Минимизировать

ЗАДОНЩИНА

Подготовка текста, перевод и комментарии Л. А. Дмитриева

Текст:

СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРЕЕ ИВАНОВИЧЕ[1] И О БРАТЕ ЕГО, КНЯЗЕ ВЛАДИМЕРЕ АНДРѢЕВИЧЕ,[2] ЯКО ПОБѢДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ[3]

СЛОВО О ВЕЛИКОМ КНЯЗЕ ДМИТРИИ ИВАНОВИЧЕ И О БРАТЕ ЕГО, КНЯЗЕ ВЛАДИМИРЕ АНДРЕЕВИЧЕ, КАК ПОБЕДИЛИ СУПОСТАТА СВОЕГО ЦАРЯ МАМАЯ

 

Князь великий Дмитрей Ивановичь с своим братом, с княземъ Владимером Андрѣевичем, и своими воеводами были на пиру у Микулы Васильевича.[4] «Вѣдомо намъ, брате, что у быстрого Дону царь Мамай пришел на Рускую землю, а идет к намъ в Залѣскую землю».[5]

Князь великий Дмитрий Иванович со своим братом, князем Владимиром Андреевичем, и со своими воеводами был на пиру у Микулы Васильевича, и сказал он: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю».

 

Пойдем, брате, тамо в полунощную страну — жребия Афетова, сына Ноева, от него же родися русь православная. Взыдем на горы Киевския и посмотрим славного Непра и посмотрим по всей земли Руской. И оттоля на восточную страну — жребий Симова, сына Ноева,[6] от него же родися хиновя[7] — поганые татаровя, бусормановя. Тѣ бо на рекѣ на Каялѣ[8] одолѣша родъ Афѣтов. И оттоля Руская земля сѣдитъ невесела; а от Калатьския рати[9] до Мамаева побоища тугою и печалию покрышася, плачющися, чады своя поминаючи — князи и бояря и удалые люди, иже оставиша вся домы своя и богатество, жены и дѣти и скот, честь и славу мира сего получивши, главы своя положиша за землю за Рускую и за вѣру християньскую.

Пойдем, братья, в северную сторону — удел сына Ноева Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую. И после того посмотрим на земли восточные — удел сына Ноева Сима, от которого пошли хинове — поганые татары, басурманы. Вот они-то на реке на Каяле и одолели род Афетов. С той поры земля Русская невесела; от Калкской битвы до Мамаева побоища тоской и печалью охвачена, плачет, сыновей своих поминая, — князей, и бояр, и удалых людей, которые оставили дома свои, жен и детей, и все достояние свое, и, заслужив честь и славу мира этого, головы свои положили за землю за Русскую и за веру христианскую.

 

Преже восписах жалость земли Руские и прочее от кних приводя, потом же списах жалость и похвалу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Ондрѣевичю.

Стародавние дела и жалость Русской земли описал я по книжным сказаньям, а далее опишу жалость и похвалу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу.

 

Снидемся, братия и друзи и сынове рускии, составим слово к слову, возвѣселим Рускую землю и возвѣрзем печаль на Восточную страну — в Симов жребий и воздадим поганому Момаю побѣду, а великому князю Дмитрею Ивановичю похвалу и брату его, князю Владимеру Андрѣевичю. И рцем таково слово: лудчи бо нам, брате, начати повѣдати иными словесы о похвальных сихъ о нынешных повѣстех о полку великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андрѣевича, а внуки святаго великаго князя Владимера Киевскаго.[10] Начаша ти повѣдати по дѣлом и по былинам. Не проразимся мыслию но землями, помянем первых лѣт времена, похвалим вѣщаго Бояна[11] горазна гудца в Киеве. Тот бо вѣщий Боянъ, воскладоша горазная своя персты на живыя струны, пояше руским князем славы: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичю,[12] 2 — великому князю Владимеру Святославичю Киевскому, третюю — великому князю Ярославу Володимеровичю.[13]

Братья и друзья, сыновья земли Русской! Соберемся вместе, составим слово к слову, возвеселим Русскую землю, отбросим печаль в восточные страны — удел Симов, и восхвалим победу над поганым Мамаем, а великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, прославим! И скажем так: лучше ведь, братья, возвышенными словами вести нам этот рассказ про поход великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Начнем рассказывать о их деяниях по делам и по былям... Вспомним давние времена, восхвалим вещего Бояна, искусного гусляра в Киеве. Тот ведь вещий Боян, перебирая быстрыми своими перстами живые струны, пел русским князьям славы: первую славу великому князю киевскому Игорю Рюриковичу, вторую — великому князю Владимиру Святославичу Киевскому, третью — великому князю Ярославу Владимировичу.

 

Аз же помяну резанца Софония,[14] и восхвалю пѣснеми и гусленными буйными словесы сего великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андреевича, а внуки святаго великого князя Владимера Киевского. И пѣние князем руским за вѣру христианьскую!

Я же помяну рязанца Софония и восхвалю песнями, под звонкий наигрыш гуслей, нашего великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, потомков святого великого князя Владимира Киевского. Воспоем деяния князей русских, постоявших за веру христианскую!

 

А от Калатьские рати до Момаева побоища 160 лѣт.[15]

А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет.

 

Се бо князь великий Дмитрей Ивановичь и братъ его, князь Владимеръ Андрѣевичь, помолися Богу и пречистей его Матери, истезавше ум свой крѣпостию, и поостриша сердца свои мужеством, и наполнишася ратного духа, уставиша собѣ храбрыя полъкы в Руской землѣ и помянуша прадѣда своего, великого князя Владимера Киевскаго.

И вот князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, помолившись Богу и пречистой его Матери, укрепив ум свой силой, закалив сердца свои мужеством, преисполнившись ратного духа, урядили свои храбрые полки в Русской земле и помянули прадеда своего, великого князя Владимира Киевского.

 

Оле жаворонок, лѣтняя птица, красных дней утѣха, возлѣти под синие облакы, посмотри к силному граду Москвѣ, воспой славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его, князю Владимеру Андрѣевичю! Ци буря соколи зонесет из земля Залѣския в полѣ Половецкое![16] На Москвѣ кони ржут, звѣнит слава по всей земли Руской, трубы трубят на Коломнѣ,[17] бубны бьют в Серпугове,[18] стоят стязи у Дону Великого на брезѣ.

О жаворонок, летняя птица, радостных дней утеха, взлети к синим небесам, взгляни на могучий город Москву, воспой славу великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу! Словно бурей занесло соколов из земли Залесской в поле Половецкое! Звенит слава по всей земле Русской: в Москве кони ржут, трубы трубят в Коломне, бубны бьют в Серпухове, стоят знамена русские у Дона Великого на берегу.

 

Звонятъ колоколы вѣчныя в Вѣликом Новегородѣ, стоят мужи навгородцкие у святыя Софии,[19] а ркучи тако: «Уже нам, брате, не поспѣть на пособь к великому князю Дмитрею Ивановичю?» И как слово изговаривают, уже аки орли слѣтѣшася. То ти были не орли слѣтѣшася — выехали посадники из Великого Новагорода,[20] а с ними 7000 войска к великому князю Дмитрею Ивановичю и к брату его, князю Владимеру Андрѣевичю, на пособе.

Звонят колокола вечевые в Великом Новгороде, собрались мужи новгородские у храма святой Софии и говорят так: «Неужто нам, братья, не поспеть на подмогу к великому князю Дмитрию Ивановичу?» И как только слова эти промолвили, уже как орлы слетелись. Нет, то не орлы слетелись — выехали посадники из Великого Новгорода и с ними семь тысяч войска к великому князю Дмитрию Ивановичу и брату его, князю Владимиру Андреевичу, на помощь.

 

К славному граду Москвѣ сьехалися вси князи руские, а ркучи таково слово: «У Дону стоят татаровя поганые, и Момай царь на реки на Мечи,[21] межу Чюровым и Михайловым, брѣсти хотят, а предати живот свой нашей славѣ».

К славному городу Москве съехались все князья русские и говорили таково слово: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу».

 

И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Брате, князь Владимеръ Андреевичь, пойдем тамо, укупим животу своему славы, учиним землям диво, а старым повесть, а молодым память! А храбрых своих испытаем, а реку Дон кровью прольем за землю за Рускую и за вѣру крестьяньскую!»

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Брат, князь Владимир Андреевич, пойдем туда, прославим жизнь свою, удивим землю, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили! Испытаем храбрецов своих и реку Дон кровью наполним за землю Русскую и за веру христианскую!»

 

И рече им князь великий Дмитрей Иванович: «Братия и князи руские, гнѣздо есмя были великого князя Владимера Киевскаго! Не в обиде есми были по рожению ни соколу, ни ястребу, ни крѣчату, ни черному ворону, ни поганому сему Момаю!»

И сказал всем князь великий Дмитрий Иванович: «Братья и князья русские, гнездо мы великого князя Владимира Киевского! Не рождены мы на обиду ни соколу, ни ястребу, ни кречету, ни черному ворону, ни поганому этому Мамаю!»

 

О соловей, лѣтняя птица, что бы ты, соловей, выщекотал славу великому князю Дмитрею Ивановичю и брату его князю Владимеру Андрѣевичю, и земли Литовской дву братом Олгордовичем, Андрѣю и брату его Дмитрею,[22] да Дмитрею Волыньскому![23] Тѣ бо суть сынове храбры, кречаты в ратном времени и вѣдомы полководцы, под трубами повити, под шеломы възлелѣаны, конець копия вскормлены, с востраго меча поены в Литовской земли.

О соловей, летняя птица, вот бы тебе, соловей, пеньем своим прославить великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, и из земли Литовской двух братьев Ольгердовичей, Андрея и брата его Дмитрия, да Дмитрия Волынского! Те ведь — сыновья Литвы храбрые, кречеты в ратное время и полководцы прославленные, под звуки труб их пеленали, под шлемами лелеяли, с конца копья они вскормлены, с острого меча вспоены в Литовской земле.

 

Молвяше Андрѣй Олгордович своему брату: «Брате Дмитрей, сами есмя собѣ два браты, сынове Олгордовы, а внуки есмя Едимантовы, а правнуки есми Сколомендовы.[24] Збѣрем, брате, милые пановя удалые Литвы, храбрых удальцов, а сами сядем на свои борзи комони и посмотрим быстрого Дону, испиемь шеломом воды, испытаем мечев своих литовских о шеломы татарские, а сулицъ[25] немецких о боеданы бусорманские!»

Молвит Андрей Ольгердович своему брату: «Брат Дмитрий, два брата мы с тобой, сыновья Ольгердовы, а внуки мы Гедиминовы, а правнуки мы Сколомендовы. Соберем, брат, любимых панов удалой Литвы, храбрых удальцов, и сами сядем на своих борзых коней и поглядим на быстрый Дон, напьемся из него шлемом воды, испытаем мечи свои литовские о шлемы татарские, а сулицы немецкие о кольчуги басурманские!»

 

И рече ему Дмитрей: «Брате Андрѣй, не пощадим живота своего за землю за Рускую и за вѣру крестьяньскую и за обиду великаго князя Дмитрея Ивановича! Уже бо, брате, стук стучит и гром грѣмит в каменом граде Москвѣ. То ти, брате, не стукъ стучить, ни гром гремит, — стучит силная рать великаго князя Дмитрея Ивановича, гремят удальцы руские злачеными доспѣхи и черлеными щиты.[26] Сѣдлай, брате Андрѣй, свои борзи комони, а мои готови — напреди твоих осѣдлани. Выедем, брате, в чистое полѣ и посмотрим своих полковъ, колько, брате, с нами храбрые литвы. А храбрые литвы с нами 70 000 окованые рати».

И сказал ему Дмитрий: «Брат Андрей, не пощадим жизни своей за землю Русскую, и за веру христианскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича! Уже ведь, брат, стук стучит и гром гремит в белокаменной Москве. То ведь, брат, не стук стучит, не гром гремит, то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами. Седлай, брат Андрей, своих борзых коней, а мои уже готовы — раньше твоих оседланы. Выедем, брат, в чистое поле и сделаем смотр своим полкам, — сколько, брат, с нами храбрых литовцев. А храбрых литовцев с нами семьдесят тысяч латников».

 

Уже бо, брате, возвеяша сильнии вѣтри с моря на усть Дону и Непра, прилелѣяша великиа тучи на Рускую землю, из них выступают кровавые зори, а в них трепещут синие молнии. Быти стуку и грому великому на речке Непрядвѣ,[27] межу Доном и Непром, пасти трупу человеческому на поле Куликовѣ, пролитися крови на речьке Непрядвѣ!

Вот уже, братья, подули сильные ветры с моря к устьям Дона и Днепра, принесли грозные тучи на Русскую землю, из них выступают кровавые зарницы, и в них трепещут синие молнии. Быть стуку и грому великому на речке Непрядве, меж Доном и Днепром, покрыться трупами человеческими полю Куликову, потечь кровью Непрядве-реке!

 

Уже бо въскрипѣли телегы межу Доном и Непром, идут хинове на Русскую землю! И притѣкоша сѣрые волцы от устъ Дону и Непра и ставши воют на рекѣ, на Мечи, хотят наступати на Рускую землю. То ти были не сѣрые волцы, — приидоша поганые татаровя, хотят пройти воюючи всю Рускую землю.

Вот уже заскрипели телеги меж Доном и Днепром, идут хинове на Русскую землю! Набежали серые волки с устьев Дона и Днепра, воют, притаившись на реке Мече, хотят ринуться на Русскую землю. То не серые волки были — пришли поганые татары, хотят пройти войной всю Русскую землю.

 

Тогда гуси возгоготаша и лѣбѣди крилы въсплескаша. То ти не гуси возгоготаша, ни лѣбѣди крилы въсплескаша, но поганый Момай пришел на Рускую землю и вои своя привел. А уже бѣды их пасоша птицы крылати, под облакы летают, вороны часто грают, а галицы своею рѣчью говорят, орли хлѣкчют, а волцы грозно воют, а лисицы на кости брешут.

Тогда гуси загоготали, и лебеди крыльями заплескали. Нет, то не гуси загоготали, и не лебеди крыльями заплескали: то поганый Мамай пришел на Русскую землю и воинов своих привел. А уже гибель их подстерегают крылатые птицы, паря под облаками, вороны неумолчно грают, а галки по-своему говорят, орлы клекочут, волки грозно воют, а лисицы брешут, кости чуя.

 

Руская земля, то первое еси как за царем за Соломоном побывала.[28]

Русская земля, ты теперь как за царем за Соломоном побывала.

 

А уже соколи и кречати, белозерские ястреби рвахуся от златых колодицъ[29] ис камена града Москвы, обриваху шевковыя опутины, возвиваючися под синия небеса, звонечи злачеными колоколы на быстром Дону, хотят ударити на многие стады гусиныя и на лебединыя, а богатыри руския удальцы хотят ударити на великия силы поганого царя Мамая.

А уже соколы, и кречеты, белозерские ястребы рвутся с золотых колодок из каменного города Москвы, обрывают шелковые путы, взвиваясь под синие небеса, звоня золочеными колокольчиками на быстром Дону, хотят ударить на несчетные стада гусиные и лебединые, — то богатыри и удальцы русские хотят ударить на великие силы поганого царя Мамая.

 

Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь воступив во златое свое стрѣмя, всѣдъ на свой борзый конь и взем свой мечь в правую руку, и помолися Богу и пречистой его Матери. Солнце ему ясно на въстоцы сияет и путь повѣдает, а Борисъ и Глѣбъ[30] молитву воздают за сродники своя.

Тогда князь великий Дмитрий Иванович вступил в золотое свое стремя, сел на своего борзого коня, и взял свой меч в правую руку, и помолился Богу и пречистой его Матери. Солнце ему ясно на востоке сияет и путь указует, а Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих.

 

Что шумит и что грѣмит рано пред зорями? Князь Владимеръ Андрѣевичь полки пребирает и ведет к Великому Дону. И молвяше брату своему, великому князю Дмитрею Ивановичю: «Не ослабляй, брате, поганым татаровям — уже бо поганые поля руские наступают и вотчину нашу отнимают!»

Что шумит, что гремит рано пред рассветом? То князь Владимир Андреевич полки устанавливает и ведет их к Великому Дону. И молвил он брату своему, великому князю Дмитрию Ивановичу: «Не поддавайся, брат, поганым татарам — ведь поганые уже поля русские топчут и вотчину нашу отнимают!»

 

И рече ему князь великыий Дмитрей Ивановичь: «Брате Владимеръ Андрѣевичь! Сами себѣ есми два брата, а внуки великаго князя Владимира Киевскаго. А воеводы у нас уставлены — 70 бояринов, и крѣпцы бысть князи бѣлозѣрстии Федор Семеновичь да Семен Михайловичь,[31] да Микула Васильевичь, да два брата Олгордовичи, да Дмитрей Волыньской, да Тимофей Волуевичь,[32] да Андрѣй Серкизовичь, да Михайло Ивановичь, а вою с нами триста тысящь окованые рати. А воеводы у нас крепкия, а дружина свѣдома, а под собою имѣем боръзыя комони, а на собѣ злаченыи доспѣхи, а шеломы черкаские, а щиты московские, а сулицы немѣцкие, а кинжалы фряские,[33] а мѣчи булатные; а пути им сведоми, а перевозы им изготовлены, но еще хотят сильно головы своя положить за землю за Рускую и за вѣру крестьянскую. Пашут бо ся аки живи хоругови, ищут собѣ чести и славного имени».

И сказал ему князь великий Дмитрий Иванович: «Брат Владимир Андреевич! Два брата мы с тобой, а внуки мы великого князя Владимира Киевского. Воеводы у нас уже поставлены — семьдесят бояр, и отважны князья белозерские Федор Семенович и Семен Михайлович, да Микула Васильевич, да оба брата Ольгердовичи, да Дмитрий Волынский, да Тимофей Волуевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович, а воинов с нами — триста тысяч латников. А воеводы у нас надежные, а дружина в боях испытанная, а кони под нами борзые, а доспехи на нас золоченые, а шлемы черкасские, а щиты московские, а сулицы немецкие, а кинжалы фряжские, а мечи булатные; а пути им известны, а переправы для них наведены, и все как один готовы головы свои положить за землю за Русскую и за веру христианскую. Словно живые трепещут стяги, жаждут воины себе чести добыть и имя свое прославить».

 

Уже бо тѣ соколи и кречати, бѣлозерскыя ястреби, за Дон борзо перелѣтѣли и ударилися на многие стада на гусиные и на лѣбѣдиные. То ти быша ни соколи ни кречети, то ти наехали руские князи на силу татарскую. И удариша копия харалужныя о доспѣхи татарские, возгрѣмѣли мечи булатные о шеломы хиновские на полѣ Куликове на рѣчке Непрядвѣ.

Уже ведь те соколы и кречеты и белозерские ястребы за Дон скоро перелетели и ударили по несметным стадам гусиным и лебединым. То ведь были не соколы и не кречеты, — то обрушились русские князья на силу татарскую. И ударили копья каленые о доспехи татарские, загремели мечи булатные о шлемы хиновские на поле Куликовом на речке Непрядве.

 

Черна земля под копыты, а костми татарскими поля насѣяша, а кровью ихъ земля пролита бысть. А силныи полки ступишася вмѣсто и протопташа холми и луги, и возмутишася рѣки и потоки и озера. Кликнуло Диво[34] в Руской земли, велит послушати грозъным землям. Шибла слава к Желѣзным Вратам,[35] и къ Караначи,[36] к Риму, и к Кафе[37] по морю, и к Торнаву;[38] и оттолѣ ко Царюграду на похвалу руским князем: Русь великая одолѣша рать татарскую на полѣ Куликове на речьке Непрядвѣ.

Черна земля под копытами, костями татарскими поля усеяны, а кровью их земля залита. Это сильные рати сошлись вместе и растоптали холмы и луга, а реки, потоки и озера замутились. Кликнул Див в Русской земле, велит послушать грозным землям. Понеслась слава к Железным Воротам, и к Орначу, к Риму, и к Кафе по морю, и к Тырнову, а оттуда к Царьграду на похвалу русским князьям: Русь великая одолела рать татарскую на поле Куликовом, на речке Непрядве.

 

На том полѣ силныи тучи ступишася, а из них часто сияли молыньи и гремѣли громы велицыи. То ти ступишася руские сынове с погаными татарами за свою великую обиду. А в них сияли доспѣхы злаченые, а гремѣли князи руские мечьми булатными о шеломы хиновские.

На том поле грозные тучи сошлись, а из них беспрерывно молнии сверкали, и гремели громы великие. То ведь сошлись русские сыновья с погаными татарами за свою великую обиду. Это сверкали доспехи золоченые, а гремели князья русские мечами булатными о шлемы хиновские.

 

А билися из утра до полудни в суботу на Рожество святѣй Богородицы.[39]

А бились с утра до полудня в субботу на Рождество святой Богородицы.

 

Не тури возрыкали у Дону Великаго на полѣ Куликове. То ти нѣ тури побѣждени у Дону Великого, но посѣчены князи руские и бояры и воеводы великого князя Дмитрея Ивановича. Побѣждени князи бѣлозерстии от поганых татаръ, Федор Семеновичь, да Семен Михайловичь, да Тимофѣй Волуевичь, да Микула Васильевич, да Андрѣй Серкизовичь, да Михайло Ивановичь и иная многая дружина.

Не туры возревели у Дона Великого на поле Куликовом. То ведь не туры побиты у Дона Великого, а посечены князья русские, бояре и воеводы великого князя Дмитрия Ивановича. Полегли побитые погаными татарами князья белозерские, Федор Семенович и Семен Михайлович, да Тимофей Волуевич, да Микула Васильевич, да Андрей Серкизович, да Михаиле Иванович и много иных из дружины.

 

Пересвѣта[40] чернеца, бряньского боярина, на суженое мѣсто привели.[41] И рече Пересвѣт чернец великому князю Дмитрею Ивановичю: «Лутчи бы нам потятым быть, нежели полоненым быти от поганых татаръ!» Тако бо Пересвѣт поскакивает на своем борзом конѣ, а злаченым доспѣхом посвѣчивает, а иные лѣжат посечены у Дону Великого на брезѣ.

Пересвета-чернеца, брянского боярина, на суженое место привели. И сказал Пересвет-чернец великому князю Дмитрию Ивановичу: «Лучше нам убитым быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!» Поскакивает Пересвет на своем борзом коне, золочеными доспехами сверкая, а уже многие лежат посечены у Дона Великого на берегу.

 

И в то время стару надобно помолодѣти, а удалым людям плечь своих попытать. И молвяше Ослябя чернец[42] своему брату Пересвѣту старцу: «Брате Пересвѣте, вижу на телѣ твоем раны великия, уже, брате, лѣтѣти главе твоей на траву ковыль, а чаду моему Иякову[43] лѣжати на зелѣнѣ ковылѣ траве на полѣ Куликове на речьке Непрядве за вѣру крестьяньскую, и за землю за Рускую, и за обиду великого князя Дмитрея Ивановича».

В такое время старому человеку следует юность вспомнить, а удалым людям мужество свое испытать. И говорит Ослябя-чернец своему брату старцу Пересвету: «Брат Пересвет, вижу на теле твоем раны тяжкие, уже, брат, лететь голове твоей на траву ковыль, а сыну моему Якову лежать на зеленой ковыль-траве на поле Куликовом, на речке Непрядве, за веру христианскую, и за землю Русскую, и за обиду великого князя Дмитрия Ивановича».

 

И в то время по Резанской земле около Дону ни ратаи, ни пастухи в полѣ не кличют, но толко часто вороны грают трупу ради человеческаго, грозно бо бяше и жалостъно тогды слышати; занеже трава кровию пролита бысть, а древеса тугою к земли приклонишася.

И в ту пору по Рязанской земле около Дона ни пахари, ни пастухи в поле не кличут, лишь вороны не переставая каркают над трупами человеческими, страшно и жалостно было это слышать тогда; и трава кровью залита была, а деревья от печали к земле склонились.

 

И воспѣли бяше птицы жалостные пѣсни — всплакашася вси княгини и боярыни и вси воеводские жены о избиенных. Микулина жена Васильевича Марья рано плакаша у Москвы града на забралах,[44] а ркучи тако: «Доне, Доне, быстрая река, прорыла еси ты каменные горы и течеши в землю Половецкую. Прилѣлѣй моего господина Микулу Васильевича ко мнѣ!» А Тимофѣева жена Волуевича Федосья тако же плакашеся, а ркучи тако: «Се уже веселие мое пониче во славном граде Москве, и уже не вижу своего государя Тимофея Волуевича в животѣ!» А Ондрѣева жена Марья да Михайлова жена Оксинья[45] рано плакашася: «Се уже обѣмя нам солнце померкло в славном граде Москвѣ, припахнули к нам от быстрого Дону полоняныа вѣсти, носяще великую бѣду: и выседоша удальцы з боръзыхъ коней на суженое мѣсто на полѣ Куликове на речке Непрядве

Запели птицы жалостные песни — запричитали все княгини и боярыни и все воеводские жены по убитым. Жена Микулы Васильевича Марья рано поутру плакала на забралах стен московских, так причитая: «О Дон, Дон, быстрая река, прорыла ты каменные горы и течешь в землю Половецкую. Принеси на своих волнах моего господина Микулу Васильевича ко мне!» И жена Тимофея Волуевича Федосья тоже плакала, так причитая: «Вот уже веселие мое поникло в славном городе Москве, и уже не увижу я своего государя Тимофея Волуевича живым!» А Андреева жена Марья да Михайлова жена Аксинья на рассвете причитали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, домчались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую печаль: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте на поле Куликовом, на речке Непрядве!»

 

А уже Диво кличет под саблями татарьскими, а тѣм рускымъ богатырем под ранами.

А уже Див кличет под саблями татарскими, а русским богатырям быть израненными.

 

Туто щурове[46] рано въспѣли жалостные пѣсни у Коломны на забралах, на воскресение, на Акима и Аннинъ день.[47] То ти было не щурове рано въспѣша жалостныя пѣсни, восплакалися жены коломеньские, а ркучи тако: «Москва, Москва, быстрая река, чему еси залелѣяла мужей наших от нась в землю Половецкую?» А ркучи тако: «Можеш ли, господине князь великий, веслы Нѣпръ зоградити, а Донъ шоломы вычръпати, а Мечу рѣку трупы татарьскими запрудити? Замкни, государь князь великий, Окѣ рекѣ ворота, чтобы потом поганые татаровя к нам не ѣздили. Уже мужей нашихъ рать трудила».

Щуры запели жалостные песни в Коломне на забралах городских стен, на рассвете в воскресенье, в день Акима и Анны. То ведь не щуры рано запели жалостные песни — запричитали жены коломенские, приговаривая так: «Москва, Москва, быстрая река, зачем унесла на своих волнах ты мужей наших от нас в землю Половецкую?» Так говорили они: «Можешь ли ты, господин князь великий, веслами Днепр загородить, а Дон шлемами вычерпать, а Мечу-реку трупами татарскими запрудить? Замкни, государь, князь великий, у Оки-реки ворота, чтобы больше поганые татары к нам не ходили. Уже ведь мужья наши побиты на ратях».

 

Того же дни в суботу на Рожество святыя Богородицы исекша христиани поганые полки на полѣ Куликове на речьке Непрядвѣ.

В тот же день, в субботу, на Рождество святой Богородицы, разгромили христиане полки поганых на поле Куликовом, на речке Непрядве.

 

И нюкнув князь Владимеръ Андрѣевичь гораздо, и скакаше по рати во полцех поганых в татарских, а злаченым шеломом посвѣчиваючи. Грѣмят мечи булатные о шеломы хиновские.

И, кликнув клич, ринулся князь Владимир Андреевич со своей ратью на полки поганых татар, золоченым шлемом посвечивая. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские.

 

И восхвалит брата своего, великого князя Дмитрея Ивановича: «Брате Дмитрей Ивановичь, ты еси у златошна времени желѣзное зобороло. Не оставай, князь великый, с своими великими полкы, не потакай крамольником! Уже бо поганые татары поля наша наступают, а храбрую дружину у нас истеряли, а в трупи человѣчье борзи кони не могут скочити, а в крови по колѣно бродят. А уже бо, брате, жалостно видети кровь крестьяньская. Не уставай, князь великый, съ своими бояры».

И восхвалил он брата своего, великого князя Дмитрия Ивановича: «Брат Дмитрий Иванович, в злое время горькое ты нам крепкий щит. Не уступай, князь великий, со своими великими полками, не потакай крамольникам! Уже ведь поганые татары поля наши топчут и храброй дружины нашей много побили — столько трупов человеческих, что борзые кони не могут скакать: в крови по колено бродят. Жалостно ведь, брат, видеть столько крови христианской. Не медли, князь великий, со своими боярами».

 

И князь великий Дмитрей Ивановичь рече своим боярам: «Братия бояра и воеводы и дѣти боярьские, то ти ваши московские слаткие мѣды и великие мѣста! Туто добудѣте себѣ мѣста и своим женам. Туто, брате, стару помолодѣть, а молодому чести добыть».

И сказал князь великий Дмитрий Иванович своим боярам: «Братья, бояре и воеводы, и дети боярские, здесь ваши московские сладкие меды и великие места! Тут-то и добудьте себе места и женам своим. Тут, братья, старый должен помолодеть, а молодой честь добыть».

 

И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Господи Боже мой, на тя уповахъ, да не постыжуся в вѣк, ни да посмѣют ми ся враги моя мнѣ». И помолися Богу и пречистой его Матери и всѣм святым его, и прослезися горко, и утер слезы.

И воскликнул князь великий Дмитрий Иванович: «Господи Боже мой, на тебя уповаю, да не будет на мне позора никогда, да не посмеются надо мной враги мои!» И помолился он Богу, и пречистой его Матери, и всем святым, и прослезился горько, и утер слезы.

 

И тогда аки соколы борзо полѣтѣша на быстрый Донь. То ти не соколи полѣтѣша: поскакивает князь великий Дмитрей Ивановичь с своими полки за Дон со всею силою. И рече: «Брате князь Владимер Андрѣевичь, тут, брате, испити медовыа чары повѣденые, наеждяем, брате, своими полки силными на рать татаръ поганых».

И тогда, как соколы, стремглав полетели на быстрый Дон. То ведь не соколы полетели: поскакал князь великий Дмитрий Иванович со своими полками за Дон, а за ним и все русское войско. И сказал: «Брат, князь Владимир Андреевич, — тут, брат, изопьем медовые чары круговые, нападем, брат, своими полками сильными на рать татар поганых».

 

Тогда князь великий почалъ наступати. Гремят мѣчи булатные о шеломы хиновские. И поганые покрыша главы своя руками своими. Тогда поганые борзо вспять отступиша. И от великого князя Дмитрея Ивановича стези ревут, а поганые бѣжать, а руские сынове широкие поля кликом огородиша и злачеными доспѣхами осветиша. Уже бо ста тур на оборонь!

И начал тогда князь великий наступать. Гремят мечи булатные о шлемы хиновские. Поганые прикрыли головы свои руками своими. И вот поганые бросились вспять. Ветер ревет в стягах великого князя Дмитрия Ивановича, поганые спасаются бегством, а русские сыновья широкие поля кликом огородили и золочеными доспехами осветили. Уже встал тур на бой!

 

Тогда князь великий Дмитрей Ивановичь и брат его, князь Владимеръ Андрѣевичь, полки поганых вспять поворотили и нача ихъ бити и сечи горазно, тоску имъ подаваше. И князи их падоша с коней, а трупми татарскими поля насеяша и кровию ихъ реки протекли. Туто поганые разлучишася розно и побѣгше неуготованными дорогами в лукоморье, скрегчюще зубами своими, и дерущи лица своя, а ркуче такъ: «Уже нам, брате, в земли своей не бывати и дѣтей своих не видати, а катунъ своих не трепати, а трепати намъ сырая земля, а цѣловати намъ зелена мурова, а в Русь ратию нам не хаживати, а выхода нам у руских князей не прашивати». Уже бо въстонала земля татарская, бѣдами тугою покрышася; уныша бо царемъ их хотѣние и княземь похвала на Рускую землю ходити. Уже бо веселие их пониче.

Тогда князь великий Дмитрий Иванович и брат его, князь Владимир Андреевич, полки поганых вспять повернули и начали их бить и сечь беспощадно, тоску на них наводя. И князья их попадали с коней, а трупами татарскими поля усеяны и кровью их реки потекли. Тут рассыпались поганые в смятении и побежали непроторенными дорогами в лукоморье, скрежеща зубами и раздирая лица свои, так приговаривая: «Уже нам, братья, в земле своей не бывать, и детей своих не видать, и жен своих не ласкать, а ласкать нам сырую землю, а целовать нам зеленую мураву, а в Русь ратью нам не хаживать и даней нам у русских князей не прашивать». Вот уже застонала земля татарская, бедами и горем наполнившись; пропала охота у царей и князей их на Русскую землю ходить. Уже веселье их поникло.

 

Уже бо руские сынове разграбиша татарские узорочья, и доспѣхи, и кони, и волы, и верблуды, и вино, и сахар, и дорогое узорочие, камкы, насычеве везут женам своимъ. Уже жены руские восплескаша татарским златом.

Теперь уже русские сыновья захватили татарские узорочья, и доспехи, и коней, и волов, и верблюдов, и вина, и сахар, и дорогое узорочье, тонкие ткани и шелка везут женам своим. И вот уже русские жены забряцали татарским золотом.

 

Уже бо по Руской земле простреся веселие и буйство. Вознесеся слава руская на поганых хулу. Уже бо вержено Диво на землю, и уже грозы великаго князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Владимера Андрѣевича по всем землям текут. Стрѣляй, князь великый, по всѣмъ землям, стрѣляй, князь великый, с своею храброю дружиною поганого Мамая хиновина за землю Рускую, за вѣру христьяньскую. Уже поганые оружия своя повергоша, а главы своя подклониша под мечи руские. И трубы их не трубят, и уныша гласи их.

Уже по Русской земле разнеслось веселье и ликованье. Преодолела слава русская хулу поганых. Уже низвергнут Див на землю, а гроза и слава великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, по всем землям пронеслись. Стреляй, князь великий, по всем землям, рази, князь великий, со своей храброй дружиной поганого Мамая-хиновина за землю Русскую, за веру христианскую. Уже поганые оружие свое побросали, а головы свои склонили под мечи русские. И трубы их не трубят, и приуныли голоса их.

 

И отскочи поганый Мамай от своея дружины серым волком и притече к Кафе граду. Молвяше же ему фрязове: «Чему ты, поганый Мамай, посягаешь на Рускую землю? То тя била орда Залѣская. А не бывати тобѣ в Батыя[48] царя: у Батыя царя было четыреста тысящь окованые рати, а воевал всю Рускую землю от востока и до запада. А казнил Богъ Рускую землю за своя согрѣшения. И ты пришел на Рускую землю, царь Мамай, со многими силами, з дѣвятью ордами и 70 князями. А нынѣ ты, поганый, бѣжишь сам-девят в лукоморье, не с кем тебѣ зимы зимовати в полѣ. Нѣшто тобя князи руские горазно подчивали: ни князей с тобою, ни воевод! Нѣчто гораздо упилися у быстрого Дону на полѣ Куликовѣ на травѣ ковылѣ! Побѣжи ты, поганый Момай, от насъ по задлѣшыю

И метнулся поганый Мамай от своей дружины серым волком и прибежал к Кафе-городу. И молвили ему фряги: «Что же это ты, поганый Мамай, заришься на Русскую землю? Ведь побила теперь тебя орда Залесская. Далеко тебе до Батыя-царя: у Батыя-царя было четыреста тысяч латников, и полонил он всю Русскую землю от востока и до запада. Наказал тогда Бог Русскую землю за ее прегрешения. И ты пришел на Русскую землю, царь Мамай, с большими силами, с девятью ордами и семьюдесятью князьями. А ныне ты, поганый, бежишь сам-девять в лукоморье, не с кем тебе зиму зимовать в поле. Видно, тебя князья русские крепко попотчевали: нет с тобой ни князей, ни воевод! Видно, сильно упились у быстрого Дона на поле Куликовом, на траве-ковыле! Беги-ка ты, поганый Мамай, от нас за темные леса!»

 

Уподобилася еси земля Руская милому младенцу у матери своей: его же мати тешить, а рать лозою казнит, а добрая дѣла милують его. Тако господь Богъ помиловал князей руских, великого князя Дмитрея Ивановича и брата его, князя Владимера Андрѣевича, меж Дона и Непра, на полѣ Куликовѣ, на рѣчки Непрядвѣ.

Как милый младенец у матери своей земля Русская: его мать ласкает, а за баловство розгой сечет, а за добрые дела хвалит. Так и Господь Бог помиловал князей русских, великого князя Дмитрия Ивановича и брата его, князя Владимира Андреевича, меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве.

 

И стал великий князь Дмитрей Ивановичь сь своим братом, с князем Владимером Андрѣевичем, и со остальными своими воеводами на костѣхъ на полѣ Куликове на речьке Непрядвѣ. Грозно бо и жалосно, брате, в то время посмотрети, иже лѣжат трупи крестьяньские акы сѣнныи стоги у Дона Великого на брѣзе, а Дон река три дни кровию текла. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Считайтеся, братия, колько у нас воевод нѣт и колько молодых людей нет».

И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликовом, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было в то время смотреть: лежат трупы христианские словно сенные стога у Дона Великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у нас воевод нет и скольких молодых людей недостает?»

 

Тогды говорит Михайло Александровичь,[49] московский боярин, князю Дмитрѣю Ивановичю: «Господине князь великий Дмитрѣй Ивановичь! Нету, государь, у нас 40 бояринов московских, 12 князей бѣлозѣрьских, 30 новгородских посадников, 20 бояринов коломенских, 40 бояр серпуховскихъ, 30 панов литовскихъ, 20 бояр переславских, 25 бояр костромских, 35 бояр володимеровских, 50 бояръ суздалских, 40 бояръ муромских, 70 бояр рѣзаньских, 34 бояринов ростовских, 23 бояр дмитровских, 60 бояр можайских, 30 бояр звенигородских, 15 бояр углецкихъ. А посечено от бѣзбожнаго Мамая полтретья ста тысящь и три тысечи. И помилова Богъ Рускую землю, а татаръ пало безчислено многое множество».

Тогда отвечает Михаиле Александрович, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет, государь, у нас сорока бояр московских, двенадцати князей белозерских, тридцати новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр серпуховских, тридцати панов литовских, двадцати бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, сорока бояр муромских, семидесяти бояр рязанских, тридцати четырех бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр можайских, тридцати бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А посечено безбожным Мамаем двести пятьдесят три тысячи. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество».

 

И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Братия, бояра и князи и дѣти боярские, то вам сужено мѣсто меж Доном и Непром, на полѣ Куликове на речке Непрядвѣ. И положили есте головы своя за святыя церькви, за землю за Рускую и за вѣру крестьяньскую. Простите мя, братия, и благослвите в сем вѣце и в будущем. И пойдем, брате, князь Владимер Андрѣевичь, во свою Залескую землю к славному граду Москве и сядем, брате, на своем княжение, а чести есми, брате, добыли и славного имени!»

И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Братья, бояре и князья и дети боярские, суждено вам то место меж Дона и Днепра, на поле Куликовом, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за святые церкви, за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этом веке и в будущем. Пойдем, брат, князь Владимир Андреевич, во свою Залесскую землю к славному городу Москве и сядем, брат, на своем княжении, а чести мы, брат, добыли и славного имени!»

 

Богу нашему слава.

Богу нашему слава.

 



[1] Дмитрий Иванович. — (1350—1389) — великий князь владимирский и московский с 1359 г., сын Ивана Ивановича Красного, внук Ивана Даниловича Калиты. Проводил политику укрепления Московского княжества, направленную на подчинение Москве русских княжеств, централизации государственного управления и военного дела. При Дмитрии Ивановиче для укрепления Москвы в 1367 г. предпринимается постройка кремлевских стен из камня, что в те времена имело важное военно-политическое значение. Β 1378 г. на реке Воже под его руководством были разгромлены войска хана Мамая, которые шли на Русь под предводительством воеводы Бегича. (Повесть ο битве на реке Воже и коммент. κ ней см. в наст. т.). После Куликовской битвы в 1380 г. Дмитрий Иванович получил прозвище — Донской.

[2] Владимир Андреевич — двоюродный брат Дмитрия Донского, князь серпуховской. Впервые участвовал в военном походе с Дмитрием, когда великому князю московскому было двенадцать лет, а ему — девять. Руководил многими военными мероприятиями и походами Дмитрия Донского. Умер в 1410 г.

[3] Мамай. — Темник (военачальник) при хане Золотой Орды Бердибеке Мамай, женатый на дочери хана, был по существу правителем Орды. Β 1379 г. он полностью захватил власть в свои руки. Однако именоваться ханом Мамай не мог, так как не был потомком Чингисхана.

[4] Микула Васильевич — московский воевода, сын Василия Васильевича Вельяминова, последнего тысяцкого в Московском княжестве (тысяцкий — военачальник, возглавляющий городское ополчение из тысячи воинов). Микула Васильевич был свояком Дмитрия Донского — их жены были сестрами. Погиб в битве на Куликовом поле.

[5] ...идет κ намъ в Залѣскую землю. — Залесской землей сначала назывались земли Владимиро-Суздальского, а затем и Московского княжества.

[6] ...жребия Афетова, сына Ноева... И оттоля на еосточную страну — жребий Симова, сына Ноева... — Согласно Библии во время всемирного потопа Бог спас Ноя с семьей. После потопа земля была разделена между сыновьями Ноя. Иафету (Афету) достались северные и западные страны, таким образом, Русь входила в «третий» удел — Иафета; Хаму достался юг, а восток — Симу, поэтому «жребий Симов» — восточные страны.

[7] ...от него же родися хиновя... — Хинове — обобщенное наименование восточных народов, кочевников (заимствовано «Задонщиной» из «Слова ο полку Игореве»).

[8] Каяла — река, на которой герой «Слова ο полку Игореве», князь Игорь, потерпел поражение в битве с половцами в 1185 г. Название реки — «Каяла» — встречается только в «Слове ο полку Игореве», в летописной повести ο походе Игоря и в «Задонщине».

[9] ...a oт Калатьския рати... — To есть от битвы на реке Калке в 1223 г. — первого столкновения русских с монголо-татарами.

[10] Владимир Киевский — Владимир Святославич I, князь киевский с 980 г.; ввел христианство в качестве государственной религии. Русские князья подчеркивали, что они потомки крестителя Руси, князя Владимира.

[11] Боян — дружинный певец второй половины XI — начала XII в., которого автор «Слова ο полку Игореве» называет своим поэтическим предшественником. Автор «Задонщины», вероятнее всего, знает ο Бояне только из «Слова ο полку Игореве».

[12] Игорь Рюрикович — киевский князь, княживший в Киеве с 912 по 945 г.

[13] Ярослав Владимирович — сын Владимира I Святославича Ярослав Мудрый, великий князь киевский с 1016 по 1054 г.

[14] Аз же помяну резанца Софония... — Β двух списках «Задонщины» Софоний Рязанец назван в заглавии как автор произведения. Но в самом тексте «Задонщины» автор говорит ο нем как ο лице по отношению κ нему постороннему. Кроме того, Софоний называется автором произведения в заглавии некоторых списков «Сказания ο Мамаевом побоище». Возможно, Софонию принадлежало еще одно сочинение ο Куликовской битве, до нас не дошедшее, но известное авторам «Задонщины» и «Сказания». Никакими сведениями ο Софонии мы не располагаем.

[15] A от Калатьские рати до Момаева побоища 160 лѣт. — 160 лет после Калкской битвы было в 1383 г. Академик М. Н. Тихомиров высказал предположение, что такая ошибка в вычислении может свидетельствовать ο 1383 г. как ο времени написания «Задонщины».

[16] ...в полѣ Половецкое! — Как в летописях, так и в древнерусских литературных памятниках земли, занимаемые монголо-татарами, по аналогии с более древним периодом истории Руси назывались Половецким полем.

[17] Коломна — важный опорный пункт в борьбе Москвы с монголо-татарами; поэтому-то Дмитрий Донской и назначает Коломну сборным пунктом войск.

[18] ...в Серпугове... — Серпухов — укрепленный опорный пункт южной окраины Московского княжества. Расположен на реке Оке западнее Коломны.

[19] ...стоят мужи навгородцкие у святыя Софии... — На площади около храма святой Софии, в новгородском кремле, собиралось новгородское вече.

[20] ...выехали посадники из Великого Новагорода... — Посадники — правители Новгорода, избиравшиеся на вече из представителей наиболее богатых и знатных семей. Об участии новгородцев в Куликовской битве сообщают и некоторые редакции «Сказания...». Β распространенной редакции «Сказания...» помещен большой рассказ ο помощи новгородцев Дмитрию Донскому. Однако новгородские летописи об участии новгородцев в битве на Куликовом поле ничего не говорят.

[21] ...на реки на Мечи... — Река Красивая Меча — правый приток Дона.

[22] ...и земли Литовской дву братом Олгордовичем, Андрѣю и брату его Дмитрею... — сыновья великого князя литовского Ольгерда, находившиеся на службе у великого князя московского. Β 1378 г. князь Андрей Полоцкий бежал в Псков, а затем приехал в Москву κ великому князю Дмитрию Ивановичу. Дмитрий Брянский перешел на службу κ Дмитрию Ивановичу в 1379 г. и княжил в Переславле-Залесском. Полоцким и Брянским они названы по месту первоначального своего княжения.

[23] Дмитрий Волынский — Дмитрий Боброк-Волынский — сын литовского князя из Волыни Кориата-Михаила Гедиминовича. Выехав из Литвы, он был сначала тысяцким у нижегородского князя, а затем перешел на службу κ Дмитрию Донскому, у которого был воеводой. Талантливый военный деятель, он принимал участие во всех походах Дмитрия Донского.

[24] ...а внуки есмя Едимантовы, а правнуки есми Сколомендовы. — Едимант — Гедимин, один из первых великих литовских князей (княжил с 1316 по 1341 г.). Сколоменд — видимо, литовский князь Ердивил-Скирмунт (Скилмонт), XIII в.

[25] Сулица. —короткие метательные копья, дротики.

[26] ...черлеными щиты. — Щиты, окрашенные черленью, яркой розово-красной краской, которая делалась из особого насекомого — червеца.

[27] Непрядва — приток Дона, впадающий в него с запада; ограничивает с севера Куликово поле, находящееся в верховьях Дона, в пределах современного Куркинского района Тульской области.

[28] Руская земля, тo первое еcи как за царем за Соломоном побывала. — Эта фраза, вероятнее всего, восходит κ следующему тексту «Слова ο полку Игореве»: «О Русская земле! Уже за шеломянемъ еси!» («О Русская земля! Ты уже за холмом»; шоломя — гора, холм). Автор «Задонщины» не мог не знать слова «шоломя», таким образом, либо он располагал текстом «Слова...», где было иное написание этого слова, не понятое им, либо он коренным образом переосмыслил этот образ «Слова ο полку Игореве», связав его с популярным на Руси именем Соломона. Образ библейского царя Соломона является олицетворением мудрости.

[29] ...рвахуся от златых колодицъ... — Колодка — приспособление для соколиной охоты. В. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» дает такое описание этого приспособления: «Брусок с двумя стойками и насестью, на которой держат ловчую птицу, привязывая ее должиком». Должик — ременные путы, в «Задонщине» они названы шелковыми.

[30] Борис и Глеб — сыновья великого князя киевского Владимира I Святославича. После смерти отца были убиты братом Святополком, который захватил великокняжеский престол. При Ярославе Мудром, в 1019 г. разбившем Святополка и овладевшем княжеским престолом в Киеве, Борис и Глеб были признаны святыми: они почитались как покровители Руси и русских князей.

[31] ...крѣпцы бысть князи бѣлозѣрстии Федор Семеновичь да Семен Михайловичь... — Β Куликовской битве участвовали белозерские князья Федор Иванович (в тексте ошибочно «Семенович») и его сын Иван; оба погибли. Имя Семена Михайловича названо среди убитых на Куликовом поле и в «Сказании ο Мамаевом побоище», и в летописных повестях. Названы белозерские князья Федор и сын его Иван и Семен Михайлович и в перечне убитых на Куликовом поле в пергаменном Синодике (поминальной книге) XV в. (ГИМ).

[32] Тимофей Волуевич, Андрей Серкизович, Михайло Иванович — воеводы. Их имена также названы среди имен убитых в Синодике.

[33] ...кинжалы фряские... — генуэзские; фряги — генуэзцы.

[34] Кликнуло Диво... — Β «Слове ο полку Игореве» — Див. Что означает это слово и в «Слове ο полку Игореве», и в «Задонщине» — неясно, и толкование его значения носит предположительный характер. Большинство исследователей предполагает, что Див — какое-то мифическое существо.

[35] Железные Ворота — либо Дербент, либо теснина в среднем течении Дуная.

[36] ...къ Караначи... -— Орнач; город Орнач упоминается в летописях, но единого мнения ο том, что это за город, нет. Н. М. Карамзин считал, что этот город находился в устье Дона. Но, может быть, так назывался в древнерусских летописях Ургенч — столица Хорезма, уничтоженная в 1388 г. Тимуром.

[37] Кафа — современная Феодосия, в XIV в. генуэзская колония в Крыму.

[38] ...к Торнаву... — Тырново, столица Болгарского царства.

[39] ...Рожество святѣй Богородицы — 8 сентября.

[40] Пересвет — монах Троицкого монастыря; вместе с иноком Ослябей был послан игуменом монастыря Сергием с войсками Дмитрия Донского на Куликово поле. Β «Сказании ο Мамаевом побоище» рассказывается ο поединке Пересвета перед началом сражения с богатырем из войск Мамая, в котором оба погибли. Все сведения ο Пересвете ограничиваются данными памятников Куликовского цикла.

[41] ...на суженое мѣсто привели. — Сражение, поединок трактовались как «Божий суд» по Божьему изволению побеждал правый. Смысл этой фразы в «Задонщине» становится понятным из «Сказания ο Мамаевом побоище», где рассказывается ο поединке Пересвета.

[42] Ослябя чернец. — Ослябя называется братом Пересвета и в «Сказании ο Мамаевом побоище». Но, скорее всего, в данном случае «брат» не термин родства, а обозначение того, что оба они монахи Троицкого монастыря.

[43] ...чаду моему Иякову... — Β некоторых вариантах Основной редакции «Сказания ο Мамаевом побоище» в числе воинов, посланных в поле в первом сторожевом (разведывательном) отряде, называется Яков Ослябятев.

[44] ...на забралах... — Забрало (забороло) — защищенная галерея, идущая по верху крепостной стены.

[45] Α Ондрѣева жена Марья да Михайлова жена Оксинья... — Имеются в виду жены воевод Андрея Серкизовича и Михаила Ивановича.

[46] Щур — певчая птица величиной со скворца.

[47] ...Акима и Аннинъ день — 9 сентября.

[48] Батый — внук Чингисхана. Возглавлял нашествие монголо-татар на Восточную Европу в конце 30—40-х гг. XIII в. При нем возникла Золотая Орда н началось монголо-татарское владычество над Русью. Умер в 1255 г.

[49] Тогды говорит Михайло Александровичь... — Расчет убитых на поле Куликовом носит преувеличенный характер; в числе убитых бояр названы представители и тех княжеств (например, «70 бояр рѣзаньских»), которые участия в Куликовском сражении не принимали.

 

 

Β 1380 г. ордынский правитель Мамай предпринял большой поход на Московское княжество. Дмитрий Донской, как и в 1378 г., решает выйти навстречу врагу. Β союзе с Москвой выступили многие русские княжества. Сражение произошло 8 сентября 1380 г. в пределах Рязанской земли, на Куликовом поле, в месте впадения в Дон реки Непрядвы. Понеся огромные потери, русские одержали победу. Это была первая большая победа над монголо-татарами, явившаяся переломным моментом во взаимоотношениях Руси с Ордой. Куликовская битва нашла отражение в нескольких произведениях: «Задонщине», краткой и пространной летописных повестях ο Куликовской битве и в «Сказании ο Мзмаевом побоище». Есть все основания полагать, что «Задонщина» была написана в 80-е гг. XIV в., вскоре после Куликовской битвы и, во всяком случае, еще при жизни Дмитрия Донского (т. е. до 1389 г.), которому, как говорит сам автор памятника, он воздает похвалу своим произведением. «Задонщина» — это лирико-эпическое описание сражения на Дону. Автор ведет не последовательный сюжетный рассказ, а выражает свои чувства и эмоции, связанные с событиями Куликовской битвы. За основу своего произведения автор «Задонщины» взял «Слово ο полку Игореве» — рассказывая ο победе над Мамаем, он пользуется и образами, и отдельными фразами, и целыми отрывками «Слова».

«Задонщина» дошла до нас в шести списках: Ундольского (список XVII в, — РГБ, собр. Ундольского, № 632); Ждановском (список ХѴII в., отрывок — БАН, № 1. 4. 1); Историческом первом (список конца XVI в., без начала — ГИМ, собрание Музейское, № 2060); Историческом втором (список начала XVI в., отрывок — ГИМ, собрание Музейское, № 3045); Кирилло-Белозерском (список 1470-х гг. — РНБ, собрание Кирилло-Белозерского монастыря, № 9/1086); Синодальном (список XVII в. — ГИМ, Синодальное собрание, № 790). Самый ранний, Кирилло-Белозерский, список представляет собой сокращенную переработку только первой половины произведения, сделанную известным книгописцем XV в., монахом Кирилло-Белозерского монастыря Ефросином. Остальные списки «Задонщины» дают сильно искаженный переписчиками текст произведения. Тексты отдельных списков «Задонщины» издавались неоднократно, научное издание их см.: «Слово ο полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.—Л., 1966, с. 535—556. Однако каждый в отдельности список «Задонщины» имеет такое количество искажений и дефектов, что издание произведения по какому-либо одному из списков не даст достаточно полного и ясного представления ο тексте произведения. Поэтому уже с давних времен принято давать реконструкцию текста «Задонщины» на основе сравнительного анализа всех списков памятника. Β этой книге также публикуется реконструкция, в основу которой положен список Ундольского. Изменения, исправления и добавления в этот текст вносились только на основании чтений других списков по таким принципам: 1) по другим спискам восстанавливаются и изменяются все чтения, которые ближе «Слову ο полку Игореве», как более близкие κ оригиналу; 2) меняются поздние чтения списка Ундольского на основании сличений их с другими списками в том случае, если более ранние чтения в других списках совпадают по разным изводам (все списки делятся на два извода); 3) восстанавливаются некоторые чтения, сохранившиеся в одном из списков, которые могли быть опущены или изменены в остальных списках независимо друг от друга. Критерием в данном случае служили общие тенденции «Задонщины» и литературные особенности этого произведения. Из «Задонщины» делались вставки в «Сказание ο Мамаевом побоище» — как в первоначальный текст этого произведения, так и в последующие его редакции. Вставки эти делались из списков «Задонщины», более близких κ оригиналу, чем дошедшие до нас. При внесении изменений в текст, взятый за основной, учитываются, когда для этого имеется материал, чтения вставок из «Задонщины» в текстах «Сказания ο Мамаевом побоище». Все изменения, исправления, добавления, сделанные в списке Ундольского, набраны курсивом. Настоящая реконструкция, за единичными исключениями (восстановлены отдельные чтения списка Ундольского), повторяет реконструкцию «Задонщины», опубликованную в книге: «Слово ο полку Игореве». Библиотека поэта. Большая серия. Второе издание. Л., 1967, с. 363—378. Β названном издании в подстрочном аппарате к тексту приводятся обоснования изменений, внесенных в список Ундольского по данным всех остальных списков «Задонщины», где имеется соответствующее место.