомаго Положишила, да побереть на нихъ дань. Ехав же Коснятинъ поима на нихъ дань — черныя куны и бѣль, сребро. И вдасть ему из дани ятвяжьской даръ Сигнѣву воеводѣ послушьства ради, да увѣсть вся земля Лядьская, яко дань платили суть ятвязи же королеви Данилу, сынови великого князя Романа. По великомъ бо князѣ Романѣ никтоже не бѣ воевалъ на нѣ в рускихъ князих, развѣе сына его Данила. Богомъ же дана ему дань, послушьство створи Лядьскую землю, сирѣчь во память дѣтемь своимъ, яко от Бога мужьство ему показавшу. Якоже премудрый хронографъ списа, якоже: добродѣянья в вѣкы святяться. Якоже сказахомъ о ратехъ многихъ. Си же написахомъ о Романѣ, древле бо писати си, нынѣ же здѣ вписано бысть в послѣдняя...[388]

В год 6765 (1257). Даниил послал Константина, по прозванию Положишила, чтобы собрать дань с ятвягов. Поехал Константин и собрал с них дань — шкурки черных куниц и белок, серебро. И он дал из дани ятвяжской дар Сигневу-воеводе, чтобы распространился слух: пусть узнает вся Ляшская земля, что ятвяги заплатили дань королю Даниилу, сыну великого князя Романа. После смерти великого князя Романа никто из русских князей не воевал с ятвягами, кроме сына его Даниила. Богом дана ему эта дань, и слух возник в Ляшской земле в назидание потомкам, что ему дано было Богом показать свое мужество. Как писал премудрый хронограф: «Добрые дела святятся в веках». Также и мы написали о многих войнах, также мы написали и о Романе: раньше писали о нем, а здесь написали ныне в последний раз.

 

Потом же, якоже преже рекохом, створи король обѣтъ великъ и не исправи его к Романови. Остави же у городѣ Инепѣрьцѣ[389] и отъидеть прочь, обѣщався ему и не помогашеть ему. Лесть бо имяшеть, хотя городовъ его. Бѣ бо клятвою клялся о Бозѣ великою к Романови и ко княгинѣ его, яко добывшу ему землѣ Немѣцкоя, дати ему всю Романови. Княгини же, вѣдущу норовъ его, твердяшеть и крестомъ, и николи же не бысть на помощь ему.

Потом, как мы рассказывали уже прежде, король угорский дал обет великий Роману, но не исполнил его. Оставил он его в городе Инепереце и ушел прочь; дал обещание, но не помог ему. Он обманывал Романа, желая приобрести его города. Ведь он великою клятвой клялся перед Богом Роману и его княгине, что, если он завоюет немецкую землю, всю ее отдаст Роману. Княгиня, зная его нрав, укрепляет его крестным целованием, но он никак не был в помощь Роману.

 

Часто же приходящу ему на нь герьцюви.[390] Во едино же время приѣхавшу ему с великою силою, и бившимся имъ, и ставъ перед городомъ поприща. И не можеть взяти, ласканиемь глаголаше ему: «Остави короля угорьского, яко ужика ми еси и своякъ.[391] Земля Нѣмцькая раздѣлена будеть с тобою. Риксъ ти угорьскый, рекше король, много обѣщаеть, но нѣ исправить. Азъ же глаголю правду, и поставлю ти послуха отца си папу и 12 пискупа на послушьство, и вдамъ ти полъ земли Нѣмѣцкой».

Часто же приходил на Романа герцог. А однажды он пришел с огромным войском, и они бились, и он встал перед городом на расстоянии поприща. Он не мог взять город и сказал Роману с лестью: «Оставь короля угорского: ты мне родственник и свояк. Немецкая земля будет разделена с тобой. Рикс-король угорский много обещает, но не выполняет. А я говорю правду, и поставлю свидетелем отца моего папу и двенадцать епископов, и отдам тебе половину Немецкой земли».

 

Оному же рекшу: «Правдою обѣщахся отцю си королеви угорьскому, не могу послушати тебе, яко срамъ имамъ и грѣхъ не исполнити обѣта». Посла бо ко королеви угорьскому вся словеса, имиже обѣщевашеться ему герцюкъ, и прося у него помощи. Он же не посла ему помощи, но городовъ хотящу ему особѣ, обѣщевашеть же ему дати иныи городы в землѣ Угорьской. Княгинѣ же уразумѣвше лесть его и рече, яко: «Сына ми поими ко дщери, держите и у тали.[392] А нынѣ городовъ наших хощетѣ. А мы за нь терпимъ и гладомъ измираем». Бѣ бо баба ходящи и купящи коръмлю потаи въ градѣ Вяднѣ[393] приносящи: толикъ бо бѣ гладъ, яко и конѣ имь хотящимъ ясти уже.

Но Роман ответил: «Я дал слово, как своему отцу, королю угорскому и не могу послушаться тебя: это будет мне позор и грех — не исполнить обета». Он передал королю угорскому все слова, которыми обольщал его герцог, прося у него помощи. А тот не послал ему помощи; он требовал городов в особое владение, обещая дать взамен другие города в земле Угорской. Княгиня поняла его обман и сказала: «Ты захватил моего сына якобы в зятья и держишь его как заложника. А теперь вы еще хотите наших городов! А мы за это страдаем и умираем от голода!» А было так, что баба тайно ходила покупать пищу в городе Вядне и приносила им; таков был голод, что уже хотели есть лошадей.

 

Княгини же рекши: «Княже, поиди ко отцю». Оному же оступленому, не мощно бѣ ему выѣхати. Видѣ же доброту его, вдасть Вереньгѣрь, прирокомь Просвѣлъ,[394] бѣ бо с нимъ былъ на войнѣ. Сожаливъси о Романѣ и приѣхавъ со силою, изведе Романа изъ града. Си жи преже сказахомъ, яко Вышелкъ бѣ далъ Новогородокъ Романови.

И сказала княгиня: «Князь, иди к своему отцу». Но Роман не мог выехать: ведь они были в осаде. Убедившись в доброте его нрава, его поддержал Веренгер, по прозванию Просвил, он когда-то раньше воевал вместе с ним. Он пожалел Романа и, приехав с войском, вывел Романа из города. А прежде мы уже рассказали, как Войшелк дал Роману Новогрудок.

 

По рати же Кремянецькой Куремьсинѣ, Данилъ воздвиже рать противу татаром. Сгадавъ с братомъ и со сыномъ, посла Деонисия Павловича,[395] взя Межибожие. Потомъ же воевахуть людье Данилови же и Василкови Болоховъ, а Лвови — Побожье и люди татарьскыя. Веснѣ же бывши, посла сына своего Шварна на Городокъ и на Сѣмоць и на вси городы, и взя Городокъ и Сѣмоць и всѣ городы, сѣдящия за татары, Городескь и по Тетереви до Жедьчевьева. Възъвягляне[396] же солъгаша Шварномъ, поемше тивуна, не вдаша ему тивунити. Шварно же приде, поимавъ городы вся. И по немь придоша Бѣлобережцѣ, и Чарнятинци, и вси Болоховци к Данилу. Прислаша Миндовгь к Данилу: «Пришлю к тобѣ Романа и новогородцѣ, а бы пошелъ ко Возвяглю, оттуда и къ Кыеву». И срече срокъ во Възъвягля.

После Кремянецкого похода Куремсы Даниил начал войну против татар. Договорившись с братом и с сыном, послал Дионисия Павловича и взял Межибожие. Потом люди Даниила и Василька ходили войной на Болохов, а люди Льва — на Побужье и на войско татарское. Когда наступила весна, Даниил взял сына своего Шварна на Городок, и на Семоц, и на все города, и взял Гордок, и Семоц, и все города за пределами татарских земель, Городеск и по Тетереву до Жедьчевьева. Возвягляне же обманули Шварна, взяв тиуна, не дали ему управлять. Шварн же пришел и захватил все города. Вслед за ним пришли белобережцы, и чернятинцы, и все болховцы к Даниилу. Миндовг прислал к Даниилу сказать: «Пришлю к тебе Романа с новогрудцами, чтобы ты пошел к Возвяглю, а оттуда и к Киеву». И назначили встречу в Возвягле.

 

Въ лѣто 6766. Данило же с братомъ идоша ко Возвяглю в силѣ тяжцѣ, ждя вѣсти от Романа и литвы и стоя на Корейки:[397] днину жда вѣсти от нихъ, и поиде ко Возвяглю. Преже посла сына си Шварна, да обьедеть град, да никтоже не утечеть от нихъ. Бѣ же вои с нимъ 5 сотъ. Гражанѣ же видивши ратных мало со княземь, смѣяхуся, стояще на градѣ. Наутрѣя же приде Данилъ со многомъ множьствомъ полкомъ, со братомъ си и со сыномъ Лвомъ. Видивъше же гражанѣ, и ужасъ бысть в нихъ, и не стѣрпѣша, и вдашася. И городъ зажьже, люди же изведе и вдасть я на подѣлъ, ово брату си, ово же Лвови, другия Шварнови. И поиде в домъ си, приемъ градъ.

В год 6766 (1258). Даниил с братом пошли к Возвяглю с большим войском, ожидая вести от Романа и литовцев; и стояли они у Корецка, целый день ожидая вести от них, и пошли к Возвяглю. Сначала он послал сына своего Шварна объехать город, чтоб никто из них не убежал. С ним было пятьсот воинов. Горожане, видя, что с князем мало воинов, смеялись над ним, стоя на городской стене. Наутро пришел Даниил с многим множеством полков, со своим братом и с сыном Львом. Увидели горожане, и охватил их ужас; они не выдержали и сдались. Даниил поджег город, а людей вывел и отдал их на дележ — кого своему брату, кого Льву, кого Шварну. И, захватив город, пошел домой.

 

Романови же пришедшу ко граду и литвѣ, потокши на градъ литвѣ, ни вѣдѣша нишьтоже, токмо и головнѣ ти, пси течюще по городищу. Тужаху же и плеваху, по свойскы рекуще: «Янда!», взывающе богы своя Андая и Дивирикса, и вся богы своя поминающе, рекомыя бѣси.

Когда пришел Роман с литовцами и забрались литовцы на стены, то не увидели они ничего, кроме пожарища да бегающих по городищу собак. Они тужили и плевали, говоря по-своему: «Янда!», призывая своих богов Андая и Дивирикса и всех богов своих поминая, то есть бесов.

 

Потом Романъ ѣха по отци, поемь со собою мало людии, а прочии пусти домовь. Данило же и Василко бѣша веселяся, а Левь ѣхав домъвъ си.

Потом Роман поехал вслед за своим отцом, взяв с собою немного людей, а остальных он отпустил по домам. Даниил и Василько праздновали победу, а Лев поехал к себе домой.

 

Литва же роздумавше и воеваша, гнѣвъ держаще, и ехавше же воеваша около Лучьска, Данилови же не вѣдуще ни Василку. Служащии же князи Данилови и людье Василькови: Юрьи, Олекса дворьскый инѣи, ѣхаша на нѣ. Ѣхавшим же на нѣ, онѣмь же притекшимъ супротивъ ко струзѣ, снузникомъ же сразившимся, не стѣрпѣша, но на бѣгъ обратишася. Они же сѣкуще я и бодуще, вогнаша я во озеро. Имется 10 мужь одиного коня, мняще, яко: «Конь вынесеть ны», и тако погрязаху, ангеломъ потопляеми, от Бога посланымъ. И нагряже озеро труповъ и щитовъ и шеломовъ, тозѣмьцѣ же велику користь имаху, волочаще я. И бысть на литву сѣча велика. Одолѣвшимъ, славяху Бога и святую Госпожю-Богородицю, послаша же сайгатъ Данилови и Василкови, и обрадовастася Данилъ и Василко о помощи Божией, иже на поганыя. Се бо бѣша людие Миндогови и воевода ихъ Хвалъ, иже велико убиство творяше землѣ Черниговьской, и Сиръвидъ Рюшковичь. Сирвидъ же утече, а Хвалъ убить бысть, инии мнозѣи.

Литовцы же, посовещавшись, продолжали воевать, сохраняя гнев, и пока ехали, разграбили окрестности Луцка,— а Даниил и Василько об этом не знали. Но слуги князя Даниила и люди Василька: Юрий, дворский Алекса и иные стали преследовать литовцев. Преследуя их, они догнали их у реки, всадники сразились, и литовцы не выдержали и обратились в бегство. Коля и рубя литовцев, загнали их в озеро. Десять человек хватались за одного коня, надеялись: «Конь вынесет нас», и так они тонули, потопляемые ангелом, посланным Богом. И набралось в озере трупов, и щитов, и шлемов столько, что местные жители имели доход, вытаскивая их. Страшную резню устроили литовцам! Победив, русские прославили Бога и святую госпожу Богородицу, послали сайгат Даниилу и Васильку, и радовались Даниил и Василько о помощи Божьей против поганых. Это были люди Миндовга, и воевода их Хвал, тот, который устроил большую резню в Черниговской земле, и Сирвид Рушкович. Сирвид убежал, а Хвал был убит, как и многие другие.

 

Въ лѣто 6767. Куремьса поиде на Данила и на Василка без вѣсти. Приѣха Василко же сбирашеться во Володимерѣ, а Данило в Холмѣ. Посласта ко Лвови, абы поѣхалъ к нимъ.

В год 6767 (1259). Куремса пришел на Даниила и Василька внезапно. Приехал Василько — он собирал войско во Владимире, а Даниил — в Холме. Послали за Львом, чтобы ехал с ними.

 

Куремьсѣ же не перешедшу Стыра,[398] посла люди к Володимѣру. Выѣхавшимъ же ратнымъ вои к городу, изиидоша на нѣ гражанѣ пѣшьци, и бившимся с ними крѣпко. И выбѣгоша из града, идоша к Курьмсѣ, исповѣдаша, яко: «Гражанѣ крѣпцѣ борються с нами».

Куремса, не перейдя Стыри, послал людей к Владимиру. Когда его вооруженные воины приехали к городу, на них вышли горожане пешие и крепко с ними бились. <Татары>, прибежавшие от города, пришли к Куремсе и сообщили ему: «Горожане крепко бьются с нами!»

 

Данило же и Василко одинако сбирастася хотяща битися с татары.

Даниил и Василько, однако, собирались, желая биться с татарами.

 

Прилучи же ся сице за грѣхы загорѣтися Холмови от оканьныя бабы.[399] Си же потомъ спишемь о создании града и украшение церкви, и оного погибели мнозѣ, яко всимъ сжалитися. Сицю же пламени бывшу, якоже со всее земли зарѣ видити, якоже и со Львова зряще, видити по полем Белзьскымь от горения силнаго пламени. Людемь же видящимъ, яко от татаръ зажьженъ бѣ град, и вбѣжаша в мѣста лѣсна и тѣмь не могоша сбиратися. Данило же сняся с братомъ и тѣши и, якоже от Бога вывшѣй бѣдѣ не имѣти желѣ поганьскы, но на Бога надѣятися и на нь возложити печаль. Якоже и бысть.

Случилось так, за грехи наши, что Холм загорелся от окаянной бабы. Потом расскажем о создании города, и об украшении церкви, и о его гибели страшной, для всех жалостной. Пламя было такое, что по всей земле было видно зарево; даже из Львова глядя, все видно было по степям Белзским от горения сильного пламени. Люди подумали, что город был зажжен татарами, разбежались по лесам и после этого не могли собраться. Даниил свиделся с братом, утешал его, говоря, что нельзя нам горевать, подобно язычникам, о беде, посланной от Бога,— надо надеяться на Бога и на него возложить свою печаль. Так и было.

 

Потом же ѣхаста в Володимерь, и собравша мало дружины, и молящася Богу о нашествии татарь, да Богь избавить я. Не могуща же дружины собрати, сласта сѣмо и онамо. Прилучи же ся Василковымъ людемь выѣхати и обрѣтше татаръ биша я, и колодники имаша.

Потом они поехали во Владимир, собрали немного дружины и молили Бога, чтобы он избавил их от нашествия татар. Они не могли собрать дружины и рассылали туда и сюда. Случилось же людям Василька выехать и встретить татар, и они побили их, и взяли пленников.

 

Потом же, Куремьсѣ стоящю у Лучка, створи Богъ чюдо велико. Луческъ бѣ не утверженъ и не уряженъ. И сбѣгшимся во нь многимъ людемь, и бѣ бо зимѣ, бывъши и водѣ велицѣ. Оному же пришедшу к Лучьску и не могшу ему преити, хотяше мостъ прияти. Гражаномъ же отсѣкшимъ мостъ. Он же порокы постави, отгнати хотя. Богъ же чюдо створи, и святы Иванъ, и святый Никола: вѣтру же таку бывшу, яко порокомъ вѣргшу, вѣтру же обращаше камень на нѣ. Пакы же мечющемъ на нѣ крѣпко, изломися Божиею силою пракъ ихъ. И не успѣвше ничтоже, вратишася во станы своя, рекше в поле.

Потом, когда Куремса стоял у Луцка, Бог сотворил великое чудо. Луцк был не укреплен и не подготовлен к обороне. Сбежалось в него много людей, и была зима, и была высокая вода. Когда Куремса пришел к Луцку, то не мог перейти реку и хотел захватить мост. Горожане же разрушили мост. Тогда Куремса поставил пороки, желая их отогнать. Бог сотворил чудо, и святой Иоанн, и святой Николай: ветер был таков, что пороки повалило, и ветер отбрасывал камни на самих татар. А когда они снова стали с силою метать камни, Божественной силой сломался порок их. И, не преуспев ни в чем, они вернулись в свои станы, то есть в степь.

 

Якоже древле писахомъ во Куремьсину рать о зажьженьи города Холмъ. Холмъ бо городъ сиче бысть созданъ Божиимъ веленьемь. Данилови бо княжащу во Володимѣрѣ, созда градъ Угорескь и постави во немь пискупа. Яздящу же ему по полю и ловы дѣющу, и видѣ мѣсто красно и лѣсно на горѣ, обьходящу округъ его полю. И вопраша тоземѣць: «Како именуеться мѣсто се?» Они же рекоша: «Холмъ ему имя есть». И возлюбивъ мѣсто то, и помысли, да сожижеть на немь градець малъ. Обѣщася Богу и святому Ивану Златоусту, да створить во имя его церковь. И створи градѣць малъ. И видѣвъ же, яко Богъ помощникъ ему, и Иоанъ спѣшникъ ему есть, и созда град иный, егоже татарове не возмогоша прияти, егда Батый всю землю Рускую поима. Тогда и церковь святой Троицѣ зажьжена бысть, и пакы создана бысть.

Раньше мы писали о войне с Куремсой, о пожаре в городе Холме. Город Холм был создан, по Божию повелению, таким образом. Когда Даниил княжил во Владимире, он создал город Угровск и поставил в нем епископа. Однажды, когда он ездил по полю и охотился, он увидел место красивое и лесистое на горе; поле окружало его со всех сторон. Он спросил местных жителей: «Как называется это место?» Они ответили: «Холм имя ему». Полюбилось ему то место, и он задумал построить на нем маленький городок. Он обещал Богу и святому Иоанну Златоусту, что поставит во имя его церковь. И построил он маленький городок. И, увидев,что Бог помогает ему, а святой Иоанн пособляет, создал он другой город, тот самый, который татары не смогли взять, когда Батый захватил всю Русскую землю. Тогда была сожжена церковь святой Троицы и снова поставлена.

 

Видивъ же се князь Данило, яко Богу поспѣвающу мѣсту тому, нача призывати приходаѣ нѣмцѣ и русь, иноязычникы и ляхы. Идяху день и во день и уноты и мастерѣ всяции, бѣжаху ис татаръ сѣдѣлници, и лучници, и тулници, и кузницѣ желѣзу, и мѣди, и сребру. И бѣ жизнь, и наполниша дворы окрестъ града поле села.

Когда Даниил увидел, что Бог покровительствует месту тому, стал призывать туда иноземцев и русских, инояэычников и ляхов. И изо дня в день приходили подмастерья и мастера всякие: бежали от татар седельники, лучники, колчанщики, кузнецы железа, меди и серебра. И все ожило, и наполнилось дворами и селами поле вокруг города.

 

Созда же церковь святаго Ивана, красну и лѣпу. Зданье же еѣ сиче бысть: комары 4, с каждо угла преводъ и стоянье ихъ на четырехъ головахъ человѣцскихъ, изваяно отъ нѣкоего хытрѣца. Окъна 3 украшена стеклы римьскими; входящи во олтарь стояста два столпа от цѣла камени и на нею комара и выспрь же, вѣрхъ украшенъ звѣздами златыми на лазурѣ, внутрьнии же ей помость бѣ слитъ от мѣди и от олова чиста, яко блещатися, яко зерчалу; двѣри же ей двоя украшены каменьемь галичкым бѣлымъ и зеленымъ холмъскымъ тесанымъ; узоры тѣ некимь хытрѣчемь Авдьемь прилѣпы от всѣхъ шаровъ и злата, напереди ихъ же бѣ издѣланъ Спасъ, а на полунощных — святы Иванъ, якоже всимъ зрящимъ дивитися бѣ. Украси же иконы, еже принесе ис Кыева, каменьемь драгымъ и бисеромъ златымъ, и Спаса, и пресвятое Богородицѣ, иже ему сестра Федора и вда из монастыря Федора, иконы же принесе изо Уручего, Устрѣтенье от отца его. Диву подобны, яже погорѣша во церкви святаго Ивана, одинъ Михаилъ остася, чюдных тѣхъ иконъ! И колоколы принесе ис Кыева, другия ту солье, то все огнь попали.[400]

Построил он церковь святого Иоанна, красивую и нарядную. Здание ее было устроено так: четыре свода; с каждого угла арка, стоящая на четырех человеческих головах, изваянных неким мастером. Три окна, украшенные римскими стеклами; при входе в алтарь стояли два столпа из целого камня, а над ними своды и купол, украшенный золотыми звездами на лазури; пол же внутри был отлит из меди и чистого олова, и блестел он, как зеркало; две двери были выложены тесаным камнем: белым галицким и зеленым холмским; а узоры, разноцветные и золотые, сделаны некиим художником Авдеем; на западных вратах был изображен Спас, а на северных — святой Иоанн, так что все смотрящие дивились. Он украсил иконы, которые принес из Киева, драгоценными камнями и золотым бисером,— иконы Спаса и пресвятой Богородицы, которые дала ему сестра Феодора из Феодоровского монастыря, иконы принес из Овруча, и икону Сретенья от отца своего. Достойны они были удивления; эти иконы сгорели в церкви святого Иоанна, лишь образ Михаила остался из чудесных тех икон! Колокола он принес из Киева, а другие были отлиты здесь — и их все огонь попалил.

 

Вежа же средѣ города[401] высока, якоже бити с нея окрест града, подсздана каменеемь вь высоту 15 лакотъ. Создана же сама древомъ тесанымъ и убѣлена, яко сыръ, святящися на всеи стороны. Стюденѣць, рекомый кладязь, близъ ея бѣ, сажений имущи 35. Храмѣ прекраснии, и медъ от огня, яко смола ползущь.

Посреди города была поставлена высокая башня, чтобы с нее можно было видеть окрестности города, низ ее построен из камня, в высоту на пятнадцать локтей. А сама она построена из тесаного дерева, она была белая, как творог, так что светилась во все стороны. Студенец, то есть колодец, был около нее, глубиной в тридцать пять саженей. Постройки были прекрасные, а медь от огня, как смола, плавилась.

 

Посади же садъ красенъ, и созда церковь святыма Безмѣздникома во честь, имать 4 столпы от цѣла камени, истесанаго, держаща вѣрхъ. С тѣхъ же другый и волтарь пресвятаго Дмитрея, стоить же ти предъ бочными двѣрми красенъ, принесенъ издалеча.

Вокруг он посадил красивый сад и создал церковь в честь святых безмездников Козмы и Дамиана, в ней четыре столпа из целого камня тесаного, держащие верх. Из такого же камня и другой алтарь — святого Димитрия, и образ его стоит перед боковыми дверьми, очень красивый, принесенный издалека.

 

Стоить же столпъ поприща от города каменъ, а на немь орелъ каменъ изваянъ, высота же камени десяти лакотъ с головами же и с подножьками 12 лакотъ.

В расстоянии поприща от города стоит каменный столп, а на нем изваян орел каменный; высота камня — десять локтей, с головами же и подножием — двенадцать локтей.

 

Увидивъ же сицю пагубу граду, вшедъ во церковь и видѣ пагубу, и сжалиси велми. Помолився Богу, паки обнови, и церковь освяти пискупомъ Иваномъ. И паки помолився Богу и созда и твьржьша и выша. Вежѣ же такое не возможе создати, бѣ бо грады иныя жижаи противу безбожнымъ татаромъ, за то не созда ея.

Когда Даниил увидел разорение города, а войдя в церковь, увидел и там разорение, то очень сильно опечалился он. И, помолившись Богу, снова обновил церковь, и освятил церковь епископ Иоанн. И, снова помолившись Богу, построил он ее еще крепче и выше. Но башни той он не смог построить,— он строил другие города против безбожных татар, поэтому и не построил башню.

 

Въ лѣто 6768. Созда же церковь привелику во градѣ Холмѣ во имя пресвятыя приснодѣвыя Мария, величествомъ, красотою не мене сущихъ древних, и украси ю пречюднами иконами. Принесе же чашю от земля угорьскыя мрамора багряна, изваяну мудростью чюдну, и змьевы главы бѣша округъ ея, и постави ю пре двѣрми церковьнымы, нарѣцаемыми царскыми, створи же в ней крестилницю крестити воду на святое Богоявление. Створи же в ней блаженый пискупъ Иванъ, от древа красна точенъ и позлащенъ. Днѣ и внѣ дивлению подобенъ.

В год 6768 (1260). Даниил построил большую церковь в городе Холме во имя пресвятой приснодевы Марии, по величине и красоте не меньше бывших древних, и украсил ее пречудными иконами. Он принес из Угорской земли чашу из багряного мрамора, изваянную с удивительным искусством: вокруг нее были змеиные головы,— и поставил ее перед церковными дверьми, называемыми царскими, и сделал из нее крестильницу для освящения воды в святое Богоявление. Было там изображение блаженного епископа, Иоанна Златоуста, выточенное из прекрасного дерева и позолоченное. Снаружи и изнутри храм был достоин удивления.

 

Времени же минувшу, и приде Буранда безбожный злый со множествомъ полковъ татарьскыхъ в силѣ тяжьцѣ и ста на мѣстѣх Куремьсѣнѣх. Данило же держаше рать с Куремьсою и николи же не бояся Куремьсѣ, не бѣ бо моглъ зла ему створити никогдаже Куремьса, дондеже приде Буранда со силою великою. Посла же послы к Данилови, река: «Иду на Литву. Оже еси миренъ, пойди со мною».[402]

Спустя некоторое время пришел Бурундай безбожный, злой со множеством полков татарских, хорошо вооруженных, и остановился на тех местах, где стоял Куремса. Даниил воевал с Куремсой и никогда не боялся Куремсы, потому что Куремса никогда не мог причинить ему зла, пока не пришел Бурундай с большим войском. Послал он послов к Даниилу, говоря: «Я иду против Литвы. Если ты мой союзник, пойди со мной».

 

Данилови же сѣдшу с братомъ и со сыномъ, печалнымъ бывше, гадахуть: вѣдахуть бо, аще Данилъ поедеть, и не будеть с добромъ. Сгадавъше вси, и еха Василко за брата. И проводи братъ до Берестья, и посла с нимъ люди своя. И помолився Богу, святому Спасу избавнику, яже есть икона яже есть в городѣ Мѣлницѣ[403] во церкви святоѣ Богородицѣ и нынѣ стоить в велицѣ чести; обѣща ему Данило король украшениемь украсити и.

Даниил с братом и с сыном стали думать в большой печали: знали они, что, если Даниил поедет, не будет добра. Посоветовались они, и поехал Васильке вместо брата. Проводил его брат до Берестья и послал с ним своих людей. Помолился Даниил Богу, святому Спасу избавителю — есть такая икона в городе Мельнике в церкви святой Богородицы, которая и ныне там в чести великой,— обещал король Даниил украсить ее всякими украшениями.

 

Василкови же ѣдушу по Бурундаи одиному по Литовьской землѣ, обрѣтъ негдѣ литву, избивъ ю и приведе саигатъ Бурондаеви. И похвали Бурандай Василка, «аще братъ твой не ѣхалъ». И воеваше ѣздя с нимь. Ищющю ему сыновца своего Романа,[404] воеваша землю Литовьскую и Нальщаньску.[405] Княгиню бѣ бо оставилъ у брата и сына своего Володимера.[406]

Когда Василько ехал один за Бурундаем по Литовской земле, он в одном месте встретил литовцев, избил их и привел сайгат к Бурундаю. Похвалил Бурундай Василька, «хотя брат твой и не поехал». Василько ездил и воевал вместе с Бурундаем. Разыскивал он своего племянника Романа и разорял землю Литовскую и Налыцанскую. А княгиню свою и сына Владимира он оставил у брата.

 

Потом же Данило король, ѣхавъ, взя Волковыескъ и Глѣба князя пославъ я, и держашеть и во чести, яко болма бо еха ко Волковыску, ловя яти ворога своего Вышелка и Тевтивила. И не удуси его в городѣ, искаше ею по стаемь, посылая люди, и не обрѣтѣ ею. Бѣста бо велику лесть учинила: я Вышелгъ сына его Романа. И пакы посла Михаила, и воева по Зелеви,[407] ища ею, и не обрѣте ею. Потом же мысля ити на Городенъ, творя ею тамъ.

Потом и король Даниил поехал, и захватил Волковыйск и князя Глеба, и отослал его, держа в великой чести, потому что он ехал в Волковыйск больше всего за тем, чтобы захватить своего врага Войшелка и Тевтивила. Он не нашел их в городе, и искал их по станам, посылая людей своих, и не нашел их. Они совершили великий обман: Войшелк захватил сына его Романа. И снова послал Даниил Михаила и воевал по Зелве, ища их, и не нашел их. Потом задумал идти на Городен, думая, что они там.

 

Посла же по Лва, сына си, и по люди своя. И приѣхаша в городъ Мѣлникъ. Хотящу ему ити к Городну, и всимъ тоснующимся, и бысть вѣсть из ляховъ у короля Данила, яко татаровѣ на Ятвязѣхъ суть.

Он послал за сыном своим Львом и за своими людьми. Они приехали в город Мельник. Он хотел идти на Городен, и все они торопились, но пришла весть от ляхов королю Даниилу, что татары уже в земле Ятвяжской.

 

Лвови же рекшу, яко: «Вои твоя голодна есть и кони ихъ». Он же отвѣщавъ и рече ему: «Пошлемь сторожѣ ко Визнѣ». Вдасть же Данило король брашна воемь до досытка и конемь ихъ.

Лев сказал: «Твои воины голодны, и кони их тоже». Он же ответил ему, сказав: «Пошлем сторожевой отряд к Визне». Дал король Даниил пищи досыта воинам и их коням.

 

Послано бо быста преже два посла во Ятвязѣ увѣдатъ о братѣ. Татаромъ же приехавшимъ во Ятвязѣ, ята быста посла и прашаше: «Гдѣ есть Данило?» Она же отвѣщаста: «В Милници есть». Онѣм же рекшимъ, яко: «То есть мирникъ нашь, братъ его, воевалъ с нами. Туда идемь».

Еще раньше были посланы два посла в Ятвяжскую землю узнать о брате. Когда татары приехали в Ятвяжскую землю, были схвачены оба посла, и их спросили: «Где Даниил?» Они ответили: «В Мельнике». Татары сказали: «Он наш союзник, брат его воевал вместе с нами. Идем туда!»

 

Сторожем же изминувшимся с ними, они же проидоша ко Дорогычину. Бысть же вѣсть Данилу, послаша Лва и Шварна вонъ и Володимера, река имъ: «Аще вы будете у мене, вамъ ездѣти в станы к нимъ, аже ли азъ буду»...[408]

Сторожевые отряды разминулись с татарами, и те прошли к Дорогичину. Была об этом весть Даниилу, и он отослал от себя Льва, Шварна и Владимира, сказав им: «Если будете у меня, придется вам ехать в их стан, а если я и буду»...

 

По сем же минувшему лѣту.

После этого миновал год.

 

Въ лѣто 6769. Бысть тишина по все землѣ. В ты же дни свадба бысть у Василка князя у Володимерѣ городѣ: нача отдавати дщерь свою Олгу за Андрѣа князя Всеволодича Чернигову. Бяшеть же тогда братъ Василковъ Данило князь со обѣима сынома своима, со Лвомъ и со Шварномъ, и инѣхъ князѣй много, и бояръ много. И бывшу же веселью не малу в Володимерѣ городѣ.

В год 6769 (1261). Была тишина по всей земле. В те дни была свадьба у Василька-князя в городе Владимире: отдавал он дочь свою Ольгу за князя Андрея Всеволодича в Чернигов. Там был и брат Василька, князь Даниил с обоими сыновьями своими, Львом и Шварном, и иных князей много и бояр много. И было немалое веселье в городе Владимире.

 

И приде вѣсть тогда Данилови князю и к Василкови, оже Буронда идеть оканный проклятый, и печална бысть брата о томъ велми. Прислалъ бо бяше, тако река: «Оже есте мои мирници, срѣтьтя мя. А кто не срѣтить мене, тый ратный мнѣ». Василко же князь поеха противу Бурандаеви со Лвомъ, сыновцемь своимъ, а Данило князь не ѣха с братомъ, послалъ бо бяше себе мѣсто владыку своего Холмовьского Ивана.

И пришла весть тогда князю Даниилу и Васильку, что идет проклятый окаянный Бурундай, и были очень опечалены этим братья. Бурундай прислал к ним сказать так: «Если вы мои союзники, встретьте меня. А кто меня не встретит, тот мой враг». Князь Василько поехал навстречу Бурундаю со своим племянником Львом, а князь Даниил не поехал с братом, а послал вместо себя своего холмского епископа Иоанна.

 

И поеха Василко князь со Лвомъ и со владыкою противу Бурандаеви, поимавъ дары многы и питье, и срѣте и у Шумьски. И приде Василко со Лвомъ и со владыкою передо нь с дары; оному же велику опалу створшу на Василка князя и на Лва; владыка стояше в ужасти величѣ.

И поехал князь Василько со Львом и с епископом навстречу Бурундаю, взяв дары многие и угощения, и встретил его у Шумска. И пришел Василько со Львом и с епископом к нему с дарами. Бурундай сильно гневался на князя Василька и Льва. Владыка был в великом страхе.

 

И потомъ рече Буронда Василкови: «Оже есте мои мирници, розмечете же городы своѣ всѣ». Левъ розмета Даниловъ и Стожекъ, оттолѣ же пославъ Лвовъ розмѣта, а Василко пославъ Кремянѣчь розмета и Луческь.

А потом сказал Бурундай Васильку: «Если вы мои союзники, разрушьте все укрепления городов своих». Лев разрушил Данилов и Стожек, а оттуда послал и Львов разрушить, а Василько послал разрушить Кремянец и Луцк.

 

Василко же князь ишь Шюмьска посла владыку Ивана напередь ко брату своему Данилови. Владычи же приехавшю к Данилови князю, и нача ему повѣдати о бывшем, и опалу Бурандаеву сказа ему. Данилови же убоявшуся, побѣже в Ляхы, а из Ляховъ побѣже во Угры.

Князь Василько из Шумска послал епископа Иоанна вперед к брату своему Даниилу. Когда епископ приехал к Даниилу, то поведал ему о случившемся и рассказал про гнев Бурундая. Даниил испугался, и бежал в Ляшскую землю, и из Ляшской земли побежал в Угорскую.

 

И тако поиде Бурандай ко Володимерю, а Василко князь с ними. И не дошедшу ему города, и ста на Житани на ночь. Бурандай же нача молвити про Володимерь: «Василко, розмечи городъ». Князь же Василко нача думать в собѣ про городъ, зане не мощно бысть розметати вборзѣ его величествомъ. Повелѣ зажечи и, и тако черес ночь изгорѣ всь. Завътра же приѣха Бурандай в Володимерь, и видѣ своима очима городъ изгорѣвши всь, и нача обѣдати у Василка на дворѣ и пити. Обѣдав же и пивъ и леже на ночь у Пятидна. Завътра же присла татарина именемь Баимура. Баимуръ же приѣхавь ко князю и рче: «Василко, прислал мя Буранда и велѣл ми городъ роскопати». Рче же ему Василко: «Твори повелѣное тобою». И нача роскопывати городъ, назнаменуя образъ побѣды.

И так пошел Бурундай к Владимиру, и князь Василько с ним. Не дойдя до города, остановился он на ночь на Житани. Бурундай стал говорить о Владимире: «Василько, разрушь укрепления». Князь Василько стал думать про себя о городских укреплениях, ведь нельзя было разрушить их быстро из-за их величины. И он велел поджечь их, и за ночь они сгорели. На другой день приехал Бурундай во Владимир и увидел своими глазами, что укрепления все сгорели, и стал обедать у Василька на дворе и пить. Пообедал, выпил и лег ночевать у Пятидна. Наутро прислал татарина по имени Баимура. Баимур приехал к князю и сказал: «Василько, прислал меня Бурундай и велел вал сравнять с землей». И сказал Василько: «Делай, что тебе велели». И стал тот равнять вал с землей в знак победы.

 

И по семь поиде Бурандай к Холмови, а Василко князь с нимь, и с бояры своими и слугами своими. Пришедшимъ же имъ к Холмови, городъ же затворенъ бысть, и сташа пришедше к нему одаль его. И не успѣша вои его ничтоже. Бяхуть бо в немь боярѣ и людье добрии и утвержение города крѣпко порокы и самострѣлы.

Затем пошел Бурундай к Холму, и князь Василько с ним, со своими боярами и слугами своими. Когда пришли они к Холму, город оказался затворенным, и они, придя, остановились поодаль от него. И ничего не смогли сделать воины Бурундая. Ведь были в городе бояре и хорошие воины, и город был вооружен крепко пороками и самострелами.

 

Буранда же расмотривъ твердость города, оже не мощно взяти его, тѣм же и нача молвити Василкови князю: «Василко, се городъ брата твоего. Ѣдь молви горожаномъ, а быша передалѣ». И посла с Василкомъ три татаринѣ именемь Куичия, Ашика, Болюя, и к тому толмача, розумѣюща рускый языкъ, што иметь молвити Василко, приѣхавъ подъ городъ. Василко же, ида подъ городъ, и взя собѣ в руку камения. Пришедше подъ городъ, и нача молвити горожаномъ, а татарове слышать, послании с нимь: «Костянтине холопе, и ты, другий холопе Лука Иванковичю,[409] се городъ брата моего и мой, передайтеся!» Молвивъ, да камень вержеть доловь, дая имъ розумъ хитростью, а быша ся билѣ, а не передавалися. Си же слова молвивъ и по троичи, меча каменьемь доловь. Сь же великий князь Василко, акы от Бога посланъ бы на помоць горожаномъ, пода имъ хытростью разум. Костянтинъ же, стоя на заборолѣхъ города, усмотри умомъ разумъ, поданы ему от Василка, и рече князю Василкови: «Поѣдь прочь, аже будеть ти каменемь в чело! Ты уже не братъ еси брату своему, но ратьный есь ему». Татарове же, послании со княземь подъ город, слышавше, поѣхаша к Бурандаеви и повѣдаша рѣчь Василкову, како молвилъ горожаномъ, што ли молвили пакъ горожане Василкови.

Бурундай, увидев твердость города и что нельзя его взять, стал говорить князю Васильку: «Василько, это город брата твоего. Поезжай, объяви горожанам, чтобы они сдавались мне». И послал с Васильком трех татар: Куичия, Ашика и Болюя, и, кроме того, толмача, знающего русский язык, чтобы знать, что будет говорить Василько, приехав под город. Василько же, идя к городу, взял себе в руки камни. Придя под городскую стену, он стал говорить горожанам, а татары, посланные с ним, все слышали: «Константин-холоп и ты, другой холоп, Лука Иванкович! Это город моего брата и мой, сдавайтесь!» Сказав, бросил вниз камень — он хитростью дал им понять, чтобы они боролись, а не сдавались. Он сказал эти слова трижды и трижды бросал камни вниз. Этот великий князь Василько словно от Бога был послан на помощь горожанам, он подал им знак хитростью. Константин, стоя на забороле города, понял в уме своем знак, поданный ему Васильком, и сказал князю Васильку: «Поезжай прочь, а не то будет тебе камень в лоб! Ты уже не брат брату своему, а враг ему». Татары, посланные с князем к городу, услышав это, поехали к Бурундаю и передали ему речь Василька: как он сказал горожанам и что горожане ответили Васильку.

 

И по семь поиде Буранда вборзѣ к Люблину. От Люблина же поиде ко Завихвосту, и придоша к рѣцѣ к Вислѣ. И ту изнаидоша собѣ бродъ у Вислѣ, и поидоша на ону страну рѣкы и начаша воевати землю Лядьскую.

После этого Бурундай быстро пошел к Люблину. От Люблина пошел к Завихвосту и пришел к реке Висле. Тут нашли себе брод на Висле, перешли на другую сторону и начали воевать землю Ляшскую.

 

Потом же придоша к Судомирю, и обьступиша и со всѣ сторонѣ, и огородиша и около своимъ городомь, и порокъ поставиша. И пороком же бьющимь неослабно день и нощь, а стрѣламъ не дадущимъ выникнути изъ заборолъ, и бишася по четырѣ дни, в четвертый же день сбиша заборола с города. Татаровѣ же начаша лествицѣ приставливати к городу и тако полѣзоша на город. Напередь же возлѣзоста два татарина на городъ с хоруговью и поидоста по городу сѣкучи и бодучи. Одинъ же ею поиде по одиной сторонѣ города, а другый по другой сторонѣ. Нѣкто же от ляховъ, не бояринъ, ни доброго роду, но простъ сый человѣкъ, ни в доспѣсѣ, за одинимь мятлемь со суличею, защитився отчаяньемь, акы твердымъ щитомъ, створи дѣло, памяти достойно: потече противу татарину, како стекася с нимъ, тако уби татарина, олъны другий татаринъ со заду притече и потя ляха ту, и убьенъ бысть ляхъ.

Пришли татары к Сандомиру, обступили его со всех сторон, огородили своими ограждениями, поставили пороки. Били пороки, не ослабевая, день и ночь, а стрелки не давали высунуться из заборол, и бились четыре дня, а на четвертый день сбили заборола с городской стены. Татары стали приставлять лестницы к стенам и так влезли на стены. Впереди других на стену влезли два татарина с знаменем и пошли по стене, коля и рубя. Один из них пошел по одной стороне стены, а другой — по другой стороне. Один из ляхов, не боярин, не из высокородных, а простой человек, без доспехов, в одном плаще, с копьем, защитившись отчаянием, как крепким щитом, совершил дело, достойное памяти: побежал против татарина, и когда они встретились, убил татарина, и только другой татарин подбежал сзади, ударил того ляха, и убит был лях.

 

Людье же, видивше татары на городѣ, устрѣмишася побѣгнути до дитиньца и не можаху умѣститися во ворота, зане мостъ бяше узокъ воротомъ; и подавишася сами, а друзии падаху с мостка в ровъ, акы сноповье. Рови же бяху видѣниемь глубоцѣ велми, и исполнишася мертвыми, и бысть лзѣ ходити по трупью, акы по мосту. Бяхуть же станове в городѣ соломою циненѣ, и загорѣшася самѣ от огневь, и потом же и городъ поча горѣти. Церкви же бяше в городѣ томъ камена велика и придивна, сияюще красотою; бяшеть бо создана бѣлымъ каменьем тесанымъ, и та бысть полна людий. Вѣрхъ же в ней, древомъ покрытъ, зажьжеся, и та погорѣ, и в ней бещисленое множьство людий.

Люди, увидев татар на городской стене, бросились бежать в детинец и не могли уместиться в воротах, потому что мост к воротам был узок; одни давили друг друга, а другие падали с мостка в ров, как снопы. Рвы были очень с виду глубоки, но наполнились мертвыми, и можно было ходить по трупам, как по мосту. Были в городе постройки, набитые соломой,— они сами собой загорелись от огней, и тогда город стал гореть. Церковь в городе том была каменная, большая и чудная, сияющая красотой; была выстроена из белого тесаного камня, и была полна людей. Верх церкви, покрытый деревом, загорелся, и сгорела церковь, и в ней бесчисленное множество людей.

 

Одва ратнии выбѣгоша изъ города.

Воины едва выбежали из города.

 

Завътра же игумени с попы и сь дьяконы, и изрядивше крилосъ, и отпѣвши обѣднюю, и начаша ся причащатися первое сами, и потомъ бояре и с женами с дѣтми, таже вси от мала и до велика. И начаша ся исповѣдатися, ово ко игуменемь, друзии же к попомъ и дьякономъ, зане бяше людии множьство в городѣ. Потом же поидоша со хресты из города, и со свѣчами, и с кадѣлы, и поидоша же и бояре и боярынѣ, изрядившеся во брачныя порты и ризы, слугы же боярьскиѣ несяху перед ними и дѣти ихъ. И бысть плачь великь и рыдание: мужи плакахуся свѣрьстьниць своихъ, матери же плакахуся чадъ своихъ, братъ брата, и не бысть кто помилуя ихъ. Гнѣву бо Божию сконцавшюся на нихъ. Выгнаным же имъ из города, и посадиша ѣ татаровѣ на болоньи возлѣ Вислы, и сѣдоша два дни на болоньи,[410] тоже почаша избивати я, всѣ мужескь полъ и женьскъ, и не оста отъ нихъ ни одинъ же.[411]

Наутро игумены с попами и дьяконами собрали клир, отпели обедню и начали причащаться — сначала сами, а потом бояре с женами и детьми, все от мала до велика. И начали исповедоваться — кто у игуменов, кто у попов и дьяконов, потому что было очень много людей в городе. Потом они пошли из города, с крестами, со свечами и кадилами, и пошли бояре и боярыни, одевшись в брачные одежды и наряды, а слуги боярские несли перед ними детей. И был плач великий и рыдание: мужья оплакивали спутниц жизни, матери оплакивали детей своих, брат — брата, и некому было пожалеть их. Свершился гнев Божий на них. Их выгнали из города, и разместили их татары на болонье около Вислы, и были они два дня на болонье, потом их стали убивать всех, мужчин и женщин, и не оставили из них ни одного человека.

 

Потом же поидоша ко Лысцю[412] городу. И пришедшемъ же имъ к нему, и обьступиша: городъ же бяше в лѣсѣ, на горѣ, церкви же бяше в немь камена Святоѣ Троицѣ. Городъ же не твердъ бяше, взяше же и того, исѣкоша же всѣ от мала и до велика. Потом же возворотися Бурандай на западъ во своя веже.

Потом татары пошли к городу Лысцу. Пришли они к нему и обступили: город был в лесу, на горе, и была в нем каменная церковь Святой Троицы. Город не был укреплен, татары взяли его и всех зарубили, от мала и до велика. Потом Бурундай вернулся на запад, в свои становища.

 

И тако бысть конѣць Судомирьскому взятью.

Так окончилось Сандомирское взятие.

 

Въ лѣто 6770. Идоша литва на ляхы воеватъ от Миндовга и Остафьи Костянтиновичь[413] с ними, оканьный и безаконый, бѣ бо забѣглъ из Рязаня. Литва же изъгнаша Ездовъ[414] на канунъ и Иваня дни на самая Купалья. Ту же и Сомовита князя убиша, а сына его Кондрата[415] яша, и полона много яша, и тако возвратишася восвояси.

В год 6770 (1262). Пошли литовцы от Миндовга воевать против ляхов, и Остафий Константинович с ними, окаянный и беззаконный; он же когда-то сбежал из Рязани. Литовцы разорили Ездов накануне Иванова дня, на самые Купалы. Тут убили и князя Семовита, а сына его Кондрата взяли в плен, и забрали много пленников, и так вернулись к себе.

 

Въспомяну Миндовгъ, оже Василко князь с богатыремь воевалъ землю Литовьскую, и посла рать на Василка, и воеваша около Каменца. Князь же Василко не ѣха по нихъ, зане надѣяшеться другой рати. Посла по нихъ Желислава же Степана Медушника,[416] и гониша по нихъ, ольно до Ясолны,[417] и не угониша ихъ, бяшеть бо рать мала, полона же взяли бяхуть, тѣм же и уйдоша борзо. Другая же рать воеваша тое же недѣлѣ около Мѣлницѣ, Бяше же с ними воевода Тюдияминовичь Ковдижадъ.[418] Взяша же полона много.

А Миндовг вспомнил, что князь Василько с Бурундаем-богатырем воевал против земли Литовской, и послал рать против Василька, и воевали они около Каменца. Князь Василько не поехал на них, ожидая другой рати. Он послал на них Желислава и Степана Медушника, и они гнались за ними до самой Ясолны, и не догнали их, так как их войско было невелико, и они взяли только пленников и потому ушли быстро. Другая рать воевала в ту же неделю около Мельника. Был с ними воевода Ковдижад Тюдияминович. Они взяли много пленников.

 

Князь же Василко поѣха по нихъ сыномь своимь Володимѣромь и с бояры и со слугами, возложивъ упование на Бога и на пречистую его Матерь и на силу честнаго хреста, и угониша я у Небля[419] города. Литва же бяше стала при озерѣ, и видивше полкы, изрядишася, и сѣдоша во три ряды за щиты по своему норову. Василко же, изрядивъ своѣ полкы, поиде противу имъ, и сразишася обои. Литва же, не стерпѣвше, устремишася на бѣгъ. И не бысть лзѣ утечи, обишло бо бяшеть озеро около. И тако начаша сѣчи ѣ, а друзии во озерѣ истопоша. И тако избиша я всѣ, и не оста от нихъ ни одинъ.

Князь Василько поехал за ними с сыном своим Владимиром и с боярами и слугами, возложив упование на Бога, и на пречистую его Матерь, и на силу честного креста, и нагнал их у городе Небля. Литовцы уже стояли при озере и, увидев полки, готовые к бою, сели в три ряда защитами, по своему обычаю. Василько, построив свои полки, пошел против них, и они сразились. Литовцы не выдержали и обратились в бегство. Но нельзя было убежать, потому что рядом было озеро. И стали их сечь, а другие из них утонули в озере. И так перебили их всех, и ни один из них не спасся.

 

Се же услышавъше князи Пиньсции Федоръ, и Демидъ, и Юрьи, и приѣхаша к Василкови с питьемь, и начаша веселитися, видяще бо ворогы своя избиты, а своя дружина вся цѣла. Токмо одинъ убитъ от полка Василкова Прѣиборъ, сынъ Степановъ Родивича. Посем же князи Пиньсции поѣхаша восвояси, а Василко поѣха к Володимѣрю с побѣдою и честью великою, славя и хваля Бога, створшаго предивная, покоршаго ворогы под нозѣ Василкови князю.

Услышав об этом, пинские князья Федор, Демид и Юрий приехали к Васильку с питьем и стали веселиться, ибо видели своих врагов разбитых, а свою дружину целой. Только один был убит из полка Василька — Перибор, сын Степана Родивича. Потом князья пинские поехали к себе, а Василько поехал во Владимир с победой и честью великой, славя и хваля Бога, сотворившего чудеса, покорившего врагов к ногам князя Василька.

 

Посла же саигатъ брату своему королеви с Борисом и со Изѣболкомъ.[420] Король же бяшеть поѣхалъ в Угры. И угони его Борисъ у Телича.[421]

Он послал сайгат брату своему, королю, с Борисом и с Изеболком. Король же тогда поехал в Угорскую землю. Догнал его Борис у Телича.

 

Король же бяше печалуя о братѣ по велику и о сыновцѣ своемь Володимерѣ, зане молодъ бяше. Нѣкто от слугъ его вшедъ нача повѣдати сиче: «О господине, людье кацѣ се едуть за щиты со суличами, а конѣ с ними поводьнии». Король же, от радостии воскочивъ и возвѣвъ руцѣ, хвалу воздавъ Богу, рече: «Слава тебѣ, Господи! Тоть Василко побѣдилъ литву». Борисъ же приѣха и приведе саигатъ королеви и конѣй во сѣдлѣхъ, щиты, суличѣ, шеломы. Король же нача впрашати о здоровьи брата своего и сыновця, Борисъ же повѣда здоровье обою, и вся збывшаяся сказа ему. Бысть радость велика королеви о здоровьи брата своего и сыновца, а ворози избити. Бориса же одаривъ отпусти ко брату своему.

Король в то время очень печалился о брате и о племяннике своем Владимире, потому что тот был еще молод. Один из слуг, войдя, стал так говорить: «О господин, люди какие-то сюда едут за щитами и с сулицами и коней в поводе ведут». Король же от радости вскочил, и воздел руки, вознося хвалу Богу, и сказал: «Слава тебе, Господи! Это Василько победил литву!» Борис же приехал и привез сайгат королю, и коней в седлах, щиты, сулицы, шлемы. Король стал спрашивать о здоровье брата своего и племянника. Борис поведал, что оба здоровы, и рассказал обо всем происшедшем. Была большая радость королю — брат его и племянник здоровы, а враги перебиты. Бориса же он одарил и отослал к своему брату.

 

Посем же бысть снемь рускимъ княземь с лядьскимь княземь с Болеславомъ, и снимашася в Тернавѣ:[422] Данило князь со обѣима сынома своима, со Лвомъ и со Шьварномъ, а Василко князь со своимъ сыномъ Володимеромь. И положиша рядъ межи собою о землю Рускую и Лядьску утвердивъшеся крестомъ честнымъ, и тако розъѣхашася восвояси.

Потом был съезд князей русских с ляшским князем Болеславом, и встретились они в Тернаве: князь Даниил с обоими сыновьями, Львом и Шварном, и князь Василько с сыном Владимиром. И они заключили договор между собою относительно Русской и Ляшской земли, и утвердили его крестным целованием, и так разъехались к себе.

 

Посем же сонмѣ минувшу лѣту одиному, и во осень убить бысть великий князь литовьский Миньдовгъ,[423] самодержечь бысть во всей земли Литовьской. Убиство же его сиче скажемь.

После этой встречи прошел один год, а осенью был убит князь литовский Миндовг, который был самодержцем всей Литовской земли. О его убийстве так расскажем.

 

Бысть князящю ему в земьли Литовьской, и нача избивати братью свою и сыновцѣ свои, а другия выгна и-землѣ, и нача княжити одинъ во всей землѣ Литовьской. И нача гордѣти велми, и вознесеся славою и гордостью великою, и не творяше противу себе никогоже. Бяше же у него сынъ Войшелкъ же, дъчи. Дщерь же отда за Шварна за Даниловича до Холма.

Он княжил в Литовской земле, и начал убивать своих братьев и племянников, а других выгнал из страны, и стал княжить один во всей земле Литовской. И стал он весьма гордиться, и вознесся славой и гордостью великой, считая, что нет ему равного. Был у него сын Войшелк и дочь. Дочь он отдал замуж за Шварна Даниловича в Холм.

 

И Войшелкъ же нача княжити в Новѣгородчѣ, в поганьствѣ буда, и нача проливати крови много. Убивашеть бо на всякъ день по три, по четыри. Которого же дни не убьяшеть кого, печаловашеть тогда. Колиже убьяшеть кого, тогда веселъ бяшеть. Посем же вниде страхъ Божий во сердце его, помысли в собѣ, хотя прияти святое крещение. И крестися ту в Новѣгородьцѣ, и нача быти во крѣстьяньствѣ. И по семь иде Войшелкъ до Галича к Данилови князу и Василкови, хотя прияти мниский чинъ. Тогда же и Вошелкъ хрести Юрья Лвовича.[424] Тоже потомъ иде в Полонину ко Григорьеви в манастырь,[425] и пострижеся во черньцѣ, и бысть в манастыри у Григорья 3 лѣта, оттолѣ же поиде во Святую Гору, приемь благословление от Григорья. Григорѣй же бяшеть человѣкъ святъ, акого же не будеть перед нимь, и ни по немь не будеть.

Войшелк начал княжить в Новогрудке, был он язычником и начал проливать много крови. Он убивал каждый день трех-четырех человек. А если в какой-то день никого не убьет, очень печалится. Если же убьет кого — тогда веселится. Потом вошел страх Божий в его сердце, и он задумался, желая принять святое крещение. И крестился тут же в Новогрудке, и стал христианином. А затем Войшелк пошел в Галич к князю Даниилу и Васильку, желая принять монашеский постриг. Тогда же Войшелк крестил Юрия Львовича. Потом он пошел в Полонину в монастырь к Григорию, и там постригся в монахи, и был у Григория в монастыре три года, а оттуда пошел в Святую Гору, приняв благословение у Григория. Григорий был святой человек, какого до него не было и после него не будет.

 

Войшелкъ же не може доити до Святѣй Горѣ, зане мятежь бысть великъ тогда в тыхъ землях, и приде опять в Новъгородокъ, и учини собѣ манастырь[426] на рѣцѣ на Немнѣ межи Литвою и Новымъгородъкомъ, и ту живяше.

Войшелк не мог дойти до Святой Горы, потому что в тех землях был мятеж великий, и он вернулся снова в Новогрудок, устроил себе монастырь на реке Неман, между Литвой и Новогрудком, и там жил.

 

Отець же его Миндовгъ укаривашеться ему по его житью. Онъ же на отца своего нелюбовашеть велми. В то же веремя умре княгини Миндовговая, и поча карити по ней. Бяшеть бо сестра ей за Домонтомъ за Нальщаньскимъ княземь.[427] И посла Миндовгъ до Нальщанъ по свою свесть, тако река: «Се сестра твоя мертва. А поѣди карить по своей сестрѣ». Оной же приѣхавши карить, Миндовгъ же восхотѣ пояти свесть свою за ся. И нача ей молвити: «Сестра твоя умираючи велѣла мь тя пояти за ся. Тако рекла — ать иная дѣтий не цвѣлить». И поя ю за ся. Довъмонтъ же, се услышавъ, печаленъ бысть велми о семь, мысляшеть бо, акы како убити Мндовга, но не можаше, зане бысть сила его мала, а сего велика. Довъмонтъ же искашеть собѣ, абы с кимъ мочи убити ему Миндовга. Изнаиде собѣ Треняту, сестричича Миндовгова,[428] и с тѣмъ думашеть убити Миндовга. Тренята же бяшеть тогда в Жомоти.

Отец же его Миндовг укорял его жизнью его. А он отца своего сильно не любил. В то время умерла княгиня Миндовгова, и начал он ее оплакивать. А сестра ее была замужем за князем Налыцанским Довмонтом. Послал Миндовг в Налыцаны за своей невесткой и так сказал: «Это твоя сестра умерла. Приезжай оплакивать сестру свою». Когда та приехала оплакивать, Миндовг захотел жениться на своей невестке. И стал говорить ей: «Сестра твоя, умирая, велела мне взять тебя замуж. Она сказала так — пусть чужая детей не обижает». И взял ее в жены. Довмонт, услышав об этом, очень опечалился и стал думать, как бы ему убить Миндовга, но не смог: его силы были малы, а Миндовговы — велики. Довмонт стал искать, с кем бы вместе смог он убить Миндовга. И нашел себе Треняту, племянника Миндовга, и замыслил с ним вместе убить Миндовга. А Тренята был тогда в Жмудской земле.

 

Въ лѣто 6771. Послалъ бяшеть Миндовгъ всю свою силу за Днѣпръ на Романа на бряньского князя.[429] Довъмонтъ же бяшеть с ними пошелъ на войну, и усмотри время подобьно собѣ, и воротися назадъ, тако река: «Кобь ми не дасть с вами поити». Воротивъ же ся назадъ, и погна вборзѣ, изогна Миндовга, ту же и уби его, и оба сына его с нимь уби, Рукля же Репекья. И тако бысть конѣчь Миндовгову убитью.

В год 6771 (1263). Миндовг все войско свое послал за Днепр против Романа, князя Брянского. Довмонт пошел вместе с ними на войну, но, улучив удобное время, вернулся назад, говоря: «Гадание не велит мне идти вместе с вами». Вернувшись назад, он быстро поскакал, догнал Миндовга, и убил его, и двух его сыновей вместе с ним убил, Рукля и Репекья. Так свершилось убийство Миндовга.

 

По Миндовговѣ же убитьи Войшелкъ убоявъся того же и бѣжа до Пиньска, и ту живяшеть, а Тренята нача княжити во всей землѣ Литовьской и в Жемоти. И посла по брата своего, по Товтивила, до Полотьска, река тако: «Брате, приѣди семо, роздѣливѣ землю и добытокъ Миндовъговъ». Оному же приѣхавъшу к нему, и поча думати Товтивилъ, хотя убити Треняту, а Тренята собѣ думашеть на Товтивила пакъ. И пронесе думу Товтивилову бояринъ его Прокопий полочанинъ. Тренята же попередивъ и убивъ Товтивила, и нача княжити одинъ. Посем же почаша думати конюси Миндовгови, 4 паробци, како бы лзѣ имъ убити Тренята. Оному же идущу до мовничи мыться, они же усмотрѣвше собѣ веремя такова, убиша Треняту. И тако бысть конѣць убитья Тренятина.

После убийства Миндовга Войшелк побоялся того же, и убежал в Пинск, и там жил, а Тренята начал княжить по всей земле Литовской и в Жмудской земле. И послал в Полоцк за братом своим Тевтивилом, сказав так: «Брат, приходи сюда, разделим землю и имущество Миндовга». Когда Тевтивил приехал к нему, то стал думать Тевтивил, как бы убить Треняту, а Тренята стал думать, как бы убить Тевтивила. Замысел Тевтивила раскрыл его боярин Прокопий Полочанин. Тренята опередил Тевтивила, и убил его, и стал княжить один. Тогда конюший Миндовга, четверо слуг, стали думать, как бы им убить Треняту. Когда Тренята пошел мыться в баню, они улучили удобное время и убили Треняту. Так совершилось убийство Треняты.

 

Се же услышавъ Войшелкъ, поиде с пиняны к Новугороду, и оттолѣ поя со собою новгородцѣ, и поиде в Литву княжить. Литва же вся прияша и с радостью, своего господичича.

Услышав об этом, Войшелк пошел с пинянами к Новогрудку, а оттуда, взяв с собой новогрудцев, пошел в Литву княжить. Литовцы приняли его с радостью, сына своего господина.

 

Въ лѣто 6772. Войшелкъ же нача княжити во всей земли Литовьской, и поча вороги своѣ избивати, изби ихъ бещисленое множество, а друзии розбѣгошяся, камо кто видя, и оного Остафья уби, оканьнаго, проклятаго, безаконьного, о немже передѣ псахомъ.

В год 6772 (1264). Войшелк стал княжить во всей земле Литовской, и начал избивать своих врагов, и перебил их бесчисленное множество, а другие разбежались куда глаза глядят, и того Остафья, окаянного, проклятого, беззаконного, он убил, о котором мы прежде писали.

 

Въ прежерченом же лѣтѣ Миндовгова убитья бысть свадба у Романа князя у Бряньского. И нача отдавати милую свою дочерь, именемь Олгу,[430] за Володимера князя, сына Василкова, внука великаго князя Романа Галичкаго. И в то веремя рать приде литовьская на Романа. Он же бися с ними и побѣди я, самъ же раненъ бысть, и не мало бо показа мужьство свое. И приѣха во Брянескь с побѣдою и честью великою. И не мня раненъ на тѣлеси своемь за радость, и отда дочерь свою. Бѣахуть бо у него иныѣ три, а се четвертая — сия же бѣшеть ему всихъ милѣе. И посла с нею сына своего старѣйшего Михаила[431] и бояръ много. Мы же на преднее возвратимся.

В год убийства Миндовга, о чем мы говорили раньше, была свадьба у князя брянского Романа. Он отдавал свою любимую дочь по имени Ольга за князя Владимира, сына Василька, внука великого князя Романа Галицкого. В это время пришла рать литовская на Романа. Он бился с ними и победил их, но сам был ранен и показал немалое мужество. Он приехал в Брянск с победой и честью великою. Он не чувствовал ран на своем теле от радости, выдавая свою дочь замуж. Были у него еще три дочери, а эта четвертая, но она была ему милее всех. И послал он с нею своего старшего сына Михаила и бояр много. Мы же вернемся к прежнему.

 

Княжащу же Войшелькови в Литвѣ, и поча ему помагати Шварно князь, и Василко. Нареклъ бо бяшеть Василка отца собѣ и господина.

Когда Войшелк княжил в Литве, стали его поддерживать князь Шварн и Василько. Войшелк назвал Василька своим отцом и господином.

 

А король бяшеть тогда впалъ в болесть велику, в нейже и сконча животъ свой. И положиша во церкви святѣ Богородици в Холмѣ, юже бѣ самъ создалъ.

А короля Даниила тогда постигла тяжелая болезнь, от которой он и скончался. Его похоронили в церкви святой Богородицы в городе Холме, которую он сам и построил.

 

Се же король Данило князь добрый, хоробрый и мудрый, иже созда городы многи, и церкви постави, украси ѣ разноличными красотами. Бяшеть бо братолюбьемь святяся с братомъ своимъ Василкомъ. Сей же Данило бяшет вторый по Соломонѣ.[432]

Этот король Даниил был князь добродетельный, храбрый и мудрый, создал много городов, построил церкви и украсил их различными украшениями. И еще он прославился братолюбием с братом своим Васильком. Этот Даниил был вторым после Соломона.

 

Посем же Шварно поиде в помочь Войшелкови, а Василко князь от себе посла ему помочь всю свою рать. Войшелкъ же нареклъ и бяшеть Василка аки отца собѣ и господина.

После этого Шварн пошел на помощь Войшелку, а князь Василько послал ему в помощь от себя всю свою рать. Войшелк в свое время назвал Василька отцом своим и господином.

 

И приде же Шварно с помочью в Литву к Войшелкови, и видѣвъ Войшелкъ помочь Шварнову и Василкову, отца своего, и радъ бысть велми и нача пристраватися, и поиде в силѣ тяжьцѣ, и нача городы имати во Дявелътвѣ[433] и в Нальщанехъ. Городы же поимавъ, а ворогы своя избивъ, и тако поидоша восвояси.

И пришел Шварн с помощью в Литву к Войшелку, и увидел Войшелк помощь Шварна и Василька, отца своего, и очень обрадовался, и стал готовиться к войне, и пошел с большим войском, и стал захватывать города в Дявелте и в Нальщанах. Захватив города, перебил врагов и вернулся к себе.

 

Въ лѣто 6773. Явися звѣзда на востоцѣ хвостатая,[434] образомъ страшиымъ, испущающе от себе лучѣ великы, си же звѣзда нарѣчаеться власатая. От видѣния же сея звѣзды страхъ обья вся человѣкы и ужасть. Хитрѣчи же смотрѣвше, тако рекоша, оже мятежь великъ будеть в земли, но Богъ спасеть своею волею. И не бысть ничтоже.

В год 6773 (1265). Явилась на востоке звезда хвостатая, страшная на вид, испускающая большие лучи; из-за этого назвали эту звезду волосатой. При виде этой звезды охватил всех людей страх и ужас. Мудрецы, глядя на звезду, говорили, что будет великий мятеж в земле, но Бог спасет нас своею волею. И не было ничего.

 

Того же лѣта преставися великая княгинѣ Василковая, именемь Олена.[435] И положиша тѣло ея во церкви святѣй Богородицѣ во пискупьи Володимерьской.

В этом же году скончалась великая княгиня Василькова по имени Елена. И похоронили ее тело в церкви святой Богородицы в епископии Владимирской.

 

Въ лѣто 6774. Бысть мятежь великъ в самѣхъ татарѣх, избишася сами промежи собою бе-щисленое множество, акь пѣсокъ морьскы.

В год 6774 (1266). Был великий мятеж среди самих татар, они перебили друг друга бесчисленное множество, как песок морской.

 

Въ лѣто 6775 . И бысть тишь.

В год 6775 (1267). Была тишина.

 

Въ лѣто 6776. Княжащу Войшелкови во Литвѣ и Шварнови, иде литва на ляхы воевать, на Болеслава[436] князя. Идоша мимо Дорогичинъ. Слуги же Шварновы идоша с ними же и воеваша около Скаришева и около Визълъжѣ и Торжьку,[437] и взяша полона много.

В год 6776 (1268). Когда Войшелк и Шварн княжили в Литве, литовцы пошли воевать против ляхов, против князя Болеслава. И пошли мимо Дорогичина. А слуги Шварна пошли с ними, и воевали около Скаришева и около Визложи и Торжска, и взяли много пленников.

 

Тогда же Болеславу князю болну сущу велми. Потом же Болеславъ усторобився, посла посолъ свой ко Шварнови, тогда же Шварнови сущю в Новѣгородчѣ, тако река: «По што мя еси воевал без моей вины, землю еси мою взял?» Шварно же ся запрѣ ему, тако река: «Не воевалъ язъ тебе, но литва тя воевала». Посолъ же рече Шварнови: «Тако ти молвить князь Болеславъ — я на литву не жалую, оже мя воевала — немирникъ мой, а воевал мя тако и гораздо. Но на тя жалую. А Бог буди по правомъ, тъ то расудить межи нами». И отселѣ заратишася. И почаша ляховѣ воевати около Холма. Воеводы же быша с ними Сигнѣвъ, Воржь, Сулко, Невъступъ.[438] И не взяша ничтоже. Избѣгли бо ся бяхуть в городъ, и зане вѣсть бяхуть подали имъ ляхове украинянѣ.

Тогда князь Болеслав был очень болен. Потом он выздоровел и отправил своего посла к Шварну (а Шварн тогда был в Новогрудке) так сказать: «Зачем ты без всякой моей вины воевал со мною и захватил мою землю?» Шварн стал отпираться, говоря так: «Не воевал я с тобой, это литовцы с тобой воевали». Посол же сказал Шварну: «Так тебе говорит князь Болеслав: я на литву не жалуюсь, что они со мной воевали, они мои враги и воевали со мной как положено. Но на тебя жалуюсь. И Бог будет за правого, и пусть он нас рассудит». И с этого времени началась война. И стали ляхи воевать около Холма. Были с ними воеводы: Сигнев, Воржь, Сулкр, Невструп. И не захватили ничего,— ведь жители убежали в город, а весть им подали ляхи, живущие на границе.

 

Посем же Шварно приѣха из Новагородъка вборзѣ и поча совокупливати силу свою. И Василко князь и сынъ его Володимиръ совокупившеся поидоша в ляховѣ воевать. Шварно же поча воевати около Люблина, а Володимѣръ около Бѣлоѣ. И взяша полона много и тако поидоша восвояси: Шварно поиде к Холмови, а Володимеръ поиде к Червьну — ту бяшеть отець ему Василко. И-Щервена же поиде к Володимерю. Пришедшимъ же имъ домовь, и посемь ляховѣ почаша воевати около Червьна, тое же недѣли, и не вземше ничегоже, и тако поидоша назадъ.

Затем Шварн поспешно приехал из Новогрудка и стал собирать свое войско. И князь Василько и сын его Владимир, соединившись, пошли воевать против ляхов. Шварн стал воевать около Люблина, а Владимир — около Белой. И взяли много пленников, и так пошли к себе: Шварн пошел в Холм, а Владимир пошел к Червену, там был отец его Василько. Из Червена он пошел во Владимир. Когда они пришли домой, ляхи стали воевать около Червена в ту же неделю, и ничего не взяли, и так пошли назад.

 

И потомъ Болеславъ князь присла посолъ свой к Василкови, Григоря, пробоща Люблиньского,[439] тако река: «Свояче, соимевѣся!» Василко рече: «А яз радъ». И порекоша себе снемь в Тернавѣ.

Потом князь Болеслав отправил своего посла, Григория, пробста Люблинского, к Васильку, сказать так: «Свояк, давай встретимся!» Василько сказал: «Я рад». И они договорились о встрече в Тернаве.

 

И по семь Василко поиде к соньмови до Тернави. И бывшу ему у Грабовци,[440] и приде к нему вѣсть, оже ляховѣ лесть учинилѣ, к сонмови не шли, но обишедше около, на Ворота,[441] и тако поидоша к Белзу и почаша воевати, и села жечи. Василько же поиде вборзѣ от Грабовца Шварномъ и сыномъ своимъ Володимеромъ, и придоша ко Червьну, и видиша, оже села горять, а ляховѣ воюють. Василко же пусти на ня воропъ,[442] идеже бяхуть ляхове розогналися, воюючи по селомъ, и убиша от них многи, а другия изоимаша. Ляхове же убоявъшеся поидоша восвояси.

Затем Василько отправился в Тернаву на съезд. Когда он был у Грабовца, пришла к нему весть, что ляхи обман учинили и не пошли на съезд, но, обойдя вокруг, на Ворота, пошли к Белзу и начали там грабить и жечь села. Василько быстро пошел от Грабовца вместе со Шварном и с сыном своим Владимиром, и пришли они к Червену, и увидели, что села горят, а ляхи грабят. Василько пошел на них в наступление, туда, где ляхи разошлись, грабя села, и многих из них убил, а других захватил в плен. Ляхи испугались и ушли к себе.

 

Василко же посла по нихъ Шварна, сыновца своего, и Володимѣря, сына своего, указалъ бо бяшеть има, тако река: «Не бѣйте же ся с ними близь, но пустите ѣ во свою землю. Олъны поидуть роздѣлившеся, то же бийтеся с ними».

Василько послал за ними Шварна, своего племянника, и сына своего Владимира и дал им указание, сказав: «Не бейтесь с ними здесь, а пустите их в свою землю.Как только пойдут разделившись,тогда и бейтесь с ними».

 

И тако по нихъ Шварно с Володимѣромъ поиде во силѣ тяжьчѣ. Бяхуть бо полчи видениемь, акы боровѣ велицѣи. Шварно же бяшеть впередѣ, идя своимь полкомъ, а Володимеръ идяше назадѣ своимъ полком. Ляховѣ же бяху и еще не вошли во свою землю, но токмо и бяшеть Ворота прошли. Се же бѣашеть мѣсто твердо, зане немощно бысть обоити его никудаже, тѣм же нарѣчахуться Ворота тѣснотою своею. Ту же и угониша ѣ Шварно, впередѣ идя своимъ полкомъ. И не помня рѣчи строя своего, не дождавъ полка брата своего Володимѣра, и устрѣмися на бой. Сразившима же ся челома, и тако поломиша полкъ Шварновъ, а инѣмъ полкомъ немочно бысть помощи ниоткудаже тѣснотою. И тако побѣдиша ляховѣ русь и убиша от нихъ многих, от бояръ и от простыхъ людий. Ту же убиша оба сына тысячкого, Лаврентѣя и Андрѣя; немало бо показаста мужьсто свое и не побѣгоста братъ от брата, ту же прияста побѣды конѣць.

И так пошли Шварн с Владимиром за ляхами с большим войском. И были похожи их полки на могучий бор. Шварн был впереди, идя со своим полком, а Владимир шел со своим полком сзади. Ляхи же еще не вошли в свою землю, но только Ворота прошли. Это было место неприступное, его нельзя было обойти никак, и назвали его Воротами из-за его узости. Тут догнал их Шварн, идя впереди со своим полком. И, не помня наказов дяди своего и не дождавшись полка брата своего Владимира, устремился на бой. Они сразились лицом к лицу, и был сломлен полк Шварна, а другие полки не могли ему помочь из-за тесноты места. И так победили ляхи русских, и убили из них многих, из бояр и из простых людей. Тут были убиты оба сына тысяцкого, Лаврентий и Андрей; оба они показали немалое мужество, и не побежали брат от брата, и приняли славную смерть.

 

Посем же умиришася ляхове с русью, Болеславъ с Василкомъ и со Шварномъ, и начаша быти в любви велицѣ.

После этого помирились ляхи с русскими, и Болеслав с Васильком и Шварном, и стали жить в великой любви.

 

Посем же Войшелкъ да княжение свое зятю своему Шварнови, а самъ опять восхотѣ прияти мниский чинъ. Шварно же моляшеться ему по велику, абы еще княжилъ с ними в Литвѣ, но Войшелкъ не хотяшеть, тако река: «Согрѣшилъ есмь много перед Богомъ и человѣкы. Ты княжи, а земля ть опасена». Шварно же не може умолити его и тако нача княжити в Литвѣ, а Войшелкъ иде до Угровьска в манастырь ко святому Данилью,[443] и взя на ся чернѣчькии порты, и поча жити и в манастырѣ, тако река: «Се ми здѣ близъ мене сынъ мой Шварно, а другий господинъ мой отець князь Василко, и тѣма ся иму утѣшивати». Григорѣй же Полониньскый и еще бяше живъ, наставникъ его. Войшелкъ же, вопрошавъ о животѣ его, радъ бысть, посла по нь, река: «Господине отче, приѣди семо». Он же приѣха к нему и настави его на путь чернечький.

Потом Войшелк отдал свое княжение зятю своему Шварну, а сам опять захотел принять монашеский постриг. Шварн очень его упрашивал, чтобы он княжил с ним в Литве, но Войшелк не хотел, так говоря: «Я много согрешил перед Богом и людьми. Ты же княжи, и земля будет в безопасности». Шварн не смог его уговорить и стал княжить в Литве, а Войшелк пошел в Угровск в монастырь святого Даниила, и облачился в монашеские ризы, и стал жить в монастыре, и так сказал: «Здесь поблизости от меня сын мой Шварн, а другой — мой господин и отец, князь Васильке, и в том мое утешение». Григорий Полонинский, его наставник, был тогда еще жив. Войшелк расспросил, жив ли он, обрадовался и послал к нему сказать: «Господин, отец, приезжай сюда». И тот приехал к нему и наставил его на путь монашеский.

 

И в то веремя присла Левъ к Василкови, тако река: «Хотѣлъ быхъ снятися с тобою, абы туто и Вошелкъ былъ». Василко же посла по Войшелка Страстноѣ нѣделѣ, тако река: «Прислалъ ко мнѣ Левъ, а быхом ся сняли. А не не бойся ничегоже». Войшелкъ же бояшеться Лва и не хотяшет ехати, но поѣха по Василкови рукѣ. И приѣха на Святой недѣлѣ в Володимѣрь и ста в монастырѣ святого Михаила Великого.[444] Марколтъ же Нѣмѣчинь зва к собѣ всѣ князѣ на обѣдъ: Василка, Лва, Войшелка. И начаша обѣдати, и пити, и веселитися. Василко же, напився, поѣха домовь спать. А Войшелкъ поѣха до манастыря, идеже стояшеть. И посемь Левъ приѣха к нему в манастырь и поча молвити Войшелкови: «Куме! Напиемся!» И начаша пити. Дьяволъ же исконѣй не хотя добра человѣческому роду, и вложи во сердце Лвови, и уби Войшелка завистью, оже бяшеть далъ землю Литовьскую брату его Шварнови. И такъ бысть конѣць убиться его. Спрятавше тело его и положиша во церкви святаго Михаила Великаго.

А в то время Лев прислал к Васильку сказать: «Я хотел бы с тобой встретиться, но чтобы тут и Войшелк был». Василько послал за Войшелком на Страстной неделе, так сказать: «Прислал ко мне Лев, чтобы мы встретились. Но не бойся ничего». А Войшелк боялся Льва и не хотел ехать, но поехал по поруке Василька. Он приехал во Владимир на Святой неделе и остановился в монастыре святого Михаила Великого. Маркольт-немец звал к себе всех князей на обед: Василька, Льва, Войшелка. И стали они обедать, пить, веселиться. Василько, напившись, поехал домой спать. А Войшелк поехал в монастырь, где он остановился. Затем Лев приехал к нему в монастырь и стал говорить Войшелку: «Кум, выпьем!» И начали они пить. Дьявол, который всегда не хочет добра человеческому роду, надоумил Льва, и убил он Войшелка из зависти, что тот отдал Литовскую землю брату его Шварну. И так совершилось убийство Войшелка. Обрядили тело его и похоронили в церкви святого Михаила Великого.

 

Княжащю же по Войшелкѣ Шварнови в Литовьской земли, княживъ же лѣтъ немного и тако преставися, и положиша тѣло его во церкви святой Богородицѣ близъ гроба отня.

После Войшелка в Литовской земле княжил Шварн; княжил он недолго и умер, и похоронили его тело в церкви святой Богородицы около отцова гроба.

 

Въ лѣто 6777. Не бысть ничтоже.

В год 6777 (1269). Не было ничего.

 

Въ лѣто 6778. Нача княжити в Литвѣ оканьный, и безаконьный, прокляты, немилостивый Тройдей, егоже безаконья не могохомъ писати срама ради. Такъ бо бяшеть безаконькик, яко и Антиохъ Сурьскый, Иродъ Ерусалимъскый и Неронъ Римъскый. И ина многа злѣйша того безаконья чиняше.

В год 6778 (1270). Начал княжить в Литве окаянный, беззаконный, проклятый, немилосердный Тройден; а злодеяний его описать не можем: уж очень позорны. Он был такой же беззаконник, как Антиох Сирийский, Ирод Иерусалимский и Нерон Римский. И иных, много худших, чем они, беззаконий учинил.

 

Живъ же лѣтъ 12 и тако преставися безаконьникъ. Бяхуть же в него братья Борза, Сурьпутий, Лѣсий, Свелкений.[445] Бяхуть же живуще во святемь крещении. Сии же живяхуть в любви, во кротости и во смиреньи, держаще правую вѣру крестьяньскую, преизлиха любяще вѣру и нищая. Си же преставишася при животѣ Тройденевѣ.

Прожив так двенадцать лет, умер беззаконник. Были у него братья: Борза, Сирпутий, Лесий, Свелкений. Они жили в святом крещении, жили в любви, кротости и смирении, держались православной христианской веры, превыше всего любили веру христианскую и милостыню творить. Они умерли еще при жизни Тройдена.

 

Въ лѣто 6779. Преставися благовѣрный князь и христолюбивый великый володимерьскый, именемь Василко, сынъ великого князя Романа. И положиша тѣло его во церкви святѣй Богородици во пискупьи Володимерьской.

В год 6779 (1271). Умер благоверный христолюбивый великий князь владимирский по имени Василько, сын великого князя Романа. И похоронили его тело в церкви святой Богородицы во Владимирской епископии.

 

Въ лѣто 6780. Нача княжити во него мѣсто сынъ его Володимерь, правдолюбьемь святяся ко всей своей братьи, и к бояромъ, и ко простымъ людемь.

В год 6780 (1272). Начал после него княжить сын его Владимир, сияя правдолюбием и справедливостью к своим братьям, и к боярам, и к простым людям.

 

А Левъ нача княжити в Галичѣ и в Холмѣ по братѣ по своемь по Шварнѣ.

А Лев стал княжить в Галиче и Холме после брата своего Шварна.

 

Въ лѣто 6781. Умиришася с ляхы с Болеславомь князем. Болеславъ же ся тогда заратилъ с воротьславьскимь княземь.[446] Идоша ему в помочь Левъ, Мьстиславъ, а Володимеръ самъ не иде, но посла свою рать со Жилиславомъ. Про то не иде самъ, заратил бо ся бяше со ятвязи.

В год 6781 (1273). Помирились с ляхами и с Болеславом-князем. Князь Болеслав тогда начал войну с князем воротиславским. Пошли ему на помощь Лев и Мстислав, а Владимир сам не пошел, а послал свою рать с Желиславом. Потому он сам не пошел, что начал войну с ятвягами.

 

Посем же сдумавше князи поити на ятвязи. Приспѣвши же зимѣ, сами князи не идоша, но послаша воеводы своя ратью. Левъ же посла со своею ратью Андрѣя Путивлича,[447] а Володимиръ посла со своею ратью Желислава, а Мьстиславъ посла со своею ратью Володъслава Ломоносаго. Ходивъше же и взяша Злину. Ятвязем же собравшимся, не смѣша битися с ними. И тако придоша с побѣдою и с честью великою ко своимъ княземь. И посемь приѣхаша князи ятвяжьсции Минтеля, Шюрпа, Мудѣйко, Пестило ко Львови и Володимерови и Мьстиславу, мира просяче собѣ. Они же одва даша имъ и миръ. И ради быша ятвязѣ о мирѣ и тако поѣхаша во свою землю.

Потом решили князья идти против ятвягов. Наступила зима, сами князья не пошли, а послали своих воевод с войском. Лев послал со своей ратью Андрея Путивлича, а Владимир послал со своею ратью Желислава, а Мстислав послал со своей ратью Володислава Ломоносого. Пошли они и захватили Злину. И хотя ятвяги собрались, но биться с ними не посмели. И так вернулись с победой и честью великой к своим князьям. А затем приехали князья ятвяжские Минтеля, Шюрпа, Мудейко, Пестило ко Льву, Владимиру и Мстиславу, прося мира себе. Те же едва дали им мир. И были рады ятвяги миру, и поехали в свою землю.

 

Въ лѣто 6782. Тройденеви же еще княжащу в Литовьской землѣ, живяше со Львомъ во величѣ любви, шлючи многы дары межи собою. А с Володимеромь не живяше в любви величѣ про то, оже бяшь отець Володимеровъ, князь Василко, убилъ на войнахъ 3 браты Тройденеви, же про то не живяше с нимъ в любви, но воевашеться с нимь, но не великыми ратми: Тройдени же, пославъ пѣшцѣ татемь, воевашеть Володимера, а Володимеръ пославъ тако же воевашеть. И тако воевастася лѣто цѣло.

В год 6782 (1274). Тройден еще княжил в Литовской земле и жил со Львом в полном согласии; они посылали друг другу много подарков. А с Владимиром он не жил в полном согласии, потому что отец Владимира, князь Василько, убил в войнах трех братьев Тройдена — потому он и не жил с ним в согласии, но воевал с ним, хоть и не было больших войн: Тройден, посылая тайком пехотинцев, грабил землю Владимира, а Владимир, также посылая воинов, грабил Тройдена. Так и воевали они целый год.

 

Посемь же Тройдений, забывъ любви Лвовы, послав городняны, велѣ взяти Дорогичинъ. И Тридъ[448] с ними же бяшеть, се же вѣдашеть о городѣ, како мочно взяти. Излѣзъ же и ночью, и тако взяша и на самы Великъ День, избиша и всѣ от мала и до велика.

Затем Тройден, забыв согласие со Львом, послал городнян, велел захватить Дорогичин. С ним был Трид, он знал о городе, как его можно взять. Он выступил в поход ночью, и так они захватили город в самый день Пасхи и перебили всех от мала до велика.

 

Се же слышавъ, Левъ печаленъ бысть о семь велми, и нача промышляти, и посла в татары ко великому цареви Меньгутимереви,[449] прося собѣ помочи у него на литву. Менгутимерь же да ему рать и Ягурчина[450] с ними воеводу, и заднѣпрескыи князи[451] всѣ да ему в помочь, Романа Дьбряньского и сыномь Олгомъ, и Глѣба князя Смоленьского,[452] иныихъ князий много. Тогда бо бяху вси князи в воли в тотарьской.[453]

Узнав об этом, Лев очень опечалился и стал готовиться к войне; послал он к татарам, к великому царю Меньгу-Темиру, прося себе помощи у него против литвы. Меньгу-Темир дал ему войско и с ним воеводу Ягурчина, и дал ему в помощь заднепровских князей: Романа Брянского с сыном Олегом, и Глеба, князя Смоленского, и иных князей много. Были тогда все князья в подчинении у татар.

 

Зимѣ же приспѣвше, и начаша ся пристраивати князи русцѣи, и Левъ, Мьстиславъ, Володимерь. Идоша же с ними князи Пиньсции и Туровьсцѣи. И бысть идущимъ имъ мимо Турово къ Случку, ту ся сня с татары у Случка. И тако поидоша вси воборзѣ к Новугородъку. И не дошедше рѣкы Сырьвячѣ, ту же сташа на нощь. А заутра рано воставше поидоша и перешедше рѣку до свѣта, ту же и дождаша свѣта. Восходящю же солнцю, и начаша изряживати полкы. Изрядивша же полкы, и тако идоша к городу. Татаром же идяху по праву своим полкомъ, а от нихъ Левъ идяше своимъ полкомъ, а от Лва Володимеръ идяше по лѣву своим полкомъ.

Когда настала зима, стали собираться русские князья — Лев, Мстислав и Владимир. Пошли с ними и князья пинские и Туровские. Когда они пошли мимо Турова к Слуцку, то у Слуцка соединились с татарами. И так все вместе быстро пошли к Новогрудку.Не дойдя реки Сырвечи.они остановились на ночь. На другой день, рано встав, пошли и перешли реку до света и там дождались рассвета. И когда стало всходить солнце,начали готовить полки к бою. Построив полки, пошли к городу. Татары шли справа своим полком, а рядом с ними шел Лев со своим полком, а слева, рядом со Львом, шел Владимир со своим полком.

 

Татари же прислаша ко Лвови и к Володимерови, тако рекуче: «Дѣти нашѣ видѣлѣ, оже рать стоить за горою. Пара идеть ис конѣй. А пошлете люди добрыи с нашими татары, ать усмотрять, что будеть». Они же послаша с ними добрыи люди, и тако ехавше, осмотрѣша, оже нѣтуть рати, но паря идяшеть со истоковъ, текущихъ из горъ, зане морозѣ бяхуть велицѣ.

Татары послали ко Льву и Владимиру сказать: «Наши молодые воины видели, что рать стоит под горой. Пар идет от коней. Пошлите верных людей с нашими татарами, пусть посмотрят, что это такое». И они послали с ним верных людей, те поехали и увидели, что рати нет, а пар идет от источников, текущих с гор, потому что были сильные морозы.

 

И тако придоша к городу, и сташа около его. Мьстиславъ же бяшеть не притяглъ, но шелъ бяшеть от Копыля,[454] воюя по Полѣсью, ни Романъ, ни Глѣбь, тии князи Заднѣпрѣсции, но токмо и одинъ Олегъ, сынъ Романовъ, притяглъ. Пришелъ бо бяше напередь с татары. Татарови же велми жадахуть Романа, абы притяглъ.

И так они пришли к городу и остановились около него. Мстислав не пришел, ибо он шел от Копыля, воюя по Полесью, а также не пришли ни Роман, ни Глеб, князья заднепровские, один только Олег, сын Романа, пришел.

 

Левъ же лесть учини межи братьею своею, утаився Мьстислава и Володимера, взя околний градъ с татары, а дѣтинѣць остася. Завътра же по взятьи города приде Романъ и Глѣбъ с великою силою. И гнѣвахуся вси князи на Лва: Мьстиславъ, Володимѣръ, и тѣсть ему Романъ Дьбряньскый, и Глѣбъ Смоленьскый, и инии князи мнози, вси гнѣвахоться на нь про то, оже не потвори ихъ людми противу себе, самъ взя городъ с татары. Сдумали же бяхуть тако, оже бы имъ всимъ вземше Новъгородокъ, тоже потомь поити в землю Литовьскую. Но не идоша гнѣвомъ про Лва, и тако возвратишася восвояси.

А Лев обманул своих братьев — тайно от Мстислава и Владимира он вместе с татарами взял внешние укрепления, а крепость осталась. На другой день после взятия города пришли Роман и Глеб с большим войском. Прогневались все князья на Льва: Мстислав, Владимир, и тесть его Роман Брянский, и Глеб Смоленский, и иные многие князья — все они рассердились на него, что он не почел их за людей, равных себе, а сам взял город с татарами. Они задумали так, чтобы всем вместе взять Новогрудок, а потом идти в землю Литовскую. Но, рассердившись на Льва, они не пошли и вернулись к себе.

 

Тако же от Новагородъка приѣха Олегъ въ Володимерь ко своей сестрѣ. Володимиръ бо зовяше тогда тестя своего по велику, тако река: «Господине отче, поедь, побудешь во своемь дому, и дщери своей здоровье видишь». Романъ же отопрѣся ему, тако река: «Сыну мой Володимеру, не могу от рати своей ѣхати. Се хожю в земли ратной. А кто ми доправить рать мою домовь? А се в мое мѣсто сынъ мой Олегъ, ать ѣдѣть с тобою». И цѣловавшася, и тако поѣхаша восвояси.

От Новогрудка Олег поехал во Владимир к своей сестре. Ведь князь Владимир тогда очень звал своего тестя, так говоря: «Господин и отец, приезжай, побудешь в своем доме и увидишь, как жива-здорова твоя дочь». Роман же отказался, сказав так: «Сын мой, Владимир, я не могу уехать от войска. Я ведь нахожусь на враждебной земле. Кто доведет мое войско домой? А вот сын мой Олег вместо меня пусть поедет с тобой». И, поцеловавшись, разъехались они по домам.

 

Въ лѣто 6783.

В год 6783 (1275).

 

Въ лѣто 6784. Придоша пруси ко Тройденеви и-своей земли неволею передъ нѣмци. Он же прия ѣ к собѣ и посади часть и в Гроднѣ, а часть ихъ посади во Въслонимѣ. Володимеръ же сдумавъ со Лвомъ и с братомъ своимъ, пославша рать свою ко Вослониму, взяста ѣ, а быша землѣ не подъсѣдалѣ.

В год 6784 (1276). Пришли прусы к Тройдену, из своей земли гонимые немцами. Он принял их к себе и поселил часть их в Городне, а другую часть поселил в Слониме. Владимир же, посоветовавшись со Львом, своим братом, послал рать свою к Слониму, и они захватили их, чтобы они не поселялись в этой земле.

 

Посем же Тройдений пославъ брата своего Сирпутья, и воева около Камене.[455] Володимиръ же противу тому пославъ, взя у него Турийскъ[456] на рѣцѣ на Немнѣ и села около него поима. Посем же умиристася и начаста быти во величѣ любви.

После этого Тройден послал брата своего Сирпутья и воевал около Каменя. А Владимир послал против него войско и взял у него Турийск на реке Немане, и села окольные захватил. После этого они помирились и стали жить в большом согласии.

 

И посемь вложи Богъ во сердце мысль благу князю Володимерови, нача собѣ думати, абы кде за Берестьемь поставити городъ. И взя книги пророческыя, да тако собѣ во сердци мысля рче: «Господи Боже сильный и всемогий, своимъ словомъ все созидая и растрая, што ми, Господи, проявишь, грѣшному рабу своему, и на томъ стану». Розъгнувъ же книги, и выняся ему пророчьство Исаино: «Духъ Господень на мнѣ, егоже ради помаза мя благовѣстить нищимъ, посла мя ицѣлити скрушенымъ сердцемь, проповѣдати полоненикомъ отпущение и слѣпымъ прозрѣние, призывати лѣто Господне приятьно и день воздания Богу нашему, утѣшити вся плачющаяся, дати плачющимся Сивоону славу, за попелъ помазание... веселье, украшение за духъ уныния, и нарекуться роди правды, насажение Господне со славу, и созижють пустыня вѣчная запустѣвшая преже, воздвигнути городы пусты, запустѣвшая от рода».[457] Князь же Володимѣръ от сего пророчества уразумѣ милость Божию до себе, и нача искати мѣста подобна, абы кдѣ поставить городъ. Си же земля опустѣла, по 80 лѣт по Романѣ. Нынѣ же Богъ воздвигну ю милостью своею.

А потом Бог вложил благую мысль в сердце Владимира, и он стал размышлять, где бы за Берестьем поставить ему город. И взял он книги пророческие и, размышляя в сердце своем, сказал: «Господи Боже, сильный и всемогущий, словом своим созидающий и разрушающий, что ты, Господи, мне, грешному рабу своему, укажешь, так я и сделаю». И раскрыл книгу, и вынулось ему пророчество Исайи: «Дух Господень на мне, из-за него Бог помазал меня благовествовать нищим, послал меня исцелять сокрушенных сердцем, возвестить пленным освобождение и слепым прозрение, возвестить год Господень благоприятный и день воздаяния Бога нашего, утешить всех плачущих, дать сетующим на Сионе славу; вместо пепла — умащение; веселие и украшение — вместо духа уныния; их назовут народом праведным, насаждением Господним во славу его, и застроят пустыни вечные, прежде запустевшие, возобновят разоренные города, запустевшие с древних родов». Князь Владимир из этого пророчества понял милость Божию к себе и стал искать удобное место, где бы поставить город. Эта земля пустовала восемьдесят лет после Романа. А теперь Господь поднял ее своею милостью.

 

И посла Володимиръ мужа хитра, именемь Алексу, иже бяше при отцѣ его многы городы рубя, и посла й Володимѣръ с тозѣмьци в челнох воз верхъ рѣкы Лосны,[458] абы кдѣ изнаити таково мѣсто городъ поставити. Се же изнашедъ мѣсто таково, и приѣха ко князю, и нача повѣдати. Князь же самъ ѣха с бояры и слугами, и улюби мѣсто то надъ берегомъ рѣкы Лысны. И отреби е, и потомъ сруби на немь городъ, и нарче имя ему Каменѣць, зане бысть земля камена.

И послал Владимир искусного мужа по имени Алекса, который еще при отце его многие города построил, с местными жителями в челноках в верховья реки Лосны, чтобы найти место такое, где бы поставить город. И тогда нашел он такое место, и приехал к князю, и стал рассказывать. Князь же сам поехал туда с боярами и слугами, и понравилось ему это место над берегом реки Лосны. И очистил его, и срубил там город, и назвал его Каменец, потому что земля была каменистая.

 

Въ лѣто 6785. Присла оканьный безаконьный Ногай[459] послы своя с грамотами Тегичага, Кутлубугу и Ешимута ко Лвови, и Мьстиславу, и Володимѣрю, тако река: «Всегда мь жалуете на литву. Осе же вы далъ есмь рать, и воеводу с ними Мамъшѣя, поидете же с ним на вороги своѣ».

В год 6785 (1277). Прислал окаянный и беззаконный Ногай послов своих Тегичага, Кутлубугу и Ешимута с грамотами ко Льву, Мстиславу и Владимиру, так говоря: «Вы всегда мне жалуетесь на литву. Так вот, я дал вам войско и воеводу с ним Мамшея, идите с ним на своих врагов».

 

Зимѣ же приспѣвше, и тако поидоша князи русции на литву: Мьстиславъ, Володимѣръ, а Левъ не иде, но посла сына своего Юрья. И тако поидоша вси к Новугородъку.

Когда наступила зима, пошли русские князья на литву: Мстислав и Владимир, а Лев не пошел, а послал сына своего Юрия. И так пошли они к Новогрудку.

 

Бысть же пришедшимъ имъ ко Берестью, и вѣсть приде имъ, оже уже татаровѣ повередили к Новугородъку. Князи же начаша думати собѣ Мьстиславъ, Володимеръ, Юрьи, тако рекуце: «Оже поидемь к Новугородъку, а тамо уже татарове извоевали все. Поидемь кдѣ к чѣлому мѣсту». И тако здумавше, поидоша к Городну. И бысть минувшимъ имъ Волковыескь, далече сташа на ночь. Ту Мьстиславъ и Юрьи утаивошеся Володимера, посласта лутьшѣи своѣ боярѣ и слуги воевать со Тюимою.[460] Они же воевавше тамо и легоша на ночь, а ко рати своей не шедше, и бе-сторожѣ, и доспѣхы своѣ соимавше. Тогда же утече от нихъ бѣглѣчь единъ до города. И нача повѣдати горожаномъ тако: «Онамо людье лежать на селѣ безъ ряду». Пруси же и бортеве выѣхавше из города, удариша на нѣ ночь, и избиша ѣ всѣ, а другиѣ изоимаша, и в городъ ведоша, а Тюима на санехъ везоша, бѣ бо раненъ велми.

Когда они пришли к Берестью, получили они весть, что татары уже опередили их у Новогрудка. Князья Мстислав, Владимир и Юрий стали советоваться между собой, так говоря: «Если пойдем к Новогрудку — там уже татары все разорили. Пойдем к нетронутому месту». И, так решив, пошли к Городне. И когда миновали они Волковыйск, то в отдаленье стали на ночлег. И здесь Мстислав и Юрий, тайно от Владимира, послали своих лучших бояр и слуг с Тюимой грабить. Они же разграбили там и легли ночевать, а к войску не пошли, и не было у них сторожевого охранения, и доспехи они сняли. Тогда от них скрылся один беглец в город. И рассказал горожанам так: «Там люди лежат в селе без порядка». Прусы и борты выехали из города, напали на них ночью и перебили их всех, а других переловили и отвели в город, а Тюиму везли на санях, потому что был он тяжело ранен.

 

Завътра же полкомъ пришедшимъ к городу, и прибѣже Ратиславко[461] Мьстиславль нагъ и босъ, и начатъ повѣдати о бывшемь, оже избитѣ боярѣ вси Мьстиславлѣ и Лвовѣ, слугы вси избиты, а друзии поимании. И печална быста о семь велми Мьстиславь и Юрьи за свое безумье, а Володимереви не любо бысть на нею, оже утаивъшеся его тако учинила.

На другой день, когда полки подошли к городу, прибежал Мстиславов Ратиславко, наг и бос, стал рассказывать о случившемся: что избиты все бояре Мстислава и Льва, слуги все перебиты, и другие взяты в плен. Мстислав и Юрий очень горевали из-за своего безумия, а Владимиру не любо было, что они тайно от него так поступили.

 

И начаша собѣ промышляти о взятьи города. Столпъ бо бѣ каменъ высокъ, стоя перед вороты города; и бяху в немь заперлися прузи, и не бысть имь мимо нь поити к городу, побивахуть бо со столпа того. И тако приступиша к нему и взяша и. Страхъ же великъ и ужасть паде на городѣ, и быша, аки мертвѣ, стояще на забролѣхъ города, о взятьи столпа, зане то бысть упование ихъ.

И стали они думать о взятии города. Перед воротами города стояла высокая каменная башня, и в ней заперлись прусы, и нельзя было подойти к городу мимо нее, потому что побивали всех с этой башни. Приступили к башне и взяли ее. И великий страх и ужас напал на горожан, стояли они, как мертвые, на заборолах после захвата башни — ведь это была их надежда.

 

И начаша думати о своихъ боярехъ, како бы ихъ мочно добыти, но не могоша никакоже. Мьстиславъ же и Володимеръ и Юрьи и докончаша с горожаны, како города имъ не имати, а своѣ бояры выимати. Бояры своѣ поимаша, а городу не въспѣша ничегоже. Тако возвратишася восвояси.

Начали думать князья, как бы им спасти своих бояр, и ничего не могли придумать. Мстислав, Владимир и Юрий договорились с горожанами, что они города не возьмут, но получат своих бояр. Они взяли своих бояр, а городу никакого вреда не причинили. И так вернулись к себе.

 

Въ лѣто 6786. Тройдени же еще княжа в Литовьской землѣ. И посла рать велику на ляхы, и брата своего Сирпутья посла, бяху бо и ятвязи тогда, и воеваша около Люблина по 3 дни, и взяша бе-щисленое множьство полона, и тако придоша со честью великою домовь.

В год 6786 (1278). Тройден еще княжил в Литовской земле. Он послал большое войско против ляхов и брата своего Сирпутья послал, были и ятвяги с ними тогда, и воевали около Люблина три дня, и взяли бесчисленное множество пленников, и так вернулись домой с честью великой.

 

Въ лѣто 6787. Голодъ бысть по всей землѣ: и в Руси, и в Ляхох, и в Литвѣ, и въ Ятвязехъ. Посем же ятвязѣ прислаша послы своя к Володимирови, тако рекуче: «Господине княже Володимере, приѣхали есмя к тобѣ ото всихъ ятвязь, надѣючесь на Богъ и на твое здоровие. Господине, не помори насъ, но перекорми ны собѣ! Пошли, господине, к намъ жито свое продаятъ, а мы ради купимъ. Чего восхочешь: воску ли, бѣли ль, бобровъ ли, черныхъ ли кунъ, серебра ль, мы ради дамы».

В год 6787 (1279). Был голод по всей земле: у русских, у ляхов, у литовцев и ятвягов. Прислали ятвяги своих послов к Владимиру, так говоря: «Господин наш, князь Владимир! Приехали мы к тебе от всех ятвягов, надеясь на Бога и на твое здоровье. Господин, не помори нас, помоги нам прокормиться. Пошли, господин, свой хлеб у нас продавать, а мы охотно купим. Дадим, что хочешь: воску, белок, бобров, черных куниц, серебра ли — мы с радостью дадим!»

 

Володимерь же из Берестья посла к нимъ жито в лодьяхъ по Бугу с людми с добрыми, кому вѣря. Идущим же имъ по Бугу, и тако возиидоша на Наровь, и поидоша по Нарови. Идущимъ же имъ, и придоша подъ городъ подъ Полтовескъ,[462] ту же сташа на нощь опочиватъ собѣ. И тако избити быша вси подъ городомь в ночь, жито поимаша, а лодья потопиша. Володимѣръ же искашеть сего, велми хотя увѣдати, кто се учинилъ. А ко Кондратови,[463] брату своему, слашеть, тако река ему: «Подъ твоимъ городомъ избити мое людье, любо твоимъ повелѣниемь или иного. Ты вѣдаеши во твоей землѣ, повѣжь». Кондратъ же запрѣся: «Я не избивалъ, а иного не вѣдаю, кто избилъ». Олны же повѣдѣ Володимеру уй его князь Болеславъ[464] на сыновча своего на Кондрата, тако река: «Без лѣпа ти ся прить, а самъ ти избилъ твои люди». Тогда Болеславъ в нелюбьи живяше со сыновцемь своимъ Кондратомъ. Болеслав же рече Володимѣрови: «Увѣдайся с нимь, великъ бо соромъ возложилъ на тя, а сложи с себе соромъ свой». Володимеръ же посла на Кондрата рать свою, и воеваша по сей сторонѣ Вислы, и взяша полона много. Посем же Кондратъ присла ко брату своему Володимеру, мира хотя с нимь. Володимиръ же умирися, и начаста быти во велицѣ любви. Володимеръ же и челядь ему вороти, што была рать повоевала.

Владимир послал им из Берестья хлеб в лодках по Бугу с надежными людьми, которым доверял. Они прошли по Бугу, вышли в Наровь и пошли по Нарови. Они шли, пока не достигли города Полтовеска, и тут остановились на ночь отдыхать. А ночью они все были перебиты под городом, хлеб был захвачен, а лодки потоплены. Владимир доискивался, сильно желая узнать, кто это сделал. Послал он к брату своему Кондрату так сказать ему: «Под твоим городом перебиты мои люди: либо по твоему распоряжению, либо кого-то другого. Ты ведаешь всею своею землею, скажи». Однако Кондрат отрекся: «Я не убивал и другого не знаю, кто их убил». Однако дядя его, князь Болеслав, сказал Владимиру про своего племянника Кондрата: «Он напрасно отрекается, это он перебил твоих людей». Болеслав тогда жил во вражде со своим племянником Кондратом. Болеслав сказал Владимиру: «Разделайся с ним, большим позором он покрыл тебя, смой с себя позор этот». Владимир послал на Кондрата свою рать, и они воевали на этой стороне Вислы, и взял Владимир много пленников. Потом Кондрат прислал послов к брату своему Владимиру, желая мира с ним. А Владимир с ним заключил мир, и стали они жить в великом согласии. Владимир же и челядь ему вернул, захваченную во время войны.

 

Того же лѣта преставися великий князь краковьский Болеславъ, добрый, тихий, кроткий, смиреный, незлобивый. Поживъ же лѣта много и тако во старости добрѣ отъиде ко Господу. Тѣло же его спрятавше положиша е во церкви святаго Франьцишка в городѣ Краковѣ.

В тот же год скончался великий князь краковский Болеслав, добрый, тихий, кроткий, смиренный, незлобивый. Много лет он прожил и в старости спокойно отошел к Господу. Тело его обрядили и положили в церкви святого Франциска в городе Кракове.

 

Въ лѣто 6788. По смерти же великаго князя Болеслава не бысть кто княжа в Лядьской земли, зане не бысть у него сына. И восхотѣ собѣ Левъ землѣ, но боярѣ бяхуть силнии, не даша ему землѣ. Бяшеть бо у Болеслава сыновѣць 5 — Сомовитовича 2: Кондратъ же Болеславъ, а Казимиричи трие: Лестько, Земомыслъ, Володиславъ. Боярѣ же Лядьсцѣи избраша собѣ одиного от нихъ — Лестъка, и посадиша и во Краковѣ на столѣ Болеславли. И поча княжити Льстко.[465]

В год 6788 (1280). После смерти великого князя Болеслава было некому княжить в Ляшской земле, потому что у него не было сына. Захотел Лев взять себе землю, но бояре были сильны и не отдали ему землю. У Болеслава было пять племянников: два Семовитовича — Кондрат и Болеслав, и три Казимирича — Лестько, Земомысл и Владислав. Бояре же ляшские выбрали себе одного из них — Лестька и посадили его в Кракове на престоле Болеслава. И стал княжить Лестько.

 

Посем же Левъ восхотѣ собѣ части в землѣ Лядьской, города на въкраини. Еха к Ногаеви оканьному проклятому помочи собѣ прося у него на ляхы. Онъ же да ему помочь оканьнаго Кончака, и Козѣя, и Кубатана. Зимѣ же приспѣвши, и тако поидоша: Левъ радъ поиде с татары и со сыномъ своимъ Юрьемь, а Мьстиславъ и Володимеръ, сынъ Мьстиславль Данило[466] и поидоша неволею татарьскою. И тако поидоша вси ко Судомирю. И пришедше к Судомирю, и поидоша на ону сторону рѣкы Вислы, ту же и переидоша рѣку по ледови подъ самимъ городомъ. Первое переиде Левъ своимъ полкомъ и сыномъ своимъ Юрьемь, и по немь Мьстиславъ и сынъ ему Данило. Таже по них татарове. И тако перешедша сташа около города. Стоявше же малъ час, не бишася.

Потом Лев захотел себе части Ляшской земли — города в пограничной области. Он поехал к проклятому окаянному Ногаю, прося себе помощи против ляхов. Тот дал ему в помощь окаянного Кончака, Козея и Кубатана. Настала зима, и они пошли так: Лев охотно пошел с татарами вместе с сыном своим Юрием, а Мстислав, Владимир и сын Мстислава Даниил по принуждению татар. И так они все пришли к Сандомиру. Придя к Сандомиру, они переправились на другую сторону Вислы и перешли реку по льду под самым городом. Сперва перешел Лев со своим полком и с сыном своим Юрием, а за ним Мстислав и сын его Даниил. За ним перешли татары. Так они перешли и стали около города. Стояли некоторое время без боя.

 

Посем же поиде Лево своими полкы со силою великою ко Кропивници,[467] с гордостью великою, хотя ити ко Кракову.

Потом Лев пошел со своим хорошо вооруженным полком к Кропивнице, с великою гордостью, желая идти на Краков.

 

Володимеръ же бѣ назадѣ стоя у города своим полкомъ. И начаша ему повѣдати: «Осѣкъ во лѣсѣ полнъ люди и товара, не взиманъ бо бѣ никотороюже ратью, зане твердъ бяше велми». Володимѣръ же отряди к нему люди добрыи, и Кафилата с ними же Селезенца.[468] Бысть же пришедшимъ имъ ко осѣкови, и бишася с ними ляховѣ крѣпко, одва могоша и взяти с великимь потом, и поимаша в немь множьство людии и товара.

Владимир отстал и стоял у города со своим полком. Ему сказали: «В лесу находится осек, полный людей и всякого добра, его не захватило никакое войско, потому что он сильно укреплен». Владимир послал к нему добрых воинов, и с ними Кафилата Селезенца. И так было, что когда они пришли к осеку, бились с ними ляхи крепко, и едва смогли они взять осек, с великим потом, и захватили в нем множество людей и добра.

 

Якоже передѣ писахом о Лвѣ, и бысть же идущу ему полкы своими. И начаша росходитися воеватъ, Богъ учини над нимъ волю свою — убиша бо ляховѣ от полку его многы бояры и слуги добрѣѣ, и татаръ часть убиша. И тако возвратися Левъ назадъ с великымь бещестьемь.

Как мы прежде писали, Лев шел со своим полком к Кропивнице. Стали они расходиться воевать. И Бог совершил над ним свою волю — ляхи перебили многих бояр из его полка и верных слуг и часть татар убили. И так вернулся Лев назад с великим бесчестьем.

 

Въ лѣто 6789. Иде Льстько на Лва, и взя у него городъ Переворескъ,[469] исѣче и люди в нем вси от мала и до велика, и город зажьже, и поиде назадъ восвояси.

В год 6789 (1281). Пошел Лестько на Льва и захватил у него город Перевореск, перерезал там всех людей от мала и до велика, город сжег и пошел назад к себе.

 

Потом же вложи дьяволъ ненависть во два Сомовитовича, во Кондрата и во Болеслава, и начаста вражьствовати межи собою, и воеватися. Кондратови же, живящу со братомъ своимъ с Володимеромъ за одино, а Болеславъ живяше с Лесткомъ и с братомь его Володиславомъ за одино.

Потом дьявол вложил ненависть в двух Семовитовичей, в Кондрата и Болеслава, и стали они враждовать между собой и воевать друг с другом. Кондрат был заодно с братом своим Владимиром, а Болеслав был заодно с Лестьком и братом его Владиславом.

 

Болеслав же совокупивъ рать свою и поя помочь собѣ у Володислава, и поиде на брата на своего на Кондрата к городу ко ѣздову. Кондратови же не бывшу тогда в городѣ, и тако преступлеше взяша городъ. Законъ же бяше в ляхох таков: челяди нѣ имати, ни бити, но лупяхуть. Городу же взяту, и поимаша в немь товара много, и людии полупиша; и ятровь свою облупи, княгиню Кондратовую, и сыновицю свою облупи, и учини соромоту велику брату своему Коньдратови.

Болеслав, собрав рать свою, взял в помощь себе Владислава и пошел на брата своего Кондрата к городу Ездову. Кондрата тогда не было в городе, и так, приступив, они взяли город. Закон же у ляхов был такой: челяди не брать и не убивать, а только грабить. Когда город был взят, захватили в нем много добра и людей пограбили; ограбил Болеслав свою невестку, княгиню Кондратову, и племянницу свою ограбил, и учинил великий позор брату своему Кондрату.

 

Посем же Кондратъ посла посолъ свой ко брату своему Володимерови, жалуяся ему о своей соромотѣ. Володимиръ же сжаливси и росплакався, рече послу брата своего: «Брате, Бог,— рчи,— буди отмѣстникъ твоей соромотѣ, а се я готовъ тобѣ на помочь». И нача наряживати рать на Болеслава. И ко сыновцю своему Юрьеви посла, помочи прося. Сыновечь же ему тако рече: «Строю мой, рад быхъ и самъ с тобою шелъ, но нѣколи ми: ѣду, господине, до Суждали жениться. А со собою поимаю не много людий. А се вси мои людье и боярѣ Богу на руцѣ и тобѣ. А коли ти будеть любо, тогда с ними поиди».

После этого Кондрат отправил своего посла к брату своему Владимиру, жалуясь ему на позор свой. Владимир пожалел его, стал плакать и сказал послу брата своего: «Брат,— скажи,— Бог отомстит за твой позор, и вот я готов тебе помочь». И стал снаряжать войско против Болеслава. И послал к племяннику своему Юрию, прося помощи. Племянник же ему так ответил: «Мой дядя, я охотно и сам бы с тобой пошел, но мне некогда: еду, господин, в Суздаль жениться. С собой я возьму немного людей. А вот все мои люди и бояре в попечении Божьем и твоем. Если тебе будет угодно, то с ними пойди».

 

Володимеръ же нарядивъ рать поиде к Берестью. Ту ся и собра. И холъмлянѣ придоша к нему, бяшеть бо воевода с ними Тюима, И поиде Володимиръ ко Мѣлнику со множьством вои. Из Мѣлника же отряди воеводу Василка, князя Вослонимьского, Володимѣрови, и Желислава и Дуная,[470] а сь Юрьевою ратью бяшеть воевода Тюима. И тако поидоша в Ляхы.

Владимир, снарядив рать, пошел к Берестью. Тут он собрал свои силы. И пришли к нему холмляне, и был воевода с ними Тюима. И пошел Владимир к Мельнику с большим войском. Из Мельника он направил к Владимиру воеводой Василька, князя Слонимского, Желислава и Дуная, а с ратью Юрия был воевода Тюима. И так пошли они в Ляшскую землю.

 

Володимѣръ же отрядивъ рать и поѣха до Берестья. Послалъ же бяшеть посолъ напередъ передъ ратью ко брату своему Кондрату. Бяхуть бо у него боярѣ невѣрни. А быша не дале вѣсти Болеславу, посолъ же Володимѣровъ, приѣхавъ Кондратови, поча ему молвити при всѣхъ его боярѣх: «Тако ти молвить братъ твой Володимѣръ: радъ ти быхъ помоглъ за твою соромоту, но нѣ лзѣ мь: замялѣ нами татаровѣ», Посем же посолъ емь князя за руку и сжа ему руку. Князь же, уразумѣвъ, выиде с ними вонъ. И поча ему повѣдати: «Брать ти тако молвить: наряжайся самъ, и лодье наряди возитися на Вислѣ, рать будеть у тебе завътро». Кондратъ же радъ бысть по велику и повелѣ вборзѣ изрядити лодьѣ, самъ ся наряди.

Владимир же, отправив войско, поехал в Берестье. Он перед войной послал к брату своему Кондрату. Бояре у Кондрата были изменники. Чтобы они не дали вести Болеславу, посол Владимира, придя к Кондрату, стал говорить при всех его боярах: «Так тебе говорит брат твой Владимир: рад был бы я помочь тебе за твой позор, да нельзя мне — нам досаждают татары». После этого посол, взяв князя за руку, сжал ему руку. Князь понял и вышел с ним вон, и посол стал говорить ему: «Брат тебе так говорит: снаряжайся сам и приготовь лодки для перевоза через Вислу, рать будет у тебя завтра». Кондрат очень обрадовался, приказал скорее готовить лодки и сам снарядился.

 

Пришедши же рати, извозишася, и почаша изряживати полкы. Изрядивше же ся, и тако поидоша: Василко же поиде своим полкомъ, а Желиславъ своим полкомъ, а Дунай своимъ полкомъ, Кондратъ же князь с ляхы своимъ полкомъ, а Тюима своимъ полком. И тако идяху с великою крѣпостью усердьно.

Пришло войско, переправилось через реку, полки построились. Построившись, полки пошли таким образом: Василько пошел со своим полком, Желислав со своим полком, Дунай со своим полком, а князь Кондрат с ляхами со своим полком, и Тюима со своим полком. И так шли уверенно с большой твердостью.

 

Не дошедшим же имъ города Сохачева, и думахуть о взятьи его, абы в землю глубоку не входилѣ, но возборони имъ Конъдратъ князь, ведя и ко Гостиному,[471] то бо бяшеть милое мѣсто Болеславле.

Не дойдя до Сохачева, стали думать его взять, чтобы не входить глубоко в эту землю, однако князь Кондрат им не позволил и повел их к Гостиному: это был любимый город Болеслава.

 

Пришедшимъ же полкомъ к городу, и сташа около города, аки боровѣ величѣи, и начаша ся пристраивати на взятье города. Князь же Конъдратъ нача ѣздя молвити: «Братья моя милая руси, потягнете за одино сердче!» И тако полѣзоша подъ заборола, а друзии полчи стояху недвижими, стерегучи внезапнаго наѣзда от ляховъ. Прилѣзъшимъ же имъ подъ заборолѣ, ляховѣ пущахуть на ня каменье, акы градъ силный, но стрѣлы ратьныхъ не дадяхуть ни выникнути изъ заборолъ. И начаша побадыватися копьи, и мнози язвени быша на городѣ, ово от копий, ово от стрѣлъ. И начаша мертви падати изъ заборолъ, эки сноповье. И тако взяша городъ, и поимаша в немь товара много, и полона бе-щисленое множество, а прокъ исѣкоша, и городъ ижжгоша, и тако возвратишася восвояси с побѣдою и честью великою.

Пришли полки в город, стали около него, как могучий бор, и начали готовиться к штурму города. А князь Кондрат стал ездить и говорить: «Братья мои милые, русские, подвигнитесь единодушно!» И тогда одни полезли на заборола, а другие полки стояли неподвижно, охраняя от внезапного наезда ляхов. Когда они подошли под стены, ляхи стали бросать на них камни, как сильный град, но стрелы ратников не давали им высунуться из заборол. Начали колоть их копьями, и многие на городских стенах были ранены копьями или стрелами. И стали мертвые падать из заборол, как снопы. И так взяли город, и захватили в нем много всякого добра, и взяли бесчисленное множество пленников, а остальных убили, и город сожгли, и вернулись к себе с победой и с честью великой.

 

Кондрать же князь поѣха во свой городъ, вземь на ся вѣнѣчь побѣдный, и сложивъ с себе соромоту помочью брата своего Володимера.

А князь Кондрат поехал в свой город, возложив на себя венец победный и сняв с себя позор с помощью брата своего Владимира.

 

А Василько князь поиде к Берестью со множествомъ полона, и посла предъ собою вѣсть к осподину своему князю Володимирови. Володимеръ же бяше печалуя по велику, зане не бяшеть вѣсти от полку его. Посем же приде ему вѣсть от полку его, оже вси добрѣ сдоровѣ идуть с честью великою. Володимѣръ же радъ бысть повелику, оже дружина его вся цѣла, а соромови брата своего Кондрата одолѣвъ.

А князь Василько пошел к Берестью с множеством пленников и послал впереди себя весть господину своему князю Владимиру. Владимир же был в большой печали, ибо не было у него вестей о его войске. И вот пришла к нему весть о его войске, что все в добром здоровье идут с великой честью. И Владимир очень обрадовался, что дружина его вся цела, а позор с брата его Кондрата снят.

 

Токмо и два бяста убита от полку его, не подъ городомъ, но во изгонѣ: он же бяше прусинъ родомъ, а другий бяшеть дворный его слуга любимы, сынъ боярьский Михайловичь именемь Рахъ.[472] Убийство же ею сиче скажемь. Бысть идущим полкомъ мимо Сохачевъ город, в се же время выѣхалъ бяшеть князь Болеславъ вънъ и-Сохачева, ловя того, абы кдѣ ударити на розгонѣ. Володимеръ же князь указалъ бяшеть своим воеводамъ тако: Василкови и Желиславу и Дунаеви не роспущати воеватъ, но поити всимъ к городу. Си же утаивьшеся от рати и ѣхаша на село, человѣкъ со тритьчать, и Блусъ с ними же Юрьевъ, и поемше дорогу от села, оже челядь бѣжала к лѣсу. И поѣхаша по нихъ. И в то время удари на нихъ Болеславъ с ляхы. Дружина же ею не стѣрпѣвше, устремишася на бѣгъ вси со Блусомъ. Си же два не побѣгоста, Рахъ су прусиномъ, но створиста дѣло достойно памяти, и начаста ся бити мужескы. Прусинъ съѣхася с Болеславомъ, ту убитъ бысть от многых, а Рахъ уби боярина добра Болеславля, ту же и самъ прия конѣчь подобный. Сии же умроста мужественымь сердцемъ оставлеша по собѣ славу послѣднему вѣку.

Только двое из его полка были убиты, и не под городом, а во время перехода: один был родом прусин, а другой был придворный слуга Владимира любимый, сын боярский Михайлович, по имени Рах. Об убийстве его так расскажем. Когда полки иГли мимо Сохачева города, в то время выехал из Сохачева князь Болеслав, ища случая напасть на отделившихся. А князь Владимир еще раньше приказал своим воеводам Васильку, Желиславу и Дунаю не распускать воинов грабить, а всем идти к городу. А эти утаились от войска и поехали в село, с ними было человек тридцать, и был с ними человек Юрия Блус; они выбрали дорогу от села, по которой челядь бежала к лесу. И поехали за ними. И в это время ударил по ним Болеслав с ляхами. Дружина их не выдержала, и обратились в бегство все, вместе с Блусом. А эти двое, Рах и прусин, не побежали, но совершили дело, достойное памяти, и стали мужественно биться. Прусин схватился с Болеславом и был убит множеством воинов, а Рах убил верного боярина Болеслава, и тут сам принял смерть достойную. Они умерли с мужественным сердцем и оставили по себе славу последующим временам.

 

Посем же Володимѣръ поѣха из Берестья до Володимѣря.

После этого Владимир поехал из Берестья во Владимир.

 

Въ лѣто 6790. Пришедшу оканьному и безаконьному Ногаеви и Телебузѣ[473] с нимь на угры в силѣ тяжьцѣ во бе-щисленомъ множьствѣ. Вѣлѣша же с собою поити рускимъ княземь Лвови, Мьстиславу, Володимѣру, Юрьи Львовичь. Володимеръ же бяше тогда хромъ ногою и тѣмь не идяше, зане бысть рана зла на немь, но посла рать свою съ Юрьемь, сыновцем своимъ. Тогда бо бяхуть князи русции в воли татарьской, и тако поидоша вси, токмо и одинъ Володимѣръ остася, зане бысть хромъ.

В год 6790 (1282). Пришел против угров окаянный и беззаконный Ногай и с ним Телебуга с большим войском, с бесчисленным множеством. Велели они пойти с собою русским князьям Льву, Мстиславу, Владимиру, Юрию Львовичу. Владимир тогда хромал, у него была тяжелая рана, и из-за этого он не пошел, а послал свое войско с Юрием, племянником своим. Тогда были все князья русские в подчинении у татар, и так пошли все, и только один Владимир остался, потому что был хром.

 

Болеслав же бяшеть еще гордяся своимъ безумьем, усмотрѣвъ веремя таково, пришедъ во дву сту, воева около Щекарева, и взя десять селъ. И тако идяшеть назадъ с великою гордостью, творяшеть бо ся, аки всю землю вземь.

А Болеслав, все еще гордясь своим безумием, выбрал удобное время, и пришел с двумястами воинов, и воевал около Щекарева, и захватил десять сел. И так пошел назад с большой гордостью, думая, будто он всю землю захватил.

 

Посем же Левъ отпущенъ бысть, вшед во Угорьскую землю, и приѣха домовь, и сжалиси о бывшемь, оже Болеславъ воевалъ его землю, и посла ко брату своему Володимерови, река ему тако: «Брате, сложимъ с себе соромъ сѣй, пошли возведи литву на Болеслава». Володимеръ же посла Дуная возводить литвы. Литва же обѣщася ему тако створити, и ркуче: «Володимере, добрый княже правдивый, можемъ за тя головы своѣ сложити! Коли ти любо, осе есмы готовы». Левъ же и Володимиръ нарядиста свою рать. И пришедшимъ имъ к Берестью, ожидающимъ литвы, литва же не приспѣ на рокъ. Левъ же и Володимѣръ сама не идоста, но посласта воеводы: Левъ посла со своею ратью Тюима и Василка Белжянина и Рябця, а Володимѣръ посла со своею ратью Василка князя, и Желислава, и Оловянъца, и Вишту.[474] И тако поидоша на Болеслава, и начаша воевати около Вышегорода, и поимаша чѣляди бе-щисленое множьство, и скота и коний.

После этого, когда они вошли в Угорскую землю, Лев был отпущен и приехал домой; он жалел о происшедшем — что Болеслав разграбил его землю, и послал к брату своему Владимиру сказать: «Брат, давай снимем с себя этот позор: пошли и подними литву на Болеслава». Владимир послал Дуная поднимать литовцев. Литовцы обещали ему прийти на помощь, говоря: «Владимир, добрый и правдивый князь, мы можем за тебя головы свои сложить. Если тебе хочется, мы готовы». Лев же и Владимир снарядили свою рать. И пришли воины к Берестью, ожидая литовцев, и литовцы пришли по договору. Лев и Владимир сами не пошли, а послали воевод: Лев послал со своим войском Тюиму, Василька Бельжанина и Рябца, а Владимир послал со своим войском князя Василька, Желислава, Оловянца и Вишту. И так они пошли против Болеслава, и стали грабить около Вышегорода, и захватили бесчисленное множество челяди, скота и коней.

 

Посем же придоша литва ко Берестью и начаша молвити князю Володимерови: «Ты насъ возвелъ, да поведи ны куда, а се мы готовы, на то есмы пришли». Князь же нача думати, абы куда ѣ повести, своя бо рать ушла бяшеть уже далече на Болеслава, а уже рѣкы ростѣкаються. И воспомяну Володимѣръ, оже преже того Лестко, пославъ люблинѣць, взялъ бяшеть у него село на Въкраиници,[475] именемь Воинь,[476] и напоминася ему Володимиръ о томь много, абы ему воротилъ челядь. Онъ же не вороти ему челяди его. За се же посла на нь литву, и воеваша около Люблина и поимаша челяди множьство и ополонившеся и тако поидоша назадъ с честью.

После этого пришли литовцы к Берестью и стали говорить князю Владимиру: «Ты нас призвал, и веди нас куда-нибудь, мы готовы, на то мы и пришли». Князь стал думать, куда бы их повести — своя рать уже ушла далеко на Болеслава, и уже разливаются реки. И вспомнил Владимир, что еще прежде того Лестько, послав люблинцев, захватил у него село на Украинице, называемое Воинь, и напоминал ему Владимир о том много раз, чтобы тот вернул ему челядь. Он же не вернул ему его челяди. И вот он послал на него литовцев, и воевали они около Люблина, и захватили много челяди, и с большим полоном пошли назад с великой честью.

 

Посем же приде рать Лвова и Володимѣрова с честью великою, вземше полона многое множьство.

Потом пришло войско Льва и Владимира с великой честью, взяв пленников многое множество.

 

И тако розиидошася когождо восвояси.

И так разошлись все по домам.

 

Въ прежереченая лѣта, коли Лестько взя Переворескъ, городъ Лвовъ, тоже ляховѣ воеваша у Берестья по Кроснѣ,[477] и взяша селъ десять, и поидоша назадъ. Берестьяни же собрашася и гнаша по нихъ. Бяшеть бо ляховъ двѣстѣ, а берестьянъ 70, бяшеть бо у нихъ воевода Титъ, вездѣ словый мужьствомъ: на ратѣхъ и на ловѣхъ. И тако угонивъше ѣ и бишася с ними. Божиею же милостью побѣдиша берестьянѣ ляхы, и убишя ихъ 80,[478] а другия поимаша. А полонъ свой отполониша, И тако придоша во Берестий со честью, славяще Бога и пречистую его Матерь во вся вѣки.

В преждеупомянутые годы, когда Лестько взял Перевореск, город Льва, тоже ляхи воевали у Берестья по Кросне, и взяли десять сел, и пошли назад. Берестьяне же собрались и погнались за ними. Было же ляхов двести, а берестьян — семьдесят, и был у них воевода Тит, всюду славящийся своим мужеством: и на войне, и на охоте. И так они догнали их и бились с ними. По Божией милости берестьяне победили ляхов, убили пятьдесят из них, а других взяли в плен. А своих пленников отбили. И так пришли в Берестье со славой, славя Бога и пречистую его Матерь во все века.

 

Мы же на прежняя возвратимся.

Мы же вернемся к прежнему.

 

Бысть идущу оканьному и безаконьному Ногаеви и Телебузѣ с нимь, воевавшима землю Угорьскую: Ногай поиде на Брашевъ, а Телебуга поиде поперекъ гору, што бяшеть переити треими деньми, и ходи по 30 дний, блудя в горахъ, водимъ гнѣвомъ Божиимъ. И бысть в них голодъ великъ, и начаша людие ѣсти, потом же начаша и сами измирати, и умре ихъ бе-щисленое множьство. Самовидчи же тако рекоша: умерших бысть сто тысячь. Оканьный же и безаконьный Телебуга выиде пѣшь со своею женою, об одной кобылѣ, посрамленъ от Бога.

Вот что случилось, когда пришли окаянный и беззаконный Ногай и с ним Телебуга, разграбившие Угорскую землю: Ногай пошел на Брашев, а Телебуга пошел через горы, которые можно перейти за три дня, а он ходил тридцать дней, блуждая в горах, водимый гневом Божиим. И был у них большой голод, и начали есть людей, а потом стали сами умирать, и умерло их бесчисленное множество. Очевидцы так сказали: умерших было сто тысяч. Окаянный и беззаконный Телебуга со своей женой вышел пешком, с единственной кобылой, так посрамил его Бог.

 

Бысть же по сихъ Болеславу князю, ѣще исполнившуся своего безумья, и не престаяшеть злое творя Володимѣру князю и Юрьеви. Володимеръ же и Юрьи начаста рать свою наряжати на Болеслава. Володимиръ же пославъ и литву възведе. И тако поидоша вси. И Юрьи князь с ними же идяше на Болеслава. Яко быша в Мѣлницѣ, и присла к нему отець его Левъ, река ему тако: «Сыну мой Юрьи, не ходи самъ с литвою, убилъ я князя ихъ Войшелка, любо восхотять мьсть створити». Юрьи же не поиде по отнѣ словѣ, но посла рать свою. И тако шедше взяша Сохачевъ городъ, и поимаша в немь товара много, и челяди, а прокъ иссѣкоша и тако ополонишася и поидоша восвояси.

А вот что было с князем Болеславом, который, все еще преисполненный безумия своего, не переставал делать зло князю Владимиру и Юрию. Владимир и Юрий стали готовить рать против Болеслава. А Владимир послал и литву поднял. И так они все пошли. И князь Юрий пошел с ними на Болеслава. Когда они были в Мельнике, прислал к нему отец его Лев сказать ему так: «Сын мой Юрий, ты не ходи с литовцами, я убил их князя Войшелка, как бы не захотели они отомстить». Юрий не пошел, послушавшись отца, а послал свое войско. И так они пошли, и взяли город Сохачев, и захватили в нем много добра и челяди, а остальных убили и так с полоном возвратились домой.

 

Въ лѣто 6791. Хотящу поити оканьному и безаконьному Телебузѣ на ляхы и собравшу ему силу многу, забывшу ему казни Божиѣ, еже сбыся над нимъ во Угрѣхъ, о немже передѣ сказахомъ, и приде к Ногаеви. Бяше же межи има нелюбовье велико. Телебуга же посла ко Заднѣпрѣискымь княземь, и ко Волыньскимь: ко Лвови, и ко Мьстиславу, и к Володимѣру. веля имъ поити с собою на войну. Тогда же бяху вси князи в неволѣ татарьской. И тако поиде Телебуга на ляхы, собравъ силу многу.

В год 6791 (1283). Захотел окаянный и беззаконный Телебуга пойти против ляхов, и собрал он большое войско — забыл он казни Божий, которые сбылись над ним в Угорской земле, как мы прежде рассказывали, и пришел к Ногаю. Между ними было великое несогласие. Телебуга послал к заднепровским князьям и к волынским: ко Льву, к Мстиславу и к Владимиру, веля им идти вместе с ним на войну. Все князья были тогда в подчинении у татар. И так пошел Телебуга против ляхов, собрав большое войско.

 

Пришедшу же ему к Горинѣ,[479] и срете и Мьстиславъ с питьемь и з дары. И поиде оттолѣ мимо Кремянѣць ко Перемилю. Ту и срѣте Володимеръ князь с питьемь и с дары на Липѣ.[480] И посемь угони Левъ князь ко Бужьковичемь[481] и с питьемь и с дары. И пришедшимъ же имъ на Бужьковьское поле, и ту перезрѣша своѣ полкы. Князи же надѣяхуться избитья собѣ и городомъ взятья.

Когда он пришел к Горине, встретил его Мстислав с питьем и дарами. Оттуда он пошел мимо Кремянца к Перемилю. И тут, на Липе, встретил его князь Владимир с питьем и дарами. Потом догнал их князь Лев у Бужковичей с питьем и дарами. Когда они вышли в Бужское поле, там они произвели смотр своим полкам. Князья ожидали, что их убьют, а города будут взяты.

 

И оттолѣ поидоша к Володимѣру и сташа на Житани.[482] Телебуга же еха обьзирать города Володимѣря, а друзии молъвять, оже бы и в городѣ былъ, но то не вѣдомо. В недѣлю же минуша городъ по Микулинѣ дни,[483] на завтри день. Богъ и избави своею волею, и не взяша города. Но насилье велико творяху в городѣ, и пограбиша товара бе-щисленое множьство, и коний. И тако безаконьный Телебуга поиде в Ляхы.

Оттуда пошли они к Владимиру и остановились на Житани. Телебуга поехал осмотреть город Владимир, а другие говорят, будто он в городе был,— но это неизвестно. В воскресенье, на другой день после Николина дня, миновали город. Бог их своею волею избавил: город не взяли. Но творили в городе великое насилье и награбили бесчисленное множество добра и коней. И так беззаконный Телебуга пошел в Ляшскую землю.

 

Осташа же татаровѣ друзии у Володимѣра кормити либывѣи конѣ. Си же учиниша пусту землю Володимерьскую, не дадяхуть бо из города вылѣсти в зажитье:[484] аще ли кто выѣхашеть, овы избиша, а другия поимаша, а ныя лупяхуть и конѣ отъимахуть. И во городѣх изомре въ остою Божиимь гнѣвомъ бещисленое множество.

Другие татары остались у города Владимира кормить отощавших коней. Они опустошили Владимирскую землю, не давали выехать из города в зажитье: если кто выезжал, одних убивали, а других хватали, а третьих грабили и отнимали коней. И умерло в городе во время осады, по Божьему гневу, бесчисленное множество.

 

Идущу же Телебузѣ в Ляхы, и с нимь идоша вси князи неволею татарьскою: Левъ князь со сыномь своим Юрьемь, а Мьстиславъ со своею ратью, а Володимѣръ со своею ратью. И тако поидоша ко Завихвосту и придоша ко рѣцѣ ко Вислѣ. Река же не стала бяшеть, и не могоша еѣ переити. И поидоша во вѣрхъ ей к Судомиру, и переидоша Санъ рѣку по леду. Ту же на Сану Володимеръ воротися от нихъ назадъ. А Вислу переидоша по ледови выше Судомиря и приступиша к городу со всѣ сторонѣ, но не успѣша ничтоже. И почаша воевати землю Лядьскую, и стояша на ней 10 дний.

Когда Телебуга пошел в Ляшскую землю, с ним пошли все князья по принуждению татар: князь Лев с сыном своим Юрием, Мстислав со своею ратью и Владимир со своей ратью. И так пошли к Завихвосту, и пришли к реке Висле. Река еще не встала, и нельзя было ее перейти. И пошли они вверх по реке к Сандомиру, и перешли реку Сан по льду. Тут, на Сане, Владимир вернулся от них назад. А Вислу они перешли по льду выше Сандомира и приступили к городу со всех сторон, но ничего не смогли сделать. Они стали грабить Ляшскую землю и оставались в ней десять дней.

 

Тебелуга же хотяше ити ко Кракову, и не дошедъ его, воротися во Торжьку. Въсть бо приде к нему, оже Ногай попередилъ его ко Кракову прити. И про се бысть межю има болше нелюбье. И тако не снѣмавшася с Ногаемь, и поиде назадъ на Лвову землю, на городъ на Лвовъ. И стояша на Лвовѣ землѣ 2 недѣли, кормячесь, не воююче, и не дадяхуть ни из города вылѣсти в зажитье: кто же выѣхашеть из города, овы избиваша, а друзии поимаша, а иныя излупивше, пущаху нагы, а тѣи от мороза изомроша, зане бысть зима люта велми. И учиниша землю пусту всю.

Телебуга хотел идти на Краков, но, не дойдя до него, вернулся в Торжск. Ибо он получил известие, что Ногай опередил его, придя на Краков. И из-за этого еще больше невзлюбили они друг друга. И так они не соединились с Ногаем, и Телебуга пошел назад в землю Льва, к городу Львову. И стояли они в земле Льва две недели, кормясь, а не воюя, и не давали выйти из города в зажитье: если кто-нибудь выезжал из города, одних убивали, других хватали, а некоторых, ограбив, отпускали нагими, и те умирали от мороза, потому что зима была очень суровая. Так они опустошили всю землю.

 

Се же наведе на ны Богъ, грѣхъ ради нашихъ казня ны, а быхом ся покаялѣ злыхъ своих безаконьныхъ дѣлъ. И еще же и на конѣчь исполни на насъ гнѣвъ, и измре в городѣхъ во остою бе-щисленое множьство, друзии же изомроша в селѣхъ, вышедше из городовъ по отшествии безаконьныхъ агарянъ. Но мы на на предлежащее повзратимъся.

Все это Бог навел на нас, наказывая нас за грехи наши, чтобы мы покаялись в своих злых и беззаконных делах. И наконец исполнился гнев его на нас, когда умерло в осаде в городах бесчисленное множество, а другие погибли в селах, выйдя из города после ухода безбожных агарян. Но мы вернемся к прежнему.

 

Ногай же оканьный не иде с Телебугою в Ляхы одиною дорогою, зане бысть межи има нелюбье велико, но иде своею дорогою на Перемышль. Пришедшу же ему к городу Кракову, и не успѣвъ у него ничтоже, якоже и Телебуга у Судомиря, но воеваше землю Лядьскую. А с Телебугою не снимася зане боястася оба: сий сего, а сей сего. И тако поидоша назадъ свое вѣжѣ: Телебуга поиде своею дорогою опять, а Ногай своею дорогою.

Окаянный Ногай не пошел с Телебугой в Ляшскую землю по одной дороге, ибо между ними была вражда великая, но пошел своей дорогой на Пере-мышль. Когда он пришел к городу Кракову, он и около него не преуспел, как Телебуга у Сандомира, но пограбил Ляшскую землю. А с Телебугой они не соединились, потому что боялись оба: этот того, а тот этого. И так пошли назад в свои становища: Телебуга опять пошел одной дорогой, а Ногай — другой.

 

Тое же зимы и в ляхохъ бысть моръ великъ. Изомре ихъ бе-щисленое множество.

В ту зиму был и у ляхов великий мор. Умерло их бесчисленное множество.

 

По отшествии же Телебужинѣ и Ногаевѣ Левъ князь сочте, колко погибло во его землѣ людий, што поимано, избито, и што ихъ Божиею волею изъмерло — полъ трѣтьи на десять тысячѣ.[485]

После ухода Телебуги и Ногая князь Лев сосчитал, сколько людей погибло в его земле, сколько их захвачено в плен, сколько убито, сколько умерло по Божией воле — без полтысячи тринадцать тысяч.

 

Въ лѣто 6792. У Юрья князя у Лвовича умре сынъ именемь Михайло.[486] Младу сущу ему, и плакашася по немь вси людье, и спрятавше тѣло его, и положиша ѣ во церкви святыя Богородица в Холмѣ, юже бѣ создалъ прадѣдъ его великий князь Данило, сынъ Романовъ.

В год 6792 (1284). У князя Юрия Львовича умер сын Михаил. Он был очень молод, и оплакивали его все люди, и, обрядив, тело его похоронили в церкви святой Богородицы в Холме, которую построил прадед его великий князь Даниил, сын Романа.

 

Тое же зимы не токмо и во одиной Руси бысть гнѣвъ Божий моромъ, но и в Ляхохъ. Тое же зимы и в татарехъ изомре все кони и скоти, и овцѣ, все изомре, не остася ничегоже.

В ту зиму не в одной только Руси был гнев Божий — мор, но и в Ляшской земле. В ту зиму и у татар пали все кони, и скотина, и овцы все померли, не осталось ничего.

 

Въ лѣто 6793. Начаша повѣдати, оже в нѣмцихъ вышед море и потопило землю гнѣвомъ Божиимъ, боле шьстидесять тысячь душь потонуло, а церквии каменых одиннадесять и сто проче деревяныхъ.

В год 6793 (1285). Рассказывают, что в немецких землях море вышло из берегов и потопило землю по Божьему гневу, более шестидесяти тысяч душ потонуло, а церквей каменных — одиннадцать и более ста деревянных.

 

Того же лѣта. Лестько Казимиричь, пославъ полкъ свой, воева князя Кондрата Сомовитовича. Князь же Кондрать, собравъ дружину свою, гна по нихъ и бися с ними, и побѣди я Божиимъ пособьемь, и многи изби от полку Лестькова бояръ и простую чадь, и воеводу его уби Серажьского Матѣя, а свой полонъ отполони, и тако возвратися восвояси с честью великою, хваля и славя въ Троици Отца и Сына и Святого Духа и нынѣ, и въ вся вѣки.[487]

В тот же год Лестько Казимирич, послав полк свой, воевал против князя Кондрата Семовитовича. Князь же Кондрат, собрав дружину свою, гнался за ним, и бился с ним, и победил его с Божией помощью, и многих перебил из полка Лестькова — бояр и простых людей, и убил его воеводу Серадзского Матея, и отвоевал своих пленников, и так возвратился к себе с честью великой, хваля и славя в Троице Отца и Сына и Святого Духа, ныне и вовеки.

 

Въ лѣто 6794. Ходиша литва вся и жемоть вся на нѣмцѣ к Ризи. Онѣм же вѣсть бысть, и збѣгошася в городы. Они же пришедъше к городу, не воспѣвъ ничегоже, и оттолѣ же идоша на Лотыголу.[488] И доходивше города Мѣдвѣжьей Головы,[489] и не вспѣвъше у него ничтоже, и тако возвратишася восвояси, добывше мало полона.

В год 6794 (1286). Ходили литовцы все и вся жмудь против немцев к Риге. Те же заранее получили известие и укрылись в городе. Они же, придя к городу и не преуспев нисколько, оттуда пошли на Лотыголу. Дошли они до города Медвежья Голова, но ни в чем не преуспели и вернулись назад, добыв мало пленников.

 

Се же услышавше торуньсцѣи нѣмцѣ, оже жемоть вся пошла на Ригу, идоша на жемоть, помагаюче своимь нѣмцемь. И поимаша ихъ бе-щисленое множьство, а другия избиша, и тако придоша восвояси со множествомъ полона.

Но, узнав о том, что вся жмудь пошла на Ригу, торунские немцы пошли на жмудь, помогая своим немцам. И захватили они бесчисленное множество жмудинов, а других перебили, и так пошли к себе со множеством пленников.

 

Того же лѣта преставися великий княь Лестько Казимиричь Краковьскый. Епископъ же, и игумени, и поповѣ, и дьякони, спрятавше тѣло его, пѣвше обычныя пѣсни, и тако положиша тѣло его во Краковѣ городѣ во церкви Святѣй Троицѣ, и плакашася по немь вси людье, боярѣ и простии, плачемь великомъ.

В тот год умер великий князь краковский Лестько Казимирич. Епископ же, игумены, попы и диаконы, обрядив его тело, пели по обычаю песнопения, и так положили его тело в церкви Святой Троицы в городе Кракове, и оплакивали его все люди — и бояре, и простые люди — великим плачем.

 

Въ лѣто 6795. Посла Богъ на насъ мѣчь свой, иже послужить гнѣву своему за умножение грѣховъ нашихъ. Идущу же Телебузѣ и Алгуеви[490] с нимь в силѣ тяжьцѣ, и с ними русцѣи князи Левъ и Мьстиславъ, и Володимѣръ, и Юрьи Лвовичь, инии князи мнозии. Тогда бяхуть вси князи русции в воли татарьской, покорени гнѣвомь Божиимъ. И тако поидоша вси вкупѣ.

В год 6795 (1287). Бог послал против нас свой меч — служить гневу своему за умноженье наших грехов. Пошли Телебуга и Алгуй с ним с огромным войском, а с ними и русские князья Лев, Мстислав, Владимир и Юрий Львович и много других князей. Тогда все князья русские были в подчинении у татар, покорены гневом Божиим. И так пошли все вместе.

 

Володимеру же князю болну сущу, зане бысть рана послана на нь от Бога неисцѣлимая.

А князь Владимир был болен, была послана ему Богом неизлечимая болезнь.

 

Идущимъ же имъ в Ляхы, и доидоша рѣкы, нарѣцаемаго Сана, Володимѣръ же князь, сотьснувъси немощью тѣла своего, и нача слати ко брату своему Мьстиславу, тако река: «Брате, видишь мою немощь, оже не могу, а ни у мене дѣтий. А даю тобѣ, брату своему землю свою всю и городы по своемь животѣ. А се ти даю при царихъ и при его рядьцахъ».[491] Мьстислав же удари челомь передъ братомъ своимъ Володимѣромъ.

Когда они шли в Ляшскую землю и дошли до реки, называемой Сан, князь Владимир, отягощенный болезнью своего тела, начал посылать к брату своему Мстиславу сказать: «Брат, ты видишь мою болезнь, я уже без сил, и нет у меня детей. Тебе, моему брату, я даю землю свою всю и все города после моей смерти. И даю все это тебе при царе и его советниках». Мстислав поклонился до земли брату своему Владимиру.

 

И посла Володимѣръ ко брату ко Львови, ко сыновцю ко Юрьеви с тѣми словы: «Се вама повѣдаю, далъ есмь брату своему Мьстиславу землю свою и городы». Левъ же рече Володимѣру: «Тако и гораздо, оже еси далъ мнѣ. Под нимь мь ци искати по твоемь животѣ? А вси ходимъ подъ Богомъ. Абы мь далъ Богъ и своимь мочи изволодѣти в се время».

И послал Владимир к брату своему Льву и к племяннику Юрию с такими словами: «Вот, сообщаю вам, что я дал брату моему Мстиславу свою землю и города». Лев же сказал Владимиру: «Ты и так мне дал достаточно. Чего мне добиваться у него после твоей смерти? Мы все под Богом ходим. Дай Бог мне со своим справиться в наше время!»

 

И посемь посла Мьстиславъ ко брату ко Лвови, и ко сыновцю своему, тако река: «Се же, брате мой, Володимиръ далъ ми землю свою всю и городы. А чего восхочешь? Чего искати по животѣ брата моего и своего, осе же ти цареве, а се царь, а се азъ. Молви со мною, што восхочешь». Левъ же не рече противу слову ничегоже.

А затем послал Мстислав к брату Льву и к племяннику своему так сказать: «Вот брат мой Владимир дал мне всю землю свою и города. А ты чего захочешь? Чего ты станешь добиваться у меня после смерти брата твоего и моего — если тебе нужны цари, вот царь, а вот я. Говори со мной, чего ты захочешь?» Лев же ничего на эти слова не сказал.

 

Посем же поиде Тельбуга в Ляхы и Алгуй с нимь, вси князи, а Володимѣра воротиша назадъ, зане бысть жалостно зрѣти на нь, видячи его болна суща. И приѣха Володимѣрь, и ради быша вси людье, видяче своего господина, приѣхавша во здоровьи. И перебывъ мало дний у Володимери, и нача молвити княгини своей и бояромъ: «Хотѣлъ быхъ доѣхати до Любомля,[492] зане дѣла мь с погаными нет,[493] а человѣкъ есмь боленъ, ни я с ними могу повѣстити. А прояли мь уже и на печенехъ. А се мене мѣсто епископъ же Маркъ». И поѣха до Любомля, со княгинею и со слугами своими дворьними. Из Любомля поѣха до Берестья, и перебывъ во Берестьи 2 дни, поѣха до Каменца. Ту же и лежаша во болести своей, во Каменьци, и рче княгини своей и слугамь: «Олны же минеть погань си изь землѣ, то же поедемь до Любомля».

Потом Телебуга пошел в Ляшскую землю и Алгуй с ним и все князья, а Владимира вернули назад, потому что всем было жалко смотреть на него и видеть, как он болен. Приехал Владимир, и обрадовались все люди, видя своего господина, приехавшего в целости и сохранности. Он пробыл немного дней во Владимире и стал говорить княгине своей и боярам: «Хотел бы я уехать в Любомль, потому что нет у меня дел с погаными, я человек больной, не могу я с ними разговаривать. Они меня проняли уже до печени. Вот вместо меня епископ Марк». И поехал он в Любомль с княгиней и со слугами своими придворными. А из Любомля поехал в Берестье и, пробыв в Берестье два дня, поехал в Каменец. И тут, в Каменце, он лежал в болезни своей, и сказал он княгине своей и слугам: «Как только уйдет эта погань из нашей земли, тогда поедем в Любомль».

 

Минувшим же днемь нѣколичемь, приѣхаша слуги его к нему въ Каменѣчь, иже то были в Ляхохъ на воинѣ с татары. Володимѣръ же нача вопрашати ихъ о Телебузѣ, уже ли пошелъ и-землѣ Лядьской. Онѣм же повѣдающимъ: «Пошелъ». «А братъ ми Левъ, и Мьстиславъ, и сыновець ми — во здоровьи ли?» Онем же повѣдающимъ: «Господине, добри вси и здоровѣ, и боярѣ и слуги». Володимѣръ же о томъ похвали Бога. А Мьстислава повѣдаша, оже пошелъ с Телебугою на Лвовъ. Тогда же повѣдаше: «Брат ти даеть городь Всеволожь бояромь, и села роздаваеть». Володимѣру же нелюбье бысть велико на брата своего, и нача молвити: «Се лежю въ болести, а братъ мой придалъ ми и еще болшее болести. Мнѣ и еще живу сущу, а онъ роздаваеть городы мое и села моа. Ольны моглъ по моемь животѣ роздавати!»

Через несколько дней приехали к нему в Каменец его слуги, те, которые были с татарами на войне в Ляшской земле. Владимир стал расспрашивать их о Телебуге, ушел ли он из земли Ляшской. Они же сказали: «Ушел». «А брат мой Лев, и Мстислав, и племянник мой — здоровы ли они?» Они же сказали: «Господин, все в добром здравии — и бояре, и слуги». Владимир поблагодарил Бога за это. А о Мстиславе сказали, что он пошел с Телебугой на Львов. Тогда же ему сказали: «Брат твой дает город Всеволож боярам и села раздает». Сильно рассердился Владимир на брата своего и стал говорить: «Вот я лежу в болезни, а брат мой прибавил мне болезни еще больше. Я еще жив, а он раздает мои города и села мои. Мог бы раздавать и после моей смерти!»

 

И посла Володимѣръ посолъ свой со жалобою ко брату своему Мьстиславу, река: «Брате, ты мене ни на полку[494] ялъ, ни копьемь мя еси добылъ, ни из городовъ моихъ выбил мя есь ратью, пришедъ на мя. Оже сяко чиниши надо мною? Ты ми братъ есь, а другий ми братъ Левъ, а сыновечь ми Юрьи, язъ же у васъ трехъ избралъ есмь тебе одиного, и далъ ти есмь землю свою всю и городы по своемь животѣ, а при моем ти животѣ не воступатися нивочтоже. Се же есмь учинилъ за гордость брата своего и сыновца своего, далъ есмь тобѣ землю свою».

И послал Владимир посла своего с жалобой к брату своему Мстиславу, сказать: «Брат, ты ведь меня на войне не захватил, и в плен меня не взял, и из городов моих не выбил, придя на меня с войском. Почему же ты так поступаешь со мною? Ты мне брат, а другой мой брат — Лев, а племянник мне — Юрий, я же из вас троих выбрал тебя одного и отдал тебе всю свою землю и все города после моей смерти, а при моей жизни не вмешивайся ни во что. Я так поступил из-за гордыни брата своего и племянника своего — отдал тебе землю свою».

 

Мьстиславъ же рече брату своему: «Господине,— рци,— брате, земля Божия и твоя, и городи твои, а я над ними не воленъ. Но язъ есмь по твоей воли, а дай ми тя Богъ имѣти, аки отца собѣ, и служити тобѣ со всею правдою, до моего живота, а бы ты, господине, здоровъ был, а болшая мь надежа по тобѣ, рци». И приѣха к Володимеру посолъ его в Каменець, повѣдая рѣчь Мьстиславлю. Володимѣру же люба бысть рѣчь та.

А Мстислав ответил брату своему: «Господин,— скажи,— брат, земля Божья и твоя, города твои, и я над ними не волен. Но я в твой воле, и дай мне Бог иметь тебя вместо отца себе и служить тебе со всей правдой, до самой моей смерти,— лишь бы ты был, господин, здоров, большая мне надежда на тебя — так скажи». И приехал к Владимиру посол Мстислава в Каменец, и сказал ему речь Мстислава. И была Владимиру люба эта речь.

 

Посем же поѣха ис Каменца до Раю. Будущу же ему ту, и начатъ молвити княгини своей: «Хочю послати по брата своего по Мьстислава, а быхъ с нимъ рядъ учинилъ о землю и о городы и о тобѣ, княгини моа мила Олго, и о семь дѣтяти о Изяславѣ, иже миловахъ ю, аки свою дщерь родимую. Богъ бо не дал ми своихъ родити за мои грѣхы, но си ми бысть, аки от своее княгинѣ рожена, взялъ бо есмь ю от своее матери в пеленахъ и воскормилъ».

Потом поехал Владимир из Каменца в Рай. Когда он был там, стал говорить он княгине своей: «Хочу послать за братом моим Мстиславом и составить с ним договор о земле моей и городах, и о тебе, княгиня моя милая Ольга, и об этой девочке Изяславе, которую я любил, как свою родную дочь. Бог не дал мне иметь своих детей за мои грехи, но она для меня — будто рожденная моей женою,— ведь я взял ее в пеленках у ее матери и воспитал».

 

И посла ко брату епископа своего володимерьского Евьсѣгньа,[495] а с нимъ Борка же Оловянца,[496] и с тѣми словы река ему: «Брате, приѣдь ко мнѣ. Хощю с тобою рядъ учинити про все». Мьстислав же приѣха к нему в Рай со своими бояры и со слугами и с ними епископъ Володимерьский, и Борко, и Оловянець. Мьстиславъ же ста на подворьи, и повѣдаша слуги его Володимѣру: «Брат ти приѣхалъ». Оному же лежащю в болести своей, услышавъ братенъ приѣздъ, воставъ и сѣдѣ, и посла по брата. Он же приде к нему и поклонися ему. Володимеръ же нача вопрашати его о Телебузѣ, како ся дѣяло в Ляхохъ, и куда и выходъ его из Ляховъ. Он же сказа ему все по ряду бывшее, и иныи рѣчи многи повѣсти с нимь.

И послал он к брату епископа своего владимирского Евсигния, а с ним Борка и Оловянца такими словами сказать ему: «Брат, приезжай ко мне. Хочу с тобой составить договор обо всем». Мстислав приехал к нему в Рай со своими боярами и слугами, и с ним епископ Владимирский, и Борко и Оловянец. Мстислав остановился на подворье, и сказали Владимиру его слуги: «Твой брат приехал». А он лежал в болезни своей, и когда услышал о приезде брата, поднялся с постели, сел и послал за братом. Тот пришел к нему и поклонился ему. Владимир стал расспрашивать его о Телебуге, как все было в Ляшской земле и куда он оттуда пошел. Он рассказал ему все по порядку и о многом еще рассказал ему.

 

Мьстислав же поиде на подворье. Володимеръ же посла к нему епископа своего с Боркомь и со Оловянцемь, тако река: «Брате мой, на то и тя — рци — есмь призвалъ, хочю с тобою рядъ учинити о землю и о городы и о княгинѣ своей и о семь дѣтяти. Хочю грамоты писати». Мьстиславъ же рече епископу брата своего: «Господине — рци — брате мой, я сего ци хотѣлъ, оже бы мнѣ искати твоей землѣ по твоемь животѣ? Сего ни на сердцѣ моемь не было. Но реклъ ми есь былъ в Ляхохъ, коли есмь былѣ с Телебугою и Алгуемь, а братъ мой Левъ туто же и сыновець ми Юрьи. Ты же, господине мой братъ мой, прислалъ ко мнѣ тако река — Мьстиславе, даю ти землю свою всю и городы по своемь животѣ».

А потом Мстислав пошел на подворье. Владимир же послал к нему епископа своего с Борком и Оловянцем, чтобы сказать: «Брат мой, я затем призвал тебя, что хочу с тобой заключить договор о земле и городах, и о княгине моей, и об этом ребенке. Хочу написать грамоты». Мстислав же сказал епископу брата своего: «Господин,— скажи,— брат мой, разве я хотел того, чтобы добиваться твоей земли после твой смерти? Этого в сердце моем не было. Но сказал ты об этом в Ляшской земле, когда мы были с Телебугой и Алгуем, и брат мой Лев тут был, и племянник мой Юрий. Ты же, господин, брат мой, прислал ко мне, говоря так: “Мстислав, даю тебе землю свою всю и города после моей смерти”».

 

Мьстислав же рече епископу брата своего: «Господине, рци брату, како Богу любо и тобѣ. Оже хощешь грамоты писати, како Божья воля и твоя». Епископу же пришедшю ото Мьстислава, повѣдаючи рѣчь братьню, Володимеръ же повелѣ писцю своему Федорцю писать грамоты.

Сказал Мстислав епископу брата своего: «Господин,— скажи брату,— как будет угодно Богу и тебе. Если хочешь грамоты писать, то Божия воля и твоя». Когда епископ пришел от Мстислава и пересказал речь брата, Владимир велел писцу своему Федорцу писать грамоты.

 

Князя Володимеря рукописание. «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, молитвами святыа Богородица и приснодѣвица Марья, и святыхъ ангелъ. Се язъ, князь Володимерь, сынъ Василковъ, внукъ Романовъ, даю землю свою всю и городы по своемь животѣ брату своему Мьстиславу, и столный свой городъ Володимиръ. Другую же грамоту[497] напсахъ брату своему такую же, хочю и еще и княгинѣ своей псати грамоту такую же. Въ имя Отца и Сына и Святого Духа, молитвами святыа Богородица и приснодѣвица Марья, святыхъ ангелъ. Се язъ, князь Володимѣръ, сынъ Василковъ, внукъ Романовъ, пишу грамоту. Далъ есмь княгинѣ своей по своемь животѣ городъ свой Кобрынь,[498] и с людми и з данью. Како при мнѣ даяли, тако и по мнѣ ать дають княгинѣ моей. Иже дал есмь ей село свое Городелъ и с мытом, а людье, како то на мя страдалѣ, тако и на княгиню мою по моемь животѣ. Аже будеть князю городъ рубити, и они к городу, а поборомъ и тотарьщиною ко князю. А Садовое ей Сомино же далъ есмь, княгинѣ свое, и манастырь свой Апостолы же создах и своею силою, а село есмь купилъ Березовичѣ у Юрьевича у Давыдовича Фодорка, далъ есмь на немь 50 гривенъ кунъ, а 5 локотъ скорлата,[499] да бронѣ дощатые,[500] а тое далъ есмь ко Апостоламъ же. А княгини моа по моемь животѣ, оже восхочеть в черничѣ поити, поидеть, аже не восхочеть ити, а како ей любо. Мнѣ не воставши смотрить.что кто иметь чинити по моемь животѣ».

Рукописание князя Владимира. «Во имя Отца и Сына и Святого Духа, молитвами святой Богородицы и приснодевы Марии и святых ангелов. Вот я, князь Владимир, сын Васильков, внук Романов, даю землю свою всю и города после моей смерти брату своему Мстиславу и стольный город свой Владимир. Другую же грамоту написал я брату своему такую же, хочу еще и княгине своей написать такую грамоту. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, молитвами святой Богородицы и приснодевы Марии, святых ангелов. Вот я, князь Владимир, сын Васильков, внук Романов, пишу грамоту. Дал я своей княгине после своей смерти город свой Кобрин, с людьми и данью. Как при мне платили дань, пусть так же после меня платят моей княгине. А что я ей дал село свое Городел с податью — то пусть люди как на меня работали, так и на мою княгиню после моей смерти. А если будет князь город строить, то они пусть останутся к городу и платят поборы и татарскую дань князю. А еще дал ей, моей княгине, Садовое, и Сомино, и монастырь свой Апостолов, который я сам создал, село Березовичи купил у Юрьевича, у Федорка Давыдовича и дал за него пятьдесят гривен кун, и пять локтей скарлата, и латы пластинчатые — и дал то село монастырю Апостолов. А княгиня моя после моей смерти, если захочет пойти в монахини, то пойдет, а если не захочет — пусть как ей нравится. Мне не смотреть, встав из гроба, кто что будет делать после моей смерти».

 

Посем же посла Володимѣрь ко брату, тако река: «Брате мой Мьстиславе, цѣлуй ко мнѣ хрестъ на томъ, како ти не отъяти ничегоже ото княгини моей по моемь животѣ, что есмь ей далъ, и от сего дѣтища, от Изяславы же, не отдать еѣ неволею низакогоже, но кдѣ будеть княгинѣ моей любо, тутоть ю дати». Мьстиславъ же рече: «Господине — рчи — брате, не дай ми Богъ того, оже бы мнѣ отъяти что по твоемь животѣ у твоей княгинѣ и у сего дѣтища, но дай ми Богъ имѣти свою ятровь, аки достойную матерь собѣ и чтити. А про се дѣтя, оже сяко молвишь, абы ю Богъ того довелъ, дай ми ю Богь отдати, аки свою дщерь родимую». И на томъ крестъ челова.

После этого Владимир послал к брату так сказать: «Брат мой Мстислав, целуй мне крест, что ты не отнимешь у моей княгини ничего из того, что я ей дал, после моей смерти, и у этого ребенка Изяславы, и что не отдашь ее насильно замуж ни за кого, а только туда, куда будет княгине моей угодно, туда ее и отдавай». Мстислав же сказал: «Господин,— скажи,—брат, не дай мне Бог того, чтобы мне отнять что-то после твоей смерти у твоей княгини и у этого ребенка, но дай мне Бог, чтобы невестка моя была мне как достойная мать и чтобы я почитал ее. А про это дитя, раз ты так говоришь, то, если Бог ее к этому приведет, то дай мне Бог выдать ее замуж как свою родную дочь». И на том целовал крест.

 

Се же дѣяшеть Федоровы недели.[501] Взем же рядъ с братомь, поѣха до Володимѣря. И приѣха Володимѣрь, ѣха во пископью ко святѣ Богородици, и созва бояры володимѣрьскыя брата своего, а мѣстичѣ русци и нѣмцѣ, и повелѣ передо всими чести грамоту братну о даньи землѣ и всѣх городовъ, и столного города Володимѣря, и слышаша вси от мала и до велика. Епископъ же володимерський Евьсѣгнѣй и благослови Мьстислава крестомъ воздвизалнымъ на княжение володимѣрьское. Хотяшеть бо уже княжити в Володимѣрѣ, но братъ ему не да, тако река: «Моглъ ольны по моемь животѣ княжити». Мьстислав же пребывъ несколько дний у Володимѣри, ѣха во свои городы: в Луческъ и в Дубенъ,[502] и во иныи городы, ихже не псахъ.

Все это происходило на Федоровой неделе. Заключив договор с братом, Мстислав поехал во Владимир. Приехав во Владимир, пошел в епископию, в церковь святой Богородицы, созвал владимирских бояр своего брата и местных жителей, русских и иноземцев, и велел перед всеми читать братову грамоту о том, что он отдает землю и все города, и стольный город Владимир, и слышали все от мала до велика. Епископ владимирский Евсигний благословил крестом воздвизальным Мстислава на княжение владимирское. Он хотел уже княжить во Владимире, но брат ему не позволил, так говоря: «Ты бы мог до моей смерти подождать княжить». Мстислав же, пробыв несколько дней во Владимире, поехал в свои города: в Луцк и Дубен и в другие, о которых я не писал.

 

Володимѣръ же приѣха из Раю в Любомль, ту же и лежаше всю зиму в болести своей, росылая слуги своѣ на ловы. Бяшеть бо и самъ ловечь добр, хороборъ, николиже ко вепреви и ни к медвѣдеве не ждаше слугъ своих, а быша ему помогли, скоро самъ убиваше всяки звѣрь. Тѣм же и прослулъ бяшеть по всей землѣ, понеже далъ бяшеть ему Богъ вазнь не токмо и на одиныхъ ловехъ, но и во всемь, за его добро и правду. Но мы на предлежащее возвратимся.

Владимир же переехал из Рая в Любомль и тут лежал всю зиму в своей болезни, рассылая слуг своих на охоту. Сам он был когда-то охотником добрым и храбрым: при охоте на вепря и на медведя он не ждал, чтобы слуги пришли ему на помощь, а сам быстро убивал всякого зверя. Тем и был он известен по всей земле, потому что за его добро и правду Бог дал ему удачу не в одной только охоте, но и во всем. Но мы к прежнему вернемся.

 

Наставшу же лѣту, и услыша Конъдрать князь Сомовитовичь, братъ Володимѣровъ, оже далъ землю свою всю и городы, присла к Володимѣрю посолъ свой, река тако: «Господине братъ мой, ты же ми былъ во отца мѣсто. Како мя еси держалъ подъ своею рукою, своею милостью, тобою есмь, господине, княжилъ и городы своѣ держалъ, и братьи своей отъялъся есмь и грозенъ былъ. И нынѣ, господине, слышалъ есмь, оже еси далъ землю свою всю и городы брату своему Мьстиславу, а надѣюся на Богъ и на тя, абы ты, господинъ мой, послалъ свой посолъ с моимъ посломъ ко брату своему Мьстиславу, абы мя, господине, со твоею милостью приялъ братъ твой подъ свою руку и стоялъ бы за мя во мою обиду, како ты, господинъ мой, стоялъ за мною во мою обиду».

Когда настало лето, услышал князь Кондрат Семовитович, брат Владимира, что тот отдал всю землю свою и города, прислал к Владимиру своего посла сказато так: «Господин, брат мой! Ты же был мне вместо отца. Пока ты держал меня под покровительством по своей милости, я, благодаря тебе, господин, княжил и держал свои города, от братьев отделился и был грозен. А теперь, господин, слышал я, что ты отдал свою землю всю и города брату своему Мстиславу, а я надеюсь на Бога и на тебя, чтобы ты послал, господин мой, своего посла вместе с моим послом к брату своему Мстиславу, чтобы, господин, меня по твоей милости принял брат твой под свое покровительство и стоял бы за меня в мою обиду, так же как и ты, господин мой, стоял за меня в моих обидах».

 

Володимеръ же посла ко брату своему Мьстиславу, тако река: «Братъ мой, самъ вѣдаешь, како есмь имѣлъ брата своего Кондрата и честилъ и дарилъ, а в обиду его стоялъ есмь за нимъ, како и за собою. Абы ты тако же мене дѣля приялъ и с любовью подъ свою руку и стоялъ за нимъ во его зло». Мьстиславъ же обѣчася тако створити Володимиру, тако река: «Брате мой, радъ тебе дѣля приимаю с любовью под свою руку, а в обиду его дай ми Богъ голову свою сложити за нь». И по семь присла Мьстиславъ к Володимеру, река ему: «Хотѣл ся быхъ сняти со Кондратомъ, а докладываю Бога и тебе, како ми велишь». Володимеръ же рече: «Соимися с нимъ». Мьстислав же посла посолъ свой ко Кондратови, река: «Хочю ся сняти с тобою, приедь ко мнѣ». И приѣха посолъ Мьстиславль, повѣдая речь Мьстиславлю Володимеру. И возрадовася о семь.

Владимир послал посла к брату своему Мстиславу так сказать: «Брат мой, ты сам знаешь, что за брата был мне Кондрат, как я его чтил и одаривал и стоял за него в обиде как за себя. Вот бы ты также, ради меня, принял бы его с любовью под свое покровительство и стоял бы за него, когда он в беде». Мстислав обещал Владимиру так сделать, говоря: «Брат мой, ради тебя принимаю его с любовью под свое покровительство, и дай мне Бог, если его обидят, сложить свою голову за него». А затем прислал Мстислав к Владимиру сказать ему так: «Я бы хотел встретиться с Кондратом и жду указания от Бога и от тебя, как ты мне велишь». Владимир же сказал: «Встреться с ним». Мстислав послал своего посла к Кондрату сказать: «Хочу с тобой встретиться, приезжай ко мне». И приехал посол Мстислава, передал речь Мстислава Владимиру. И очень он обрадовался этому.

 

Посемь поѣха Кондратъ ко Мьстиславу. И приѣха во Берестий, и посемь приѣха в Любомль. Повѣдаша Володимѣру слуги его, рекуче: «Брат ти, господине, приѣхалъ Кондратъ». Онъ вѣлѣ ему прити к собѣ. Кондратъ же приде к Володимеру, идеже лежаше в болести своей, крѣпко стража. И вшедъ поклонися ему и плакася по велику, видя болесть его и унынье тѣла его краснаго. Повѣстивъ же со братомъ рѣчи многии, о нѣхже передѣ писахомъ, иде на подворье. Володимѣръ же присла конь свой ему добрый. Обѣдавъ же и поеха до Володимѣра, из Володимѣря же поѣха ко Луцку.

После этого Кондрат поехал к Мстиславу. И приехал он в Берестье, а затем — в Любомль. Поведали о том Владимиру его слуги, говоря: «Господин, брат твой приехал, Кондрат». Он велел ему прийти к себе. Кондрат же пришел к Владимиру, когда он лежал в своей болезни, сильно страдая. И, войдя, он поклонился и горько заплакал, видя его болезнь и страдание его прекрасного тела. Поговорив с братом о многих вещах, о чем мы раньше писали, он ушел на подворье. Владимир прислал ему своего доброго коня. Пообедав, Кондрат поехал во Владимир, из Владимира поехал в Луцк.

 

Бывшу же ему в Луцки, Мьстиславу же не сущу ту, но близъ города нѣкоемь мѣстѣ, именемь в Гаи. Мѣсто же то красно вѣдѣниемь и устроено различными хоромы. Церкви же бяше в немь предивна, красотою сияющи. Тѣм же угодно бысть князю пребывати в немь. И поѣха Кондратъ из Луцка в Гай. Мьстислав же срѣте с бояры своими и со слугами и прия с честью и с любовью подъ свою руку, по братню слову по Володимѣрову, тако река: «Како тя имѣлъ братъ мой, и честилъ, и дарилъ, а мнѣ дай Богъ тако же имѣти тя, и честити, и дарити, и стояти за тобою во твою обиду». И посемь начаша веселитися. Мьстиславъ же одаривъ Кондрата конми красными и в сѣдлѣхъ в дивных, и порты дорогими, ины дары многи вдавъ ему, и тако отпусти со честью.

Когда он прибыл в Луцк, Мстислава там не было, он был близ города в некоем месте, называемом Гай. Это место было красиво и застроено различными постройками. Там была удивительная церковь, красотой сияющая. Поэтому князю нравилось там бывать. И поехал Кондрат из Луцка в Гай. Мстислав встретил его со своими боярами и слугами и принял с честью и с любовью под свое покровительство, по слову брата своего Владимира, так говоря: «Каким ты был моему брату, дай мне Бог, чтобы мне был таким же; как он тебе оказывал честь и одарял, так и я буду почитать тебя, одарять и заступаться за тебя в твоей обиде». После этого они стали пировать. Мстислав, одарив Кондрата красивыми конями в дивных седлах, дорогими одеждами и дав много других подарков, отпустил его с честью.

 

По отъѣзде же Кондратовѣ из Любомля, пригна Ярътакъ ляхъ из Люблина. И повѣдаша Володимерови: «Ярътакъ приехалъ». И не вѣле ему перед ся, но рече княгини своей, иже: «Роспроси его, с чимь приѣхалъ». Княгини же посла посла по нь. Он же приде вборзѣ. И нача вопрошати его: «Князь ти молвить: с чимь есь приѣхалъ, повѣжь». Онъ же нача повѣдити: «Князь Льстко мертвъ». Володимиръ же сжаливося и росплакася по немь. «А прислали мя люблинцы, хотять князя Кондрата княжить во Краковъ. А наборзи хочю найти Кондрата. Кдѣ будеть?» Княгини же, вшедши, повѣдѣ рѣчь Ярътакову. Володимѣръ же велѣ дати подо нь конь, его бо конѣ пристали бѣхуть. И погна вборьзѣ.

После отъезда Кондрата из Любомля прискакал лях Яртак из Люблина. И сказали Владимиру: «Яртак приехал». Он не велел приводить его к себе, но сказал княгине своей: «Расспроси его, с чем он приехал». Княгиня послала за ним. Он скоро пришел. И стала она спрашивать: «Князь говорит тебе — поведай, с чем приехал». Он стал говорить: «Князь Лестько умер». Князь Владимир, жалея о нем, расплакался. «А прислали меня люблинцы, они хотят, чтобы князь Кондрат княжил в Кракове. Хочу поскорее найти Кондрата. Где он?» Княгиня, войдя к Владимиру, поведала ему речь Яртака. Владимир велел дать ему коня, потому что его кони устали. И он быстро поскакал.

 

И наиде и в Володимѣрѣ, и нача молвити Кондратови: «Князь Лестько мертвъ, а прислали мя люблиньци. Поедь княжить к намъ до Кракова». Кондратъ же возвеселися сердцемь и возрадовася душею о княженьи Краковоском. И поѣха вборзѣ, и приѣха во Любомль, хотяшеть бо посѣдѣти[503] со братомъ о томъ, абы ему како погадалъ. Володимѣръ же не вѣлѣ ему к собѣ прити, но рече княгинѣ своей: «Иди же повѣсти с нимь, та отряди и, ать поѣдеть прочь, а у мене ему нѣ что дѣяти». Княгини же вшедши повѣда рѣчь Кондратову: «Брат ти, господине, молвить: пошли со мною своего Дунаа, ать ми честьно».

Найдя Кондрата во Владимире, он начал говорить ему: «Князь Лестько умер, а меня прислали люблинцы. Приезжай княжить к нам в Краков». Кондрат возвеселился сердцем и возрадовался душой о княжении краковском. И быстро поехал, и приехал в Любомль, желая посоветоваться с братом Владимиром об этом, чтобы он ему что-нибудь подсказал. Владимир же не велел ему к себе приходить, а сказал княгине своей: «Пойди, поговори с ним и отправь его, пусть едет прочь, у меня нечего ему делать». Княгиня, вернувшись, поведала речь Кондрата: «Господин, брат твой говорит — пошли со мною своего Дуная, чтобы мне была честь».

 

И поѣха вборзѣ к Люблину.

И он быстро поехал в Люблин.

 

Приехавшу же ему к Люблину, и запроша ляховѣ городъ, а Кондрата не пустиша к собѣ. И ста Кондратъ на горѣ у мниховъ. И посла к горожаномъ, тако река: «На что мя есте привели, да нынѣ городъ есть передо мною затворилѣ?» Горожани же рекоша: «Мы тебе не привели и ни слалѣ по тя, но голова намъ Краковъ, тамо же и воеводы наши и бояри велиции. Оже имешь княжити во Краковѣ, то ть мы готовѣ твои».

Когда он приехал в Люблин, ляхи заперли город и не пустили к себе Кондрата. И остановился Кондрат на горе у монахов. И послал к горожанам так сказать: «Зачем вы меня привели, а теперь город передо мною затворили?» Горожане же сказали: «Мы тебя не приводили и за тобой не посылали, а нам голова — Краков, там наши воеводы и великие бояре. Если будешь княжить в Кракове, тогда мы все готовы быть твоими».

 

Посем же повѣдаша Кондратови: «Рать идеть к городу». Творяхуть бо рать литовьскую и пополошишася. И выбѣже Кондратъ во столпъ ко мнихомъ с бояры своими и слугами, и Дунай Володимировъ с нимь. Рати же пришедши к городу, познаша, оже руская рать. Кондратъ же воспроси ратьныхъ: «Кто есть воевода в сей рати?» Они же повѣдаша: «Князь Юрьи Лвовичь. Хотяшеть бо собѣ Люблина и землѣ Люблиньской».

Затем Кондрату сказали: «Рать идет к городу». Они подумали, что это литовская рать, и устрашились. И убежал Кондрат в башню к монахам вместе со своими боярами и слугами, и с ним Дунай, воевода князя Владимира. А когда рать пришла к городу, они узнали, что это русская рать. Кондрат спросил у воинов: «Кто воевода этой рати?» Они сказали: «Князь Юрий Львович. Хочет он добыть себе Люблин и земли люблинские».

 

И приѣха Юрьи к городу. Горожани же не подаша ему города, но пристравахуться крѣпко на бой. Юрьи же позна лесть ихъ. Онѣм же молвящимъ: «Княже, лихо ѣздишь, рать с тобою мала. Приедуть ляховѣ мнозии, соромъ ти будеть великъ». Юрьи же слышавъ си слова от нихъ, роспусти дружину свою воевать, и взяша полона много, а жита пожгоша и села, и не остася ни в лѣсѣхъ, но все пожьжено бысть ратными. И тако возвратися восвояси со множествомъ полона, челяди, и скота, и коний.

И приехал Юрий к городу. Горожане не сдали ему город, но стали готовиться усиленно к бою. Юрий же понял их обман.Они сказали: «Князь, ты лихо ездишь, с тобою маленькое войско. Придет много ляхов — будет тебе великий позор». Юрий же, услышав такие слова от них, распустил свою дружину разорять землю, и они взяли много пленников, и пожгли хлеба и села, и ничего не осталось даже в лесах, все было пожжено воинами. И так он вернулся к себе с множеством пленников, с челядью, скотом и конями.

 

А Кондратъ поѣха восвояси, вземь собѣ соромъ великъ, лѣпши бы не живъ былъ.

А Кондрат поехал к себе, покрытый великим позором — лучше бы ему не жить.

 

Посем же мятежь бысть великъ в землѣ Лядьской.

Потом была великая смута в Ляшской земле.

 

Въ лѣто 6796. Присла Юрьи Лвовичь посолъ свой ко строеви своему ккязю Володимеру, река ему: «Господине строю мой, Богъ вѣдаеть и ты, како ти есмь служилъ со всею правдою своею, имѣл тя есмь аки отца собѣ. Абы тобѣ сжалилося моее службы. А нынѣ, господине, отець мой прислалъ ко мнѣ, отнимаеть у мене городы, что ми былъ далъ: Белзъ, и Червенъ, и Холмъ. А велить ми быти в Дорогычинѣ и в Мѣлницѣ. А бью челом Богу и тобѣ, строеви своему,— дай ми, господине, Берестий, то бы мь с полу было». Володимеръ же рче послу: «Сыновче,— рци — не дамь. Вѣдаешь самъ, оже я не двою рѣчью, ни я пакъ ложь былъ, а Богъ вѣдаеть, и вся подънебесная, не могу порушити ряду, что есмь докончалъ с братомъ своимъ Мьстиславомъ. Далъ есмь ему землю свою всю и городы, и грамоты есмь пописалъ». С тѣми словы отряди посла сыновца своего.

В год 6796 (1288). Прислал Юрий Львович своего посла к дяде своему князю Владимиру сказать ему: «Господин, дядя мой, ведает Бог и ты, как я служил тебе со всей правдой моею и считал тебя отцом себе. Ты бы пожалел меня за мою службу! А сейчас, господин, мой отец объявил мне, что отнимает у меня города, которые мне дал: Белз, Нервен и Холм. А мне велит княжить в Дорогичине и в Мельнике. Бью челом Богу и тебе, дяде моему,— дай мне, господин, Берестье, это бы восполнило мои владения». Владимир же сказал послу: «Племянник,— скажи,— не дам. Ведаешь сам, что я не двуличен и никогда не лгал, и знает Бог и вся вселенная, что я не могу нарушить договор, который заключил с братом своим Мстиславом. Я дал ему всю землю свою и города и написал грамоты». С такими словами он отправил посла племянника своего.

 

Посем же посла Володимѣръ слугу своего доброго вѣрного, именемь Ратчьшю,[504] ко брату своему Мьстиславу, тако река: «Молви брату моему: прислалъ — рци — ко мнѣ сыновѣчь мой Юрьи просить у мене Берестья, азъ же ему не далъ ни города, ни села, а ты — рчи — не давай ничегоже». И вземь соломы в руку от постеля своее, рече: «Хотя быхъ ти — рци — братъ мой тотъ вѣхоть соломы далъ, того не давай по моемь животѣ никомуже». Рачьша же изнаиде Мьстислава во Стожьцѣ и сказа ему рѣчь братню. Мьстислав же удари челомь противу словомъ брата своего, река: «Ты же ми брать, ты же ми отець мой, Данило король, оже мя еси приялъ подъ свои руцѣ. А что ми велишь, а я радъ, господине, тебе слушаю». Рачьшга же одаривъ отпусти. И приѣхавъ, сказа все по ряду Володимѣру.

После этого послал Владимир слугу своего, доброго и верного, по имени Ратьша, к брату своему Мстиславу так сказать: «Скажи брату моему: прислал ко мне племянник мой Юрий просить у меня Берестье, и я не дал ему ни города, ни села, и ты не давай ничего». И, взяв соломы из постели своей в руку, сказал: «Если бы я тебе,— скажи,— брат мой, дал этот клок соломы, и того не давай после смерти моей никому». Ратьша нашел Мстислава в Стожке и сказал ему слова брата его. Мстислав отдал поклон на слова брата своего и сказал: «Ведь ты мне брат, ты мне отец, как король Даниил, потому что ты принял меня под свое покровительство. Что ты мне велишь, господин, я с радостью тебя послушаюсь». Ратьшу он, одарив, отпустил, и тот, приехав, рассказал все по порядку Владимиру.

 

Присла же потомь ко Володимеру Левъ епископа своего перемышлескаго, именемь Мемнона. Слуги же его повѣдаша ему: «Владыка, господине, приѣхалъ». Онъ же рече: «Который владыка?» Они же повѣдаша: «Перемышлеский. Ѣздить от брата ть ото Лва». Володимѣръ же бѣ разумѣа древняя и задняя, на што приѣхалъ посла по него. Он же воиде к нему и поклонився ему до землѣ, река: «Братъ ти ся кланяеть». И велѣ ему сѣсти, и нача посолъство правити. «Брат ти, господине, молвить: стрый твой Данило король, а мой отець, лежить в Холмѣ у святѣй Богородици, и сыновѣ его, братьа моа и твоя, Романъ и Шварно, и всихъ кости туто лежать. А нынѣ, брате, слышимъ твою немочь великую. Абы ты, брат мой, не изгасилъ свѣчѣ надъ гробомъ стрыя своего и братьи своей, абы далъ городъ свой Берестий — то бы твоя свѣща была». Володимѣръ же бѣ разумѣя притъчѣ и темно слово, и повѣстивъ со епископомъ много от книгъ, зане бысть книжникъ великъ и философъ, акого же не бысть во всей земли, и ни по немь не будеть. И рче епископу: «Брате,— рци,— Лве княже, ци без ума мя творишь, оже быхъ не разумѣлъ сей хитростии? Ци мала ть — рци — своя земля, оже Берестья хочешь? А самъ держа княжения три: Галичкое, Перемышльское, Бельзьское. Да нѣту ти сыти! А се пакъ мой — рци — отець, а твой стрый лежить во епископьи и у святой Богородици в Володимерѣ, а много ль есь над нимь свѣчь поставилъ? Что есь далъ который городъ, абы то свѣча была? Оже — рци — просилъ еси живымъ, а уже пакъ мертвымъ просиши. Не дам не — реку — города, но ни села не возмешь у мене. Розумѣю я твою хытрость. Не дамь». Володимерь же, одаривъ владыку, отпусти и, зане бысть не бывалъ у него николиже.

Прислал потом Лев к Владимиру своего епископа перемышльского по имени Мемнон. Слуги его сказали Владимиру: «Господин, приехал владыка». Он же сказал: «Какой владыка?» Они же сказали: «Перемышльский. Он приехал от твоего брата Льва». Владимир же знал все прежде случившееся и понимал, зачем приехал епископ, и он послал за ним. Тот вошел к нему и поклонился до земли, говоря: «Брат тебе кланяется». Князь велел ему сесть, и тот стал исполнять посольство свое: «Брат твой, господин, говорит: твой дядя король Даниил, мой отец, лежит в Холме в храме святой Богородицы, и сыновья его, твои и мои братья, Роман и Шварн; всех их кости там лежат. А сейчас, брат, мы узнали про твою тяжкую болезнь. А чтобы не погасла свеча, брат мой, над гробом твоего дяди и братьев твоих — дать бы тебе город твой Берестье,— то была бы и твоя свеча». Владимир понимал притчи и иносказания, и он говорил с епископом по-книжному, потому что он был многоразумный книжник и философ, какого не было на всей земле и после него не будет. И он сказал епископу: «Скажи князю Льву: “Брат! Ты что, дума