Минимизировать

Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря

Подготовка текста Е. И. Ванеевой, перевод и комментарии Г. М. Прохорова

Текст:

СКАЗАНИЕ, ЧТО СОДѢЯШАСЯ В ДОМУ ПРЕСВЯТЫЯ И ЖИВОНАЧАЛНЫЯ ТРОИЦА[1] И КАКО ЗАСТУПЛЕНИЕМЪ ПРЕСВЯТЫЯ БОГОРОДИЦА И ЗА МОЛИТВЪ ВЕЛИКИХ ЧЮДОТВОРЦОВ СЕРГИА И НИКОНА[2] ИЗБАВЛЕНА БЫСТЬ ОБИТЕЛЬ СИЯ ОТ ПОЛСКИХ И ЛИТОВСКИХЪ ЛЮДЕЙ И РУСКИХ ИЗМѢННИКОВ, ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРАМИА ПАЛИЦЫНА[3]

СКАЗАНИЕ О ТОМ, ЧТО ПРОИЗОШЛО В ДОМЕ ПРЕСВЯТОЙ И ЖИВОНАЧАЛЬНОЙ ТРОИЦЫ И КАК ЗАСТУПНИЧЕСТВОМ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ И ПО МОЛИТВАМ ВЕЛИКИХ ЧУДОТВОРЦЕВ СЕРГИЯ И НИКОНА ИЗБАВЛЕНА БЫЛА ЭТА ОБИТЕЛЬ ОТ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ ЛЮДЕЙ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ, ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРААМИЯ ПАЛИЦЫНА

ПРЕДИСЛОВИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Иже убо тѣсное разума и недоумѣтелное языка моего свѣдый, на мнозѣх отлагах о семъ писаниемъ известити, иже в Велицей Росии ко спасению благородствию вашему, колику преславну и велику милость показа намъ Богъ нашь, Пресвятая и Пребезначалная Троица, — превеликое же и паче всякого слова и смысла бывше заступление Матере Слова Божиа, по обѣщанию своему преподобному игумену Сергию[4] чюдотворцу, и неотступное ея пребывание от обители его, и от коликих золъ избави нас Господь во обьстояние многихъ вой, молитвъ ради великих чюдотворцов, — глаголю же сего преподобнаго отца нашего великого чюдотворца Сергиа и ученика его, преподобнаго отца нашего Никона чюдотворца, — и колико чюдотворений показа нам Богъ угодники своими. И убояхся паки: зрях недостаточная внутренняго ми человѣка и многою молвою съмущаемъ во многих плищех в келарских службах и от многих тѣлесных изнемоганий великих, бывающих ми повсегда, к сему же и окаяньство свое свѣдый и недостоиньство и немощь любострасътну. Но понеже къ старости глубоцѣй уже преклонихся, и непщевах быти скорому отложению телесе моего, и убояхся казни раба оного, скрывшаго сребро господина своего и прикупа имъ несотворша,[5] и еже слышах бывшая чюдеса, ово же и очима своима видѣх, нужда ми бысть писати о содѣявших во обители чюдотворца молитвами его и возвѣстити вашей любви добрым торжником, «да нѣкое дарование духовно подамъ ко утѣшению вашему».[6]

Скудость разума и невразумительность языка моего зная, долго откладывал я, не решаясь писанием известить о том, сколь преславную и великую милость для спасения благородства вашего явил нам в Великой России Бог наш, Пресвятая и Пребезначальная Троица, — о превеликом и превышающем всякое слово и разумение заступничестве Матери Слова Божия, согласно ее обещанию преподобному игумену Сергию чудотворцу, и ее неотступном от обители его пребывании, о том, от скольких зол избавил нас Господь при окружении ее множеством воинов, молитв ради великих чудотворцев, — я говорю об этом преподобном отце нашем великом чудотворце Сергии и ученике его, преподобном отце нашем Никоне чудотворце, — и о том, сколько чудес сотворил для нас Бог через угодников своих. Да и боялся я, видя недостаточность внутреннего во мне человека и будучи многою суетою смущаем во многих хлопотах, связанных с келарской службой, и из-за многих телесных недомоганий великих, бывающих у меня постоянно, к тому же и окаянство свое зная, и недостойность, и немощь любострастия. Но поскольку к старости глубокой я уже преклонился и подумал, что скоро придется мне расстаться с моим телом, то и убоялся казни раба оного, скрывшего серебро господина своего и прибыль на него не получившего, и почувствовал необходимость записать то, что слышал о бывших чудесах — кое-что же и очами своими видел, — написать о происшедшем в обители чудотворца по его молитвам и возвестить вашей любви, подобно доброму глашатаю, «чтобы преподать вам некое дарование духовное к утешению вашему».

Тогда бо ми не бывшу во обители во осадѣ, бывший от польских и литовских людей и руских измѣнниковъ, но в царствующем градѣ Москвѣ по повелѣнию державнаго, и пребывающу ми в дому чюдотворца на Троецком подвории в Богоявленском монастырѣ.[7] И аще и разстоянием далече, но близ бѣ милостию и посѣщением преподобный отецъ нашь Сергий. И тамо видѣх многа чюдеса, слышах о пришествии их въ царствующий град Москву со множеством хлѣбовъ на возилѣх и от стѣн текущий хлѣбъ, и умножение всяких потреб видѣх молитвами их в сущем ту Богоявлѣнском монастырѣ и ина многа чюдеса. О семъ убо въпреди слово изъявит. Егда же отступиша от обители полские и литовские люди и руские измѣнники со многим срамомъ, и от царствующаго града Москвы лжехристу со множеством студа бѣгству вдавшуся,[8] и бывшу ми паки в дому Живоначалныя Троица, и слышах бывшее великое заступление, и помощь над враги, и чудеса преподобных отецъ Сергия и Никона и испытах вся подробну со многим опасениемъ пред многими свѣдѣтели оставшихся иноковъ святолѣпных и доброразсудителных и от воинъ благоразумных и от прочих православных христьянъ о пришествии измѣнник ко обители, и о выласках, и о приступных боехъ, паче же о великих чюдотворениих преподобных отецъ и о пособлении их над враги. И от великих и преславных малаа избрах, яко от пучины морския горьсть воды почерпох, да поне мало напою жаждущая душа божественаго словесе. Написах сия о обьстоянии монастыря Троецкого вся по ряду, елико возмогохъ.

Сам я не был в обители во время осады ее польскими и литовскими людьми и русскими изменниками, пребывая в царствующем граде Москве по повелению державного князя, в доме чудотворца на Троицком подворье в Богоявленском монастыре. И, хоть и далекий по расстоянию, близок был ко мне своей милостью и заботами преподобный отец наш Сергий. И я видел там многие чудеса, слышал о приходе старцев в царствующий град Москву со множеством хлеба на возах, видел текущий от стен хлеб и умножение всего потребного по молитвам старцев в находящемся здесь Богоявленском монастыре и иные многие чудеса. Об этом впереди будет речь. Когда же отступили от обители посрамленные польские и литовские люди и русские изменники, и лжепомазанник из царствующего града Москвы постыднейшему бегству предался, а я вновь оказался в доме Живоначальной Троицы, и услышал о происходившем великом заступничестве, о помощи против врагов и о чудесах преподобных отцов наших Сергия и Никона, и старательно проверил все в подробностях при многих свидетелях у оставшихся иноков, святых по облику и здраво рассуждающих, у благоразумных воинов и у прочих православных христиан о приходе изменников к обители, о вылазках, о боях во время приступов, а более всего — о великих чудесах, совершенных преподобными отцами, и об их помощи в борьбе с врагами. И из великого и преславного я выбрал малое — как бы зачерпнул горсть воды из морской пучины, — чтобы хоть немного напоить божественным словом жаждущую душу. Все это об осаде Троицкого монастыря я написал, насколько смог, по порядку.

Да не позазрите ми о семъ, господие и братия, глаголюще, яко тщеславием или гордостию вознесохся, но поистиннѣ, по ревности Божии, грубостию же разума моего побѣждаем, коснухся дѣлу сему, Богу помогающу ми молитвъ ради чюдотворца. Много бо можетъ молитва праведнаго поспѣшествуема.

Да не осудите меня за это, господа и братья, говоря, что в тщеславии или в гордости я вознесся, но поистине по ревности Божией, хоть и грубостью разума моего побеждаемый, взялся я за это дело с Божией мне по молитвам чудотворца помощью. Много ведь может помочь молитва праведника.

И яко всякъ разум книжный по своему сказанию не бывает, но еже слышахом и очима своима видѣхом, о семъ и свидѣтелствуем. Не подобает убо на истину лгати, но с великим опасением подобает истину соблюдати. Сие же изъясних писаниемъ на память намъ и предъидущим по нас родомъ, да не забвена будут чюдеса великих свѣтил, преподобных отецъ наших Сергиа и Никона о Христѣ Исусѣ, Господѣ нашем, Емуже слава во вѣки, аминь.

И так как писать в книге что попало по собственному произволу не следует, только, что слышали мы и своими глазами видели, о том и свидетельствуем. Не подобает ведь на истину лгать, но с великим тщанием подобает истину соблюдать. Изъяснил же я это писанием на память нам и следующим за нами родам, да незабвенны будут чудеса великих светил, преподобных отцов наших Сергия и Никона во Христе Иисусе, Господе нашем, ему же слава вовеки да будет.

СКАЗАНИЕ, ЧТО РАДИ ТРОЕЦКОЙ СЕРГИЕВЪ МОНАСТЫРЬ БЫСТЬ ВО ОСАДѢ

РАЗЪЯСНЕНИЕ, ПО КАКОЙ ПРИЧИНЕ ТРОИЦКИЙ СЕРГИЕВ МОНАСТЫРЬ БЫЛ В ОСАДЕ

Наказуя убо Господь всегда нас не престает и прибѣгающих к нему приемлет, отвращающих же ся з долготерпѣнием ожидает. И сего ради попусти ны в самовластии быти, да, егда в сѣтех, не разсуждая о себѣ, увязнем, и ниоткуду помощи не обрѣтше, въскорѣ к Нему умнии очи возведем и оттуду помощь получимъ. Сице убо попусти Господь Богъ владѣтелствующих нами первѣе попрателя иноческому чину розстригу Григория Отрепиева,[9] возвавшагося царьским сыном Дмитриемъ Ивановичем всея Русии и на царьский степень возше: и не в долго время той Григорий, достойную месть прием от Бога, злѣ скончася.

Господь никогда не перестает учить нас и прибегающих к нему принимает, отвращающихся же с долготерпением ожидает. И потому предоставил он нам жить по своей воле, чтобы, когда в сетях, не размышляя о себе, увязнем и ниоткуда помощи не найдем, вскоре к Нему очи ума возвели мы и оттуда помощь получили. Так, сначала попустил Господь Бог владеть нами попирателю иноческого чина расстриге Григорию Отрепьеву, назвавшемуся царским сыном Дмитрием Ивановичем всея Руси и на царский престол взошедшему: и в скором времени тот Григорий, достойную месть получив от Бога, умер лютою смертью.

Потом же в того мѣсто инъ назвася.[10] И достизает и до царствующаго града Москвы, но не приемлем бываетъ. Всюду же в Росии слух о немъ протече, и сего ради вси воры к нему собрашася: не на царский убо престолъ того возвести, но вся древняа царская сокровища истощити. Вся же Росия от ложных царей злѣ стражет, и богатьство от всѣх градовъ на цари отъемлемо бывает. Народ же от околних стран всюду мечь поядает. Росии убо всей царь Василий Ивановичь[11] нарицается, от тушинскаго же вора все Росийское государьство разоряется.

Потом на то же место другой назвался. И доходит до самого царствующего града Москвы, но не принят оказывается. Повсюду же в России слух о нем прошел, и потому все воры к нему собрались: не на царский престол его возвести, но все древние царские сокровища расхитить. Вся Россия от ложных царей мучительно страдает, и богатство всех городов для царей отнимают. Людей же из окрестных мест всюду меч поедает. Всей России царем Василий Иванович называется, тушинским же вором все Российское государство разоряется.

Мали же нѣцыи гради в Помории[12] не соблазнишася, и тии по крестному целованию правяще к Московскому государству. Инии же далняго ради отстояния крѣпостны быша врагом росийскимъ поляком и измѣнником сиверскимъ.[13] Труден же путь бывает отвсюду приходити к Москвѣ всѣмъ доброхотьствующимъ по правдѣ: облегоша бо врази царствующий град воокругъ, и на всѣхъ путѣх хотящеи к нему притекати побиваеми бываютъ. И ради неимѣниа всяких потребъ конечнѣ град Москва во озлоблении бывает. От него же избѣгающеи, и не хотяще, ко врагомъ прилагахуся, и надежно о семъ врази веселяхуся.

Малое некое число городов в Поморье не соблазнилось, и те по крестному целованию держались Московского государства. Иные же по причине дальнего отстояния подчинены были врагам российским, полякам и изменникам сиверским. Труден же был путь отовсюду к Москве для всех, добра хотевших по правде, ибо обложили враги царствующий град вокруг, и хотевшие к нему пройти на всех путях побиваемы бывали. И из-за недостатка во всем необходимом в предельно бедственном состоянии был град Москва. Из него убегавшие, и не желая, число врагов пополняли, и самоуверенно по этому поводу враги веселились.

Немало же время способствующе граду приходящеи людие, яже от Троица Живоначалныя Сергиева монастыря, ово убо прямо, ово же преимаяся преко тѣсными стезями и лѣсы нужно проходяще даже и до самого царствующаго града и ту со избранными вои и со извѣстными хранители пред всѣмъ народом всегда обрѣтающеся. Лестцы же, отбѣгающеи от царя Василиа, всегда сицеваа вору с поляки возвѣщают, сих же врагов христианских на дом Пресвятыя Троица завистию сердца растлевают. Долго же время под Москвою стояще и хотяще ю себѣ покорити. Но всевидящему оку недовѣдомая изволившу сотворити. Всяко убо царь Василий симъ сопротивляяся; дани и оброки от царства своего приемля, по Троецкой дороги приходящая, вся воином раздавая. Измѣнницы же от его руки даемая приемаху и въскорѣ сребролюбиа ради и кровопролития ко врагом притекаху. Царствующий же град Москва сих ради измѣны всяко колеблется, но искусившися от Гриши[14] и от Петруши,[15] и того вора не приемлют. И прилежащеи убо отвсюду пути полских ради приходов затвержены бывают: поляки бо часто прихождаху, московские посылки побивающе.

Немалое время помогали городу люди, приходившие из Живоначальной Троицы Сергиева монастыря, иногда прямо, иногда же пробираясь окольными узкими тропами и лесами, с трудом доходя до самого царствующего града и тут с избранными воинами и надежными хранителями перед всем народом всегда объявляясь. Обманщики же, убегавшие от царя Василия, всегда об этом вору с поляками сообщали и сердца этих врагов христианских ненавистью к дому Пресвятой Троицы распаляли. Долгое время под Москвой они стояли и хотели ее себе покорить. Но всевидящее око нечто неведомое изволило сотворить. Всячески царь Василий им сопротивлялся: дани и оброки, по Троицкой дороге приходившие, с царства своего принимая, все воинам раздавал. Изменники же из руки его даваемое принимали, но вскоре сребролюбия ради и кровопролития к врагам перебегали. Царствующий же град Москва из-за их измены всячески колебался, но, имея уже опыт с Гришей и Петрушей, и того вора там не принимали. И отовсюду ведущие к Москве пути оказываются по причине польских нашествий закрытыми, ибо поляки часто приходили, московских посланцев побивая.

Велика же тогда полза царствующему граду бысть от обители чюдотворца Сергия ради святыхъ его молитвъ. Иже бо к морю на полнощь живущии людие на краех Студеного моря и Окиана къ царству всякъ промыслъ возвѣщаютъ и способляют. От Великого бо Новаграда, и от Вологды, и по Двинѣ рѣцѣ до моря, и на востокъ вся Сибѣрская земля и яже за нею вси способствоваху к Москвѣ. Такоже и от Нижегородския земли и от Казани вси безизмѣнно служаще. И ис тѣх всѣх прежереченных мѣстъ егда кому нѣкуды минути, то вси во обитель чюдотворца притекаху.

Великая же тогда польза была царствующему граду от обители чудотворца Сергия благодаря его святым молитвам. Ибо у моря на севере живущие люди, на берегах Студеного моря и Океана, царству обо всем происходящем возвещают и помогают. И из Великого Новгорода люди, и из Вологды, и с Двины-реки вплоть до моря, и с востока вся Сибирская земля и те, что за ней, — все помогали Москве. Также и из Нижегородской земли, и из Казани люди все без измены служили. И когда кому-нибудь из всех тех вышеназванных мест некуда было деться, то все они в обитель чудотворца приходили.

Тогда же в той велицей лаврѣ архимариту Иасафу[16] и келарю старцу Аврамию Палицыну, и с прочими доброхотствующими къ царьствующему граду, со всѣмъ усердиемъ велико тщание о сем показующе. И великъ промыслъ бываше от обители чюдотворца всѣмъ людем, к Москвѣ правящим во всяких нужах и в провожениихъ: и всяку вѣсть тѣмъ подаваху и от них восприемляху, себе убо соблюдающе и тѣх сохраняюще, до конца монастырьскую казну истощеваху. Вся Росиа царствующему граду способствующе, понеже обща бѣда всѣмъ прииде. Людие же, окрестъ живущеи обители, не токмо в сѣлех, но и от градов, мнози притекше со всею домашнею чадию ко обители чюдотворца, вѣдяще ту молитвы чюдотворца извѣстное заступление. И вси обще къ царствующему граду в бѣдах спострадуют. Воиньствующии же людие вси питаеми бывают от трапезы преподобных чюдотворцов; и поелику мощно всяко на смерть предаахуся.

Тогда той великой лавры архимандрит Иоасаф и келарь старец Авраамий Палицын с прочими, добра хотевшими царствующему граду, со всем усердием великое старание в этом деле проявили. И великая помощь была от обители чудотворца всем людям, к Москве шедшим по всяким делам и в провожатых: и всякие новости им там сообщали и от них узнавали, причем, о себе заботясь и тех поддерживая, до конца монастырскую казну истощали. Вся Россия царствующему граду помогала, поскольку общая для всех беда пришла. Многие же люди, вокруг обители живущие, не только в селах, но и в городах, пришли со всеми домочадцами в обитель чудотворца, зная об известном заступничестве там молитв чудотворца. И все вместе царствующему граду в бедах сострадали. И воинского чина люди все питались от трапезы преподобных чудотворцев; и по мере возможности всячески опасности смерти себя подвергали.

О дѣлѣ же братолюбнѣм созидаемѣм велми сердца враговъ завистию ужасахуся: боящеся окаяннии, да не како, на начальствующее свѣтило зряще, и прочии от них отступят и къ правдѣ имутъ прилагатися. К дому бо великого чюдотворца вся Росиа, яко къ солнцу, зряще, и на его молитвы концы росийстии надѣющеся, противу врагом крѣпляхуся. Но аще и мала искра огня любве Божиа во обители чюдотворца возгорѣся, но напослѣдокъ велик пламень добродѣтелный распалися. На всѣх убо путех злодѣйствующим доброхоты от обители уловляеми бывают. И того ради совѣтомъ их лукавым препона велика сострояется.

Совершавшееся дело братолюбия сильную злость в сердцах врагов и ужас вызывало: боялись, окаянные, как бы, глядя на первенствующее светило, и прочие от них не отступили и к правде не стали присоединяться. Ибо на дом великого чудотворца вся Россия, как на солнце, смотрела, и, на его молитвы надеясь, все окраины российские против врагов укреплялись. И хоть и малая искра огня божественной любви загорелась в обители чудотворца, но в конце концов великий пламень добродетели запылал. На всех ведь путях злодеи ловили людей, хотевших обители добра. И из-за этого по их коварному замыслу великая трудность создается.

Царь же Василий Иванович вскорѣ посла тогда к западным и к полунощным странамъ — въ Дацкую землю, и в Аглинскую, и в Свѣйскую[17] о обидѣ своей на полскаго краля и на своихъ измѣнников с ложным царемъ их, помощи прося. Ему же отдалѣвшеи по морю посланьми и дары велицѣми способствуют. Свѣйской же король Арцы-Карлус,[18] яко близ предѣлу его сущу, и той по суху немало избраннаго воиньства на помощь присла. О сем же бѣднѣ и яростнѣ дышут сердца еретикъ злочестивых. И немедлено посылают к велику врагу христианску Александру, пану Лисовскому,[19] плѣнующу тогда землю Рязанскую, и Володимерскую, и Нижегородскую, и иныя мѣста, по Росии живущая, дабы со всѣми воиньствы к совѣту их и к поможению вскорѣ пришелъ. Еже и соверши въскорѣ: кровь пиай человѣческую и грядый со огнемъ по пути от Владимиря и от Переславля ударяется стѣнамъ дому чюдотворца. И еже не того ради шествуя сын тмы, нощь едину препроводивъ, мечем окровавливая руцѣ, утѣшается; первое зло къ богоносну мужу показавъ, — началный посад Клемянтѣево[20] и во округъ ту жилища человѣческа в воздух дымом разлия. По его же отшествии народ во обители к мукам уготовляется. Трапеза бо кровопролитная всѣмъ представляется и чаша смертная всѣмъ наливается.

Царь же Василий Иванович вскоре тогда послал послов в западные и северные страны — в Датскую землю, в Английскую и в Шведскую, сообщая об обиде своей на польского короля и на своих изменников с их ложным царем, прося помощи. И ему отделенные морем посланиями и великими дарами помогают. Шведский же король Арци-Карлус, чьи владения расположены поблизости, посуху прислал на помощь немало отборного войска. Из-за этого страх и ярость охватили сердца злочестивых еретиков. И немедленно посылают они к великому врагу христиан Александру, пану Лисовскому, пленявшему тогда земли Рязанскую, Владимирскую и Нижегородскую и другие Российские места, чтобы он со всем воинством на совет к ним и на помощь вскоре пришел. Что он и сделал вскоре: кровь пия человеческую и идя с огнем по пути от Владимира и от Переяславля, уперся он в стены дома чудотворца. Но не для того шествовал сын тьмы: одну ночь проведя, он утешился, мечом окровавливая руки; первое зло по отношению к богоносному мужу, которое он сделал, — первоначальный посад Клементьево и вокруг его жилища человеческие в воздухе дымом развеял. По его приходе народ в обители стал к мукам готовиться. Ибо трапеза кровопролития всем предоставлялась и чаша смертная всем наливалась.

О СОВѢЪТЕ ВОРА С ЛИТВОЮ, ЕЖЕ РАЗОРИТИ ДОМ ПРЕСВЯТЫЯ ТРОИЦА

О СОВЕТЕ ВОРА С ЛИТОВЦАМИ, КАК РАЗОРИТЬ ДОМ ПРЕСВЯТОЙ ТРОИЦЫ

Собравшу же ся сонмищу сатанину и отверзъшим псомъ уста своя, и соборуют тщетная беззаконнии, сицевая глаголющи: «О царю великий Димитрий Иванович! Доколѣ стужаютъ великому твоему благородству граворонове сии, вогнѣздившиися во гробъ каменный, и докуду сѣдатые пакосътвуют намъ повсюду? Не токмо убо на путѣх вѣстников нашихъ преемлют, от лѣсъ исходяще, яко звѣри, посылаемии ими, но и смертем лютым предают без щадости. Наипаче же повсюду имѣют многи совѣтники, и вся грады развращаютъ служащеи симъ и любящеи сих; и всѣх всяко укрѣпляютъ, еже не покарятися твоему величеству и небрещи о твоемъ благородии, но служити учатъ царю Шубину,[21] печатлѣют же всяко писание, с лестми глаголюще: „Да сохранят убо васъ всегда молитвы великих чюдотворцев Сергиа и Никона”. Кто же убо сеи Сергий и Никонъ? Се убо обияхомъ всѣхъ воедино, яко гнѣздо птичие, и вси стерты быша от нас, яко птенцы. А сии, что суть противу толика множества покоршихся нам? Тебѣ убо, о великий росийский браздодержателю, самому извѣстно, такоже и нам, яко и от самых царских полатъ мнози ту пречернившеся живут. И аще тако имаши небрещи их, могутъ всегда пакостная устрояти нам. Слух же истинен всѣмъ нам возвѣстися, яко ждутъ князя Михайла Скопу с черными псы, свѣйскими нѣмцы,[22] и Федора Шереметева с понизовскими людми.[23] И тако вкупѣ вси собравшеся и твердыню сию занявъше, могутъ над нами побѣдители показатися. И еще донелиже не укрѣпишася, да повелит твое благородие всяко смирити сих. И аще не обратятся, то разсыплемъ в воздух прахомъ вся жилища их».

Когда же собралось скопище сатанинское и отверзли псы уста свои, то недостижимое задумывают беззаконные, таковое говоря: «О царь великий Дмитрий Иванович! Доколе будет досаждать твоему благородству воронье это, угнездившееся во гробе каменном, и долго ли седовласые будут пакостить нам повсюду? Не только перехватывают на дорогах вестников наших посылаемые ими люди, из лесов, как звери, выходя, но ведь и мучительной смерти предают их без пощады. А сверх того повсюду имеют они многих советчиков, и все города смущают служащие им и любящие их; и всячески поддерживают они всех в непокорности твоему величеству и в пренебрежении твоим благородием и учат служить царю Шубину, всячески распространяя писания, лживо говорящие: „Да сохранят вас всегда молитвы великих чудотворцев Сергия и Никона”. Но кто же эти Сергий и Никон? Вот, захватили мы всех вас вместе, как гнездо птичье, и все раздавлены нами, как птенцы. А эти что против такого множества покорившихся нам? Тебе ведь, о великий российский браздодержец, и самому известно, также и нам, что и из самых царских палат многие, став чернецами, тут живут. И если ты будешь так же не обращать на них внимания, они всегда смогут пакости устраивать нам. Слух же истинный до всех нас дошел, что ждут они князя Михаила Скопу с черными псами, шведскими немцами, и Федора Шереметева с понизовскими людьми. И тогда все они, вместе собравшись и твердыню эту заняв, смогут оказаться нашими победителями. И пока они еще не укрепились, да повелит твое благородие полностью смирить их. И если они не одумаются, пустим по воздуху прахом все жилища их».

Велехвално же емлется за се тезоименитый гугнивому[24] гетманъ Сапѣга[25] с подручными тому воиньствы и всегоркий Александръ Лисовский с воры рускими. И тако на путь злый поспѣшаются.

Весьма похваляясь, берется за это тезоименитый гнусавому гетман Сапега с подручным своим воинством и всегорький Александр Лисовский с русскими ворами. И тут они в злой путь спешно отправляются.

ПРИХОД ПОД ТРОИЦКОЙ СЕРГИЕВЪ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУСКИХЪ ИЗМѢННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПѢГИ[26] ДА ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВЪСКОГО И ИНЫХЪ МНОГИХЪ

ПРИХОД ПОД ТРОИЦКИЙ СЕРГИЕВ МОНАСТЫРЬ ПАНОВ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ, ГЕТМАНА ПЕТРА САПЕГИ, ПАНА АЛЕКСАНДРА ЛИСОВСКОГО И ИНЫХ МНОГИХ

В лѣта 7117-ое, въ царство благовѣрнаго и христолюбиваго царя и великого князя Василия Ивановича всея Русии и при святѣйшем патриархе Ермогене[27] Московском и всея Русии, Пресвятыя же и Пребезначалныя Троица Сергиева монастыря при архимарите Иасафе и при келарѣ старцѣ Аврамии Палицыне, Богу попустившу за грѣхи наша, сентября въ 23 день, в Зачатие честнаго и славнаго пророка и предтечи крестителя Господня Иоанна, прииде под Троецкой Сергиевъ монастырь литовской гетман Петръ Сапѣга и панъ Александръ Лисовской с полскими и литовскими людми и с рускими измѣнники по Московской дорогѣ.

В год 7117-ый (1609), в царство благоверного и христолюбивого царя и великого князя Василия Ивановича всея Руси и при святейшем патриархе Гермогене Московском и всея Руси, Пресвятой же и Пребезначальной Троицы Сергиева монастыря при архимандрите Иоасафе и при келаре старце Авраамии Палицыне, по попущению Божию за грехи наши, сентября в двадцать третий день, в Зачатие честного и славного пророка и предтечи, крестителя Господня Иоанна, пришел по Московской дороге под Троицкий Сергиев монастырь литовский гетман Петр Сапега и пан Александр Лисовский с польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками.

И бывшу ему на Клемянтѣевскомъ полѣ, осадные же люди, из града вышедше, конные и пѣшие, и с ними бой великъ сотвориша, и милостию Пребезначалныя Троица многих литовских людей побили, сами же во градъ здравы возвратишася.

И когда был он на Клементьевском поле, находившиеся в осаде люди, выйдя за стены, конные и пешие, с ними великий бой совершили и по милости Пребезначальной Троицы многих литовских людей побили, а сами в город здравыми возвратились.

Богоотступницы же, литовские люди и руские измѣнники, сия видѣвше, воскричаша нелѣпыми гласы, спѣшно и сурово обходяще со всѣх стран Троицкой Сергиевъ монастырь. Архимаритъ же Иасафъ и весь освященный соборъ со множествомъ народа вниде во святую церковь Святыя Живоначалныя Троица, и ко образу Пресвятыя Богородица и ко многоцѣлбоносным мощемъ великаго чюдотворца Сергиа молящеся со слезами о избавлении. Градстии же людие округ обители слободы и всякиа службы огню предаша, да не когда врагом жилище и тѣснота велия будетъ от них. Гетман же Сопѣга и Лисовъской, разсмотривше мѣстъ, идѣже имъ с воиньствы своими стати, и раздѣлившеся, начаша строити себѣ станы и поставиша два острога и в них крѣпости многие сотвориша и ко обители пути вся заняли, и никому минути мимо их невозможно ни в дом, ни из дому чюдотворца.

Богоотступники же, литовские люди и русские изменники, это увидев, закричали мерзкими голосами, быстро и грозно окружая со всех сторон Троицкий Сергиев монастырь. Архимандрит же Иоасаф и весь освященный собор со множеством народа вошел в святую церковь Святой Живоначальной Троицы, к образу Пресвятой Богородицы и к многоцелебным мощам великого чудотворца Сергия, молясь со слезами об избавлении. Городские же люди предали огню находившиеся вокруг обители слободы и всякие службы, чтобы они не служили врагам жилищем, и была у тех большая теснота. Гетман же Сапега и Лисовский, осмотрев места, где им с войсками своими стоять, и разделившись, начали строить себе станы и поставили два острога, а в них возвели многие укрепления и все пути к обители заняли, и оказалось никому невозможно пройти, минуя их, ни в дом, ни из дома чудотворца.

О УКРѢПЛЕНИИ ОСАДЫ

ОБ УКРЕПЛЕНИИ ОБОРОНЫ

Осадные же воеводы, князь Григорей Борисович Долгорукой да Алексѣй Голохвастовъ,[28] и дворяне приговорили с архимаритом Иасафом и з соборными старцы, что покрѣпити бы град осадою и всѣх бы людей привести х крестному цѣлованию, и головамъ быти старцом и дворяномъ, и раздѣлити градския стѣны, и башни, и ворота, и наряд устроити по башням и в подошевных боехъ, да всяк кождо их вѣдает и хранитъ свою страну и мѣсто и вся яже на бранную потребу устрояютъ, и с приступными людми бьются со стены, а из града и на иную ни на которую службу да не исходят. А на выласку и въ прибавку къ приступнымъ мѣстом людей особь устрояют.

Бывшие же в осаде воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов, и дворяне постановили с архимандритом Иоасафом и с соборными старцами, что следует укрепить стены для обороны и всех людей привести к крестному целованию, а главными быть старцам и дворянам, и разделить городские стены, башни, ворота, и орудия установить по башням и в подошвенных бойницах, и чтобы каждый знал и охранял свою сторону и место и все, что для боя необходимо, приготовил бы, и с идущими на приступ людьми бился бы со стены, а за стены и на иную ни на какую службу не выходил бы. А для вылазок и в подкрепление к местам приступов людей особо назначают.

Празднику же свѣтло торжествуему память преподобнаго отца нашего Сергия чюдотворца, сентября въ 25 день,[29] и бѣ тоя нощи ничто же ино от градских людей слышати развѣ воздыхание и плачь, понеже от околних мнози прибѣгше и мнѣвше, яко вскорѣ преминется великая сия бѣда. И толика тѣснота бысть во обители, яко не бѣ мѣста праздна. Мнози же человѣцы и скоты бес покрова суще; и расхищаху всяка древеса и камение на создание кущь, понеже осени время наста и зимѣ приближающися. И друг друга рѣюще о вещи пометнѣй и от всяких потребъ неимущих всѣмъ изнемогающим; и жены чада раждаху пред всѣми человѣки. И не бѣ никому съ срамотою своею нигдѣ же скрытися. И всяко богатьство небрегомо и татми не крадомо; и всякъ смерти прося со слезами. И аще бы кто и камяно сердце имѣлъ, и той, видя сия тѣсноты и напасти, восплакался, яко исполнися на нас пророческое слово реченное: «Праздники ваша свѣтлыа в плач преложу и в сѣтование, и веселие ваше в рыдание».[30]

В праздник же, светло торжествуемый, памяти преподобного отца нашего Сергия чудотворца, сентября в двадцать пятый день, ничего той ночью другого не было слышно из среды находящихся в городе людей, кроме вздохов и плача, потому что многие из окрестностей туда сбежались, думая, что вскоре минует эта великая беда. И такая теснота была в обители, что места не было свободного. Многие же люди и скотина остались без крова; и тащили бездомные всякое дерево и камень для устройства прибежищ, потому что осени настало время и приближалась зима. И друг друга отталкивали от вещи брошенной, и, из нужного ничего не имея, все изнемогали; и жены рожали детей перед всеми людьми. И невозможно было никому со своей срамотою нигде укрыться.  И всякое богатство не береглось и ворами не кралось; и всякий смерти просил со слезами. И если бы кто и каменное сердце имел, и тот, видя эти тесноту и напасти, расплакался бы, ибо исполнилось на нас сказанное пророком слово: «Праздники ваши светлые в плач вам обращу и в сетование, и веселие ваше в рыдание».

О ВИДѢНИИ СТОЛПА ОГНЕНАГО

О ВИДЕНИИ СТОЛПА ОГНЕННОГО

Тогда же нѣцыи старцы и мнози людие видѣша знамение не во снѣ, но наявѣ. От них же единъ священноинокъ Пимин в ту нощь на память Сергия чюдотворца моляшеся Всемилостивому Спасу и Пречистѣй Богородици. И се во оконце келии его свѣт освѣти. Ему же позрѣвшу на монастырь, и видѣ свѣтло, яко пожаръ, и мнѣвъ, яко врази зажгоша монастырь. И в той час изшед на рундукъ келейной. И зрит над церковию святыя живоначалныя Троица над главою столпъ огнян[31] стоящъ даже до тверди небесныя. Священникъ же Пимин велми ужасеся страшному видѣнию и возва братию свою ис келии: диакона Иосифа да диакона Серапиона и из иных кѣлей старцов многих и мирян. Они же, видѣвше, чюдишася знамению тому. И помалѣ столпъ огненый начат низходити и свится вмѣсто, яко облако огнено, и вниде окном над дверми въ церковь Пресвятыя Троица.

Тогда некоторые старцы и многие люди видели знамение не во сне, а наяву. Один из них, священноинок Пимен, в ту ночь на память Сергия чудотворца молился Всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице. И вот в оконце его кельи свет засиял. Когда же он взглянул на монастырь, то увидел, что светло, будто пожар, и подумал, что враги зажгли монастырь. Тотчас же он вышел на рундук келейный. И видит над главой церкви Святой Живоначальной Троицы огненный столп, стоящий до самой тверди небесной. Священник Пимен очень испугался страшного видения и вызвал братию свою из кельи: дьякона Иосифа да дьякона Серапиона и из иных келий старцев многих и мирян. Они же, глядя, дивились тому знамению. И вскоре огненный столп начал опускаться и свился в клубок, как огненное облако, и вошел в окно над дверьми в церковь Пресвятой Троицы.

О КРЕСТНОМЪ ЦѢЛОВАНИИ

О КРЕСТНОМ ЦЕЛОВАНИИ

Всенощному же славословию и молебном совершившимся, и абие собравшемся множество народа, и совѣтом началникъ и всѣх людей крестное цѣлование бысть, что сидѣти во осадѣ без измѣны. В первых воеводы, князь Григорей Борисович Долгорукой да Алексѣй Голохвастов, цѣловали Животворящий Крестъ Господень у чюдотворцовы раки, такоже и дворяне и дѣти бояръские, и слуги монастырские,[32] и стрѣлцы, и все христолюбивое воинство, и вси православные христиане. И оттолѣ бысть во градѣ братолюбство велие, и вси со усердиемъ без измѣны ратовахуся со враги. И тогда литовские люди уставиша сторожи многие около Троецкого монастыря, и не бысть проходу ни из града, ни во градъ.

Когда же завершились всенощное славословие и молебны, тут же собралось множество народа и по решению начальников и всех людей было целование креста, — клялись сидеть в осаде без измены. Первыми воеводы, князь Григорий Борисович Долгорукий и Алексей Голохвастов, целовали Животворящий Крест Господень у раки чудотворца, затем дворяне и дети боярские, слуги монастырские, стрельцы и все христолюбивое воинство, и все православные христиане. И с той поры царило в городе братолюбие великое, и все с усердием без измены сражались с врагами. И тогда литовские люди поставили стражу во множестве вокруг Троицкого монастыря, и не было проходу ни из крепости, ни в крепость.

О ДУМѢ ПАНОВЪ

О ЗАМЫСЛЕ ПАНОВ

Того же мѣсяца въ 29 день полские и литовъские люди и с первосовѣтники своими, рускими богомерскими отступники, всячески размышляюще и совѣтующе тщетная. «Коими образы, — глаголюще, — возможем взяти Троецкой Сергиевъ монастырь, или коею хитростию уловити можем?» И тако совѣт составляют: ово приступы взяти, яко некрѣпокъ глаголюще град и низкостѣненъ; инии же ласкою и грозою повелѣваху у воевод и у народу прошати монастыря. «Аще ли и сим не увѣщаемъ их, и мы коиждо свой подкопъ под городовую стѣну подведемъ и без крови можем градъ взяти». Сице же совѣт ихъ положенъ бысть. На себе бо уповаша, а не на Бога жива, царюющаго вѣки. Якоже писано есть: «Да не хвалится силный силою своею»,[33] вси бо, надеющеися о силѣ своей, погибоша. Воистинну «всуе всяк человѣкъ»[34] и «суетно течение его».[35] И паки: «Избавлю избраннаго моего от оружиа люта» и «осѣню над главою его въ день брани».[36]

Того же месяца в двадцать девятый день польские и литовские люди с первосоветниками своими, русскими богомерзкими отступниками, тщательно размышляли и советовались о недостижимом. «Каким образом, — говорили они, — сможем мы взять Троицкий Сергиев монастырь или какой хитростью уловить их можем?» И такой вопрос обсуждают: не взять ли его приступом, так как некрепка, говорят, стена и невысока; иные же советовали просить монастырь у воевод и у народа с лаской и угрозой. «Если же и так не уговорим их, то каждый из нас поведет свой подкоп под крепостную стену, и мы сможем взять крепость без крови». Так они и постановили делать. На себя ведь они надеялись, а не на Бога живого, царящего вечно. Как написано: «Да не хвалится сильный силою своею», ибо все, надеющиеся на свою силу, погибли. Воистину «суетен всякий человек» и «суетно стремление его». И еще: «Избавлю избранника моего от оружия лютого» и «осеню голову его в день брани».

Сиа же они совѣтовавше и ничто же успѣша, но всуе трудишася, без Божия бо помощи ничто же может сотворити человѣкъ, Богъ бо есть творит, яко же хощет, и воли его кто противится? Совѣт же гетману Сапѣге и Лисовскому сице уложившем, и въ 29 день прислаша во град Троицкой Сергиевъ монастырь сына бояръсково Безсона Руготина с листомъ, такоже и архимариту з братьею з грозами, имѣющь образ сицевъ:

Так они советовались и ни в чем не преуспели, понапрасну трудились, ибо без Божьей помощи ничего не может сотворить человек, ибо Бог творит, как хочет, и воле его кто воспротивится? Приняв такое решение, гетман Сапега и Лисовский в двадцать девятый день прислали в крепость, в Троицкий Сергиев монастырь, сына боярского Бессона Руготина с посланием, также и к архимандриту с братией с угрозами, такого содержания:

Грамота

Грамота

«От великого гетмана Петра Павловича Сапеги, маршалка и секретаря Кирепецкого и Трейсвяцкаго и старосты Киевскаго, да пана Александра Ивановича Лисовского во град Троецкой Сергиевъ монастырь воеводам, князю Григорию Борисовичю Долгорукому да Алексѣю Ивановичю Голохвастову, и дворяном, и дѣтем боярским, и слугам монастырьским, и стрѣлцом, и казаком, и всѣмъ осадным людемъ, множеству народу. Пишем к вамъ, милуючи и жалуючи вас: покоритеся великому государю вашему, царю Дмитрею Ивановичю,[37] здайте намъ град. Зѣло пожалованы будете от государя царя Дмитрея Ивановича. Аще ли не здадите, да вѣсте, яко не на то есмя пришли, не взявъ града, прочь не отойти. Наипаче же сами вѣсте, колицы гради царя вашего московскаго взяхом; и столица ваша Москва и царь вашь сѣдитъ во осадѣ. Мы же пишем к вамъ, снабдяще благородие ваше. Помилуйте сами себе: покоритеся великому имяни государю нашему и вашему. Да аще учините тако, будет милость и ласка к вам государя царя Дмитриа, яко ни единъ великих вас у вашего царя Василия Шуйского пожалован есть. Пощадите благородство свое, соблюдите свой разумъ до нас. Не предайте себе лютой и безвременной смерти; соблюдите себе, и паки — соблюдите сами себе и прочих. Аще же за сею ласкою увидите лице наше, а мы вам пишем царскимъ словомъ и со всѣми избранными паны заистинствуемъ, яко не токмо во градѣ Троецком намѣстники будете от государя нашего и вашего прирожденного, но и многие грады и села в вотчину вам подастъ, — аще здадите град Троецкой монастырь. Аще же ли и сему не покоритеся, милости нашей и ласки, и не здадите нам града, а дастъ Богъ возмем его, то ни един от вас во градѣ милости от нас узрит, но вси умрутъ злѣ».

«От великого гетмана Петра Павловича Сапеги, маршалка и секретаря Кирепецкого и Трейсвятского и старосты Киевского, и пана Александра Ивановича Лисовского в крепость, в Троицкий Сергиев монастырь, воеводам, князю Григорию Борисовичу Долгорукому и Алексею Ивановичу Голохвастову, дворянам, детям боярским, слугам монастырским, стрельцам, казакам и всем осажденным людям, народному множеству. Пишем к вам, милуя и жалуя вас: покоритесь великому государю вашему, царю Дмитрию Ивановичу, сдайте нам крепость. Весьма пожалованы будете вы от государя царя Дмитрия Ивановича. Если же не сдадите, то знайте, что не для того мы пришли, чтобы, не взяв крепости, отойти прочь. Тем более что сами знаете, сколько городов царя вашего московского мы взяли; и столица ваша Москва осаждена, и царь ваш сидит в осаде. Мы же пишем к вам, жалея ваше благородство. Помилуйте сами себя: покоритесь великому имени, государю нашему и вашему. И если сделаете так, будет милость и ласка к вам государя царя Дмитрия, какими ни один великий из вас у вашего царя Василия Шуйского не пожалован. Пощадите благородство свое, отнеситесь разумно к нам. Не предайте себя лютой и безвременной смерти; сохраните себя, и еще раз — сохраните сами себя и прочих. Если же вслед за этой лаской увидите лицо наше — а мы пишем вам по царскому слову и со всеми избранными панами подтверждаем, — то не только в Троицкой крепости наместниками вы будете нашего и вашего прирожденного государя, но и многие города и села он подаст вам в вотчину, — если сдадите крепость, Троицкий монастырь. Если же и этому не покоритесь, милости нашей и ласки, и не сдадите нам крепости, а даст Бог мы возьмем её, то ни один из вас в крепости милости от нас не увидит, но все умрут страшно».

Такоже и архимариту пишутъ: «А ты, святче Божий, старѣйшино мнихом, архимарит Иасаф, попомните жалование царя и великого князя Ивана Василиевича всея Русии, какову милость и ласку стяжалъ к Троецкому Сергиеву монастырю и к вамъ, мнихомъ, великое жалование. А вы, беззаконники, все то презрѣли, забыли есте сына его, государя царя Дмитриа Ивановича, а князю Василию Шуйскому доброхотствуете и учите во градѣ Троецком воинство и народ весь сопротивъ стояти государя царя Дмитрея Ивановича, и его позорити, и псовати неподобно, и царицу Марину Юрьевну[38] и насъ. И мы тебѣ, святче архимарит Иасафъ, засвидѣтелствуем и пишем словомъ царским: запрѣти попом и прочим мнихомъ, да не учат воиньства непокарятися царю Дмитрию, но молите за него Бога и за царицу Марину. А нам град отворите без всякия крови. Аще ли не покоритеся и града не здадите, и мы заразъ, взявъ замокъ вашъ, и васъ, беззаконниковъ, всѣх порубаемъ».

Также и архимандриту пишут: «А ты, святитель Божий, старейшина монахов, архимандрит Иоасаф, припомни жалование царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси, какую милость и ласку оказывал он Троицкому Сергиеву монастырю и вам, монахам, великое жалование. А вы, беззаконники, все то презрели, забыли сына его, государя царя Дмитрия Ивановича, а князю Василию Шуйскому доброхотствуете и учите в Троицкой крепости воинство и весь народ стоять против государя царя Дмитрия Ивановича, и позорить его, и облаивать непотребно, и царицу Марину Юрьевну, и нас. И мы тебе, святитель архимандрит Иоасаф, свидетельствуем и пишем по царскому слову: запрети попам и прочим монахам, пусть не учат воинство не покоряться царю Дмитрию, но молите за него Бога и за царицу Марину. А нам крепость отворите без всякой крови. Если же не покоритесь и крепость не сдадите, то мы сразу же, взяв замок ваш, вас, беззаконников, всех порубим».

Архимарит же Иасафъ з братьею и воеводы и все воиньство, видѣвъше лукавую лесть, яко всячески хотятъ разорити дом Пресвятыя Троица, и вси вкупѣ со смиреномудрием, с плачемъ и рыданиемъ Господа Бога моляще о избавлении града, глаголюще сице: «Надежда наша и упование, Святая Живоначалная Троица, стѣна же наша и заступление и покров, Пренепорочная Владычица Богородица и Приснодева Мариа; способники же нам и молитвеници к Богу о насъ, преподобнии отцы наши, велицыи чюдотворцы Сергий и Никон!» Сими же словесы и благоумными совѣты въ богоспасаемомъ градѣ Троецком монастырѣ благодать Божия со упованиемъ всѣм сердца на подвигъ адаманта твердѣйша укрѣпи.

Архимандрит же Иоасаф с братией и воеводами и все воинство, видя лукавую лесть и что хотят те всячески разорить дом Пресвятой Троицы, все вместе смиренно с плачем и рыданием молили Господа Бога об избавлении крепости, говоря так: «Надежда наша и упование, Святая Живоначальная Троица, стена наша, заступница и покров, Пренепорочная Владычица Богородица и Приснодева Мария, и пособники наши и молитвенники к Богу о нас, преподобные отцы наши великие чудотворцы Сергий и Никон!» Этими-то словами и благоразумными советами в богоспасаемой крепости, в Троицком монастыре, благодать Божия с упованием всем сердца на подвиг тверже алмаза укрепила.

О ОТПИСКѢ К ПОЛЯКОМЪ И КО ВСѢМ ИЗМѢННИКОМ

ОБ ОТВЕТНОМ ПИСЬМЕ ПОЛЯКАМ И ВСЕМ ИЗМЕННИКАМ

Воеводы же приговорили с архимаритом и с прочими соборными старцы и з дворяны, и со всѣми воинскими людми, противъ их льстивыя грамоты к Сопѣге и Лисовскому отписку учиниша сице:

Воеводы же с архимандритом и с прочими соборными старцами и дворянами и со всеми воинскими людьми постановили и на их льстивую грамоту составили к Сапеге и Лисовскому такое письмо:

«Да вѣсть ваше темное державство, гордии началницы Сапѣга и Лисовской и прочаа ваша дружина, вскую насъ прелщаете, Христово стадо православных христиан, богоборцы, мерзость запустѣниа. Да вѣсть, яко и десяти лѣт християнское отроча в Троецком Сергиеве монастырѣ посмѣется вашему безумству и совѣту. А о нихже есте к нам писасте, мы же, сиа приемше, оплевахом. Кая бо полза человѣку возлюбити тму паче свѣта и преложити лжу на истину и честь на безчестие, и свободу на горкую работу? Какоже вѣчную оставити нам святую истинную свою православную христьанскую вѣру греческаго закона и покоритися новым еретическим законом отпадшимъ християнския вѣры, иже проклятии быша от четырех вселенских патриархъ? Или кое приобрѣтение и почесть, иже оставити нам своего православнаго государя царя и покоритися ложному, врагу, вору и вам, латине, иновѣрным, и быти нам, яко жидом или и горши сих? Они бо, жидове, не познавше, Господа своего распяша, нам же, знающим своего православнаго государя, под ихже царскою християнскою властию от прародителей наших родихомся в виноградѣ истиннаго пастыря Христа, како оставити нам повелѣваете христианского царя? И ложною ласкою, и тщетною лестию, и суетным богатством прельстити нас хощете. Но ни всего мира не хощем богатства противу своего крестного цѣлования».

«Да знает ваше темное господство, гордые начальники Сапега и Лисовский и прочая ваша дружина, что напрасно нас, Христово стадо православных христиан, прельщаете вы, богоборцы, мерзость запустения. Знайте, что и десятилетний христианский отрок в Троицком Сергиевом монастыре посмеется вашему безумству и совету. А то, о чем вы нам писали, мы получив это, оплевали. Ибо есть ли польза человеку возлюбить тьму больше света и променять истину на ложь, честь на бесчестие и свободу на горькое рабство? Как же оставить нам вечную святую истинную свою православную христианскую веру греческого закона и покориться новым еретическим законам отступников от христианской веры, которые прокляты были четырьмя вселенскими патриархами? Есть ли какое-нибудь приобретение и почесть в том, чтобы оставить нам своего православного государя и покориться ложному царю, врагу и вору, и вам, латиняне, иноверным, и быть нам вроде жидов или хуже их? Ведь те, жиды, не познав, распяли своего Господа, мы же знаем своего православного государя, под чьей царскою христианскою властью от прародителей наших родились мы в винограде истинного пастыря Христа, как же повелеваете нам оставить христианского царя? И ложною ласкою, и тщетной лестью, и суетным богатством прельстить нас хотите. Но мы и за богатства всего мира не хотим нарушить своего крестного целования».

И тако с тѣми грамотами отпустивъше в табары.

И затем с теми грамотами отослали в таборы.

О ПОСТАВЛЕНИИ ОКОЛО ГРАДА СТѢНОБИТНЫХ ХИТРОСТЕЙ

ОБ УСТАНОВКЕ ОКОЛО КРЕПОСТИ СТЕНОБИТНЫХ ОРУДИЙ

Того же мѣсяца въ 30 день богоборъцы, Сапѣга и Лисовской, приимше отписку и видѣвше к ним непокорение градских людей, и исполнишася ярости и повелѣша всему своему литовскому и рускому воиньству приступати ко граду со всѣх стран и брань творити. Градстии же людие биющеся с ними крѣпко, Сапѣга же и Лисовской повелѣша туры прикатити и наряд поставити.[39] И той нощи туры многие прикатили и наряд поставили. Первые за прудом на Волкуше горѣ, другие за прудом же подлѣ Московской дорогѣ; третьие за прудом же на Терентѣевской рощи; четвертые на Крутой горѣ противъ мѣлниць, пятые туры поставили на Красной горѣ против Водяные башни; шестые поставили на Красной же горѣ против погребов и Пивново двора и келарѣвых кѣлей; седмые по Красной же горѣ против келарские и казенных полатъ; осмые из рощи на Красной же горѣ против Плотнишные башни; девятые туры поставили на Красной же горѣ подлѣ Глиняново врага, противъ башни Конюшенных воротъ.[40] И подлѣ туров ископаша ровъ великъ, из рощи от Келарева пруда и до Глиняново врага, и валъ высок насыпали, и по-за тому валу конные и пѣшие люди ходяще.

Того же месяца в тридцатый день богоборцы Сапега и Лисовский, получив ответное письмо и увидев, что не покорились им люди в крепости, и, исполнившись ярости, повелели всему своему литовскому и русскому воинству приступать к крепости со всех сторон и вступать в бой. Люди же из крепости крепко с ними бились, тогда Сапега и Лисовский повелели прикатить туры и поставить орудия. И той ночью прикатили многие туры и поставили орудия. Первые за прудом на горе Волокуше; вторые тоже за прудом возле Московской дороги; третьи за прудом же в Терентьевской роще; четвертые на Крутой горе против мельницы; пятые туры поставили на Красной горе против Водяной башни; шестые поставили на Красной горе против погребов, Пивного двора и келаревых келий; седьмые по Красной же горе против келарских и казенных палат; восьмые же в роще тоже на Красной горе против Плотничьей башни; девятые туры поставили на Красной же горе возле Глиняного оврага, против башни Конюшенных ворот. И возле туров выкопали большой ров, из рощи от Келарева пруда и до Глиняного оврага, и насыпали высокий вал, так что за тем валом, укрываясь, ходили конные и пешие люди.

О НАЧАЛѢ СТРѢЛБЫ ПО ГРАДУ

О НАЧАЛЕ СТРЕЛЬБЫ ПО КРЕПОСТИ

Мѣсяца октября въ 3 день начаша бити из-за всѣх туровъ, и биюще по граду шесть недѣль беспрестанно изо всего наряду и из верховых, и разженными желѣзными ядры. Обители же Пресвятыя и Живоначалныя Троица покровена бысть десницею вышняго Бога, и нигдѣ же не зажгоша. Ядра бо огненые падаху на празные мѣста, в пруды и въ ямы мотылныа, а разженые желѣзныя ядра из древяных храмин безпакостно изимающе. А иже увязнувших в стѣнах не узрят, тии сами устываху. Но воистинну убо дѣло се промыслъ бысть самого превѣчнаго Бога Вседеръжителя, яже творит преславная имиже вѣсть неизреченными своими судбами. Сущии же на стѣнахъ града людие, не могуще стояти, сохраняхуся за стѣны: изо рвов бо и изъ ямъ меж зубцов прицѣлены быша пищали. И тако людие стояще неотступно, ждуще приступу, и о сем едином и крѣпляхуся. А иже в башнях у наряду, и тѣм велика бѣда бысть и муки от стрѣляния. Стѣнам бо градным трясущимся, и камению разсыпающуся, и вси злѣ страждуще. Но дивно о сем строение Божие бѣ: во время бо стрѣляния зряще вси плинфы разсыпающеся и стрѣлницы и стѣны сътрясаемы, по единому бо мишеню от утра даже до вечера стрѣляние бываше, паки же стѣны нерушимы пребываху. Сповѣдающе же часто о сем врази, яко «зрим всегда в стрѣлянии огнь исходящь от стѣнъ и дивимся о сем, что не от камени, но от глины искры сыплются».

Месяца октября в третий день начали бить из-за всех туров, и били по крепости шесть недель беспрестанно изо всех орудий и из верховых, и раскаленными железными ядрами. Обитель же Пресвятой и Живоначальной Троицы была покрыта десницею вышнего Бога, и нигде ничего не загорелось. Ибо огненные ядра падали на пустые места, в пруды и в выгребные ямы, а раскаленные железные ядра извлекали из деревянных домов, пока они не успевали причинить вреда. А какие, застрявшие в стенах, не замечали, те сами остывали. Но воистину дело то было промыслом Самого предвечного Бога Вседержителя, который творит преславное ему известными неизреченными своими путями. Бывшие на стенах крепости люди, не имея возможности стоять, прятались за стены: ибо из рвов и из углублений в промежутки между зубцами были прицелены пищали. И так люди стояли, не отступая, ожидая приступа, и ради того одного и крепились. А кто был в башнях у пушек, те терпели великую тяготу и мучения от стрельбы. Ибо стены городские тряслись, камни рассыпались, и все жестоко страдали. Но удивительно при этом все Богом устраивалось: во время стрельб все видели, как плинфы рассыпались и бойницы и стены сотрясались, ибо стрельба велась с утра и до самого вечера по одной мишени, но стены всё оставались нерушимыми. Враги об этом часто сообщали, говоря: «При стрельбе мы всегда видим огонь, исходящий от стен, и удивляемся тому, что искры сыплются не от камня, а от глины».

И бысть во градѣ тогда тѣснота велиа, и скорбь, и бѣды, и напасти. И всѣмъ тогда сущим во осадѣ кровию сердца кипяху, но от полезнаго дѣла, еже наченше, не престаху. Смерти же ожидаху, но на Господа Бога упование возлагаху и всяко ко врагом сопротивляхуся. Еще же блядяху богоборцы лютори и песьими своими языки богохулная и никоея же надежи на Господа Бога имѣти глаголюще. «И не возможете, — глаголюще, — избѣжати от рук наших никакоже». Такоже поругающеся имени великого чюдотворца Сергиа и ина многаа богохулная блядяху.

И были в крепости тогда теснота большая, скорбь, беды и напасти. И у всех, тогда оказавшихся в осаде, сердца кипели кровью, но полезного дела, которое они начали, они не прекращали. Смерти они ожидали, но на Господа Бога упование возлагали и всячески врагам сопротивлялись. А еще ругались богоборцы лютеране, собачьими своими языками богохульные слова говоря, чтобы не имели они никакой надежды на Господа Бога. «Не сможете вы, — говорили они, — избежать рук наших никак». Также поносили они имя великого чудотворца Сергия и иной многий и богохульный вздор говорили.

О МОЛИТВѢ АРХИМАРИТА И ВСѢХ СУЩИХ ВО ОСАДѢ

О МОЛИТВЕ АРХИМАНДРИТА И ВСЕХ, НАХОДЯЩИХСЯ В ОСАДЕ

Боголюбивый же пастырь, архимарит Иасафъ, и весь освященный соборъ, и все православное христианьство стояще въ церкви Пресвятыя Живоначалныя Троица, со слезами восклицающе сице: «Господи Боже нашь, безсмертный и безначалный, Содѣтелю всея твари видимыя и невидимыя, иже нас ради неблагодарных и злонравных сшед с небесъ и воплотився от Дѣвица Пречистыя и кровь за ны пролиа, призри убо нынѣ, Владыко Царю, от святаго жилища твоего и приклони ухо твое и услыши глаголы наша, конѣчне погибающих. Согрѣшихом бо, Господи, согрѣшихом всячески студными дѣлы и нѣсмы достойни возрѣти на высоту славы твоея. Разгнѣвахом твоя щедроты, не послушающе твоих повелѣний, и яко неистови еже на нас милости твоея отвратихомся и на злодѣяние и беззаконие обратихомся, имиже далече от тебе отступихом. Вся сиа, яже наведе на ны и на обитель твою праведным и истиным судом, сотворил еси грѣх ради наших; и несть намъ отверсти устъ что глаголати; но убо, о всепѣтый и всеблагословенный Господи, не предаждь нас до конца врагомъ нашим, и не разори достояниа твоего, и не отстави милость твою от нас, но ослаби нам во время се. Самъ, Владыко, реклъ еси: „Не приидох праведных спасти, но грѣшники призвати на покаяние”[41] во еже обратитися и живымъ быти. Господи Исусе Христе, Царю Небесный, ослаби нам и не остави нынѣ Пресвятыя и Пречистыя ради Богоматере твоея и молитвъ ради святых праведных отецъ наших, теплых заступниковъ Сергия и Никона чюдотворцовъ, прежде благоугодивших твоему владычеству во святѣй обители сей».

Боголюбивый же пастырь, архимандрит Иоасаф, и весь священный собор, и все православное христианство стояли в церкви Пресвятой Живоначальной Троицы, со слезами так восклицая: «Господи Боже наш, бессмертный и безначальный, Создатель всей твари видимой и невидимой, нас ради, неблагодарных и злонравных, сошедший с небес и воплотившийся от Пречистой Девы и кровь свою за нас проливший, призри и ныне, Владыка Царь, из святого жилища твоего и приклони ухо твое и услышь слова наши, вконец погибающих. Ибо согрешили мы, Господи, согрешили всякими постыдными делами и недостойны взглянуть на высоту славы твоей. Разгневали твою щедрость, не послушали твоих повелений и, как безумные, от твоей к нам милости отвратились и на злодеяние и беззаконие обратились, с ними же далеко от тебя отступили. Все это, что ты навел на нас и на обитель твою праведным и истинным судом, сотворил ты из-за грехов наших; и не можем мы уст открыть и сказать что-либо; но все же, о всепетый и всеблагословенный Господь, не предай нас до конца врагам нашим, и не разори достояния твоего, и не лиши нас милости твоей, но дай нам послабление во время это. Сам ты, Владыка, сказал: „Я пришел не праведных спасти, но грешников призвать на покаяние”, чтобы обратились они и живы были. Господи Иисусе Христе, Царю Небесный, сделай нам послабление и не оставь нас ныне ради Пресвятой и Пречистой Богоматери твоей и молитв ради святых праведных отцов наших, теплых заступников Сергия и Никона чудотворцев, прежде благоугодивших твоему владычеству в святой обители сей».

Такоже и Пренепорочнѣй Богородици от среды сердца стонаниемъ и рыданиемъ по вся дни и нощи моляхуся сице: «Ты убо, о Всенепорочная Владычице Богородице, человѣколюбива естеством сущи, не остави святую обитель сию, иже обѣщася явлением своимъ святым преподобному отцу нашему чюдотворцу Сергию; и нынѣ, во время се, да увѣмы, Владычице, истинное твое неложное слово, яже обѣщася, но яко Мати Христа Бога и заступнице християнскому роду, сохрани и помилуй нас по велицей милости твоей, яко да возвеличится имя великолѣпиа твоего во вся вѣки, аминь!»

Также и Пренепорочной Богородице из глубины сердца со стонами и рыданием во все дни и ночи так они молились: «О, Всенепорочная Владычица Богородица, человеколюбивая естеством, не оставь ты эту святую обитель, как и обещала при явлении своему преподобному отцу нашему чудотворцу Сергию; и да познаем мы ныне, в это, Владычица, время, истинную неложность слов твоего обещания, и как Мать Христа Бога и заступница рода христианского сохрани нас и помилуй по великой твоей милости, да возвеличится великолепное имя твое во все века, аминь!»

Архимарит же Иасафъ повелѣ всѣмъ священником наставляти дѣтей своих духовных на покаяние и чистоту имѣти и вся благия дѣтели. И тако вси люде исповѣдающеся Господеви и мнози Пречистых Христовых Тайнъ причащающеся. Литовские же люди и руские измѣнники промышляюще о градоемъствѣ по вся дни и нощи.

Архимандрит же Иоасаф повелел всем священникам наставлять своих духовных детей, чтобы те каялись, сохраняли чистоту и делали только благие дела. И тогда все люди исповедовались Господу и многие Пречистых Христовых Тайн причащались. Литовские же люди и русские изменники и денно и нощно помышляли о взятии города.

О РВѢ И ПОДКОПѢ

О РВЕ И ПОДКОПЕ

Того же мѣсяца октября въ 6 день поведоша ровъ ис подгорья от мелницы возлѣ надолоб на гору х Красным воротам[42] и к надолобам, слоняюще доски, и к нимъ сыпаху землю. И доведоша ровъ на гору против Круглые башни.

Того же месяца октября в шестой день они повели ров из-под горы от мельницы возле надолб на гору к Красным воротам и к надолбам, покрывая его досками и на них насыпая землю. И довели ров до верха горы против Круглой башни.

Того же мѣсяца въ 12 день ис того же рва повели подкопы под Круглую науголную башню противъ Подолного монастыря.

Того же месяца в двенадцатый день они повели из того рва подкопы под Круглую угловую башню против Подольного монастыря.

О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ И О ПИРШЕСТВѢ И О ИГРАХ

О ПРИГОТОВЛЕНИИ К ПРИСТУПУ, О ПИРШЕСТВЕ И ОБ ИГРАХ

Того же мѣсяца въ 13 день Сопѣга сотвори пиръ великъ на все войско свое и на крестопреступников, руских измѣнников. И чрез весь день бѣсящеся, играюще и стрѣляюще, к вечеру же начаша скакати на бахматех своих многиа люди и з знамяны по всѣмъ полям по Клемянтиевъским и по монастырским около всего монастыря. По семъ Сапѣга из своих табар вышел с великими полки вооруженными и сталъ своим полкомъ у туровъ за земляным валомъ противъ погреба и Келарские и Плотнишные башни и до Благовѣщенского врага,[43] а Лисовъского Александра полцы — по Тѣрентѣевской рощи и до Сазанова врага и по Переславской и по Углецкой дорогѣ и за Воловию двору до Мишутина врага.[44] Из наряду же из-за всѣх туров, изо многих пушек и пищалей по граду бьюще беспрестани.

Того же месяца в тринадцатый день Сапега устроил великий пир для всего своего войска и для крестопреступников, русских изменников. И весь день бесились они, играя и стреляя, а к вечеру начали многие люди скакать со знаменами на своих конях по всем Клементьевским полям и по монастырским вокруг всего монастыря. Потом и Сапега вышел из своего табора с большими вооруженными полками и стал со своим полком у туров за земляным валом против погреба, Келарской и Плотничьей башен и до Благовещенского оврага, а полки Александра Лисовского — по Терентьевской роще до Сазонова оврага, по Переяславской и Угличской дорогам и за Воловьим двором до Мишутина оврага. Из орудий же они били по городу из-за всех туров, из многих пушек и пищалей, беспрестанно.

О ПРИХОДѢ ПѢШИХ ЛЮДЕЙ КО ГРАДУ

О ПРИХОДЕ К КРЕПОСТИ ПЕШИХ ЛЮДЕЙ

В нощи же той на первом часу множество пѣших людей, литовских и руских измѣнников, устремишася к монастырю со всѣх стран с лѣствицы и с щитами и с тарасы рублеными на колесех[45] и заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду. Граждане же бияхуся с ними с стѣн градных, такоже изо многих пушек и пищалей, и, елико можаху, много побиша литвы и руских измѣнниковъ. И тако милостию Пребезначалныя Троица и молитвъ ради великих чюдотворцов не даша имъ тогда близ града приступити и никоторой пакости граду учинити. Они же, пьяньством своим изгубивше своих много, отоидоша от града. Тарасы же, и щиты, и лѣствицы пометаша. На утриа же, из града вышедше, вся тая во град внесоша и, тѣм брашна строяще, огню предаша.

Той же ночью в первом часу множество пеших людей, литовцев и русских изменников, устремилось к монастырю со всех сторон с лестницами, со щитами и с турусами рублеными на колесах, и, заиграв во многие трубы, они начали приступ крепости. Люди же в крепости бились с ними с крепостных стен, били также из многих пушек и пищалей и, насколько могли, много побили литовцев и русских изменников. И так милостью Пребезначальной Троицы и по молитвам великих чудотворцев не дали им тогда подойти близко к крепости и причинить стенам какого-либо вреда. И они, своим пьянством загубив многих своих, отошли от крепости. Турусы же, щиты и лестницы они побросали. Наутро вышедшие из крепости люди внесли все их в крепость и, пищу на них готовя, предали огню.

Литва же и руские измѣнници, паки тѣм же образом приходяще, стужаху гражданом, ратующе град за седмь дний без опочивания. Овогда же ко граду подъѣжжающе с великими грозами и прещениемъ, иногда же с лестию просяще града, и показующе множество вои, да убоятся граждане. И елико убо врази стужающе имъ, тогда сущии во градѣ паче укрѣпляхуся на них. И тако окаяннии лютори и рустии измѣнницы всуе трудишася и ничто же успѣша, но паче своихъ многих погубиша.

Но литовцы и русские изменники, продолжая таким же образом подходить, досаждали бывшим в крепости, нападая на крепость семь дней без отдыха. А иногда они подъезжали к крепости со страшными угрозами и руганью, иногда же, льстя, просили сдать крепость и показывали множество воинов, чтобы бывшие в крепости убоялись. И чем больше враги пугали их, тем больше находившиеся в крепости крепились против них. Так окаянные лютеране и русские изменники понапрасну трудились и ни в чем не преуспели, только многих своих погубили.

Архимарит же Иасафъ со всѣм освященнымъ собором в тѣ дни бяше во святей велицей церкви, со слезами моляста Бога и Пречистую его Богоматерь и призывающе в помощь великих чюдотворцов Сергиа и Никона о помощи и о укрѣплении на враги, со слезами глаголюще: «Господи Боже, помози нам, конечнѣ погибающим, и не отрини людий твоих до конца, и не дай же достояниа твоего в поношение злым еретикомъ, да не рекутъ: „Гдѣ есть надежа их, нань же уповают?”, но да познают, яко ты еси Богъ нашь, Господь Исус Христос, в славу Богу Отцу, аминь».

Архимандрит же Иоасаф со всем священным собором в те дни был во святой великой церкви, со слезами моля Бога и Пречистую его Богоматерь и призывая на помощь великих чудотворцев Сергия и Никона для помощи и укрепления против врагов, со слезами говоря: «Господи Боже, помоги нам, вконец погибающим, и не отринь людей твоих до конца и не предай достояния твоего в поношение злым еретикам, да не скажут: „Где есть надежда их, на которую они уповают?”, но да узнают, что ты Бог наш, Господь Иисус Христос, в славу Богу Отцу, аминь».

И вземше честныа кресты и чюдотворную икону Богоматере съ Превѣчным Младенцемъ и прочих святых иконы, обходяще по стѣнах всего града, молящеся со слезами.

И, взяв честные кресты и чудотворную икону Богоматери с Превечным Младенцем и иконы прочих святых, обходили они по стенам всю крепость, молясь со слезами.

О ПРИХОДѢ ЛИТВЫ НА ОГОРОД КАПУСТНОЙ

О ПРИХОДЕ ЛИТОВЦЕВ НА КАПУСТНЫЙ ОГОРОД

Того же мѣсяца въ 19 день приидоша литовские люди на огород капусты имати. Из града же увидѣвши, яко немного людей литовских, и не по воеводскому велѣнию, но своимъ изволениемъ, спустившеся съ стѣн градных по ужищем, и литовъских людей побили, а иных переранили. И в то же время в литовские полки утече служень детина Оски Селевина.

Того же месяца в девятнадцатый день литовские люди пришли на огород брать капусту. Из крепости же, увидев, что немного людей литовских, не по воеводскому повелению, но по своей воле, спустившись некоторые со стен крепостных по веревкам, литовских людей побили, а иных переранили. В то время в литовские полки убежал служка, детина Оська Селевин.

О ВЫЛАСКѢ

О ВЫЛАЗКЕ

Воеводы же, князь Григорей да Алексѣй, устроиша из монастыря на литовских людей выласку конными и пѣшими людми. Одинъ полкъ поиде на огород Капустной по плотинѣ горняго пруда къ Служнѣ слободѣ, другой полк — за токарню на Княже поле и за Конюшенной двор. Пѣшие же люди поидоша с конными на Красную гору за враг к туром. В то же время троецкой служка Оска Селевинъ, забывъ Господа Бога, утече в литовской полкъ. Литва же и измѣнники руские, видѣвше троецкое воиньство изшедших из града, и абие устремишася сурово. И от обою страну мнози пивше смертную чашу. У туров же у литовского наряду побили и поранили стрелцовъ, и казаков, и даточных людей немало,[46] и голову у них, троецкого слугу Василия Брехова, ранили, и еще жива в монастырь внесоша и с прочими битыми и ранеными. Архимарит же Иасаф живых пострищи повелѣ и причастити Святых Тайнъ, Тѣла и Крове Христа Бога нашего. И тако со исповѣданиемъ предаша душа своя в руцѣ Господеви. И, освященным собором отпѣвше надгробная, погребоша их честно.

Воеводы же, князь Григорий и Алексей, устроили вылазку из монастыря на литовских людей конными и пешими людьми. Один полк пошел на Капустный огород по плотине верхнего пруда к Служней слободе, другой полк — за токарню на Княжее поле и за Конюшенный двор. Пешие же люди пошли с конными на Красную гору за овраг, к турам. В то же время троицкий служка Оська Селевин, забыв Господа Бога, убежал в литовский полк. Литовцы же и изменники русские, видя троицкое воинство, вышедшее из крепости, тут же яростно устремились ему навстречу. И с обеих сторон многие испили смертную чашу. У туров у литовских орудий побили и поранили немало стрельцов, казаков, и даточных людей, и старшину у них, троицкого слугу Василия Брехова, ранили, его еще живым внесли в монастырь с прочими убитыми и ранеными. Архимандрит же Иоасаф повелел живых постричь и причастить Святых Тайн Тела и Крови Христа, Бога нашего. И так, исповедавшись, они предали души свои в руки Господа. И, священным собором отпев надгробные песнопения, погребли их с честью.

О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ И О ПРИСТУПѢ, И О ЗАПАЛЕНИИ ПИВНОГО ДВОРА

О ЯВЛЕНИИ ЧУДОТВОРЦА СЕРГИЯ, О ПРИСТУПЕ И О ПОДЖОГЕ ПИВНОГО ДВОРА

В день недѣлный по утренем пѣнии пономарь Илинархъ сѣде почити и в забытии сна бысть. И абие видит в келию его вшедша великого чюдотворца Сергиа и рекша ему: «Скажи, брате, воеводам и ратнымъ людемъ: се къ Пивному двору приступъ будет зѣло тяжекъ, они же бы не ослабѣвали, но с надежею дерзали». И видѣ святаго ходяща по граду и по службам, кропяща святою водою монастырская строениа.

В воскресный день после утреннего пения пономарь Иринарх сел отдохнуть и забылся сном. И вдруг он видит, что в келью его вошел великий чудотворец Сергий и слышит, как тот говорит ему: «Скажи, брат, воеводам и ратным людям: сейчас к Пивному двору будет очень тяжелый приступ, они же да не ослабевают, но с надеждою дерзают». И он видел святого, ходившего по крепости и по службам, кропившего святой водой монастырские строения.

По извѣщении же чюдотворца, с недѣли на понедѣлникъ в третьем часу нощи, никому же чающу, возгрѣмѣша изо множества наряду, и многочисленое воиньство литвы со гласом многим устремишася к стѣнам градским со всѣх стран. Против же Пивного двора, вземше множество бремен дров, хврастия, соломы, смолу з бересты и з зелием, и зажегше острог у Пивного двора. И от того огня объявишася вси полцы. С стѣн же града и с Пивново двора из-за тарасов, ис пушек и ис пищалей много побиша литвы, и огни их угасиша, и острогу подсѣчи не даша. Такоже и по иным стѣнамъ града и з башен, козы со огнем спущающе,[47] и литовских людей многих побиша, понеже приидоша близ града.

После предупреждения чудотворца, с воскресенья на понедельник в третьем часу ночи, когда никто не ожидал, загремело множество орудий, и многочисленное воинство литвы с громким криком со всех сторон устремилось к крепостным стенам. Против же Пивного двора, взяв множество вязанок дров, хвороста, соломы, смолы с берестой и порохом, они зажгли острог у Пивного двора. И от того огня стали видимы все полки. Со стен же крепости и с Пивного двора из-за турусов, из пушек и из пищалей много побили литовцев, и огни их погасили, и острог подсечь не дали. Также и по другим стенам крепости и с башен, козы с огнем спуская, многих литовских людей побили, потому что они подошли близко к крепости.

О ПОБѢГЕ ЛИТВЫ ИЗО РВОВ ИХ

О ПОБЕГЕ ЛИТВЫ ИЗ ИХ РВОВ

Дни же наставшу память святаго великомученика Димитриа Селуньскаго, на первом часу дни архимарит Иасафъ со всѣм освященным собором и иноцы и весь народ, вземше честныя кресты и чюдотворныя иконы, обходяще по стѣнам града, творяще литию и моление возсылающе ко Всемогущему в Троицы славимому Богу и Пречистей Богоматери. Видѣвше же литовъские люди во рвѣх по стѣнам града ходящих множество людей, и нападе на них страх велик, и убояшася и побѣгоша изо рвов и из ямъ в табары своя.

Когда же настал день памяти святого великомученика Дмитрия Солунского, в первом часу ночи архимандрит Иоасаф со всем священным собором, и иноки, и весь народ, взяв честные кресты и чудотворные иконы, обходя по стенам крепость, творили литию и моление воссылали ко Всемогущему в Троице славимому Богу и Пречистой Богоматери. Когда же литовские люди из рвов увидели ходящих по стенам крепости во множестве людей, напал на них страх великий, и испугались, и побежали они из рвов и из ям в свои таборы.

О ВЫЛАСКѢ И О ПОИМАНИИ ПАНА БРУШЕВЪСКАГО

О ВЫЛАЗКЕ И ПОИМКЕ ПАНА БРУШЕВСКОГО

Воеводы, князь Григорей и Алексѣй, со всѣм христолюбивым воинством, пѣвше молебенъ соборнѣ, учиниша выласку на Княже поле в Мишутинской враг на заставы рохмистра Брушевского и на Суму с товарыщи. И Божиею помощию заставу побили и рохмистра Брушевского Ивана взяли, а рохмистра Герасима на Княжом полѣ и роту его побили, а Сумину роту топтали до Благовѣщенского врага. Врази же, видѣвше своих падение, и вскорѣ приидоша многими полки конные и пѣшие. Градстии же людие, мало-помалу отходяще, внидоша вси во град здравы и ничим же вреждены. Архимарит же со освященным собором, пѣвше молебны съ звоном, благодарственныя хвалы воздающе Всемогущему Богу. Брушевъской же панъ в роспросе и с пытки сказал, что подлинно ведутъ подкопы под городовую стѣну и под башни. А под которое мѣсто ведут подкопы, того, сказал, не вѣдает. «А хвалятся дѣ наши гетманы, что взяти замок Сергиев монастырь и огнем выжечи, а церкви Божиа до основания разорити, а мнихов всякими различными муками мучити, а людей всѣх побити. А не взявъ монастыря, прочь не отхаживати. Аще и год стояти, или два, или три, а монастырь взяти и в запустѣние положити».

Воеводы, князь Григорий и Алексей, со всем христолюбивым воинством, отпев соборно молебен, устроили вылазку на Княжее поле в Мишутинский овраг на заставы ротмистра Брушевского и на Суму с товарищами. И Божиею помощью заставу они побили и ротмистра Ивана Брушевского взяли, а ротмистра Герасима и его роту побили на Княжем поле, а Сумину роту топтали до Благовещенского оврага. Враги же, увидев падение своих, вскоре пришли многими полками конные и пешие. Но бывшие в крепости люди, мало-помалу отходя, все вошли в крепость здоровыми и совершенно невредимыми. Архимандрит же со священным собором, отпев молебны со звоном, воздали благодарственные хвалы Всемогущему Богу. Пан же Брушевский при допросе под пыткой сказал, что подлинно ведут они подкопы под крепостную стену и под башни. А под какое место ведут подкопы, того, сказал, не ведает. «А хвалятся-де наши гетманы, что возьмут замок, Сергиев монастырь, и огнем выжгут, а церкви Божии до основания разорят, а монахов всякими различными муками замучат, а людей всех побьют. А не взяв монастыря, прочь не отойдут. Хоть и год стоять будут, или два, или три, а монастырь решили взять и до основания разрушить».

Богоборцы же тогда разъяришася велми и начаша гражданом стужати злѣ и залегоша по ямам и по плотинам прудовым, не дающе градским людем воды почерпсти, ни скота поити. И бѣ во градѣ тѣснота и скорбь велиа, и мятеж бѣ великъ осаднымъ людемъ.

Богоборцы тогда весьма разъярились и начали бывшим в крепости очень досаждать и залегли по ямам и по плотинам прудовым, не давая бывшим в крепости людям ни воды зачерпнуть, ни скота напоить. И была в крепости теснота и скорбь великая и волнение было большое среди осажденных людей.

О СЛУХѢХЪ

О СЛУХАХ

Воеводы же, совѣтовавше с архимаритом Иасафом и з братиею и со всѣми воинскими людми, повелѣша во градѣ и под башнями и в киотѣх стѣнных копати землю и дѣлати частые слухи[48] троецкому слугѣ Власу Карсакову: той бо тому дѣлу зѣло искусенъ. И за се дѣло ятся. В внѣ града от Служни слободы повелѣша глубочайший ров копати. Литва же, видѣвше ровъ копающих, в началѣ перваго часа дни абие прискочивше ко рву множество людей пѣших вооружены зѣло и начаша побивати православных християн лютѣ. Из града же прицѣлены быша к тому мѣсту пушки и затинные многие и побиша литвы много. К сему же и из града поспешиша многие воинские люди и множество их побили и многих живых взяли и во град введоша. Литва же, не возлюбивше от града частых поминковъ, тыл показавше, вспять возвратишася.

Воеводы же, посоветовавшись с архимандритом Иоасафом, с братией и со всеми людьми воинского чина, повелели в крепости под башнями и в стенных нишах копать землю, а троицкому слуге Власу Корсакову делать частые слухи, ибо тот был в этом деле очень искусен. И он за это дело взялся. А вне крепости от Служней слободы повелели копать глубокий ров. Литовцы же, увидев копающих ров, в начале первого часа дня вдруг прискочили ко рву во множестве пешие, сильно вооруженные, и начали жестоко избивать православных христиан. Из крепости же прицелены были на то место многие пушки и пищали и побили литовцев много. К тому же из крепости поспешили многие люди воинского чина и множество их побили и многих живыми взяли и в крепость ввели. Литовцам не понравились из крепости частые подарки, и, тыл показав, они возвратились вспять.

О ИСТЯЗАНИИ ЯЗЫКЪ И О ЧИСЛѢ ВОИНИСТВА ЛИТОВСКАГО И ИЗМѢННИЧЬЯ

О ДОПРОСЕ ПЛЕННЫХ И О ЧИСЛЕ ЛИТОВСКОГО И ИЗМЕННИЧЬЕГО ВОИНСТВА

Воеводы же новопоиманых языков повелѣша пытати и истязати распросы и пытками о думѣ их и о числѣ воинства их. Они же сказаша, что подлинно гетманы их надѣются град взяти подкопы и тяжкими приступы. А подкопы уже повели под башни и под городовую стѣну октября во 12 день. А которое мѣсто ведут, того не вѣдают. А пановъ радных: князь Констянтинъ Вишневецкой, да четыре брата Тишкѣвичи, панъ Талипской, панъ Велемоской, панъ Козоновской, панъ Костовской и иных 20 панов; а рохмистровъ: Сума, Будило, Стрѣла и иных 30 рохмистровъ; а воинских людей: с Сопѣгою полские и литовские люди, желныри, подолские люди, гусары руские, прузкие, жемоцкие, мозовецкие, а с Лисовским дворяне и дѣти боярские многих розных городов, тотарове многие, и черкасы запорозские, казаки донские, волоские, сѣверъские, астороханские. И всего войска с Сапѣгою и с Лисовским до 30 000,[49] кроме черни и полоняниковъ.

Воеводы же повелели новопойманных языков пытать и разузнавать у них вопросами и пытками об их замыслах и о количестве их воинства. Те же сказали, что действительно гетманы их надеются крепость взять подкопами и упорными приступами. А подкопы уже повели под башни и под крепостную стену в двенадцатый день октября. А к какому месту ведут, того они не знают. А командующих панов — князь Константин Вышневецкий, да четыре брата Тышкевичи, пан Талипский, пан Велемовский, пан Козоновский, пан Костовский и других двадцать панов; а ротмистров: Сума, Будило, Стрела и других тридцать ротмистров; а людей воинского чина: с Сапегою — польские и литовские люди, жолнеры, подольские люди, гусары русские, прусские, жемоцкие, мазовецкие, а с Лисовским — дворяне и дети боярские из многих разных городов, татар много, и черкесы запорожские, казаки донские, волжские, северские, астраханские. И всего войска с Сапегою и с Лисовским — до тридцати тысяч, кроме черных людей и пленных.

О ПОБИЕНИИ ГРАДСКИХ ЛЮДЕЙ И О УЖАСТИ ВЕЛИЦЕЙ ВО ГРАДѢ

ОБ ИЗБИЕНИИ БЫВШИХ В КРЕПОСТИ ЛЮДЕЙ И О ВЕЛИКОМ УЖАСЕ В КРЕПОСТИ

Мѣсяца ноября въ 1 день, на память святых безсребреник Козмы и Дамиана, во втором часу дни из града устроиша выласку конными и пѣшими людми на литовских людей. Богу попустившу грѣх ради наших, и сего ради охрабришася на нас врази и многих градских людей побили и поранили, подщавшихся положити главы своя за святую православную вѣру и за обитель преподобнаго отца нашего чюдотворца Сергия. И на том бою убили слугу нарочита Копоса Лодыгина ис пушки, и соверши его Богъ во иноческом чину преставитися. Тогда же на выласкѣ грѣх ради наших побили и поранили троецких всяких людей 190 человѣкъ, да въ языки взяли на подкопном рвѣ старца священника Левкию, да трех служних людей, да московского стрелца, да дву клемянтѣевскихъ крестьянских дѣтей.

Месяца ноября в первый день, на память святых бессребреников Козьмы и Демьяна, во втором часу дня из крепости устроили вылазку на конях и пешими людьми на литовских людей. Бог же попустил грехов ради наших, и потому расхрабрились на нас враги и побили и поранили многих вышедших из крепости людей, постаравшихся положить свои головы за святую православную веру и за обитель преподобного отца нашего чудотворца Сергия. И в том бою убили почтенного слугу Копоса Лодыгина из пушки, и дал ему Бог в иноческом чину преставиться. Тогда же на вылазке из-за грехов наших побили и поранили троицких всяких людей сто девяносто человек, да в плен взяли у подкопного рва старца священника Левкию, да трех служилых людей, да московского стрельца, да двух клементьевских крестьянских детей.

Архимарит же раненых постричи повелѣ, и причастившеся Тѣла и Крове Христа Бога нашего, и преставишася в вѣчныя обители. И погребоша их честно, соборнѣ отпѣвше над ними надгробныя пѣсни. А живых раненых лечити повелѣ и покоити монастырскою казною. Еретическое же исчадие и измѣнницы руские горше перваго ратоваху град. Тогда же бысть во граде всѣмъ православным христианом скорбь велика, и плачь велик, и ужасть ради подкопов, понеже слух во ушеса всѣх людей разыдеся, что ведут литовские люди подкопы, а о том достигнути не могут, под которую стѣну или башню ведутъ. И тако вси смерть свою коиждо пред очима видяще, и вси притичюще къ церкви Живоначалныя Троица и к цѣлбоносным мощем теплых заступниковъ наших, великих чюдотворецъ Сергиа и Никона, и вси на покаяние к Богу обратишася, исповѣдающеся Господеви и отцемъ своим духовным. Ови же и причастишася Тѣла и Крови Господня, къ смерти готовящеся.

Архимандрит же раненых повелел постричь, и, причастившись Тела и Крови Христа, Бога нашего, они преставились в вечные обители. И погребли их с честью, соборно отпев над ними надгробные песнопения. А живых раненых повелел лечить и содержать за счет монастырской казны. Еретическое же исчадие и изменники русские страшней прежнего нападали на крепость. Тогда были в крепости у всех православных христиан скорбь великая, плач великий и ужас из-за подкопов, потому что слух в уши всех людей разошелся, что ведут литовские люди подкопы, а о том допытаться не могут, под которую стену или башню ведут. И тогда все смерть свою, каждый перед своими глазами, видели и, прибегая к церкви Живоначальной Троицы и к целебноносным мощам горячих заступников наших великих чудотворцев Сергия и Никона, все на покаяние к Богу обратились, исповедуясь Господу и отцам своим духовным. Некоторые же причастились Тела и Крови Господних, готовясь к смерти.

О УТѢШЕНИИ ИНОКЪ

О ТОМ, КАК ИНОКИ ОБОДРЯЛИ

Добродѣтелнии же суще иноцы, обходяще по всему граду, молящеся христолюбивое воинство и всѣх людей, глаголюще: «Господие и братие, прииде час прославити Бога и Пречистую его Матерь, и святых великых чюдотворцовъ Сергия и Никона, и нашу православную христианскую вѣру! Мужайтеся и крѣпитеся и не ослабляйте в трудѣх, ни отпадайте надежею, яко да и нас помилуетъ и прославит Всещедрый Господь Бог! Не унывайте убо в скорбѣхъ и бѣдах, нашедших на ны! Но упование возложим на Бога и на молитвы великих наших заступников Сергиа и Никона, и узрим славу Божию! Той бо может избавити нас от рукъ всѣх врагов наших. Аще ли, братие, кто и постражет нынѣ во время се, той мученикъ будет Господеви своему, понеже пострада за превеликое его имя!» И тако укрѣпляюще всѣх православных христианъ, сущих на стѣнах града. И сего ради вси паче охрабришася, биющеся крѣпце со враги своими.

Добродетельные же иноки, обходя по всей крепости, молили христолюбивое воинство и всех людей, говоря: «Господа и братья, пришел час прославить Бога и Пречистую его Матерь, и святых великих чудотворцев Сергия и Никона, и нашу православную христианскую веру! Мужайтесь и крепитесь и не ослабевайте в трудах, не оставляйте надежды, да и нас помилует и прославит Всещедрый Господь Бог! Не унывайте в скорбях и бедах, нашедших на нас! Но возложим упование на Бога и на молитвы великих наших заступников Сергия и Никона, и увидим славу Божию! Ибо Тот может избавить нас от рук всех врагов наших. Если же, братья, кто и пострадает ныне, в это время, будет он для своего Господа мучеником, потому что пострадал за превеликое его имя!» Так они укрепляли всех православных христиан, бывших на стенах крепости. И благодаря этому все больше расхрабрились, крепко сражаясь со своими врагами.

Воеводы же повелѣша стрелцом и всяким охочим людем исходити из града нощию тайно ради языковъ по ямом и во рвѣх, что они ископали близ града. И милостию Божиею языков много емлюще и водяще во град. Подкопнаго же мѣста никакоже возмогоша у них довѣдатися: вси глаголюще, что есть подкопъ, а под которое мѣсто ведут, того не вѣдают.

Воеводы же повелели стрельцам и всем добровольцам тайно выходить ночью из крепости ради поимки языков по ямам и во рвах, которые те выкопали близ крепости. И милостью Божией много языков поймали они и привели в крепость. Подкопного же места никак не могли у них дознаться: все говорили, что есть подкоп, а под которое место ведут, того не ведают.

О ПРИСТУПѢ

О ПРИСТУПЕ

Того же мѣсяца въ 2 день въ 3-м часу нощи в литовских полцѣх бысть шум велик и заиграша во вся игры, поидоша на приступъ ко граду, яко и преже. Градские же людие бьяхуся с ними крѣпко, не дающе имъ ко граду приступити.

Того же месяца во второй день в третьем часу ночи в литовских полках был большой шум и заиграли во все трубы, и пошли на приступ к крепости, как и прежде. Бывшие же в крепости люди крепко с ними бились, не давая им приступить к крепости.

О ЯВЛЕНИИ СЕРЬГИА ЧЮДОТВОРЦА АРХИМАРИТУ ИАСАФУ

О ЯВЛЕНИИ СЕРГИЯ ЧУДОТВОРЦА АРХИМАНДРИТУ ИОАСАФУ

В то же время въ церкви Пресвятыя Троица архимариту Иасафу воздрѣмавшу, и се внезапу видит святаго и блаженнаго отца нашего Сергия, великаго чюдотворца, стояща против чюдотворного образа Святыя Живоначалныя Троица и руцѣ свои горѣ воздѣвша и молящася со слезами Святѣй Троицы. И обращся святый ко архимариту и глагола ему сице: «Брате, въстани, се время пѣнию и молитвѣ час, „бдите и молитеся, да не внидете в напасть".[50] Господь Всесилный многих своих ради щедрот помилова вас и прочее время подастъ вамъ, да в покаянии поживете». Архимарит же Иасафъ о семъ явлении, одержим страхом многим, исповѣда всей братии.

В то время в церкви Пресвятой Троицы архимандрит Иоасаф задремал, и вот внезапно видит он святого и блаженного отца нашего Сергия, великого чудотворца, стоящего против чудотворного образа Святой Живоначальной Троицы, руки свои воздевшего вверх и молящегося со слезами Святой Троице. И обратился святой к архимандриту и сказал ему так: «Брат, встань, — это время пения и час молитвы; „бдите и молитесь, да не войдете в напасть". Господь Всесильный по многой своей щедрости помиловал вас и подаст вам еще время, да в покаянии поживете». Архимандрит же Иоасаф, одержимый сильным страхом, поведал об этом явлении всей братии.

Гордостию же надмени, литовские люди тяжко и беспрестанно ратующе град Троецкой, прокативше туры и тарасы многие ко граду. Из града же удариша изо многих пушекъ и пищалей по щитом и тарасом ихъ, которые быша близ града, и много литовских людей побили. Дню же наставшу, из града вышедше конные и пѣшие люди и от града литовских людей отогнаша. Они же побѣгоша, гонимы гнѣвом Божиим. Градстии же людие приступныя козни их вся огню предаша, а иныя во град внесоша.

Надменные же от гордости литовские люди тяжело и беспрестанно нападали на Троицкую крепость, прикатив к крепости много туров и турусов. Из крепости же ударили из многих пушек и пищалей по их щитам и турусам, которые были близ стен, и много литовских людей побили. Когда же настал день, из крепости вышли конные и пешие люди и от крепости литовских людей отогнали. Те же побежали, гонимые Божиим гневом. Бывшие же в крепости люди их осадные приспособления все предали огню, а иные внесли в крепость.

В четвертый же день того же мѣсяца в нощи паки литва своим дѣлом промышляюще, но издалеча, а ко рву и къ стѣнам близко приходити не смѣюще. Из града же вышедше пѣшие люди к литовъским людем к Нагорнему пруду за надолобы близко подкопново рву. Литва же и руские измѣнницы восташа изо рвовъ и изъ ямъ, яко дѣмоны, нападоша на градских людей и сотвориша бой велик. На бою же том убили троецкого слугу Бориса Рогачева и многих слугъ, и стрѣлцов, и казаков поранили; тогда же емше казака Дѣдиловского ранена. Онъ же в роспросе и с пытки сказал, что подлинно подкопы поспѣвают, а на Михайлов день хотят подставливати под стѣны и под башни зелие.

В четвертый день того же месяца ночью литовцы снова своим делом промышляли, но издалека, а ко рву и к стенам близко подходить не смели. Из крепости же вышли пешие люди к литовским людям к Нагорному пруду за надолбы близко к подкопному рву. Литовцы же и русские изменники, встав из рвов и из ям, как демоны, напали на вышедших из крепости людей и учинили великий бой. В том бою убили троицкого слугу Бориса Рогачева и поранили многих слуг, стрельцов и казаков; тогда же взяли в плен раненого Дедиловского казака. На допросе под пыткой он сказал, что действительно подкопы заканчивают, а на Михайлов день хотят заложить под стены и под башни порох.

Воеводы же водяще его по городовой стѣнѣ, он же все подлинно указал мѣста, под которую башню и под городовую стѣну подкопы ведут. И изнемогаше от многих ранъ и начат умирати. И вопияше великим гласомъ со слезами и рыданиемъ: «Сотворите мнѣ, винному и бѣдному человѣку, великую милость, дайте мнѣ, Бога ради, отца духовнаго, сподобите мя быти причастника Святым Христовым Тайнам!» Архимарит же Иасафъ повелѣ его, поновив, причастити Святых Христовыхъ Тайнъ.

Воеводы водили его по крепостной стене, и он в точности указал все места, под которую башню и городскую стену ведут подкопы. И, изнемогая от многих ран, он начал умирать. И возопил громким голосом со слезами и рыданием: «Сотворите мне, виновному и бедному человеку, великую милость, дайте мне, Бога ради, отца духовного, сподобьте меня быть причастником Святых Христовых Тайн!» Архимандрит же Иоасаф повелел его, исповедав, причастить Святых Христовых Тайн.

Воеводы же во градѣ против подкопов от Подолныя стѣны до Святых ворот велѣли острог поставити и тарасы насыпати и наряд устроити.

Воеводы же в крепости повелели против мест подкопов от Подольной стены до Святых ворот поставить острог, насыпать турусы и установить орудия.

О ИВАНЕ РЯЗАНЦЕ

ОБ ИВАНЕ РЯЗАНЦЕ

Тоя же нощи прииде в Троецкой монастырь выходецъ из Лисовских табаръ казакъ Иван Рязанец станицы атамана Пантелѣймона Матерово, а сказал, что подкопы подлинно поспѣли под нижнюю под Круглую башню.

Той же ночью пришел в Троицкий монастырь выходец из табора Лисовского казак Иван Рязанец из станицы атамана Пантелеймона Матерого и сказал, что подкопы в самом деле готовы под нижнюю Круглую башню.

Да тот же казакъ Иванъ Рязанецъ сказал сицеву повѣсть: «Дѣялося де в прошлую нощь с суботы на недѣлю: было явление атаманомъ и казаком, а сказывал атаман нашъ Пантелѣймон Матерой, такоже и от нас мнози видѣли своима очима, и иных станицъ атаманы и казаки многие то же видѣние видѣли и глаголы старца слышели жестоки з запрещением. Видѣша бо около града по поясу ходящих дву старцов — брады сѣды, свѣтозарны образом, яко быти имъ по образу и по подобию великимъ чудотворцом Сергию и Никону. Един же в руцѣ имѣяше кадилницу злату, а над кадилницею Животворящий Крестъ и кадяще обитель свою и огражаше Честнымъ и Животворящим Крестомъ стѣны града. Другий же имѣяше в руцѣ своей правой кисть, яко кропило, въ другой же руцѣ чашу. И, кропя святою водою стѣны и прочая вся во обители и поюще своими усты велегласно тропарь „Спаси Господи, люди своя", кондак „Вознесыйся на крестъ”, — оба до конца. И обращся к нашим полком преподобный, — от лица же его неизреченный свѣт сияше, яко огнь паля, — и глаголаше ярым гласомъ и жестоко претя: „О злодѣю законопреступницы! Почто стекостеся разорити дом Пресвятыя Троица, и в ней Божиа церкви осквернити, и иночествующих и всѣх православных христианъ погубити? Не дастъ вам жезла на жребий свой Господь!” Нашим же окаянным казаком и литовским людем по них стрѣляющим из луковъ и из самопалов, стрѣлы же и пулки наши от них отскачюще, к нам возвращахуся и многих уязвляху; и многие люди ранены от тех пулекъ в наших полцех помроша на извѣщение и на болшее чюдо прославляющу Богу угодников своих». И тоя же нощи во снѣ явися преподобный чюдотворец Сергий атаманом и многим казаком.

И тот же казак Иван Рязанец рассказал такую историю: «Произошло, дескать, в прошлую ночь с субботы на воскресенье: было явление атаманам и казакам, а сказывал атаман наш Пантелеймон Матерый, также и из нас многие видели своими глазами, и иных станиц атаманы и казаки многие то же видение видели и слова старца слышали твердые с запрещением. Видели они ходивших вокруг крепости по стене двух старцев — бороды седые, светозарные образом, так что быть им по образу и по подобию великими чудотворцами Сергием и Никоном. Один в руке имел золотую кадильницу, а под кадильницей Животворящий Крест и, кадя обитель свою, ограждал стены крепости Честным Животворящим Крестом. Второй держал в правой своей руке кисть вроде кропила, а в другой руке чашу. И, кропя святою водой стены и все прочее в обители, он пел своими устами громким голосом тропарь „Спаси, Господи, люди своя” и кондак „Вознесшийся на крест”, — оба до конца. И, обратившись к нашим полкам, преподобный — от его лица сиял неизреченный свет, паля, как огонь, — сказал с яростью, сурово грозя: „О злодеи законопреступники! Зачем вы сошлись разорить дом Пресвятой Троицы, осквернить в ней Божии церкви и погубить иночествующих и всех православных христиан? Не даст вам Господь жезла на свой жребий!” Наши же окаянные казаки и литовские люди стреляли по ним из луков и из самопалов, но наши стрелы и пульки, от них отскакивая, возвращались к нам и многих поражали; и многие люди в наших полках, раненные теми пульками, померли, извещая тем самым о большом чуде Бога, прославляющего своих угодников». Той же ночью и во сне явился чудотворец Сергий атаманам и многим казакам.

Тѣм же образом явися и гетману и радным паном, и рохмистромъ, претя жестоко и глаголя сице: «Молбу на вас, злодѣевъ, сотворю Вышнему Царю, и во вѣки осуждени будете мучитися в геонских муках». И быша, яко молниа и громи страшни, и от востока истече рѣка велика, а от запада и полудне два езера велики, и снидошася вси трие во едино; и взыде вода, яко гора велика, и потопи всѣ полки литовския и всѣх безвѣстно сотвори. На утрия же сшедшеся Сопѣга и Лисовъской и со всѣми рускими измѣнники вкупѣ и сказывающим имъ сны своя друг другу и глаголюще: «Что се хощет быти? Воды многи потопиша полки наша!» Тогда же предстоя пред ними донской атаман Стефан Епифанец станицы Смаги Чертенского, имѣя под собою войска пятсотъ казаков, и глагола имъ: «Великиа гетманы, аз скажу вамъ: сны сия не на добро бывают. Се убо знамение являет преподобный Сергий чюдотворецъ: яко не водам повелѣваетъ потопити, но множество православных христианъ вооружитъ на нас. И велико падение нашим людемъ будет». Литовские же люди великою кручиною объяти бывъше, сиа слышавше, и совѣщаша его с казаки побити, глаголюще, яко «сей возмущает полки наша и ужасаетъ люди воиньскиа». Стефан же и казаки, увѣдевше сиа, и собравшеся вси пятьсотъ человѣкъ и тоя же нощи побѣгоша, обѣщавшеся ко Святѣй Живоначалнѣй Троицѣ и Пречистой Матери Божии и великим чюдотворцом Сергию и Никону потомъ таковаго зла не творити, ни царствующему граду, но с православными христианы стояти за один на иновѣрныя; и призывающе в помощъ великих чюдотворцов. Полцы же литовъскиа догнаша их в Троецкой волости в Вохне на рѣкѣ на Клязмѣ. Они же помиловани быша от Бога молитвъ ради преподобных отецъ Сергия и Никона, отоидоша от литовских людей ничим же невреждены. Такоже и Оку рѣку превезошася ниже Коломны и приидоша на Донъ к своему атаману вси здравы.

Тем же образом явился он гетману, начальствующим панам и ротмистрам, сурово предупреждая и так говоря: «Я сотворю на вас, злодеев, мольбу Вышнему Царю, и вы будете осуждены вовеки мучиться в геенских муках». И было, будто молния ударила и громы страшные загремели, и с востока потекла великая река, а с запада и с юга появились два великих озера, и сошлись все три воедино; и поднялась вода, как гора великая, и потопила все полки литовские, и все совершенно пропали. Наутро же Сапега и Лисовский, встретившись вкупе со всеми русскими изменниками, рассказывали друг другу свои сны и говорили: «Что такое должно произойти? Многие воды потопили наши полки!» Тогда предстал пред ними донской атаман Стефан Епифанец из станицы Смаги Чертенского, имевший в своей власти войско из пятисот казаков, и сказал им: «Великие гетманы, я скажу вам: такие сны не к добру бывают. Это знамение являет преподобный Сергий чудотворец: то не водам повелевает он нас потопить, но множество православных христиан вооружит на нас. И великое падение ждет наших людей». Литовские же люди, услышав это, были объяты великой кручиной и договаривались с казаками его убить, говоря, что «этот человек возмущает наши полки и пугает людей воинского чина». Стефан же и казаки, узнав об этом, собрались все пятьсот человек и той же ночью бежали, пообещав Святой Живоначальной Троице, Пречистой Матери Божией и великим чудотворцам Сергию и Никону больше такого зла не совершать, также и царствующему городу, а стоять заодно с православными христианами против иноверных; и призывали в помощь великих чудотворцев. Литовские же полки догнали их в Троицкой волости в Вохне на реке Клязьме. Но те помилованы были Богом по молитвам преподобных отцов Сергия и Никона и ушли от литовских людей все невредимыми. Также и через Оку-реку переправились они ниже Коломны и пришли на Дон к своему атаману все здравыми.

О сем же знамении и о Стефанѣ Епифанцѣ атаманѣ принесоша ми писаниицѣ оставшиися иноцы во обители чюдотворца, ово же словом повѣдающе ми о семъ. Аз же и сиа повелѣх здѣ вписати, аще истинна есть и сия, яко да не обрящуся от Бога раб нерадив и презоривъ о чюдесѣх преподобных отецъ. Сия же до здѣ.

Об этом знамении и об атамане Стефане Епифанце принесли мне записку оставшиеся в обители чудотворца иноки, а кое-что поведали мне о том и словом. Я же повелел вписать здесь и это, раз и это есть истина, чтобы не оказаться мне перед Богом нерадивым рабом, презревшим чудеса преподобных отцов. Об этом до сих пор.

Воеводы же совѣтовавше со архимаритом Иасафом и з старцы и со всѣми воиньскими людми, чтобы очистити испод городовыя стѣны в ров потайные ворота для скорые выласки. Каменосѣчцы же, сыскавше старой вылаз подлѣ Сушилныя башни,[51] и очистили и трои двери придѣлаша к ним желѣзные.

Воеводы же советовались с архимандритом Иоасафом, со старцами и со всеми воинскими людьми, как очистить для неожиданной вылазки потайные ворота, ведущие из-под крепостной стены в ров. Каменотесы же, разыскав подле Сушильной башни старый лаз, очистили его и приделали к нему три железные двери.

О СТРЕЛБАХ ПО ГРАДУ НОЯБРЯ В 8 ДЕНЬ

О СТРЕЛЬБЕ ПО КРЕПОСТИ В ВОСЬМОЙ ДЕНЬ НОЯБРЯ

Того же мѣсяца въ 8 день на праздникъ собора святаго архистратига Михаила. День той пребысть плача и сѣтованиа, яко уже преиде 30 дней и 30 нощей и беспрестанно со всѣх стран из-за всѣх туров изо штидесят трех пищалей биюще по граду и из верховых.[52]

Того же месяца в восьмой день на праздник собора святого архистратига Михаила. День тот был днем плача и сетования, потому что прошло уже тридцать дней и тридцать ночей, как беспрестанно со всех сторон били по крепости из-за всех туров из шестидесяти трех пищалей и из верховых орудий.

В той же день иде въ церковь Святыя Троица клирикъ Корнилей, и внезапу прилетѣ ядро пушечное и оторва ему правую ногу по колѣно, и внесоша его в паперть. И по Божественей литоргии причастися Животворящих Тайнъ Христовыхъ и глаголаше архимариту: «Се, отче, Господь Богъ архистратигом своимъ Михаилом отомстит кровь православныхъ християн». И сия рекъ старецъ Корнилей, преставися. Да того же дни убило ис пушки старицу, оторвало руку правую и с плечем.

В тот же день шел в церковь Святой Троицы клирик Корнилий, и внезапно прилетело ядро пушечное и оторвало ему правую ногу по колено, и внесли его в притвор. И после Божественной литургии он причастился Животворящих Тайн Христовых и сказал архимандриту: «Вот, отец, Господь Бог рукою своего архистратига Михаила отомстит кровь православных христиан». И, это сказав, старец Корнилий преставился. Да в тот же день убило из пушки старицу, оторвало ей руку правую с плечом.

Воеводы же и вси осадные люди во градѣ, избравше старцовъ добрых и воиских людей, которым ити на выласку и на подкопъные рвы, и разрядивше войско и учредиша по чину. В Михайлов же день святого архистратига поющим вечерню, и вси сущии во обители людие с воплем и рыданием и в перси биеньми просяще милости у Всещедраго Бога, и руцѣ воздвижуще горѣ и на небо взирающе и вопиюще: «Господи, спаси ны, погибающихъ, скоро предвари и избави нас от погибели сея имени твоего ради святаго. И не предай же достояниа твоего в руцѣ скверным симъ кровопийцам».

Воеводы же и все осажденные в крепости люди, избрав добрых старцев и людей воинского чина, которым идти на вылазку и на подкопные рвы, разделили войско и расставили по порядку. В день же архистратига Михаила пели вечерню, и все бывшие в обители люди с воплем и рыданьем, бия себя в грудь, просили милости у Всещедрого Бога, и воздевали вверх руки, и на небо взирали, и взывали: «Господи, спаси нас, погибающих, скорей поспеши и избавь нас от этой погибели ради твоего святого имени. И не предай достояния твоего в руки этим скверным кровопийцам».

Врази же Святыя Троица дѣломъ своимъ коварствено промышляюще о градоемъствѣ и беспрестанно стрѣляюще изо многих пушек и пищалей. Во время же псалмопѣниа внезапу ядро удари в болшой колоколъ, и сплы во олтарное окно Святыа Троица, и проби в дѣисусѣ у образа архистратига Михаила[53] дску подлѣ праваго крыла; и ударися то ядро по столпу сколзь и сплы въ стѣну, отшибеся в насвѣщник пред образом Святыя Живоначалныя Троица и наязви свѣщник, и отразися в лѣвой крылос и развалися. В той же часъ иное ядро прорази желѣзныя двери с полуденныя страны у церкви Живоначалныя Троица и проби дску мѣстнаго образа[54] великого чюдотворца Николы выше лѣвого плеча подлѣ венца; за иконою же ядро не объявися.

Враги же Святой Троицы деятельно и коварно добивались захвата крепости и беспрестанно стреляли из многих пушек и пищалей. Во время псалмопения внезапно ядро ударило в большой колокол, отскочив от него, влетело в алтарное окно Святой Троицы, пробило в деисусе доску подле правого крыла образа архистратига Михаила и, ударившись вскользь по столпу, а затем в стену, отскочило то ядро в насвечник пред образом Святой Живоначальной Троицы, ранило священника и, отлетев в левый клирос, развалилось. В то же время другое ядро пробило железные двери с южной стороны у церкви Живоначальной Троицы и пробило доску местного образа великого чудотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконой же ядра не оказалось.

Тогда убо в церкви Святыя Троица нападе страх великъ на вся предстоящая люди, и вси колеблющеся. И полианъ бысть мостъ церковной слезами, и пѣнию медлящу от множества плача. И воздѣюще руцѣ свои горѣ къ Пребезначалнѣй Троицѣ и ко Пречистѣй Богородици и великим чюдотворцом Сергию и Никону и молящеся о помощи и заступлении от враговъ.

И тогда в церкви Святой Троицы на всех находившихся там людей напал великий страх, и все заволновались. И полит был церковный пол слезами, и пение замедлялось от сильного плача. И воздевали все руки свои вверх к Пребезначальной Троице, к Пречистой Богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону, молясь о помощи и заступничестве от врагов.

Во время же стихеръ пѣниа архимарит Иасафъ в велицѣй печали сѣтуя и сведен бысть в забытие мало, и се видит великого архистратига Михаила; лице же его, яко свѣть, сиаше, и в руку своею имѣяше скипетръ и глаголаше к сопротивным: «О врази лютори! Се ваша, беззаконницы, дерзость и до моего образа доиде. Всесилный же Богъ воздастъ вам въскорѣ отмщение». И сия рекъ святый, невидим бысть. Архимарит же повѣда се видѣние всей братии. И облекошася во священныя ризы и пѣша молебны Всесилному Богу и архистратигу Михаилу.

Во время же пения стихир архимандрит Иоасаф, будучи в великой печали и сетовании, погрузился в легкое забытье, и вот, видит он великого архистратига Михаила; лицо его, как свет, сияло, в руке своей он держал скипетр и говорил противникам: «О враги лютеране! Вот, беззаконники, ваша дерзость дошла и до моего образа. Всесильный Бог вскоре воздаст вам отмщение». И, сказав это, святой стал невидим. Архимандрит же поведал об этом видении всей братии. И облеклись они в священные ризы, и пели молебны Всесильному Богу и архистратигу Михаилу.

На Терентѣевской же рощи бѣ у них пищаль люта зѣло, зовома Трещера. Воеводы же повелѣша стреляти на Терентѣевскую гору по литовскому наряду из башни Водяных ворот. Удариша по болшой их пищали по Трещерѣ и разбиша у нея зелейникъ. Такоже и от Святых ворот с Красныя башни удариша по той же пищали и разбиша у нея устие. И видѣша с Троицкого града сущии людие, благодариша Бога, яко разруши злый той сосуд.

В Терентьевской роще была у осаждавших очень страшная пищаль, называемая Трещера. Воеводы повелели стрелять на Терентьевскую гору по литовским орудиям из башни Водяных ворот. Ударили по большой их пищали, по Трещере, и разбили у ней пороховницу. Также и от Святых ворот с Красной башни ударили по той же пищали и разбили у нее устье. И видевшие это с Троицкой крепости бывшие там люди благодарили Бога, что разрушил он то злое орудие.

Архимариту же Иасафу келейное правило[55] правящу и взирающу на образ Пресвятыя Богородица и со слезами прося помощи и заступления, и воздрѣма. И видит в келию вшедша преподобнаго отца нашего Сергиа и глаголюща: «Въстани, не скорби, но в радости молитвы приноси, предстоит бо и молится Богу о обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодѣва Мариа со аггелскими лики и со всѣми святыми». Паки же и иныя старцы повѣдали различная знамения — священноинок Генадей, и священноинокъ Гурей, и священноинокъ Кипреян, и иныя мнози черноризцы и миряне, яко видѣша святаго Сергиа чюдотворца, ходяща по монастырю и будяща братию и глаголюща сице: «Идѣте, иноцы, немедлено во святую церковь и обрящете благодать». И потом видѣша вшедша въ церковь Святыя Троица Серапиона, архиепископа новгородскаго, во святительстей одежди и во святѣмъ олтари пред образом Святыя Богородица ставша. И обратився к нему святый чюдотворец Сергий, рече: «Отче Серапионе, почто умедлилъ еси принести моление ко Всесилному Богу и Пречистѣй Богородицы?» Святый же архиепископъ Серапионъ, воздѣвъ свои руцѣ, и возопи: «О Всепѣтая Мати, рождшиа всѣх святых святѣйшее Слово! Нынѣшнее приношение приемши, от всякия напасти избави всѣх и грядущая изми муки, вопиющая: аллилуйа!» И абие начаша благовѣстити к заутреннему пѣнию. Старцы же, сиа видѣвше, исповѣдаша архимариту и воеводам.

Архимандрит же Иоасаф, правя келейное правило и взирая на образ Пресвятой Богородицы, со слезами прося помощи и заступничества, задремал. И видит он вошедшего в келью преподобного отца нашего Сергия, говорящего: «Встань, не скорби, но возноси молитвы в радости, ибо предстоит перед Богом и молится об обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодева Мария с ангельскими ликами и со всеми святыми». Также и иные старцы поведали о различных знамениях — священноинок Геннадий, священноинок Гурий, священноинок Киприан и иные многие черноризцы и миряне, — что видели святого Сергия чудотворца, ходившего по монастырю и будившего братию со словами: «Идите, иноки, немедленно в святую церковь и обретете благодать». И потом они видели, как вошел в церковь Святой Троицы Серапион, архиепископ Новгородский, и стал в святительской одежде в святом алтаре перед образом Святой Богородицы. И, обратившись к нему, святой чудотворец Сергий сказал: «Отец Серапион, почему ты медлишь принести моление ко Всесильному Богу и Пречистой Богородице?» Святой же архиепископ Серапион, воздев свои руки, возопил: «О Всепетая Мать, родившая всех святых святейшее Слово! Нынешнее приношение приняв, от всякой напасти избавь всех и от грядущей изыми муки вопиющих: аллилуйя!» И тут начали благовестить к заутреннему пению. Старцы же, это увидев, рассказали архимандриту и воеводам.

Сиа же старцы вси отидоша къ Богу еще во осадѣ тогда бывшии. Принесе же ми о сем писание диакон Маркел ризничей.[56] Аз же, исправив сие, повелѣх написати.

Эти старцы все отошли к Богу еще во время тогда бывшей осады. Принес же мне запись об этом дьякон Маркел ризничий. Я же, поправив ее, повелел вписать.

О ВЫЛАСКѢ И ОБРѢТЕНИИ ПОДКОПОВ И О ЗАРУШЕНИ ИХ

О ВЫЛАЗКЕ, ОБ ОБНАРУЖЕНИИ ПОДКОПОВ И ОБ ИХ РАЗРУШЕНИИ

Воеводы, князь Григорей Борисович и Алексѣй, урядивше полки вылазных людей, приидоша в церковь Святыа Живоначалныя Троица, знаменавшеся к чюдотворным образомъ и къ целбоносным мощемъ преподобнаго отца нашего Сергиа чюдотворца. И пришедше ко вратом потайным, повелѣша выходити по малу и во рву укрыватися. В то же время с Пивного двора[57] вышли головы в воеводское мѣсто туляне Иванъ Есипов, Сила Марин, Юрьи Редриковъ переславецъ с своими сотнями и з даточными людми на Луковой огород и по плотине Красного пруда. Также и ис Конюшенных ворот вошли со многими знамены головы дворяне: Иванъ Ходыревъ олексинецъ, Иванъ Болоховской володимерецъ, переславцы Борис Зубовъ, Офонасей Редриков и иные сотники с сотнями, с ними же и старцы троецкие во всѣх полках.

Воеводы, князь Григорий Борисович и Алексей, составив полки для вылазки, пришли в церковь Святой Живоначальной Троицы к чудотворным образам и исцеление приносящим мощам преподобного отца нашего Сергия чудотворца. И, придя к потайным воротам, они приказали выходить по нескольку человек и укрываться во рву. В то же время с Пивного двора вышли воеводами старшины туляне Иван Есипов, Сила Марин и Юрий Редриков, переяславец, со своими сотнями и даточными людьми на Луковый огород и на плотину Красного пруда. Также и из Конюшенных ворот вышли со многими знаменами старшины-дворяне: Иван Ходырев, алексинец; Иван Болоховской, владимирец; переяславцы Борис Зубов, Афанасий Редриков и другие сотники с сотнями, а с ними и старцы троицкие во всех полках.

И егда начаша из града выходити за три часа до свѣта, и абие наидоша облацы темныя, и омрачися небо нелѣпо, и бысть тма, яко ни человѣка видѣти. Таково Господь Богъ тогда и время устрои своими неизреченными судбами.

И когда начали они выходить из города за три часа до рассвета, вдруг нашли темные облака, и небо страшно помрачнело, и настала такая тьма, что и человека не было видно. Такое Господь Бог устроил тогда время своими неизреченными судьбами.

Людие же вышедше из града и ополчишася. И абие буря велика воста и прогна мрак и темныя облаки, и очисти воздух, и бысть свѣтло. И егда удариша в осадные колокола потрижды, тако бо повелѣно имъ вѣсть подати, Иван же Ходырев с товарыщы, призвавше на помощь Святую Троицу и крикнувше многими гласы, нарекше ясакъ Сергиево имя, и вкупѣ нападоша на литовских людей нагло и мужественно. Они же, услышавше ясакъ той, и абие возмятошася и, гнѣвом Божиимъ гонимы, побѣгоша.

Люди же, выйдя из города, приготовились к бою. И вдруг поднялась великая буря и прогнала мрак и темные облака, и очистила воздух, и стало светло. И когда трижды ударили в осадные колокола, — ибо так было приказано им дать знак, — Иван Ходырев с товарищами, призвав на помощь Святую Троицу и выкрикнув многими голосами как боевой клич Сергиево имя, все вместе дерзко и мужественно напали на литовских людей. А те, услышав этот боевой клич, тут же смешались и, гонимые Божиим гневом, побежали.

В то же время от Святых ворот голова Иван Внуков с товарыщы и со всѣми людмиприиде противъ подкоповъ на литовских людей, возвавше той же ясакъ, збивше литву и казаковъ под гору на Нижней монастырь и за мелницу.[58] А Иван Есипов с товарыщы своимъ полком бьющеся с литвою по Московъской дорогѣ по плотинѣ Красного пруда до Волкуши горы. Старцы же Сергиева монастыря ходяще в полкахъ, бьющеся с литвою, и укрѣпляюще люди не ослабляти в дѣлех. И тако вси охрабришася и бьяхуся крѣпко, глаголюще друг другу: «Умрем, братие, за вѣру христианскую!»

В то же время от Святых ворот старшина Иван Внуков с товарищами и со всеми людьми пошел против подкопов на литовских людей, издав тот же боевой клич, и сбил литовцев и казаков под гору в Нижний монастырь и за мельницу. А Иван Есипов с товарищами своим полком бился с литовцами по Московской дороге по плотине Красного пруда до горы Волкуши. Старцы же Сергиева монастыря ходили с полками, бились с литовцами и укрепляли людей, чтобы те не ослабевали в делах. И от этого все расхрабрились и бились крепко, говоря друг другу: «Умрем, братья, за веру христианскую!»

И благодатию Божиею тогда обрѣтоша устие подкопа. Въскочьше же тогда во глубину подкопа ради творимаго промысла крестьяне клемянтиевские Никон, зовомый Шилов, да Слота; и егда же зажгоша в подкопѣ зелие с калы и смолу, заткавше устие подкопа, и взорва подкопъ. Слота же и Никон ту же в подкопѣ згорѣша.

И благодатью Божиею нашли тогда устье подкопа. Вскочили тогда в глубь подкопа ради совершения замысленного клементьевские крестьяне Никон, называемый Шилов, да Слота; и, зажегши в подкопе порох с кизяком и смолою, заткнули они устье подкопа и взорвали подкоп. Слота и Никон тут же в подкопе сгорели.

Градстии же людие приступающе крѣпко к Волкушѣ горѣ к наряду литовскому; они же стрѣляюще из-за туровъ. Тогда же ранили голову Ивана Есипова и троецких людей прогнали до Нижняго монастыря. Голова же Иванъ Внуковъ, обратився съ своими людми от Нижнево монастыря по плотинѣ и по пруду, и прогна литву и казаков на Терентѣевскую рощу и до Волкуши горы, побивающе ихъ нещадно. Троецкой же слуга Данило Селевинъ поносим бываше отъѣзда ради брата его Оски Селевина, и не хотяше измѣнничья имени на себѣ носити и рече пред всѣми людми: «Хощу за измѣну брата своего живот на смерть пременити!» И с сотнею своею прииде пѣшь к чюдотворцову Сергиеву кладязю[59] на измѣнника атамана Чику с казаки его. Данило же силенъ бяше и гораздъ саблею и посѣкая многих литовъских людей, к сему же и трех вооруженых на конех уби. Литвин же удари Данила копиемъ в груди, Данило же устремися на литвина того и уби его мечем, сам же от раны тоя начатъ изнемогати крѣпце. И вземше его, отведоша в монастырь, и преставися во иноческом образѣ.

Люди из крепости подступали близко к горе Волкуше, к орудиям литовским; но те стреляли из-за туров. Тогда ранили старшину Ивана Есипова и троицких людей прогнали до Нижнего монастыря. Старшина же Иван Внуков, возвратившись со своими людьми от Нижнего монастыря по плотине и по пруду, прогнал литовцев и казаков в Терентьевскую рощу и до горы Волкуши, беспощадно их избивая. Троицкий же слуга Данило Селевин, которого поносили из-за бегства его брата Оськи Селевина, не желая носить на себе изменничьего имени, сказал перед всеми людьми: «Хочу за измену брата своего жизнь на смерть променять!» И со своей сотней пошел пешим к колодцу чудотворца Сергия на изменника атамана Чику с его казаками. Данило был сильным и ловким с саблей и посек многих литовских людей, а сверх того и трех вооруженных конников убил. Один же литвин ударил Данилу копьем в грудь, но Данило устремился на того литвина и убил его мечом, однако сам от той раны начал сильно слабеть. И его, подхватив, отвели в монастырь, и он преставился во иноческом образе.

Головы же Иванъ Ходыревъ, Борис Зубовъ со своими сотнями прогнаша литву и казаковъ за мелницу на лугъ. А Иван Внуков остася на Нижнем монастырѣ. Атаман же Чика уби Ивана Внукова из самопала. И отнесоша его в монастырь. И бысть троецким людем скорбь велиа о убитых дворянех и слугах, понеже быша мужествени и ратному дѣлу искусни.

Старшины же Иван Ходырев и Борис Зубов со своими сотнями прогнали литовцев и казаков за мельницу на луг. А Иван Внуков остался в Нижнем монастыре. Атаман же Чика убил Ивана Внукова из самопала. И его отнесли в монастырь. И была среди троицких людей великая скорбь об убитых дворянах и слугах, потому что они были мужественны и в ратном деле искусны.

Троецкое же воиньство паки исправяся убили дву полковников, дворян королевских, Юрья Мозовецкого да Стефана Угорскаго, да четырех рохмистровъ желнырьских и иных панов, и всяких людей многих побили и поранили. А живых поиманых языков во град введоша.

Троицкое же воинство, снова оправясь, убило двух полковников, королевских дворян, Юрия Мозовецкого и Стефана Угорского, да четырех ротмистров из жолнеров и иных панов, да и всяких людей много побили и поранили. А живых пойманных языков ввели в город.

О ВЗЯТИИ ЛИТОВСКОГО НАРЯДУ

О ЗАХВАТЕ ЛИТОВСКИХ ОРУДИЙ

Того же дни градстии людие, овии убо от многаго труда во град внидоша, овым же еще дерущимся с литвою и с рускими измѣнники, нѣкоим же боголюбивым иноком вложи Богъ благую мысль, и приидоша на Пивной дворъ к чашнику старцу Нифонъту Змиеву глаголюще: «Отче Нифонте! Врази наши одолѣвают намъ, но Святая Троица дарова нам бѣдным велику помощь над враги: подкопы их отняли и зарушили; и к тебѣ сего ради приидохом: даждь намъ о сем совѣтъ, чтобы еще отняти у литовских людей на Красной горѣ туры и своему воиньству помощь и отраду сотворити». Старец же Нифонтъ, и с прочими старцы посовѣтовав, и вземше с собою двѣстѣ человѣк ратных и старцовъ тридесят и поидоша с Пивново двора на выласку; и прешедше прудовую ручевину, и взыдоша на Красную гору к туром и к наряду литовскому.

В тот же день, когда одни выходившие из крепости люди после многих трудов вошли в крепость, а другие еще дрались с литовцами и русскими изменниками, некоторым боголюбивым инокам Бог вложил благую мысль, и они пришли на Пивной двор к чашнику старцу Нифонту Змиеву и сказали: «Отец Нифонт! Враги наши одолевают нас, но Святая Троица даровала нам, бедным, великую помощь в борьбе с врагами: подкопы их мы отняли и обрушили; а к тебе вот зачем пришли: дай нам совет, как отнять у литовских людей туры и доставить своему воинству помощь и радость». Старец же Нифонт, посоветовавшись с прочими старцами, взял с собою двести человек ратных и тридцать старцев и пошли они с Пивного двора на вылазку; и, перейдя через запруду, взошли на Красную гору к турам и к литовским орудиям.

Вѣсть же в манастырѣ учинися, яко троецкое воиньство на литовской наряд поидоша. Осадные же люди скоро пришедше ко вратом градным х Конюшеннымъ и нужею воеводу Алексѣя Голохвастова и приставов вратных премогоша и градная врата сами отвориша и устрѣмишася спѣшно к туром, взыдоша на Красную же гору. Литва же и руские измѣнники из-за туров своих стрѣляюще изо многих пушек и пищалей и из мѣлково оружиа, и збиша людей троецких под гору к Пивному двору. Множество же народа паки второе устремишася нуждею и взыдоша ис-подгория великою силою, приступающе к туром, к наряду литовскому. Богоборцы же начаша стрѣляти изо многих пушекъ с Волкуши горы поперегъ троецкого воиства и в тыл с Терентиевъские рощи и мног мятеж учиниша и ужасть в троецких людех. Они же видѣвше, яко устрашишася троецкое воиньство от стрѣляниа их, и абие полки их литовские и руские измѣнники вси, въскорѣ вышедше из-за туров своих, и градских людей всѣх под гору согнаша. С стѣн же градских стрѣляюще по них, возвратиша их вспять. Они же возвращьшеся и заиграша во вся игры, яко градьских людей прогнаша от наряду своего.

В монастыре распространилась весть, что троицкое воинство пошло на литовские орудия. И осажденные люди, быстро придя к крепостным воротам, к Конюшенным, воеводу Алексея Голохвастова и привратных сторожей силой превозмогли, крепостные ворота сами отворили и, спешно устремившись к турам, взошли на Красную же гору. Литовцы же и русские изменники, из-за туров своих стреляя из многих пушек и пищалей и из мелкого оружия, отбили троицких людей под гору к Пивному двору. Множество же народа снова, во второй раз, устремилось напористо и, взойдя из подгорья в большой силе, подступили к турам, к орудиям литовским. Богоборцы же начали стрелять из многих пушек с горы Волкуши во фланг троицкого воинства и в тыл из Терентьевской рощи и большое смятение учинили и ужас в троицких людях. Увидев же, что испугалось троицкое воинство от их стрельбы, они тут же, полки свои литовские и всех русских изменников из-за своих туров быстро выведя, согнали всех монастырских людей под гору. Со стен же крепостных, стреляя по врагам, обратили их вспять. Те же, возвратившись, заиграли во все трубы, что прогнали, мол, монастырских людей от своих орудий.

Градские же люди совѣтовавше отоити во враги: в Благовѣщенской, да в Косой, да въ Глиняной враг, инѣм же троецким еще бьющемся с литвою за Круглым прудом и за Капустным огородом близ Келарева пруда. И озрѣвшеся и не видѣвше градских людей на горѣ, ни у Пивного двора единого человѣка, и ужасошася, мнѣвше всѣх побитых от литовских людей, но токмо видяще у Святых ворот и на Нижнем монастырѣ перьвых людей вылазных дерущихся с литвою и с казаки.

Монастырские люди порешили отойти в овраги: в Благовещенский, в Косой и в Глиняный овраги, тогда как другие троицкие еще бились с литвою за Круглым прудом и за Капустным огородом близ Келарева пруда. И, оглянувшись и не увидев монастырских людей на горе и у Пивного двора ни единого человека, они ужаснулись, подумав, что те все побиты литовскими людьми, ибо только и видели они что у Святых ворот и на Нижнем монастыре первыми вышедших на вылазку людей, дерущихся с литовцами и с казаками.

Градские же люди утаившиися во врагѣх: в Благовѣщенском, и в Косом, и в Глиняном. От них же Иван Ходыревъ да троецкие слуги, Ананья Селевин с немногими людми, всѣдше на кони и устремившеся полем позади туров литовского наряду; и бѣ полчекъ их малъ зѣло, пред полчком же тѣм троецким, глаголют, видѣша з города многие люди воина вооружена, лице же его, яко солнце, конь же под ним, яко молния блистаяся. И в той час въскочивъ с людми троецкими в первые туры, такоже и во вторые, и в третие, и в четвертые, и в пятые, и обьявителна видѣша его Божиа посланника и помогающа православному христианству, дондеже и наряд взяша. И тако невидимъ бысть, даровав помощь и одолѣние на враги.

Монастырские же люди притаились в оврагах: в Благовещенском, в Косом и в Глиняном. Из них Иван Ходырев и троицкие слуги, Ананья Селевин с немногими людьми, сев на коней, устремились полем позади туров литовских орудий; и был их отряд очень мал, а перед тем троицким отрядиком, говорят, видели со стен многие люди вооруженного воина, лицо же его было, как солнце, а конь под ним, как молния, блистал. И тотчас же он вскочил с троицкими людьми в первые туры, затем во вторые, и в третьи, и в четвертые, и в пятые, и явственно видели, что этот Божий посланник помогал православным христианам, пока те не взяли орудия. А потом, даровав им помощь и одоление врагов, он стал невидим.

Троецкое же воиньство, конные и пѣшие, скрывшеися, вскорѣ изо враговъ вышедше, приступльше к первым туром к литовскому наряду. Литва же и казаки руские побѣгоша к другим туром. Градские же люди, побивающе их лютѣ, такоже из других и ис третьихъ выгнаша; о четвертых же и о пятых турах наряду своего литва и казаки укрѣпишася и бияхуся крѣпко. И ту под Борисом Зубовым убиша коня. Литва же многие люди скочьше хотяху Бориса жива взяти. Троецкой же слуга Ананья Селевин мужествен и с прочими воиньскими людми устремишася на литовских людей, и прогнаша их за туры. Вскоре же подоспѣша к ним многие люди, Иван Ходырев и с ним дѣти бояръские, и слуги, и все множество народа, и внидоша в четвертые и пятые туры к литовскому наряду. Слуга же Мерькурей Айгустов первѣе всѣх поспѣ к туром. Пушкарь же литвин уби Меркурья ис пищали. Тому же пушкарю отсѣкоша главу.

Троицкое же воинство, укрывшиеся конные и пешие люди, вскоре из оврагов выйдя, приступили к первым турам, к литовским орудиям. Литовцы и русские казаки побежали тогда к другим турам. Монастырские же люди, нещадно их избивая, выгнали их также и из-за других, и из-за третьих туров; а у четвертых и пятых туров литовцы и казаки закрепились у своих орудий и храбро бились. И тут под Борисом Зубовым убили коня. Из литовцев многие, выскочив, захотели взять Бориса живым. Мужественный же троицкий слуга Анания Селевин с прочими воинскими людьми, устремившись на литовских людей, прогнал их за туры. Вскоре подоспели к ним многие люди, Иван Ходырев, а с ним дети боярские, слуги и все множество народа, и вошли в четвертые и пятые туры к литовским орудиям. Слуга Меркурий Айгустов раньше всех подоспел к турам. Пушкарь же литвин убил Меркурия из пищали. А тому пушкарю отсекли голову.

И тако помощию Живоначалныя Троица многих литовских людей побили и языков нарочитых панов живых взяли с литаврами и с трубками и со многими знамяны во град введоша. Да тут же взяли восмь пищалей полуторных и полковых и всякого оружиа литовского, затинных и изрядных сампопалов и рушницъ, копей же и кордовъ, палашей и сабель, пороху же бочки и ядеръ, и всяких запасов множество во град внесоша. Останцы же с турами и с тарасы и со оставшимся зелиемъ вся огню предаша. Людей же троецких убитых и раненых побраша и во град внесоша. Пламени же разливающуюся и поядающу зданиа еретикъ, гетман же Сапѣга, видѣвъ заимающася огнем твердѣйшая станища своя, побѣже в табары своя, такоже и злый еретикъ лютор Лисовской.

Так с помощью Живоначальной Троицы многих литовских людей они побили, и в плен знатных панов живыми взяли, и с литаврами и с трубами и многими знаменами ввели их в крепость. Да тут же захватили восемь пищалей полуторных и полковых и всякое оружие литовское: затинные и большие самопалы, и рушницы, копия и корды, палаши и сабли, бочки пороху и ядра, — и всяких запасов множество внесли в крепость. Остальное же все с турами и с турусами и с остатками пороха предали огню. Троицких же людей убитых и раненых подобрали и внесли в крепость. Когда пламя разливалось и поедало сооружения еретиков, гетман Сапега, увидев, что занимаются огнем самые прочные его станы, побежал в свой табор, также и злой еретик лютеранин Лисовский.

Вся же сиа содѣяся во един день в среду, мѣсяца ноября въ 9 день, на память святых мученикъ Анисифора и Порфириа. За три убо часа до свѣта начаша битися и до самого вечера кровь лияшеся. В той день подкопы зарушили и наряд литовской взяли. И благодатию Пресвятыя Троица бысть в Троецком Сергиеве монастырѣ радость и веселие всему православному христианьству о величии Божии, яже сотвори Богъ преславная в той день.

Все же это произошло в один день — в среду, месяца ноября в девятый день, на память святых мучеников Анисифора и Порфирия. Ибо за три часа до света начали биться и до самого вечера кровь лилась. В один и тот же день подкопы разрушили и орудия литовские взяли. И благодатью Пресвятой Троицы были в Троицком Сергиеве монастыре радость и веселье среди всего православного христианства о величии Божьем, по причине того, что сотворил Бог преславное в тот день.

Боголюбивый же архимарит Иасаф с братиею повелѣ звонити даже и до полунощи. Сам же со освященным собором и со всею братьею в храмѣ Трисоставнаго Божества молебны поюще, хвалу и благодарение возсылающе Богу, и Пречистѣй Богородицы, и великим чюдотворцом, Сергию и Никону, и всѣм святымъ, иже от вѣка Богу угодившим.

Боголюбивый же архимандрит Иоасаф с братиею повелел звонить вплоть до полуночи. Сам он со священным собором и со всей братией в храме Трисоставного Божества пел молебны, хвалу и благодарение воссылая Богу, Пречистой Богородице, великим чудотворцам Сергию и Никону и всем святым, с начала времен Богу угодившим.

Изочтоша же троецких всяких побитых людей того дни 174 человѣки да раненых 66 человѣкъ. Архимарит же убьенных погребе честно соборнѣ, а раненых постричи повелѣ. От них же первый Иван Внуковъ — во иноцех Иона, Иван Есиповъ — во иноцѣх Иосиф, Данило Дмитрѣевъ сынъ протопоповъ с Москвы от Покрова со рву — во иноцѣх Давыдъ, троецкие слуги Данило Селевин, Меркурей Айгустов — в иноцех Мефодей, и иные многие. И причастишася Святых Таинъ Христа Бога нашего, преставишася ко Господу.

Насчитали же всего побитых за тот день троицких людей сто семьдесят четыре человека да раненых шестьдесят шесть человек. Убитых архимандрит с честью соборно погреб, а раненых повелел постричь. Среди последних были Иван Внуков — в иноках Иона, Иван Есипов — в иноках Иосиф, Данило Дмитриев сын Протопопов из Москвы от Покрова на рву — в иноках Давид, троицкие слуги Данило Селевин, Меркурий Айгустов — в иноках Мефодий и многие другие. И, причастившись Святых Тайн Христа, Бога нашего, они преставились ко Господу.

Воеводы же и дворяне, и все воиньство Сергиева монастыря, изшедше за град соглядати трупиа мертвых литовских и руских измѣнников на Красной горѣ у наряду их во рву и въ ямах побитых, и у прудовъ у Клемянтѣевъсково, и у Келарева, и у Конюшенново, и у Круглово пруда, и около церквей Нижнево монастыря, и около мелницы, и против Красных ворот у подкопных рвовъ, и смѣтивше литвы и измѣнников болши полуторых тысяч, да сказали полоняники и выходцы, раненых до 500. Воеводы же и все христолюбивое воиньство приговорили со архимаритом и з братьею послати к Москвѣ къ государю съ еунчем сына бояръсково переславца Ждана Скоробогатово.

Воеводы же и дворяне и все воинство Сергиева монастыря вышли за ограду посмотреть трупы мертвых литовцев и русских изменников, побитых на Красной горе у их орудий, во рву, и в ямах, и у прудов — у Клементьевского, у Келарева, у Конюшенного и у Круглого пруда, около церквей Нижнего монастыря, около мельницы, и против Красных ворот у подкопных рвов, и насчитали литовцев и изменников более полутора тысяч, да сказали пленные и перебежчики, что раненых у них до пятисот. Воеводы же и все христолюбивое воинство порешили с архимандритом и с братией послать к Москву к государю с доброй вестью и подарком сына боярского переяславца Ждана Скоробогатова.

О ЗАВОДНЫХ ЛИТОВЪСКИХ ЛЮДЕХЪ

О ЛИТОВСКИХ ЛЮДЯХ В ЗАСАДЕ

Гетман же Сапѣга и Лисовъской паки умыслиша совѣт лукав над троецким воиньством. В нощи заведоша множество ротъ конных и скрыша у рыбных садов и в Сазанове и в Мишутинѣ врагѣ, дабы имъ от града отъѣхати троецкое воиньство. И, приѣжжающе к надолобам, начаша манити людей из града. Людие же во градѣ, не вѣдуще безбожных лукаваго пронырства, и изшедше на выласку конные и пѣшие. Литва же лукавъствующе и на бѣгъство обратишася. Из града же людие за ними устремишася. Стражие же, увидѣвше с церкви заводных людей во врагах стоящих, начаша бити в осадной колоколъ. Тогда же возвратишася къ стѣнам градным. Видѣвше же лукавии, яко не улучиша желаемаго, и тако из лѣсов и изо враговъ, яко лютыя лвы ис пещер и из дубравъ, на православное христианство устремишася и притиснуша къ стѣнамъ градным. Градстии же людие тогда с стѣн многих литовских людей побили и живых взяли желныр четыри человѣки. Не возлюбиша же окаяннии из града частых подарков и ктому же приложиша близ стѣн приходити, и изо рвовъ своих и из ямъ, ископанных ими, разыдошася в табары своя.

Гетман же Сапега и Лисовский замыслили новый коварный план против троицкого воинства. Ночью они завели множество конных рот в Сазанов и в Мишутин овраги и спрятали их у рыбных садков, чтобы те отрезали троицкое воинство от крепости. И, подъезжая к надолбам, начали они манить людей из крепости. Люди в крепости, не ведая о лукавой хитрости безбожников, вышли на вылазку конными и пешими. Литовцы же притворно обратились в бегство. Вышедшие люди устремились за ними. Но наблюдатели, увидев с церкви засадных людей, стоящих в оврагах, начали бить в осадный колокол. Тогда те возвратились к крепостным стенам. Увидели лукавые, что не получили желаемого, и тогда из лесов и оврагов, как свирепые львы из пещер и дубрав, на православных христиан бросились и пригнали их к крепостным стенам. Монастырские же люди тогда со стен многих литовских людей побили и живыми взяли жолнеров четырех человек. Не понравились окаянным из крепости частые подарки, и не стали они больше пробовать близко к стенам подходить и изо рвов своих и ям, накопанных ими, разошлись по своим таборам.

О ВЫЛАСКИ НА СТОРОЖИ ЛИТОВЪСКИЕ И РУСКИЕ

О ВЫЛАЗКЕ НА ЛИТОВСКИХ И РУССКИХ СТОРОЖЕЙ

Во един же от дний тѣх, еще убо тогда во градѣ Троецкомъ Сергиеве монастырѣ множество воиньства храбрьствующих на враги и борющеся, дни освѣтающу недѣлному, бысть велика мгла в зимнее время. Воеводы же паки устроиша выласку на заставы литовские, в Благовѣщеньской враг и на Нагорнюю заставу къ Благовѣщенскому лѣсу,[60] а иных людей послаша к Нагорнему пруду за сады на заставы руских измѣнниковъ. Изшедше же конные люди и заставу в Мишутинѣ врагѣ побили; вскорѣ же поспѣвше и на Нагорнюю заставу, и тое топташа по Красной горѣ вдоль и до Клемянтѣевского пруда и многих побили. Из Сопѣгиных же табаръ многие роты приидоша, и бысть бой великъ. Из града же вышедше на помощь многие люди, конные и пѣшие, и прогнаша литву паки до пруда Клемянтѣевского. Александръ же Лисовской, яко змий возсвиставъ со своими аспиды, хотя поглотити православных воиньство, и въскорѣ прииде с конными и с пѣшими людми и с рускими измѣнники с Терентѣевской рощи противъ Красных ворот на вылазных троецких людей, бьющихся с полком его, с рускими измѣнники, и, яко лютый левъ ревый, хотя всѣх поглотити. Троецкое же воиньство бьющеся с ними крѣпце, не могуще одолѣти, отоидоша от них в городовые рвы.

В один из тех дней, когда еще в крепости Троицкого Сергиева монастыря было множество храбро боровшегося против врагов воинства, на рассвете воскресного дня была великая мгла в зимнее время. Воеводы же снова устроили вылазку на заставы литовские, в Благовещенский овраг и на Нагорную заставу к Благовещенскому лесу, а иных людей послали к Нагорному пруду за сады на заставы русских изменников. Выйдя же, конные люди заставу в Мишутине овраге побили, а вскоре, поспешив на Нагорную заставу, и ее потоптали по Красной горе вдоль до Клементьевского пруда и многих побили. Из Сапегиных же таборов многие роты пришли, и был большой бой. Но из крепости вышли на помощь многие люди конные и пешие и прогнали литовцев снова до Клементьевского пруда. Александр же Лисовский, как змей засвистав со своими аспидами, желая поглотить православное воинство, вскоре пришел с конными и пешими людьми и с русскими изменниками из Терентьевской рощи против Красных ворот на пошедших на вылазку троицких людей, бьющихся с полком его, с русскими изменниками, — как свирепый лев ревущий, желая всех поглотить. Троицкое же воинство билось с ними крепко, но, не будучи в состоянии одолеть, отошло от них в крепостные рвы.

Литовских же людей с стѣн градныхъ многих побиша. Воеводы же из града еще к ним устроиша на помощь выласку конную, а голов с ними отпустили старцов Ферапонта Стогова, Малафѣя Ржевитина и прочих старцовъ двадесят человѣкъ. Они же изшедше и мужествено устремишася на литовских людей. К сим же поспѣвше с Красной горы бьющиися с литвою и с поляки, прочии же скрывшеся на Красной горѣ в Глиняном врагѣ. И преподобнаго и великаго аввы Сергиа и блаженнаго Никона молитвами их устраши Богъ, беззаконных. И видѣся Лисовскому, яко из монастыря тмочислено многое воиньство изшедших; и абие устрашися злый враг кровопийца и побѣже, гоним силою Божиею, со всѣм своим воиньством под гору за мелницу на лугъ и на Тѣрентеевскую рощу. Троецкое же воиньство побивающе их мужествено. Тогда же взяша жива рохмистра Мартьяша, славнаго ратоборца, и иных панов во оружии во град введоша.

Литовских людей с крепостных стен многих побили. Воеводы же из крепости еще устроили для помощи своим конную вылазку, а старшими с ними отпустили старцев Ферапонта Стогова, Малафея Ржевитина и прочих старцев двадцать человек. Те же, выйдя, мужественно устремились на литовских людей. К ним же поспешили с Красной горы бившиеся там с литовцами и поляками, а другие спрятались на Красной горе в Глиняном овраге. И молитвами преподобного и великого аввы Сергия и блаженного Никона устрашил Бог беззаконных. И привиделось Лисовскому, что из монастыря вышло бесчисленное великое воинство, и тут испугался злой враг кровопийца и побежал, гонимый Божьею силой, со всем своим воинством под гору за мельницу на луг и в Терентьевскую рощу. Троицкое же воинство мужественно их побивало. Тогда взяли живым ротмистра Мартьяша, славного ратоборца, и других панов с оружием ввели в город.

Лисовской же ста в раздолии за горою за Волъкушею, к нему же приидоша вскорѣ Сопѣгины роты конные. Он же лукавый, яко змий меташеся, какъ бы срамоты своея избыти, не вѣдый, яко против Вышняго силы ратовашеся. И се видит еретик и с ним многия поляки, яко близ полку их ѣздит старецъ, имѣя в руцѣ своей мечь обнажен и претя ему жестоцѣ . И невидим бысть от очию их.

Лисовский же стал в долине за горой Волкушей, и к нему вскоре подошли Сапегины конные роты. Он же, лукавый, как змей метался, думая, как бы позор свой искупить, не ведая, что против силы Вышнего ратует. И тут видит еретик, а с ним многие поляки, что пред полком их ездит старец, держа в руке своей обнаженный меч и сурово ему грозя. И затем стал невидим для их глаз.

Гетман же Сапѣга прииде на Красную гору на троецких людей по всему Клемянтѣевскому полю всѣми своими полки; Лисовъской же о пришествии Сопѣгинѣ возвеселися и хотя совѣту одолѣти Господа Бога Вседержителя, и повелѣ в полку своемъ в трубки и в сурны играти, и в накры и по литаврам. А абие въскорѣ с Сопѣгою устремишася на Красную гору поперегъ всѣх троецких людей, хотяще во единъ час всѣх потребити. И согнаша троецких пѣших людей под гору к Пивному двору. И бѣ воистину чюдно видѣти милость Божию троецкому воиньству и заступление и помощь на враги молитвъ ради великих чудотворцовъ Сергия и Никона. И сотвори Господь преславная тогда. И нератницы охрабришася, и невѣжди и никогда же обычай ратных видѣвшеи, и ти убо исполинскою крѣпостию препоясашася. От них же единъ нѣкто даточных людей, села Молокова крестьянин, Суетою зовом, велик возрастом и силенъ велми, подсмѣваем же всегда неумѣниа ради в боех, и рече: «Се умру днесь или славу получю от всѣх!» В руках оружие держаше бердыш. И укрѣпи Господь Богъ того Суету, и даде ему безстрашие и храбрость; и нудяше православных христьян стати от бѣгъства и глаголя: «Не убоимся, братие, врагов Божиих, но вооружимся крѣпце на них!» И сѣчаше бердышем своимъ на обѣ страны врагов и удержавая полкъ Лисовъского Александра; и никто же против его стати не возможе. Скоро же скакаше, яко рысь, и многих тогда вооруженных и во бронях уязви. Мнози же крѣпцыи оружницы сташа на него за срамоту и жестоцѣ на него наступающе. Суета же сѣчаше на обѣ страны; не подающе же его пѣшие люди, иже от бѣгства своего укрѣпившиися о надолобах.

Герман же Сапега пришел на Красную гору на троицких людей и стал по всему Клементьевскому полю со всеми своими полками; Лисовский от прихода Сапеги повеселел и захотел совместно с ним одолеть Господа Бога Вседержителя, и повелел в своем полку дуть в трубы и зурны и бить в барабаны и литавры. И тут же вскоре вместе с Сапегою устремился на Красную гору против всех троицких людей, желая в один час всех их истребить. И согнали они троицких пеших людей под гору к Пивному двору. И было воистину чудно видеть милость Божию к троицкому воинству и заступничество и помощь против врагов по молитвам великих чудотворцев Сергия и Никона. И сотворил тогда Господь преславное чудо. Даже нератные люди стали храбрыми, и не знавшие и не ведавшие никогда обычаев ратных, — и те исполинской силой препоясались. Один из таких, некий податной человек из села Молокова, крестьянин, называемый Суетою, великий ростом и очень сильный, над которым посмеивались всегда из-за его неумения в бою, сказал: «Пусть я умру сегодня, но буду всеми прославляем!» В руках он держал оружие, бердыш. И укрепил Господь Бог того Суету и дал ему бесстрашие и храбрость; и он понуждал православных христиан прекратить бегство, говоря: «Не убоимся, братья, врагов Божиих, но станем с оружием твердо против них!» И сек бердышом своим врагов с обеих сторон, удерживая полк Александра Лисовского; и никто ему противостоять не мог. Он быстро, как рысь, скакал и многих тогда вооруженных и в броне поразил. Многие же крепкие воины встали против него, чтобы отомстить за позор, и жестоко на него наступали. Суета же сек на обе стороны; не выдавая его, пешие люди, прекратив бегство, укрепились за надолбами.

Беззаконный же Лисовской совашеся сюду и сюду, како бы что зло сотворити. И поворотився, окаянный, от того мѣста вдоль по горѣ Красной х Косому Глиняному врагу на заводных троецких людей. Тогда же с слугою с Пимином с Тененевым сущии людие сташа крѣпко против врагов на пригоркѣ у рву, бьюшеся с литвою и с казаки. Видѣвъ же мало троецкаго воиньства, злонравный люторъ Лисовской устремися жестоко на них, и смѣсившеся вси людие вмѣсто, литовские и троецкие, и бысть бой великъ близ врага Глиняново. Врази же, боящеся подсады, начаша отбѣгати. Троецкое же воинство помалу отходяще от литовских людей и скрывшеся в Косой Глиняной врагъ.

Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул, окаянный, от того места вдоль по Красной горе к Косому Глиняному оврагу на сидевших в засаде троицких людей. Бывшие там с монастырским слугою Пименом Тененевым люди твердо стали на пригорке у рва против врагов, биясь с литовцами и казаками. Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский свирепо бросился на них, и смешались все люди вместе, литовские и троицкие, и произошел великий бой близ Глиняного оврага. Враги же, боясь засады, начали отбегать. А троицкое воинство, понемногу отходя от литовских людей, скрылось в Косой Глиняный овраг.

Александръ же Лисовской хотя во отводѣ жива взяти слугу Пимина Тененева, Пимин же обратився на Александра и устрѣли его из лука в лице по лѣвой скрании. Свирѣпый же Александръ свалися с коня своего. Полчане же его ухвативше и отвезоша в Сопѣгинъ полкъ. Троецкое же воинство удариша изо множества оружия по них, и ту побиша много литвы и казаков. Литва же видѣвше и скоро на бѣгъство устремишася врознь по Клемянтѣевъскому полю.

Александр же Лисовский хотел при отходе взять живым слугу Пимена Тененева, но Пимен обернулся к Александру и выстрелил ему из лука в лицо в левую щеку. Свирепый Александр свалился со своего коня. Воины его полка подхватили его и отвезли в Сапегин полк. Троицкое же воинство ударило из множества орудий по ним, и тут побили много литовцев и казаков. Литовцы же, увидев это, тут же бросились бежать врассыпную по Клементьевскому полю.

Сердца же кровию у многих закипѣша по Лисовском и на месть паки мнози воздвигнушася зань, яко лютыя волцы, литовские воеводы, князь Юрьи Горский да Иван Тишкѣевич, да рохмистръ Сума со многими гусары и желныри, и нападоша на сотника Силу Марина да на троецких слугъ, на Михаила да на Федора Павловых, и на все троецкое воинство. И бысть брань велика зѣло и люта. И сломльшии оружиа, емлющися другъ за друга, ножи рѣзахуся. И конечно отчаана та брань, понеже в троецком воинствѣ немного конных и не во бронѣх, но покровени милостию Живоначалныя Троица и молитвами великих свѣтил Сергиа и Никона; помощию же ихъ и заступлением многих вооруженых поляков и литвы побивающе. Слуга же Михайло Павлов, видѣ князя Юриа Горскаго усты меча ядуща неповинных, к прочим от брани преста, ловляше самого воеводу, и уби того князя Юрья Горскаго, и з бахматом его примча под город мертва. Много же ту отместниковъ поляков за тѣло его погибоша и не исхитиша его от руку Михайлову.

Сердца кровью у многих закипели за Лисовского и, чтобы отомстить за него, снова многие двинулись, как лютые волки, — литовские воеводы князь Юрий Горский, Иван Тышкевич да ротмистр Сума со многими гусарами и жолнерами, — напали на сотника Силу Марина и на троицких слуг, Михайла да Федора Павловых, и на все троицкое воинство. И произошел бой очень большой и жестокий. И, ломая оружие, хватаясь друг за друга, они резались ножами. Предельно отчаянной была та брань, потому что в троицком воинстве немного было конных и не в бронях, но прикрыты они были милостию Живоначальной Троицы и молитвами великих светил Сергия и Никона; благодаря их помощи и заступничеству, многих вооруженных поляков и литовцев они побивали. Слуга же Михайло Павлов, видя, как острие меча князя Юрия Горского пожирает неповинных, перестал биться с прочими, ловя самого воеводу, и убил того князя Юрия Горского, и с конем примчал его мертвого под крепость. Много тут желавших отомстить поляков погибло из-за его тела, но они не отняли его из рук Михайловых.

На том же бою мнози от литовских людей видѣша двою старцовъ, мещущих на них плиты и единемъ вержением многих поражающе, камение же из нѣдръемлюще, и не бѣ числа метанию их. От поляковъ же выходцы о сем возвѣстиша в дому чюдотворца.

В том бою многие из литовских людей видели двух старцев, мечущих на них плиты, одним броском многих поражавших, камни же из-за пазухи достававших, и не было числа метаниям их. Перебежчики от поляков рассказали об этом в доме чудотворца.

Такову же погибель видяще поляки, яко князя Юрья лишишася и иных храбрых своихъ растесаных лежащих, и, гонимы гнѣвом Божиим, побѣгоша от троецкого воиньства. И тако разыдошася вси полци Сопѣгины и Лисовского. Троецкое же воинство внидоша во обитель с великою побѣдою.

Такие потери видя, поляки, — что князя Юрия лишились и других своих храбрецов, разрубленными лежащих, гонимые гневом Божиим, побежали они от троицкого воинства. Так и отошли все полки Сапегины и Лисовского. Троицкое же воинство вошло в обитель с великою победою.

О ПОБИЕННЫХ У ДРОВЪ

ОБ УБИТЫХ У ДРОВ

По сем же окаяннии лютори заведоша многие роты в Мишютинской враг в рощу, вѣдаху бо всегда исходящих из града в тое рощу дровъ ради з бережатаи, с конными и пѣшими людми. По обычаю же вышедше из града многие люди в тое рощу ради дров. Внезапу же нападоша на них преже реченнии они литовские роты и руские измѣнники. Троецкое же воинство и всякие осадные люди сотвориша с ними бой великъ, и грѣх ради наших одолеша врази. И в той день убили литовские люди троецких всяких людей боле 40 человѣкъ и многих ранили, а инѣх в плѣн живых взяли. Тогда же взят бысть троецкой служебник нарочит Наумъ оконничникъ. Пребысть же у Сопѣги служа и до отшествиа от Троецкаго монастыря. И о сих во граде печаль бысть велика зѣло всѣм православным християномъ.

После этого окаянные лютеране завели многие роты в Мишутинский овраг в рощу, так как знали, что в ту рощу постоянно ходят из крепости за дровами в сопровождении охраны из конных и пеших людей. Как обычно, вышли из крепости многие люди в ту рощу за дровами. Внезапно напали на них вышеупомянутые литовские роты и русские изменники. Троицкое же воинство и всякие осажденные люди вступили в большой с ними бой, но из-за грехов наших одолели враги. В тот день убили литовские люди троицких всяких людей более сорока человек и многих ранили, а иных в плен живыми взяли. Тогда взят был известный Наум, оконный мастер. И пробыл он у Сапеги, служа, до отступления их от Троицкого монастыря. Из-за всего этого в городе была очень большая печаль у всех православных христиан.

О ИЗМѢНЕ КАЗНАЧЕА ИОСИФА ДЕВОЧКИНА

ОБ ИЗМЕНЕ КАЗНАЧЕЯ ИОСИФА ДЕВОЧКИНА

Обрѣтает же диаволъ сосудъ себѣ и научает гонити, якоже Саулъ Давида, неповинно,[61] или якоже телцу в пустыни поклонитися вмѣсто Питающаго манною,[62] или якоже Ирода неповинных младенецъ избити устраяет.[63] Якоже не убояся Июда[64] давшаго власть немощным творити чюдеса неизреченная, такоже не устрашися Иосифъ[65] дивных явлений богоносна мужа и уподобися оному еретику черньцу, крыющу главу Предтечеву,[66] да не славится о ней имя Господне. И ни во что же вмѣняет сказумая тому от всѣх повсегдашняа заступлениа великого чюдотворца Сергиа, но невѣриемъ сый одержимъ и затыкаетъ уши свои, яко аспид глухий и небрегий Преславнаго славити, ниже писанию предаати, но хотящим неутаенная проповѣдати престати повелѣвая и ползы ради къ царствующему граду на утѣшение стражущим в скорбѣх восписовати прерѣкуя. От его же совѣта злаго старецъ Гурей Шишкин, саном диякон, весь бо ядъ, крыемый в нем, тому отрыгну, еже о предателствѣ дому чюдотворца. Таканием услаждься от Гуриа и надежен на подручных, яко по забралом ходя высоко, радовашеся и ждый в конецъ вещь злу произвести. Но якоже оселъ Валама обличаетъ,[67] тако и Гурей тайно лукавствуемая опроверзает, и якоже Ефесский Сина краснопѣвный не пѣсньми, но мучителством возносится. Нетерпѣливъ же в крѣпких явлься Иосифъ, вся по тонку умышленная изъявив. Страшно же бѣ слышати трѣснутиа думы июдскиа. Не туне бо Оска Селевинъ отскочив, но и четырех невѣглас поселян тамо же предпослав за нимъ, и к совѣту поляков весь уже отдася. Тѣми и инѣх немало прелсти. Его же лукавъству другии воевода Алексѣй Голохвастов покровитель бысть и ужѣ сослася нелестнѣ со враги Пресвятыя Троица и нарекъ день, в онже хотя привести жатели бѣсовския на Божию пшеницу. Послѣднее же стрегии, да егда изыдут агньцы братися с волки: он же хотя за ними затворити врата ограды Христовы, и ту готову снѣдь отдастъ звѣрем, кровь пиющим, и инѣм же входом присрочивъ сыновъ еретических и отступников православия ввести в гору Господню и стерти бес памяти холмы святаго Израиля.[68] Егда услышашася вся сицевая тайно крыемая и от всех устъ о ненадежных великий нашь заступникъ возвеличен бысть, и съ пророкомъ вкупѣ глаголюще о сих: «Аще не Господь сохранит градъ, всуе бдя стрегий», и «суетно спасение человѣческо».[69] Превышьша же хвалы человѣческиа суща невозможно кому восхвалити по достоиньству. Но разумѣша овца невидимаго волка видимо отгонима, и радостным плачемъ в того кровѣ веселяхуся всенадежно.

Находит дьявол орудие себе и научает преследовать кого-нибудь без вины, как Саул Давида, или же тельцу в пустыню поклоняться, а не Питающему манною, или же, как Ирода, побуждает избить невинных младенцев. Как не побоялся Иуда того, кто дал немощным творить неизреченные чудеса, так же не устрашился Иосиф дивных явлений богоносного мужа и уподобился тому еретику-чернецу, что скрыл голову Предтечи, чтоб не славилось с ней имя Господне. И не придавал он значения тому, что рассказывали ему все о постоянном заступничестве великого чудотворца Сергия, но, неверием одержимый, затыкал свои уши, как аспид глухой, не заботясь о том, чтобы Преславного прославить и записать рассказы, но и желавшим неутаенное поведать повелевал перестать и пытавшимся писать в царствующий город пользы ради для утешения страждущих в скорбях препятствовал. Этот злой совет услышав, старец Гурий Шишкин, саном дьякон, понял, какой яд скрывается в том, и открыл его намерение предать дом чудотворца. Наслаждаясь потаканием Гурия и надеясь на подручных, как под надежной защитой ходил тот уверенно, радовался и ожидал, когда сможет довести злое дело до конца. Но как осел Валаама обличал, так и Гурий тайно злому замыслу препятствовал и, как Ефесский Синакраснопевец, не песнями, а орудиями мучений возносится. Нетерпеливым в крепких руках оказавшись, Иосиф все в подробностях замыслы свои объявил. Страшно было слышать, как лопнул замысел Иуды. Не напрасно, оказывается, Оська Селевин переметнулся: он и четырех темных поселян оттуда уже послал за ним, и тот совету поляков весь уже отдался. С их помощью он и других немало прельстил. Покровителем его коварства был другой воевода, Алексей Голохвастов, и уже сослался он прямо с врагами Пресвятой Троицы и уверенно назвал день, в какой хотел привести жнецов бесовских на Божию пшеницу. Последнее, чего он поджидал, это — когда выйдут агнцы бороться с волками: он хотел затворить за ними врата ограды Христовой и ту готовую снедь отдать зверям, кровь пьющим, а тем временем через другой вход ввести сынов еретических и отступников православия в гору Господню и стереть, чтобы не осталось и памяти, холмы святого Израиля. Когда все это, тайной покрываемое, стало известным, из всех уст возвеличен был за неожиданное спасение великий наш заступник, вместе с пророком говорящий об этом: «Если Господь не сохранит город, тщетно бдит стражник» и «суетно спасение человеческое». Ведь того, кто выше хвалы человеческой, никому невозможно восхвалить по достоинству. Но уразумели овцы, что невидимый волк видимо отогнан, и с радостным плачем под Божиим кровом радовались в доброй надежде.

О СМЕРТИ ИОСИФОВѢ

О СМЕРТИ ИОСИФА

Ров же рыяй незлобивым и впадеся не въ яму, но в бездну мукъ и поноса, не от человѣкъ токмо, но и от Бога и прочим в наказание; да не дерзают з гонящими на Христа ратовати, но да претерпѣвают со Владыкою, якоже в мирѣ, тако и в гонениих. Благая бо от руки Господня приахом, злых ли не стерпим, на искус предложенных намъ? И не хотяй волею с плачющимися плакати, той неволею от радующихся подсмѣваемъ восплакася неполезно. И по таковѣм злопредательствѣ всезлобный от незлобивых вскорѣ на смерть не осудися, но дано бысть время тому на покаяние, иже недостоинъ сый жити едину черту.

Рывший яму для незлобивых сам впал — и не в яму, но в бездну мук и поношения, и не от людей только, но и от Бога — прочим в назидание: да не дерзают вместе с преследующими Христа воевать, но да претерпевают все с Владыкой как в мире, так и в гонениях. Блага из руки Господней приняв, зол ли не стерпим, для испытания нам предложенных? А не захотевший добровольно с плачущими плакать, тот поневоле, высмеиваемый радующимися, расплакался, да бесполезно. И даже после такого злого предательства не был презлобный незлобивыми сразу же на смерть осужден, но дано было время ему на покаяние, хоть недостоин он был жить и одно мгновение.

Мнози убо злаго его совѣта утвержены крѣпости, писанием обличивше, на него предложиша; отмщение же даяй по правдѣ низпосылает на него судъ, якоже на Ирода:[70] и по недузѣ тяжцѣ живъ червьми изъяденъ бысть и прежде возвращениа в землю внутреняа проѣдена видяшеся. И от тайно надымаемаго сердца мысльми высокими на много пролитие крови, яко гнѣзда кипяху рогатыя плотоядцы. И нехотящаго Бога ради тружающихся помиловати, отирают блатолюбнѣ плачющеся, но и тии устрашающеся отскачют, диво бо во очию всѣх бываше. И кто не почюдится, такову муку зряй? Во един бо час червь малъ, яко муха, ползя по плоти, возрасте с перстъ человѣчь и рожцама естество тлѣнно извертѣвая. От ревѣния же того и вопля мнози, слышавше, сердцы сокрушахуся и, плачюще, поникше отхождаху. Промышляющеи же о нем вси уступиша и смрада немогуще обоневати, заткнувше ноздри, далече отстояху. Кости же от опухнутиа въ связании составѣх видими бываху. Не презрѣвшеи же моления того плачевнаго и рыдания и послужившеи в телеси потребных не на мал часъ зловониемъ посмраждахуся и, скаредствующе, пометахуся: от воздохновениа его захватаху си уста и обоняние. И всякъ глаголаше: «Воистинну от Господа попущение се». И тако злѣ скончася. И его же совѣта таинодѣйствуемаго способник Гриша Брюшина такоже злѣ скончася: утроба ему разсѣдеся.

Многие люди, написав о составленных по его злому совету заговорах, его обвинили; воздающий же отмщение по правде ниспослал на него суд, как на Ирода: после тяжелого недуга он был живым изъеден червями, так что прежде возвращения его в землю были видны его проеденные внутренности. Оттого что в надменном сердце тайно вырос замысел пролить множество крови, как гнезда закипели рогатые плотоядцы. Не хотевшего Бога ради трудившихся помиловать, те братолюбиво с плачем отирали, но и они, устрашаясь, отбегали, ибо удивительное это было для всех зрелище. Да и кто не удивится, таковую муку видя? Ведь за один час маленький, как муха, червь, ползая по плоти, вырастал с человеческий палец и рожками пробуравливал тленное естество. Слыша его рев и вопль, многие с сокрушенным сердцем, плача, поникшие отходили. Ухаживавшие за ним все отступили и, не будучи в силах обонять смрад, заткнув ноздри, стояли поодаль. Кости его так распухли в связях суставов, что сделались видимы. Не презиравшие же его слезных молений и помогавшие ему в телесных нуждах пропитывались на долгое время зловонием и, не выдерживая, выскакивали: от вдоха у них перехватывало гортань и нос. И все говорили: «Воистину от Господа допущено это». Так мучительно он и скончался. И его помощник в осуществлении тайного замысла, Гриша Брюшина, так же мучительно скончался: утроба его распалась.

О ИЗМѢНЕ ДВОЮ СЫНОВЪ БОЯРСКИХ

ОБ ИЗМЕНЕ ДВУХ СЫНОВЕЙ БОЯРСКИХ

Прельстиша же ся дѣти боярские переславцы Петруша Ошушков да Степанко Лешуков и на обычной выласки отскочьше от свѣта во тму, и приложишася ко врагом Божиимъ, к литвѣ и къ измѣнником; рекоша же сицевая гетману Сапѣге и лютору Лисовскому: «Что убо будетъ нам, аще повѣдаем вамъ, да вскорѣ возможете обитель Сергиеву приати без крови?» Началницы же злобѣ обѣщевающеся великим имѣнием одарити их и первѣйших въ славѣ вознести. Духу же диаволю тѣми усты дѣйствуему, рекоша: «Раскопайте, панове, берегъ пруда Верхнево и преимите от трубъ воду; то убо от жажди вскорѣ людие изнемогут и неволею покорятся вашей храбрости».

Прельстились дети боярские переяславцы Петруша Ошушков да Степанко Лешуков и во время обычной вылазки отскочили от света во тьму и пристали к врагам Божиим, к литовцам и к изменникам, так говоря гетману Сапеге и лютеранину Лисовскому: «Что будет нам, если скажем вам, как можно быстро взять Сергиеву обитель без крови?» Начинатели же зла обещали великим имением одарить их и в число первейших по славе вознести. Те же, через чьи уста действовал дьявольский дух, сказали: «Раскопайте, паны, берег верхнего пруда и отведите от труб воду; тогда от жажды вскоре люди изнемогут и поневоле покорятся вашей храбрости».

Обрадовани же бывше волцы от лисиц лукавых, и брань от стѣнъ уставляют, немедлено же промыслъ устрояютъ и, закрывающеся от града, дабы не видѣти тѣх творимаго умысла, хотѣние свое совершаху. Повелѣнием же Александра Лисовского разрыша плотину Верхнево пруда и пустиша воду в Служень врагъ в рѣчку Коншору.[71] Но молитвами великого Сергия чюдотворца немного истече тѣмъ раскопаннымъ мѣстом. Градстии же людие, дивящеся тѣх престатию ратованиа, исходяще к тѣмъ раздражению; врази же в гонбу не даахуся и непоступни же от мѣстъ бѣяху. Уже бо злодѣи вызнавше градских людей наукъ, яко подсадою часто от них языки восхищают, и того ради крѣпце стрегущеся, да не увѣсться зло творимое ими.

Обрадованные лукавыми лисицами волки бой у стен прекращают, немедленно же замысел осуществляют и, прикрываясь от крепости, чтобы не было видно творимое ими дело, намерение свое совершают. Повелением Александра Лисовского они разрыли плотину верхнего пруда и пустили воду в Служень овраг в речку Коншору. Но молитвами великого Сергия чудотворца немного вытекло воды тем раскопанным местом. Люди же в крепости удивляясь, что те перестали воевать, выходили, чтобы раздразнить их; но враги в погоню не пускались и с мест не сходили. Ибо злодеи вызнали уже приемы людей из крепости — что те с помощью засады часто у них языков похищали, и потому очень остерегались, чтобы не стало известным зло, которое они творили.

Нѣцыи же охотники, изшедше нощию из града, ползающе тихо и на сторожи литвина вземше, во град введоша, и все умышление врагов всѣм услышано бысть. И в той часъ всѣм народом докопавшеся до труб, введеных во обитель чюдотворца, и извертѣвше во многих мѣстѣх, и абие вода прудовая во град утече. Граждане же, паки изшедше из града в тое нощь, побиша всѣх сие зло дѣющих, литву и руских измѣнников, выпущающих воду. Воды же тоя нощи в монастырѣ пруды ископанныя наполнишася, и чрез монастырь протече вода на другую страну. И тако у литвы и измѣнников сий совѣт не збысться. На утрѣи же злодѣи, узрѣвше в прудѣ мало воды и своихъ избиенных, восплескавше руками.

Некоторые же добровольцы, выйдя ночью из крепости, подползши тихо, взяли стоявшего на страже литвина и привели в крепость, и обо всем замысле врагов всеми было услышано. И в тот же час, докопавшись всем народом до труб, введенных в обитель чудотворца, провертели их во многих местах; и снова вода потекла из пруда в город. Монастырские же, опять выйдя из крепости в ту ночь, побили всех делавших это зло, литовцев и русских изменников, которые выпускали воду. Той ночью в монастыре наполнились водой выкопанные пруды и через монастырь протекла вода на другую сторону. Так у литовцев и у изменников этот замысел и не сбылся. Злодеи же, увидев наутро, что в пруду мало воды и что свои перебиты, всплескивали руками.

О ИНОМЪ ИЗМѢННИЦЕ

О ДРУГОМ ИЗМЕННИКЕ

В тое же нощь инъ сынъ боярской совѣту тѣх же злодѣевъ, иже зло сие умыслиша, и видя творимое в дому чюдотворца, и ужищемъ по стѣнѣ спустися, текий скоро ко врагом с вѣстию. Его же злодѣйствующа не попусти Господь, и ногы его десныя жилы от поясницы разорвашася, и начат лютѣ вопити окаянный. По его же гласу с стѣн слышавше и избѣгше, и взяша во град жива. От богопустныя же язвы в той час изверже душу свою.

В ту же ночь другой сын боярский, сообщник тех злодеев, что умыслили это зло, видя происходящее в доме чудотворца, по веревке спустился со стены и быстро побежал к врагам с вестью. Но его злодейству не попустил Господь, и жилы его правой ноги у поясницы разорвались, и начал страшно вопить окаянный. Его крик на стенах услышали и, выбежав, взяли его в город живым. От попущенной же Богом язвы в тот же час он изверг свою душу.

О УМНОЖЕНИИ ВО ГРАДЕ БЕЗЗАКОНИА И НЕПРАВДЫ

ОБ УМНОЖЕНИИ В КРЕПОСТИ БЕЗЗАКОНИЯ И НЕПРАВДЫ

Во время, в неже держими бѣяху всѣми злыми во обители чюдотворца, тогда вси плакахуся и рыдаху и злѣ сокрушахуся, долготерпяй же о нас, сотворивый вся, не хотяй смерти грѣшнику, но даяй время покаянию и призывая грѣшники во спасение, подаде во градѣ сущим во осадѣ отраду велику от руки оскорбляющих. Отступиша бо литовские полцы и руские измѣнницы далече от стѣн градных и ктому в своих жилищех в табарех пребывающе. Рвы же своя и ямы, ископанныя ими близ града, оставиша. Сущии же во граде воиньские люди и народное множество по вся дни из града исходяще, ово прохлаждения ради от великиа тѣсноты, овогда же дровъ ради и измытиа портъ, иногда же на выласку к польским и литовъским людем и к руским измѣнником. И в сраждениих с ними в повседневных здрави отхождаху во обитель чюдотворца; овогда же и побѣдители над ними показовахуся, молитвами чюдотворецъ Сергиа и Никона.

В то время, когда одержимы были люди всеми бедами в обители чудотворца, плакали все, рыдали и горестно сокрушались, долго терпящий нас, сотворивший все, не желающий смерти грешнику, но дающий время для покаяния и призывающий грешников к спасению дал находящимся в крепости в осаде хорошо отдохнуть от рук оскорбляющих. Ибо отступили литовские полки и русские изменники далеко от крепостных стен и впредь в своих жилищах и таборах пребывали. Рвы же свои и ямы, выкопанные ими близ крепости, оставили. Бывшие же в крепости военные люди и многие из народа всякий день из крепости выходили: то ради отдыха от великой тесноты, то за дровами и постирать одежду, иногда же на вылазку против польских и литовских людей и русских изменников. И из повседневных с ними сражений возвращались они здоровыми в обитель чудотворца; иногда же и победителями над ними оказывались, молитвами чудотворцев Сергия и Никона.

Егда же мало отдохнуша от великих бѣдъ, тогда забыша Спасающаго их и не помянуша пророка глаголюща: «Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом».[72] Диаволъ же уразумѣ на ны просвѣщение лица Господня и тогда нудит насъ от славы Божиа отпасти, еже праздновати не духовно, но телесно, и торжествовати не в целомудрии, но в бестрашии, да тѣм Владыку в негодование на ся воздвигнем, якоже бо Ноя,[73] тако и Лота пианьством обруга,[74] и Давида[75] и Соломона в блудодѣйство низведе,[76] и люди израильтескиа, сквозѣ Чермное море прошедшая, чрез мѣру сытостию и игранием под землю низведе;[77] тако и здѣ сотвори лукавый.

Когда же немного отдохнули они от великих бед, тогда забыли Спасающего их и не вспомнили пророка, говорящего: «Служите Господу со страхом и радуйтесь ему с трепетом». Дьявол же, уразумев бывшее на нас просвещение от лица Господня, понуждал нас тогда от славы Божией отпасть, и праздновать не духовно, но телесно, и торжествовать не в целомудрии, но в бесстрашии, чтобы тем самым возбудили мы у Владыки негодование на себя, наподобие того как Ноя, а также Лота, осквернил он пьянством, Давида и Соломона в блудодейство низвел, а людей израильских, сквозь Чермное море прошедших, из-за чрезмерной сытости и веселия под землю низвел; так же и здесь сотворил лукавый.

Опоясующии бо ся мечем на радости часто вхождаху утѣшатися сладкими меды, от нихже породишася блудныа бѣды. От повседневных же вылазок всѣх приходящих по побѣдах и по крови пианьством утѣшаху, от того же вся страсти телесныя возрастаху. На трапезѣ же брацкой иноцы и простии воду пиаху и воинствующих чинъ престати моляху. Но вси о семъ небрежаху. Еще же и се зло приложиша сребролюбственое.

Ибо опоясывающиеся мечом на радостях часто заходили утешиться сладкими медами, от которых породились блудные беды. Всех возвращавшихся с повседневных вылазок после победы и после пролития крови вином утешали, а от этого все страсти телесные возрастали. На трапезе же братской иноки и простые люди воду пили и военных людей перестать молили. Но те этим пренебрегали. А еще и такое зло добавили — сребролюбие.

Тогда бо вси всегда питаеми от дому чюдотворца, взимающе бо хлѣбы по числу кождо на себе, овии на седмицу, инии же по вся дни, и отдающе сие на сребро, сами же всегда в трапезе питахуся. Нужда же бѣ тогда иноком в хлѣбне монастырстей строящим, и не можаху успевати на потребу ратным, и не имуще сна ни покоя день и нощь; и всегда от жара пещнаго и от дыму курениа очи тѣм истекаху. Такоже и меливо зѣло нужно бѣяше. Людей убо множество, жернов же мало; не чаяху бо людие на много сидѣнию быти и легцѣ сѣдоша во осаду. И дванадесят гривенъ от мелива от четверти дааху, и мало вземлющих. В день бо всегда из града исхождаху, в нощь же о стражи градстей трезствоваху. И ихже в плѣне имаху от руских измѣнников и от поселян, такоже и от християнских жен и от служних работниц оставшихся и от прочих, тѣ имъ мелцы бѣяху, но в нужах осадныхъ и тии помираху вборзѣ.

Тогда ведь все они, постоянно питаясь от дома чудотворца, брали хлебы по числу каждый для себя, кто на неделю, а некоторые каждый день, и отдавали их за серебро, а сами всегда в трапезной питались. Тяжело тогда было инокам, в монастырской хлебне работавшим: не могли они успеть удовлетворить потребность ратных и не имели ни сна ни покоя ни днем ни ночью, и всегда от жара печного и от дыма глаза у них слезились. Также и молоть было очень трудно. Людей-то множество, жерновов же мало, ибо не ожидали люди, что долго сидение продлится, и налегке сели в осаду. И двенадцать гривен за помол четверти давали, но мало было бравших. Ибо днем всегда из крепости выходили, ночью же на страже крепостной трезвились. И кого в плен брали из русских изменников и некоторые из поселян, а также из христианских жен и оставшихся служилых работниц и прочие, — те им мельниками были, но в тяготах осадных и те быстро помирали.

Неправдъствующих же во взятии хлѣбовъ монастырьских отець Иасаф много о сем моляше: «Престаните, господие и братие, — глаголаше, — от таковаго неразсуждениа и простоты и не взимайте чрез потребу свою. А иже вземлющеи от вас не истощевайте в пустошь, но со спасениемъ соблюдайте. Не вѣмы бо, господие, на колико протягнется сидѣниа нашего во осаде. И вам же кая полза истощити напрасно житницы чюдотворца?» И много о сем моляще. Они же небрегше и вопреки глаголаху: «Велико ли вам, еже взимаем излишнее? И аще пороко очима вашима, то престанем имати. Вы же с сопротивными, якоже хощете, да творите». И того ради умолчаша, рекше: «Да зрит се Сергий чюдотворецъ!»

Нечестно же бравших хлеб монастырский отец Иоасаф много о том молил: «Отстаньте, господа и братья, — говорил он, — от такой безрассудности и глупости и не берите сверх потребы своей. А взятое вами не расточайте попусту, но тщательно сохраняйте. Не знаем ведь, господа, на сколько протянется сидение наше в осаде. Да и какая вам польза истощить понапрасну житницы чудотворца?» И много об этом молил. Те же этим пренебрегали и наперекор говорили: «Большое ли дело, что берем лишнее? Если это позорно в ваших глазах, то перестанем брать. Но с противниками вы что хотите, то и делайте». И потому он замолчал, сказав: «Да видит это Сергий чудотворец!»

И потом является чюдотворецъ Сергий, об руку стоя Никона, от датошных людей двѣма галицким казаком. И глагола имъ Никон чюдотворец: «Се прииде великий Сергий!» Тии же зрят чюдотворца, на посох поникша лицем, и глагола Никон има: «Возвѣстита всѣм во осадѣ сѣдящим, се глаголетъ Сергий и Никонъ: „Что лукавствуете к нам неправедно и почто, лишняа вземше, отдаете на помет сребра и на пианство? И что ругаетеся мучающимся у огня в пекарни? Или не смыслите сего, яко потъ тѣх кровь снѣдаете? Внимайте же себѣ, яко обругани имате быти чревом и от него вси злѣ скончаетеся”». Тии же галичане казаки всему воиньству вся сия возвестиста и с плачем моляста всѣх. И вси людие посмѣяшася има и проплюваша глаголы их. Они же от того дни и до отшествия враговъ в плачи и во унынии хожаста.

И потом является чудотворец Сергий, стоя об руку с Никоном, двум галицким казакам из даточных людей. И говорит им Никон чудотворец: «Вот пришел великий Сергий!» И те видят чудотворца, поникшего лицом на посох, и говорит им Никон: «Возвестите всем, в осаде сидящим, что так говорят Сергий и Никон: „Что обманываете нас, неправедные, и зачем, лишнее взяв, продаете, чтобы сорить серебром и пьянствовать? И что ругаете мучающихся у огня в пекарне? Или не понимаете того, что съедаете пот их и кровь? Следите за собой, потому что поруганы будете вашим чревом и от него все умрете лютою смертью”». Те галичане казаки всему воинству все это рассказали и с плачем умоляли всех. А все люди посмеялись над ними и наплевали на их слова. Они же с того дня и до отхода врагов в плаче и в унынии ходили.

Хлѣбом же преизобилна тогда обитель чюдотворца. И аще и кровию дрова куповаху, но от пианьства не престаху. Блуду же и прочим злымъ умножавшимся всюду, увы, и того ради отчаяние многим внимашеся. В ров убо глубокъ блуда впадоша вси, от простых чадий даже и до священьствующих. Увы, о горе лютѣ, о напасть, и бѣда, и зло лютѣйшее! Труды без ползы, мучение без вѣнца, пождание несовершено! Терпѣние не до конца — аггеломъ слезы, Владыцѣ гнѣвъ, врагом радость.

Хлебом преизобильна была тогда обитель чудотворца. И хотя и кровью дрова покупали, но пьянствовать не переставали. Блуд и прочее зло умножались повсюду, увы, и потому в отчаяние многие впадали. Ибо в глубокий ров блуда впали все, начиная от простых людей вплоть до священствующих. Увы, о горе лютое, о напасть, и беда, и зло лютейшее! Труды без пользы, мучение без венца, ожидание несбывающееся! Терпение не до конца — ангелам слезы, Владыке гнев, врагам радость.

Да идем нынѣ, братие, тонких бѣсовских запинаний ко обличителю[78] и да услышим того к нам глаголюща сице: «Которым нравом и образомъ нашего друга свяжем? Прежде даже свяжем, разрѣшается, и прежде суда с ним примириваемся и прежде утомлениа покаряемся. Како возненавидимъ, егоже естеством любити обыкохомъ? Како свободимся, емуже во вѣки связахомся? Како упраздним, иже с нами востающаго? Како покажем нетлѣнна, тлѣнно приемше естество? Что благо рцемъ иже благоприемшему извѣты? Аще свяжемъ воздержанием и осудим ближняго согрѣшающа, тому паки предани будем и сами в таяжде впадем. Аще осуждати престанем, то сего побѣдимъ. Возвысивше же ся сердцемъ низсведени сим от небесъ чистоты во адъ страстей. И споспѣшник есть и ратникъ нам, и помощник и соперникъ, и друг и навѣтник; и угодие приемля, ратует, и истааем, изнемогает, и упоковаемъ, безчинствует, и сокрушаем, не терпит; аще опечалим, то в бѣдѣ есмы, и аще уязвим, не имѣем с кимъ добродѣтели стяжати. И егоже отвращаемся, того и любим». Что се еже о нас таиньство? Како себѣ врази и друзи есмы? 0 семъ же да внимаемъ себѣ, како невоздержаниа ради начаша людие вси во истлѣние сходити.

Обратимся же ныне, братья, к тонких бесовских уловок обличителю и услышим, что он говорит нам так: «Каким способом и образом нашего друга свяжем? Прежде чем свяжем, развязывается, и прежде суда мы с ним примиряемся и прежде утомления покоряемся. Как возненавидим того, кого естеством привыкли любить? Как освободимся от того, с кем навеки связались? Как упраздним с нами встающего? Как обратим в нетленное воспринятое нами тленное естество? Что хорошего скажем благому приемнику оправданий? Если свяжем воздержанием и осудим этого ближнего согрешающего, то ему же следом преданы будем и сами в тот же грех впадем. Если же осуждать перестанем, то его победим. Возвысившись сердцем, низводимы мы им с небес чистоты в ад страстей. И споспешник он нам и враг, и помощник и соперник, и друг и клеветник; угождение принимая, воюет, а истощаясь, ослабевает; будучи оставляем в покое, бесчинствует, а будучи сокрушаем, не терпит; если опечалим его, бедствуем, и если пораним, не имеем с кем добродетели стяжать. От кого отвращаемся, того и любим». Что же это у нас такое таинственное? Почему мы сами себе враги и друзья? Послушаем же о том, как из-за невоздержания начали люди все нисходить в истление.

И день от дне моръ начатъ множитися в дому чюдотворца. Благаго же и неизмѣннаго Владыки благий вѣрный раб неотступно о душах промышляа, давшихся ему. По обычаю убо своем поляки, и литва, и с рускими измѣнники, устроившеся к стѣнам обители святаго ударяются. Внезапному же возшумѣнию бывшу, и мужие оружницы к сопротивным исходят, и недовѣдомаго ради приближениа враговъ руцѣ правовѣрным трясущеся и лица тѣм изменяхуся. Исходящеи же с сомнѣниемъ зрят противу себе борзо шествующа иже на вратѣх от церкви святаго чюдотворца Сергиа, старца святолѣпна и сѣдинами совершена и глаголюща к нимъ: «Что трепещете? Аще и никто же от васъ не останется, не имат предати Богъ святаго мѣста сего, и не будет услышано во вразѣх, яко „пленихом обитель Пресвятыя Троица”. Мужайтеся, не ужасайтеся. Рцѣте же во обители всѣм, яко нечисто живущеи во святѣм мѣстѣ семъ погибнут. Не нечистыми Господь спасет мѣсто сие, но имени своего ради без оружиа избавит!» И невидим бысть.

День ото дня мор начал распространяться в доме чудотворца. Благого же и неизменного Владыки благой верный раб неотступно заботился о вверившихся ему душах. Поляки же и литовцы с русскими изменниками, по обычаю своему построившись, ударили в стены обители святого. Шум раздался внезапно, и мужи вооруженные к противникам выходят, и из-за неожиданности приближения врагов руки у правоверных трясутся и лица у них изменились. Выходя же, они, не веря себе, видят перед собой быстро идущего от надвратной церкви святого чудотворца Сергия, святолепного, сединами украшенного старца, говорящего им: «Что трепещете? Если и никого из вас не останется, не предаст Бог это святое место и не прозвучит среди врагов „мы пленили обитель Пресвятой Троицы”. Мужайтесь, не ужасайтесь. Говорите в обители всем, что нечисто живущие в этом святом месте погибнут. Не нечистыми спасет Господь это место, но имени своего ради без оружия избавит!» И невидим стал.

И разумѣша людие самого чюдотворца. Сие же явление всѣм услышано бысть о сем. Но кто избавит человѣка от смерти телесныя и душевныя? Колико и сам Господь уча люди еврейския, но не послушаша и до конца погибоша. Тако-же и здѣ бысть непослушающимъ началниковъ святаго мѣста сего.

И узнали люди самого чудотворца. Об этом его явлении всеми было услышано. Но кто избавит человека от смерти телесной и душевной? Сколько и сам Господь учил людей еврейских, но они не послушали и до конца погибли. Так и здесь было с неслушающими начальников этого святого места.

О МОРУ НА ЛЮДИ

О МОРЕ СРЕДИ ЛЮДЕЙ

Ноября же от 17 дни явлься моръ в людех и протяшеся до пришествиа Давида Жеребцова.[79] Образ же тоя болѣзни в нужных осадах вѣдом, юже нарекоша врачеве цынга. Тѣсноты бо ради и недостатков сиа случаются, наипаче же от вод скверных, не имущих теплых зелий и корений поядающих ражающийся гной во утробах. И не имущихъ водокъ животных, распухневаху от ногъ даже и до главы, и зубы тѣм исторгахуся, и смрад зловонен изо устну исхождаше, руцѣ же и нозѣ корчахуся, жиламъ сводимым внутрь и внѣюду от язв кипящих. И теплицъ не имущим в пособь симъ телеса острупляхуся; и желудку необыкшу к нерастворению приятия затворяющуся, и непрестаненъ понос изнемогшим до конца и не могущим от мѣста на мѣсто преити, ни предвигнутися. И согниваху телеса их от кала измету и проядаше скверна даже до костей, и черви велицы гмизяху. И не бѣ служащих у многих ни жажду утолити, ни алчющих накормити, ни гнойным струпом пластыря приложити, ни превратити на страну, ни червиа отмыти, ни отгнати скотъ стужающий, ни вон извести прохладитися, ни подъяти, еже бы мало посидѣти, ни уста пропарити, ни лице, ни руцѣ умыти, ни от очию праха оттерьти. А иже еще воздвижущеи руцѣ и тии уста и очи нечистотою оскверневаху. И прежде смерти от стуку и от вѣтръ и от движений всяких мнози прахом посыпаны быша, и не бѣ познавати тѣх в видъ зрака. Имущеи же сребро или иныя вещи и отдаяху на купование нуж потребных, ястия и питиа. И колико на потребу, толико и за службу. И со слезами моляще таковѣх, но всякому до себе прииде, о прочих же не брежаху. И аще бы не истощили житницъ дому чюдотворца и погребов не испразднили, то и вси бы измерли во второе лѣто во осадѣ сѣдяще.

В ноябре с семнадцатого дня начался мор среди людей и тянулся до прихода Давида Жеребцова. Вид этой болезни, случающейся при тяжелых осадах, известен, — врачи называют ее цингой. Она бывает из-за тесноты и недостатков, особенно из-за плохой воды, по причине отсутствия целебных растений и корений, поедающих образующийся в утробах гной. Не имея целебных настоев, распухали они от ног до головы, и зубы у них выпадали, и смрад зловонный из уст их исходил, руки же и ноги скорчивались, сводимые жилами вовнутрь и наружу от гноящихся язв. А из-за того, что не имели они теплых омовений, тела их покрывались струпьями; не привыкший к нерастворению принятого желудок закрывался, и начинался непрестанный понос, доводивший до полного изнеможения и невозможности ни с места на место перейти, ни передвинуться. И согнивали тела их от извержения кала, и проедала их скверна даже до костей, и черви огромные ползали. И не было помощников у многих ни жажду утолить, ни алчущих накормить, ни к гнойным струпьям пластырь приложить, ни перевернуть на другой бок, ни червей смыть, ни отогнать надоедающих животных, ни наружу вывести прохладиться, ни приподнять, чтобы дать немного посидеть, ни уста протереть, ни лицо, ни руки умыть, ни с глаз пыль стереть. А кто еще поднимал руки, те оскверняли уста и глаза грязью. И прежде смерти многие от ударов, от ветра и от всяких передвижений были посыпаны пылью, так что невозможно было узнать их по виду. Имевшие же серебро или другие вещи отдавали их, чтобы купить необходимую еду и питье. И сколько за покупаемое, столько и за услуги давали. И со слезами молили они, но всякий думал о себе, о прочих же не заботились. И если бы не израсходовали житниц дома чудотворца и погребов не опустошили, то все бы вымерли, второе лето в осаде сидя.

И тогда бѣ не едина бѣда и зло: внѣюду — мечь, внутрь же юду — смерть. И не вѣдуще же, что сотворити: или мертвых погребати, или стѣнъ градских соблюдати; или с любовными своими разставатися, или со враги полма разсѣкатися; или очи родителем цѣловати, пили своя зѣницы на извѣртение предаати. И неимущеи сродныя крове и тии от стѣн градных не исхождаху, но ту смерти от противных ожидаху, и един путь къ смерти, глаголюще, отовсюду. И единѣм токмо утѣшающеся ко врагом храбрым ратоборством, и друг друга на смерть поощряху, глаголюще: «Се, господие и братиа, не род ли нашь и други погребаются? Но и нам по них тамо же ити. И аще не умрем нынѣ о правдѣ и о истиннѣ, потом всяко умремъ же без ползы и не Бога ради».

И было тогда не одно бедствие и несчастье: снаружи — меч, а внутри — смерть. И не знали, что делать: или мертвых погребать, или стены крепостные охранять; или с любимыми своими расставаться, или с врагами пополам рассекаться; или очи родителей целовать, или свои зеницы на протыкание предавать. И не имевшие кровной родни, те стен городских не покидали, но там смерти от противников ожидали, ибо один путь к смерти, говорили, отовсюду. И одним только утешались храбрым ратоборством с врагами, и друг друга на смерть поощряли, говоря: «Вот, господа и братья, не родные ли наши и друзья погребаются? Но и нам за ними туда же идти. И если не умрем ныне за правду и за истину, потом все равно умрем, но без пользы и не Бога ради».

И таковѣми всѣми злыми обьяти бывше вси, исперва по двадесяти и по тридесяти, и потом по пятидесяти и по сту умираху во един день. И умножися смерть в людех, и друг от друга от духу умираху. И великий храм Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успения по вся дни мертвых наполняшеся. От могил же исперва по рублю за выкопъ емлюще, и потомъ по два и по три, таже и по четыре и по пяти даяху, но не бѣ кому уже приимати, ни копати; и во едину могилу и яму погребаху по десяти и по двадесяти, и двоицею сугубо и вяще. И четыредесят дней бѣ мракъ теменъ и смрад золъ. И идѣже изношаху мертвых, и за ними плачющихся сонмы хождаху; от утра и до вечера бяше погребение мертвым. И не бѣ покоя, ни сна ни во дни, ни во нощи не токмо болным, но и здравым. Овы убо надумирающими плачюще, ови же над износимыми, инии над погребаемыми; и множество полкъ, кождо гдѣ стояще, плакахуся. И от непокойна сна аки шалны хождаху вси.

Будучи всеми таковыми злыми бедами объяты, сперва по двадцать и по тридцать, а потом по пятьдесят и по сто человек умирали в один день. И умножалась смерть в людях, и друг от друга — от запаха — умирали. И великий храм Пресвятой Богородицы, во имя честного и славного ее Успения, каждый день мертвыми наполнялся. За могилы же сперва по рублю за выкапывание брали, а потом по два и по три, затем и по четыре и по пять давали, но не было уже кому ни брать, ни копать; и в одну могилу и яму погребали по десять и по двадцать человек, и дважды столько, и больше. И сорок дней стоял темный сумрак и злой смрад. А где выносили мертвых, там за ними сонмы плачущих ходили; погребали же мертвых с утра до вечера. И не было ни покоя, ни сна ни днем, ни ночью не только больным, но и здоровым. Ибо одни плакали над умирающими, другие над выносимыми, третьи над погребаемыми; и множество группами, кто где стоя, плакало. И от беспокойного сна как шальные все ходили.

И преставишася тогда братии старых во обители 297 братов, а новопостригшихся тогда боле 500. Чинъ же священнический до конца изнеможе от многаго труда болных и умерших и умирающих. И очи иереомъ отяготѣни бысте, и держаще ихъ силою над немощъными. И тако вси иереи скончаша же ся, и мало от священнаго чина — на возвѣщение токмо — осташася. И воиньствующихъ чинъ уже начатъ изнемогати, и мали нѣцыи от смертнаго часа избавлени быша. И многыя сироты, дѣвы, и вдовицы, и отрочата осташася, а имиже мощно всяко промыслъ строити, тии помроша. И не к ползѣ же кои, но на хлѣб ѣдоки, осташася, и тии оздравливающеся въ претыкание бяху великого грѣха.

И преставилось тогда братии старой в обители двести девяносто семь братьев, а новопостригшихся тогда — более пятисот. Чин священнический совсем изнемог от многих трудов с больными, умершими и умирающими. Глаза иереев отяжелели, и их с трудом поддерживали над немощными. И так все иереи скончались, и мало кто из священного чина — для возвещения только — остался. И воинский чин уже начал изнемогать, мало кто от смертного часа был избавлен. Много сирот, дев, вдовиц и детей осталось, а с кем можно было всякое дело делать, те умерли. А от кого не было пользы, лишь хлеба едоки, остались, и те, выздоравливая, служили соблазном к великому греху.

И бѣ же тогда зол смрад, не токмо в келиях, но и по всему монастырю, и в службах, и во святых церквах: ово от немощных человѣкъ, ово же и от скот умирающих; всяко бо животно не призираемо и растерзахуся между собою. И водотечныя трубы дождя ради и грязи костми животныхъ даже доселѣ зарушишася. И болѣ ста возовъ всякихъ портъ изо обители изведше и в ровъ ввергше. Дающе же от воза по полутора рубля, но мало вземлющих, вший ради и червей и смрада ради злаго. И сиа вся внѣ обители, с нужею извезше, сожигаху.

И был тогда злой смрад — не только в кельях, но и по всему монастырю, и в служебных помещениях, и во святых церквах: где от немощных людей, а где и от умирающего скота; ибо всякое животное было без пригляда, и растерзывали одни других. И водосточные трубы, сделанные для дождя и грязи, костями животных даже доныне забиты. И более ста возов всякой одежды вывезли из обители и вывалили в ров. За воз же давали по полтора рубля, но мало было берущих из-за вшей, червей и из-за злого смрада. И все это вне обители, с трудом вывозя, сжигали.

И всѣх у Живоначалной Троицы во осаде померло старцовъ, и ратных людей побито, и померло от осадные немощи слугъ, и служебников, и стрелцов, и казаков, и пушкарей, и затинщиков, и галичан, и датошных и служних людей 2125 человѣк, кромѣ женска полу и недорослей и маломощных и старых.

Всего же у Живоначальной Троицы в осаде умерло старцев, и ратных людей было побито, и умерло от осадной немощи слуг и служебных людей, стрельцов, казаков, пушкарей, застенных бойцов, галичан, даточных людей и прислуги две тысячи сто двадцать пять человек, не считая женского пола, недорослей, маломощных и старых.

О ПОСЛАНИИ КЪ ЦАРЮ ВАСИЛИЮ С МОЛЕНИЕМЪ

О ПОСЛАНИИ К ЦАРЮ ВАСИЛИЮ С МОЛЕНИЕМ

Воеводы же, видяще толик гнѣвъ от Бога належащий по обители чюдотворца, не вѣдуще, что сотворити, понеже неотступно бысть врагов обстояние и ратующе град непрестааху, во обители же от множества воиньских людей мало число оставшеся, и ниоткуду помощи чающе, и престаху исходити из града противу ратных во много время. И о семъ велика бысть радость врагом, литовским людем и руским измѣнником, видяще бо всегда погребаемых и слышаше плач великъ во градѣ о умирающих. Ови же, на древие восходяще высоко, с Терентиевские рощи сматряху во град и радовахуся о погибели христианьстей и веселяхуся и дерзостни быша на брань; и близ стѣнъ градных прискачюще, на брань зовуще, поносными глаголы, аки камением, мещуще на граждан. Извнутрь же града о сицевых в недоумѣнии быша.

Воеводы же, видя столь сильный гнев Божий, обращенный на обитель чудотворца, не знали, что делать, потому что неотступно кругом враги стояли и нападали на крепость непрестанно, в обители же от множества воинских людей малое число осталось, и ниоткуда помощи они не ждали и перестали выходить из крепости против ратных в течение долгого времени. И по этой причине большая радость была у врагов, литовских людей и русских изменников, ибо они видели непрестанно погребаемых и слышали громкий плач в крепости по умирающим. Некоторые же, забираясь высоко на деревья, из Терентьевской рощи смотрели в крепость и радовались погибели христиан, веселились и рвались в бой; и, близко к крепостным стенам прискакивая, на бой они вызывали, поносными словами, как камнями, меча в находящихся в крепости. Внутри же крепости недоумевали, как тут быть.

И тако, совѣтовавше со архимаритом Иасафом и з старцы, посылают къ царствующему граду х келарю Аврамию. Старецъ же во отписках о обители видѣв ужасеся и напред хотящая не на добро збытися разумѣ и все предложивъ пред царя, да разсудит праведное; и моляще всегда, да не одолѣют врази дому чюдотворца. Скипетроносецъ же словом дая, дѣлом же не производя, понеже велика бѣда царствующий град тогда обдержа.

И тогда, посоветовавшись с архимандритом Иоасафом и со старцами, они послали письма в царствующий город к келарю Авраамию. Старец же, увидав из писем положение в обители, ужаснулся, уразумел, что дело вскоре кончится недобрым, и все изложил царю, чтобы тот принял правильное решение; и постоянно молился, да не одолеют враги дома чудотворца. Скипетроносец же на словах давал, а на деле не осуществлял, потому что великая беда владела тогда царствующим городом.

Старецъ же бояшеся напред злу уже содѣятися и совершеное оскудение людми дому святаго все изъявляа. И еще самодержецъ дни притязует скорби и пождания и по входѣх и исходѣх к молению старца не преклоняяся; кровь бо всегда пред стѣнами царствующаго града лияшеся. Келарь же братию царевых моляше, но и тѣми ничто же бысть полезных. И потом патриарха и всю полату царьскую подвиже, показуя тѣм пишемая от обители, яко по мѣсячнем времени конецъ будет от нужи прискорбных граду. Патриархъ же со всѣмъ освященным собором молят царя, глаголюще ему: «Аще, царю, взята будет обитель преподобнаго, то и весь предѣл Росийский до Окиана моря погибнет, конѣчне же Москвѣ тѣснота будет». И едва на слезы келаря преклонися. И в помощь посла атамана Сухана Останкова, а с ним казаков 60 человѣкъ, да зелиа 20 пудов, а келарь Аврамей отпустил троецких слуг 20 человѣкъ, Никифора Есипова с товарыщы.

Старец же, боясь, что скоро уже зло сотворится, все о совершенном оскудении людьми дома святого сообщал. Но самодержец и еще дни скорби и ожидания продлевал, к мольбам старца при входах и выходах не склоняясь; ибо под стенами царствующего города постоянно лилась кровь. Келарь же и братьев царских молил, но и от тех никакой не было пользы. Он потом и патриарха и всю палату царскую подвиг, показывая им письма из обители, где говорилось, что через месяц времени от прискорбных тягот наступит крепости конец. Патриарх же со всем священным собором умолял царя, говоря ему: «Царь, если взята будет обитель преподобного, то и вся страна Российская до Океана-моря погибнет и окончательно Москве станет тесно». И царь с трудом на слезы келаря преклонился. И послал на помощь атамана Сухана Останкова, а с ним казаков шестьдесят человек да пороху двадцать пудов, а келарь Авраамий отпустил троицких слуг двадцать человек, Никифора Есипова с товарищами.

О УТѢШЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА ЯВЛЕНИЕМЪ ИЛИНАРХУ

ОБ УТЕШЕНИИ ЯВЛЕНИЕМ ЧУДОТВОРЦА ИРИНАРХУ

И иже утѣшаяй въ скорбѣх великий чюдотворец Сергий паки является пономарю Илинарху и глагола ему: «Рцы братии и всѣм страждущим во осадѣ: почто унывают и ропщут на держащаго скипетръ? Азъ неотступно молю Христа Бога моего. А о людех не скорбите: людей к вам царь Василей пришлет».

Утешающий в скорбях великий чудотворец Сергий вновь явился пономарю Иринарху и сказал ему: «Скажи братии и всем страждущим в осаде: зачем унывают и ропщут на держащего скипетр? Я неотступно молю Христа Бога моего. А о людях не скорбите: людей к вам царь Василий пришлет».

И по малѣх днех послании от царя Василиа приидоша сквозѣ литовские полки, прежереченный атаманъ Сухан с товарыщы и з слугами троецкими, покровени молитвами чюдотворца, и ничим же вредими от противных здравии во обитель чюдотворца пришедше. Токмо четырех казаков его ухватиша. Лисовъской же повелѣ их казнити против града Сергиева монастыря. Воеводы же, князь Григорей да Алексѣй, против тѣх четырех казаков повелѣвше вывести литовъских полоняников и казнити на горѣ старой токарни надо врагом 42 человѣка, а казаков противъ Лисовского табаръ у Верхнево пруда на взгорке 19 человѣкъ. Сего же ради литва и казаки Лисовъского приидоша убити, и избави его от смерти Сапѣга.

И через немного дней посланные царем Василием прошли сквозь литовские полки — вышеназванный атаман Сухан с товарищами и со слугами троицкими, укрытые молитвами чудотворца, — и, не понеся никакого вреда от противников, здоровыми пришли в обитель чудотворца. Только четырех казаков его захватили. Лисовский повелел их казнить около стен Сергиева монастыря. Воеводы же, князь Григорий и Алексей, за тех четырех казаков повелели вывести литовских пленников и казнить на горе, где старая токарня, над оврагом, сорок два человека, а казаков — против табора Лисовского, у верхнего пруда на взгорке, девятнадцать человек. Из-за этого литовцы и казаки пришли убивать Лисовского, да избавил его от смерти Сапега.

О семъ же злии ратоборцы острѣйши наостряют оружиа, и злѣйши тѣм разъяряющеся сердца; и нощь тѣм, яко день бываше, и другъ друга возбужаху и стрежаху толико крѣпце, яко никако же прополсти сквозѣ ихъ возможно. И боязнь их велика обдержаше о проходѣ Сухановѣ, и стрежаху, другъ друга держаще, дабы никакова вѣстника ни от града, ни во град не пропустити. Во осадѣ же печаль на печаль и скорбь на скорбь возлагашеся, и братиам всѣм во обители лица на землю преклонше, унынием одолѣвахуся, болѣзнем же и смерти во градѣ лютѣ належащи. Возрадовавше же ся мало о пришествии слугъ и казаков, но и тии мало-помалу начаша изнемогати и умираху. И мало сущи число осташася ихъ. И бысть во градѣ скорбь велика, утѣшениа же отвсюду не обрѣтаху, токмо имуще утешение милость Божию и чюдотворца молитвы.

Из-за этого злые ратоборцы острее навостряют оружие и злей у них разъяряются сердца; и ночь для них как день бывала, и друг друга они воспаляли и стерегли крепость столь внимательно, что никак проползти сквозь них было невозможно. И боязнь великая охватила их из-за прохода Сухана, и они стерегли, друг друга держась, чтобы никакого вестника ни из крепости, ни в крепость не пропустить. В осаде же печаль на печаль и скорбь на скорбь налагались, и братья все в обители, лица к земле преклонив, унынию поддавались, а болезни и смерть в городе люто хозяйничали. Порадовались они немного приходу слуг и казаков, но и те мало-помалу начали изнемогать и умирать. И малое число их осталось. И была в крепости скорбь великая, утешения же ниоткуда не находили, только и имели утешение — милость Божию и чудотворца молитвы.

О ЯВЛЕНИИ НИКОНА ЧЮДОТВОРЦА

О ЯВЛЕНИИ НИКОНА ЧУДОТВОРЦА

Еще гнѣву Божию не преставшу и многим скорбию немощи одержимым, во едину от нощий во снѣ является великий чюдотворецъ Никонъ понамарю Илинарху, глаголя сице: «Повѣждь болящим людем: се падет снѣгъ в сию нощь, и хотящеи исцѣление получити да трутся тѣм новопадшимъ снѣгом. Рцы же всѣмъ людем, яко Никон сказа се». Илинархъ же воспрянувъ трепетен и наутрия повѣда всѣм людемъ. И по глаголу чюдотворца Никона паде новъ снѣгъ; и иже вѣру сему емшеи и тѣм снѣгомъ тершеся, и от тѣх мнози здравие получиша.

Когда еще гнев Божий не прекратился и многие были подвержены скорби и немощи, однажды ночью во сне является великий чудотворец Никон пономарю Иринарху, говоря так: «Поведай больным людям: в эту ночь выпадет снег, и желающие получить исцеление пусть натрутся тем нововыпавшим снегом. Скажи всем людям, что Никон это сказал». Иринарх же воспрянул в трепете и наутро поведал всем людям. И, как и сказал чудотворец Никон, выпал новый снег; и кто поверил в это и тем снегом натерся, — из тех многие здоровье получили.

О НЕВѢДОМѢМЪ ПѢНИИ ВЪ ЦЕРКВИ УСПЕНИА ПРЕСВЯТЫА БОГОРОДИЦА[80]

О НЕВЕДОМОМ ПЕНИИ В ЦЕРКВИ УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

Стрегущим нѣкогда на церкви Духа Пресвятаго Сошествиа и спящимъ в пременении, един же стрежаше по обычаю и обзираше всюду, да не явится от коея страны ко граду внезапное пришествие врагов, и се слышит внезапу многих гласы поющих, мужескиа и отроческиа. Он же смотряше всюду, гдѣ поют, и разслыша воспѣвающих въ храмѣ велицем Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успениа. Той же сторож и прочих возбуди, да не соблазнится о сих. Нѣцыи же от них рѣша, яко по умерших пѣние се, всегда бо храм полнъ бяше мертвых отпѣваемых. Паки же глаголаша, яко никогда же нощию с вечера не отпѣвают умерших. «Или утренее пѣние начатся? Но не у приспѣ время утренняго пѣниа». И глаголюще: «Еда нѣкоея ради вещи собравшеся людие, и молебная исправляютъ. Но не по чину молебнов гласы исходят, и ни тако, якоже иноцы или яко же мирстии, но зѣло красно и множество поющих немолчно и безпрестанно и гласы громны». Таже рекше к себѣ: «Шедше, да увѣмы извѣстнѣе». И текше до дверей церковных къ храму Пресвятыа Богородица, и гласу не бысть. И усумнѣвшеся, борзо отидоша ко оставшимся на сторожи и снизу к высотѣ воскликнувше на храмѣ стоящим, глаголюще: «Се вси соблазнихомся: нѣсть пѣниа и никакова гласа въ церкви Успениа Пресвятыа Богородица!» И долу стоящеи ужасахуся, гласы бо пѣниа пакы слышахуся имъ. Тии же с высоты глаголюще: «Что смущаете нас? Се не гласы ли пѣниа еще суть? И егда снидосте от нас, а пѣние гласов не преста». Снидоста же и тии с высоты и на глас идоста и пѣние слышаху, пришедше же къ дверем церковным, и ничто же не слышаша. И возвратившеся рѣша: «Не туне пѣние се, братие!»

Однажды, когда стояла стража на церкви Сошествия Пресвятого Духа и спали по очереди, а один стоял на страже по обычаю и озирался вокруг, не обнаружится ли с какой-нибудь стороны внезапное нашествие на крепость врагов, и вот вдруг он слышит много голосов поющих, мужских и отроческих. Он посмотрел вокруг, чтобы понять, где поют, и разобрал, что поют в великом храме Пресвятой Богородицы, во имя честного и славного ее Успения. Тот сторож и прочих разбудил, чтобы самому не обмануться. Некоторые из них сказали, что это пение по умершим, ибо всегда храм был полон мертвых, отпеваемых. Говорили также, что никогда ночью с вечера не отпевают умерших. «Или утреннее пение началось? Но еще не приспело время утреннего пения». И говорили: «Разве что по какому-нибудь поводу собрались люди и молебен служат. Но не по чину молебнов звучат голоса и не так, как поют иноки или как мирские, но очень красиво, и множество поющих, и поют не умолкая и беспрестанно, и голоса громкие». Затем решили между собой: «Пойдем и узнаем получше». А когда они дошли до церковных дверей к храму Пресвятой Богородицы, голосов не стало. И, усомнившись, они быстро пошли к оставшимся на страже и снизу вверх крикнули стоящим на храме: «Оказывается, все мы обманулись: не слышно пения и никакого звука в церкви Успения Пресвятой Богородицы!» И внизу стоящие пришли в ужас, ибо звуки пения вновь им слышались. Те же с высоты говорят: «Что смущаете нас? Вот и сейчас — ни звуки ли это пения? И когда вы спустились от нас, голоса петь не переставали». Сошли и те с высоты и пошли на звук и пение слышали, а подойдя к церковным дверям, ничего не слышали. И, возвратившись, сказали: «Не зря это пение, братья!»

Егда же отоидоша, паки слышаша пѣние. И шедше, возвѣстиша о семъ воеводѣ. И въскорѣ мнози пришедше, и не слышаша никакова гласа, ни шума. И ужас многих обият о семъ. Таже по обычаю ко утрени начаша благовѣстити.

Когда же они отошли, опять слышали пение. И, пойдя, они сообщили об этом воеводе. И вскоре многие пришли и не слышали никакого ни пения, ни шума. И ужас охватил от этого многих. Затем по обычаю начали благовестить к утрени.

О ЗАСЫЛКѢ ОТ ПАНОВЪ ТРУБАЧЕА ПАНА МАРТИЯША

О ЗАСЫЛКЕ ПАНАМИ ТРУБАЧА ПАНА МАРТЬЯША

Видяще же врази, яко не успѣваетъ совѣт их лукавый, но разрушается. Тѣм же и мнози многажды с лестию приѣждяюще и творящеся приятелствующе и многажды сказующе дѣемая и умышляемая ими. И истинно безо лжи тако бываше по их скаскѣ. И немощнии от пианьства просяще опохмелитися. Троецкое же воинство сиа возвѣщающе архимариту и воеводам, и повелѣниемъ их приемше от чашника с погреба меду, и исхождаху к паном с питиемъ, дабы кого чим уловити от них. Они же пивше и отхождаху. Иногда же нѣцыи от них, вино принесше, меду прошаху на него. И такова дружба без бѣды не бываше, обоимъ обманывающимся людем: или убо кого возмут въ языки, или убиютъ.

Видели враги, что не имеет успеха их коварный замысел, но рушится. Оттого многие, по многу раз с обманом приезжая и притворяясь друзьями, многократно говорили о том, что делалось и замышлялось. И истинно без лжи, так и бывало, как они говорили. И немощные от пьянства просили опохмелиться. Троицкие же воины сообщали от этом архимандриту и воеводам, и по их повелению, получив от чашника из погреба мед, выходили к панам с питьем, чтобы чем-нибудь кого-нибудь из них уловить. Они же, выпив, отходили. Иногда же некоторые из них, принеся вино, просили за него меду. И такая дружба без беды не бывала, и те и другие люди обманывались: то кого-нибудь возьмут в плен, или убьют.

Сопѣге же окаянному бѣяше трубачей люторъ, Мартияшь именемъ, зѣло вѣрен, и той, укрѣплен от Сопѣге, посылается с похмельными ко обители чюдотворца опохмелитися просити меду. И по обычаю лщениа ятъ бысть и приведен во обитель святую готов врагъ, сам сый вдадеся. Приведену же бывшу к воеводам, и по научению Сопѣги повѣда за собою добрыя рѣчи и годны всѣмъ во осаде. И того ради не бысть убиенъ. И по днех преходящих вся збывахуся по его рѣчемъ. И впред инаа кая речет, то вся збывахуся. Извѣсти же о себѣ, яко и грамотѣ полской гораздъ, и переводити писание добрѣ свѣсть. О семъ угоденъ бысть воеводам. И поносяше злѣ емлемым во языцех и ругаяся вѣре своеи аки нелицемѣрно. Входя же и исходя пред воеводою, начат же на выласки исходити; и служа нелицемѣрно, бьяшеся крѣпко и от всѣх почитаемъ и любим бѣяше. И ходя с воеводою по граду и в башнях, и к пушкам и к пищалем, прицѣлей смотряше и правѣ прицѣли устрояше, и много пакости литовским людем и руским измѣнником от него бываше; и вопреки многажды с воеводы глаголаше, и на его словесѣх сбывашеся. Аще ли же когда кто ослушается его, то зло случашеся. Воевода же князь Григорей яко родителя своего почиташе и во единой храмине почиваше с ним. И ризами свѣтлыми одѣян бысть, и не бѣ слышати о немъ слова лукава, и мнози правдодѣяниа его ради стыдяхуся его. И всяко недобро творимое о промыслѣ ратном извѣщаше князю и, аки зѣло скорбя, лицемѣрствоваше. И уже начат князь и нощию посылати его досматривати стражбы, и никогда же солга воеводѣ ни в чем.

У окаянного Сапеги был трубач лютеранин, Мартьяш именем, очень верный, и вот тот, наученный Сапегой, был послан с похмельными к обители чудотворца просить меду опохмелиться. С помощью обычной уловки был схвачен и приведен в святую обитель готовый к этому враг, сам поддавшийся. Когда же его привели к воеводам, он повел, по научению Сапеги, добрые речи, приятные всем осажденным. И потому не был убит. И по мере прохождения дней все сбывалось по его речам. И впредь иное, что он ни скажет, все то сбывалось. О себе же он известил, что и грамоту польскую знает, и переводить написанное хорошо умеет. Из-за этого он понадобился воеводам. И зло поносил он взятых в плен и ругал свою веру как будто нелицемерно. Входя и выходя перед воеводой, он начал и на вылазки выходить; и, служа нелицемерно, бился крепко, и всеми почитаем был и любим. И, ходя с воеводами по стенам и по башням, он осматривал у пушек и пищалей прицелы, исправлял прицелы, и много бывало от него пакости литовским людям и русским изменникам; и часто он возражал воеводам и по его словам сбывалось. Если же когданибудь кто ослушивался его, беда случалась. Воевода же князь Григорий как родителя своего его почитал и в одном с ним доме спал. И в одежды светлые он был одет, и не было слышно о нем ни слова дурного, и многие из-за праведных дел его стыдились его. И обо всем, что нехорошо делалось в ратном промысле, он сообщал князю и, будто бы очень скорбя, лицемерил. И уже начал князь и ночью посылать его осматривать стражу, и никогда он не солгал воеводе ни в чем.

О НѢМЕ И ГЛУХЕ ПАНѢ, КАКО ОБЛИЧИ ТОГО МАРТЬЯША ИЗМѢНУ

О НЕМОМ И ГЛУХОМ ПАНЕ, КАК ОН УЛИЧИЛ ТОГО МАРТЬЯША В ИЗМЕНЕ

По нем же и другий панъ предадеся, нѣмъ сый и глух, егоже паны Мартьяшем же нарицаху. И той Мартьяшъ зѣло яростен и силен бѣ и послужи в дому Пресвятыя Троица якоже истиннии христиане. Толико же знаменитъ бѣ в поляках и во измѣнницех, яко и храбрии не смѣюще нань наступати. Нѣции же, именемъ его страшаще, прогоняху нечистивых, и пешь коннаго не бояшеся. Глухоты же ради своея на боех вертяшеся и обзираяся, дабы не убиенну быти откуду. На приступѣх же никто же поспѣшен таковъ явися камениемъ метати, якоже сей нѣмко; аще ли же оружием когда бияся, то жилы рукъ его скорчевахуся и едва разводящася, и не могий в руку своею держати ничтоже. Се же дивно бѣяше, яко нѣм сый и глух, но како разумѣ о велицем богоносном отцѣ нашем Сергии: приходяще бо къ церкви Пресвятыя Троица и не дерзая входити въ святую церковь, но противъ гробу чюдотворца едину половину двери отворяа и воздѣваа руцѣ и немуя велми с плачем, и ударяшеся о помостъ пред церковию. Невѣдомо же, по явлению или от смерти бѣгая предася, или просто случаем, един се Господь вѣсть. Той же Мартьяшь нѣмко вмѣсто глагола рукама розводя и нѣмуя, указуя персты о вещи какой, или о дѣлѣ творимом, или человѣка или животно сказуя, персты же начертая. И близ бѣ воевод, и все разумѣваху воеводы указание его в немовании.

За ним и другой пан предался, немой и глухой, его паны тоже Мартьяшем называли. Этот Мартьяш был очень яростным и сильным и послужил в доме Пресвятой Троицы как истинные христиане. Он был настолько знаменит среди поляков и изменников, что даже храбрые воины не смели на него наступать. Некоторые, пугая его именем, прогоняли нечестивых, и пеший конного не боялся. По причине же своей глухоты он вертелся в бою и озирался, чтобы не быть откуда-нибудь убитым. Во время приступов никто не был так быстр в метании камней, как этот немой; если же он бился с оружием, то жилы рук его так сводило, что он их едва разгибал и не мог в руке своей держать ничего. Удивительно было то, что, будучи нем и глух, он как будто знал о великом и богоносном отце нашем Сергии: ибо, приходя к дверям церкви Пресвятой Троицы и не дерзая входить в святую церковь, он открывал одну половину двери против гроба чудотворца и, воздевая руки, без слов, но с сильным плачем, ударялся о вымостку перед церковью. Неизвестно, вследствие явления или, смерти избегая, он предался, или просто случайно — один Господь это знает. Этот немой Мартьяш вместо слов, руками водя, говорил и, как немой, показывал пальцами, какую имеет в виду вещь или работу делаемую, или человека, или животное, пальцами очерчивая. И был он около воевод, и все воеводы понимали его бессловесные указания.

Сима же двѣма литвяком случися быти на обѣдѣ у слуги Пимина Тененева, и по обѣдѣ начаша играти тонцы. Во игрании же том отскочи той нѣмко пан от Мартьяша и нача зубы скрежетати нань и плюваше к нему. Той же литвякъ, очима нань недобрѣ позрѣвъ, и искочи скоро вон. Прилучшии же ся ту не разумѣша между има бывшаго. Нѣмко же скоро побѣжа ко князю Григорию Борисовичю и прискочив слезен и ударися чрез обычай пред ним и начертая рукама взяти того пана повелѣвая. Князь же истязуя вины нань, он же по кулаку кулаком биаше и хватая рукама стѣны келейныя и на церкви и на службы монастырския и на стѣны градския указуя и начертая на воздух всему взметнутым быти, и воеводамъ указуя посѣченым быти и всѣм в обители сожженным быти. Сиа же князь разумѣ от него, и Мартьяша сохраншася поимаша и многими муками и огнем едва довѣдашася.

Этим двум литвинам случилось быть на обеде у слуги Пимена Тененева, а после обеда начали играть в тонцы. Во время же той игры отскочил тот немой пан от Мартьяша и начал зубами скрежетать на него и плевать в него. А тот литвин, очами на него недобро посмотрев, быстро выскочил вон. Случившиеся там люди не поняли между ними происшедшего. Немой же быстро побежал к князю Григорию Борисовичу, вбежал в слезах, упал не по обычаю перед ним и, жестикулируя руками, умолял взять того пана. Князь спросил, в чем тот виновен, и он, по кулаку кулаком бия, хватая руками стены кельи и указывая на церкви, на службы монастырские и на стены крепости, изображал, что все будет взметено на воздух и что воеводы — показывал — буду посечены, а все в обители будут сожжены. Это князь от него уразумел, и Мартьяша, спрятавшегося, поймали и с помощью многих мук и огня едва доведались следующего.

И повѣда той окаянный Мартьяшь всю измѣну свою. Хотя бо той злодѣй у пушекъ иззабити затравы, а порох прижещи; и еще сказа, яко и нощию с паны под стѣну приходящими часто бесѣдоваше, единым словомъ разум тѣм подавая на стрѣлах грамоты тѣм низпуская. В нощь же ту окаянный хотяше поляков на стѣну немногих впустити, с ними же пакость содѣяти наряду и зелию, а прочим присрочил къ приступу готовым быти. Но всещедрый Господь Богъ нашь, не нас ради окаянных, но имени своего ради святаго и за молитвъ угодников своих Сергиа и Никона, от таковаго тайнаго умышлениа избави нас. И воспѣвше тогда вси благодарьственыя пѣсни всѣх защитителю и Господу Богу и его угодником Сергию и Никону чюдотворцем.

И поведал тот окаянный Мартьяш всю свою измену. Хотел ведь злодей у пушек забить запалы, а порох прижечь; и еще сказал, что по ночам он часто беседовал с приходящими под стену панами, одним словом знаки тем подавая и на стрелах грамоты им вниз посылая. А той ночью хотел окаянный впустить на стену немногих поляков и с ними причинить вред орудиям и пороху, а прочим указал срок быть готовым к приступу. Но всещедрый Господь Бог наш не нас ради, окаянных, но имени своего ради святого и за молитвы угодников своих Сергия и Никона от этого тайного замысла нас избавил. И все тогда воспели благодарственные песни всеобщему защитнику Господу Богу и его угодникам, чудотворцам Сергию и Никону.

Той же панъ нѣмко, не вѣмы, что ради, измѣнилъ, отоиде в литовскиа полки; или сего ради, яко обойдоша его на нижнем огороде пѣшие руские измѣнники. Онъ же видѣвъ, яко убиенну быти ему от них, замомотовав и шапкою махая, предася к ним. Они же ограбиша его, бѣша бо на нем ризы преже помянутаго Мартьяша трубача. И пребысть в станѣх литовских нѣколико дней, паки возвратися к дому чюдотворца и паче прежняго ратоваше по християнехъ на литву и на измѣнники руские.

А тот немой пан, не знаю почему, изменил, ушел в литовские полки; может быть, из-за того, что окружили его на нижнем огороде пешие русские изменники. Он увидел, что они убьют его, замычал и, шапкой махая, предался им. А они его ограбили, ибо на нем были одежды преждеупомянутого Мартьяша-трубача. И, несколько дней пребыв в станах литовских, он возвратился в дом чудотворца и смелей прежнего сражался за христиан против литовцев и русских изменников.

О СЛУГѢ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

О СЛУГЕ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

Охрабри же тогда великий чюдотворец Сергий во осадѣ слугу Ананию Селевина, егда уже во обители чюдотворца храбрии и крѣпции мужие падоша, овии убо остриемъ меча от иновѣрных, инии же во градѣ прежереченною цѣнгою помроша. Той же Ананиа мужествен бѣ: 16 языков нарочитых во осадѣ тогда сущии во град приведе, и никто же от силных поляков и руских измѣнников смѣюще наступати нань, но издалече ловяще из оружиа убити. Вси бо знааху его и от прочих отлучающеся на того ополчевахуся. И по конѣ его мнози знающе, толик бо скоръ конь той, яко из среды полковъ литовских утекаше, и не можаху постигнути его. И с выше помянутым нѣмком во исходех на бранѣх часто исхождаху. Той бо нѣмко всегда с ним пѣшь на брань исхождаше, и роту копейных поляковъ они же два с луки вспять возвращаху. Александръ же Лисовской, нѣкогда видѣвъ того Ананию ратующа противу себе, и выйде против его, хотя его убити. Ананиа же борзо ударив конь свой и пострели Лисовского из лука в високъ лѣвой, с ухом прострелив, и опроверже его долу, сам же утече из среды полков казачихъ; бѣ бо из лука гораздъ, такоже и из самопала.

Расхрабрил тогда великий чудотворец Сергий бывшего в осаде слугу Ананию Селевина, уже когда в обители чудотворца храбрые и крепкие мужи одни от острия меча иноверных пали, а другие померли в крепости от цинги, о которой было сказано прежде. Анания же тот был мужественным: шестнадцать знатных пленников привел он в осажденную крепость, и никто из сильных поляков и русских изменников не смел приближаться к нему, только ловили они случай убить его из ружей издалека. Все ведь знали его и, оставляя прочих, ополчились на него. И по коню его многие узнавали, ибо столь быстрым был тот конь, что из гущи литовских полков убегал, и не могли его догнать. Часто они вдвоем с вышеупомянутым немым выходили при вылазках на бой. Тот немой всегда с ним пешим на бой выходил, и роту вооруженных копьями поляков они двое с луками обращали вспять. Александр Лисовский, однажды увидев этого Ананию среди своих противников, пошел против него, стараясь его убить. Анания же быстро ударил коня своего и, выстрелив Лисовскому из лука в левый висок, с ухом его прострелил и поверг его наземь, а сам ускакал из гущи казачьих полков; ибо он хорошо стрелял из лука, а также из самопала.

Прилучи же ся тому Анании чернь отимати от поляков в прутии, и от двою ротъ отторгаему уже от дружины его, и бѣгающу избавитися. Нѣмко же во пнѣх скрывся и зряше нестроениа Анании; имѣяше же лукъ в руку и колчанъ великъ стрѣлъ; и искочив, яко рысь, и стрѣляюще по литвякех и бияшеся злѣ. Литвяки же обратившеся на нѣмка, и абие Ананиа исторжеся к нему, и вкупѣ сташа. И многих поранивше самѣх и бахматов, отидоша здравы, токмо конь под Ананьею раниша.

Раз этот Анания, отбивая у поляков черных людей в кустарнике, был отторгнут двумя ротами от его дружины и, бегая, спасался. Немой скрылся среди пней и видел бедственное положение Анании; у него в руке был лук и большой колчан стрел; и он выскочил, как рысь, и, стреляя по литовцам, яростно бился. Литовцы обратились на немого, и тут же Анания вырвался к нему, и они стали рядом. И многих поранили они людей и коней и отошли невредимыми, лишь коня под Ананией ранили.

Поляки же едино совѣтовавше, да убиютъ коня под Ананиею, вси бо вѣдяще, яко жива его не взяти. Егда же исхождаше Анания на брань, то вси по конѣ стрѣляюще. И тако на многих выласках конь его шестию раненъ бысть, и в седмый смерти предан. И начат Ананиа охуждатися на бранѣхъ. Потом же Ананию раниша ис пищали по нозѣ, по болшому персту, и всю плюсну раздробиша; и опухну вся нога его, но еще крѣпцѣ ратовашеся. И по седми днехъ по той же нозѣ по колѣну раненъ бысть. И тако крѣпкий муж возвратися вспять. И отече нога его до пояса, и по днѣх малѣх скончася ко Господу.

Поляки только и думали, как убить коня под Ананией, ибо знали, что живым его не взять. Когда Анания выходил на бой, то все по коню стреляли. Всего во многих вылазках конь его шесть раз был ранен, а на седьмой убит. И сделалось Анании хуже в боях. А потом Ананию ранили из пищали в ногу, в большой палец, и всю плюсну раздробили; и опухла вся его нога, но он еще хорошо воевал. А через семь дней в колено той же ноги он был ранен. Тогда этот крепкий муж возвратился назад. И отекла нога его до пояса, и через несколько дней он скончался в Господе.

О МОСКОВСКОМ СТРѢЛЦѢ НЕХОРОШКѢ И О НИКИФОРѢ ШИЛОВѢ

О МОСКОВСКОМ СТРЕЛЬЦЕ НЕХОРОШКЕ И О НИКИФОРЕ ШИЛОВЕ

Пришедшу Александру Лисовскому с полком своимъ на вылазныя люди и ядущу усты меча, яко волку агньцы, в тѣх же гонимых московской стрѣлецъ, именем Нехорошко, с ним же клемянтѣевской крестьянин Никифор Шилов. И видѣвше Лисовского вооружена зѣло броньми, копие же в руку своею имѣя, и разгарающеся оба сердцем, страшающе же ся лютости его. И возрѣвше на храм Пресвятыя Троица, призывающе на помощь великаго Сергия чюдотворца, искочше на меринех своих: Никифоръ Шиловъ уби под Лисовским бахмата, Нехорошко же удари его копиемъ в бедру. Объяты же бывше от казаков троецким воиньством и от многих противных невредими быша молитвами великого чюдотворца Сергиа. Той же Никифор Шиловъ и Нехорошко вѣдомы бойцы бѣша, на многих выласках объявляющеся, бьющеся крѣпко.

Однажды, когда Александр Лисовский со своим полком напал на вышедших на вылазку людей и пожирал их устами меча, как волк ягнят, в числе преследуемых был московский стрелец именем Нехорошко, а с ним клементьевский крестьянин Никифор Шилов. Увидев Лисовского, одетого в хороший доспех и держащего в руке копье, разгорелись оба сердцем, но страшились свирепства его. И, взглянув на храм Пресвятой Троицы, призывая на помощь великого Сергия чудотворца, они поскакали на своих меринах: Никифор Шилов убил под Лисовским коня, Нехорошко же ударил его копьем в бедро. Они были отняты у казаков троицким воинством и среди многих противников остались невредимыми по молитвам великого чудотворца Сергия. Тот Никифор Шилов и Нехорошко знаменитыми бойцами были, на многих вылазках они отличались, сражаясь крепко.

О ПРИХОДЕ ВО ОБИТЕЛЬ СХОДНИКОВ КАМЕНОСѢЧЦОВ 3 ГРАМОТЫ ОТ КЕЛАРЯ АВРАМИА

О ПРИХОДЕ В ОБИТЕЛЬ С ГРАМОТАМИ ОТ КЕЛАРЯ АВРААМИЯ УХОДИВШИХ КАМЕНОТЕСОВ

Мѣсяца майа въ 7 день в четвертом часу нощи пришли в Троецкой Сергиевъ монастырь сходницы троецкие, каменосѣчцы Шулешь Шпаниковъ да Гаранька, присланы с Москвы з грамотами от келаря старца Аврамиа Палицына. А пишет в грамотах архимариту Иасафу з братьею и государевым воеводам и к воиньству и ко всем осадным людемъ, православному христианству, чтобы попомнили крестное цѣлование, стояли бы противъ невѣрных крѣпко и непоколебимо, жили бы неоплошно, берегли бы ся накрѣпко от литовских людей.

Месяца мая в седьмой день в четвертом часу ночи пришли в Троицкий Сергиев монастырь уходившие троицкие каменотесы Шулешь Шпаников и Гаранька, будучи присланы из Москвы с грамотами от келаря старца Авраамия Палицына. И писал он в грамотах архимандриту Иоасафу с братией, государевым воеводам, воинам и всем находившимся в осаде людям, православным христианам, чтобы помнили они крестное целование, стояли бы против неверных твердо и непоколебимо, жили бы без оплошностей и берегли бы себя накрепко от литовских людей.

О ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА НИКОЛЫ ЧУДОТВОРЦА И О ОБЛЕГЧЕНИИ МОРА И БОЛѢЗНЕЙ

ОБ ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА НИКОЛЫ ЧУДОТВОРЦА И ОБ ОСЛАБЛЕНИИ МОРА И БОЛЕЗНЕЙ

На память же святаго и всехвалнаго апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова, мѣсяца майа въ 8 день, архимарит Иасафъ и воеводы приговорили въ храмѣ Пресвятыя Богородица честнаго ея Успениа въ предѣле освящати храм во имя иже во святых отца нашего Николы чюдотворца, въ праздник его, майа въ 9 день, еже и сотвориша въ славу в Троицы славимому Богу. И от того дне дарова Господь Богъ нашь православным христианом милость свою. И мнози болныя начаша от недуг своих оздравливати, благодаряще Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, такоже и Всенепорочней Владычицѣ Богородице благодарственыя пѣсни возсылающе и восхваляюще святаго и великого апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова и великого архиереа чюдотворца Николу, и свѣтилникъ великих росийских, Сергиа и Никона чюдотворцов, яко святых ради молитвъ их исцѣление бысть болѣзнем злымъ и облегчение. И смертоносие от того же дне почася в людех преставати. Оставъшии же ся от смертоносиа здравии по вся дни ходяще из града на брань к литовскимъ людем, и бьяхуся со усердиемъ, и милость Господня помогаше им.

На память святого и достохвального апостола и евангелиста Иоанна Богослова, месяца мая в восьмой день, архимандрит Иоасаф и воеводы решили в храме Пресвятой Богородицы, во имя честного и славного ее Успения, в приделе освятить храм во имя святого отца нашего Николы чудотворца, в праздник его, мая в девятый день, что и совершили во славу в Троице славимого Бога. И с того дня даровал Господь Бог наш православным христианам свою милость. И многие больные начали от недугов своих выздоравливать, благодаря Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, также и Всенепорочной Владычице Богородице благодарственные песни воссылая и восхваляя святого и великого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, великого архиерея чудотворца Николу и великих российских светочей Сергия и Никона чудотворцев, так как по святым их молитвам произошло исцеление от злых болезней и облегчение. И смерть с того дня стала меньше людей уносить. Уцелевшие же от смертоносной болезни здоровые люди каждый день выходили из крепости на бой с литовскими людьми и бились с усердием, и милость Господня помогала им.

О ВТОРОМ БОЛШОМ ПРИСТУПѢ

О ВТОРОМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ

Мѣсяца майа въ 27 день паки в Сопѣгиных табарѣх и Лисовского бысть шум великъ, играюще во многиа игры и до полудни. С полудни же начаша литовския люди подъежжати под град, сматряюще стѣн и часто подзирающе. Такоже начаша готовити мѣста, гдѣ быти пушкам ихъ и пищалем. И скачюще на бахматѣх, машуще мечи своими на град, яко грозяще. К вечеру же начаша скакати конные многие люди и з знамены по всѣм полям Клемянтѣевским. По семъ же и Сопѣга вышелъ со многими полки вооруженными и паки скрышася в табары своа.

Месяца мая в двадцать седьмой день опять в Сапегиных таборах и Лисовского был великий шум от многих труб и длился до полудня. С полудня же начали литовские люди подъезжать к крепости, осматривая стены и часто озираясь. Также начали они готовить места, где поставить свои пушки и пищали. И, гарцуя на лошадях, махали мечами своими в сторону крепости, как будто грозя. К вечеру же много конных людей начало гарцевать со знаменами по всем полям Клементьевским. Потом и Сапега вышел со многими вооруженными полками и снова скрылся в своих таборах.

Оставшее же ся троецкое воинство, видяще на град лукавое позирание, уразумѣша лютый совѣт их къ пролитию крови и непщеваху быти приступу. И тако готовящеся на брань. Бѣша бо мали числом суще. И готовяху на стѣнах вар с калом, смолу, камение, и прочее, иже к тому времени пристрояюще, и подошевной бой очистиша.

Оставшиеся же в троицком воинстве, видя как те коварно посматривают на крепость, уразумели их злой замысел, чреватый пролитием крови, и поняли, что быть приступу. И стали готовиться к бою. Было же их числом мало. И готовили они на стенах вар с нечистотами и припасали смолу, камни и прочее, что тогда годилось, и подошвенные бойницы очистили.

И егда бысть вечеръ уже, окаяннии же литовские люди и руские измѣнники лукавствующе хотяще к стѣнам градным приити тайно и ползающе, аки змия по земли молком, везяху приступныя козни: щиты рубленые, и лѣстницы, и туры, и стѣнобитныя хитрости. Градстии людие вси взыдоша на стѣны, мужеска полу и женьска, и такожде западше, ждаху приступу.

И когда уже настал вечер, окаянные литовские люди и русские изменники захотели хитростью подобраться к стенам крепости втайне, ползая, как змеи, по земле молча, таща приспособления для приступа: рубленые щиты, лестницы, туры и стенобитные орудия. Люди в крепости все, и мужчины и женщины, вышли на стены и, тоже затаившись, ожидали приступа.

И абие с Красной горы возгремѣша изъ огневово верхового наряду. И тако, воскричавше, все множество литовских людей и руских измѣнников и устрѣмишася на град со всѣх стран с лѣствицы, и щиты, и с тарасы, и со иными козньми стѣнобитными. И заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду всѣми силами, всякими дѣлы и хитростьми. Мняху бо окааннии во един часъ похитити град, вѣдяше же во граде зѣло мало людей и тии суть немощни, и сего ради крѣпце належаху на град.

И вдруг с Красной горы загремело из верхних огневых орудий. И тогда, закричав, все множество литовских людей и русских изменников устремилось на крепость со всех сторон с лестницами, щитами, турусами и иными стенобитными приспособлениями. И, заиграв во многие трубы, они начали приступ всеми силами, всякими способами и средствами. Думали ведь окаянные за один час захватить крепость, зная, что в крепости очень мало людей, да и те немощны, и потому всеми силами налегли на город.

Но благодатию Божиею подкрѣпляемо троецкое воинство бияхуся с стѣн градных крѣпко и мужествено. Литва же тщашеся вскорѣ на град взыти и придвигнуша щиты на колесѣх и лѣствицы многия, и нуждахуся силою приставити и взыти на стѣны. Христолюбивое же воинство и вси градстии людие не дающе им щитов и тарасовъ придвигнути и лѣствицъ присланивати, бьюще ис подошевново бою из многих пушек и пищалей, и в окна колюще, и камение мещуще, и вар с калом льюще, и сѣру и смолу зажигающе метаху, и известью засыпающе скверныя их очеса. И тако бьющеся чрез всю нощь.

Но подкрепляемое благодатью Божьей троицкое воинство билось с крепостных стен крепко и мужественно. Литовцы старались скорей взойти на крепость и придвинули щиты на колесах и множество лестниц и прилагали все усилия приставить их и взойти на стены. Христолюбивое же воинство и все люди в крепости не давали им придвинуть щиты и турусы и лестницы прислонять, стреляя из подошвенных бойниц из многих пушек и пищалей, коля в окна, меча камни и лия вар с нечистотами, и метали они, зажигая, серу и смолу, и известью засыпали скверные их глаза. И так бились всю ночь.

Архимарит же Иасафъ со всѣм освященным собором вниде въ храм Пресвятыя Троица, молящеся Всещедрому в Троицы славимому Богу и Пресвятѣй Богородицы и великим чюдотворцом Сергию и Никону о избавлении града и о помощи над враги.

Архимандрит же Иоасаф со своим священным собором вошел в храм Пресвятой Троицы, молясь всещедрому в Троице славимому Богу, Пресвятой Богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону об избавлении крепости и о помощи против врагов.

Егда же бысть день, видяще окаяннии, яко не успѣша ничтоже, но паче своихъ множество изгубиша, начаша со студомъ отступати от града. Градстии же людие вскорѣ отвориша град, овии же с стѣн скочивше, учиниша выласку на оставшихся ту литовъских людей у стѣнобитных хитростей своих. Инии же во рвѣх бродяще и не могуще изыти. И тако тѣх многих побили, а живых взяли пановъ и руских измѣнников 30 человѣкъ. И повелѣша имъ в жерновы играти, работающе на братию и на все троецкое воиньство и до отшествия врагов от града. И тако милостию Пребезначалныя Троица и заступлениемъ Пречистыя Богоматере и молитвъ ради великих чюдотворцовъ Сергиа и Никона побиша тогда множество приступных людей; и тарасы их, и щиты, и лѣствицы, и прочиа козни вземше, во град внесоша. Сами же вси здравы отшедше, яко победители над враги показашася.

Когда же настал день, увидели окаянные, что не преуспели ни в чем, но только своих множество погубили, и начали с позором отступать от крепости. Осажденные же люди тут же отворили крепость, а некоторые со стен соскочили и устроили вылазку на оставшихся тут у стенобитных своих приспособлений литовских людей. Иные же во рвах бродили и не могли выйти. И таким образом многих тех побили, а живыми взяли панов и русских изменников тридцать человек. И повелели им жернова крутить, работая на братию и на все троицкое воинство вплоть до ухода врагов от города. И так милостью Пребезначальной Троицы, заступничеством Пречистой Богоматери и молитв ради великих чудотворцев Сергия и Никона побили тогда множество шедших на приступ людей; а турусы их, щиты, лестницы и прочие приспособления, взяв, внесли в крепость. Сами же все отошли здоровыми, победителями над врагами оказавшись.

О ЗАСТУПЛЕНИИ БОЖИИ: КАКО ГОСПОДЬ НЕМОЩНЫХ УКРѢПИ ПРОТИВО СУПОСТАТЪ

О ЗАСТУПНИЧЕСТВЕ БОЖИЕМ: КАК ГОСПОДЬ УКРЕПИЛ НЕМОЩНЫХ ПРОТИВ СУПОСТАТОВ

По оскудѣнии же всего чина воинъскаго и еще тою злою болѣзнию мнози скончевающеся, зряще же остающии, не вѣдуще, что сотворити или что смыслити противу толика множества враговъ обстоящих ихъ: и яко воду морскую всюду зрят облиявшуся воокругъ Сергиева корабля. Надѣюще же ся на добраго кормъчию, на молитвы чюдотворца, и разумѣша в руку его держимо кормило оставших душъ ко спасению. И к тому «не надѣющеся на князя ни на сыны человѣческия, в нихже бо не бысть спасениа»,[81] и прочая. И уже бо препростии вземлют оружиа, аки весла, и готовятся к великим волнамъ разсѣчению и исходят противу храбрых ратоборецъ растесанию. И разумѣша вси чюдотворца молитвы и поспѣх, и уже нази не боятся блещащихся доспѣх. И хотящеи дом Пресвятыа Троица гордостно низложити осадою всегда, обагряеми кровми, бѣгают от немощных низлагаеми подсадою. И ждущеи прияти различныя муки в руки своя приаша крѣпкия луки. И лениви быша к жерновом востающеи мелцы внезапу быша на сопротивных удалые стрѣлцы. Не часто уже ударяются к стѣнам носящеи на главах шлемы, смерти бо ищущеи во очеса тѣм верзающеся, яко пчелы. Къ язвам же сынове беззаконнии всегда суть терпки, но звѣрски низлагаются кормящимися серпы.

По оскудении же всего воинского чина и когда еще от той злой болезни многие умирали, озирались оставшиеся и не знали, что предпринять или что придумать против такого множества врагов, окруживших их: словно воду морскую видят они повсюду, разлившуюся вокруг Сергиева корабля. Надеясь же на доброго кормчего, на молитвы чудотворца, знали они, что его рука держит кормило, направляя оставшиеся души к спасению. И больше они «не надеялись на князя и на сынов человеческих, ибо в них не было спасения», и так далее. И уже самые простые берут оружие, как весла, и готовятся великие волны рассекать и выходят храбрых ратоборцев разрубать. Уразумели все чудотворца молитвы и попечение, и нагие уже не боялись доспехов свечения. И хотевшие дом Пресвятой Троицы горделиво низложить осадою всегда, обагряемые кровью, убегали от немощных, побеждаемые засадою. А ожидающие принять различные муки в руки свои взяли крепкие луки. И бывшие у жерновов на помоле ленивыми внезапно стали удалыми стрелками в противников. Не часто уже пробиваются к стенам носящие на головах шлемы, ибо смерти ищущие в глаза им бросаются, словно пчелы. К ранам сыновья беззаконных всегда чувствительны, но безжалостно жнут их серпы губительные.

Что много глаголю? Толико Богъ охрабри оставшихся сидѣлцов троецких на противных: не тако бо сопротивнии исперва боящеся приходити близ града и ратовати его, егда бысть во градѣ множество всякого чина воинскаго и мужей ратоборецъ, якоже боящеся послѣдних малых числом сущих невѣждь. И якоже спасе Господь Авраама[82] и Гедеона[83] и град Иерусалимъ от руку асирян[84] не силою, ни бронми, ни твердыми стѣнами, но мышцею своею, такоже и дом Пресвятаго имени своего не крѣпкими, но немощными, не мудрыми, но простыми, не множайшими, но малѣйшими. И за гневъ мало порази, но за милость много возлюби, якоже въпреди явлено будет.

Что много говорю? Настолько Бог расхрабрил оставшихся сидельцев троицких на противников, что не так противники боялись подходить к крепости и воевать с ним сначала, когда в крепости было множество всякого чина воинов и мужей-ратоборцев, как они боялись последних малых числом и сущих невежд. И как спас Господь Авраама и Гедеона и город Иерусалим от рук ассириян не силой, не броней, не крепостью стен, но мышцей своею, так и дом Пресвятого имени своего спас не крепкими, но немощными, не мудрыми, но простыми, не многими числом, но малейшими. Разгневавшись, слегка поразил, помиловав, много возлюбил, как впереди показано будет.

О ТРЕТЬЕМЪ БОЛШОМЪ ПРИСТУПѢ И О ОБМАНКѢ НАД ТРОЕЦКИМИ СИДѢЛЦЫ

О ТРЕТЬЕМ БОЛЬШОМ ПРИСТУПЕ И ОБ ОБМАНЕ ТРОИЦКИХ СИДЕЛЬЦЕВ

Ждуще же иже во осадѣ сѣдящеи в Троецком въ Сергиеве монастырѣ князя Михайла Васильевича Скопина. И се извѣстно бысть всѣм людем, яко собрашася вси вкупѣ от тушинского ложнаго царика, и Сопѣги ис под Троицы, и из ыных градов многия поляки и руские измѣнники поидоша против князя Михайла и против немѣцких людей. Богу же отмщающу кровь рабъ своих, вопиющих к нему день и нощь, и тако всеоружных сотре Господь силою своею, и возвенѣ о сем слух во всей Росии. И трезвы и вооружены поляки на одрѣх почити возлегаютъ и уже ктому другомъ своим, руским измѣнником, ни в чем не вѣрят, и разделѣнныя домы и имениа оставляют, и плѣненых жен и девицъ вся помещут, и в подарцѣх тѣх мнози не приимают, но вси ко брани оружиа очищают, готовящеся звѣрски к напитию крови. И оставляют ради задержаниа князь Михайлову воинству во градѣх надежных борзобѣгцов, сами же злѣйши от всего воинства отлучаются, изыскивающе, кто еще вѣренъ имъ от руских измѣнников; и с тѣми совѣт укрѣпляют о семъ, что, оставя прочая грады, взяти Троецкой монастырь: и всѣ пути к царствующему граду тѣм заимутся. Но смущающеся о том, занеже множество их погибло под Троецким Сергиевым монастырем.

Ждали сидевшие в Троицком Сергиевом монастыре князя Михаила Васильевича Скопина. И вот стало известно всем людям, что собрались вместе все, посланные от тушинского ложного царька, от Сапеги из-под Троицы и из иных городов многие поляки и русские изменники, и пошли против князя Михаила и против немецких людей. Но Бог мстил за кровь рабов своих, взывающих к нему день и ночь, и вот стер Господь силою своею бывших во всеоружии, и прозвенел об этом слух по всей России. И трезвыми и вооруженными поляки на постели спать ложатся и уже больше друзьям своим, русским изменникам, ни в чем не верят, и поделенные дома и имения оставляют, и всех плененных жен и девиц бросают, и в подарок их многие не принимают, но все к бою оружие очищают, готовясь зверски напитать его кровью. Они оставляют в городах для задержания воинства князя Михаила надежных быстрых бегунов, сами же, свирепейшие из всего войска, отлучаются, изыскивая, кто еще верен им из русских изменников, и с теми твердо решают, оставив прочие города, взять Троицкий монастырь: все пути к царствующему граду тем самым будут закрыты. Но смущает их то, что множество их погибло под Троицким Сергиевым монастырем.

Но что творитъ вселукавый? Влагает мысль руским сыновом от ближних градов, и о каковѣ безумии прелстишася и совѣтующе рекоша: «Аще убо стояще пребудем с поляки вкупѣ на Москву и на Троецкой монастырь, то помѣстья наши не будут разорены». О прелести вражиа! Тлѣнная имѣниа соблюдающе, нетлѣнныя же душа в вѣчныя муки отсылающе; богатство храняще, главы же своея не щадяще.

Но что же творит лукавый? Он влагает мысль русским сынам из ближних городов и ею, безумные, прельстившись, советуясь, говорят: «Если пребудем с поляками, стоя против Москвы и против Троицкого монастыря, то поместья наши не будут разорены». О вражеский обман! Тленные имения сохраняя, нетленные души в вечные муки посылают; богатство лелея, головы свои не жалеют.

И тако совокупльшеся з Зборовским полком и с тушинскими литовъскими людми, и с рускими измѣнники и от многих градов дворяне и дѣти бояръские. И тако вси приидоша под Троецкой Сергиевъ монастырь и обьявивше множество силы своея избранныя и множеством богатства своего хвалящеся, играюще же во многие игры и посылающе ко обители чюдотворца руских людей, простую чадь, с вѣстью и научающе глаголати, что нѣмецъ и руских людей побили и воевод поимали, а князь Михаилъ добилъ челом на всей воли панъской. И зовуще из града на зговор Михайло Салтыков да Иванъ Грамотин[85] троецких людей и сказываху, что «и Москва уже покорилася, и царь Василей и з бояры у нас же в руках». Такоже и дворяне с клятвою лжуще во едину рѣчь с поляки, и ни в чем же не разньствоваху, глаголюще: «Не мы ли бѣхом с Федором с Шереметевым? И се вси мы здѣ. И каа вам надежа на силу понизовъскую?[86] Мы же познавше вѣчного своего государича, и сего ради вѣрно служим ему. Царь же Дмитрей Иванович посла нас пред собою. Да аще ли ему не покоритеся, то сам за нами приидет со всѣми полскими и литовскими людми, и со князем Михайлом и с Федором Шереметевым и со всѣми рускими людми; тогда же челобитья вашего не приимем». И ина многая приѣжжающе блядяху льстяще. Таковѣми бо змииными лестьми многие грады пельстивше погубиша.

Так и присоединились к Збровскому полку, к тушинским литовским людям и к русским изменникам дворяне и дети боярские из многих городов. И так все они пришли под Троицкий Сергиев монастырь и показали множество избранной силы своей, множеством богатства своего хвалились, играли на многих инструментах и посылали к обители чудотворца русских людей из простого народа с известием, научив их говорить, что немцев и русских людей они побили, а воевод захватили, а князь Михаил бил-де челом на всей воле панской. И Михаил Салтыков и Иван Грамотин вызывали из крепости для разговора троицких людей и говорили: «И Москва уже покорилась, и царь Василий с боярами у нас в руках». Также и дворяне с клятвой лгали в один голос с поляками и ни в чем не разноречили, говоря: «Не мы ли были с Федором Шереметьевым? А вот все мы здесь. И какая у вас надежда на понизовскую силу? Мы же узнали вечного своего государевича и потому верно ему служим. Царь Дмитрий Иванович послал нас перед собой. Так что если вы ему не покоритесь, то он сам следом за нами придет со всеми польскими и литовскими людьми, а также с князем Михаилом, с Федором Шереметьевым и со всеми русскими людьми; тогда уже челобитья вашего не примем». И иное многое, подъезжая, лгали, обманывая. Такой именно змеиной ложью обманув, они многие города погубили.

Милостию же Пресвятыя Троица не токмо умнии, но и простии не внимающе сему никако же, но единѣми усты вси отвѣщеваху: «Господь с нами, и никто же на ны![87] Добро убо и красно лжете, но никто же имет вамъ вѣры. И нань же пришли, творите, мы же готови есмы к вам на брань. Аще бы есте сказали нам, что князь Михайло под Тверью бреги поровнялъ тѣлесы вашими, и птицы и звѣри насыщаются мертвости вашея, то добрѣ быхом вѣрили. Нынѣ же, вземше оружиа, пронземъ сердца другъ другу и растешемся полма и разсѣчемся на части. И егоже во вратѣх небесных оправдит Господь, той есть творяй и глаголяй правду».

Милостью же Пресвятой Троицы не только умные, но и простые люди этого вовсе не слушали, но едиными устами все отвечали: «Господь с нами, и никого против нас! Хорошо вы и красиво лжете, да никто вам не верит. Для чего пришли, то и творите, а мы готовы с вами воевать. Если бы вы сказали нам, что князь Михаил под Тверью берега выровнял вашими телами и что птицы и звери насыщаются вашей мертвечиной, то мы бы легко поверили. А теперь, взяв оружие, пронзим сердца друг другу, разрубим друг друга пополам и рассечем на части. А кого во вратах небесных оправдает Господь, тот и есть творящий и говорящий правду».

Видѣвше же злии врази, что не ищут троецкие сидѣлцы живота, но смертнаго пирьшества любезно желающе, и тако ко второму дни на приступъ строятся. Пан же Зборовской, ругаяся и понося Сопѣге и Лисовъскому и всѣм паномъ, глаголя: «Что бездѣлное ваше стояние под лукошком? Что то лукошко взяти да ворон передавити? Се убо вы нерадѣниемъ творите и хощете чернью збитою взяти». И уготовавше же ся сами къ приступу, а чернь отослаша от себе, развѣ казаковъ Лисовских. И положивше совѣт на сонных приити в ту же нощь, какъ пришел Зборовской от брани со княземъ Михайлом, и с ним прииде Левъ Плещѣевъ да Федор Хрыпуновъ.[88] Глаголют бо, яко на ту нощь видѣша литовские люди с небеси велику звѣзду спадшу среди монастыря и разсыпашася от нея по всему монастырю огненыа искры.

Увидали злые враги, что троицкие сидельцы не ищут жизни, но смертного пиршества охотно желают, и тогда на второй день стали готовиться к приступу. Пан же Збровский, ругаясь и понося Сапегу, Лисовского и всех панов, говорил: «Что стбит бездельное ваше стояние около лукошка? Что стбит лукошко то взять да ворон передавить? Это вы творите нерадиво и еще хотите сборной чернью крепость взять». И они сами приготовились к приступу, а черных людей отослали от себя, кроме казаков Лисовского. И приняли решение напасть на сонных той же ночью, как пришел с боя с князем Михаилом Збровский, а с ним пришли Лев Плещеев и Федор Хрипунов. И говорят, что той ночью видели литовские люди, как с неба упала большая звезда посреди монастыря и рассыпались от нее по всему монастырю огненные искры.

Бысть же сей приступъ третий великий июля въ 31 день, канон Госпожиных заговѣнъ.[89] Во обители же чюдотворца тогда здравых отнюдь боле двою сот человѣкъ не бяше. В нощь же ту, егда к приступу уготовашася литовские люди и руские измѣнники, тогда на воздусѣ луны, яко огнь, скакаху, и всю нощь от небесных звѣздъ свѣтъ сиаше великий, и яко видящеся падаху над монастырем и въ округ монастыря. Троецкое же воиньство и вси православнии християне, мужи и жены, бьющеся со враги чрез всю нощь беспрестанно, яко и на прежних приступѣх.

Был же этот третий большой приступ июля в тридцать первый день, в канун Госпожина заговенья. В обители чудотворца оставалось тогда здоровых никак не больше двухсот человек. В ту же ночь, когда приготовились к приступу литовские люди и русские изменники, тогда в воздухе скакали будто огненные луны, и всю ночь сиял от небесных звезд свет великий, и, казалось, они падали на монастырь и вокруг монастыря. Троицкое же воинство и все православные христиане, мужчины и женщины, бились с врагом всю ночь не переставая, как и во время прежних приступов.

И ино же прежним подобно явление бысть, якоже прежде многим началникомъ кровопийцам во снѣ, и тии в суету сонную вмѣниша. Ныне же на увѣрение истинно не во снѣ, но наявѣ показася текуща рѣка. Но в то время о семъ ничтоже во обители чюдотворца увѣдено бысть; по престатии же ранъ праведных наказания от Господа и уже в покаянии с клятвами имени Божиа истинно свѣдѣтелствовася сице.

И еще было явление, подобное прежним, — такое прежде было многим начальникам кровопийц во сне, но те сочли их сонной ерундой. Теперь же вполне явственно, не во сне, но наяву показалась текущая река. Но в то время об этом ничего в обители чудотворца не знали, когда же прекратилось праведное наказание от Господа ранами и уже в покаянии пребывали, с клятвами именем Божиим истинно было засвидетельствовано следующее.

Повѣда Андрѣй, зовомый Болдырь, атаман казачей, и с сущими под нимъ казаки. И сии по обычаю своему готовящеся къ приступу и позападше около прудов, ждуще времени. И се видят явно, яко течет рѣка велми быстра между ими и монастырем, в волнах же сломленое великое колодие, и выскидие, и лѣс мног несет, и с корениа же несет великое древие, камень и песокъ изо дна, яко горы велики восходяще. Бога же свидѣтеля представляа тому, яко видѣша два старца, сѣдинами украшена, яко снѣгом, и кличюща съ града ко всѣмъ, видящим сиа, вопиа же гласом великим: «Всѣм вам бѣдным такъ плыти! Что о себѣ не разсудите!» Нам же друг з другом шепчющим: «Что ся вам видит и слышит, братие?» И вси единогласно друг ко другу глаголахом: «Се не привидѣние, но яве видимъ реку грозну текущу и страшно ломлющу древеса и выскитие и камень мещущу изо дна». И сия глаголюще, на старца же вси зрѣхом вкупѣ. Вѣдуще же вси, яко нѣсть меж нами и монастырем рѣки и нѣсть древес великих, и начахом вси скорбѣти, глаголюще: «Се знамение быти всѣм нам побитым». И еще слышахом глас глаголющъ многих по граду: «Ложитеся спати, нѣсть убо и не будет ничтоже». И медлящим намъ в совѣтѣ, и не видѣхом рѣки, и все бысть, аки и прежде. И егда хотѣхом бѣжати, и внезапу поидоша со всѣхъ стран к приступу и мы убо, аки связани и гоними, идохом къ смерти и не удержавшеся с прочими двигнувшеся. И слышахом, з города прежде двожды или всего трижды стрелиша, и за измѣну нашу вражию с сторону нашу много побитых обрѣтшеся, а не вѣдомо, хто их побилъ. И стремъглавъ вспять неустройно вси мещущеся, от приступа того разбѣгошася, и к тому прочее на приступы не приложиша приходити. На стѣнѣ же градстѣй едину жонку убиша и никого же кромѣ ея не раниша.

Поведал Андрей, называемый Болдырь, атаман казачий, с находившимися под ним казаками. Они, как для них обычно, готовились к приступу и залегли около прудов, ожидая времени. И вот видят ясно, что течет очень быстрая река между ними и монастырем, в волнах же она несет поломанные большие колоды, бурелом, много бревен и большие деревья с корнями, причем со дна, как горы великие, поднимаются камни и песок. Бога свидетелем выставляли они тому, что видели двух старцев, украшенных сединами, как снегом, и кричавших громким голосом с крепостной стены всем, кто их видел: «Всем вам, бедным, так плыть! Что о себе не подумаете!» Мы друг другу шептали: «Что вам видится и слышится, братья?» И все в один голос друг другу говорили: «Это не привидение, но наяву мы видим грозную текущую реку, страшно ломающую деревья и бурелом и камни выворачивающую изо дна». И, говоря это, вместе все смотрели на старца. Зная же, что нет между нами и монастырем реки, нет и больших деревьев, начали все скорбеть, говоря: «Это знамение, что быть всем нам побитыми». И еще слышали голоса многих людей, говоривших в крепости: «Ложитесь спать: ведь нет ничего и не будет». И пока мы медлили в раздумье, не стало видно реки, и все было, как и прежде. И когда мы хотели бежать, тут внезапно пошли со всех сторон на приступ, и мы, как связанные и гонимые, пошли к смерти, не удержавшись, с прочими двинувшись. И слышали, что с крепости сначала дважды или всего трижды выстрелили, а за измену нашу вражью с нашей стороны оказалось много побитых, а неизвестно, кто их побил. И, стремглав вспять все нестройно метнувшись, с приступа того разбежались и впредь на приступы не продолжали ходить. На стене же крепостной убили одну женщину, а кроме нее никого не ранили.

Зборовской же избранное воиньство, оружных людей многих изгуби. Его же слезна зряще, Сопѣга и Лисовской съ своими воинствы подсмѣваху: «Что ради не одолѣлъ еси лукошку? Исправися еще, толикъ еси храбръ, не посрами нас — разори, шед, лукошко сие, учини славу вѣчную королевъству полскому. Нам не за обычей приступы; ты премудръ, промышляй собою и нами».

Збровский же отборное воинство, многих вооруженных людей погубил. Видя его в слезах, Сапега и Лисовский со своими воинами посмеивались: «Чего ради не одолел ты лукошко? Постарайся еще, ты ведь такой храбрый, не посрами нас, пойди разори это лукошко, доставь вечную славу королевству польскому. Нам непривычны приступы, а ты — премудр, позаботься о себе и о нас».

И ихже сиа от видѣвших насъ остави Господь на покаание и на обличение самѣм себѣ. Аз же, Андрѣй, с ними. Всегда плакахомся и размышляюще, да не како живых нас пожрет земля, и улучивше время, таи отбѣгохом.

А нас, некоторых из тех, кто видел это, оставил Господь для покаяния и для обличения самих себя. Среди них я, Андрей. Мы постоянно плакали, размышляя, как бы живыми не пожрала нас земля, и, улучив время, тайком убежали.

О ОТЧАЯНИИ ПОМОЩИ ЧЕЛОВѢЧЕСКИА И СКОРБѢНИЕ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВЪ И У ПРОЧИХ ПОТРЕБ

О ПОТЕРЕ НАДЕЖДЫ НА ПОМОЩЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ И О СКОРБИ ПОБИВАЕМЫХ ПРИ ЗАПАСЕ ДРОВ И ПРОЧЕГО НЕОБХОДИМОГО

Многу же бѣду и многу напасть и кровь проливаему всегда зряще мучающеися во обители чюдотворца, паче же по послѣднем семъ третеемъ приступѣ, на выласках, и побивающе множество градских у добытия дров за градом, и искушаются сердца и разумы нетерпѣливых, и в неблагодарении уста отверзаютъ и возмущают крѣпость твердостоятелных, и мнози глаголют стропотная и развращенная сицевая: «Се колико время продолжается пролитие крови нашея, и еще что конецъ бѣдѣ сей? Что ложно упование наше о царѣ Василии? Се день ото дне ждем помощи и изручениа, но вся суть ложна. Уже бо гради росийстии вси соблазнишася и вси к вором приступиша, и ниоткуду нѣсть нам на помощь ратных воинствъ, всѣм бо до себе прииде. И како совершатся главы наша мечным поядениемъ?»

Много бед и много напастей и льющуюся кровь постоянно видели мучившиеся в обители чудотворца, особенно же после этого последнего третьего приступа, при вылазках, и множество бывших в крепости людей было побито при добыче дров за крепостью, и в искушении оказываются сердца и разум нетерпеливых, и в неблагодарности уста они открывают и колеблют крепость твердо стоявших, и многие говорят такие строптивые и развращенные речи: «Вот уж сколько времени продолжается пролитие нашей крови, а еще какой будет конец этой беде? Что, если напрасно наше упование на царя Василия? Вот, день ото дня мы ждем помощи и выручки, но все обман. Уже ведь все российские города соблазнились и все к ворам перешли, и ниоткуда нет нам на помощь ратных воинств, ибо всем хватает забот о самих себе. А ну как станут головы наши пищей для мечей?»

И мнозѣм руцѣ от брани престаху, всегда о дровѣх бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дровъ ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролития. И купивше кровию сметие и хврастие, и тѣм строяще повседневное ястие, к мученическим подвигомъ зелнѣ себѣ возбуждающе, и друг друга сим спосуждающе. Идѣже сѣченъ бысть младый хврастъ, ту разсѣченъ лежаше храбрых возрастъ. И идѣже рѣжем бываше младый прутъ, ту растерзаемъ бываше птицами человѣческий трупъ. И неблагодаренъ бываше о сем торгъ, сопротивныхъ бо полкъ со оружием прискакаше гордъ. Текущим же на лютый сей добыток дровъ, тогда готовляшеся имъ вѣчный гробъ.

И у многих руки сражаться перестали, а всегда у дров злые схватки бывали. Ибо выходили за обитель, чтобы дров добыть, а в город не возвращались без того, чтобы кровь не пролить. И мусор и хворост за кровь покупавшие и на них повседневную пищу разогревавшие, на мученические подвиги сильно себя возбуждали и друг друга этим побуждали. Где рублены бывали молодые дерева, там разрублены лежали храбрецов тела. И где срезаем бывал молодой прут, лежал расклевываемый птицами человеческий труп. Невыгодным получался такой торг, ибо противников полк с оружием прискакивал горд. Когда шли они на страшную эту добычу дров, тогда готовился им вечный гроб.

Во вратѣх же убо града всегда входящеи и исходящеи сретающе глаголаху сице: «Чимъ, брате, выменил еси проклятыя дрова сиа, другом ли или родителем, или своею кровию?» И ихже Господь еще закры, тии благодарствоваху, а их же суд постиже, тии злѣ рыкаху. Отецъ бо исхождаше, да препитает си жену и чада, и брат бата и сестры, такоже и чада родителей своих. И вкупѣ вношаеми бываху дрова и человѣческая глава. И брашну сострояему злѣйшею цѣною, и всяк, зря на огнь, «ох-ох, — глаголаше, — о, отче мой, почто мя роди: да кровь твою изъѣм и испию?» Матерем же вопиющим: «О, чадѣ мои, се не брашно строится, но аз за вами въ смерть готовлюся!» Братиа же братию обрыдаху глаголюще: «О, утроба матере нашея, почто не заключи наю, да не изъѣмы друг друга!» Инии же от жестости вопреки тѣм глаголаху: «Ни, братие, не скорбите: мы днесь тѣх поты и кровию напитахомся, заутра же и нашими поты и кровию оставшии напитаются. Нѣсть бо мы тому винни, но судит Всесилный злодѣем нашим о семъ».

Выходившие же и входившие, в воротах крепости встречая друг друга, всегда так говорили: «На что, брат, выменял проклятые эти дрова: на друга ли, на родителя, или на свою кровь?» И кого Господь пока прикрыл, те благодарили его, а кого суд постиг, те зло рычали. Ибо отец выходил, чтобы накормить своих жену и детей, брат — брата и сестер, также и дети — родителей своих. И разом, бывало, вносили дрова и человеческую голову. И, готовя пищу страшнейшей ценой, всякий, смотря на огонь, «ох-ох! — говорил, — о, отец мой, зачем ты меня родил: чтобы кровь твою съел я и выпил?» И матери вопили: «О, дети мои, это не пища варится, но я за вами следом к смерти готовлюсь!» Братья по братьям рыдали, говоря: «О, утроба матери нашей, почему не заключила ты нас, чтобы мы не ели друг друга!» Некоторые же им сурово возражали: «Не надо, братья, не скорбите: сегодня мы их потом и кровью напитались, а завтра оставшиеся нашими потом и кровью напитаются. Мы в этом не виноваты. Всесильный же осудит за это творящих нам зло».

И таковому убо бывающу унынию, от царя же никако же надѣяхуся изручениа. И о том скорбяще, что у врагов Божиих сторожи крѣпки и вѣсти къ государю царю учинити немощно о великих прежереченных приступѣх и о оскудѣнии во градѣ воинскими людми.

И, пребывая в таком унынии, уже совсем они не надеялись, что выручит царь. И о том скорбели, что у врагов Божиих стража крепкая и весть к государю царю послать невозможно о больших преждеупомянутых приступах и об оскудении в крепости военными людьми.

О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ

О ЯВЛЕНИИ ЧУДОТВОРЦА СЕРГИЯ

Дивный же в чюдесѣх великий Сергий паки является пономарю Илинарху, глаголя сице: «Рцы братии и всѣм ратным людемъ: почто скорбят, что вѣсти послати к Мосъквѣ нелзя? Аз послах от себя к Москве в дом Пречистые Богородицы и к мосъковским чюдотворцом всѣмъ молебное торжество совершити трех учеников своих: Михѣя, да Варфоломѣа, да Наума,[90] въ третьемъ часу нощи. И воры и литва видѣша ихъ. И почто слуга не возвѣстил, еже слыша от враговъ, что видѣша их? К манастырю бо пришедше, о том сказаша сами. Вы же шедше из града глаголите врагом: „Видѣсте вы старцов, почто не изымасте их? Се будет от них на вас побѣда, да и на Москвѣ всему граду будет вѣдомо о них”». Еже и бысть.

Дивный в своих чудесах великий Сергий вновь явился пономарю Иринарху, говоря: «Скажи братии и всем ратным людям: почему скорбят из-за того, что нельзя послать в Москву вести? Я послал от себя в Москву в дом Пречистой Богородицы и ко всем московским чудотворцам, чтобы совершили молебное торжество, трех своих учеников: Михея, Варфоломея и Наума, — в третьем часу ночи. И воры и литовцы видели их. Почему же слуга не известил, что слышал от врагов, что они их видели? Ведь они сами о том, подойдя к монастырю, рассказали. А вы, выйдя из города, скажите врагам: „Видели вы старцев, так почему не схватили их? Вот придет от них над вами победа, да и в Москве всему городу станет о них известно”». Что и случилось.

Видѣша бо их в то время на Москвѣ пришедших со множеством хлѣбов печеных на возилѣх на Троецкое подворие в Богоявленской монастырь. И невидими быша. О сем убо впреди слово изъявлено будет[91] <...> нынѣ же сие оставльше, и еже во обители чюдотворца во осадѣ сотворшееся да глаголется.

Ибо видели в то время в Москве, как они пришли со множеством печеного хлеба на возах на Троицкое подворье в Богоявленский монастырь. И стали невидимы. Об этом дальше рассказано будет (...) а теперь оставим это, пусть речь идет о случившемся в осажденной обители чудотворца.

Воеводы же и все воинство, сия слышавше от Илинарха, и начаша испытовати, кто у литовских людей что слыша. Слуга же Федоръ Чюдиновъ исповѣда все по ряду сице: «Мнѣ убо, — рече, — на сторожи хранящу повелѣнное, и подшедше близ сынове вражии грозяще глаголаху: „Что надѣетеся о сем, еже посласте трех мнихов к Москвѣ? Не минуша бо стражу нашу; аще и два утекше, но единого поимахом”». Мнози же не имуще о семъ вѣры.

Воеводы и все воинство, услышав это от Иринарха, стали разузнавать, кто из литовских людей что слышал. И слуга Федор Чудинов рассказал все по порядку так: «Когда я стоял на страже, охраняя то, что мне было повелено, подошли близко сыновья вражьи и сказали, грозя: „На что вы надеялись, посылая трех монахов в Москву? Не прошли они нашу стражу; хоть два и убежали, но одного мы поймали”». Многие же этому не поверили.

И во вторый день воевода посла за город дворян и нарочитых от воинства к паном на искус о старцех увѣдети. И несогласны быша рѣчи от панов глаголющих: «Послали-де вы к Москвѣ трех мниховъ, под двѣма лошади кари, а под третьимъ стреката; и на сторожу нашу наѣхали, и сторожи наши ихъ перехватали и дву казнили, а третьего къ царику послали». Инии же воспрещаху между собою: «Не лжите, — глаголюще, — никого же не поимахом». И таковая нѣцыи от православных слышавше и смѣющеся им глаголаху: «И хто именем они, ихже в вязнех держите, и каковы образом, и что вѣстей сказаша вам?» И ругающеся они словесы мятяхуся.

Тогда на другой день воевода послал за город дворян и видных воинов к панам, чтобы разузнать о старцах. И не было согласия в речах панов, говоривших: «Послали-де вы в Москву трех монахов, под двумя лошади карие, а под третьим пестрая; и на стражу нашу наехали, а сторожа наши их перехватили и двух казнили, а третьего к царьку послали». Другие спорили между собою. «Не лгите, — говоря, — никого ведь не поймали». Слыша это, некоторые из православных, смеясь, им говорили: «А кто они по имени, которых вы связанными держите, и каковы обликом, и что за вести сказали вам?» И, ругаясь, те путались в словах.

Воеводы же, посовѣтовавше и просяще общей милости у Живоначалной Троицы, изшедше на выласку истиннаго ради увѣдениа чюдеси, и взяша языка нарочита шляхтича и возвратишася во град ничим же не вреждены. И в роспросе и у пытки пан сказалъ: «Поѣхали-де от вас к Москвѣ три мнихи и наѣхали на нашу сторожу, и они за ними гониша, да не догнали. Се же паны солгаша, что поимали. Истинно вам сказую, яко не поимали ни единого, лише бахматы свои поморили. Под старцами же шкапы добрѣ худы, но яко крылаты».

Воеводы же, посоветовавшись и попросив общей милости у Живоначальной Троицы, выйдя на вылазку ради того, чтобы разузнать истину о чуде, взяли в плен видного шляхтича и возвратились в крепость, не потерпев никакого вреда. И во время допроса и под пыткой пан сказал: «Поехали-де от вас к Москве три монаха и наехали на нашу стражу, а те за ними погнались, да не догнали. А то паны солгали, что поймали. Истинно вам говорю, что не поймали ни одного, лишь лошадей своих поморили. Под старцами же кони очень худые, но словно крылатые».

О семъ же вси радостным сердцем благодарение воздаяху Владыцѣ всѣх Богу и угоднику его великому Сергию чюдотворцу. И по времени, егда получиша возможение, и о всем о сем къ царю Василию писаниемъ возвѣстиша.

По этому поводу все с радостным сердцем воздали благодарность всеобщему Владыке, Богу, и угоднику его великому Сергию чудотворцу. А со временем, когда получили возможность, известили обо всем об этом посланием царя Василия.

О ТОМ ЖЕ СВИДѢТЕЛЬСТВО

СВИДЕТЕЛЬСТВО О ТОМ ЖЕ

И того же дни вечеръ, в онже истино изыскано и увѣдено бысть прошествие нетлѣнных гонцов, старецъ нѣкто в болницѣ немощен бѣяше и слыша таковая глаголемая о чюдесѣх великого Сергия чюдотворца и размышляше, лежа на постели своей просто: «Какие то лошади, и будет ли то истина?» Сиа же ему мыслящу, обратися к стѣнѣ, и се слышит болницу ту оттворшуся и топот ногъ идущу. Он же не обратися позрѣти, занеже мног восход и исход болным тогда в келии той, и мнози бѣднии от мирских чади ту же живуще. И слышит старецъ той кличюща его: «Обратися сѣмо, да скажу ти нѣчто!» Старецъ же не обратися к нему и рече: «Скажи, брате, что есть; не могу убо превратитися, и вѣси и сам, яко боленъ есмь». Той же паки рече к нему: «Обратися, что ленишися!» Старецъ же отрече: «Не хощу вредитися, повѣдай просто». Мняше бо старец, яко тоя же келии нѣкто се глаголет ему, тѣм же и не хотяше зрѣти нань. И премолчавъ предстояй начат поносити ему, глаголя: «Что безумствуеши, старче, что непокоривъ еси? Се ли иночество ти? Или нѣсть милости у Бога, еже подати здравие немощи твоей?» Старецъ же о поношении размышляше и в себѣ мысля: «Кто напрасньствует ми? Когоже азъ оскорбих?» И восхотѣ обратитися, и всею силою двигся, и се на ногу своею здрав ста. И позна чюдотворца по образу, написанному на иконѣ. Глагола же ему великий чюдотворец Сергий: «Что сумнишися? Истинно послах ученикъ своих». И старец, простъ сый, рече: «И на чемъ послал еси, государь нашь?» Преподобный же отвѣща: «Ихже конюшей Афонасей Ощѣрин скудости ради корма трех слѣпых мѣриновъ в надолобы изгна внѣ монастыря, на тѣх послах. Повѣждь же всѣмъ о сем: не толико ми гнусно смрад блуда согрѣшающих мирян, елико же инок, небрегущих своего обѣщаниа. И под стѣнами града обители моея всѣх врагов пришедших потреблю, нечисто же во обители сей и двоемыслено живущих погублю и со осквернившимися управлю». И сек рекъ, невидим бысть.

В тот же день вечером, когда разведали истину и узнали о приходе нетленных гонцов, некий немощный старец в больнице, слыша такие рассказы о чудесах великого Сергия чудотворца, размышлял, лежа на своей постели, попросту: «Что это за лошади, да и правда ли это?» Думая так, он повернулся к стене и вот слышит, что дверь в больницу ту отворилась, и слышит шаги идущих ног. Он не повернулся посмотреть, потому что много входило тогда в ту келью и выходило больных, и много бедных из мирских людей тут жило. Но слышит тот старец, что его зовут: «Повернись сюда, я тебе что-то скажу!» Старец же, не повернувшись к тому, ответил: «Говори, брат, что надо; я не могу повернуться, сам ведь знаешь, что я болен». Тот снова говорит ему: «Повернись, что ленишься!» А старец отказался: «Не хочу вредить себе, говори так». Ибо думал старец, что кто-то из той же кельи обращается к нему, потому и не хотел на него смотреть. И, помолчав, начал стоявший перед ним поносить его, говоря: «Что безумствуешь, старец, почему непокорен? В этом ли твое иночество? Разве нет у Бога милости, чтобы подать тебе здоровье вместо немощи?» Старец размышлял о поношении, думая про себя: «Кто это понапрасну ругает меня? Кого я оскорбил?» И решил повернуться, и, собравшись со всеми силами, двинулся, и вдруг встал на свои ноги здоровым. И узнал он чудотворца по образу, написанному на иконе. И сказал ему великий чудотворец Сергий: «Что сомневаешься? Воистину послал я своих учеников». А старец, простецом будучи, говорит: «А на чем послал, государь наш?» Преподобный же отвечает: «На трех слепых меринах, которых конюший Афанасий Ощерин из-за нехватки корма выгнал из монастыря в надолбы — на тех послал. Скажи всем об этом: не столько мне гнусен смрад блуда согрешающих мирян, сколько инок, не хранящий своего обета. Под стенами города моей обители всех пришедших врагов я истреблю, а нечисто и двулично живущих в этой обители погублю и причту к осквернившимся». И, сказав это, стал невидим.

Старецъ же разумѣ себе здрава и страхом многим одержим, и плакася до утрени о прерѣковании ко святому. И о себѣ прииде въ церковь и повѣда всѣм чюдотворца глаголы. И поискавше всюду тѣх меринов слѣпых и не обрѣтоша, или кто видѣ их, въ слух ни у кого же не услышаша. И увѣришася истинно по словеси святого Сергия чюдотворца, и воздаша славу вси о семъ Господу Богу, творящему дивная. Сих же ученикъ святаго пришествие не невѣдомо бысть в царствующем градѣ Москвѣ. О семъ убо, паки глаголю, въпреди слово изъявитъ <…>

Старец же понял, что он здоров, и, будучи охвачен сильным страхом, плакал до утрени из-за пререкания со святым. И сам пришел в церковь и передал всем слова чудотворца. И поискали повсюду тех слепых меринов и не нашли, и чтобы кто-нибудь видел их, — ни от кого не услышали. И уверились, что воистину было, как сказал святой Сергий чудотворец, и воздали все за это славу Господу Богу, творящему удивительное. А приход тех учеников святого не остался неведом в царствующем городе Москве. Но об этом, опять говорю, впереди слово покажет <...>.

О БОЮ СО КНЯЗЕМ МИХАЙЛОМ ПОЛСКИМ И ЛИТОВСКИМ ЛЮДЕМ И РУСКИМЪ ИЗМѢННИКОМЪ

О БОЕ С КНЯЗЕМ МИХАИЛОМ ПОЛЬСКИХ И ЛИТОВСКИХ ЛЮДЕЙ И РУССКИХ ИЗМЕННИКОВ

Разрушителю же бранем, князю Михайлу, приближшуся х Колязину монастырю,[92] сопротивницы же, полские и литовские гетманы, и полковники, и рохмистры, коиждо своими полки: Александръ Зборовской, и Сопѣга, и Лисовской, и Иван Заруцкой,[93] поидоша паки против князя Михайла Васильевича Шуйского Скопина и нѣмец Переславъскою дорогою, мѣсяца июля въ 5 день на память преподобнаго отца Афонасиа Афоньскаго и преподобнаго отца нашего Сергиа Радонежскаго чюдотворца на обрѣтение честных мощей его, во втором часу нощи. Приидоша же на Волгу под Колязин монастырь в село колязинское Пирогово. Князь Михайло же Васильевич и со благочестивым московъским воинствомъ, и сь Яковом Пунтосовым,[94] и с Велгоремъ,[95] и со многими немецкими людми ополчивъшеся на Волгѣ противу их.

Когда разрушитель браней князь Михаил приблизился к Колязину монастырю, противники, польские и литовские гетманы, полковники и ротмистры, каждый со своими полками, Александр Зборовский, Сапега, Лисовский и Иван Заруцкий, вновь пошли против князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского и против немцев Переяславской дорогой, месяца июля в пятый день на память преподобного отца Афанасия Афонского и преподобного отца нашего Сергия Радонежского чудотворца, в день обретения его честных мощей, во втором часу ночи. И пришли они на Волгу под Колязин монастырь в колязинское село Пирогово. Князь же Михаил Васильевич с благочестивым московским воинством и с Яковом Пунтосовым, с Велгорем и со многими немецкими людьми построил полки на Волге против них.

И посла князь Михаилъ воевод Семена Головина, князя Якова Борятинсково, Григорья Волуева, Давида Жеребцова со многими людми за Волгу на перевоз к Николѣ чюдотворцу в слободу на рѣчку Жабну под литовских людей, чтобы за тое рѣчку не перепустити их. Рѣчка бо та топка зѣло и ржависта. Литовские же увидѣвше московских людей, и абие, яко лютыя звѣри, устремишася на лов. Благодатию же Божиею на томъ бою многих полских и литовских людей побили и поранили, мнози же от них, на грязѣх погрязше, погибоша, прочии же в бѣгство устремишася к болшим людем в село в Пирогово. Воеводы же о семъ послаша вѣсть ко князю Михайлу, чтобы вскорѣ рѣку перевезся, еже и бысть.

И послал князь Михаил воевод Семена Головина, князя Якова Борятинского, Григорья Волуева, Давида Жеребцова со многими людьми за Волгу на перевоз, к Николе чудотворцу в слободу, на речку Жабну, против литовских людей, чтобы их за ту речку не пропустить. Речка же та очень топкая и будто ржавая. Литовцы, увидев московских людей, тут же, как лютые звери, устремились на ловлю. Благодатью же Божией в том бою многих польских и литовских людей побили и поранили, а многие из них, в грязи завязнув, погибли, прочие же пустились бежать к большинству своих людей в село Пирогово. Воеводы же послали об этом весть к князю Михаилу, чтобы он скорее через реку переправился, что и было сделано.

Литовские же гетманы и их полковники всѣми полки своими устремишася на руское воинство. И съступишася обоих полцы, и бысть сѣча зла, и сѣчахуся на многих мѣстех, бьющеся чрез весь день. От оружейново стуку и копейного ломаниа и от гласовъ вопля и кричания обоих людей войска, и от трескоты оружиа не бѣ слышати друг друга, что глаголет, и от дымного курениа едва бѣ видѣти, кто с кѣм ся бьет. И яко звѣрие рыкающе, злѣ сѣчахуся.

Литовские же гетманы и их полковники со всеми полками своими устремились на русское воинство. И сошлись те и другие полки, и была жестокая сеча, и рубились на многих местах, сражаясь весь день. От ружейной пальбы, ломающихся копий, от воплей и криков людей того и другого войска и от треска оружия не слышно было друг друга, кто что говорит, и от клубящегося дыма едва было видно, кто с кем бьется. И, как звери рыча, жестоко рубились.

Солнцу же достизающу на запад, и возопиша вси православнии къ Богу, со умилением вопиюще от сердец своих: «Виждь, Владыко, кровь рабъ твоих, неповинно закалаемых! Такоже и ты, преподобне отче, Макарие, помолися за ны къ Богу и помози нам!» И уже близ вечеру сущу, услыша Господь молитвы раб своих, и нападе страх велий на врагов Божиих, и ужасом великим одержими, в бѣгство устремишася. И побѣгоша друг друга топчюще, гоними гнѣвом Божиим. Руские же полцы гнаша литовских людей и сѣкуще до Рябова монастыря;[96] и многих литовских людей побили и поранили, и нарочитыхъ панов многих живых поимали. И с великою побѣдою и одолѣнием возвратишася под Колязин монастырь со многою корыстию.

Солнце уже достигало запада, и воззвали все православные к Богу, умоляюще вопия от сердец своих: «Увидь, Владыка, кровь рабов твоих, без вины закалываемых! Также и ты, преподобный отец Макарий, помолись за нас Богу и помоги нам!» И уже когда приблизился вечер, услышал Господь молитвы рабов своих, и напал страх великий на врагов Божиих, и, ужасом великим охваченные, бросились они бежать. И побежали, топча друг друга, гонимые Божиим гневом. Русские же полки гнали литовских людей, посекая, до Рябова монастыря; и многих литовских людей побили и поранили, и видных панов много захватили живыми. И с великой победой, одолев врагов, с большой добычей возвратились под Колязин монастырь.

Полские же и литовскиа люди и руские измѣнники, яко же ис под Твери, тако ис под Колязина монастыря не путьми возвращьшеся вспять и конечнѣ хотяще разорите дом Пресвятыя Троица, и люте належаще бранию. Оставши же мали суще числом и друг друга водяще, со враги боряхуся.

Польские же и литовские люди и русские изменники, как из-под Твери, так и из-под Колязина монастыря, по беспутью возвращаясь вспять и захотев окончательно разорить дом Пресвятой Троицы, повели на него жестокое нападение. Оставшиеся же в монастыре малые числом люди, друг друга поддерживая, боролись со врагами.

По сем же из Сопѣгиных табаръ в Троицкой Сергиевъ монастырь выѣхал пан Янъ, а с ним 4 пахолки, да два человѣки руских и сказали, что под Колязиным монастырем князь Михайло литовских многихъ людей побилъ и поималъ.

Потом из Сапегиных таборов в Троицкий Сергиев монастырь выехал пан Ян, а с ним четыре слуги и два человека русских, и те сказали, что под Колязиным монастырем князь Михаил литовских людей много побил и захватил.

Того же дни воеводы устроили ис Троицкого Сергиева монастыря выласку на рѣчку Коншуру, на бани литовские, и многих у бань побили черкасов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человѣкъ живых взяли. И языки сказали, что подлинно литовских людей князь Михаилъ под Колязиным монастырем побил. 0 сем же вси людие благодаръствоваху Бога, и возврадовашася и благонадежни быша, чающе избавлениа от Бога, и со враги крѣпко боряхуся.

В тот же день воеводы устроили вылазку из Троицкого Сергиева монастыря на речку Коншуру, на литовские бани, и у бань убили многих черкесов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человек живыми взяли. И пленные сказали, что литовских людей подлинно князь Михаил под Колязиным монастырем побил. За это люди благодарили Бога, и возрадовались, и в благой надежде утвердились, ожидая от Бога избавления, и с врагами стойко боролись.

О ЛЬСТИ ПОЛЯКОВ И О ВЗЯТИИ СКОТА ИХ

О ХИТРОСТИ ПОЛЯКОВ И О ВЗЯТИИ ИХ СКОТА

Богоборцы же, полские и литовские люди, такоже и руские измѣнницы, егда поражени быша от руских людей, паче же от Бога, бѣгуще ис под Колязина монастыря, плениша многие волости и села и деревни Ростовской, и Дмитровъской, Переславъской и Слободской уѣздъ, и множество всякого скота награбиша, и наругающеся градскимъ людем гладным, иже сѣдяху во осадѣ во обители чюдотворца Сергиа, и попущаху великиа стада скота по запрудной сторонѣ по Красной горе и на Клементѣевском полѣ, вкупѣ же и блазняще из града осадных людей на выласку, чтобы отъѣхати их от града. И того по много время попущающе стада въ день и в нощь. Они убо лукави суще, яко лисица и яко хищнии волцы, сатаниным коварством сие умыслиша над гладными сидѣлцы. Богъ же не оставляет рабъ своих, уповающих нань, и совѣт ихъ той тако не совершися.

Богоборцы же, польские и литовские люди, а также русские изменники, когда потерпели поражение от русских людей, а скорее от Бога, убегая из-под Колязина монастыря, пленили многие волости, села и деревни Ростовского, Дмитровского, Переяславского и Слободского уездов, и множество всякого скота награбили и, издеваясь над голодными в крепости находящимися людьми, сидевшими в осаде в обители чудотворца Сергия, выпускали большие стада по запрудной стороне по Красной горе и на Клементьевское поле и тем соблазняли осажденных людей сделать из крепости вылазку, чтобы те отъехали от стен. И так в течение многого времени выпускали они стада днем и ночью. Хитрые как лисы и как хищные волки, с сатанинским коварством замыслили они это против голодных сидельцев. Бог же не оставляет рабов своих, уповающих на него, и замысел их так и не осуществился.

Мѣсяца же августа въ 15 день в самый свѣтлый всемирный праздник Пресвятыя Владычица нашея Богородица честнаго и славнаго ея Успения, из Сопѣгиных табаръ по первому своему злому лукавству, паки попустиша скот свой въ преждереченое мѣсто. Троецкие же сидѣлцы, конные выехавше из града тайно Благовѣщенским врагом, сторожей литовских побили, и, залучивъше стада их, погнаша ко граду. С Пивного же двора изшедше пѣшие люди и тако вогнаша скотъ во град, благодаряще Бога и Пречистую Преблагословенную Владычицу Богородицу и великих чюдотворцов Сергиа и Никона, яко здравы отидоша от толика воиньства литовских людей, и ничим же не вреждены, толицы мали суще числомъ. Еще же и о сем дивно есть: егда скот погнаша к монастырю, тогда той скотъ сами скоро потекоша к монастырю, и ничим же задержими во градъ внидоша.

Месяца августа в пятнадцатый день, как раз в светлый всемирный праздник Пресвятой Владычицы нашей Богородицы, честного и славного ее Успения, из Сапегиных таборов, по прежней их злой хитрости, опять выпустили они свой скот в прежденазванное место. Троицкие же сидельцы, потихоньку выехав из крепости на конях Благовещенским оврагом, стражу литовскую побили и, захватив стада их, погнали к крепости. Пешие же люди, выйдя с Пивного двора, так и погнали скот в крепость, благодаря Бога и Пречистую Преблагословенную Владычицу Богородицу и великих чудотворцев Сергия и Никона за то, что здоровыми ушли от столь великого воинства литовских людей, не потерпев никакого вреда, будучи сами столь малочисленны. И вот что еще удивительно: когда скот погнали к монастырю, тогда тот скот сам быстро побежал к монастырю, никуда не сворачивая, и без всякой задержки вошел в крепость.

О ПРИХОДѢ ВО ОБИТЕЛЬ ДАВИДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДМИ, И О ПРЕПИТАНИИ РАТНЫХ МОЛИТВАМИ ЧЮДОТВОРЦА, И О УМНОЖЕНИИ МУКИ И СУХАРЕЙ И РЖЫ, И О БЛАГОДАРЕНИИ АРХИМАРИТА ИАСАФА И О НИЩЕЛЮБИИ ЕГО, И О ПОБѢГЕ СОПѢГИНЕ И ЛИСОВСКОГО со всѢми людми

О ПРИХОДЕ В ОБИТЕЛЬ ДАВИДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДЬМИ, О ПРОПИТАНИИ РАТНЫХ ПО МОЛИТВАМ ЧУДОТВОРЦА, ОБ УМНОЖЕНИИ МУКИ, СУХАРЕЙ И РЖИ, О БЛАГОДАРЕНИИ АРХИМАНДРИТА ИОАСАФА И О ЕГО НИЩЕЛЮБИИ И О ПОБЕГЕ САПЕГИ И ЛИСОВСКОГО СО ВСЕМИ ИХ ЛЮДЬМИ

Слышаще же в Троецком Сергиеве монастырѣ, яко князь Михайло ис Переславля изгна литву и руских измѣнников и мостяща пути трупом нечестивых даже и до слободы Александровы[97] и строящася добрѣ пути кровныя изсушити. Архимарит же Иасафъ, и иноцы, и воеводы, и прочии сидѣлцы посылают ко князю Михайлу Васильевичу от дому чюдотворца, просяще с моленьми помощи, понеже оставшии людие изнемогоша.

Услышали в Троицком Сергиевом монастыре, что князь Михаил изгнал из Переяславля литовцев и русских изменников, мостя пути трупами нечестивых вплоть до Александровской слободы и имея доброе намерение пути кровавые осушить. И архимандрит Иоасаф, иноки, воеводы и прочие сидельцы посылают к князю Михаилу Васильевичу от дома чудотворца, прося с молением о помощи, потому что оставшиеся люди изнемогли.

И послан бысть от князя Михайла воевода Давидъ Жеребцовъ, а с ним 600 мужей избранных воинъ и триста сим служащих. Молитвами же чюдотворца проидоша ничим не задержани, ни подзаратаи, ни стражами не увѣдены быша, и легцы суще всего протекше скоро.

И послан был от князя Михаила воевода Давид Жеребцов, а с ним шестьсот мужей, отборных воинов, и триста им прислуживавших. По молитвам чудотворца, они прошли никем не задержанными, — ни дозорами, ни стражей не были они замечены, и налегке всех минули быстро.

Не имуще с собою ко препитанию никакихъ потреб, оскорбляются, а не пекутся о препитании мучащихся в бѣдах, но строят о себѣ полезная. И вземлет Давидъ все строение на себя, и запасом монастырским памяти счетныя отъемлют же. За рукою старца Макариа взял в житницах 20 четвертей ржы, да 200 четвертей сухарей, да в хлѣбне муки ржаные 40 четвертей, да овса 7776 четвертей. Мелница же конская испорчена тогда, и лѣсу не бысть, и строити еѣ нѣчим. Такоже и молоти нѣкому, людие бо трудники вси изомроша, и мелюще токмо на день по три осмины ржы или овса, пекуще же на день по четыре квашни, в квашни же по 5 четвертей. Да к тем же хлѣбом по вся дни емлюще в трапезу сухарей четвертей и по девяти, и по десяти, и по 11.

Не имея с собой для пропитания ничего потребного, они испытывают нужду и, не заботясь о пропитании мучающихся в бедах, думают лишь о своей пользе. И берет Давид все хозяйство на себя и счетные записи монастырских запасов отнимает. Из рук старца Макария он взял в житницах двадцать четвертей ржи, двести четвертей сухарей, да в хлебне муки ржаной сорок четвертей, да овса семь тысяч семьсот семьдесят шесть четвертей. Конная мельница была тогда испорчена, и лесу не было, и починить ее было нечем. Также и молоть было некому, ибо трудившиеся люди все перемерли, и мололи в день только по три осьмины ржи или овса, пекли же в день по четыре квашни, а в квашне — пять четвертей. И к тем хлебам каждый день брали на трапезу сухарей четвертей и по девять, и по десять, и по одиннадцать.

Архимарит же Иасафъ, яко же исперва начат, тако же и до сего времени печашеся о бѣдных и нищих, и бѣ око слѣпым и нога хромымъ. Аще и не своима рукама и ногама, но всѣх всячески упокоевая и без слезъ немогий взирати на плачющая и скорбя с воздыхающими, и всякъ просяй что и тщама руками не отхождаше от него.

Архимандрит же Иоасаф как начал с самого начала, так и до этого времени заботился о бедных и нищих, и был он оком для слепых и ногой для хромых. Хоть и не своими руками и ногами он им служил, но всех всячески благодетельствовал и без слез не мог смотреть на плачущих, скорбя со вздыхающими, и всякий, что-либо просивший, с пустыми руками не уходил от него.

Оставшии же иноцы, видяще ратных насилование, отца же Иасафа к бѣдным и нищим попечение, и яко же преже о том роптаху нань, тако же и в то время и потомъ, и в лице тому пришедше сваряхуся. Боголюбивая же душа прощениа просяще от всѣх и тихими словесы наказуя о всемъ благодарити Господа. И рекъ: «Лучше нам умрети, неже престати сирот миловати. И не оставит насъ великий Сергий гладом истаяти». Зрите вси слышащеи, колик скоръ заступник уповающим нань, великий отецъ нашь Сергий. Убо сей Иасафъ простъ сый, ни пророкъ, ни знаменоносецъ, но уповав вѣрою и не посрамися, яко вдова она, питавшая Фезвитенина, послуша бо того глагола, и не оскудѣша малыя пригорщи в три лѣта и мѣсяца 6.[98] Воистинну бо «праведницы и по смерти живи суть»,[99] якоже и днесь пред очию всѣх содѣяся. Мнѣша бо тогда иноцы оставшии, еже на едину седмицу дней токмо пищи, протягну же ся время от малых тѣх останков на 84 дни, октября съ 19 генваря по 12 день. В той бо день Сопѣга и Лисовской от Троицы со всѣми людми с полскими и литовскими побѣжали къ Дмитрову.

Оставшиеся же иноки, видя насилие ратных людей и попечение отца Иоасафа о бедных и нищих, как прежде из-за этого роптали на него, так и в то время и потом, приходя, ругали его в лицо. Боголюбивая же душа у всех прощения просила и тихими словами учила за все благодарить Господа. И сказал он: «Лучше нам умереть, нежели перестать жалеть сирот. Да и не допустит великий Сергий, чтобы мы от голода истаяли». Смотрите же все слушающие, сколь скор заступник уповающих на него, великий отец наш Сергий. Ведь этот Иоасаф был простым человеком, а не пророком и не сотворителем знамений, но уповал с верой и не посрамился, как та вдова, питавшая Фесвитянина, ибо поверила его слову, и не исчерпались малые пригоршни за три года и шесть месяцев. Ибо воистину «праведники и по смерти живы», как и сегодня на глазах у всех сделалось очевидным. Казалось ведь тогда оставшимся инокам, что пищи — лишь на одну седмицу дней, протянулось же время на тех малых остатках на восемьдесят четыре дня, с девятнадцатого октября по двенадцатый день января. Ибо в тот день Сапега и Лисовский от Троицы со всеми польскими и литовскими людьми побежали к Дмитрову.

О ПОМОЩИ ЧЮДОТВОРЦА И О НЕНАДЕЖНЫХ ВЫЛАСКАХ

О ПОМОЩИ ЧУДОТВОРЦА В РИСКОВАННЫХ ВЫЛАЗКАХ

Дивно же се всегда бываше, егда исперва сѣдоша людие во осадѣ в Троицком Сергиеве монастырѣ даже и до пришествиа Давида Жеребцова, егда исхождаху на брань к сопостатом: егда убо устроятся людие и уготовятся с великим опасениемъ, то не всегда на добро бываше изшествие; аще ли о чем надежно изыдут, то и пагуба бываше. Похвалное же что содѣяся, и то не урядством, но послѣднею простотою. И дива слышание достойно.

Удивительно это всегда происходило с самого начала во время сидения в осаде в Троицком Сергиевом монастыре, еще до прихода Давида Жеребцова, когда люди выходили на бой с супостатами: если соберутся они и подготовятся с великим тщанием, то не всегда добром оканчивался выход; если же и с какой-то уверенностью выйдут, то и пагуба бывала. Похвальное же если что делалось, то не подготовкой, а крайней простотой. Удивления эти рассказы достойны.

Внегда бо узрят противных гдѣ стоящих и с простотою храбръствующих или близ стѣн бѣсующихся, держими же воеводами, да не погибают напрасно, и не могуще изыти и друг на друга позирающе, сердцы растерзахуся. И замышляюще кождо себѣ нужду и потребу, у приставленых над ними испрошахуся: едины травы ради, друзии же воды, инии дровъ добытия, инии же корениа ископати, овии вѣниковъ урѣзати, овии же подалѣ отманивающеся ко кладязю чюдотворца воды исцѣления ради почерпсти. Поляки же, радующеся таковому неустроению, и, яко пси на заяцовъ, отвсюду напущаху, и зачинающуся кровопролитию на многих мѣстех: не десят бо или 20, но и пять, и три, и два, порознь бродяще, смерти искаху. Против же врагов, егда нахождаху на них, вкупѣ ополчевахуся. И нечестно исходящеи честни побѣдители показовахуся. Спасителя же нашего хранением в таковой простотѣ никто же никогда погибе, но вси здрави до единого возвращахуся в дом преподобнаго.

Когда увидят они противников, где-нибудь стоящих и с уверенностью храбро действующих или близ стен беснующихся, то, удерживаемые воеводами, чтобы не погибали понапрасну, и не имея возможности выйти, друг на друга взглядывая, сердцами они терзались. И, придумывая каждый себе нужду и потребность, у приставленных над ними они отпрашивались: одни за травой, другие за водой, иные — дров добыть, иные коренья выкопать, кто веники нарезать, а кто и подальше отпрашивался — к колодцу чудотворца, воды для исцеления зачерпнуть. Поляки же, радуясь такой несогласованности, как псы на зайцев, отовсюду нападали. И начиналось кровопролитие во многих местах: ибо не по десять или двадцать, но по пять, по три и по два, порознь бродя, смерти они искали. Против же врагов, когда те подходили к ним, они вместе ополчались. И выходившие не ради чести оказывались достойными чести победителями. Благодаря защищающему нас Спасителю в таковом смирении никто никогда не погиб, но все до одного здоровыми возвращались в дом преподобного.

Давидъ же Жеребцовъ, егда прииде и видѣ таковую простоту твориму во исходящих на выласкѣ, их же много безчестив и отославъ прочь, не повелѣ с собою исходити ко брани. Надежен же на избранное воинство и к раздражителем, добрѣ урядився, исходит извѣдатися. Стигнув же ся с сопостаты и со срамотою одолѣваем, утече, въмѣсто же пота побѣдителства слезами облияся. Урядный неурядно утече. И помалѣ, еще дыша рвениемъ, исходит мститися. К нему же простцы рекоша на пути: «Мы, государь болярин, преже сего прося у чюдотворца Сергиа помощи, малоурядно исхаживали, занеже не подается нам, но яко овцы исходихом, пастырь же нашь сам нами промышляа и не погуби нас николи же». Давидъ же, вѣжди з гнѣвом возводя на прерѣкущих, и исхождаше ко врагомъ на бой. Смятию же брани бывши, и зря простцы мужа храбра и мудра нестроение, но по его отречению не смѣют помощи тому подати. Видяще же, яко кедры посѣчены имуть быти в дубравѣ и не дождавшеся своея надежи опустошитися и по обычаю простоты немощнии бранию ударивше, и исхищают мудрых от рукъ лукавых. Гордящеи же ся ктому немощных и бѣдных не нарицают овца, но лвовѣ, и не сирот, но господей, и единотрапезников спосаждают. И помещут немецкую мудрость, и приемлют покрываемых от преподобнаго буесть. И в простотѣ суще забывше бѣгати, но извыкше врагов славно гоняти.

Давид же Жеребцов, когда пришел и увидел, сколь попросту поступают выходящие на вылазки, долго их бесчестив и отослав прочь, повелел не выходить с ним для боя. Будучи уверен в своем отборном воинстве, хорошо снарядившись, выходит он переведаться с раздражающими. Столкнувшись же с супостатами и позорно одолеваемый ими, он убежал, вместо пота победителя слезами облившись. Снаряженный, беспорядочно убежал. По малом же времени, еще дыша рвением, выходит он, чтобы отомстить. Ему простецы сказали на пути: «Мы, государь боярин, прежде этого прося у чудотворца Сергия помощи, выходили с малым снаряжением, потому что не дают его нам, но как овцы выходили, пастух же наш сам о нас заботился и не губил нас никогда». Давид же, с гневом подняв глаза на говорящих, вышел к врагам на бой. Когда же завязался бой, замечают простецы, что у храброго и мудрого мужа нет удачи, но из-за его запрета не смеют подать ему помощь. Видя же, что порублены будут кедры в дубраве, и не дожидаясь гибели своей надежды, по своему простому обычаю, немощные бросились в бой и похитили мудрых от рук лукавых. Гордецы же с тех пор называют немощных и бедных не овцами, но львами, и не сиротами, но господами, и вместе с собой за трапезу их сажают. И бросают немецкую мудрость, и принимают покрываемых преподобным глупость. И, простыми став, забыли, как убегать, но привыкли славно врагов гонять.

О ПРИХОДѢ ГРИГОРИА ВОЛУЕВА[100]

О ПРИХОДЕ ГРИГОРИЯ ВОЛУЕВА

Мѣсяца генваря въ первый день въ 4 час нощи прииде из слободы Александровы от князя Михайла Васильевича в Троецкой Сергиевъ монастырь воевода Григорей Волуевъ, а с ним избранных вой 500 мужей храбрых, и вси во оружии. Сии убо приидоша извѣдатися с литовскими людми и с рускими измѣнники и войско их смѣтити. Егда же освитающу дни, и совокупльшеся с Давыдом и с троецкими сидѣлцы, и исходят из града храборски, и наглѣ нападают на полские и литовские роты. И втопташа их в Сопѣгины табары, и станища их около табаръ зажгоша. И милостию Пребезначалныя Троицы литовъских людей многих побили и языки поимали. Сопѣга же и Лисовской со всѣми полки своими изшедше противу их, и бысть имъ бой великъ на Клементѣевском полѣ, на Келаревѣ прудѣ, и на Волкуше, и на Красной горѣ. И много бивъшеся и мнози от обою страну пивше смертную чашу, множайше же сугубо погибе полку еретического. И разыдошася обои. И день той препроводивше во обители чюдотворца, сотворше заповѣданное имъ, паки возвратившеся ко князю Михайлу Васильевичю. На полских же и литовских людей и руских измѣнников тогда страх великъ нападе и в недоумѣнии быша, якоже оставшии сказаша.

Месяца января в первый день, в четвертом часу ночи пришел из Александровской слободы от князя Михаила Васильевича в Троицкий Сергиев монастырь воевода Григорий Волуев, а с ним отборных воинов пятьсот храбрых мужей, и все с оружием. Они пришли переведаться с литовскими людьми и русскими изменниками и войско их смести. Когда же стало рассветать, соединившись с Давидом и с троицкими сидельцами, храбро выходят они из города и смело нападают на польские и литовские роты. И втоптали они их в Сапегины таборы, и станы их около таборов зажгли. И милостью Пребезначальной Троицы литовских людей многих они побили и пленными взяли. Сапега же и Лисовский со всеми своими полками вышли против них, и произошел между ними великий бой на Клементьевском поле, на Келареве пруде, на Волкуше и на Красной горе. И, долго бившись, многие с обеих сторон испили смертную чашу, но вдвое больше погибло из полка еретического. И разошлись те и другие. И, проведя тот день в обители чудотворца, выполнив приказанное им, присланные назад возвратились к князю Михаилу Васильевичу. На польских же и литовских людей и на русских изменников великий страх тогда напал, и они были в недоумении, как рассказывали оставшиеся.

О ПОБѢГЕ ГЕТМАНА СОПѢГЕ И ЛИСОВСКОГО

О ПОБЕГЕ ГЕТМАНА САПЕГИ И ЛИСОВСКОГО

И генваря въ 12 день гетман Сопѣга и Лисовской со всѣми полскими и литовскими людми и с рускими измѣнники побѣгоша къ Дмитрову, никим же гонимы, но десницею Божиею. Толико же ужасно бѣжаша, яко и друг друга не ждущя и запасы своя мещуще. И велико богатство мнози по них на путѣх обрѣтаху, не от хуждьших вещей, но и от злата, и сребра, и драгих портъ, и коней. Инии же, не могуще утечи, и возвращающеся вспять, и лѣсы бѣгающе, прихождаху во обитель к чюдотворцу, и милости просяще душам своимъ, и повѣдающе, яко «мнози видѣша от нас велики зѣло два полка гоняща нас даже и до Дмитрова». Чюдиша же ся вси о сем, яко от обители не бяше за ними никакой посылкѣ. Князь Михайлов же приход уже и отчаян, и моление от обители к нему презрѣ.

И января в двенадцатый день гетман Сапега и Лисовский со всеми польскими и литовскими людьми и с русскими изменниками побежали к Дмитрову, никем не гонимые, только десницей Божией. В таком они ужасе бежали, что и друг друга не ждали, и запасы свои бросали. И великое богатство многие после них на дорогах находили, — не из худших вещей, но из золота, и серебра, и дорогих одежд, и коней. Иные же, не в силах бежать, возвращались назад и, в лесах поскитавшись, приходили в обитель к чудотворцу, прося милости своим душам и рассказывая, что, дескать, «многие из нас видели два очень больших полка, гнавших нас до самого Дмитрова». Все этому удивлялись, так как от обители не было за ними никакой погони. В князя Михаила приходе уже отчаялись: моление обители к нему он презрел.

По отшествии же сынов беззаконных преждавше осмь дней, посылается къ царствующему граду къ государю от обители чюдотворца со святою водою старецъ Макарей Куровской генваря въ 20 день. Еще же опасение бяше в дому чюдотворца от врагов, и с людми считающеся и ихже к питанию восхотѣвше смѣтити. И еще муки обрѣтше в хлѣбне четвертей з десять, такоже и сухарей четвертей с пятдесят. Всѣх же во удивление чюдо сие введе, како от малых сихъ запасов на толико время простреся до преизобильства, и не токмо же человѣком, но и скотом. Вяще бо числа здѣ реченнаго преизбысть: дающе бо тогда конемъ овса на все воинство по 90 четвертей на день, да монастырским и воеводским лошадем по 10 четвертей на день; и кормим бѣ весь скот за сто дней от овса того. По разшестъвии же ратных всѣх изо обители и еще останцы того овса мнози осташася на потребу великими бѣдами искушенным от Бога. Егда же и князь Михаилъ, не мало время преминувъ, прииде из слободы в дом чюдотворца со всѣм воиньством с рускими людми и с нѣмцы, и все воинство от тѣх же малых останков доволствовашася, такожде и весь скот свой от житницъ же чюдотворца довольнѣ питаху. И по отшествии его и всего воиньства многимъ препитание бысть.

По отшествии же сынов беззаконных переждав восемь дней, посылают из обители чудотворца к царствующему граду, к государю, старца Макария Куровского со святой водой, января в двадцатый день. Все еще опасались в доме чудотворца врагов, и людей считали, и пригодное для их питания захотели учесть. И еще нашли в хлебне муки четвертей с десять, также и сухарей четвертей с пятьдесят. Всех в изумление это чудо повергло: как из столь малых запасов на такое время продлилось преизобильство — и не только для людей, но и для скота. Ибо больше названного здесь числа оказались избытки: ведь тогда давали коням овса на все воинство по девяносто четвертей на день да монастырским и воеводским лошадям по десять четвертей на день; и кормили весь скот больше ста дней тем овсом. А когда разошлись все ратные из обители, еще и остатков того овса много осталось на потребу искушенным от Бога великими бедами. И когда князь Михаил, малое время помедлив, пришел из слободы в дом чудотворца со всем воинством, с русскими людьми и с немцами, то все воинство из тех же малых остатков брало довольствие, также и весь скот свой из житницы чудотворца достаточно питали. И по уходе его и всего воинства для многих пропитание осталось.

СЛОВО БЛАГОДАРСТВЕНО ЗА ВСЯ ЧЮДОТВОРЕНИА БОЖИА ИЖЕ БЬІША ВО ОБИТЕЛИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИА МОЛИТВАМИ ЕГО. ТВОРЕНИЕ ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРААМИА

СЛОВО БЛАГОДАРСТВЕННОЕ ЗА ВСЕ СОТВОРЕННЫЕ ЧУДЕСА БОЖИИ, БЫВШИЕ В ОБИТЕЛИ ЧУДОТВОРЦА СЕРГИЯ ПО МОЛИТВАМ ЕГО. ТВОРЕНИЕ ТОГО ЖЕ КЕЛАРЯ ИНОКА АВРААМИЯ

Иже хотяй исчести вся звѣзды круга небеснаго и от аера капля дождя изливаема, и въскрай моря лежащаго пѣска исчислити, но невозмогает отнюдь, нѣсть убо се возможно от человѣкъ, но токмо единому Богу. Сице же нѣсть возможно исчести чюдес великихъ свѣтил, дивнаго в чюдесѣх преподобнаго и богоноснаго отца нашего Сергиа чюдотворца и ученика его Никона чюдотворца. Колико творит Богъ угодники своими предивная и паче всякого слова и умом непостижимая чюдеса! Якоже бо солнце простираяй повсюду чюдес луча, не токмо во обители их, ноив царствующем градѣ Москвѣ и во окрестных росийских странах, вездѣ прослави Богъ угодникъ своих, но и повсюду протекоша их чюдеса и до внѣшних государствъ Греческиа и Римскиа державы. Толико убо Богъ возлюби его и прослави, елико невозможно исповѣдати или писанию предати всегда бываемых чюдес. На всяком бо мѣстѣ в бѣдах, или в скорбѣх, или во юзах, въ плѣне же, и во изгнании, и в кроволитиих, и во всяких нужных тѣснотах и печалѣх и иже призовет с вѣрою в помощь великого сего отца, той убо посрамлен никако же исходит и чааниа своего не погрѣшит. Овогда же и преже прошениа святый в печалѣх предваряет и неищущим его скоръ помощник обрѣтается. Той убо друг присный Матери Слова Божия; не исчитая тогда и нынѣ всѣх нас питает. Кто же азъ, окаянный и грѣхи неудобъцѣлимы нося, да восхощу, тма сый, за солнцем считати простираемыя чудес луча? Но о немже должен есмь вопию непрестанно, моля заступника отчаянным.

Кто захочет счесть все звезды круга небесного и из воздуха капли дождя изливаемые, и по краю моря лежащий песок исчислить, никак не сможет, ибо это невозможно для человека, но одному только Богу по силам. Так же невозможно счесть чудеса великих светочей, дивного в чудесах преподобного и богоносного отца нашего Сергия чудотворца и ученика его Никона чудотворца. Сколько творит Бог через угодников своих предивных, превосходящих всякое слово и умом непостижимых чудес! Словно солнце простирает он повсюду лучи чудес — не только в обители их, но и в царствующем граде Москве и в окрестных российских землях, — везде прославил Бог угодников своих, и повсюду распространились их чудеса вплоть до внешних государств Греческой и Римской державы. Настолько ведь возлюбил его Бог и прославил, что невозможно рассказать о всегда бывающих чудесах или писанию их предать. Ибо на всяком месте в бедах, или в скорбях, или в узах и в плену, в изгнании, в кровопролитиях и во всяких тяжелых утеснениях и печалях, кто призовет с верой на помощь этого великого отца, тот ведь посрамленным никогда не уйдет и в надежде своей не ошибется. Иногда же и прежде просьбы святой находящихся в печалях опережает и неищущим его скорым помощником оказывается. Ибо он вечный друг Матери Слова Божия; не считавший тогда и ныне всех нас питает. Кто же я, окаянный и грехи нелегко исцеляемые носящий, чтобы захотеть, тьмой будучи, сосчитать простираемые солнцем лучи чудес? Но о чем должен, о том я и вопию непрестанно, моля заступника отчаявшихся.

О, освященный верше, яко же исхитилъ еси из рук гордых труды потовъ, тако и мене исхити, всеокаяннаго, из гортани змиевы, к тебѣ бо прибѣгаем, поновившему чюдеса Еуфимиа Великого и Феодосиа: даждъ ми слово, безсловесная дѣла творящему, научи мя тебе похвалити, служащаго преждевѣчному Слову, словом вся составльшему! Благословен Господь Богъ нашь, дѣйствуяй тобою дивная и неизреченная! Благословено тѣло твое, преподобне Сергие, увѣряющее мертвым воскресение! Хвално и благословено и препрославлено имя Господне, давый тя зрящим в снабдѣние от грѣха! Благословенъ Господь, запинаай тобою ко грѣху влекомым и предлагаяй в мысль жива тя всѣм пред очию зрящих! Благословенъ живый преже бытия всего зданиа, иже нечислимый 100 000 и тмами тѣм лѣт, но присносущный сый, изволивый создати всяческая, безначалный и бесконечный, иже прославити тя с прежними великими святыми! Благословени вы, господеви Сергие и Никоне, сохраньшеи дом свой от обстояниа сатаны!

О, освященная вершина, как спас ты из рук гордецов созданное потом твоим, так и меня всеокаянного спаси из гортани змея, ибо к тебе прибегаем, обновившему чудеса Евфимия Великого и Феодосия: дай мне слово, бессловесные дела творящему, научи меня восхвалять тебя, служащего предвечному Слову, словом все составившему! Благословен Господь Бог наш, осуществляющий через тебя дивное и неизреченное! Благословенно тело твое, преподобный Сергий, уверяющее в воскресении мертвых! Всехвально, благословенно и препрославлено имя Господа, давшего тебя зрячим для спасения от греха! Благословен Господь, тобою удерживающий влекомых ко греху и вкладывающий в мысль живого тебя пред очи всем зрящим! Благословен живший прежде бытия всего мироздания, неисчислимый сотней тысяч и тьмами тем лет, но вечно сущий, изволивший создать все, безначальный и бесконечный, прославивший тебя наравне с прежними великими святыми! Благословенны вы, господа Сергий и Никон, сохранившие дом свой от обступившего его сатаны!

Благословена и ты, о Дево преблагословеная Марие, иже токмо едино мѣсто сие сохранила от меча еретическа! Блажена еси, чаше, содержимаа в руку Содѣтеля всѣх, в нейже раствори Богъ вино нашего веселиа, егоже напихомся несмѣсна, ни превратна, во двою естеству Божества и человѣчества несмутно! Блажена еси, зерцало премирное, в немже увѣденъ бысть Сынъ Божий! Блаженъ еси, источниче запечатлѣнный, искипѣвый воду живу, егоже разумная невещественая существа желают напитися! Блажена еси, сокровище в будущий вѣкъ всѣм в вѣчное восприатие! Блажена ты, Царице, яко раби твои прелѣтают стѣны вышняго Иерусалима! Благословена ты, Владычице, яко тебѣ поклоняются со страхом вся небесныя силы! Блажена утроба твоя, поносившиа Свѣта свѣтлѣйша солнца тысящами тысящей и тем тмами! Благословени руцѣ твои, поносившеи Спеншаго море словом! Блажена дверь печати девьства твоего, еюже проиде Господь Богъ нашь един! Благословени очи твои, зрящеи трисоставнаго свѣта! Блажени уши твои, слышащеи тайны прежде созданиа всея твари! Благословенъ умъ твой, зряй нынѣшнюю пременяему тварь и ину созидаему и саму тя царствующу со Взаемшим пречистую плоть от тебе! Блажена уста твоя, бесѣдующа ис тебе рождьшему Сына! Благословена ложесна твоя безболѣзненая, имиже прошед Свѣт всѣм намъ и яко же прежде рожества, тако и въ рожестве, и по рожествѣ девьствующи! Благословенъ прошедый из боку твоею совершен человѣкъ, Богъ сый всяческих! Блажени путие, иже в тебѣ, ихже премирных разуми не постигнут! Блажена ты, свитче Бога Отца, в немже написа Слово свое во спасение вѣрным! Благословена красота твоя, еяже Гавриил убояся! Благословенъ еси, ключю, бездну щедрот искипѣвый, в нихже всего мира грѣхи погрузишася! Блажена еси, вѣро невидимымъ! Благословена еси, надеже отчаявшимся спасениа! Блажена еси, упование ненадѣющимся вѣчных мукъ избыти! Благословено ходатайство твое непосрамляющееся и в день пришествия Христова! Блажено заступление твое, восхищающе осужденых во вѣки! Благословенъ зракъ твой, воображенный на поклонение нам, грѣшным, во спасение! Благословена еси, недоумѣние по достоинству никому же восхвалити тя! Блажена еси, служимая небесными силами! Благословена еси, по достоинству восхваленная Богом Отцемъ! Блажена еси, украшеная Сыномъ Божиим! Благословена еси, сокровеное сокровище всѣх благих Духом Пресвятым! Благословенъ глаголъ твой, реченый преподобному, яко «неотступна буду от обители твоея!» Блажено речение твое, яко дѣлом совершила еси! Благословена еси, Всесилная, яко не попусти поставити мерзость запустѣниа на мѣстѣ святѣм! Благословена еси, Богородице, яко твоих ради молитвъ не узрѣхом мертва хлѣба приносима вмѣсто жива тѣла Христа Бога нашего!

Благословенна и ты, о Дева преблагословенная Мария, одно только это место сохранившая от меча еретического! Благословенна ты, чаша, покоящаяся в руке Создателя всех, в которую Бог налил вино нашего веселия, а мы его напились, несмешанного, неиспорченного, в двух естествах, Божьем и человеческом, незамутненного! Блаженна ты, зеркало надмирное, в котором увиден был Сын Божий! Блажен ты, источник запечатленный, изливший воду живую, которой разумные невещественные существа желают напиться! Блаженна ты, сокровище, которое в будущий век все будут вечно воспринимать! Блаженна ты, Царица, ибо рабы твои перелетают стены вышнего Иерусалима! Благословенна ты, Владычица, ибо тебе поклоняются со страхом все небесные силы! Блаженна утроба твоя, выносившая Свет, светлейший солнца в тысячи тысяч и тьмы тем раз! Благословенны руки твои, носившие Сотворившего словом море! Блаженна дверь печати девства твоего, через которую прошел единый Господь Бог наш! Благословенны очи твои, зрящие трисоставный свет! Блаженны уши твои, слышащие тайны, существующие прежде создания всей твари! Благословен ум твой, зрящий и нынешнюю изменяемую тварь, и иную, созидаемую, и самое тебя, царствующую со Взявшим пречистую плоть от тебя! Блаженны уста твои, беседующие с родившим из тебя Сына! Блаженно чрево твое безболезненное, через которое прошел наш всеобщий Свет, как и прежде рождения, так и при рождении, и после рождения оставшееся девственным! Благословен происшедший из плоти твоей совершенный человек, сущий Бог всего! Блаженны пути, проходящие в тебе, которых и надмирных разумы не постигнут! Блаженна ты, свиток Бога Отца, в котором он написал Слово свое для спасения верных! Благословенна красота твоя, которой Гавриил убоялся! Благословен ты, ключ, бездну щедрот изливший, в которых всего мира грехи погрузились! Блаженна ты, вера невидимых! Благословенна ты, надежда отчаявшихся в спасении! Блаженна ты, упование ненадеющихся вечных мук избежать! Благословенно ходатайство твое, непосрамляющееся и в день пришествия Христова! Блаженно заступничество твое, похищающее осужденных навеки! Благословен образ твой, изображенный, чтобы поклонялись мы, грешные, для спасения! Блаженна ты, недостижимая для ума: никому по достоинству не восхвалить тебя! Блаженна ты, которой служат небесные силы! Благословенна ты, по достоинству восхваленная Богом Отцом! Блаженна ты, украшенная Сыном Божиим! Благословенна ты, сокровенное Пресвятым Духом сокровище всех благ! Благословенно слово твое, сказанное преподобному: «Неотступна буду от обители твоей!» Блаженно сказанное тобою, ибо на деле ты это выполнила! Благословенна ты, Всесильная, ибо не допустила стать мерзости запустения на месте святом! Благословенна ты, Богородица, ибо благодаря твоим молитвам не увидели мы приношения мертвого хлеба вместо живого тела Христа Бога нашего!

Благословени есте, богоноснии отцы Сергие и Никоне, яко не воспѣшася догматы злочестиа в болѣзненых трудѣх ваших! Блажени есте, свѣтила церковная, яко не попустисте еретиком разрушити стѣн дому вашего святого!

Благословенны вы, богоносные отцы Сергий и Никон, ибо не зазвучали злочестивые догматы в творении болезненных трудов ваших! Блаженны вы, светила церковные, что не допустили еретикам разрушить стены дома вашего святого!

Блажени и вы, скончавшеися в дому чюдотворца и имущеи к нему дерзновение! Помяните и нас, да помянет во святых своих молитвах пред Господемъ!

Блаженны и вы, скончавшиеся в доме чудотворца и имеющие смелость к нему обращаться! Помяните и нас, да и он помянет в святых своих молитвах перед Господом!

Но, о преподобнии и богоноснии велицыи отцы, Сергие и Никоне чюдотворцы! Сие малое и худое писание вам прикладное приемше, воздѣжите, преподобнѣи, свои руцѣ к Всенепорочнѣй Матере Слова Божиа и, вкупѣ припадше ко Владычицѣ и Богу, долготерпеливно помолитеся о мнѣ грѣшнѣм и недостоинѣм, аки о нѣкоем изверге, и о всѣх, иже с вѣрою вас почитающих, и сиа еже к нам о превеликих ваших благодѣяниих и о чюдотворениих с любовию прочитающих, яко да подастъ нам отпущение грѣхом и помилует нас, недостойных милости, и поне малу ослабу получю азъ от вѣчных мучений, и да восхвалим вкупѣ убивающаго оружиемъ устъ своихъ непокоряющаяся тому языки и да поклонимся Агньцу, заколенному за нас, егоже кровию измыхомся от грѣх. Тому слава во вѣки, аминь!

И, о преподобные и богоносные великие отцы Сергий и Никон чудотворцы! Это маленькое и плохое писание, вам приносимое, приняв, воздвигните, преподобные, свои руки к Всенепорочной Матери Слова Божия и, вместе припав к Владычице и к Богу, долготерпеливо помолитесь обо мне грешном и недостойном, как о некоем изверге, и обо всех, с верою вас почитающих и об этих ваших к нам благодеяниях и чудотворениях с любовью читающих, чтобы он подал нам отпущение грехов и помиловал нас, недостойных милости, и я бы некоторое послабление получил в вечных мучениях, и да восхвалим мы вместе убивающего оружием уст своих непокорные ему народы, и да поклонимся Агнцу, закланному за нас, кровью которого мы отмылись от грехов. Ему слава вовеки да будет!



[1] ...в дому Пресвятыя и Живоначальныя Троица... Имеется в виду Троице-Сергиев монастырь (или Свято-Троицкая Сергиевская лавра), расположенный в 70 км к северу от Москвы. Монастырь был основан в середине XIV в. Сергием Радонежским, к началу XVII в. представлял собой один из крупнейших в стране книжно-культурных и хозяйственных центров, обладая и большой библиотекой, и огромным количеством земель. В 1540—1550 гг. вокруг монастыря была возведена каменная стена длиной 1.25 км, высотой от 8 до 14 м, с двумя галереями, амбразурами, башнями; на стенах и башнях были установлены орудия, и монастырь стал мощной крепостью.

[2] ...великих чудотворцов Сергиа и Никона... Сергий Радонежский (1314—25 сентября 1392 г.) — основатель Троице-Сергиева монастыря. Никон (ум. 17 ноября 1428 или 1429 г.) — ученик и преемник Сергия Радонежского в управлении Троицким монастырем. При нем (в 1422 г.) были открыты мощи Сергия и возведен и расписан Андреем Рублевым и Даниилом Черным Троицкий собор — усыпальница Сергия.

[3] ...келаря инока Аврамиа Палицына. Авраамий Палицын (ум. 13 сентября 1627 г.) принадлежал к потомкам Ивана Микулаевича Палицы, выехавшего на Русь из Литвы в 1373 г. (Родословная князей и дворян Российских и выезжих... М., 1787. С. 2, 359, 418) и служившего у Дмитрия Донского воеводой. Члены этого рода были в основном военными и государственными деятелями. Правнук Ивана Микулаевича Евстафий был убит при Белеве Литовском в битве с татарским царем Махметом в 1438 г.; в XVI в. двое Палицыных в числе лучших детей боярских получили от Ивана Грозного поместья. Один из родственников Авраамия, Андрей Федорович Палицын, сподвижник Пожарского, служил воеводой в Мангазее в 1629—1631 гг.; двоюродный брат Авраамия Федор Сысоевич Палицын — воеводой на Белоозере в 1609 г. Были в этой фамилии и пишущие люди: келарь Чудова монастыря Варлаам (в миру Василий Иванович) Палицын, живший во второй половине XVI в., вероятно дядя Авраамия (см.: Филарет. Обзор русской духовной литературы. Харьков, 1859. С. 192), известен как летописец и составитель списка митрополитов. Авраамий — в миру Аверкий — родился в селе Протасьеве неподалеку от Ростова Великого, по-видимому, в начале второй половины XVI в. В 1588 г., уже будучи воеводой, он подвергся опале, очевидно, по подозрению Бориса Годунова в его связи с Шуйскими, имущество его было конфисковано, а сам он сослан на Соловки и там пострижен в монахи (может быть, насильно). Через два года он был возвращен из ссылки и получил свое имущество назад. В 1594 г. его вместе с другими соловецкими старцами отправили в Троице-Сергиев монастырь, в 1601 г. послали оттуда на какую-то должность (по-видимому, келаря) в зависящий от Троице-Сергиевского Богородицкий Свияжский монастырь недалеко от Казани. В 1608 г. Авраамий вернулся оттуда в Троице-Сергиев монастырь уже в качестве келаря. Келарь ведал хозяйством и сношениями монастыря с «миром», по важности был вторым (после архимандрита) лицом в монастыре. К Троице-Сергиевой лавре в то время было приписано около двадцати меньших монастырей; в ее владении были примерно 250 сел, 500 деревень, 200 пустошей, более чем 70 починок и селищ, несколько волостей, примерно 40—50 тысяч душ и около 10 тысяч десятин земли. Так что Авраамий оказался во главе одного из крупнейших хозяйств страны и стал влиятельной политической фигурой. По повелению царя Василия Шуйского во время осады монастыря Авраамий жил в Москве. Через него осажденные просили царя о помощи, и Авраамий старался использовать свое влияние на царя для их поддержки. 15 февраля 1609 г. под его влиянием царь послал на помощь монастырю атамана Сухова Останкова с 60 казаками и 20 пудами пороха, а Авраамий от себя — 20 троицких слуг во главе с Никифором Есиповым. Когда в Москве начался голод, Авраамий по приказу царя и патриарха неоднократно вывозил на рынки и распродавал по низким ценам монастырские хлебные запасы, хранившиеся при Богоявленском подворье, чем сбивал высокие цены на хлеб «житопродавцев». Самому царю Василию Шуйскому Авраамий во время осады ссудил 1900рублей. Когда после падения Шуйского созванные Думой представители всей Русской земли присягнули польскому королевичу Владиславу (27 августа 1610 г.), к осаждавшему Смоленск его отцу Сигизмунду было отправлено посольство из 1246 человек; в их числе был и Авраамий Палицын. Его дары королю были самыми богатыми. Сигизмунду, добивавшемуся русской короны, а также и сдачи Смоленска, удалось расколоть русское посольство. Сигизмунд подтвердил Авраамию владельческие права его монастыря, уменьшил причитающиеся с него налоги, и тот, покинув в декабре посольство, уехал назад как якобы «богомолец» Сигизмунда. Но, вернувшись в монастырь, Авраамий начал энергично действовать против разорявших Россию поляков. В марте 1611 г. он послал из монастыря помощь Москве из 50 слуг и 200 стрельцов и начал вместе с архимандритом Дионисием (Зобиновским) писать и рассылать во все города России грамоты с призывами помогать Москве и бороться с поляками. Эти грамоты способствовали организации ополчений и освобождению от поляков Москвы. Затем Авраамий принимал активное участие в выборах, приглашении на престол и венчании на царство нового царя, Михаила Романова (февраль—июль 1613 г.). В ноябре 1618 г., при попытке осады Троице-Сергиева монастыря королем Владиславом, Авраамий возглавлял монастырскую оборону. После того как было заключено Деулинское перемирие (1 декабря 1618 г.), в память о нем Авраамий воздвиг в монастырской деревне Деулино (в трех верстах от монастыря по Угличской дороге) церковь во имя преподобного Сергия Радонежского. «История» Авраамия заканчивается известием об освящении этой церкви архимандритом Дионисием 1 декабря 1620 г. Сам Авраамий в это время был уже далеко от Троице-Сергиева монастыря: после возвращения из польского плена патриарха Филарета, члена того же посольства к королю Сигизмунду, в котором принимал участие и которое покинул Авраамий, он вновь был сослан на Соловки, где и прожил последние восемь лет своей жизни. Там он завершил литературную отделку своей «Истории». Там и похоронен (могила сохранилась).

[4] ...по обѣщанию своему преподобному игумену Сергию... В Житии Сергия Радонежского есть рассказ «О посѣщении Богоматере к святому», где говорится, что явившаяся Сергию после молитвы Богородица обещала ему, что не только при его жизни, но и после его смерти не прекратит забот о его обители. Именно это обещание имеет в виду Авраамий.

[5] ...казни раба оного, скрывшаго сребро господина своего и прикупа имъ несотворша... Имеется в виду евангельская притча (см. Мф. 25, 24—30; Лк. 19, 20—24), согласно которой хозяин наказал раба, не увеличившего доверенное ему серебро в «талантах» или «минах» (названия денежных единиц).

[6] ...«да нѣкое дарование... ко утѣшению вашему». Ср.: Рим.  1, 11.

[7] ...на Троецком подвории в Богоявленском монастырѣ. Троице-Сергиеву монастырю принадлежал целый ряд владений в разных городах (Троицких подворий). Богоявленский монастырь (основан в 1296 г.), где находилось такое подворье в Москве, располагался в Кремле.

[8] ...лжехристу со множеством студа бѣгству вдавшуся... «Христос» означает «помазанник», подразумевается — на царство, так что «лжехристос» — это «лжепомазанник», «лжецарь». Имеются в виду самозванец Лжедмитрий II и его бегство из-под Москвы в 1609 г. Лжедмитрий II объявился в конце 1607 г. в г. Стародубе. В его войско влились и польские отряды. Он двинулся к Туле, но, узнав о ее захвате Василием Шуйским, отступил в Камарицкую волость (территория современной Брянской области). Новый поход Лжедмитрия II проходил через Болхов, Медынь и завершился в селении Тушино, к северу от Москвы, где самозванец основал свою ставку; с осени 1608 г. он начал серьезно угрожать Москве. Авраамий называет Лжедмитрия II также «тушинским вором» и просто «вором». В декабре 1610 г. Лжедмитрий II был убит под Калугой служившими ему татарами.

[9] ...розстригу Григория Отрепиева... Лжедмитрий I.

[10] ...в того мѣсто инъ назвася... Имеется в виду Лжедмитрий II.

[11] ...царъ Василий Ивановичъ... царь из старинного рода суздальских князей, избранный на трон после народного восстания в Москве 17 мая 1606 г. и после убийства Лжедмитрия. Был свергнут с престола москвичами в июле 1610 г. и пострижен в монахи. Затем был арестован поляками вместе с братьями Дмитрием и Иваном; умер в плену под Варшавой 5 сентября 1612 г.

[12] ...а Помории... — В северных землях, прилегавших к Белому морю.

[13] ...измѣнником сиверскимъ. Казачьи отряды из Северских земель.

[14] ...от Гриши... Григорий Отрепьев.

[15] ...и от Петруши... Лжепетр, Илья или Илейка. Петрушка. Автор хронографической статьи видит главную опасность в новом самозванце — «царевиче» Петре, хотя тот был далеко не главной фигурой в широком движении, направленном против Василия Шуйского. Восстание было начато летом 1606 г. путивльским воеводой князем Г. Шаховским. С осени того же года к восставшим примкнул Иван Болотников, вскоре ставший его фактическим руководителем. Он возглавил войско, двинувшееся кМоскве и осаждавшее ее в ноябре—декабре 1606 г. «Царевич» Петр — Илья Горчаков, Илейка Муромец, выходец из посадских людей г. Мурома, которого казаки объявили сыном царя Федора Ивановича (Хронограф называет Ивана Ивановича — старшего сына Ивана Грозного), начал свой поход весной 1606 г. от Астрахани. Он двигался по берегу Волги. У Свияжска (западнее Казани) Петр готовился пойти к Москве, куда его призывал Лжедмитрий, намеревавшийся использовать его войско. Узнав о гибели Самозванца, Петр повернул назад, дошел до Путивля. Позже он направился вслед за Болотниковым, отступившим к тому времени от Москвы к Калуге, а затем к Туле. В октябре 1607 г. Болотников и Петр сдали царю Василию крепость Тулу. Впоследствии они были казнены.

[16] ...архимариту Иасафу... Архимандрит Троице-Сергиева монастыря Иоасаф (1605—1610), выходец из игуменов Пафнутьева Боровского монастыря, вдохновитель обороны осажденного Троице-Сергиева монастыря. После снятия осады вернулся в Пафнутьев Боровский монастырь и был там вскоре (5 июля 1610 г.) убит при взятии монастыря гетманом Петром Сапегой, прежде безуспешно осаждавшим Троицкий монастырь.

[17] Царъ же Василий Иванович вскорѣ посла тогда к западным и к полунощным странамъ - въ Дацкую землю, и в Аглинскую, и в Свѣйскую... В ответ на эти посольства Василий Шуйский получил помощь только от Швеции — пять тысяч наемников.

[18] Свѣйской же королъ Арцы-Карлус... Карл IX (1550—1611).

[19] ...Александру, пану Лисовскому... Ян Александр Лисовский, командир двухтысячного польского конного отряда, прибывшего для помощи Лжедмитрию II. Александр Йозеф Лисовский (1575—1616), из средне-поместной шляхты, владения которого были в Литве, прибыл на Русь во главе двухтысячного конного отряда поляков. Был прислан Сигизмундом III на помощь Лжедимитрию. Разбил войска И. Куракина, с 1608 г. — на стороне Тушинского вора. Под его началом было более 700 поляков, 2000 казаков и около 1000 русских сторонников Лжедимитрия II. Вместе с Сапегой осаждал Троице-Сергиев монастырь, воевал под Орлом, Рязанью, Зарайском. До весны 1610 г. находился в лагере Сигизмунда ІІІ. С августа 1611г. прошел военным рейдом по землям Ярославля, Вологды, Солигалича. С 1614 г. — королевский полковник. Через Перемышль, Ржев, Углич, Муром в начале 1616 г. вернулся в Литву, где в апреле и умер. В некоторых русских литературных памятниках сообщается о гибели Лисовского. Источником этих ошибочных сведений стала царская грамота в Троице-Сергиев монастырь, в которой сообщалось о смерти «злого врага» России.

[20] ...началный посад Клемянтѣево... Первое село, возникшее около монастыря (к югу от него, между Московской дорогой и р. Кончурой).

[21] ...царю Шубину. Шубиным или Шубником насмешливо называли Василия Шуйского, имея в виду развитый в его родовых, Шуйских, землях шубный промысел.

[22] ...князя Михайла Скопу с черными псы, свѣйскими нѣмцы... Имеется в виду князь М. В. Скопин-Шуйский, см. Писание о преставлении и погребении князя Михаила Скопина-Шуйского.

[23] ...Федора Шереметева с понизовскими людми. Федор Иванович Шереметьев, усмиривший восставших казаков на Волге, должен был привести оттуда к Москве вспомогательное войско.

[24] ...тезоименитый гугнивому... Имеется в виду Петр гугнивый — персонаж ряда древнерусских литературных произведений (в том числе «Повести временных лет»), в которых говорится об искажении веры в Риме.

[25] ...тезоименитый гугнивому... Имеется в виду Петр гугнивый — персонаж ряда древнерусских литературных произведений (в том числе «Повести временных лет»), в которых говорится об искажении веры в Риме.

[26] ...гетманъ Сапѣга... Ян-Петр-Павел Сапега (1569—1611), правитель ряда подвластных Литве земель и городов, двоюродный брат литовского канцлера Льва Сапеги, прибыл с семитысячным отрядом в августе 1608 г. в Тушино на помощь Лжедмитрию II, получил от того еще пятнадцать тысяч воинов, но скоро начал действовать самостоятельно; наряду с Лисовским — один из активнейших деятелей польско-литовской интервенции.

[27] ...патриархе Ермогене... Партриарх всея Руси Гермоген (кир (греч.) - государь, господин) родился около 1530 г. - умер 17 февраля 1612 г.; последние годы жизни (с конца 1610 г.) приобрел среди современников популярность главы («столпа») патриотического движения, хотя фактическим организатором его не являлся. Ставший патриархом при Василии Шуйском и преданно служивший царю до последнего часа его правления, Гермоген после свержения Шуйского первоначально выступил как сторонник русской кандидатуры на престол и даже установил молебны об избрании царя «от корене российского рода». Вынужденный под нажимом «Семибоярщины» признать кандидатуру польского королевича, настаивал на принятии Владиславом православия и добился включения в августовский договор 1610 г. обещания охраны православия. В конце 1610 г., после получения им тайных грамот от «Великого посольства» из-под Смоленска (посланных В. В. Голицыным и Филаретом 30 октября 1610 г.), в которых сообщалось о нарушении Сигизмундом III условий августовского договора и его собственных претензиях на русский престол, о возобновлении им осады Смоленской крепости и особенно после попытки 30 ноября 1610 г. членов боярского правительства склонить Гермогена к принятию присяги Сигизмунду, патриарх перешел к открытым действиям против оккупантов и всенародно выступил в Успенском кремлевском соборе с призывом «королю креста не целовать». С этого времени с Гермогеном устанавливают связь патриоты из поднимавшихся на освободительную борьбу городов (Рязани, Нижнего Новгорода, Владимира) — П. П. Ляпунов, нижегородцы Роман Пахомов и Родион Моисеев. В конце декабря 1610 г. (как свидетельствует А. Гонсевский) появляются первые грамоты-воззвания от имени Гермогена. С 16 января 1611г. боярское правительство, стремясь к изоляции патриарха, устанавливает на его дворе стражу, лишает его дьяков и возможности писать, а впоследствии — и патриаршего сана. Умер Гермоген в заточении, по-видимому голодной смертью.

[28] ...воеводы, князъ Григорей Борисович Долгорукой да Алексѣй Голохвастовъ... Окольничий князь Григорий Борисович Долгоруков-Роща и Алексей Иванович Голохвастов, командиры небольшого отряда, помещенного Василием Шуйским в Троице-Сергиевом монастыре после утверждения Лжедмитрия II в Тушине. Во время осады Троице-Сергиева монастыря писали успокоительные реляции Василию Шуйскому и просьбы о помощи Авраамию Палицыну.

[29] ...сентября въ 25 день... День смерти и памяти Сергия Радонежского по ст. ст.

[30] «Праздники ваша свѣтлыа... врыдание». — Приблизительная цитата из библейской книги пророка Амоса 8, 5.

[31] ...столпъ огнян... — Видение огня, сошедшего с неба и вошедшего в окно храма Святой Троицы, — предвестие неодолимости монастыря для осаждающих. В повести о взятии Царьграда турками в 1453 г. Нестора-Искандера (см.: наст. изд., т. 7, с. 26—71) говорится о том, что перед падением города огонь вышел из окон храма Святой Софии и взошел на небо.

[32] ...слуги монастырские. — Светские люди, исполнявшие роль монастырских чиновников. Эквивалентны государевым и архиерейским дворянам и детям боярским.

[33] «Да не хвалится силный силою своею». Цитата из библейской книги пророка Иеремии 9, 23.

[34] ...«всуе всяк человѣкъ»... Слова из псалма 38, 12.

[35] ...«суетно течение его». Парафраз слов библейского пророка Иеремии 23, 10.

[36] ...«осѣню... въ денъ брани». Ср.: Пс.  139, 8.

[37] ...царю Дмитрею Ивановичю... Имеется в виду Лжедмитрий II.

[38] ...царицу Марину Юръевну... Марина Мнишек; была женой обоих Лжедмитриев.

[39] ...туры прикатити и наряд поставити. Туры — фашинные укрепления батарей, представляющие собой сплетенные из тростника цилиндры, поставленные в несколько рядов и засыпанные внутри и снаружи камнями и песком, с амбразурами или промежутками для орудий. Наряд орудия.

[40] ...на Волкуше горѣ... противъ башни Конюшенных воротъ. Первые четыре укрепления занимали войска Лисовского. Следующие пять — Сапеги. О расположении упоминаемых у Авраамия Палицына башен, ворот, дворов и прочего см.: Н. А—ий. Троице-Сергиев монастырь в первой половине XVII века. Историко-топографическое исследование // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. 1871. № 10, 12; 1872, № 3, 4; а также: Е. Голубинский. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра — ЧОИДР. М., 1909. Кн. 3. С. 107—386. (Путеводитель по Лавре).

[41] «Не приидох праведных спасти, но грѣшники призвати на покаяние...» Ср.: Мф. 9, 13; Мр. 2, 17; Лк. 5, 32.

[42] ...ис подгорья от мелницы возлѣ надолоб на гору х Красным воротам... С юго-востока к восточной стене, среди которой находились и находятся Красные, или Святые, главные ворота монастыря. Надолбы — заостренные деревянные столбы, врытые в землю, элементы укреплений монастыря.

[43] ...противъ погреба и Келарские и Плотнишные башни и до Благовѣщенского врага... — С юго-запада и запада от монастыря. Благовещенский овраг, связанный с оврагами Глиняным и Косым, шел от северо-западной Плотничной башни на северо-запад от монастыря.

[44] ...по Тѣрентѣевской рощи... до Мишутина врага. По Сазонову оврагу, уходившему на юго-восток от монастыря, текла речка Кончура. Воловий двор — севернее монастыря. Княжее поле, между Мишутиным (на Плане - Машутиным) и Глиняным оврагами, разделяло полки Сапеги и Лисовского.

[45] ...с тарасы рублеными на колесех... Деревянные подвижные осадные башни.

[46] ...даточных людей немало... Люди, отданные в военную службу за тех владельцев поместий, которые не могли служить сами. Так же назывались крестьяне, находившиеся в зависимости от монастыря.

[47] ...козы со огнем спущающе... Коза приспособление для сбрасывания средств защиты, в том числе горящих материалов.

[48] ...дѣлати частые слухи... Слухи колодцы, копавшиеся для определения по звуку направления подкопных работ противника.

[49] А пановъ радных... с Сопѣгою... до 30 000... По одним расчетам у Сапеги и Лисовского вместе было от 13 до 15 тысяч человек (см.: Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. С. 360—363), по другим — у одного Сапеги было значительно больше 20 тысяч (см.: Возражение против замечаний об осаде Троицкой лавры в «Москвитянине». 1842. № 6 и 7 // Москвитянин.  1843. № 12. С. 405—444).

[50] ...«бдите и молитеся, да не в нидете в напасть». См. Мф. 26, 41; Мр. 14, 38.

[51] ...подлѣ Сушилныя башни... Четырехугольная башня в восточной стене монастыря, между угловой северо-восточной Житничной и Красной (над въездными воротами).

[52] ...и из верховых. Из орудий, предназначенных для навесной стрельбы.

[53] ...дѣисусѣ у образа архистратига Михаила... - Деисус (от греч. δέησις ̒прошение̓, ̒моление̓) — основной ряд иконостаса, в центре которого находятся иконы Христа и обра-щенных к нему Богородицы и Иоанна Предтечи.

[54] ...мѣстнаго образа... — Икона в нижнем ряду иконостаса, справа от царских врат, изображавшая святого или праздник, которому посвящен храм.

[55] ...келейное правило... Молитва в келии наедине.

[56] ...диакон Маркел ризничей Ризничий человек, ведающий ризницей, где хранится церковная утварь и облачения священнослужителей.

[57] ...с Пивново двора... Пивной двор, находившийся снаружи у южной части западной стены монастыря, был огорожен забором и связан тайным ходом с монастырем. С юга подходы к нему защищала Водяная (угловая) башня, а с северной стороны Пивная, или Погребная.

[58] ...под гору на Нижней монастырь и за мелницу. — Нижний монастырь — он же Подольный; мельница находилась восточнее его на берегу р. Кончуры.

[59] ...к чюдотворцову Сергиеву кладязю... В Житии Сергия Радонежского говорится, что первоначально около монастыря не было воды и ее приходилось носить издали, что вызывало среди монахов ропот. Тогда Сергий, зайдя в чащу, помолился и отметил место, из которого начала затем истекать вода. Построенный над этим источником колодец находился недалеко от Подольного монастыря. Впоследствии над ним была поставлена часовня.

[60] ...на Нагорнюю заставу къ Благовѣщенскому лѣсу... Нагорная застава — на Красной горе, на которой находилась и Благовещенская роща, против Плотничной башни.

[61] ...якоже Саулъ Давида, неповинно... Имеется в виду рассказ библейской Первой Книги Царств (18 и сл.) о том, как царь Саул из зависти к прекрасным качествам своего верного приближенного, молодого человека Давида, стал ожесточенно его преследовать.

[62] ...якоже телцу в пустыни поклонитися вмѣсто питающаго манною... — Авраамий Палицын вспоминает рассказ библейской книги Исход о том, как ушедшие из Египта евреи, после того как Бог неоднократно помогал им в пути, в том числе кормил их, голодных, манной с неба, сделали себе — в то время как их предводитель Моисей был на горе Синай — золотого идола тельца, поклонились ему и принесли ему жертвы (см. Исх. 32).

[63] ...якоже Ирода неповинных младенецъ избити устраяет. Согласно Евангелию от Матфея (2,16), царствовавший в Иерусалиме во время рождения Иисуса Христа Ирод, узнав от волхвов, что в Вифлееме родился царь Иудейский, послал туда солдат убить всех младенцев мужского пола от двух лет и моложе.

[64] Якоже не убояся Июда... Имеется в виду один из учеников Иисуса Христа, предавший его еврейским первосвященникам, о чем рассказывается в Новом Завете (Мф. 10, 4; Мр. 3, 19; Лк. 6, 16; Ин. 6, 71; 13, 12).

[65] ...не устрашися Иосифъ... — В реальности измены монастырского казначея Иосифа Девочкина историки сомневаются — главным образом потому, что в дневнике Сапеги о связях с ним Иосифа Девочкина ничего нет. Предполагают, что казначей оказался жертвой интриги, имевшей целью освободить высокую должность казначея, сделать объяснимой недостачу в казне и убрать авторитетного человека (см.: Голубинский Е. Преподобный Сергий Радонежский и созданная им Троицкая лавра. С. 378-379).

[66] ...уподобися оному еретику чернъцу, крыющу главу Предтечеву... Имеется в виду монах-арианин Евстафий из повествования об обретении головы Иоанна Предтечи (празднуется 24 февраля по ст. ст.): около головы Иоанна происходили чудеса, а Евстафий приписывал их благодатному действию своей ереси.

[67] ...якоже оселъ Валама обличаетъ... Авраамий имеет в виду рассказ библейской книги Числа (22, 28—30) о том, как ослица, везшая пророка Валаама, остановилась, увидев на пути ангела, и заговорила человеческим голосом, когда Валаам стал ее бить.

[68] ...холмы святаго Израиля. — Для христиан Церковь является новым Израилем, т. е. новым состоящим в союзе с Богом народом, заместившим в этом качестве старый Израиль, еврейский народ. «Холмами святаго Израиля» Палицын называет Свято-Троицкий Сергиев монастырь.

[69]  «Аще не Господъ сохранит град... суетно спасение человѣческо». Ср.: Пс. 126, 1.

[70] ...судъ, якоже на Ирода... Имеется в виду гонитель апостолов иерусалимский царь Ирод Агриппа I, о котором рассказывается в новозаветной книге Деяний апостолов (12, 21—23); за то, что он принимал божеские почести и не воздал славы Богу, он умер, изъеденный червями.

[71] ...в Служень врагъ в рѣчку Коншору. — РекаКончура, притекая к монастырю с северо-запада, по Благовещенскому и Глиняному оврагам, огибала его с юга и текла далее на юго-восток по Сазонову оврагу.

[72] «Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом». Пс. 2, 11.

[73] ...якоже бо Ноя... Имеется в виду рассказ библейской книги Бытие (9, 21—22) о том, как Ной, отец Сима, Хама и Яфета, напился вина.

[74] ...тако и Лота пианьством обруга... — Палицын вспоминает рассказ той же книги (19, 33—34) о том, как дочери Лота напоили отца вином и спали с ним.

[75] ...и Давида... Во Второй Книге Царств (11) рассказывается, как царь Давид прельстился красотой жены Урии Хеттеянина Вирсавии, взял ее себе, а мужа ее погубил.

[76] ...и Соломона в блудодѣйство низведе... В библейской Третьей Книге Царств (11, 1—5) говорится о безмерном женолюбии Соломона и о том, что оно привело его к поклонению чужим богам.

[77] ...и люди израильтескиа, сквозѣ Чермное море прошедшая, чрез мѣру сытостию и игранием под землю низведе... — Имеются в виду наказания за неверность, которым подверглись евреи после чудесного спасения, о чем говорится в библейской книге Исход (32).

[78] ...идем нынѣ, братие, тонких бѣсовских запинаний ко обличителю... Подразумевается Иоанн Златоуст, отрывок из поучения которого Авраамий далее цитирует.

[79] ...до пришествиа Давида Жеребцова... — Давид Жеребцов, один из воевод М. В. Скопина-Шуйского, с девятьюстами воинами прибыл в осажденный монастырь 19 октября 1609 г. Об этом говорится дальше.

[80] ...въ церкви Успениа Пресвятыа Богородица. Успенский собор был построен в Троице-Сергиевом монастыре в XVI в. при Иване Грозном по плану московского кремлевского Успенского собора.

[81] «...не надѣющеся на князя ни на сыны человѣческия, в нихже бо не бысть спасениа». Ср.: Пс. 145, 3.

[82] ...якоже спасе Господь Авраама... Очевидно, имеется в виду рассказ библейской книги Бытие (14, 13—16) о победе Авраама над несколькими царями.

[83] ...и Гедеона... Легендарный библейский герой, пророк и военачальник, имя которого традиционно использовалось в средневековой русской литературе для характеристики удачливых полководцев.

[84] ...и град Иерусалимъ от руку асирян... — О спасении Иерусалима от нашествия ассириян — в библейской Четвертой Книге Царств (19, 32—36).

[85] ...Михайло Салтыков да Иванъ Грамотин... О Салтыкове см. коммент. к «Новой повести о преславном российском царстве». Иван Тарасович Грамотин был думным дьяком, в годы интервенции служил полякам, но в 1618 г. вновь был государевым думным дьяком и оставался им до 1626 г., когда патриархом Филаретом был сослан в г. Алатырь. Вернулся в Москву после смерти патриарха в 1634 г., умер примерно два года спустя.

[86] ...на силу понизовъскую? Войска, которые воевода Федор Иванович Шереметев должен был привести с Волги.

[87] «Господь с нами, и никтоже на ны!» Ср.: Рим. 8, 31.

[88] ...Левъ Плещѣевъ да Федор Хрыпуновъ. Боярин Лев Осипович Плещеев и дворянин Федор Хрипунов служили Лжедмитрию II, затем вели переговоры с Сигизмундом III и участвовали в посольстве к нему с приглашением на русский престол Владислава.

[89] ...июля въ 31 день, канон Госпожиных заговѣнъ. Канун Успенского поста (с 1 августа по ст. ст.), предшествующего дню Успения Богоматери (15 августа по ст. ст.).

[90] ...Михѣя, да Варфоломѣа, да Наума... Михей упоминается в Житии Сергия Радонежского как его ученик и свидетель посещения Сергия Богородицей.

[91] ...впреди слово изъявлено будет... За пределами публикуемой нами части повествования Авраамия Палицына, в главе 57, носящей название «О явлении чюдотворца на Москве с хлебы», повествуется, что в страдавшей от голода осажденной Москве появились через восточные ворота двенадцать возов с печеным хлебом, перед которыми ехал «на яздиле» благолепный седой старец. Удивленный народ следовал за возами, пока они не въехали в Богоявленский монастырь, московское подворье Троицкого монастыря. Вышедшие из монастырских ворот иноки удивились стечению народа и сказали, что никаких возов и приезжих из Троицкой лавры не видели. Народ недоумевал; извещенный о приезде троице-сергиевских посланцев царь Василий гневался на келаря Авраамия, что тот не отправил их первым делом к нему. Возы и посланцев искали на подворье, но не нашли. С тех пор, однако, на подворье началось изобилие «хлебов и всякого брашна», польза от которого была всему городу. В завершение говорится, что это произошло в тот же день, когда «явися преподобный в монастыре пономарю Илинарху, глаголя, яко послах к Москве трех ученик своих», и читатель отсылается к комментируемому нами месту (см.: Сказание Авраамия Палицына / Подг. текста и коммент. О. А. Державиной и Е. В. Колосовой. М.; Л., 1955. С. 200—202).

[92] ...х Колязину монастырю... Троицкий Калязин мужской монастырь, основанный в 1444 г. напротив впадения в Волгу речки Жабны.

[93] ...и Иван Заруцкой... Заруцкий Иван Мартынович ум. в 1614 г., руководитель казачьих отрядов, поддерживал Лжедмитрия II, служил в пользу польско-литовских интервентов, чинил препятствия народному ополчению К. Минина и Пожарского. Был казнен как предатель. См. также коммент. к «Житию архимандрита Троице-Сергиева монастыря Дионисия».

[94] ...съ Яковом Пунтосовым... Якоб Понтус Делагарди (1583—1652), шведский полковник (барон Колькский и Рунзский, впоследствии — за военные заслуги — возведен в графское достоинство, государственный маршал, президент военной коллегии Швеции и др.; отец его Понтус Делагарди прославился своими завоеваниями в Ливонии в последние годы царствования Ивана Грозного); опытный военачальник, возглавил вспомогательный отряд наемников, состоявший из шведов, французов, немцев, шотландцев, направленный в помощь войскам Василия Шуйского по выборгскому договору 28 февраля 1609 г. Отряд находился в распоряжении М. В. Скопина.

[95] ...и с Велгоремъ... Шведский военачальник Иверт Горн (Ивельгор, Велгор), вместе с Делагарди союзничавший со Скопиным-Шуйским и после его смерти продолжавший сражаться с поляками.

[96] до Рябова монастыря... Монастырь находился в тверских землях недалеко от г. Кашина.

[97] ...и до слободы Александровы... В 40 км к северу от Троице-Сергиева монастыря, ныне г. Александров.

[98] ...яко вдова она, питавшая Фезвитенина... в три лѣта и мѣсяца 6. Авраамий имеет в виду рассказ библейской Третьей Книги Царств (17, 9—16) о том, как вдова в Сарепте Сидонской во время голода кормила жившего у нее три года пророка Илию Фесвитянина, и мука и масло у нее чудесным образом не оскудевали.

[99] ...«праведницы и по смерти живи сутъ». Ср.: Пс. 36, 29.

[100] Григорий Волуев дворянин и воевода, служил в войсках М. В. Скопина-Шуйского. В 1606 г. он был одним из убийц Лжедмитрия I. В 1610 г. под Клушином он дал возможность гетману Жолкевскому напасть на войско Дмитрия Ивановича Шуйского (заместившего М. В. Скопина-Шуйского) и разбить его.

«Сказание» Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря польско-литовско-казачьими войсками в 1608—1610 гг. — одно из самых ярких документально-исторических произведений русской литературы начала XVII в. Написано оно на основании личных наблюдений автора и собранных им чужих записок, свидетельств и воспоминаний. Завершено в 1620 г. Собственно, «Сказание», которое здесь печатается, составляет 7—52 главы большого произведения — «История в память предидущим родом...», охватывающего период от смерти Ивана Грозного до Деулинского перемирия с Польшей (1584—1618 гг.) и состоящего из 77 глав. Право на отдельную публикацию «Сказания» дает то, что оно представляет собой как бы самостоятельное сочинение, со своим вступлением и заключением, со своим завершенным сюжетом — историей героической обороны Троице-Сергиева монастыря от осаждавших его в течение года и трех с половиной месяцев, с 23 сентября 1608годадо 12января 1610 года, войск польско-литовских интервентов, казаков и русских изменников. В первых шести главах «Истории» речь идет о причинах Смуты в России и о событиях от смерти Ивана Грозного до воцарения Василия Шуйского; в последних двадцати пяти — о случившемся следом за снятием осады: о низведении с царства Василия Шуйского, о разорении поляками Москвы и освобождении ее и о возведении храма во имя Сергия Радонежского в деревне Деулине, где было заключено перемирие. Полностью «Историю в память предидущим родом...» см. в кн.: Сказание Авраамия Палицына / Подг. текста и коммент. О. А. Державиной и Е. В. Колосовой. М.; Л., 1955.

«Сказание» Авраамия Палицына пользовалось большой популярностью у читателей XVII—XVIII вв. и сохранилось в значительном числе списков.

Текст «Сказания» публикуется по списку 40-х гг. XVII в. — БАН, Архангельское собр., № 413. Исправления (обозначенные курсивом) вносятся по списку РГБ, собр. Румянцева, № 299 20-х гг. XVII века, положенному в основу издания О. А. Державиной и Е. В. Колосовой (М.; Л., 1955).