Минимизировать

СЛОВО О ЗЛЫХ ЖЕНАХ

Подготовка текста, перевод и комментарии А. Г. Боброва

Текст:

А СѢ О ЗЛЫХ ЖЕНАХ[1]

А ЭТО О ЗЛЫХ ЖЕНАХ

 

Что есть зла жена? Око дияволе, торгъ адовъ, сквѣрнамъ царь, воевода неправдамъ, стрела сотонина, и уязвляющи многымъ сердце.

Что такое злая жена? Око дьявола, адское торжище, царица сквернам, воевода неправдам, стрела сатанинская, поражающая сердца многих.

 

Что есть жена? Сѣть утворена, прелщающи человекы въ сластех: свѣтлымъ убо лицем и высокыма очима намизающи, ланитома склабящися, языкомъ поющи, словесы чарюющи, ризы повлачащи, ногама играющи, дѣлы убивающи. Темъ глаголеть: «Въ добротѣ женьстѣй мнози погыбоша, и от того любы яко огнь възгараеться».

Что такое (злая) жена? Сеть расставленная, прельщающая людей сладострастием: со светлым лицом и большими глазами подмигивающая, улыбками ослабляющаяся, устами поющая, словами чарующая, одеждами завлекающая, ногами играющая, делами убивающая. Потому и сказано: «От красоты женской многие погибли, и от нее любовь, словно огонь, возгорается».

 

Что есть жена зла? Кладязь смрадѣнь, стрѣла съ чемеремь, вѣтръ сѣвѣръ, день невѣдрѣнъ, пустота дому, бѣшена сука, неистова коза.

Что такое злая жена? Колодец смрадный, стрела с отравой, ветер холодный, день непогожий, пустота в доме, бешеная сука, неистовая коза.

 

Нѣкто вънидѣ въ богатъ домъ къ вдовѣ и оженися ею, но бяше зла. И людие хваляху ему, он же рече: «Не нынѣ хвалитѣ ми, но егда избуду ея».

Некто вошел в богатый дом ко вдове и женился на ней, но была она злой. И люди хвалили его, он же говорил: «Не сейчас хвалите меня, но когда избавлюсь от нее».

 

Нѣкому досажаше жена, кленущи смертию и всеми злобами по вся дни, мужеви же недоумѣющу, чего домыслитися о семь. И присуну к собѣ немощь злу и възлегъ ниць, завъпи. Она же нача плакатися по нем. Мужь же въсклонився рече ей: «Почто, оканная, плачеши мене, а по вся дни смертию клѣнущи?» И, въставъ, имъ ю за власы, нача бити ю дрѣвом и пусти едва живу. Она же оттолѣ нача не кляти мужа своего.

Некоему человеку досаждала жена, каждый день, бранясь, призывала она на него смерть и всякое зло, муж же не знал, что ему придумать. И притворился, что тяжело заболел, лег навзничь и стал кричать. А она начала по нему причитать. Муж же, приподнявшись, сказал ей: «Почему, окаянная, оплакиваешь меня, а каждый день, бранясь, смерть на меня призываешь?» И, встав, схватил ее за волосы и начал бить ее палкой, и отпустил чуть живую. И она с тех пор перестала бранить мужа своего.

 

Нѣкому умре жена зла. Он же по малѣх днехъ нача запродавати дѣти ея. Людие же клѣняху его, он же рече: «Боюся, еда како и сии въ матерь будут, да некако възрастъсше, мене продадуть».

У некоего человека умерла злая жена. Он же через некоторое время начал продавать ее детей. И люди ругали его, а он сказал: «Боюсь, что если они уродились в свою мать, то, когда вырастут, меня продадут».

 

Сей рече, плачася по зле жене: «Не сего плачюся, зане умре ми жена, но сего плачюся, аще такова будеть и другая!»

Он же сказал, оплакивая злую жену: «Не потому плачу, что умерла у меня жена, но потому плачу, что такая же будет и другая!»

 

Нѣкто посече жену, зане зла бѣ. Просящу же ему иныя за ся, и рекоша ему: «Како имамъ за тя дати, а ты пѣрвую посече!» Онъ же рече: «Аще такова будет другая, то и третию посещи имамъ».

Некий человек засек жену, ибо была она злой. Когда же он стал просить за себя другую, ему было сказано: «Как я могу отдать за тебя, ты же засек первую!» А он сказал: «Если такой же будет другая, то я и третью засеку!»

 

Жены борзее себѣ не поимай, не аки господинъ ей будеши, но она аки госпожа ти будеть.

Жены ретивее себя не бери, а то не ты господином ей будешь, но она госпожой тебе будет.

 

Видѣвъ стару жену, мажущеся румянцемь и приникающу въ зерчало, и рече: «Не въ зерчало зри, но въ коръсту!»[2]

Некто увидел старуху, которая мазалась румянами и приникала к зеркалу, и сказал: «Не в зеркало смотри, но в гроб!»

 

Зла кобъ, зла жена: биема — бѣситься, кротима — выситься.

Злая судьба, злая жена: когда ее бьешь — бесится, а когда кроток с ней — заносится.

 

Зваху нѣкоего на позоръ играния облезиянъ, онъ же рече имъ: «Имамъ дома облезияну — жену злообразну!»

Звали некоего человека на зрелище обезьяньих игр, он же сказал им: «У меня дома обезьяна — жена злообразная!»

 

Много помочи бѣсу въ женьскых клюках.

Большая помощь бесу в женском лукавстве.

 

Устрѣлъ бяхъ лва на пути и разбойника на распутьи, обоего сего убѣжах, а злы жены не могох убѣжати.

Встречал я льва на пути и разбойника на распутье; от обоих убежал, а от злой жены не смог убежать.

 

Суть мужи городы владѣющи, а женамъ работающе.

Есть мужи — городами владеют, а женам служат.

 

Видѣвъ писца иконнаго, продающа иконы и много цѣны хотяща, и рече: «Не много цѣны хощи, да не вторый Июда будеши, продавый Господа!»

Некто увидел иконописца, который продавал иконы и просил высокую цену, и сказал ему: «Не проси высокую цену, а то окажешься вторым Иудой, продавшим Господа!»

 

Видѣвъ скомраха идуща и рече ему: «Владѣяй над бѣсы, гдѣ идѣши? Чи къ отцю своему Сотонѣ?»

Некто увидел идущего скомороха и сказал ему: «Имеющий власть над бесами, куда идешь? Не к отцу ли своему Сатане?»

 

Нѣкто подрученъ бѣ рѣзоимцю. Идущу ему мимо дворъ его, видѣ у тына его псы щетину грызуща, и рече: «Обрадовался бых, яко господина дому сего ядять!»

Некий человек работал на ростовщика. Шел он мимо его двора и видел у забора его псов, грызущих щетину, и сказал: «Я бы обрадовался, если б они хозяина этого дома съели!»

 

Видѣвъ русалкы[3] по граду идуща и рукавома прѣгыбающемъ, и рече: «Се суть муроносице адовы идуть къ отцю своему Сотонѣ!»

Некто увидел русалок, идущих по городу с подогнутыми рукавами, и сказал: «Вот адовы мироносицы идут к отцу своему Сатане!»

 

Видѣвъ человека толста тѣлом и рече: «Сему подобаеть близъ поля жити, да не вѣликъ трудъ будеть влѣкущим тѣло его къ гробу».[4]

Некто увидел толстого человека и сказал: «Этому следует жить неподалеку от кладбища, чтобы не затруднять слишком тех, кто понесет его тело к могиле».

 

Дума женьска не тверда есть, аки храмъ непокровенъ.

Мысли женские неустойчивы, как храм без крыши.

 

Иже не видѣвъ, ни слышавъ ничтоже, но самъ замысливъ, что любо не благо молвить, тотъ подобенъ есть псу, на вѣтръ лающу.

Если кто не видел и не слышал ничего, но, сам придумав, говорит что-либо недоброе, тот подобен псу, лающему на ветер.

 

Слышалъ ли есть: что не благо, то не глаголи въ уши безумнымъ, но съгнои на сердци своемь.

Слышал ли это: «Что-либо недоброе не говори для ушей неразумных, но сгнои в своем сердце».

 

Не мощьно дружбы имѣти волку съ агнѣцемъ, тако убогу съ богатым.

Нельзя дружить волку с ягненком, так и бедному с богатым.

 

Дионисий царь слышавъ гудьца добрѣ гудуща и порце ему капъ злата. И прииде заутра, прося капи злата, и рече ему царь: «Ты мя обвесели погудѣниемъ, и азъ тебѣ — обѣщаниемь. И се отиде от мене твое веселие, а от тебѣ — мое обѣщание».

Царь Дионисий слушал музыканта, хорошо игравшего на гуслях, и пообещал ему меру золота. И пришел тот наутро, прося меру золота, и сказал ему царь: «Ты меня развеселил игрой, а я тебя — обещанием. Теперь же покинуло меня твое увеселение, а тебя — мое обещание».

 



[1] ...Α сѣ ο злых женах. — Слово «злой» в древнерусском языке имело основное значение «плохой, дурной». Β новое время высказывалось мнение, что «мрачный тип злой жены списан автором, конечно, не с русской женщины тогдашнего, хотя и не образованного, но еще молодого и свежего русского общества, а с греческих поучений ο женах, в которых изображалась испорченная византийская женщина» (Модестов Ε. Ο послании Даниила Заточника. Журнал Министерства народного просвещения, ч. 212. 1880, № 11, с. 165).

[2] Видѣвъ стару жену ... въ коръсту! — Первоисточник этого текста — апофтегма ο Диогене Синопском: «Увидев прихорашивающуюся старуху, Диоген сказал: “Если для живых, то напрасно, если же для мертвых, то не мешкай”» (Антология кинизма. М., 1984, с. 141).

[3]. ...русалкы... — Здесь имеются в виду, очевидно, не мифологические существа, а участницы языческих празднеств — русалий.

[4] Видѣвъ писца... его къ гробу. — Весь этот большой фрагмент не имеет аналогий в известных нам древнерусских источниках. Во всех «мирских притчах», кажется, нет никаких признаков их переводного характера. Напротив, лексика этих текстов свидетельствует об их русском происхождении («поле» в значении «кладбище»; «рѣзоимец»; «русалкы»; «тын»; «щетина» и т. д.). Объединяет эти фрагменты текста «жанровый образ» автора, с поистине «кинической» безжалостностью смеющегося над «толстым человеком», сравнивающего (весьма рискованно!) «писца иконного» с Иудой, а адовых дочерей — «русалок» — с женами-мироносицами. Эти тексты, возникшие на стыке литературы и фольклора, в значительной степени лишены элементов «серьезности» и «назидательности»

Слова «о злых женах» (или «о добрых и злых женах») встречаются в древнерусской книжности уже с XI в.; они входят в состав Изборника 1073 г., Златоструя, Пролога, Измарагда, многочисленных сборников. Одним из основных источников древнерусских Слов является сочинение ο женах, помещенное в «Вопросах и ответах» Анастасия Синаита, известное на Руси уже по Изборнику 1073 г. (Архангельский А. С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности. Казань, ч. 4. 1890, с. 174). Русские книжники, опираясь на переводную литературу, создавали оригинальные версии слов «о злых женах», особенно начиная с XV в. Κ этому времени относятся списки второй редакции «Пчелы» (так называемой 68-главной), куда Слово «о женах» вошло в качестве 27-й главы Слова «о женах» в сборнике Ефросина, списки сочинения Даниила Заточника. С этими памятниками непосредственно связано и недавно обнаруженное в составе сборника XV в. «Златая Матица» сочинение, озаглавленное «А сѣ ο злых женах» (о составе и характере сборника см.: Бобров А. Г., Черторицкая Τ. Β. Κ проблеме Златой Матицы. — ТОДРЛ, т. 43. Л., 1990, с. 341—358), публикуемое в настоящем томе.

Среди текстов, которыми древнерусские книжники пополняли свои сочинения «о злых женах», обращают на себя внимание своеобразные «мирские притчи» — небольшие сюжетные повествования (о муже, плачущем ο злой жене; ο продающем детей от злой жены; ο старухе, глядящейся в зеркало; ο женившемся на богатой вдове; ο муже, притворившемся больным; ο посекшем первую жену и просящем за себя другую; ο муже, которого звали на зрелище игр обезьян и др.). Из всех этих мирских притч, представленных в Слове «о злых женах» из сборника «Златая Матица», только одна — ο старухе, глядящейся в зеркало — восходит к греческому источнику; остальные же, встречающиеся также в 68-главной «Пчеле», у Даниила Заточника и в сборнике Ефросина (не считая многочисленных списков Слов «о женах» XVI—XX вв.), известны нам только по древнерусским рукописям.

Автор Слова «о злых женах» в «Златой Матице» включил в свое сочинение и целый ряд «мирских притч», тематически выходящих за рамки, определенные заглавием. Для большинства этих дополнительных фрагментов аналогий в древнерусских произведениях не обнаружено (подробнее см.: Бобров Α. Γ. «Мирские притчи» в древнерусской рукописи XV века. — ТОДРЛ, т. 46. СПб., 1993).

Текст Слова «о злых женах» публикуется по списку «Златой Матицы» (РНБ, ф. 905 (НСРК), 1946 г., № 35/2 F, лл. 141—143 об.), датируемому по водяным знакам второй половиной 70-х — началом 80-х гг. XV в.