Минимизировать

ЖИТИЯ ЗОСИМЫ И САВВАТИЯ СОЛОВЕЦКИХ

Подготовка текста Р. П. Дмитриевой, перевод и комментарии О. В. Панченко

Текст:

СЕНТЯБРЯ 27. САВАТЕЯ СОЛОВЕЦКОГО ЖИТИЕ. ЗРИ ПОСЛЕ СЕГО СЛОВА И ЗОСИМЕ СОЛОВЕЦКОМУ. ЖИТИЕ И ПОДВИЗИ И ОТЧАСТИ ЧЮДЕС ПРЕПОДОБНАГО ОТЦА НАШЕГО ЗОСИМЫ, НАЧАЛНИКА СОЛОВЕЦКАГО МАНАСТЫРЯ, И О ЗАЧАЛѢ МАНАСТЫРЯ ТОГО, ПОНЕЖЕ БО ЗАЧАТСЯ СВЯТАЯ СИА ОБИТЕЛЬ ЖИТИЕМЬ И НАЧАЛЬСТВОМ РАБА БОЖИА СТАРЦА САВАТИА И ПОДРУГА ЕГО ГЕРМАНА, НѢКОЕГО БОГОЛЮБИВА МНИХА. СПИСАНО БЫСТЬ СПИРИДОНОМ, МИТРОПОЛИТОМЪ КИЕВЬСКИМЪ[1]

27 СЕНТЯБРЯ. ЖИТИЕ САВВАТИЯ СОЛОВЕЦКОГО (СМОТРИ ПОСЛЕ СЕГО СЛОВА И ЖИТИЕ ЗОСИМЫ СОЛОВЕЦКОГО). ЖИТИЕ И ПОДВИГИ, И НЕКОТОРЫЕ ИЗ ЧУДЕС ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА НАШЕГО ЗОСИМЫ, ОСНОВАТЕЛЯ СОЛОВЕЦКОГО МОНАСТЫРЯ, И О НАЧАЛЕ МОНАСТЫРЯ ТОГО, ПОСКОЛЬКУ ОСНОВАНА СВЯТАЯ ЭТА ОБИТЕЛЬ ЖИТИЕМ И НАЧИНАНИЕМ РАБА БОЖИЯ СТАРЦА САВВАТИЯ И СПОДВИЖНИКА ЕГО ГЕРМАНА, НЕКОЕГО БОГОЛЮБИВОГО МОНАХА. НАПИСАНО СПИРИДОНОМ, МИТРОПОЛИТОМ КИЕВСКИМ

Благослови, отче![2]

Благослови, отче!

Бысть въ дни благочестиваго великого князя Василия Васильевича Володимерьскаго и Московскаго и великого князя Бориса Александровича Твѣрьскаго, и великого князя Феодора Резанскаго Олговича в лѣто 6 тысяч девятсотъ 44-е; архиерѣйскый престолъ правящу тогда нѣкоему от грекъ Фотию митрополиту и в Новѣгородѣ съдержащу престолъ архиепископу Ифимию Брадатому.[3]

Было это в дни благочестивого великого князя Василия Васильевича Владимирского и Московского и великого князя Бориса Александровича Тверского, и великого князя Федора Ольговича Рязанского в 1436 году; на архиерейском престоле правил тогда митрополит Фотий, по происхождению грек, а престолом в Новгороде владел архиепископ Евфимий Брадатый.

Бѣ во едином от манастырей Бѣлозерскых Кирилов именуем,[4] ту бо бѣ пребывая и прежде реченный Саватие, егоже выше рекохом. А иже града или веси родителю его пребываниа, невѣмы извѣстно, многа бо лѣта прешла суть да написаниа сего, и не возмогохом обрѣсти, коликыми лѣты възраста своего вниде во образ иноческаго жития. Нъ точию обрѣтохом от боголюбивых мужий и бесѣд духовных от приходящих инок острова того, и о них испытах вмалѣ бесѣдами в ползу душевную хотящиим спасениа душам своим и сих ревновати по Бозѣ добродѣтелному житию, якоже сей жителствуя въ предреченной обители сь пребывающими тамо мнихи и съодолѣв вся послушаниемь къ игумену и всему еже о Христе братству в заповѣданных ему службах, к сему же многим въздержанием и пощениемь изнуряше тѣло свое и съодолѣваще страстемъ, купно же и всѣм съличным четам бѣсовъскым и самому дьяволу не малу язву наложи.

В одном из Белозерских монастырей, называемом Кириллов, жил вышеупомянутый Савватий, о котором мы сказали в начале. А из какого города или селения были его родители, этого мы не знаем точно, ведь много лет прошло до нынешнего написания. И не смогли узнать мы, в каком возрасте он принял иноческий образ. Но узнали только от боголюбивых мужей и из бесед духовных с иноками, приходящими с острова того, и у них расспросили в кратких беседах для духовной пользы всех, кто хочет спасти свою душу и последовать добродетельному житию этих святых, о том, как жил он вместе с другими монахами в названной обители и все преодолел послушанием к игумену и всей во Христе братии в возложенных на него службах, и еще многим воздержанием и постом изнурял свое тело и одолевал страсти, — и всем этим воинству бесовскому и самому дьяволу немало досадил.

Любим же бѣ и славим от всѣх тамо пребывающих инок и от самого игумена обители тоя за премногое его послушание и кротость и смирение; от всѣх почитаем бяше яко быти ему образ всѣм тамо пребывающим въ всѣх добродѣтелех и исправлениих житиа. И начат стужати си, глаголя: «Славу от человекь приемлюще, а славы, яже от единого Бога, не ищете».[5] Многа бо лѣта имый в манастыри оном и тщася в лучшия преходити[6] житием блаженый Саватие — по глаголещему пророку: «въсхожениа в сердци си полагая юдоль плачевну на мѣсте, идеже положи, ибо благословение дасть Закон Даяй, и пойдут от силы в силу».[7]

Был он любим и прославляем всеми пребывавшими там иноками и самим игуменом той обители за многое его послушание, кротость и смирение; и среди всех там живущих почитался как образец всех добродетелей и правил (иноческой) жизни. И стал он скорбеть об этом, говоря: «От людей славу принимаете, а славы, которая от единого Бога, не ищете». Ибо много лет жил в том монастыре блаженный Савватий, стремясь своей жизнью восходить к совершенству, — как сказано пророком: «восхождения юдоль плачевную полагая в сердце своем — том месте, что назначено ему, ибо дает благословение давший Закон; и пойдут от силы в силу».

Начатъ же молити игумена живущими ту братиями и собою, дабы отпущенъ был съ благословением. Слышал бо бѣ от нѣкых пришелцевъ, глаголющих сице: «Есть озеро в Ноугородцкой области, глаголемо Ладожьское, и на том озере — остров, рекомый Валам.[8] На островѣ же томь бяше манастырь Господа нашего Исус Христа Преображение. И тамо иноци имуще неослабно житие, тружающеся и дѣлающе своими руками, и от таковаго труда пищу нужную приимаху, пѣниа же и молитвы беспрестани к Богу приносяще». От слуха же того увѣрився раб Божий Саватие и много в желание боголюбно таковаго помысла прииде во еже быти ему тамо.

И начал он просить игумена сам и молитвами братии, чтобы отпустил его с благословением. Ибо слышал от неких странников такой рассказ: «Есть в Новгородской земле озеро, называемое Ладожским, а на том озере — остров, именуемый Валаам. На том острове стоит монастырь Преображения Господа нашего Иисуса Христа. Проводят там иноки жизнь очень суровую: пребывают в тяжелых трудах и все делают своими руками — и от этих трудов нелегкую пищу себе добывают, песнопения же и молитвы беспрестанные Богу принося». От этого известия уверился в своем стремлении раб Божий Савватий и появилось у него боголюбивое желание там поселиться.

Не по мнозѣ же времени и получи желание свое. По нѣкоему Божию смотрению прииде в манастырь онъ, рекомый Святаго Спаса иже на Валамѣ, и приатъ бысть игуменом и братиею манастыря того. Пребываше же ту съ братиею, тружаяся и къ трудом труды прилагааше; и бѣ любим всѣми. И пребыв тамо немало время и добрѣ устрояя заповѣданныя ему службы въ обители той съ всяцем смирениемъ и многим терпѣнием и кротостию зѣлною. Не довлѣ бо ему таковаго труда подвига еже изнурити тѣло и весма плоть поработити духу. Истнив бо сию до конца, жилище явися Святаго Духа.

И в скором времени исполнилось желание его. Пришел он, по промыслу Божьему, в тот монастырь, называемый именем Святого Спаса на Валааме, и был принят игуменом и братиею монастыря того. И жил там вместе с братиею, в трудах пребывая и к трудам труды прилагая; и был любим всеми. И пробыл там немало времени, прилежно исполняя возлагаемые на него в обители послушания со всяческим смирением, и многим терпением, и великой кротостью. И изнурял свое тело, чтобы плоть поработить духу, — и недостаточно ему было трудов этого подвига. Когда же усмирил плоть до конца, явился жилищем Святого Духа.

Видѣвъ же игумен и братиа обители тоя в таковѣм устроении толика времени неуклонно въ трудѣх пребывающа и тако дивишася и рѣша в себѣ: «Что убо сътворим, яко видим тако сего подвизающася, а ничтоже вѣщающа, но съ всяцѣм тщанием зѣло, яко раб нѣкий без искупа работаша здѣ без всякого прекословиа. Воистинну раб есть Божий и велик дѣлатель заповедей Его».

Игумен же и братия той обители, видя его в таком внутреннем устроении, столько времени неуклонно в трудах пребывающего, дивились и говорили про себя: «Что делать? Видим, как этот (брат) подвизается, ничего не говоря, и с каким усердием работает здесь без всякого прекословия, словно некий раб, не имеющий выкупа. Воистину, это и есть раб Божий и великий делатель заповедей Его».

Внят же се слухом словеса сиа блаженый Саватие и тяжко вмѣнив, бѣ бо отнюдь ненавидя похвалы человеческыя. И рече к себѣ: «Что сътворю? Которому разумѣнию вдамся? Азъ бо за грѣхи моя предах себе прародителска осуждениа, иже в раи. Сам бо Владыко Христос нам сей образ положи и подписание: богат сый нас ради обнища, да мы его нищетою обогатимся.[9] Сиа повелѣниа и заповеди его, ихъ же подобааше хранити яко же мощно, рече бо пречистыми своими усты: „Иже кто хощет по Мнѣ ити, да възмет крестъ свой и послѣдует Мнѣ”.[10] Лучше ми есть отлучитися от пребываниа мѣста сего, нежели честь приимати и похвалы и покой подобных мнѣ человѣк — и всуе труд мой будет, да никако тѣло изнурив мъзды лешен буду!» Не бо можашѣ град укрытися верху горы стоя,[11] но зрим бяше от всѣх, сице и добродѣтелных мужий богоугодное житие не возможет утаитися; въпиют к Господу втайне, и Бог творит тех явленны, рече бо: «Славящая Мя прославлю».[12]

Услышал эти слова блаженный Савватий и тяжко ими опечалился, ибо более всего ненавидел похвалу человеческую. И сказал себе: «Что мне делать? Какой найти выход? Ведь я за свои грехи предал себя тому же осуждению, что и прародитель в раю. Но сам Владыка Христос нам этот пример показал и заповеди оставил: будучи богат, ради нас обнищал, чтобы мы его нищетою обогатились. Эти повеления и заповеди Его подобает хранить, что есть сил, ибо Он сказал пречистыми своими устами: „Тот, кто хочет за Мной идти, пусть возьмет крест свой и следует за Мной”. Лучше мне оставить место это, чем принимать честь и похвалы и покой от таких же, как я, людей — и напрасен труд мой будет; да не случится, что, изнурив тело, лишен буду награды!» Ибо как не может укрыться город, стоящий на вершине горы, но всем виден бывает, так и добродетельных мужей богоугодное житие не сможет утаиться; взывают они к Господу втайне, а Бог их делает явными, ибо сказал: «Славящих Меня прославлю!»

Снѣдааше же ся утробою блаженный Саватие, видя себе почитаема от игумена и всей братии, и помышляаше безмолвиа путь гонити. Слышал бо бѣ от живущих ту о островѣ, рѣкомѣм Соловкы, в мори акиана сказовашеся. Отстоит же от земли яко два дни шествиа имяше. Глаголют, округ его яко верстъ сто или множае, а вдоль биаше острова того яко тридесять верстъ. Имяше же посреди себе езера многи, и рыбы разны образы множество в них беху по родом ихъ, а не морьскыя. А иже в мори округ его ловитвы рыб, то бѣху морьскыя рыбы. Преплаваху же с брега морьскаго населници ловитвы ради рыбныя и звъри морьскаго ловци, кождо их с добытки отхождаху в домы своя. Островъ же той древесы разными цвѣтяше и бориемъ верси горам покровени, и по раздолиамъ всяко древеса имяше и ягодичиа многа разны бяху, и сосниа древеса велиа бяху к созиданию храмов — и на вся потребы благоустроен бѣ. Есть же доброугоден к сожитию человеческому по всему, въ еже хотящим пребывати тамо.

Скорбел душою блаженный Савватий, видя себя почитаемым игуменом и всей братией, и помышлял о подвиге безмолвия. Ибо слыхивал от тамошних жителей об острове, называемом Соловки, расположенном в море-океане, как сказывали. От земли удален он двумя днями плавания. Говорят, в окружности имеет верст сто или более, а в длину — верст около тридцати. Имеется посреди него много озер, а в них — множество разной рыбы различных пород, но не морской. А то, что в море вокруг него ловят, то морская рыба. Приплывают туда с побережья на рыбную ловлю местные жители и охотники на морского зверя — и каждый из них с добычей домой возвращается. Остров тот украшен множеством разных деревьев: вершины гор его покрыты бором, в долинах растут различные древесные породы и множество всякой ягоды, а огромные стволы сосен пригодны для строительства храмов — и всем необходимым тот остров благоустроен. И во всем благоугоден для жизни людей, желающих там поселиться.

Преподобный же Саватие, слышав сиа, сердечною уязвися безмолвиа любовнию, въ еже ити ему тамо, поминая в себѣ речениа псаломская: «Се удалихся бѣгая и водворихся в пустыни, чаях Бога, спасающаго мя».[13] И начат с молением проситися у игумена и всей братии, да его бы съ благословением отпустили на взыскание острова того. Сим же нимало послабѣвшим приати оного моление, не въсхотѣша пустити его ради добродѣтелнаго житиа, поразумѣша бо о нем, яко истинен раб Божии есть, образом и дѣлом превелик устав сим проувидѣся, сего ради немалу тщету себѣ вмѣняху быти отшествие праведнаго. Сему же сердцемъ распалающуся поити в желаемое мѣсто, Богом изволеный покой, и рещи съ Давыдомъ: «Сей покой мой, здѣ вселюся, обратися душа моя в покой твой, яко благоизволи тебѣ Богъ».[14] И пребысть еще мало нѣкое время и помышляаше в себѣ, како бы ему достигнути остров он.

Преподобный же Савватий, слышав об этом, проникся в сердце любовью к безмолвию и желанием идти туда, вспоминая про себя псаломское изречение: «Вот, убегая, удалился и поселился в пустыне, надеясь на Бога, спасающего меня». И начал просить с молитвой игумена и всю братию, чтобы отпустили его с благословением на поиски того острова. Они же нимало не уступили его мольбам и не захотели отпустить его из-за добродетельного его жития, ибо понимали, что он «истинный раб Божий», в облике и делах его видели величайший <для себя> образец и потому большой для себя утратой считали уход праведного. А у него сердце разгоралось стремлением уйти в желаемое место — <в> Богом дарованный покой, чтобы сказать с Давидом вместе: «Вот покой мой, здесь поселюсь. Возвратись, душа моя, в покой твой, ибо благоволил тебе Бог». И пребыл он <в монастыре> еще немного времени и размышлял про себя, как бы ему добраться до острова того.

Но понеже не возможе умолити игумена и братии обители тоя, дабы его отпустили съ молитвою и благословениемъ, но възложи себе на Божию волю, рекъ: «Якоже годѣ Господеви, тако и буди, благословено имя Господне отнынѣ и до вѣка». И знаменася крестным знамением, глаголя: «Господи Исусе Христе Боже, Сыне и Слово Отчее, родивыйся от Отца превечна прежде всѣх векъ и послѣжде от Пречистыя Девы Богородица въплотися непреложно, неизреченно рожество имѣя на небеси, горѣ, и несказанно на земли сшествие! Владыко, не пришел еси спасти спасаемых, но призвати грѣшных в покаяние![15] Настави мя, Господи, на путь, в онже пойду, яко к тебѣвзяхдушу мою,[16] и спася мя, уповающаго на Тя!»[17] И тако утаився от всѣх, нощию изыде из манастыря, нося молитвы отеческыя, възложив себе на Божию волю. Исторжеся якоже птица от пругла и яко серна от тенета,[18] — и рад бысть зѣло.

Но поскольку не смог он умолить игумена и братию той обители, чтобы отпустили его с молитвой и благословением, то положился на волю Божию, сказав: «Как угодно Господу, пусть так и будет! Благословенно имя Господне отныне и довека!» И осенил себя крестным знамением, говоря: «Господи Иисусе Христе, Боже, Сыне и Слово Отчее, родившийся от предвечного Отца прежде всех век и от Пречистой Девы Богородицы непреложно вочеловечившийся, неизреченное рождество имеющий на небесах, горе, и несказанно на землю сошедший! Владыко, не пришел спасти спасаемых, но призвать грешных на покаяние! Наставь меня, Господи, на путь, которым пойду, ибо к Тебе возношу душу мою, и спаси меня, уповающего на Тебя!» И, утаившись от всех, ушел ночью из монастыря, неся <с собой> молитвы отеческие и полагаясь на волю Божию. Вырвался, как птица из петли или как серна из сети, — и очень был этому рад.

И тако изыде блаженый Саватие, распалаем любовию безмолвиа, начат гонити шествие долгаго пути; бяше бо разстояние от Валамскаго манастыря до брега морьскаго яко седмьсот версть или и множае. Шествуя, Богу помогающу, храним бѣ действом Святаго Духа и направляем даже и до моря благодатию Христовою.

Так ушел блаженный Савватий, разгораясь любовью к безмолвию, — и отправился в долгий путь; ибо было расстояние от Валаамского монастыря до берега морского около семисот верст или более. И сопутствовала ему Божия помощь, и храним был действом Святого Духа, и до самого моря направляем благодатью Христовой.

И начат въпрашати живущих ту близ моря о состоянии мѣсту и колико отстоит от брега в мори Соловецской остров. Начаша же ему повѣдати населници мѣстнии, иже прямо острова того живущеи, есть убо остров той в мори отстояй от брега не близ суще, но яко двѣма деньма въ благолучныи вѣтри едва достизают в плавании. Блаженому же Саватию съ многым прилѣжаниемь въпрашающу их подробну: каков величеством и о древесѣх и о сладкыхъ водах и о всяком устроении.

И стал он расспрашивать живущих в Помории людей о местоположении Соловецкого острова и насколько удален он от берега. И рассказали ему местные жители, селившиеся напротив того острова, что лежит этот остров в море от берега неблизко, но, что, плывя при попутном ветре, с трудом за два дня достигают его. А блаженный Савватий со многим усердием обо всем их подробно расспрашивал: о величине острова, о деревьях, о пресной воде и о всяких особенностях.

Они же жителие поразумѣша мысль блаженнаго, что ради толико прилѣжно въпрашаеть, яко хощеть тамо вселитися. Рѣша же к нему: «О старче, остров онъ велик есть и всяческы угоден ко устроению человечьскаго житиа имать быти. Мнози бо от мног лѣт тамо вселитися хотѣша и невозмогоша людие сожительствовати страхованиа ради морскыа нужда». Друзии же глаголаху: «Еще тя зримь, о мнише, въ всяцемъ убожествѣ и нищетѣ, то чим имаши питатися или одежда имѣти?» В сицевых сѣдинах многолѣтных бяше, яко ничтоже могыи тружатися, еже хотяше быти ко устроению человечьскаго житиа, а страна сиа хладна бѣяше. Рече же преподобный Саватие: «Азъ убо, о чада, такова имам владыку, Христа Сына Божиа, укрѣпляющаго мя, естество старости юностно творяща и младенцам до старости съвръшеный возрастъ подающа, убогих обогащающа, алчныа насыщающа, нагиа одѣюща. Всевѣдець бо есть всѣм, вся строя на ползу боящимся Его и хранящим заповеди Его. Нѣкогда бо ему пятью хлѣб 5000 народа насытившу,[19] развѣ жен, и дванадесять кошниць укрух избытка ученикомъ събравшем. И пакы седмью хлѣб 4000 насытившу[20] — и седмь кошниць взяша; иногда воду вино сътворша».[21]

И те жители поняли замысел блаженного, отчего он так усердно расспрашивает: видно, хочет он там поселиться. И сказали ему: «О старче, остров тот велик и во всем пригоден для обитания людей. Но издавна хотели там многие люди поселиться, а жить не смогли из-за страха перед морскими опасностями». И другие ему говорили: «К тому же видим тебя, о монах, в совершенном убожестве и нищете, чем же ты <там> будешь питаться и во что одеваться?» Был он в таких многолетних сединах, что ничего не мог делать из того, что нужно для устроения человеческого житья, а земля эта была холодной. Ответил им преподобный Савватий: «Я ведь, о чада, такого имею владыку, Христа Сына Божия, укрепляющего меня, естество старости юношеским сотворяющего, младенцам прежде старости зрелый возраст дающего, убогих обогащающего, голодных насыщающего, нагих одевающего. Ибо всеведущ Он и все устраивает на пользу боящимся Его и хранящим заповеди Его. Однажды пятью хлебами насытил Он пять тысяч человек, не считая женщин и детей, — и двенадцать коробов кусков, оставшихся в избытке, собрали ученики Его. Потом он снова семью хлебами насытил четыре тысячи — и семь корзин собрали; в другой раз Он воду превратил в вино».

Человеци же они слышавше глаголемая святым, имущей разум дивляхуся Божию человеколюбию и святаго премудрости учениа, овии же, не имущеи смысла блага, ругахуся и понашахут ему, яко не имущу смысла. Он же наипаче възлюби а и непрестанно глаголя Божия чюдеса. По сих же, помышляа в себѣ реченное Давидомъ: «Възверзи на Господа печаль твою и Той тя препитает в вѣкы»,[22] и сътвори молитву и благословивь их и миръ дав, отиде в путь свой, радуяся, яко обрѣте желаемое.

Люди же те, слушая речи святого, имевшие разум дивились Божьему человеколюбию и мудрости учения святого, другие же, не имевшие благоразумия, насмехались и оскорбляли его как безрассудного. Он же, превелико возлюбив их, непрестанно рассказывал о Божиих чудесах. Потом, помышляя про себя реченное Давидом: «Возложи на Господа заботу твою, и Тот тебя укрепит вовеки», — сотворил молитву и, благословив их и призвав души их к миру, отправился в путь свой, радуясь, что обрел желаемое.

И прииде на рѣку Выг, мѣсто бо наричемо Сорока.[23] Ту бо бяше храм молитвеный, завомый чясовня. И обрѣте тамо нѣкоего мниха, выше мененаго, именем Германа, бяше бо сей родом корѣлскых людей. И сътворше молитву, сѣдоста. Начат же его блаженый въпрашати с тихостию о мѣсте острова оного и о шествии путном къ острову. Герман же повѣда ему все извѣстно, якоже и прежнии и яко самовидец бяше острова того. И съвѣт сътвориша не токмо допроводити его тамо, но и съжителствовати с ним на островѣ Соловецком.

И пришел на реку Выг в селение, называемое Сорока. Был там храм молитвенный, называемый часовня. И встретил там некоего монаха вышеупомянутого, именем Герман, был же он родом из карел. И сотворили они молитву, и сели. И начал блаженный расспрашивать его с кротостью о местоположении того острова и о пути к нему. Герман же рассказал ему все достоверно, то же, что прежние, ибо и сам он видел тот остров своими глазами. Посоветовались они и решили, что Герман не только сопроводит его туда, но и будет жить вместе с ним на острове Соловецком.

И по малѣ времени начаста путное шествие творити по морю, сѣдши въ малу ладиицу, иже глаголеться карбас,[24] и по Божию смотрению плаванию бывшу благополучну, Богу съхраняющу своих раб. И въ третий день достигоша острова Соловецского. Блаженый же Саватие възрадовася радостию виликою, яко не презрѣ Богъ молениа его!

И в скором времени отправились они в путь по морю, сев в малую лодку, называемую карбас, и, по Божию смотрению, было их плавание благополучным, ибо сохранял Бог рабов своих. И на третий день достигли они острова Соловецкого. Возрадовался блаженный Савватий радостью великой, что не презрел Бог моления его!

Изыдоста на сухо и ту поставиша шатеръ; и сътворша молитву, въдрузиста крестъ на мѣсте том, идеже достигоша пристанища. И начаста шествовати по острову смотряюще сѣмо и овамо, гдѣ бы хижица въдрузити себѣ къ упокоению. Видѣвше же мѣсто нѣкое стройно и начаста здати кѣлиа себѣ близ езера, малым отстояща от моря яко поприще едино. Бѣ же над езером тѣм гора превысока зѣло.[25]

Вышли они на сушу и там устроили шалаш; и, сотворив молитву, водрузили крест на том месте, где достигли пристанища. И начали осматривать остров, ища место, где бы им хижину себе поставить для обретения покоя (труда монашеского). Найдя же удобное место, начали строить себе келии вблизи озера, невдалеке от моря — на расстоянии одной версты. Была же над тем озером очень высокая гора.

Рабъ же Божий Саватие с подругом си Германом начаста здати кѣлиа себѣ близ моря и езера — и съвершиста въскоре благодатию Христовою. Начат же преподобный усердно кь трудом труды прилагати, разжегся теплотою духа, яко желание сердца своего получив, и радуяся. К вышним умъ свой вперяя,[26] плоть духови повинуя, вдаваашеся на всенощная стояниа и молитвы беспрестанныя, поучаяся присно въ псалмѣх и пѣниих духовных, поя Господеви въ сердци своем:[27] «На тя бо, Господи, упова душа моя,[28] и помощник ми бысть».[29]

И начали раб Божий Савватий со сподвижником своим Германом строить себе келии невдалеке от моря и от озера — и вскоре, благодатью Христовой, завершили. И стал преподобный усердно к трудам труды прилагать, разгоревшись теплотой духа, оттого что исполнилось желание сердца его, и радуясь. К горнему свой ум устремляя и плоть повинуя духу, предавался он всенощным стояниям и беспрестанным молитвам, «поучаясь всегда в псалмах и пениях духовных, поя Господу в сердце своем»: «На Тебя, Господи, уповала душа моя, и Ты помощник мне был».

И тако тружахуся с подругом своим Германом, землю копающе мотыками, и тѣм питахуся. Нужную пищу приимаху и «в поте лица, по глаголющему, снѣдааху хлѣб свой».[30] И бѣ Богъ питая их съ мнозѣм обилием.

И так трудились они с другом своим Германом, землю копая мотыгами, и этим питались. Нелегким трудом пищу себе добывали и, как сказано, «в поте лица ели хлеб свой». И питал их Бог со многим обилием.

Увидѣвши же то мужие живущеи по брегу моря, яко вселишася иноци на остров Соловецскый; и населници прямо острова того начаша завидѣти им и восхотѣста изгнати их со острова, глаголюще сице: «Мы паче ближае всѣх земля Корѣлскыя сроднии наслѣдници острова сего. Начнем имѣти в наслѣдие по отечеству себѣ и чадом нашим и въ прочаа лѣта родов наших, а сих пришелцев изгоним от мѣста того». И съвѣщавшеся, послаша единого от житель корѣлскых людей с женою и чады.

Увидели же это люди, живущие на побережье, что поселились иноки на острове Соловецком; и те, что селились напротив того острова, начали им завидовать и захотели изгнать их с острова, говоря так: «Мы самые близкие в Карельской земле кровные наследники острова этого. Будем же владеть им как своим отцовским наследием — себе и детям нашим и в будущие лета родов наших, а этих пришельцев прогоним с места того». И, посовещавшись, послали на остров одного из карельских жителей с женой и детьми.

Той же прииде на остров по съвѣщанию съсѣд своих; и начаста здати храмы, яко же бы мощно житие имѣти, и по езером начаша ловити рыбы. Преподобному же Саватию не вѣдущу тѣхъ пришествиа на остров, ни подругу его Герману.

Он же пришел на остров по совету своих соседей; и начали они строить себе дома, чтобы было где жить, и стали по озерам рыбу ловить. Преподобный же Савватий не знал об их приходе на остров, так же как и друг его Герман.

Прилучи же ся в день воскресениа, дни свитающу, святому же поющу заутренюю и въ время исшедшу ему ис кѣлиа покадити Честный Крестъ, иже и бѣ въдрузилъ близъ кѣлия своея поклонениа ради,[31] и слыша глас и вопль велик вопиющь, моляся. И бысть въ удивлении и в ужасѣ от гласа вопля того, и възва Германа ис кѣлиа, рече: «Что, яко слышу глас вопля человеческаго?» Он же рече: «Откуда бѣ таковый глас слышашеся, а не имущим жития человеком, развѣ нас?» И знаменавшеся крестным знамениемъ, отидоша в кѣлию, дивяшеся глаголаху: «Что се бысть? Откуду бѣ таковъ гласъ?» И кончаста утренюю, сътворша молитву. Гласу же паки болма слышащуся. Германъ же приимъ благословение от святаго и поиде на глас той.

Случилось же, в один воскресный день, когда рассветало, а святой пел заутреню, — когда он вышел покадить у Честного Креста, который водрузил вблизи своей келии для поклонов, услышал он возглас и громкий вопль, взывающий с мольбою. Удивился он и пришел в ужас от того вопля, и позвал Германа из келии, и сказал: «Что это? Как будто слышу вопль человеческий?» Тот же ответил: «Откуда бы мог слышаться этот голос, если здесь никто не живет, кроме нас?» И, осенив себя крестным знамением, пошли они в келию, удивляясь и говоря: «Что это было? Откуда мог быть этот крик?» И, помолившись, закончили утреню. И снова услышали возглас, еще более громкий. Тогда Герман получил от святого благословение и пошел на тот крик.

Пришедшу же ему, обрѣте жену лежащу и плачющу с воплем. Герман же въпрашаше вины плача ея: «Что ти бысть, жено, почто плачеши кричащи?» Она же съ многым въсклицаниемь начат повѣдати, сице глаголющи: «Господине отче! Идущу ми на езеро к мужу своему, и срътоста мя два юноши страшна образом свътла зѣло и начаста мя бити дубци, глаголюще: „Изыдета скоро от острава сего, вам бо не достоит жити зде! Но благоволи Богъ на пребывание иноческого чина устроену быти мѣсту сему! Вы же скорѣе отидете отсуду, да не како злою смертию погыбнете! Сие же мѣсто иноческое жительство будеть отселѣ, да съберутся ту множество иноческых чина, и да прославляеться от них имя Божие на мѣсте семь, и храм во имя Исусъ Христа възъдвигнется!” И тако невидима быша».

Придя, нашел он женщину, лежащую и плачущую навзрыд. И спросил ее Герман о причине ее плача: «Жена, что случилось с тобой? Отчего ты плачешь и кричишь?» Она же, с многими восклицаниями, стала рассказывать ему следующее: «Господине отче! Когда я шла на озеро к своему мужу, встретили меня два грозных юноши со светлыми лицами и стали бить меня прутьями, говоря: „Уходите скорее с этого острова, ибо не дóлжно вам жить здесь! Но благоволил Бог устроить это место для жизни иноков! Вы же уходите скорее отсюда, да не погибнете здесь злою смертью! Отныне на этом месте будет обитель иноческая и да соберется здесь множество монахов, и имя Божие да прославляется ими на месте этом, и храм во имя Иисуса Христа воздвигнут будет!” И сказав так, невидимыми стали».

Герман же, слышав сие, отиде от неа, скоро възвратися кь старцу Саватию и сказавъ ему вся пореду, еже слыша. И тако поразумѣша от Бога хотящую быти благодать на острове том. И от того времене никтоже смѣя дерзнути от человекъ мирьскых приближатися ко острову тому жити. Преподобный же, слышав от Германа, въстав, прослезися и съкрушеным сердцемь общу хвалу въздаша Господеви и Пречистѣй Его Матери съ многым благодарением. Начаша жити на мѣсте том въ всяцех трудѣх и злостраданиих мнозех.

Герман же, услышав это, оставил ее и скорее возвратился к старцу Савватию и рассказал ему обо всем по порядку, о чем услышал. И так они узнали, что по воле Божией пребудет на том острове благодать. И с той поры никто из мирян не смел дерзнуть приблизиться к тому острову, чтобы жить там. Преподобный же, услышав от Германа (о случившемся), встав, прослезился — и с сокрушенным сердцем воздали они общую хвалу и многое благодарение Господу и Пречистой Его Матери. И жили они на том острове в непрестанных трудах и злостраданиях многих.

По лѣтех же нѣколикых Герману обычное благословение испросившу от святаго, еже отити на брег моря и на Онѣгу рѣку нѣкыя ради потребы. И тамо отшед, умедли. Старцу же Саватию единому оставшу на островѣ и пребывающу много времени. И сперва убо мыслию поскорбѣ о отшествии Германовѣ, и по сих нача болма простиратися на подвиг и, слезами на всяк день постелю омокая, псаломскы рече: «Господи, Боже мой, на Тя уповах, спаси мя![32] Яко к Тебѣ взях душю мою[33] от юности моея, и не лиши мене, от мног лѣт въжделѣвша мѣста сего святаго!»

Прошло несколько лет, и Герман испросил, по обычаю, у святого благословение, чтобы отправиться на побережье и на Онегу-реку ради некоторых надобностей. И, уйдя туда, задержался. Старец же Савватий один остался на острове и жил так долгое время. Сперва погрустил он в помыслах об уходе Германа, но потом стал еще усерднее подвизаться и, слезами каждый день ложе омывая, взывал стихами псалмов: «Господи, Боже мой, на Тебя уповаю, спаси меня! Ибо Тебе отдал душу мою от юности моей, и не отвергни меня, многие лета желавшего этого места святого!»

Видевшие же нечистии дуси себе утѣсняеми и страдалца крѣпко оружием крестным утвердившася, начаша досады многы и страшилища творити и сподвигошася на нь всею силою. Приидоша, воображахуся овии въ змиа, инии же в различныа звѣря дивия, поглотити хотяше. Святый же оградився крестным знамением и начатъ пѣти: «Да въскреснетъ Богъ и разыдутся врази Его!»[34] И скончавъ весь псаломъ, и тако вси лукавых козни без вести быша. И тако святый пребысть без вреда, день же и нощь всегда пребываа в молитвах безпрестани.

Увидели же нечистые духи, как теснит их подвижник, утвердившийся крепко оружием крестным, и стали чинить ему многие досаждения и устрашать его, и двинулись на него всею силою. Пришли, обратившись: одни — в змей, другие — в различных диких зверей, хотящих поглотить его. Святой же оградился крестным знамением и стал петь: «Да воскреснет Бог и расточатся враги Его!» И закончил весь псалом — и все козни бесовские исчезли. И так остался святой невредим, днем и ночью всегда пребывая непрестанно в молитвах.

Герману же пришедшу на осень къ брегу морьскому, хотящу шествиа творити на остров Соловецькый, и не возможе, бѣ бо воздухъ хладен, и вѣтри противни, и снѣговѣ мнози, и бяше въ мори велико волнение. И пакы възвратися на Онѣгу озимѣти. Въ второе же лѣто хотяше ити в путь свой взыскати старца, и бѣ обият болезнию на многа времена, и пакы не возможе шествовати, к нему же желааше.

Герман же пришел осенью на побережье, желая плыть на остров Соловецкий, но не смог, так как настала стужа, дул встречный ветер, шел снег и было сильное волнение на море. И возвратился он зимовать на Онегу. На следующее лето снова хотел он идти в путь, чтобы вернуться к старцу, но был тяжело болен долгое время и опять не смог идти к тому, к кому так желал.

Преподобный же Саватий, стоя на обычном своем правиле[35] и единъ къ единому Богови бесѣдуа в молитвах, и приим извѣщение от Бога, еже отрешитися съюзъ плотскых и отити к Господу, егоже от юности въжделѣ. И начатъ молитися, сице глаголя: «Господи Боже, Вседръжителю, услыши мя, Человеколюбче, не презри молитву недостойнаго раба своего! Сподоби мя быти причастника Пречистых и Животворящих Тайнъ Пречистаго Ти Тѣла и Всечестныа Крове Твоея, Господа моего Исуса Христа, юже нас ради пролия! Понеже бо много времена лишен бых сего сладкого просвѣщениа, якоже с Валаама изыдох и пребых во островѣ сем».

Преподобный же Савватий, стоя на обычном своем правиле и в молитвах наедине беседуя с Богом, получил весть от Бога, что надлежит ему освободиться от телесных уз и отойти к Господу, к которому от юности стремился. И стал он молиться, говоря так: «Господи Боже, Вседержителю, услыши меня, Человеколюбче, не презри молитву недостойного раба своего! Сподоби меня быть причастником Пречистых и Животворящих Тайн Пречистого Твоего Тела и Всечестной Твоей Крови, Господа моего Иисуса Христа, которую Ты ради нас пролил! Ибо долгое время лишен был я этого сладкого просвещения — с тех пор как ушел с Валаама и живу на этом острове».

Святый же по молитвѣ изыде на брег острова к морю и обрѣте карбас на брезе съ всяцемь устроением, якоже мощно быти плаванию. И уразумъв бывшее Божие смотрение, не възвратися в кѣлью, но сѣде в карбас, поиде шествие творя по морю, аможе Богъ наставит й обрѣсти желаемое.

После молитвы пошел святой на берег к морю и нашел на берегу лодку с полным снаряжением, готовую к плаванию. И усмотрев в этом Божие попечение, не стал возвращаться в келию, но сел в лодку и отправился в путь по морю, куда его Бог направит, чтоб обрести желаемое.

Бывшу же стройну плаванию: бысть в мори тишина велиа, вѣтру тонку дыхающу. Блаженый же моляшеся, глаголя: «О Владыко, Ты утвердил еси силою твоею море,[36] възмущение же волны его Ты укращаеши».[37] И тако сохраняемъ Божьею благодатию, въскорѣ преплу пучину морскую, яко единем днем, на Выгънаволокъ.[38] И обрѣтѣ ту игумена именем Нафонаила[39] на Выгу-рѣцѣ у часовни, пришедше тамо посещения ради православных християн. И яко узрѣ его блаженый Саватие, возрадовася духом и рече: «Величит душа моя Господа,[40] яко на презрѣ молениа моего Благыи!» И, сотворше молитву, лобызааше друг друга святым целованием, и един от единого просяше благословения. Посем рече преподобный Саватие: «Подобает убо тебѣ, о священный отче, благословити наше смирение, понеже сподобися просвещениа благодати Святаго Духа, приимь великый чинъ священьства вязати и рѣшати согрѣшающая,[41] ими же и нашу худость просвѣтити и направити к Божиим повелѣнием и святых заповедей хранению».

И было легким плавание: на море стояла тишина и тихий ветер веял. Блаженный же молился, говоря: «О Владыко, Ты разделил силою Твоею море и мятеж его волн Ты укрощаешь!» И так, хранимый Божией благодатию, вскоре переплыл морскую пучину — всего за один день — и приплыл в Выг-наволок. И встретил там на Выгу-реке у часовни игумена по имени Нафанаил, который пришел туда для посещения православных христиан. Когда увидел его блаженный Савватий, возрадовался духом и молвил: «Величит душа моя Господа, ибо не презрел моления моего Благой!» И, сотворив молитву, целовали они друг друга святым целованием, и просили один у другого благословения. И тогда сказал преподобный Савватий: «Подобает же тебе, священный отче, благословить наше смирение, ибо ты удостоился просвещения благодатию Святого Духа, получив великую власть священства освобождать или связывать согрешающих, ею же и нашу худость просвети и наставь к исполнению Божиих повелений и хранению святых Его заповедей».

Поразумѣв же игуменъ Нафонаилъ Божиа раба суща старца и рече: «Кто ты еси, отче? И откуду? И камо идеши?» Отвѣщав же, блаженныи рече к нему: «Азъ, о отче святый, многрѣшный Саватие нарицаюся, живях в нѣкоем островов сих морьскых, страны сея имый пребывание. И пребых нѣколико лѣт, работаа Господеви. И имѣх с собою брата именем Германа, и се второе лѣто, якоже отиде от мене со острова, и не вѣм, что случися ему. Аз же, грѣшный, молих Господа Бога о сем, да мя сподобить Пречистых Тайнъ причастия, поразумех бо, яко ошествие мое приближися, и не вѣм дне скончаниа моего. И се Божья благодать настави мя приити до тебе. И нынѣ молю свою святость, да отимеши грѣхы моя от мене честнымь исповѣданием. И аще Богъ благоволит и твое священьство, да мя сподобиши быти причастника Святых и Животворящих Тайнъ Причистаго Тѣла и Честныа Крови Владыкы Христа и Бога моего, от много бо лѣт желаю напитатися душепитателною сею пищею! Нынѣ же человеколюбець Богъ объяви ми твое боголюбье чистителя душам и врача, да оцестиши мя от согрѣшениих, яже согреших от юности моеа, словом и дѣлом и помышлением, отнележе родихся, даже и доднесь».

Понял же игумен Нафанаил, что старец — истинный раб Божий, и спросил: «Кто ты, отче? И откуда? И куда идешь?» Отвечая, блаженный сказал ему: «Зовут меня, о отче святой, многогрешный Савватий, жил я на одном из этих морских островов, находящихся в этом краю. И прожил там несколько лет, служа Господу. И имел с собой брата по имени Герман, но вот уже второй год, как он ушел от меня с острова, и не знаю, что с ним случилось. Я же, грешный, молил Господа Бога о том, чтобы сподобил меня причастия Пречистых Тайн, ибо познал я, что уход мой близок, но не знаю дня кончины моей. И вот Божия благодать направила меня к тебе. И ныне молю твою святость, разреши меня от грехов моих таинством исповеди! И, если благоволит Бог и изволит твое священство, сподоби меня быть причастником Святых и Животворящих Тайн Пречистого Тела и Честной Крови Владыки Христа и Бога моего, ибо много лет желаю напитаться сей душепитательной пищей! И ныне Человеколюбец Бог указал мне твое боголюбие — врача и чистителя душам, да очистишь меня от согрешений, которыми я от юности моей согрешил, словом и делом и помышлением, от рождения даже и доныне».

И отвѣща игумен преподобному Саватию: «Богъ да простит ти, отче святый, мною, недостойным рабом своим!» И на небо возведе очи свои, глаголаше: «О колико имать Господь съкровеных рабъ, имьже не бѣ достоинъ весь мир!»[42] И надолзѣ стоя, дивяся, взирая к преподобному и съ слезами глаголаше: «Да бых аз имѣл грѣхы твоя, отче, въ оцищение моего недостоинъства!»

И отвечал игумен преподобному Савватию: «Бог да простит тебя, отче святой, мною, недостойным рабом своим!» И возведя очи к небу, произнес: «О, сколько имеет Господь сокровенных рабов своих, которых недостоин и целый мир!» И долго стоял он в изумлении, глядя на преподобного, и со слезами говорил: «О если бы мне иметь грехи твои, отче, во очищение моего недостоинства!»

И намнозѣ рад бых игуменъ, яко видению блаженаго Саватиа сподобися и слышав от него богодухновеная словеса. Бѣ бо многа слава о немъ добродѣтелнаго ради житиа его. Тогда глагола преподобный къ игумену: «Отче святый, время уже настоит: концу приближающуся моего житиа; молюся твоей святыни, да подаси ми комкание пречистаго бисера — Тѣла и Крове Господа нашего Исуса Христа! Да не умедлиши нимало!»

И очень был рад игумен, что удостоился видеть блаженного Савватия и слышать его богодухновенные слова. Ведь из-за добродетельной его жизни шла о нем многая слава. И тогда сказал преподобный игумену: «Отче святой, время уже наступает: приближается кончина моя; молю твое священство, подай мне причастие пречистого бисера — Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа! Не медли нисколько!»

Игумен же глагола ему тако: «Да идеши ты, господи мой Саватие, на Выг-рѣку к часовнѣ и пождеши мене. Аз же скоро заутра възвращюся к тебѣ». И прииде бо в то время нѣкый человекь по игумена от населных тамо живущих, сказуа человека тяжка боляща и желающа отца духовнаго. Блаженый же Саватие глагола ему яже о себѣ: «Како же убо, отче духовный, не отлагай до заутра въ еже сподобити мене Божественных Тайнъ причастия! Не убо вѣмы, аще съберемь духа от въздуха дыханиа до заутра». Прорече же й исхождение свое. «А иже речеши ми на Выг-реку к часовнѣ, иду, а по сих сключившихся, не вем, что будеть, понеже сила моя в немощи совершается».[43]

Игумен же ответил ему так: «Ступай, господин мой Савватий, на реку Выг к часовне и подожди меня. Я же утром возвращусь к тебе вскоре». Ибо пришел тогда за игуменом один из местных жителей от тяжелобольного, зовущего к себе отца духовного. Блаженный же Савватий сказал ему о себе: «Как же так, отче духовный, не откладывай до утра причащения Божественных Тайн! Ведь не знаем того, сохраним ли дух, чтобы дышать до утра» (предсказал ему этим уход свой). «А теперь, коль велишь мне идти на Выг-реку к часовне, — иду, а что после случится, того не знаю, „ибо сила моя в немощи совершается"».

Игуменъ же познает раба Божиа; и слышавъ извѣстно от него о исшествии ис телесе и том часѣ причасти его Пречистых и Животворящих Тайн Тела и Крове Христа Бога нашего. И давъ ему целование, отпусти и рекъ: «Молю, рабе Божии, да пождеши мя при часовне на Выгу». Святый же отвеща: «Аще Богъ повелит, всяко имамь преждати тя при часовне, — якоже тъи самь рече Владыка Христос: „Небо и земля мимоидеть, а словеса моя не преидут”».[44] Игумен же отоиде на присѣщение болнаго оного, егоже прежде рекохом, и тщашеся скоро возвратись къ блаженому.

И познал в нем игумен Нафанаил истинного раба Божия; и услышав от него достоверно о разлучении с телом, тотчас причастил его Пречистых и Животворящих Тайн Тела и Крови Христа Бога нашего. И простившись с ним святым целованием, отпустил его и сказал: «Молю тебя, раб Божий, подожди меня на Выгу при часовне!» Святой же ответил: «Если Бог повелит, то всяко должен буду дождаться тебя при часовне, — ибо об этом говорит и сам Владыка Христос: „Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут”». И отправился игумен посетить того больного, о котором мы ранее сказали, желая поскорее вернуться к блаженному.

Саватие же прииде на реченое от Бога мѣсто на Выг к часовне, и радостию великою возрадовася, яко сподобися Пречестных Тайнъ причастия. И вшед в часовню, помолився на мног час, хвалу възсылая Господеви и Его Пречистѣй Матери Богородици. И отоиде в кѣльицу, затвори себѣ, и тамо молитвы безпрестани въздая Богови, готовляшеся к вѣчному шествию.

Савватий же пришел в указанное ему Богом место — к часовне на реке Выг, и возрадовался радостью великой, что сподобился причастия Пречистых Тайн. И войдя в часовню, молился там долгое время, воссылая хвалу Господу и Пречистой Его Матери Богородице. И ушел в кельицу и затворился, и там беспрестанно воссылая молитвы Богу, готовился к отходу в вечность.

В то же время прииде нѣкый купець из Новаграда, иды в насадѣ,[45] именем Иоаннь. И пришед из насада, вниде в часовню поклонениа ради святых иконъ — образа Господа нашего Исуса Христа и Пречистыа Его Матере и иных святых икон, обрѣтшихся тамо. И прииде в кѣлью блаженнаго Саватиа, въсхотѣ благословитися от него. Старець же отверзъ двѣри кѣлиа и приат его.

А в то время пристал к берегу некий купец из Новгорода, плывший в насаде, по имени Иоанн. Сойдя с судна, пришел он в часовню поклониться святым иконам — Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Его Матери и другим святым иконам, находившимся там. И пришел в келию блаженного Савватия, желая получить от него благословение. Старец же, отворив двери келии, принял его.

Муж же той боголюбив сый, и бѣ богатство имѣя много, и рабы, и рабыня, и принесе милостыня. Старець же не въсхотѣ взяти. Купець же много молив старца, дабы что взял от руку его: одежда или пища, или сребреница. И отречеся блаженый, едино рек ему: «Аще хощеши творити милостыня, то имате требующих». И поучив его доволно о милостини, о любви и цѣломудрии, и о милосердии домочадець, и о заступлении вдовиць и сиротах, и о прочей ползи душевнѣй — и благословивъ, отпусти и́.

Был же тот муж боголюбив и имел большое богатство, многих наемных работников и работниц, — и принес милостыню. Старец же не захотел ее взять. Купец долго молил старца, чтобы взял что-нибудь из рук его: одежду или пищу или серебряную монету. Но отказался блаженный, одно лишь сказав ему: «Если хочешь творить милостыню, то сотвори нуждающимся». И, поучив его достаточно о милостыни, о любви и целомудрии, о милосердии к домочадцам, о заступничестве вдов и сирот и о многом другом для пользы душевной и благословив, отпустил его.

Иоан же отиде, зѣло скорбя о сем, яко не приятъ от него святый ничтоже, и тщету велию вмѣнив си, бѣ бо любя иноческы чинъ. Блаженый же проувидѣвъ о сем, что ради прискорбен бысть, и възва и́, глаголя: «Не скорби, чадо Иоанне, но послушай мене. Препочи на брезе до утра — и узриши благодать Божию быти хотящую. И въ утреи безтрудным плаванием отидеши в путь свой».

Иоанн же ушел очень огорченный тем, что святой не взял у него ничего, ибо, любя монашеский чин, счел это большой для себя утратой. Блаженный же, провидя причину его скорби, окликнул его и сказал: «Не скорби, чадо Иоанн, но послушай меня. Передохни на берегу до утра — и увидишь Божию благодать. А утром безопасно отправишься в путь свой».

И по малѣм времени бысть буря велиа, и громи, и молния, и трус велик бысть в мори и в рецѣ чрез всю нощь. Иоанн же, видѣвъ пременение въздуха, и волнение морьское и рѣчное устремление, по пророчеству старца, и ужасеся зѣло: восхотѣв бо ити и не возможе. И, приимъ благословение старче, отиде в шатеръ свой и препочи в нощи ту.

И в скором времени началась сильная буря, с громом и молнией, и страшный ураган бушевал на море и на реке всю ночь. Иоанн же, видя перемену погоды: бурю на море и ураган на реке, — бывшие по пророчеству старца, — пришел в ужас: ведь он восхотел идти дальше и не смог. И, получив от старца благословение, ушел в шатер свой и там заночевал.

Святый же беспрестани поя и моляся всю нощь, исходныа молитвы всылаа ко Владыцѣ Христу. И кадилницу въсприимъ, и фимиянъ на углие възложи, и отшед в часовню. И тамо доволно молитвовав, отиде в келью. И покадивъ святыа иконы, съвершив молитвы Господеви, и поне вмале изнеможе, и седе на обычном мѣсте келия, кадильницу же особь по странѣ себе постави. И руцѣ въздвигь горѣ, и рече: «Господи, в руцѣ Твои предаю духъ мой».[46] И тако предасть блаженую свою душу в руцѣ Божии, и в безславии славы о Бозѣ словый славне изыде.[47]

Святой же всю ночь пел и молился не переставая, воссылая отходные молитвы ко Владыке Христу. И, взяв кадильницу, положил на уголья ладан и пошел в часовню. И помолившись там довольно, возвратился в келию. Покадил в ней честным иконам, помолился Господу и, почувствовав, что силы от него уходят, сел на обычном месте в келии, а кадильницу поставил рядом с собой. И воздев руки, молвил: «Господи, в руки Твои предаю дух мой». И так предал блаженную свою душу в руки Божии — и в бесславии человеческой славы, но прославленный у Бога, преславно отошел.

Утру же бывшу, въздух на тихость преложися и свѣтлость солнечная въсия. Прииде Иоаннъ в часовню поклонитися образом святых икон, и по сем къ келии приходить преподобнаго, хотя от него благословениа прияти и отити в путь свой. И сътворь молитву, и не бысть гласа.[48] И пакы сътворивъ молитву, не бѣ гласа ни послушаниа.[49] И бѣ толкый вь двери — и отверзошася. Он же, сотворь молитву, вниде в кѣлью — и слыша велие благовоние, а святаго сѣдяща, и ужасеся, мня его жива суща. И глагола к старцу: «Отдай же ми, отче честный, яко дерзностнѣ внидохъ к тебѣ, многою вѣрою обьдержим кь твоей святости, понеже не смѣю отити в путь свой не приим благословениа от тебе». И стояше пред святым, а отвѣта никоегоже слыша от него.

Наутро же ветер утих и воссияло солнце. Пришел Иоанн в часовню поклониться святым иконам, а затем приходит к келии преподобного, желая получить от него благословение и отправиться в путь свой. И сотворил молитву, но не услышал ответа. И снова произнес молитву, но не было ни звука, ни отклика. И стал он стучать в двери — и они отворились. Сотворив молитву, вошел он в келию и почуял дивное благоухание, и (увидел) святого сидящего и, думая, что тот живой, ужаснулся (своей дерзости). И сказал старцу: «Прости меня, честный отче, что я дерзко вошел к тебе, ибо имею большую веру к твоей святости, поэтому не смею отправиться в путь, не получив твоего благословения». И стоял он перед святым, но не услышал от него никакого ответа.

В мантии[50] бо и куколѣ[51] сѣдяше блаженый, и кадилница стояше въскраи его. Келия же бѣ исполнь благоуханиа неизреченаго. И приступль, рече: «Благослови, отче Саватие, к путному шествию раба своего». Та же приник и видѣв его о Господѣ скончавшася.

Блаженный же сидел в мантии и куколе, и рядом с ним стояла кадильница. Келия же была наполнена несказанным благоуханием. И приблизившись, сказал он святому: «Благослови, отче Савватий, раба своего в путь». И, склонившись, увидел, что тот предал душу Господу.

И стоя помышляя, в себѣ глаголаше, взирая ко образу Господня иконы: «О Владыко Господи,что сотворю? Которому разумѣнию вдамся? Аще оставлю мощи преподобнаго сего без управлениа, то боюся, Милостиве, а прикоснутися не смѣю святаго телеси его недостойныма рукама своима, да некако что бѣдно постражу за недостоинъство мое!» И помену в себѣ слово Господне, глаголюща кровоточивѣй: «Вѣра твоя спасеть тя».[52] И дерзнув с вѣрою велиею, приступив, взять и, възложи на рамѣ свои, яко легкый ерем Христовъ,[53] отнесе и положи посреде часовни и, лобзавь со слезами, изыде.

И стоял Иоанн размышляя, и молился про себя, возводя взор к образу Господа: «О Владыко Господи: как мне поступить? Какое принять решение? Боюсь оставить мощи преподобного сего без приготовления к погребению, Милостивый, но и не смею прикоснуться к святому его телу недостойными руками своими — да не навлеку на себя беду за свое недостоинство!» И вспомнил слова Господа: сказавшего жене кровоточивой: «Вера твоя спасла тебя». И, дерзнув с великою верою, приступил, взял его, возложил себе на плечи, словно «легкое бремя Христово», отнес и положил посреди часовни — и, поцеловав со слезами, вышел.

И в той час прииде игумен Нафанаил к чясовнѣ. Изьявил бо бяше преподобный исход свой от телесе тогда, егда комкаше от руку его Пречистых Тайн Тѣла и Крове Господа нашего Исусъ Христа! И облобызав честныя мощи со слезами, и начат въпрашати купца о преставлении святаго. Он же сказав вся извѣстно о блаженнѣм: како прииде прежде еще ему живу сущу; и о всѣх полезных богодуховных словес, яже наказая и́ учише; и о хотящем быти наказании от Господа — въздуха пременении — како прорече; и како виде его и по преставлении сѣдяще, яко жива.

А в это время пришел к часовне игумен Нафанаил. Ведь предрек ему преподобный исход свой из тела, когда причащался из рук его Пречистых Тайн Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа! И облобызав со слезами честные его мощи, стал расспрашивать купца о кончине святого. Тот же подробно рассказал ему все о блаженном: как пришел к нему, когда тот был еще жив; и о всех полезных и богодухновенных словах, которыми поучал его, наставляя; и о том, как предсказал грядущее наказание от Господа — внезапную перемену погоды; и как увидел его — уже после смерти — сидящего, точно живого.

Игумен же въздохнувъ из глубины сердца, рече: «Слава тебѣ, Боже, прославляющему святых своих!»[54] И тако, съ псалмы и пѣснми, честнѣ погребоша святыя мощи преподобнаго Саватия, вдавше персть персти, месяца септеврия в 27,[55] славяще Христа Бога.

Игумен же, вздохнув из глубины сердца, сказал: «Слава Тебе, Боже, прославляющему святых своих!» И так с псалмами и песнопениями достойно погребли они святые мощи преподобного Савватия, земное земле предав и славя Христа Бога, — в месяце сентябре в 27 день.

По погребении же преподобнаго сѣдоста оба вкупѣ, Иоан же и игумен, и рече игумен: «Вѣси ли, Иване, какыя благодати сподобихомься от владыкы Христа, такова свята мужа послужихом погребению?» И начатъ повѣдати ему о житии святаго на островѣ и о пришествии со острова, како единъ по морю плавание творя, и яже слыше от устъ блаженаго. Онъ же начат дивитися, глаголя: «Въистинну, господине отче, мене недостойнаго много наказа от Божественых Писании, како жити подобает православному християнину и имѣти чистоту и цѣломудрие и милость к ближнему; и како прорече ми святая уста его хотящее быти божие наказание и человеколюбие? И аще бых увѣдѣлъ честное его преставление, то никакоже бых отступил от кѣлья сея! Но и о семь благодарю всемилостиваго Бога, яко сподоби мя видети преставльшася земнаго аггела, а небеснаго человека яко жива сѣдяща, и по преставлении, отнести в часовню честныя и трудолюбныя его мощи!» И дасть игумену милостыню доволну.

После погребения преподобного сели они вместе, игумен и Иоанн, и сказал игумен: «Знаешь ли, Иван, какой благодати мы удостоились от Владыки Христа, послужив погребению такого святого мужа?» И стал рассказывать ему о жизни святого на острове, и о том, как пришел он с острова, один плывя по морю, и обо всем том, что слышал из уст блаженного. Тот же удивлялся, говоря: «Воистину, господине отче, и меня, недостойного, он много наставил от Божественного Писания, как подобает жить православному христианину и иметь чистоту и целомудрие, и милость к ближнему; и ведь как он предрек мне святыми своими устами грядущее наказание Божие и человеколюбие Его! О, если бы я знал о святой его кончине, то никоим образом не отлучился бы из этой келии! Но и за то благодарю Всемилостивого Бога, что удостоил меня видеть земного ангела и небесного человека, — сидящего и после кончины, точно живого, — и отнести в часовню честные и трудолюбивые его мощи!» И подал игумену довольно милостыни.

И тако, чюдящеся, воздаша хвалу Богови, творящему дивная чюдеса святыми своими угодникы, «ихже око не видѣ и ухо не слыша и на сердце любострастнаго не взыде, яже уготова Богъ любящимь Его».[56]

И так, дивясь, воздали они хвалу Богу, творящему святыми своими угодниками дивные чудеса, «которых ни око не видело, ни ухо не слышало, и не приходило то на сердце любострастного, что уготовал Бог любящим Его».

И разыдошася кождо восвоя, носящи яко съкровище многоцѣнно[57] в домы своя молитвы святаго Саватиа, славяще святую Троицу: Отца и Сына и Святаго Духа, нынѣ и присно и в вѣки вѣком. Аминь.

И разошлись они каждый в свою сторону, неся в дома свои, словно некое сокровище многоценное, молитвы святого Савватия и славя Святую Троицу, Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

ЖИТИЕ И ПОДВИЗИ И ОТЧЯСТИ ЧЮДЕС ПРЕПОДОБНАГО И БОГОНОСНАГО ОТЦА НАШЕГО ИГУМЕНА ЗОСИМЫ, НАЧЯЛНИКА СОЛОВЕЦЬСКЫЯ ОБИТЕЛИ, И О ПРИШЕСТВИИ ЕГО НА ОСТРОВЪ СОЛОВЕЦСКЫЙ, И О ЗАЧЯЛЪ МОНАСТЫРЯ ТОГО

ЖИТИЕ И ПОДВИГИ И НЕКОТОРЫЕ ИЗ ЧУДЕС ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО ИГУМЕНА ЗОСИМЫ, ОСНОВАТЕЛЯ СОЛОВЕЦКОЙ ОБИТЕЛИ, И О ПРИШЕСТВИИ ЕГО НА ОСТРОВ СОЛОВЕЦКИЙ, И О НАЧАЛЕ МОНАСТЫРЯ ТОГО

Благослови отче!

Благослови, отче!

По преставлении же блаженнаго Саватиа минувшу единому лѣту,[58] хотя Человеколюбец Богъ въздвигнути мѣсто оно, да в незабвении труди угодника его изъостанут. И въсхотѣ болма прославити, идѣже преподобный Саватий лѣта многа препроводивь[59] житиемь чюдным и трудолюбным пребываниемь въ островѣ Соловецком, якоже преди речеся, по аггельскому речению яже рекоша к женѣ: «Сие мѣсто благоволи Богъ селение иноческаго жития быти». И тако судбамъ Божиимъ изволися и молитвами присвятыа Богородица въздвигнути мѣсто то.

Прошел год после кончины блаженного Савватия, и пожелал Человеколюбец Бог восстановить то место, чтобы труды угодника Его не остались в забвении. И восхотел Он еще больше прославить остров Соловецкий, на котором преподобный Савватий провел многие годы чудной и трудолюбивой жизни, о чем было сказано выше, — по пророчеству ангелов, сказавших <карельской> жене: «Благоизволил Бог, чтобы место это было селением иноков». И так, изволением Божиим и молитвами Пресвятой Богородицы, суждено было тому месту быть восстановленным.

Бѣ нѣкый муж от тамо живущих, в веси Шунга[60] нарицаемо, именем Зосима. Сьй бяше благочестиву и богату родителю сынъ,[61] и измлада възраста нравъ имѣя аггелъ, дѣтьскых глумлений ошаяшеся отнюд. Прежде бо бѣста родителя его имуща житие в Великом Новѣгородѣ, и тако вселистася въ оной веси близъ моря. Ту убо хотяста житие имѣти — яко двѣстѣ верстъ от моря или множае, тамо бо хотяше Богъ прославити угодника своего.

Был некий муж среди местных жителей, в деревне, называемой Шуньга, по имени Зосима. Был он сын благочестивых и богатых родителей и, с юных лет имея ангельский нрав, всячески сторонился детских забав. Прежде родители его жили в Великом Новгороде, а потом поселились в той деревне вблизи моря. Там захотели они жить — примерно в двухстах верстах от моря или немногим более, ибо там пожелал Бог прославить угодника своего.

Тъй отвержеся мира и бысть мних.[62] И желааше мѣста пустыннаго, еже уединитися и единъ единому Богу бесѣдовати въ молитвах, «якоже желает елень на источникы водныя».[63] И помышляаше в себѣ, глаголя: «Како азъ и еще сыи исполу, вмалѣ отвержение мира сътворих — словом, писано есть: „не словесемь отвержения мьзды даются, но дѣлателем”,[64] а „не послушници закона спасаються, но творци”.[65] Родителем всегда пред очима моима и всѣм ближникомь по плоти, другом же и знаемым, и съобращаяся посреди их, — что же есть мое отвержение от мира? Писано бо есть: „Не любите мира и яже в нем”,[66] не бо есть мощно единѣм окомь зрѣти на небо, а другимь на землю,[67] ни пакы „единому рабу двѣма господинома работати, любо единаго възлюбит, а другаго възненавидит, или единаго держится, а о друзѣм же нерадити начнеть, сирѣч, Богу работати и мамонѣ”».[68] Сия помышляющу рабу Божию Зосимѣ всегда вь сердци своемь — и разгараашеся на любовь Божию по вся дни и нощи, како бы отлучитися от мира, и прилагаше любовь к любви и огнь ко огню и искаше спомогающаго ему въ духовный подвиг.

Отрекся Зосима от мира и стал монахом. И, как «олень стремится на источники вод», так и он желал найти место пустынное, чтобы уединиться и в молитвах наедине беседовать с Богом. И размышлял он про себя, говоря: «Ведь я еще наполовину состоялся, лишь в малом отречение от мира совершил — только словом, но написано: „Не за слова отречения дается награда, но за дела”, а также: „Не слушающие закон спасаются, но исполняющие его”. А я всегда имею перед глазами своими родителей и всех близких своих, друзей и знакомых, и нахожусь среди них — в чем же отказ мой от мира? Ведь написано: „Не любите мира, ни того, что в нем”, ибо невозможно одним оком смотреть на небо, а другим — на землю или „одному рабу служить двум господам: либо одного возлюбит, а другого возненавидит, либо одному станет усердствовать, а о другом не радеть, — то есть Богу служить и мамоне”». Об этом постоянно размышлял в своем сердце раб Божий Зосима, и разгорался любовью к Богу во все дни и ночи, желая уйти от мира, и прилагал любовь к любви и огонь к огню, и искал себе помощника в духовном подвиге.

Таже по малѣ времени по Божию смотрению прилучися обрѣсти Зосимѣ прежереченнаго раба Божия старца Германа, иже бѣ преже съжительствовавый съ блаженным Саватием на томъ Соловецком островѣ. И начаста бесѣдовати к себѣ духовнѣ друг къ другу. Герман же начат повѣдати ему о блаженнѣм Саватии: како подвизася въ островѣ Соловецком, и како, ему отшедшю съ острова, блаженый подвиг течения съвершивъ на брезѣ морстѣмь.

И вот в скором времени случилось ему встретить, по Божьему промыслу, вышеупомянутого раба Божия старца Германа, который прежде жил вместе с блаженным Савватием на Соловецком острове. И завели они между собой духовную беседу. Герман стал рассказывать ему о блаженном Савватии: как подвизался он на Соловецком острове и как, после ухода Германа с острова, блаженный окончил свой путь на морском берегу.

Зосима же, слышав бесѣду о святѣм и о состоянии острова и угодных мѣстех къ устрою манастыря: иже дѣлныя земля, и древа к създанию храмов, и многы езера с рыбами, и морских рыбъ ловитвы — и слышав сие Зосима от Германа, радовашеся духомь, и рече в себѣ, очи возвед на небо, глаголя: «Господи, Владыко Человеколюбче, постави мя на путь, в он же пойду,[69] и како спасуся, Милостиве!» И тако просвѣтишася ему очи сердечнѣи;[70] начат съвѣтъ творити о путном шестьвии по морю с Германом, како бы достигнути Соловецкаго острова. Рече к Герману: «Давидъ Богоотець[71] в пѣснех рече: „Въпроси бо, рече, отца твоего — и възвѣстит тебѣ, и старца твоя — и рекут тебѣ”»;[72] и открываше Зосима Герману тайная сердца своего, не бо терпяше скрытися Божия велѣния съкровище; яже Богъ благоволи, сих человекъ преложити не можеть. Понеже бо яко огнь възгорѣся вь сердци блаженнаго Зосимы от великаго желания. И тако съ многим тщаниемъ устраяетъ к морю хотящаго ему путнаго шествия. Съвосприемлеть же с собою и Германа и вся потребная ко устрою мѣстному.

Зосима же, слушая рассказ о святом, и о расположении острова, и о местах, пригодных для создания монастыря: о земле для возделывания, и о деревьях для строительства, и о множестве рыбных озер и мест для лова морской рыбы — слушая обо всем этом Германа, Зосима радовался духом и молился про себя, возводя очи к небу: «Господи Владыко Человеколюбче, направь меня на путь, которым пойду, и так да спасусь, о Всемилостивый!» И тогда просветились у него очи сердечные; и стал он советоваться с Германом о морском путешествии, как бы добраться до Соловецкого острова. И сказал он Герману: «Богоотец Давид изрек в песнях: „Спроси отца твоего — и возвестит тебе, и вопроси старцев твоих — и рекут тебе”», — и открыл Герману тайны сердца своего, ибо более не могло быть сокрыто сокровище веления Божия; ведь того, что благоизволил Бог, человек изменить не может. Потому что как будто огонь разгорелся в сердце блаженного Зосимы от такого великого желания. И так стал он с великим усердием готовиться к предстоящему морскому путешествию. Увлек же с собою и Германа и (начал собирать) все, что необходимо для устройства на том месте.

В та же времяна отець его, болѣзнию огненою обьятъ быв, отиде к Господу. Мати же его оста вдовьствующи. Он же съ многыми слезами и псалмопѣнием честнѣ погребе отца своего, — и приходит в дом отчий, съвѣщая съвѣтъ благъ своей родителници, глаголющи ей: «Госпоже моя мати, Богу тако изволившу — твоего супруга, а моего отца отшествие. Богу изволившу тако. Не вся ли прах, не все ли пепелъ?»[73] Она же, повинувшися всей быти воли его, рече: «Якоже повелиши, чадо, никако же преслушаю тебе ни в чем же». И тако блаженый съвѣщавает оставити дом и имѣние, отити тамо близ сущи девическый манастырь и прияти великий аггельскый образ. Мати же, все сътворив по воли его, отиде в манастырь и вся остави, якоже годѣ бысть ему. И тако блаженный, расточив вся имѣния своя убогим и родитель своих вся жителства домовная раздавъ нищим, рабы же и рабыня вся свободи и достойную часть имѣния подадѣ им. Сам же на предняя подвигы възвращается, пакы второе отвержение мира сътворяет[74] (первѣе — родителей и сродникъ по плоти, пища и всѣх красных мира): рода и отечества и всѣх знаемых удаление.[75]

А в это время отец его, заболев горячкой, отошел ко Господу; а мать его осталась вдовой. Он же со многими слезами и псалмопениями достойно похоронил отца своего — и приходит в отчий дом и говорит родительнице своей, давая ей добрый совет: «Госпожа моя мати, Бог так изволил — взять твоего супруга и моего отца. Божия на то воля. Не все ли прах, и не все ли пепел?» Она же, повинуясь во всем его воле, говорит: «Что ни повелишь мне, чадо, ни в чем тебя не ослушаюсь». И дает ей блаженный Зосима совет: оставить дом и имение и уйти в близлежащий женский монастырь, и принять там монашеский постриг. Мать же его, во всем следуя его воле, ушла в монастырь — и все оставила, как ему было угодно. Блаженный же раздал все имение убогим и весь домашний скарб, оставшийся от родителей, отдал нищим, а слуг отпустил и немалую часть имения им отдал. Сам же возвратился к прежним подвигам — и второе отречение от мира совершил: ранее — родителей и родственников своих оставил и отверг все услады мирской жизни, (а теперь) род и отечество свое покинул и от всех знакомых удалился.

И приходить на прежереченное мѣсто к Герману и, вся устроивъ к морскому плаванию, таже пути касаются, по морю шествие творяще. И тако, Божиим строением, вѣтру пособну дыхающу, въ вторый день достизаютъ острова Соловецскаго. И поставиша карбасъ въ пристанищи, сам же въсходить на островь с Германом предиреченым. И начатъ блаженый Зосима обходити мѣста острова того, помышляаше в себѣ, гдѣ бы на коемь мѣстѣ манастырю здатися подобно, аще Богъ изволить и Пречистая Богородица. Обрѣте же мѣсто ко устроению, доволно на вмѣщение обители и зѣло изрядно и прекрасно, да и езеро близ над моремъ, яко единѣм стрѣлениемь вдалѣе, и пристанище моря тихо и невлаемо.[76] Ту бо бѣ и ловитва рыбамъ морьскым. И на том мѣсте поставиша шатеръ свой и в нем пребыша, всю нощь бдяще и молящеся, поюще псаломьская пнѣния съ многою вѣрою къ Христу Богу и Пречистѣй Его Матери и всею духовною любовию друг къ другу.

И приходит он на прежнее место к Герману — и, все приготовив к плаванию, отравляются они в путь по морю. И так, Божиим устроением, при попутном ветре, на второй день достигают острова Соловецкого. Поставили они лодку в удобном месте и вместе с вышеназванным Германом поднялись на остров. И стал блаженный Зосима осматривать остров, размышляя про себя, в каком месте монастырь следовало бы устроить, если изволит Бог и Пречистая Богородица. И нашел такое место — просторное для размещения обители, удобное и очень красивое; невдалеке над морем было озеро — на расстоянии полета стрелы — и морской залив был тихий и укрытый от ветра. Тут же была и заводь для лова морской рыбы. И на том месте устроили они себе шалаш и провели в нем ночь в бдении, молясь и поя псалмы, со многою верою ко Христу Богу и Пречистой Его Матери, и имея друг ко другу любовь духовную.

Утру же бывшу, изшедшу блаженному Зосимѣ из шатра, явльшуся ему нѣкоему страшну видѣнию: лучю пресвѣтлу, просвѣщающу его, и осиянию Божественому осиявшу мѣсто оно. И ужас нападе на нь от таковаго видѣния; и зрит кь востоку церковь превелику зѣло, пречюдну, простерту на воздусѣ стоящу. И от таковаго видѣния страшнаго измѣнися образом, и прииде кь Герману, и начатъ повѣдати видѣние.

Когда же настало утро, вышел блаженный Зосима из шалаша — и было ему явлено некое предивное видение: увидел он луч пресветлый, который всего его просветил, и Божественное сияние место то осияло. Объял его ужас от такого видения; и видит он на востоке церковь, стоящую на воздухе, большую и прекрасную, простершуюся над землей. От такого пречудного видения изменился в лице Зосима — и пришел к Герману, и стал рассказывать ему о видении.

Он же възрѣвъ на нь, и видѣ измѣнена лицемъ, и поразумѣ, понеже тъй мудръ бѣ и искусенъ от многолѣтнаго чернечества и добраго жития. И въпроси его: «Что ти бысть, о любимый? Егда что приключи ти ся, или зрак, или вид нѣкый възмяте сердце и душю твою?» Зосима же изрече ему все подробну: яже видѣ неизреченный он свѣтъ и церковь прекрасну. Герман же ражжеся духомь и рече: «Дерзай, любимый, тебе убо благоволи Богъ на место сие! То же и азъ реку ти: о бывшем чюдеси, яже и преже повѣдах ти, при блаженѣмь Саватии бывшее. Аггеломь Божиим изгнавшим из мѣста сего рыболовца и жену едину казнившим дубци. „Изыдѣта, рече, скоро отсюду, да не злою смертию умрета; се мѣсто острова в наслѣдие будет иноческаго пребывания". И се уже речение аггельско по малѣ времени всяко хощеть исполънитися. Рече бо сам владыка Христос: „Небо и земля преидет, словеса же Моя не преидуть".[77] Показа бо древле Богъ скынии образ в пустыни Моисѣови,[78] тако и тебѣ на мѣстѣ семъ яви страшное видение; се тобою имать въздвигнути мѣсто сие».

Тот же, взглянув на него и увидев, как он изменился в лице, догадался, (что произошло с ним что-то необыкновенное), ибо был он мудр и опытен (благодаря) многолетним монашеским трудам и праведной жизни. И спросил его: «Что случилось, любезный? Что-нибудь приключилось с тобой или, может быть, какой-нибудь образ или видение возмутили твое сердце и душу?» И Зосима подробно рассказал ему обо всем: как увидел он тот неизреченный свет и предивную церковь. Герман же воспламенился духом и сказал: «Дерзай, любимый, ибо тебя Бог благоволил (избрать) для места этого! О том же и я тебе скажу: о том чуде, о котором и прежде рассказывал тебе, случившемся (здесь) при блаженном Савватии. Ангелы Божии прогнали с этого места рыбака, а жену его наказали прутьями. „Уходите, — сказали, — скорее отсюда, а не то умрете злою смертью; место это на острове унаследуют иноки!” И вот спустя небольшое время ангельское пророчество должно исполниться. Ведь и сам Владыка Христос сказал: „Небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут”. Ибо, как в древности показал Бог образ скинии Моисею в пустыне, так и тебе явил здесь предивное это видение; значит, тобой Он хочет место это устроить».

И сия Герману рекшю кь блаженному Зосимѣ, укрѣпив и́ на подвигъ и дерзостна сътвори его. И тако устремися на подвиг, телесный и духовный: телесьнѣй убо еже о здании манастыря неотложно, кь духовным же — еже на невидимыя врагы въоружатися постомь и молитвами. И укрѣпляшеся от Германа и наипаче же от Бога, дающаго помощь рабом своим побѣдити съпостаты. И помолистася оба вкупѣ, глаголюще сице:

Сказанное Германом укрепило блаженного Зосиму на подвиг и исполнило его дерзновения. И устремился он на подвиг, телесный и духовный: телесный — в созидании монастыря непрестанном, духовный же — в вооружении на невидимых врагов постом и молитвой. И укреплялся он от Германа, а более всего — от Бога, дающего помощь рабам своим победить супостатов. И помолились они вместе, говоря следующее:

«Господи Исусе Христе, Сыне Божий, Слово безначалнаго Отца, рекый правдивому Аврааму: „Изыди от земля твоея и от дому отца твоего и вселися в землю, юже ти аще покажу, — и тамо реку ти, яже подобаеть творити”,[79] — тако и бысть. Изведыи Иякова от Лавана с женами и дѣтицами и съ имѣниемъ животным многым[80] и сътворивыи его обрѣсти благодать пред Исавом,[81] и преложи его вь язык въ Египтѣ.[82] Иосифа праведнаго положи царя страстемъ и князя всему Египту и пшеницодавца на вселеную.[83] И Моисѣя руководителя и наставника всему Израилю далъ еси, правителя и законодавца.[84] И Аарона пречюднаго жреца сътворилъ еси, служителя законным жертвам.[85] И Исуса Наввина причастодавца съдѣлав земли обѣтования.[86] И Давида пророка и царя сътвори праведна роду еврѣйскому,[87] и обѣщаниемь с клятвою извѣща ему Христу Господу от сѣмени сѣсти на престолѣ его, на нь же языци уповаютъ,[88] — се убо прииде, ему же щадѣся. О сих всѣх дерзающе и уповающе, молим Тя, всемилостиваго Владыку Христа Бога, да сътвориши на нас по милости твоей, а не по нашего недостоиньства недоумѣнию! Но щедротами человеколюбия твоего направи нас на твоего хотѣния волю, да и мы, немощнии, смирении и недостойнии, сподобимся слышати кроткых глас оного: „Се цѣлъ еси и ктому не съгрешай”,[89] или: „Вѣра твоа спасет тя, иди с миром”.[90] Утверди ны, Господи Владыко Христе, на мѣстѣ семъ прославити имя твое святое — Отца и Сына и Святаго Духа, нынѣ и присно и в вѣкы вѣком. Аминь».

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Слово Безначального Отца, сказавший праведному Аврааму: „Выйди из земли твоей и из дома отца твоего и поселись в земле, которую Я укажу тебе, — и там скажу тебе, что подобает творить", — так и произошло. Ты изведший Иакова от Лавана — с женами и детьми и со многими животными — и давший ему обрести благодать прежде Исава, и сделавший его одним из народов в Египте! Праведного Иосифа Ты поставил царем над страстями и князем над всем Египтом и пшеницедателем для всего мира. И Моисея Ты дал руководителем и наставником всего Израиля, правителем и законодателем; и Аарона сотворил предивным жрецом, служителем законных жертвоприношений. И Иисуса Навина соделал наследником земли обетованной. И Давида сотворил пророком и царем праведным для еврейского народа, и обещал ему с клятвою, что от семени его сядет на престоле его Господь Христос, на которого уповают народы, — и вот, настало то, что было обещано. Подобно всем этим, дерзая и уповая, молим Тебя, всемилостивого Владыку Христа Бога, да сотворишь и с нами по милости твоей, а не по неразумию нашего недостоинства! Но щедротами Твоего человеколюбия направь нас на исполнение воли Твоей, чтобы и мы, немощные, смиренные и недостойные, удостоились услышать тот кроткий глас: „Вот, ты выздоровел, и больше не согрешай”, — или: „Вера твоя спасла тебя; иди с миром”. Утверди нас, Господи Владыко Христе, на месте этом — прославить Имя Твое Святое, Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

И по молитвѣ начаста древеса сѣщи и кѣлия здати.[91] И въскорѣ совершиста благодатию Христовою. И оттоле преподобный Зосима начатъ къ трудом труды прилагати, радуяся о Господѣ и «умъ свой к вышнимъ вперяя».[92] Тело убо духови покаряя, вдааше себе на всенощная стояниа, и молитвы беспрестанныя възсылааше к Богу, присно поучаяся в псалмѣхъ и пѣниих духовныхъ, поя Господеви[93] непрестанно, рече: «На тя, Господи, уповахъ, спаси мя[94] по милости твоей! Буди нам помощник на противника нашего дьявола, яко благословенъ еси въ вѣкы! Аминь».

И, после молитвы, начали они рубить деревья и строить келии. И, благодатью Христовой, вскоре завершили. С того времени начал блаженный Зосима к трудам труды прилагать, радуясь о Господе и «ум свой устремляя к горнему». Тело же повинуя духу, предавался он всенощным стояниям и воссылал беспрестанные молитвы к Богу, всегда поучаясь в псалмах и пении духовном и поя Господу непрестанно: «На Тебя, Господи, уповаю, спаси меня по милости Твоей! Будь помощником нам на противника нашего — дьявола! Ибо благословен Ты во веки! Аминь».

И тако бяху с Германом: копаху землю мотыками и от того питахуся — и «в потѣ лица, по глаголющему, снѣдаху хлѣбъ свой».[95] И Бог бѣ питая их.

И так они жили с Германом: землю копали мотыгами и от земли питались — и, как сказано, «в поте лица ели хлеб свой», — и Бог питал их.

По нѣкоему же времени Германъ съвѣщеваетъ съ блаженным Зосимою отити на брег моря къ христолюбивым людем, потребъ ради еже на съзидание обители. И приим молитву, отиде в путь свой на брег. Старцу же Зосимѣ единому оставшу на островѣ. Герману же тамо пребывшу нѣколико времени, и умедли. И пакы на брег моря прииде, въсхотѣ ити къ острову Соловецкому, и не възможе, бѣ бо уже осень, и въздух небесный к стюдению премѣнися, и бяху снѣгове велиции, и волнение морьское неукротимо бѣ, ледовом многым по морю плавающим. И томяшеся с нуждею, хотяаше доити къ острову, и не возможе. И тако Герману озимѣвшю на брезѣ, нѣсть бо мощно никомуже преити къ острову; бѣша бо на мори ледове снѣжнии велици и естество водное неукротимо: преходит сѣмо и онамо съ устремлениемъ, быстряся зѣло. Сие бо и Давидъ пророкъ писа въ Псаломъской книзѣ, глаголя: «Духомъ устъ Его вся сила их, събираа яко мѣхъ воды морьскыя, полагая въ скровищахъ бездны».[96] И пакы море възвращаяся съ устремлениемь, быстряся велми. Такоже и ледове преходят, с водою обращающеся, испроверзая их быстрина и истирая. Да сего ради нѣсть мощно кому преити на островь или со острова.

Через некоторое время спросил Герман совет у блаженного Зосимы о том, чтобы отправиться ему на побережье к христолюбивым людям ради нужд монастырского строительства. И, получив напутственную молитву, отправился в путь свой — на берег. Старец же Зосима один остался на острове. Пробыл там Герман некоторое время и задержался. А когда вернулся к морю, желая плыть на Соловецкий остров, то уже не смог, потому что наступила осень и погода переменилась на стужу, выпало много снега, а на море было неукротимое волнение и плавало множество льдин. И томился он поневоле, желая добраться до острова, но не мог. И остался Герман зимовать на побережье, потому что невозможно было переправиться на остров: плавали по морю огромные снежные льдины и морская стихия была неукротима, устремляясь то в одну, то в другую сторону с огромной скоростью. О6 этом и пророк Давид написал в Книге Псалмов, говоря: «Духом уст Его вся сила их; собрал Он, словно мех, воды морские, положил в хранилищах бездны». А на море был сильный прибой. И в волновой круговерти носились льдины вращаясь, швыряемые течением и стираемые одна о другую. Потому и невозможно было переплыть на остров или с острова.

Блаженному же Зосимѣ единому на островѣ пребывающу. И сперва убо мыслию поскорбѣ о старци Германѣ, потомъ же, възложив упование на Господа Бога, и рече: «Господи Боже мой, на Тя уповахъ, спаси мя![97] Яко „к Тебѣ приверженъ есмь от юности моея и от чрева матере моея!”[98] И нынѣ, Человеколюбче, утверди мя на камени вѣры и неподвижна мя съхрани, яко к Тебѣ взях душю мою! Никогдаже бо отлучаешися своих рабъ, но присно в них пребывая, Христе, свѣте истинный, не остави мене раба своего, уповающаго на Тя!» И тако начат болших подвигъ касатися и слезами на всяк день постелю омакая,[99] молитвами же и постом и злостраданиемъ тѣло свое удручая, непрестанныя молитвы возсылая Богови.

Блаженный же Зосима один оставался на острове. И сперва потужил он по старце Германе, потом же, возложив упование на Господа Бога, сказал: «Господи Боже мой, на Тебя уповаю, спаси меня! Ибо Тебе предан от юности моей и от чрева матери моей! И ныне, Человеколюбец, утверди меня на камне веры и сохрани меня в постоянстве, ибо Тебе отдал душу мою! Ведь Ты никогда не отступаешь от рабов своих, но, всегда в них пребывая, Христе, Свете Истинный, не оставь меня, раба своего, уповающего на Тебя!» И устремился он к еще большим подвигам, слезами каждый день ложе омывая, молитвами, постом и жестоким изнурением тело свое удручая, и непрестанные молитвы вознося к Богу.

Видѣвше же бѣси себе поругаемы и изгоняемы от острова молитвами преподобнаго Зосимы, и тако начаша въоружатися на нь и клопот многъ творити, и сподвигошася на нь всею силою, елико их тамо жилища имяху. Не обрѣтаху бо ся ту живущии человеци на островѣ томъ никогдаже — отнелиже солнце вь небеси до пришествия блаженыхъ Саватия и Зосимы.

Бесы же, видя себя поруганными и изгоняемыми с острова молитвами преподобного Зосимы, стали вооружаться против него и учинили страшный грохот, и двинулись на него всею силою, сколько их там обитало. Ибо никогда раньше не жили на острове том люди — с тех пор как солнце светит в небе и до прихода блаженных Савватия и Зосимы.

Приидоша нечистии дуси на преподобнаго Зосиму, скрегчюще зубы, овии въ змия въображахуся, друзии же в различныя звѣря, и гады, и скоръпия, и ящерица, вся присмыкающаяся по земли. И устремишася вси вкупѣ: змия — зияющи, хотяще ѝ пожрети, звѣрие же — рыкающе, мняшеся растерзати его. Раб же Божий Зосима никакоже убояся, ни усумнѣся онѣх лукавьства и наглости, но вопияше, глаголя: «О вражья грубая немощь, аще прияли есте на мя власть от Бога, то творите еже хощете; аще ли ни, то всуе тружаетеся, мене бо вы от любве Христовы никакоже отлучити възможете».[100] И знаменався непобедимымъ оружиемъ животворящаго креста Господня: «Да въскреснет Богъ, и разыдуться врази Его, и да бѣжат от лица вси ненавидящеи Его, яко исчезает дым, да исчезнут»,[101] — и тако вся вражиа сила без вести бысть. Святый же въздѣвъ руцѣ на небо и рече: «Боже вѣчный, Царю безначалный, Съдѣтелю всей твари, молю Ти ся азъ, раб твой: Ты еси Царь царем и Господь господемь![102] Ты еси разрѣшитель душам, Ты еси избавитель в Тя вѣрующим! Ты еси упование тружающимся, Ты еси наставник рабом и всѣм уповающим на Тя! Ты еси утѣшитель плачющимся! Ты еси творець тварем, Ты еси любитель всякому добру! Ты еси владыка и съдѣтель всѣмь! Ты еси радость и веселие святых, и живот вѣчный, и свѣт незаходимый! Ты еси источник святыни и сиание славы Бога и Отца прежде всѣх вѣк! Ты еси спаситель миру и исполнение Святаго Духа! Ты сѣдиши одесную Бога и Отца, владыи живыми и мертвыми в бесконечныя вѣкы! Ты убо, Господи Пресвятыи Царю, услыши мя в час сей, недостойннаго, молящагося твоей благости! Не отврати лица твоего от мене, яко скорблю;[103] избави мя от устъ пагубнаго змиа, зияющаго пожрети мя и свести во адъ жива, и всѣх коварствий человекоубийца дьявола! Да, ополченьемь святых Твоих аггелъ съхраняемъ и наставляемъ, достигну въ единство вѣры[104] и в разум единосущныа Троица, Отца и Сына и Святаго Духа, нынѣ и присно и въ вѣкы вѣком. Аминь».

Пришли нечистые духи к преподобному Зосиме, скрежеща зубами, обратившись: одни в змей, другие — в различных зверей, и гадов, и ящериц, и скорпионов, и всяких пресмыкающихся по земле. И устремились все вместе на него: змеи — отверзая зев, желая поглотить его, звери же — рыча, как будто готовые его растерзать. Раб же Божий Зосима нисколько не испугался и не устрашился их наглости и притворства, но воскликнул: «О вражия грубая немощь, если получили на меня власть от Бога, то делайте, что хотите; если же нет, то напрасно себя утруждаете, ибо от любви Христовой ничем отлучить меня не сможете!» И осенил себя непобедимым оружием Животворящего Креста Господня со словами: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его вси ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут», — и вся вражия сила внезапно исчезла. Святой же, воздев руки к небу, произнес: «Боже вечный, Царь безначальный, Создатель всего мира, молю Тебя, раб Твой: Ты Царь царей и Владыка владык! Ты освободитель душ и избавитель верующих в Тебя! Ты упование труждающихся, наставник рабов и всех, надеющихся на Тебя! Ты утешение плачущих! Ты творец всех созданий и любитель всякого добра! Ты владыка и создатель всех! Ты радость и веселие святых, и жизнь вечная, и свет незаходящий! Ты источник святости и сияние славы Бога и Отца прежде всех веков! Ты спаситель мира и изобилие Святого Духа! Ты сидишь одесную Бога Отца, властвуя над живыми и мертвыми в бесконечные веки! Ты же, Господи, Пресвятой Царь, услышь меня в этот час, недостойного, молящегося Твоей благости! Не отврати лица Твоего от меня, ибо скорблю; избавь меня из уст пагубного змия, разверзающего пасть пожрать меня и живым свести во ад, и спаси от всякого коварства человекоубийцы-дьявола! Да, сохраняемый и наставляемый ополчением святых Твоих ангелов, достигну единства веры и разумения Единосущной Троицы, Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

И абие словом вся противныя силы без вести быша. И оттоле преподобный Зосима приат власть на нечистыя духы, и не можаху весма никакоже приближитися к нему призракы и мятежными виды своих прелестий. И тако святый пребывая без мятежа и моляся по вся дни и нощи, воздая молитвы своя Господеви.

И тотчас, после сих слов, вся вражия сила исчезла без следа. И с тех пор приобрел преподобный Зосима власть над нечистыми духами, и не могли они к нему никак приблизиться: ни в виде призраков, ни другими смутительными видениями своих соблазнов. И так пребывал святой безмятежно, молясь все дни и ночи, воссылая молитвы свои ко Господу.

И по мале времени недостаток бѣ пища; и о сем вмалѣ поусумнѣся помыслом, таже возложи упование на Господа Бога, глаголя в себѣ псаломскы реченое: «Възверзи на Господа печаль твою, и Тъй тя препитает в вѣкы».[105] И по мале времени, въ един от днии молящуся ему в кѣлии своей, приидоша к нему два мужа свѣтлы зѣло образом, влекуще за собою кережу,[106] полну хлѣбов и мукы и масла. И сътворша молитву, приимше от преподобнаго обычное благословение, и глаголаша ему: «Приими, господине отче, у нас хлѣбы и муку и масло и положи у собя, а мы идем на добыткы на море. И аще будет у тебе недостаток яди, и ты яжь хлѣбы сиа и муку и масло; а мы, аще Богъ повелит, по времени будем у тобе». Старець же, много время алчен пребывая, ожидааше мужий тѣх, и не приидоша. И ураземѣ Божие милосердие, яко се Богомь послано ему, и прославив Человеколюбца Господа о всей милости Его, яко не презрѣ раба своего, уповающаго на Нь.

Спустя малое время обнаружился недостаток в пище; и об этом он немного поколебался в помыслах, но потом возложил упование на Господа Бога, повторяя про себя псаломское изречение: «Возложи на Господа печаль твою, и Он тебя напитает во веки». И в скором времени, когда он молился в своей келии, пришли к нему два мужа, светлые образом, тянувшие за собой саночки, полные хлебов, муки и масла. Сотворили они молитву — и, получив, по обычаю, у преподобного благословение, сказали ему: «Возьми, господине отче, у нас хлебы, муку и масло и положи у себя, а мы идем на промысел в море. И если будет у тебя недостаток в пище, то ты ешь эти хлебы, муку и масло; а мы, если Бог повелит, вернемся к тебе через некоторое время». Старец же, терпя голод долгое время, ожидал тех мужей, но они не пришли. И понял он милосердие Божие, что это было послано ему Богом, и прославил Человеколюбца Господа за всю милость Его, ибо не презрел раба своего, уповающего на Него.

По времени же, веснѣ приходящи, прииде Герман старец с брега морьскаго, и с ним муж Марко именем, бѣ бо сьй хитръ на рыбную ловитву, имыи с собою морскаго рыбнаго запасу много и иныя запасы, яже бѣ на потребу манастырю; бѣ бо муж на то строен.

Спустя некоторое время пришла весна, и приплыл с побережья старец Герман, а с ним — человек по имени Марк, был он искусен в рыбной ловле, и привез с собой много рыбных запасов и иные припасы для нужд монастыря; ибо был он весьма опытен в этом деле.

Не по мнозе же времени присташа людие къ острову, с ними же бѣ инок именем Феодосие. Сей прииде къ преподобному Зосимѣ, хотяше съжительствовати с ним на островѣ, бяше бо имый священничества чин. Святый же съ усердием приат ѝ, с радостию великою прослави Бога, яко сподоби его съжительствавати съ братиею вкупѣ. И повелѣниемъ преподобнаго сей постризает во иноческый образ предреченнаго Марка и нарицает имя ему Макариа. И по семь мнози прихожаху иноци к нему на остров, хотящеи съжительствовати с ним о Бозѣ. Святый же радостною душею приимаше их и глаголаше: «Владыко Господи, призри с небесе и виждь и посѣти мѣсто сие, еже сътвори десница Твоя».

Через небольшое время пристали к острову люди, и с ними был инок по имени Феодосий. Пришел он к преподобному Зосиме и хотел жить вместе с ним на острове, имел же он священнический сан. Святой принял его с усердием — и прославил Бога в великой радости, что удостоил его жить вместе с братией. И, по повелению преподобного, постриг (Феодосий) вышеназванного Марка в иноческий образ и нарек имя ему — Макарий. Потом и многие иноки стали приходить к нему на остров, желая жить вместе с ним для Господа. Святой же принимал их с радостною душою и молился: «Владыко Господи, призри с неба, увидь и посети место это, которое создала десница Твоя!»

И начаста древеса сѣщи и кѣлиа здати. По сих же и церквицу малу въздвиже, и трапезку малу по странѣ церкви присъвокупи, — на том мѣсте, идѣже лучю свѣтавидѣ неизреченнаго и церковь на воздусѣ. Церковьже именова во имя Господа нашего Исуса Христа святое Преображение.

И начали рубить деревья и строить келии. Потом построил он небольшую церковку, и пристроил к ней малую трапезную, — на том месте, где видел лучи неизъяснимого света и церковь на воздухе. И назвал церковь во имя святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа.

Таже съвѣщавает сь братиею и посылает старца в Великий Новград къ пресвященному архиепископу Ионѣ;[107] да въсприимут от него благословение и просят святости церковныа на освящение храма антимиса,[108] да и игумена просити свящати церковь и имѣти попечение о братии. Брат же нѣкый наредяся скоро по благословению святаго и пути касается; и благостройно ему бяше путное шествие по морю и по рекам и по езером, молитвами преподобнаго Зосимы. Въскоре приходит вь пресловущий Новград.

Потом посоветовался с братией и послал одного из старцев в Великий Новгород к преосвященному архиепископу Ионе, чтобы получил у него благословение и испросил антиминс и святыни церковные для освящения храма, да попросил им игумена, чтобы освятил церковь и опекал братию. Один же из братии быстро собрался по благословению святого и отправился в путь; и благополучным было его путешествие по морю, по рекам и по озерам, молитвами преподобного Зосимы. И вскоре приходит он в преславный Новгород.

И прииде къ архиепископу, просяше благословениа. Архиерѣй же старца благослови и въпрашает ѝ: «Откуду, о иноче, и чьсо ради твое к нам пришествие?» Чернець же отвѣща и рече: «Владыко святый, съвершися божественый храм вновѣ в морском островѣ окыяна в твоей державѣ. И аще повелит твое святительство, дай нам благословение свое на освящение храму Господа нашего Исуса Христа боголѣпнаго Преображениа антимис. Якоже годѣ бысть твоему святительству, дай нам и игумена съ благословениемъ». Архиепископъ же глаголя: «Гдѣ, брате — селико вдалѣе от людей? Да кто может жити тамо?» Бѣ бо приближилися чюжевѣрных земли — Мурманская и Каянская.[109] «И како церкви быти тамо?» И по сем мало размысливь в себѣ, рече: «Невозможная от человекъ, вся бо возможна суть от Бога;[110] аще Богъ въсхощет, вся сиа будут. Наша убо начати, Божие же съвершити. Буди имя Господне благословено въ вѣкы».

И пришел он к архиепископу, прося благословения. Архиерей благословил старца и спрашивает его: «Откуда ты, инок, и для чего к нам пришел?» Монах же отвечает ему: «Владыко святой, построен божественный храм внове на морском острове в океане, во владениях твоих. И если повелит твое святительство, благослови дать нам антиминс для освящения храма боголепного Преображения Господа нашего Иисуса Христа. И если твоему святительству будет угодно, дай нам игумена с благословением». Архиепископ же говорит: «Где, брат? Так далеко от людей? Да кто может жить там?» (Ибо приблизились они к землям иноверцев — Мурманской и Каянской). «И как там может быть церковь?» Но затем, немного поразмыслив, сказал: «Невозможно это для людей. Богу же все возможно; если Бог захочет, то все это сбудется. Наше дело начать, а Божие — совершить. Да будет имя Господне благословенно во веки!»

И старца посолника благослови, и учредивъ ѝ, повелѣ дати на освящение церкви антимис. И избрав старца нѣкоего именем Павла, чином священничества подобнѣ украшена, и дасть им игумена. И сего наказав благодухновенными словесы, како пасти Христово стадо словесных овец и имѣти прилѣжно попечение о душах их. И тако повелѣв дати им потребнаа на путь и отпусти с миром. Они же, приимше от старца благословение, скоро пути касахуся, и не по мнозѣ времени, деньми яко четыредесяти, достизают острова Соловецскаго, молитвами преподобнаго.

И благословил (архиепископ) монаха-посланника, и одарил, и повелел дать антиминс для освящения церкви. И избрал некоего старца именем Павел, достойно украшенного саном священства, и дал им в игумены. И поучил его богодухновенными словами, как пасти Христово стадо словесных овец и иметь прилежное попечение об их душах. И, повелев дать им все необходимое в дорогу, отпустил с миром. Они же, получив от старца благословение, скоро отправились в путь — и в скором времени, дней через сорок, достигли Соловецкого острова, по молитвам преподобного.

Таже начаша повѣдати блаженному Зосиме святительское благословение. Он же радостною душею прослави Бога, яко получи желание сердца своего. Павел же игумен освяти церковь священиемь во имя святаго Преображениа Господа нашего Исуса Христа — преподобный же велми возрадовася духом о величии Божии! И тако съ игуменом и братиею пѣниа и молитвы беспрестани възсылаху Богови и Пречистѣй Его Матери. И тружахуся постом и молением, купно же и ручным дѣломъ: овогда землю копаху, иногда же древеса на устрой манастырю сготовляху; иногда дров множество сѣкуще готовляху, и росол морскый черплюще, и тако соль варяху — и даяху купцем, приходящим къ острову, и от них взимаху всяко орудие на потребу манастырскую, и в прочих дѣлехъ тружахуся. Такоже и рыбную ловитву творяху в мори и по езером, бѣша бо на острове езера многы, числом яко 70 или множае.[111] Благоугодно бо бѣ мѣсто то къ устрою манастырьскому! И тако от своихъ трудовъ и потовъ питаахуся. Бѣ бо их число братии съ игуменом и съ блаженым Зосимою 20 и два; и бѣ всѣм подвиг о обители, яко едина душа в разных телесѣх тщание.

И поведали блаженному Зосиме о святительском благословении. Он же с радостною душою прославил Бога за исполнение желания сердца своего. Игумен же Павел освятил церковь во имя святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа; и возрадовался духом преподобный о величии Божием! И так они вместе с игуменом и братией возносили непрестанные молитвы и пение ко Господу и Пречистой Его Матери. И трудились постом и молитвой и ручным деланием: то землю копали, то заготавливали деревья для строительства монастыря; а то, наколов множество дров, складывали их и, черпая морской раствор, потом варили соль (и продавали ее купцам, приходящим к острову, а от них получали различные средства для нужд монастыря), и другими делами занимались. А также и рыбу ловили в море и на озерах (было же на острове много озер — около семидесяти, а может и более. Весьма благоугодное было место то для создания монастыря!). И так они от своих трудов и потов питались. Было же их всех — братии вместе с игуменом и блаженным Зосимой — 22 человека; и все они трудились для обители, словно одна душа подвизалась в разных телах.

Видѣвше же бѣси себе поругаемы и уничижаеми от преподобнаго и от братии, иже с ним подвизающихся, и мног мятеж и смущениа приношаху всякими козньми, и лаянии, и призракы, и мятежными виды своих прелестий, и ничимже възмогоша вредити блаженнаго. Но паче инѣми злыми ухищренми възустиша на нь нѣкыя неразумныя человекы на погыбель душамъ их. Начаша людие многы пакости творити святому: преходящии морем населници — болярьстии людие и приказници раби — рыбную ловитву творяху на островѣ по езером, много оскорбляху преподобнаго. И зле належаще, не даваху рыбы ловити братии и злыми словесы нарѣчие дающе ему, глаголюще сице: «Почто ты, калугере, здѣ вселяешися? Се есть по отечеству наслѣдие наших болярь!» Такоже и корѣльстии людие преходяще, ловитву творяху на море округъ острова и по езером на островѣ, рекоша: «Се есть наша отчина, корѣльскыя земля» — и пакости многы творяще.

Бесы же, видя себя в таком поругании и уничижении от преподобного и подвизающейся с ним братии, приносили им много беспокойств и волнений всякими кознями и хулою, и призраками, и прельстительными видениями, но ничем не могли досадить блаженному. И тогда при помощи иных злых ухищрений напустили на него неких неразумных людей, на погибель их душам. И стали те люди многие пакости творить святому: переходя через море, местные жители — боярские люди, и приказчики, и слуги — ловили рыбу на острове по озерам и сильно досаждали преподобному. И жестоко притесняя братию, не давали им рыбу ловить, а преподобному передавали со злостью следующие слова: «Зачем ты, монах, селишься здесь? Это отцовское наследство наших бояр!» Также и карельские люди, переплывая, ловили рыбу в море вокруг острова и на острове по озерам, и говорили: «Это наша вотчина, карельская земля!» — и многие пакости творили.

Святый же рече: «Господи Владыко Человеколюбче! Яко же рече пророкъ Давидъ в третиемь псалмѣ: „Господи, что ся умножиша стужающеи ми? Мнози въсташа на мя и глаголють души моей: нѣсть спасениа ему",[112] многы скорби наносять рабом твоим, уповающим на Тя». И рече к Герману: «Се, брате, на ны бѣсовское ухыщрение — злыхъ человекъ въстаниа». Отвѣщавъ Германъ, глаголя: «Отче святый, потреба терпѣнию и молитвам, но вѣм, яко не оставит Господь моление раб своих, боящихся Его».

Святой же сказал: «Господи Владыко Человеколюбче! Как говорит пророк Давид в третьем псалме: „Господи, что умножились притесняющие меня? Многие восстали на меня и говорят душе моей: нет спасения ему!” — и многие скорби приносят рабам Твоим, уповающим на Тебя». И сказал Герману: «Это, брат, бесовские ухищрения против нас — возмущение злых людей». Отвечал ему Герман: «Отче святой, нужны терпение и молитвы, и знаю, что не оставит Господь моления рабов своих, боящихся Его».

Святый же крѣпко въоружився на невидимых врагь ополчениа. Нечистии же дуси видѣвше свою погибель, не можаху приближитися никакоже зло сотворити блаженому, но крѣпцѣ въоружаху на нь лукавых человекь, мняще лукавии: еда, когда поне досады человечьскыя не терпя, отбѣгнет от мѣста оного. И сбысться на них реченое въ псалмѣх: «Тии спяти быша и падоша»,[113] твердаго же столпа покалебати никакоже възмогоша. Раб же Божий Изосима яко воинъ непобедимый крѣпцѣ ратоваше врагы Христовою благодатию, день и нощь присно въ псалмех и пѣниих и пѣснех духовных, поя вь сердци своем Господеви,[114] глаголя: «На Тя, Господи, уповах, да не постыжуся в вѣкы».[115]

Святой же крепко вооружился против ополчения невидимых врагов. Нечистые духи, видя свою погибель, никак не могли к нему приблизиться, чтобы причинить вред блаженному, но еще сильнее вооружали против него злых людей, думая, лукавые, что вдруг он, не вытерпев человеческих оскорблений, уйдет с места того. И сбылось с ними сказанное в псалмах: «Те повержены были и пали», а крепкого столпа поколебать не смогли. Раб же Божий Зосима, как непобедимый воин, мужественно сражался с врагами благодатью Христовой, днем и ночью всегда пребывая в пении псалмов и песен духовных, поя Господу в сердце своем: «На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь во веки!»

И помощь Божиа приспеваше. Братьство же о Христѣ събираашеся, и мѣсто распространяшеся. Вси же братия последоваша въ всем своему пастырю, преподобному Зосимѣ: въ мнозѣ смирении и терпѣнии, в постѣх и молитвах беспрестани и в дѣлѣх ручных тружахуся. Павелъ же игуменъ, даный архиепископомь, сей не могы понести труда пустыннаго жителства; немного лѣт пребыв, и отиде въсвояси. И по сем инаго игумена избраша себѣ по съвѣту преподобнаго, именемь Феодосья. И тъй в мало лѣт подвизася пустынным подвигомь и пакы остави и отиде, аможе въсхотѣ.

И помощь Божия прибывала. Братство во Христе собиралось и обитель распространялась. И вся братия во всем следовала своему пастырю, преподобному Зосиме: в великом смирении и терпении, в постах и беспрестанных молитвах — и занимались (различными) рукоделиями. Игумен же Павел, присланный архиепископом, не смог вынести тягот пустынножительства: прожил там несколько лет и ушел назад. И после него избрали себе, по совету преподобного, другого игумена — по имени Феодосий. Но и он немного лет подвизался пустынным подвигом и тоже оставил монастырь и ушел, куда захотел.

Преподобный же Зосима съвѣт сътворяет з братиею, да поставится имъ игумен иже от обрѣтшихся у них въ обители братиа. Бяше бо ту старец Игнатие, трудолюбно по Бозѣ проходя житие и лѣта доволна имый, и пострижеся в той же обители, имяше на себѣ чинъ дьяконства.[116] И сего въсхотѣ преподобный, да будет игумен имъ, или аще кого от своих въсхотят братиа. И никтоже от них смѣаше дерзнути в чин тъй, подражая смиреномудрию по бозѣ своего отца.

Преподобный же Зосима принял решение с братией, чтобы игумен у них был поставлен из числа живущей в обители братии. Был же там старец Игнатий, трудолюбиво служивший Господу и находившийся в зрелом возрасте, который принял постриг в той же обители и имел сан диакона. Его-то и хотел преподобный, чтобы был им игуменом, — или же тот из своих, кого пожелает братия. Но никто из них не посмел дерзнуть на этот сан, подражая смиренномудрию своего отца.

Нъ съвѣтъ сътворше, вся братиа начаша глаголати Герману: «Господине отче, ты прииде с нашим началником на мѣсто сие святое! Инаго ходатая не имамы к нему, развѣ тебе, да речеши к нему! Мы вси приидохом здѣ наставитися к нашему спасению от еговы святости и в любви истиннаго цѣломудрия за слух добродетелнаго его жития. И се нынѣ видѣние паче слуха увѣряеть, мы же о сем да глаголемь: никто же от нас может начальствовати на мѣстѣ семь святѣм, точию емуже намѣнено бысть от Бога, а не от человекъ».

Но, собравшись на совет, вся братия стала просить Германа: «Господине отче, ты пришел с нашим первоначальником на это место святое! Нет у нас иного ходатая к нему, кроме тебя; поговори с ним! Все мы пришли сюда с любовью к истинному целомудрию, чтобы быть руководимыми его святостью к нашему спасению, услышав о его добродетельном житии. И вот то, что видим теперь, убеждает нас еще больше, чем то, о чем слышали; об этом и хотим сказать: никто из нас не может управлять на этом месте святом, кроме того, кому это было назначено Богом, а не людьми».

Герман же сия слышав от братия, прииде и глагола преподобному. Он же никако хотяше прияти хиротониа[117] за многу кротость и смирение. Братии же намнозѣ належащим и стужающе ему, рекуще: «Аще ли ты не хощеши хиротанисатися, то разыдемся отсюду вси, и въздаси отвѣтъ Богови вь День Судный о душахъ наших!» Преподобный же неволею повинуся хотѣнию ихь. Они же възрадовашася вси единодушно о даровании святаго.

Герман же, выслушав это от братии, пришел и рассказал все преподобному. Но тот не желал принимать рукоположения по великой своей кротости и смирению. Братия же сильно настаивала и понуждала его, говоря: «Если не хочешь рукополагаться, то все мы разойдемся отсюда, и (тогда) воздашь ответ Богу о душах наших в День Судный!» И преподобный поневоле покорился их желанию. Они же все возрадовались единодушно о согласии святого.

Нѣции же от братии, потщание сътворше, въсхотѣша ити в Великый Новьгород къ архиепископу о прошении святаго на игуменство. И испросивше молитву от него, пути касахуся. Таже по малѣ времени приидоша в Новгород къ архиепископу Ионѣ[118] и приимше благословение и рекоша к нему: «Владыко святый, манастырь нашь вновѣ съставляется, и не имамы игумена». И рече им архиепископъ: «То почто манастырь, а игумена нѣсть?» — «Молит тя, владыко святый, съборъ обители тоя, священници и братия: да сътвориши попечение о спасении наших душь!» Он же рече им: «Колико братии бѣ в манастыри вашем?» И глаголаша: «Господи владыко, имамы числом яко четыредесят с началником нашим». Он же отвѣща: «Или таковаго не имате от братиа вашеа? Аще будеть иерѣи, то благословение дарьствуемь вашего ради прошения, аще ли мних, то хиротонию возложим на нь». Они же, яко нѣкый даръ въсхытивше слово от устъ архиепископа, глаголаше: «Владыко святый, есть у нас таковый — началникъ мѣста того святаго, и много молихом его, но не приемлет моления нашего! Имя бѣ старцу Зосима. И аще повелит твое святительство, да послеши по него и да приидеть к тебѣ и да глаголеши ему сам о веши!» Архиепископъ же рече: «Пакы вы шедше, призовите ѝ ко мнѣ скоро!» Мниси же молиша архиепископа, да послеть писание свое к нему с повелѣниемъ приити. И тако приимше писание от святителя, скоро възвратишася. И пришедше в манастырь и вдаша преподобному послание съ благословением архиепископа.

И некоторые из братии, исполнившись усердия, пожелали идти в Великий Новгород к архиепископу, чтобы просить себе святого на игуменство. И испросив у него напутственную молитву, отправились в путь. И в скором времени пришли в Новгород к архиепископу Ионе — и, получив благословение, сказали ему: «Владыко святой, монастырь наш устраивается внове, но нет у нас игумена». И сказал им архиепископ: «Что же это за монастырь, если нет игумена?» — «Молит тебя, владыко святой, собор той обители, священники и братия: сотвори попечение о спасении душ наших!» Он же сказал им: «Сколько братии в вашем монастыре?» И они ответили: «Господин владыко, нас сорок человек — вместе с основателем нашим». Он же сказал им в ответ: «И что, разве нет такого среди братии вашей? Если это будет иерей, то дадим ему благословение, ради вашей просьбы, а если монах, то возложим на него священный сан». Они же, восхитив эти слова из уст архиепископа, словно некий подарок, сказали: «Владыко святой, есть у нас таковой — основатель того места святого, и много раз мы просили его, но не приемлет он молений наших! Имя же старца — Зосима. И если изволит твое святительство, то пошли за ним — и пусть он придет к тебе, и ты скажешь ему обо всем сам!» Архиепископ же сказал: «Идите назад и призовите его ко мне немедля!» Монахи же просили архиепископа, чтобы послал к нему письмо с повелением прийти. И, получив от святителя послание, вскоре возвратились (на остров). И, придя в монастырь, передали преподобному послание с благословением архиепископа.

Написанию же вина сице: «Сыну нашего смирения старцу Зосимѣ. По нашего писания посланию скоро и ничтоже умедлив да приидеши по нашему благословению к нам, имамы до тебе свое орудие». Святый же възвѣщаетъ Герману и братии и прочитает пред братиею послание. Они же рекоша: «Ничтоже разсужая, отче, да идеши къ святителю». Блаженый же рече: «Воля Господня да будет!» И възрѣвь на образ Господень, глаголя: «О Владыко Христе, Царю, милостивъ буди мнѣ грѣшному, на Тя бо, Творче, упование възложих от юности моея!»[119] И се рекь, умолче.

Содержание же письма было следующее: «Сыну нашего смирения старцу Зосиме. По получении нашего послания скоро и без промедления приходи к нам, по нашему благословению. Имеем к тебе дело». Святой объявил об этом Герману и братии и прочитал перед ними послание. Они же сказали: «Ни о чем не рассуждая, отче, иди к святителю». Блаженный же сказал: «Воля Господня да будет!» И, устремив взор к иконе Господней, молвил: «О Владыко Христе, Царю, милостив будь ко мне грешному, ибо на Тебя, Создатель, возложил упование мое от юности моей!» И сказав это, умолк.

И начать устремлятися к путному шествию. И поять с собою нѣкыя от братии ити к Новугороду, и тако пути касахуся. Бѣ бо святому путь благостроенъ по морю и по езером и по рекам. И не по мнозѣ времени обрѣтеся вь пресловущемь Великомь Новѣградѣ.

И начал готовиться к путешествию. Взял с собою некоторых из братии, чтобы идти в Новгород, и так отправились в путь. Был же путь святого благополучным — по морю, по озерам и по рекам. И в скором времени оказался он в преславном Великом Новгороде.

И възвѣстиша о нем архиепископу. Пришедшу же преподобному Зосимѣ ко архиепископу. Святитель же благословивь его и повелѣ сѣсти, и въпрашашеть ѝ от богодуховенных писаний многыми словесы, и о довѣдѣнии острова, и о устроении манастыря. И блаженый же повѣда ему вся о себѣ и о пришествии на меѣсто то. Бяше бо ему и преж пришествия преподобнаго вѣдомо о нем, и поразумѣ архиепископъ по образу и видѣнию смысла и разума его, яко въистину Божий человекъ бѣ.[120] И тако освяти ѝ, и священьства саном почте, и съверши его, игумена Спасьскаго Соловецкаго манастыря постави.

И сообщили о нем архиепископу. И пришел преподобный Зосима к архиепископу. Святитель же благословил его и повелел сесть, и начал расспрашивать обстоятельно о Божественном Писании, и об исследованности острова, и об устроении монастыря. Блаженный же рассказал ему все о себе и о своем приходе на то место. Было же известно о нем архиепископу еще до прихода преподобного, и понял он по виду его и по уму и по образу мыслей, что это воистину «человек Божий». И рукоположил его, почтив саном священства, и совершил поставление игуменом Спасского Соловецкого монастыря.

И дает братии с ним пришедшим, и рекь им: «Едино сей отець вашь игумен. Имѣйте его вь Христовъ образ со всяцѣм послушаниемъ и покорением». И дасть игумену Зосимѣ яже на устрои манастырю сребра и злата, сосуды и ризы, и вся ихже на путь требующихъ; и, благословивь, отпусти я с миром.

И дал его пришедшей с ним братии и сказал им: «Отныне этот отец — ваш игумен. Имейте его во образ Христов — со всяческим послушанием и повиновением!» И дал игумену Зосиме на устроение монастыря золота и серебра, церковные сосуды и ризы, и все, что необходимо в дорогу, и, благословив, отпустил их с миром.

Мнози же боляре града того даша манастырю блаженнаго имѣния доволно, и от сосуд и одежь церковных, и сребро и жита. И инии же съ мнозѣмь обѣщаниемь хотяху помогати манастырю его, велию бо слуху о нем прошедшу добродѣтелнаго его ради жития, и славно бяше имя его въ странѣ той. Рече бо Господь: «Славящая Мя прославлю»[121] — и тако «волю боящихся Его сътворяет».[122]

Многие же бояре города того дали в монастырь блаженного немало всякого добра, и сосудов и одежд церковных, серебра и жита. И другие давали обещания помогать его монастырю, ибо пронесся о нем слух, благодаря добродетельной его жизни, и имя его в той стране стало известно. Ведь говорит Господь: «Славящих Меня прославлю» — и «волю боящихся Его творит».

Преподобный же помолися въ церкви съборнѣй святыя София и прочим святым церквам, строя яже на путь; и тако отходит вь свой манастырь, нося доволно на устрои церковныи и манастырьскыя потребы, и благодатию Божиею стройнѣ достизает манастыря.

Преподобный же помолился в соборной церкви Святой Софии и в прочих святых церквах, готовясь в путь; и ушел в свой монастырь, неся немало (пожертвований) для устроения церкви и нужд монастыря, — и, с Божией помощью, благополучно достиг своей обители.

Германъ же старець и вся братия изыдоша въ стрѣтение преподобнаго подъ манастырем вь пристанищи. И тако, о Христѣ целование дав, благослови всѣх, и внидоша вь церковь святаго Преображения Господа нашего Исуса Христа. Дьяконъ же сътвори ектению[123] за правовѣрныя князя и архиепископа и за все православное хрестияньство.

Старец же Герман и вся братия вышли встречать преподобного к пристани под монастырем. Он же, приветствовав их целованием во Христе, благословил всех — и вошли они в церковь святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа. Дьякон же сотворил ектенью за правоверных князей и за архиепископа и за всех православных христиан.

Внидоста вь трапезу, и подають писание от архиепископа братии, и възведенъ бысть на мѣсто игуменское. И тако поучивъ братию доволно, и разыдостася кождо вь свою кѣлью. Бѣ бо уже приспѣвьшю вечеру, и повелѣ игуменъ Зосима ту сущим иереомъ и дьякону готовитися къ божественѣй Литургии, понеже бо и сам хотяше комкати Пречистое Тѣло и Кровь Господа нашего Исуса Христа и съвершити божественую службу по Глаголющему: «Ядыи мою Плоть и пия мою Кровь въ Мнѣ пребывает, и Азъ в нем».[124] И по сих повелѣ келарю[125] износити из ладия вся, яже суть привезена из града, даемое блаженному от христолюбцовъ на потребу манастырскую. По сем же заутренѣй[126] съвершившися, и времени приспъвьшу божественъй службѣ. И повелѣ священником, тако же и сам вниде въ святую церковь, и начаста божественую Литургию.

Вошли в трапезную — и подают послание архиепископа к братии: и был возведен он на место игуменское. И преподал братии (игуменское) поучение — и разошлись каждый в свою келию. И наступил вечер, и повелел игумен Зосима бывшим там священникам и дьякону готовиться к божественной Литургии, потому что и сам хотел причаститься Пречистого Тела и Крови Господа нашего Иисуса Христа и совершить божественную службу, по слову Глаголющего: «Ядущий мою Плоть и пиющий мою Кровь во Мне пребывает, и Я в нем». И затем повелел келарю выносить из ладьи все, что было привезено из города, данное блаженному христолюбцами для нужд монастыря. После этого была совершена утреня и наступило время божественной Литургии. И повелел он священникам идти, и сам вошел с ними в святую церковь — и начали божественную литургию.

Да якоже причастися Божественых Тайнъ преподобный, видѣша вси священници и братиа лице его просвѣтившася яко лице аггелу, и церкви исполнившися благоухания, свидѣтелствующе достоинство священства блаженаго. Братья же, яко видѣша таково преславное видѣние, възрадовашася радостию великою зѣло и прославиша Бога, прославляющаго святых своих.

И когда преподобный причастился Божественных Тайн, увидели все священники и братия, что лицо его просветилось как лицо ангела, и церковь наполнилась благоуханием — в свидетельство достоинства священного сана блаженного. Братия же, созерцая такое преславное видение, возрадовались радостью великой и прославили Бога, прославляющего своих святых.

И тако съвершися божественая служба. Внидоша нѣции гостие вь церьквь; игумен же Зосима благослови их, и подав им просфиру[127] службы своей, и възвав ихъ на обѣд с братиею ясти. Они же гостие, приимше просфиру, и идоша к ладии своей потребы ради. И коим неведѣниемъ от пазуху им испаде просфира. И поискавше ю, не обрѣтше, сжалися о семъ зѣло.

И так закончилась божественная Литургия. Вошли в церковь некие торговые люди; игумен же Зосима их благословил, и дал им просфору своего служения, и позвал на обед — вкушать вместе с братией. Те же купцы, приняв просфору, пошли к своей ладье за некоей надобностью. И, неведомо как, выпала просфора у них из-за пазухи. Они же, поискав ее и не найдя, очень тем опечалились.

Игумен же Зосима, вь трапезѣ сѣдя на мѣстѣ своем, и възрѣвь, не видѣ званных мужей на трапезѣ, и повелѣ келарю послати по них. Келарь же посла нѣкоего брата имѣнем Макария. Он же скоро изыде к ладьи, а пред нимь песь излѣзъ из манастыря, текыи вдальи мало вержением камени. И начат брехати зѣло, с пути не съвращаяся никаможе и хотяще усты своими яко взяти что — и не можаше: и вержеся скоро, и възвратися, и пакы вержеся. Макарие же зря и преспѣвая, хотя увѣдѣти бывшее. Якоже приближаяся к мѣсту, и видѣ огнь пламенем исхожаше от мѣста оного из земля, идѣже пес, скача, брехаше. И тече скоро, помышляя в себѣ видѣти, что се мѣстооно, идѣже пламень исхождааше. Пес же обозрѣся на старца, отскочи сь яростию, паче тщася яко въсхытити усты, наипаче пламенем огня отгоним бысть от мѣста.

Игумен же Зосима, сидя в трапезной на своем месте, взглянул и не увидел за трапезой приглашенных мужей — и повелел келарю послать за ними. Келарь же послал некоего брата по имени Макарий. Тот быстро отправился к лодке, а впереди него выбежал пес из монастыря, держась невдалеке — на расстоянии брошенного камня. И начал он сильно лаять, никуда с пути не сворачивая, стараясь как будто что-то схватить зубами, — и не мог: бросился вперед, отскочил, бросился опять. Макарий же, видя это, поспешил, желая узнать, что происходит. И когда приблизился к тому месту, то увидел огонь, пламенем исходивший из земли, — от того места, где прыгал и лаял пес. И пошел он быстрее, надеясь увидеть, что это за место, от которого исходит пламень. Пес же оглянулся на старца — и отскочил с яростью, еще настойчивее пытаясь ухватить что-то зубами, но еще сильнее был отогнан пламенем от того места.

Брат же Макарие ускори приити и обретѣ на мѣсте том просфиру, юже бе далъ преподобный от олтаря гостем на благословение, и взем, съкры ю, но токмо удивляяся огненому видѣнию, ужас бо обдержаше ѝ. И пришед к ладии и зваше гостей, и по звании глагола имъ: «Что изгубисте, идуще от церкви, вне манастыря?» Они же рѣша: «Ничтоже ино, точию просфиру — благословение игумена вашего». Он же, иземъ ю от нѣдръ своих, и рече: «Сия ли суть?» Они же реша: «Еи, та же есть». И глаголаша старцу: «Повѣжь нам, отче, яко вѣдѣхом тя медляща на пути и пса ярящася и усты своими хапающа пламень, дондеже ты прииде». Макарие же сказа имь вся бывшая.

Брат же Макарий ускорил шаг, чтобы поскорее дойти, — и нашел на том месте просфору, которую преподобный вынес купцам из алтаря в благословение, и, взяв, спрятал ее, дивясь виденному им огню; и охватил его трепет. И придя к ладье, позвал купцов (на трапезу), после чего спросил: «Не потеряли ли вы чего, возвращаясь из церкви, вне (ограды) монастыря?» Они же сказали: «Ничего иного, кроме просфоры — благословения игумена вашего». Он же, вынув ее из-за пазухи, спросил: «Не эту ли?» Они же ответили: «Да, эта и есть». И спросили старца: «Ответь нам, отче, видели мы, как ты промедлил на пути и как пес ярился и хватал пламя зубами, пока ты не пришел». Макарий же рассказал им обо всем, что произошло.

И тако приидоста в трапезу, приносяще братии потребная. Игумен же благословивь их и въпроси: «Что тако умедлисте, о чада?» И глагола: «Макарие, что ради умедли толико?» Макарие же, пад, поклонися ему до земля, изрече вся бывшая, еже видѣ своима очима. И гостие они тако же рѣша. И тако блаженный и вся братия рекоша: «Вѣрен Господь въ всѣх словесѣх своих и преподобенъ въ всѣх дѣлех своих,[128] творяй чюдеса единъ».[129] И вси яко единѣми усты прославиша Бога.[130]

И пришли они в трапезную, принеся (пожертвование) на нужды братии. Игумен же благословил их и спросил: «Что так задержались, чада?» И спросил Макария: «Макарий, отчего промедлил столько?» Макарий же, пав, поклонился ему до земли и рассказал обо всем, что случилось, виденном им своими глазами. И купцы рассказали о том же. И сказали блаженный и вся братия: «Верен Господь во всех словах своих и праведен во всех делах своих, один творящий чудеса!» И все, словно едиными устами, прославили Бога.

Преподобный же Зосима, подвизаем Божиею благодатию, начатъ труды кь трудом прилагати и спѣхъ к спѣху. И тако, радуяся, течаше, в вышних умъ вперяя.[131] И по сем повелѣ съзидати церковь превелику Святое Преображение Господа нашего Исуса Христа на том мѣсте, идѣже, якоже предърекохом, видѣние видѣв луча божественнаго явльшяся ему.

Преподобный же Зосима, движимый Божией благодатью, стал труды к трудам прилагать и усердие к усердию. И так он подвизался, радуясь, к вышнему ум устремляя. И затем повелел строить большую церковь — Святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа — на том месте, где, как мы прежде сказали, предстало ему видение божественного луча.

И обложив сь братиею церковь,[132] и тако начаша рубити. И прииде на дѣлателя церковныя комары и мшица и уядаху их зѣло. Они же възгнѣтиша себѣ мало огня дыма ради, курящагося и на отгнание комаровъ и мшиць. И срубиша дажь до прага церковных дверии, и восхотѣша дѣлатели почити въ время полудне. Не вѣдѣ како, приближшуся огню к начинию церкви и възгорѣся и попали все до основания.

И положил он с братиею основание церкви, и начали строить. И налетели на строителей церкви комары и мошка и сильно их донимали. Они же развели небольшой костер — ради дыма, чадящего для отгнания комаров и мошки. И когда довели сруб уже до порога церковных дверей, захотели работники отдохнуть во время полуденное. И, неведомо как, приблизился огонь к строящейся церкви — и возгорелся, и сжег все до основания.

Братия же дѣлатели смутишася, глаголюще: «То уже Богъ не велит нам въздвизати великия церкви». Преподобный же Зосима глагола има: «О, чада, сие есть злоба от неприязни, той нам пакости дѣетъ. Мы же не престанем подвизающеся». И повелѣ ударити в било.[133] Събрашася братия, и начат пѣти молебенъ Господеви и Пречистой Его Матери. И по молебнѣ освятив воду, и покропи мѣсто и дѣлателя, и благословивь их Животворящаго Креста знамениемь, и сам положи начало основанию церкви. И тако начаша мастеры здати по обычаю, и во время мало в полудне приимаху покоя. В та же времена, егда почиваху здателе, мнози от братии слышаху стукъ зиждущих церковь: яко рубят на церкви и тешут невидимо. Се же слышаху не единою, ни дважды, но многащи — Божия бо помощь посылаашеся молитвами преподобнаго Зосимы. И тако благодатию Христовою в малѣ времени церковь съвершивше Преображение Господа нашего Исуса Христа.

Братия же строившая смутилась, говоря: «Это, видно, Бог не велит нам возводить большую церковь». Преподобный же Зосима сказал им: «О чада, это напасть от неприятеля, (это) он нам пакости творит. Мы же не перестанем подвизаться». И повелел ударить в било. Собралась братия, и начал он петь молебен Господу и Пречистой Его Матери. И после молебна освятил воду и покропил место и работников, и благословил их знамением Животворящего Креста, и сам положил начало основанию церкви. И затем мастера начали строить, по обычаю; и через небольшое время, в полдень, дали себе отдохнуть. И в то время, когда строители отдыхали, многие из братии слышали стук (топоров) из строившейся церкви: как будто на церкви рубят и тешут невидимо. Слышали же это не раз и не два, но множество раз, — так как посылалась им помощь Божия молитвами преподобного Зосимы. И так, благодатью Христовой, в скором времени построили церковь Преображения Господа нашего Иисуса Христа.

Потом же начаша здати трапезу велию, понеже братство множашеся числом и не бѣ гдѣ вмѣститися. И с въсточныя страны трапезы начаста здати церковь во имя Пречистыя Владычица нашея Богородица честнаго Успения. И тако помощию Божьею и Пречистыа Его Матере, и угодника их преподобнаго игумена Зосимы молитвами, обитель всѣмъ распространяшася, и мѣсто исполняшеся, и братство о Христѣ множашеся; иереи, приходяще, священнодѣйствоваху, и дьякони, и клирици; и кѣльи многи здахуся, и поварня, и хлѣбня в доволство. Вся сия съвершахуся благодатию Христовою и поспѣшеством Святаго Духа.

Потом начали строить большую трапезную, потому что братия умножалась и негде было им помещаться. С восточной же стороны трапезной стали возводить церковь во имя Честного Успения Пречистой Владычицы нашей Богородицы. И так, с помощью Божией и Пречистой Его Матери и молитвами угодника их преподобного игумена Зосимы, обитель распространялась, и место заселялось, и братия во Христе умножалась: приходили священники — и совершали божественные службы, и дьяконы, и клирики; строились многие келии, и поварня, и пекарня — для удовлетворения братии. Все это совершалось благодатью Христовой и поспешением Святого Духа.

Блаженый же простирашеся болма на духовное дѣлание, труды кь трудомь прилагая и успѣвая на лучшая,[134] по реченному: «текох и направих»,[135] и радуяся, шествуя без преткновения по стопам Владыкы своего, вышних ища[136] и умъ к небеси простирая, и сердце предочищая от всѣх страстьных помышлений всегда.[137] И пребываше въ всенощных стояниих непрестанно. Добродѣтелнаго же ради жития его всѣми зримь бяше яко, въ плоти сый, аггелом подобяся. И пронесеся всюду о нем слава. И мнози отвсюду приходяще, желающе съжителствовати с ним и слышати от устъ его слово спасения, жадаху «яко елень на источникы»[138] — сице и любящей Бога и ищуще спасения душам своим. Блаженный не токмо словесы учаше, но и дѣлы въ всем образъ бываше стаду, известно творяше, по реченному въ Евангелии: «Блаженъ, иже сътворитъ и научит, — се велий наречется въ Царствии Небесном».[139]

Блаженный же еще больше предавался духовному деланию, труды к трудам прилагая и «устремляясь к лучшему», как сказано: «Стремился — и нашел путь», радуясь и шествуя без преткновения по стопам Владыки Своего, «высшего ища» и ум к небесам устремляя, и предупреждением страстных помыслов сердце всегда очищая. И проводил он все ночи стоя в беспрестанных молитвенных бдениях. И из-за добродетельного его жития казался он всем подобным ангелу, сущему во плоти. И разнеслась о нем слава повсюду. И многие стали приходить к нему из разных мест, желая жить вместе с ним и слышать из его уст слово спасения, — стремились, «как олень на источники вод» (точно так же (стремятся) и любящие Бога и ищущие спасение своим душам). Блаженный же не только учил их словом, но и в делах во всем был примером для паствы, точно исполняя сказанное в Евангелии: «Блажен, кто сотворит и научит, — тот большим наречется в Царствии Небесном».

И мнози от окрестъных стран приходящи иноци и хотяще ревновати добродѣтельному его житию и исправлению. Он же, яко чадолюбивый отець, всѣх с радостию приимаше, и безмѣрною кротостию и смирением поучаше духовнѣ, и телесный подаваше покой: трапеза всѣм равно, и питие, и одежда, и обуща.[140] И множашеся число братии, и вси имуще, и изообилство бе всем, и бѣ по чину уставному изрядно зъло.

И из окрестных мест приходили к нему многие иноки, хотевшие следовать его добродетельной жизни и духовному деланию. Он же, как чадолюбивый отец, с радостью всех принимал, и с безмерной кротостью и смирением духовно поучал, и давал телесный покой: всем равную еду и питье, одежду и обувь. И умножалось число братии — и все имели достаток, и было всего в изобилии, и жили по установленному порядку весьма благополучно.

Весь чинъ положи по Типику иерусалимскому[141] въ своем монастыри. И учаше братию хранити вся заповѣди, преданныя по Божественѣм Писании святыих апостол и святыих отець седмии Соборов,[142] непреложно блюсти инночьскаго жития правила, уставъ хранити неизьмѣнно, иже предасть великый Антоние, и Еуфимие, и Сава, и Феодосие, и Пафомие,[143] и прочий преподобнии отци, симь послѣдоваша. Тако и сей преподобный учаше и въ всяком дѣле образ собою показаваша вышних искати.[144] Братия же, яко благоплодная земля, приемлюще съмена, и во всем повиновахуся, послушание творяще, зряще чюднаго его пребывания, терпѣния и смирениа нелицемѣрнаго, постъ и молитвы беспрестани съ умилением. И тако пребывающе с ним, в дьлех ручных тружахуся, и от своихъ трудовъ и потовъ пищу приимаху, даже и доднесь, благодатию Христовою и Причистыя Его Матере, и во всяцем устроении без мятежа. Мы же на предняя възвратимся.

Весь же порядок в своем монастыре установил он по Иерусалимскому уставу. И учил братию сохранять все заповеди, содержащиеся в Божественном Писании святых апостолов и святых отцов семи Вселенских Соборов, непреложно соблюдать правила иноческой жизни и хранить устав неизменным, переданный Антонием Великим, Евфимием, Саввой, Феодосием, Пахомием, которому следовали и другие преподобные отцы. Так же и сей преподобный учил, и во всяком деле показывал пример стремления к вышнему. Братия же, как плодородная земля, семена принимая, во всем повиновались, исполняя послушания, — видя его чудное житие, терпение и непритворное смирение, пост и беспрестанные молитвы с умилением. И так они жили: трудились ремеслами, и от своих трудов и потов пищу себе добывали; так и доныне живут, благодатью Христовой и Пречистой Его Матери, в мире и благополучии. Мы же к прежнему возвратимся.

По нѣколицех лѣтехъ своего пастырьства преподобный Зосима въспомянувь о блаженѣм Саватии, яко преже подъятъ подвизи, труды, постъ и терпѣние и многыя добродетели, а нынѣ мощи его на мѣсте пусте суть положени. И съвѣтъ положи с братиею, глаголаше: «О братие, како прельстихомся от неразумия о сицевой вещи!» Сия ему глаголющу, приидоша братия, посланнии на службу к Новугороду, и принесоша послание с Бѣла-езера, писано изъ обители Пречистые Богородица Кирилова манастыря, послано от игумена братии, глаголюще сице:

Через несколько лет своего пастырства вспомнил преподобный Зосима о блаженном Савватии, о том, что он прежде (всех) подвизался в трудах, посте и терпении, и во многих добродетелях, а ныне мощи его лежат в неустроенном месте. И позвал он на совет братию, и говорил: «Братия, как же мы соблазнились по неразумию о таком деле!» И когда он говорил это, пришли некоторые из братии, посланные на службу в Новгород, и принесли послание с Белого озера, написанное в обители Пречистой Богородицы Кириллова монастыря, присланное игуменом и братией; а говорилось в нем следующее:

«Възлюбленному о Христе благодать и милость от Бога Отца Господа нашего Исуса Христа![145] Духовному настоятелю боголюбивому игумену Зосиме и со всею еже о Христѣ братиею — радоватися.

«Возлюбленному во Христе — благодать и милость от Бога Отца Господа нашего Иисуса Христа! Духовному настоятелю Боголюбивому игумену Зосиме со всею во Христе братиею — радоваться!

Слышахом бо нѣкогда от приходящих страны вашиа до нас о островѣ том Соловецком, яко не приближно бѣ человеком первие за морскую скорбь и нужду во еже тамо пребывания от древних лѣт, отнелиже солнце вь небеси. Нынѣ же слышим от многых самовидець, яко той остров Божиим изволением и Пречистыя Богородица ходатайством и вашего по Бозѣ трудолюбия тщанием състависте обитель и братства множество събрася, и монастырь създан бысть честенъ, и храми въздвигошася велѣлѣпнаго Преображения Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа и его Пречистыя Матери честнаго ея Успения, и вся добрѣ исправисте добродѣтели, памяти достойна. Но единого дара лиховани бысте, — иже прежде вашего трудолюбиа о Бозѣ жительствующаго и скончавшаго житие в молитвах, и трудѣх, и в пощениих, и въ исправлении добродѣтелнем съвершена. Якоже древнии бяху преподобнии отци, тако и той блаженный Саватие удалився мира и всею душею Христа възлюбивъ и в совершении блаженую кончину приятъ, радуяся. Слышаху бо нѣции братия от манастыря нашего, бывшеи в Велицѣм Новѣгородѣ, сицеву повѣсть от нѣкоего христолюбца мужа именем Иванна. Сей повѣдая рече: „Идущу ми к морю из рѣкы Выгъ, и обрѣтох старца отшелника имянем Саватия, жительствовавшаго на Соловецком островѣ. И сподоби мя Богъ погрести святыя мощи его съ игуменом Нафаналом близъ Выгу-рѣкы у часовни. И молитвами его чюдодѣйствоваше Богъ преславная чюдеса”. Такоже и о братѣ своем Феодорѣ изрече, яко поклонися токмо гробу преподобнаго и от каковы злыя смерти съхранен бысть на мори молитвами блаженнаго Саватиа! И ина многа чюдеса и знамениа, яже творяхуся у гроба его святаго.

Слышали мы раньше от людей, приходивших к нам с вашей стороны, об острове Соловецком, что прежде был он недоступен для людей из-за морских бед и тягот пребывания на нем — с тех древних лет, как солнце светит в небе. Ныне же слышим от многих очевидцев, что на острове том, Божиим изволением и молитвами Пречистой Богородицы и усердием вашего о Господе трудолюбия, создана обитель и собралось множество братии, и построен честной монастырь, и воздвигнуты храмы преславного Преображения Господа нашего Иисуса Христа и всечестного Успения Пречистой Его Матери — и все добрые дела вы совершили как следует, достойно памяти. Но одного вы лишены дара — того, кто жил <на острове> прежде вашего о Господе трудолюбия и окончил свою жизнь в молитвах, трудах и посте, будучи совершенным в исполнении монашеских подвигов. Как и преподобные отцы в древности, так и этот блаженный Савватий, удалившись от мира и всей душой возлюбив Христа, принял блаженную кончину в радости, достигнув совершенства. Некоторые же из братии нашего монастыря, бывавшие в Великом Новгороде, слышали от некоего христолюбивого мужа по имени Иван следующий рассказ. Вот что он поведал: „Однажды, идя в море из реки Выг, встретил я старца-отшельника по имени Савватий, жившего на Соловецком острове. И удостоил меня Бог вместе с игуменом Нафанаилом похоронить святые мощи его у часовни близ Выга-реки. И молитвами его совершал Бог преславные чудеса”. И рассказал о брате своем Федоре, который лишь поклонился гробу преподобного — и от какой страшной смерти был сохранен в море молитвами блаженного Савватия! — и о многих других чудесах и знамениях, которые совершались у гроба его святого.

Сего ради пишем вашему преподобию о сем, яже слышахом. А и сами есмы свѣдетели добродѣтелному его житию, понеже бо сей блаженый Саватие житие имѣаше в дому Пречистыя Богородица Кирилова манастыря, якоже преди речеся.

Потому мы и пишем вашему преподобию о том, о чем слышали. Да и сами мы свидетели добродетельного его жития, потому что жил этот блаженный Савватий в Доме Пречистой Богородицы Кириллова монастыря (о чем было сказано прежде).

Нынѣ же вашей святости даем съвѣт духовный: да не лиховани будете таковаго дара, егоже сподоблени бысте от Бога, но скоро с потщаниемь шедше, пренесѣте блаженнаго мощи въ свой манастырь, да идѣже лѣта многа тѣлом потрудився, тамо и святыя мощи его да будут положени.

Ныне же даем вашей святости духовный совет: да не будете лишены такого дара, уготованного вам от Бога, но идя скоро, со рвением, перенесите мощи блаженного в свой монастырь, чтобы там, где он многие годы потрудился телесно, были положены и святые мощи его.

Здравьствуйте о Христѣ Исусѣ в вѣчную жизнь, и нас вь молитвах ваших поминайте, яко боголюбиви, да некли и нам подасть Господь Богъ свободу от всѣх зол, находящих на ны, молитвами своего угодника, преподобнаго Саватиа».

Здравствуйте во Христе Иисусе в вечную жизнь и поминайте нас в ваших молитвах, будучи боголюбивы, дабы и нас освободил Бог от всех бед, наступающих на нас, молитвами Своего угодника, преподобного Савватия».

Блаженый же игумен Зосима прочет написаная к ним посланиа Кирилова манастыря и възрадовася душею, тако же и братство все о Господѣ, въздаша благодарение Богови. И рѣша вси, яко единѣми усты: «Нѣсть се от человекъ послание, но от самого Бога, прославляющаго святыя своя!»

Блаженный же игумен Зосима, прочитав послание из Кириллова монастыря, возрадовался душою, а с ним и вся во Христе братия, — и воздали благодарение Богу. И сказали все, словно едиными устами: «Не от людей это послание, но от самого Бога, прославляющего святых Своих!»

И в том часѣ съ множеством братии начат готовитися к шествию насады по морю. И тако повелѣ ударити в било — и начат пѣти молебен Господу Богу и Пречистѣй Его Матери, дабы Человеколюбець по милости своей дал получити желаемое. И молебная совершивше, глагола к братии: «Благословите мя, отци святии, и помолитеся вси купно, яко да устроит нам Господь путь по своему милосердию!» И възвѣявшу вѣтру благополучну. Онъ же с братиею пути касаются; и заповеда в манастыри братии, рекь: «Аще не закосним в пути, но скоро възвратимся с брега, то получихом искомое. Вы же, стража приставльше, бдите прилѣжно. Егда же узрите вѣтрила по знамению, тогда въсприимше свеща и фимиан,[146] священници, вся братиа изыдѣте въ срѣтение». И се рек, изыде к насаду, путнаго шествиа касаеться. Бѣ бо ему стройно по морю плавание молитвами искомаго. И въ вторый день доплывше мѣста, идѣже бѣ гроб блаженнаго Саватиа.

И в тот же час стал он готовиться, вместе со множеством братии, к путешествию в судах по морю. И повелел ударить в било — и начал служить молебен Господу Богу и Пречистой Его Матери, чтобы Человеколюбец дал им, по милости своей, обрести желаемое. И, совершив молебен, обратился к братии: «Благословите меня, отцы святые, и помолитесь все вместе, чтобы Господь устроил нам путь по своему милосердию!» И подул попутный ветер. Он же с братией отправился в путь; и приказал оставшейся в монастыре братии: «Если в пути не замедлим, но скоро возвратимся с побережья, — значит, обрели искомое. Вы же, поставив стражу, внимательно следите. Когда, по сигналу ее, увидите паруса, тогда, взяв свечи и ладан, — священники и вся братия — выходите навстречу». Сказав это, пошел к лодке и отправился в путь. И было его плавание по морю благополучным — по молитвам того, кого он искал. И на второй день приплыли к тому месту, где находилась могила блаженного Савватия.

Обретше же время благополучно, никомуже възбраняющу имь, и раскопавше землю, обрѣтоша гроб, в немъже положены быша честныя мощи святаго. И бѣ дивно видѣние! Въздух исполняшеся благоуханиа неизреченнаго, яко миро[147] многоцѣнно. И дивляхуся зѣло. Открыша раку — и обрѣтоша тѣло блаженнаго Саватия, цѣло и ничимьже вредимо, — Богу съблюдающу своего угодника. Но и ризы его яко вчера облъчени! О, дивно чюдо, братие: колико лѣт бысть в земли, что ни поне ризам тлѣние прикоснуся! Преподобный же Зосима, видѣвь таково Божие смотрение к человеком, велми възопи съ слезами, глаголя: «Велий еси, Господи, и дивен в дѣлех твоих, яко вся премудростию сътвори!»[148] И припадая, лобызаше мощи святаго, глаголаше: «Избранник Божий, святый Саватие, велико имаши к Богу дерзновение! Даруй нам святыя своя мощи пренести к желающим тя словесному стаду христовых овець — на мѣсто свое, идѣже многолѣтне потрудися!»

Выбрав удобное время, когда им никто не препятствовал, они, раскопав землю, обрели гроб, в котором были положены честные мощи святого. Увиденное было дивным! Воздух наполнился несказанного благоухания, словно от мирра многоценного, и все они дивились. Открыли гроб — и обрели тело блаженного Савватия, целое и ничем не поврежденное, ибо Бог сохранял угодника своего. Но и ризы его были будто вчера надеты! О дивное чудо, братия: сколько лет пролежал он в земле — и даже риз его тление не коснулось! Преподобный же Зосима, видя такое Божие попечение о людях, воскликнул со слезами: «Велик ты, Господи, и дивен в делах твоих, Премудростию все сотворив!» И, припадая, целовал мощи святого и говорил: «Избранник Божий, святой Савватий, великое ты имеешь к Богу дерзновение! Даруй нам перенести святые твои мощи к ожидающему тебя словесному стаду Христовых овец — на место свое, где ты много лет потрудился!»

И так молитвами преподобных Саватиа и Зосимы вѣтръ благостроен бываше и въспят шествие творяше возвращению пути. Раб же Божий игумен Зосима зѣло веселяшеся духовнѣ, зря молитвы святаго Саватиа помогающа ему. И приим честное тѣло святаго в рацѣ, скоро в насад отнесе. И въздвизаху вѣтрила спѣшно, къ обители шествие творяшеся има яко единѣм днѣм по смотрению же Божию.

И так, молитвами преподобных Савватия и Зосимы, подул благоприятный ветер, устраивая путь к возвращению. Раб же Божий игумен Зосима возрадовался духом, видя, как помогают ему молитвы святого Савватия. И, взяв честное тело святого во гробе, скоро отнес его на судно. И поднимали они спешно паруса, и доплыли до обители всего за один день, по промыслу Божию.

Егда приближахуся ко острову Соловецкому, тогда узрѣша из манастыря, и изыдоша вся братия на срѣтениа съ свѣщами и с кандилы к мощем святаго, изнесоша честно из насада и положиша на одрѣ. И тако съ псалмопѣением достойно внесоша въ святую церковь Преображениа Господа Бога и Спаса нашего Исуса Христа. И знаменавашася к мощем святаго до утриа. Наутриа же надгробное пѣние съвершивше. И мнози стражуще различными недуги, приходяще с вѣрою, облобызающе мощи святаго, и исцѣление приемлюще, здрави отхожаху въсвоя, радующеся и благодаряще Христа Бога и Пречистую Его Матерь, иже такыми почести даровавших угодника своего. Братиа же, видѣвши чюдеса многа, бывающа от раки преподобнаго, зѣло радовахуся о обрѣтении таковаго бесцѣннаго бисера, плодителнаго душевному спасению. И ископавше гроб за олтарем церкви Пречистые Богородици честнаго ея Успениа, и тако погребоша честнѣ святыя мощи преподобнаго Саватия,[149] покрыша землею съ псалмы и пѣснми, идеже лежат и до сего дне, подавающе исцѣлениа всѣм, иже с вѣрою притекающим.

Когда же они приближались к Соловецкому острову, увидели их из монастыря, и вышла вся братия встречать мощи святого со свечами и светильниками, и вынесли их с почетом из судна, и положили на одре. И торжественно внесли с псалмопениями в святую церковь Преображения Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа. И поклонялись мощам святого до утра. Утром же совершили надгробное пение. И многие страдавшие различными недугами, приходя с верою, облобызав мощи святого, получали исцеление и возвращались домой здоровыми, радуясь и благодаря Христа Бога и Пречистую Его Матерь, одаривших угодника своего таким почитанием. Братия же, видя многие чудеса, совершающиеся от гроба преподобного, радовалась обретению такого «бесценного бисера», приносящего плод душевного спасения. И, выкопав могилу за алтарем церкви Пречистой Богородицы, во имя честного ее Успения, похоронили с честью святые мощи преподобного Савватия, покрыв их землей, с псалмами и песнопениями, где лежат они и до сего дня, подавая исцеление всем, приходящим с верою.

Раб же Божий игумен Зосима болшими подвиги начат простиратися, Вышняго себѣ прибѣжище положи,[150] жестокое прохожаше житие. И възгради гробницу над мощьми блаженаго Саватиа и в ней постави иконы — образ Господа нашего Исуса Христа и Пресвятыа Богородица, приходити на поклонение братии.И свѣщу повелѣ поставити над гробом преподобнаго. И съвѣщевает сь братиею, еже бы велѣти и образ написати блаженнаго и поставити на гробѣ. По малѣ же времени привезоша из Новагорода икону от Иванна, оного купца, преже реченнаго, погребшему честно тѣло святаго съ игуменом Нафанаилом на Выгу у чесовни. От того же времени тъй Иван и Феодоръ, брат его, велию вѣру имѣста на Соловки къ Спасу и Пречистѣй Его Матери и их угодником преподобному Саватию и Зосимѣ игумену; и вдаша игумену Изосимѣ образ блаженнаго Саватия. Он же постави ю на гробѣ святаго. И во вся дни и нощи по всяком славословии церковнаго правила игумен и вся братиа приходяще ко гробу святаго поклонятися образу Господа нашего Исуса Христа и Пречистыа Богородица и их угоднику блаженому Саватию.

Раб же Божий игумен Зосима стал подвизаться с еще большим усердием; и «избрав Вышнего прибежищем себе», жизнь вел очень суровую. И воздвиг гробницу над мощами блаженного Савватия, и поставил в ней иконы — Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятой Богородицы, чтобы приходила на поклонение братия. И повелел поставить свечу над гробницей преподобного. И стал советоваться с братией о том, чтобы повелеть написать икону блаженного и поставить ее на гробнице. А в скором времени из Новгорода привезли икону — от Ивана, того вышеупомянутого купца, который вместе с игуменом Нафанаилом с почетом похоронил тело святого на Выгу у часовни. И с того времени Иван тот и брат его Федор имели великую веру к Соловкам — к Спасителю и Пречистой Его Матери и к угодникам их — преподобному Савватию и игумену Зосиме; и прислали игумену Зосиме икону блаженного Савватия. Он же поставил ее на гробнице святого. И во все дни и ночи, после каждого славословия церковного правила, игумен и вся братия приходили ко гробу святого поклоняться образу Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Богородицы и угоднику их — блаженному Савватию.

Игумен же Зосима приходя в нощи, поя и молясь, имы во устѣх псалмопѣние непрестанно и колѣнопреклонениа многажды творяше всю нощь даже и до заутрении къ образу Владыкы Христа и того Пречистыя Матере, над гробомъ стоящих блаженнаго Саватиа, к преподобнаго образу, яко к живу глаголаше: «О, рабе Божий, преподобне, аще и тѣлом скончал еси свое житие от земных селений, но духомь неотступно буди с нами, молясь Владыцѣ Христу Богу; руководьствуй нам и достойны представи шествовати божественныя его заповѣди съвершены, якоже рекшу въ святѣм Еуангелии, „взем крестъ, послѣдовати по Себѣ”.[151] Ты убо, преподобне, имыи дерзновение ко Господу и Пречистѣй Его Матери, буди молитвеник о нас, недостойных рабѣх твоих, живущих въ святѣй обители сей, ейже ты бысть началник! Тако и нынѣ буди помощник Богомь събранному стаду словесных овец, еже о Христѣ братству сему! Да твоими молитвами к Богу невредими будем, пребывающе на мѣсте сем, от враг видимых и невидимых и человекъ, зло творящих святому мѣсту сему! Да всегда съхраняеми ходатайсътвом Ти, славу възсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу, нынѣ и присно и в вѣкы вѣком! Аминь».

Игумен же Зосима, приходя ночью, пел и молился, имея на устах непрестанные псалмопения, и совершал всю ночь множество коленопреклонений, до самой заутрени, перед образом Владыки Христа и Пречистой Его Матери, стоящих над гробом блаженного Савватия, — и обращался к образу преподобного как к живому: «О, раб Божий, преподобный, хотя ты и кончил телом свою жизнь в земных селениях, но духом неотступно пребывай с нами, молясь Владыке Христу Богу, руководи нами, и представь достойными шествовать по пути божественной Его заповеди совершенной, заповедавшему в Святом Евангелии: „взяв крест, последовать за Ним”. Ты же, преподобный, имея дерзновение к Господу и Пречистой Его Матери, будь молитвенником о нас, недостойных рабах твоих, живущих в этой святой обители, которой ты был начинатель! Так же и ныне будь помощником собранному Богом стаду словесных овец — братии сей во Христе! Да твоими молитвами к Богу пребудем невредимы на месте сем от врагов видимых и невидимых и от людей, творящих зло этому святому месту! Да сохраняемые всегда твоим заступлением, воссылаем славу Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков! Аминь».

И по сих рабу Божию игумену Зосимѣ пребывающу во мнозѣх трудѣх и сугубых пощениих лѣта доволна. Лукавии же человеци, от врага поощряеми, многа зла сътворяху обители блаженнаго, насилуя и оскорбляюще, да како бы възмогли изгнати его от мѣста того святаго.

И после того пребывал раб Божий игумен Зосима во многих трудах и сугубом пощении немало лет. Злые же люди, поощряемые врагом, причиняли обители блаженного много вреда, насилуя и оскорбляя, надеясь, что смогут изгнать его с места того святого.

Святый же съвѣтъ сътворяет с братьею, яко пойти ему в Великый Новград и молити архиепископа, дабы ему был помощник от обидящих человекъ и творящих пакости его манастырю. И начат строитися к путному шествию. И повѣле ударити в било — братии съшедшеся, начинат молебнаа к Господу Богу и Пречистѣй Его Матери за благовѣрныя князя и архиепископа и о устроение земьском, и о всем православном христьянъствѣ, и на помощь призываа блаженнаго Саватия, еже способьствовати молитвам его. И молебьная съвершив, нѣкых от братии поимь с собою, и поиде в путь свой, шествие творя по морю к Великому Новуграду. И стройно бяше плавание блаженному по морю и по рѣкам, и по езером.

Святой же спросил совета у братии, чтобы пойти ему в Великий Новгород и просить архиепископа, дабы был ему помощником от обижающих его людей и от творящих пакости его монастырю. И стал готовиться к путешествию. Повелел ударить в било — и, когда собралась братия, начал петь молебен ко Господу Богу и Пречистой Его Матери о благоверных князьях и архиепископе, о земном устроении и о всех православных христианах, призывая на помощь и блаженного Савватия, чтобы способствовал им своими молитвами. И, совершив молебен, взял с собой некоторых из братии и отправился в путь, идя по морю к Великому Новгороду. И легким было плавание блаженного по морю, по рекам и по озерам.

И не по мнозѣх временѣх достизаеть Новаграда; и прииде къ архиепископу.[152] И повѣдано бысть о нем. Архиепископъ же, видѣв и благослови его, и въпрошает о братии, о строении манастыря. Зосима же все повѣда ему, и въстав от мѣста, поклонся архиепископу до земля, моля его и глаголя сице: «Господи мой и владыко святый, буди нам милостивъ, заступая нас от оскорбляющих лукавых человекъ, многажды злѣ належаще на ны! Приходят болярьстии раби, населници, и пакости многи творяще, не дающе нам округ острова рыбъ ловити и ина многа насилствующе, хотяще мѣсто разорити и нас изгнати!» Отвеща архиепископъ: «Азъ, отче, помагающу ми Богови, готов есмь пособьствовати манастырю твоему, а се оповѣдаю боляром первым, съдержащим град».[153] Зосима же поклонся архиепископу и отиде. И приходя к боляром, моляше их, таже глаголяше о скорбех бывающих ему. И вси боляре, съдержащеи град, съ мнозем тщанием обѣщашася помагати манастырю его.

И в скором времени прибыл он в Новгород, и пришел к архиепископу. И было доложено о нем. Архиепископ же, увидев его, благословил и стал расспрашивать о братии и об устроении монастыря. Зосима же рассказал ему обо всем и, встав с места, поклонился архиепископу до земли, моля его и говоря следующее: «Господин мой и владыко святой, будь к нам милостив, заступись за нас от оскорбляющих злых людей, много нас притесняющих! Приходят к нам слуги боярские — местные жители, чиня нам многие пакости, не давая нам вокруг острова рыбу ловить и совершая много других насилий, желая то место разорить и нас изгнать!» Отвечал архиепископ: «Я, отче, готов, с Божьей помощью, помогать твоему монастырю, а об этом расскажу первым боярам, управляющим городом». Зосима же поклонился архиепископу и ушел. И, приходя к боярам, молил их о том же и рассказывал о чинимых ему притеснениях. И все бояре, правящие городом, со многим усердием обещали помогать его монастырю.

И прииде к нѣкоей болярыни, именем Марфѣ,[154] молити ея от скорбии населникъ ея, приходящих на остров Соловецскый и многи пакости творяще манастырю преподобнаго, и хотя ей изглаголати, еже творят раби ея обиды многи. Она же, услышав от рабъ своих о вещи, чесо ради прииде к ней блаженый, и разъярився, повелѣ его отслати от дому своего, не восхотѣ благословениа. И удалися от нея.

И пришел он к некоей боярыне по имени Марфа просить у нее защиты от оскорблений ее поселян, приходивших на Соловецкий остров и причинявших монастырю преподобного много вреда, и желая рассказать ей о многих обидах, которые творят ее слуги. Она же, услышав от своих слуг о деле, ради которого пришел к ней блаженный, — разгневавшись, повелела отослать его от своего дома и не захотела принять благословение. И удалился он от нее.

Рабъ же Божий отиде, ничтоже сумняся от лица злобы, и помянув евангельскый гласъ реченный: «Идѣже аще внидете в дом и глаголете: миръ дому сему, аще ли достоинъ будет дом мира, и миръ вашь пребудет на нем; аще ли же ни, то пакы к вам възвратится, исходяще же оттуду, и прах от ног ваших отрясете въ свѣдетелство имъ».[155] И позыбав главою, сущим иже с ним братии глаголаше: «Се дние грядут, иже дому сего жителие не изслѣдят стопами своими двора сего. И затворятся двери дому того и ктому не отверзуться, и „будет дворъ их пустъ”».[156] И се рек, умолче, дондеже сбышася реченая Божиим угодником въ свое время. Но на предняя възвратимься.

Ушел раб Божий, нимало не смутившись перед лицом неправды, помянув слово, сказанное в Евангелии: «Где бы вы ни вошли в дом, и скажете: мир дому сему, — и если достоин будет дом мира, то мир ваш пребудет на нем, если же нет, то снова к вам возвратится, — выходя же оттуда, и прах от ног ваших отрясите во свидетельство им». И, покачав головою, сказал бывшей с ним братии: «Вот, приближаются дни, когда жители этого дома не ступят своими стопами во двор сей. И затворятся двери дома сего и впредь не отверзутся — и „будет двор их пуст”». И, сказав это, об остальном умолчал, — пока не сбылось сказанное угодником Божиим во время свое. Но возвратимся к прежнему.

Игумен же Зосима, паки шед къ архиепископу, въспоминает о обидах, бывающих от населникъ онѣх и от рабъ боляръскых. Архиепископъ же съзва к себѣ боляр и сказа им о скорбех, бывших преподобному от неразумных человекъ. Боляре же вси съ мнозѣм обещанием[157] изволиша помогати монастырю святаго и вдаша ему написание на совладѣние острова Съловецскаго,[158] и к тому другий остров Анзер, отстоя яко десять поприщь от Соловецского острова, и третий остров Муксома, яко три поприща отстоящь. И приложиша к написанию восмь печатей оловяных:[159] первую владычню, другую посадничю,[160] третью тысяцского, таже пять печатей с пяти концевь града.[161] И запечатлѣв, даша блаженному на утвержение. Архиепископъ же, одарив преподобнаго, и вдасть манастырю потребная доволно и, благословив, отпусти его с миром. И мнози боляре града того даваху в манастырь имѣниа и от сосуд церковных и одеж и жита, и вси съ многим тщанием и вѣрою обещастася помогати манастырю его.

Игумен же Зосима, придя снова к архиепископу, напомнил ему об обидах, чинимых теми поселянами и слугами боярскими. Архиепископ же созвал к себе бояр и рассказал им о напастях, творимых преподобному неразумными людьми. Бояре же все, со многими обещаниями, изволили помогать монастырю святого и дали ему грамоту на владение островом Соловецким, и вместе с ним — другим островом, Анзером, лежащим в десяти верстах от Соловецкого острова, и третьим островом — Муксолмой, лежащим в трех верстах. И приложили к грамоте восемь оловянных печатей: первую — владыки, вторую — посадника, третью — тысяцкого, и дальше пять печатей — от пяти концов города. И, запечатав, дали блаженному для уверения. Архиепископ же, одарив преподобного, дал монастырю многое из необходимого (для жизни) и, благословив, отпустил его с миром. И многие бояре того города давали в монастырь немало добра и церковных сосудов, одежд и хлеба — и все с большим усердием и верою обещали помогать его монастырю.

Та же предреченная болярыня Марфа прииде в раскаяние, еже оскорби преподобнаго, слышала бо бѣ, яко вси людие велию вѣру имяху к нему и дааху манастырю потребных доволно. И увѣдѣ от многых, яко муж боголюбив и житием добродѣтелным цвѣтыи, и въсхотѣ благословитися от него и причастна быти вь приношении кь Спасу, в дом святаго Преображениа Господа нашего Исуса Христа к Пречистыа Его Матере. Посла к нему съ многим молением, дабы пришел и благословил ея, бѣ бо та едина от славнѣйших и первых града. Понеже бо первѣе прогнѣвася на преподобнаго, рекущи, яко «отчину нашу отъемлет». И по сих размысли в себѣ, глаголющи: «То како аз на много время прогнѣвах Божиа раба? Но прииму от него и аз благословение и молитвы, и да отдасть ми Богъ съгрѣшениа, елико съгрѣших къ угоднику его, яростию сътворши!» И тако призывает его с молениемъ.

Та же вышеупомянутая боярыня Марфа раскаялась в том, что оскорбила преподобного, ибо слышала, что имеют к нему все большую веру и дают монастырю немало полезного. И узнала она от многих, что муж тот боголюбив и живет добродетельной жизнью; и захотела благословиться у него и быть причастной к приношению Спасителю, в дом святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Его Матери. И послала к нему со многими молениями, чтобы пришел и благословил ее, ибо была она одной из самых знатных и влиятельных в городе. Потому что поначалу она прогневалась на преподобного, говоря: «он вотчину нашу отнимает». А потом подумала про себя, поразмыслив: «А что если я на долгие времена прогневала Божьего раба? Но получу и я у него благословение и молитвы — и пусть отпустит мне Бог согрешения, которыми я перед угодником его согрешила, сотворив это в ярости!» И приглашала его с молениями.

Пришедшу же блаженному, и приемлет от него Марфа благословение с чады своими вкупѣ же, и прощениа просит о нихъже съгреши невѣдѣниемъ. И възва и на обѣд, и посади и́ посредѣ пиршества. И вси възрадовашася о пришествии преподобнаго, понеже слышаху по Бозѣ добродѣтелное его житие и въздержание, и чудишася. Он же, обычным смирением и кротостию одержим сый, и сѣдя въмалѣ пища причастися, бяше бо от юности любя безмолвие, не точию на трапезѣ, но и всегда. И възрѣв на возлежащих и дивляшеся, поник на землю, ничтоже вѣщаше. И пакы възрѣ, то же видѣ и пониче долу. И еще възвѣд очи третицею, то же зрит: нѣкыя от возлежащих в первых сѣдяща, а глав не имуща.

Пришел блаженный — и взяла у него Марфа благословение вместе с детьми своими, и просила прощения за все, в чем по неведению своему согрешила. И пригласила его на обед, и усадила посреди пиршества. Все же возрадовались приходу преподобного, потому что слышали о добродетельном его житии и воздержании и очень тому дивились. Он же, пребывая в обычном смирении и кротости, сев к столу, лишь немного к еде прикоснулся, потому что с юности любил безмолвие — не только за трапезой, но и всегда. И, взглянув на сидящих, удивился увиденному — и, опустив глаза долу, ничего не сказал. И снова взглянул, но увидел то же, что и ранее, и вновь поник взором. И в третий раз поднял глаза, но видит все то же — нет голов на некоторых из сидящих среди первых!

И ужасеся блаженный о таковом необычном видѣнии, из глубины сердца въздохнув, прослезися, и ктому не приложи вкусити ничтоже от предложеных на трапезѣ, дондеже въсташа. И по воздвижении святаго Пречистыя хлѣба,[162] сътворь поклонение, хотяше изыти. Болярыни же, предиреченая Марфа, моляше преподобнаго, паче же и прощениа прошаше, дабы молил Бога о ней и чадѣх ея, и давъ манастырю его деревню на рецѣ Сумѣ,[163] на пристанищи брега, и ина потребная дав манастырю, елико можаше.

И ужаснулся блаженный от такого необычайного видения и, вздохнув из глубины сердца, прослезился и более не прикоснулся ни к чему из предложенного за трапезой, пока не встали. И после возвышения святого хлеба Пречистой Богородицы, сотворив поклон, хотел уйти. Боярыня же вышеназванная Марфа молила преподобного и усердно просила прощения, чтобы молил Бога о ней и о чадах ее, и дала его монастырю деревню на реке Суме, на берегу залива, и много другого для содержания, сколько могла.

Велможа же вси, иже бяху възлежащеи на пиршествѣ том, ти такожде манастырю даяху потребная доволно и молиша блаженнаго молити Бога о них, велию бо слуху прошедшу, и славно бѣ имя его въ странѣ той чюднаго ради житиа его, рече бо Господь: «Славяща Мя прославлю»,[164] и «волю боящихся Его творит».[165] Таже поклонся преподобный, благослови ихъ, отиде.

Бояре же все, которые были на том пиру, тоже давали монастырю на содержание немало и просили блаженного молить Бога о них — ибо пронеслась о нем слава, и имя его в той стране стало известно благодаря его чудному житию, ведь сказал Господь: «Славящих Меня прославлю» — и «волю боящихся Его творит». И затем преподобный, поклонившись, благословил их и ушел.

Герман же, старець предреченый, иже прииде съ святым на остров Съловецскый, имѣя к нему дръзновение, рече: «Отче, не прогрѣвайся на мя, и нихже ти глаголю». Онъ же рече: «Рци о полезных». Герман же глагола к нему: «Почто ты, отче, въ время обѣда, позрѣв на предсѣдящая, и пониче на землю, и паки возрѣвъ, скоро пониче, и третицею тако же сътвори, и позыбав главою, въздохнув и прослезися и оттолѣ ничтоже вкусив от представляемых тебѣ брашен, аще и нудим еси от них много?» И отвѣщав блаженый, рече ему: «Чадо, „ожестил еси просити”.[166] Но обаче Богъ давыи тебѣ дерзновение о вопрошении сем, то ни аз от тебя съкрыю судеб Его неизреченных, иже хотят быти въ свое время. Но обаче не повѣж сего никомуже, дондеже исполнится время Божиих велѣний! Видѣх шесть мужий, преди седящих на трапезе сей, без главь! И видѣх — и дивихся много, и не възмогох ни ясти, ни пити принести ко устом от такова ужасна видѣниа! Но о сих никомуже повѣж, яже глаголах тебѣ!»

Герман же, тот вышеназванный старец, который пришел вместе со святым на Соловецкий остров, — имея к нему дерзновение, спросил: «Отче, не прогневайся на меня за то, о чем тебе скажу». Он же ответил: «Говори о полезном». Герман же спросил его: «Отче, почему ты во время обеда, посмотрев на сидящих среди первых, опустил глаза и, взглянув снова, сразу потупил взгляд, и в третий раз сделал так же — и покачал головой, и вздохнул, и прослезился, и потом уже ничего не вкусил из предлагаемых тебе угощений, хотя и много был понуждаем?» И, отвечая, сказал ему блаженный: «Чадо, „трудного просишь”. Но если Бог дал тебе дерзновение об этом спросить, то и я не скрою от тебя непостижимых Его судеб, которые сбудутся во время свое. Но только не говори об этом никому, пока не придет время исполнения Божьих велений! Видел я шестерых мужей, сидящих во главе этой трапезы, без голов! Видел — и сильно дивился, и не смог ни еды, ни питья к устам поднести от такого ужасного зрелища! Но только никому не расскажи о том, о чем я тебе поведал!»

Потом же нѣкий муж, имянем Памфилие, и приимы иноческый великий образ и нареченъ бысть Похомие, имьш житие добродѣтелно, и сей бяше от славных града, и сѣдяй на трапезѣ сь преподобным и имѣяй велию вѣру к нему, тако же видѣв святаго взирающа, яко и Герман, и внят себѣ Пахомие въ сердци своем. На утрии же день тъи благочестивый муж Пахомие прииде к преподобному, моля, и възва ѝ к себѣ на обѣд сь братьею. И велми учредив, таже съ опасением наединѣ приступль, въпроси блаженнаго: «Отче честный, не возгнушайся мене грѣшнаго, моляща тя, но повѣж ми истинну, яко видѣ тя взирающа на председящих боляръ не единою, но дважды и трищи, и позыбавша главою и прослезившася, и оттоле ничтоже вкусивша». Святый же съ многимь запрещением повѣда ему все, якоже и Герману, бѣ бо сей вѣрен ему, приемля божественых словес поучение съ всяцѣм вниманием.

Потом и некий муж по имени Памфил, — который принял затем монашеский постриг и был наречен именем Пахомий, весьма добродетельной жизни, один из самых знатных в городе, — сидевший за трапезой вместе с преподобным и имевший к нему большую веру, так же как и Герман, видел взоры святого, (обращенные на сидящих), и запало это Пахомию в сердце. И на следующий день пришел тот благочестивый муж к преподобному и, моля, пригласил его к себе на обед вместе с братией. И достойно почтив их, приступил потом наедине к блаженному и осторожно спросил: «Отче честный, не погнушайся меня, грешного, за просьбу мою, но поведай мне истину: видел я, как ты посмотрел на сидящих впереди бояр — и не один только раз, но и второй, и третий — и покачал головой, и прослезился; и потом уже ничего не вкушал». Святой же, запретив ему об этом рассказывать, поведал обо всем, как и Герману, ибо (видел, что) тот был верен ему, принимая поучение божественных речей с полным вниманием.

Се же аз слышах от ученикъ его, и пакы хотѣх увѣдѣти извѣстно о сем, и въпросих того старца Пахомиа. И повѣда ми вся тако же, якоже и ученици рѣша. И увѣдѣв извѣстно, предах писанию.

Об этом я слышал от учеников его, но захотел заново узнать обо всем достоверно — и расспросил того старца Пахомия. И он рассказал мне обо всем так же, как и ученики говорили. А я, узнав достоверно, так и записал.

Игуменъ же Зосима с братиею отиде въ свой манастырь на Соловкы.

Игумен же Зосима с братией ушел в монастырь свой на Соловки.

По нѣкых же лѣтех приидоша гости по морю, и присташа къ острову Соловецскому, и начаша повѣдати блаженному, яко приде благовѣрный великий князь Иван Васильевич,[167] самодержець всея Русии, съ всею своею братиею и служащими ему царьми и князьми татарскыми[168] и со всѣми силами, и съвокупив воиньства бесчисленое множество на Великий Новград,[169] и ста в Русѣ.[170] И съвѣщав с братиею, посла дву воевод своих на Шелону.[171] И срѣтоша и́ новогородци со многими силами,[172] и бысть бой воеводам великого князя. И побиша новогородцов;[173] изымаша 6 боляринов великых, иных множество приведоша к великому князю. Онъ же овѣх к Москве отосла,[174] а иных казнил, да и прочии страх имут. И шесть боляринов: Дмитрея Исакова, да Губу Селезенева, да Кипреяна Арзубьева и иных три с ними, — повелѣ им князь великий глав посѣщи.[175] И отиде к Москвѣ.

А через несколько лет пришли купцы по морю, и пристали к Соловецкому острову, и стали рассказывать блаженному, как пришел к Новгороду благоверный великий князь Иван Васильевич, самодержец всея Руси, со всеми своими братьями, и находящимися у него на службе царями и князьями татарскими, и со всеми силами, и, собрав на Великий Новгород неисчислимое войско, стал в Руссе. И, посоветовавшись с братьями, послал двух своих воевод на Шелонь. И встретили их новгородцы со многими силами, и дали сражение воеводам великого князя. И (те) разбили новгородцев; и захватили шестерых их старших бояр, и иных множество, — и привели к великому князю. Он же одних в Москву отослал, а других покарал, чтобы и прочие страшились. А шестерым боярам: Дмитрию Исакову, Губе Селезневу, Киприану Арзубьеву и иным трем — повелел отрубить головы. И ушел в Москву.

И по нѣколикых лѣтех пакы прииде князь великий Иван в Великый Новград на осмотрение[176] — и взят вся казны, издавна положеныя от великого князя Ярослава Володимерича[177] и даже и до его самодержавства в велицѣи церкви Съфѣи,[178] и по всѣх церквах градскых по улицам, и болярьскыя казны по домох их; и владыку Феофила к Москвѣ свел,[179] и вся нарочитыа града с женами и дѣтми; и оное болярыню предиреченую Марфу съ сыномь ея Феодоромь и дщерми и внучаты, сих посла в Нижний Новьград.[180]

Прошло несколько лет, и снова пришел великий князь Иван в Великий Новгород для рассмотрения (жалоб) — и взял все сокровища, положенные с давних пор в великой церкви Святой Софии со времени великого князя Ярослава Владимировича и до его собственного самодержавного правления, и казны из всех городских церквей по улицам, и из боярских домов; и владыку Феофила в Москву свел, и всех именитых горожан с их женами и детьми; а ту вышеназванную боярыню Марфу с сыном ее Федором, с дочерьми и внуками, — этих отослал в Нижний Новгород.

Въспомянуша же бывшеи ту раба Божиа игумена Зосиму, иже видѣниа видѣ в дому пиршества оноя болярыни Марфы, яко седящим мужем на трапезѣ, а глав не имущим, имже бысть кончина въ свое время, и пророчество блаженнаго, иже о запустѣнии дому ея изрече, егда отслан бысть от лица Марфы оноя, — и не преходим бысть дом ея даже и днесь наслѣдникы ея по пророчеству святаго.[181] И сиа убо о сих; и тако сбыстся, иже рече блаженый. Мы же на предняя възвратимся.

И вспомнили те, кто был с ним (на пиру у боярыни Марфы), раба Божия игумена Зосиму, который видел в дому той боярыни Марфы видение за трапезой: сидят мужи за столом, а голов не имеют (которых и постигла такая кончина во время свое), и пророчество блаженного о запустении дома ее, когда отослала его от себя боярыня Марфа, — и не бывал в доме ее никто из наследников ее, даже и доныне, по пророчеству святого. Вот и все об этом; так и сбылось, как предсказал блаженный. Мы же к прежнему возвратимся.

Преподобный же игумен Зосима пребываше въ мнозѣх трудѣх и въздержании, иже памет смертную и Суд Божий в себѣ всегда имѣти хотя и понужая себе на дѣлание плача.[182] И създа себѣ гроб и положи в клѣтцѣ кѣлии своея; в земли гроб вь мѣру того сам себѣ ископа своими рукама. И по вся нощи исходя ис кѣлии до утреняго клепаниа,[183] плачася своея душа, яко мертвеца, над гробом своим.[184] Писано бо есть: «Воздыханиа и скорби от душа вопиют къ Господу, а яже от страха слезы, та прилѣжно молят Господа».[185]

Преподобный же игумен Зосима пребывал во многих трудах и воздержании, стремясь всегда иметь память о смерти и о Суде Божием и побуждая себя к плачу духовному. И сделал себе гроб, и поставил в клети при келии своей; и той же величины выкопал себе могилу в земле своими руками. И каждую ночь выходя из келии до того, как начинали бить к утрене, плакал о своей душе, словно над покойником, над гробом своим. Ибо написано: «Воздыхания и скорби от души взывают к Господу, и слезы страха Божия прилежно молят Господа».

И тако вся дни своя въ иночестѣм житии сице пожив в воздержании, яко ни дне, ни часа отщетитися когда хотя от трудов и славословиа Божиа, но Господеви сиа вся изнуряше. И образ всѣх добродѣтелей остави пребывающим тамо иноком.

И так прожил он все дни своей монашеской жизни в воздержании, ни на один день или час не желая отрешиться от трудов и от славословия Божия, но все силы истощил для Господа. И оставил живущим там инокам пример всех добродетелей.

О преставлении святаго Зосимы

О преставлении святого Зосимы

По сих же разумѣв блаженый къ Господу свое отшествие, и призвав братию, глаголаше им: «Се убо, о чада и братие, время моего скончания приходит. Вас же оставляю Всемилостивому Богу и Его Пречистѣй Матери. То изберете себѣ кого хощете имѣти с Богомъ игумѣна вмѣсто мене». Братия же вси, яко единѣми усты рѣша: «Аще бы мочно нам умрети с тобою, отче, нежели от тебе разлучитися, пастырю добрый! Но се есть воля Божиа, а яже ти извѣсти всевѣдый Богъ твое отшествие к вѣчным обителем, Тои может тебе ради подати нам пастыря и учителя, егоже въсхощет. И да будет нам наставник и вожь къ спасению и твое от нас грѣшных к Богу моление! Ты бо, господине отче, въ нынѣшнем житии имаши попечение о душах наших. Но молим тя, не остави нас сирых и по своемъ к Богу шествии, имаши бо дерзновение к Нему!» И сиа глаголаста съ многым плачем и рыданиемь, слезами землю мочаху. Блаженый же глагола имъ: «Не скорбите, о чада, се уже предаю вас Богови и Пречистѣй Его Матери; и аще будутъ угодна дѣла моя Богови, то не оскудѣет потребными святая обитель сиа до скончаниа вѣка и болма распространится. Но токмо любовъ имѣйте друг къ другу и смирение нелицемѣрно, и страннолюбие, и милостыни съ тщанием прилежите, без неяже никтоже узрит Господа. А о игумене възложите упование на Господа Бога и Пречистую Богородицу и на наше смирение, то уже наставник вам вмѣсто мене да будет Арсение».[186]

Потом понял блаженный, что пришло время уходить ко Господу, и, призвав братию, сказал им: «Вот уже, дети мои и братия, время кончины моей приходит. Оставляю вас Всемилостивому Богу и Пречистой Его Матери. Изберите себе, кого хотите иметь с Богом игуменом вместо меня!» И вся братия, словно одними устами, сказала: «О если бы и нам можно было умереть с тобой, отче, чем разлучаться, пастырь добрый! Но Божия на то воля; и Тот, Который известил тебя об уходе твоем в вечные обители, Всеведущий Бог, и нам может дать ради тебя пастыря и учителя, кого Он захочет. И пусть будет нам наставником и вождем ко спасению и твое — от нас, грешных, — к Богу моление! Ибо ты, господин и отец наш, в нынешней жизни имеешь попечение о душах наших. Но молим тебя: не оставь нас, сирых, и после ухода твоего ко Господу, ибо имеешь к Нему дерзновение!» И говорили это со многим плачем и рыданием, и землю окропляли слезами. Блаженный же сказал им: «Не скорбите, о чада, ведь уже предаю вас Богу и Пречистой Его Матери; и если дела мои будут угодны Богу, то не оскудеет необходимым святая обитель эта до скончания века и еще более расширится. Но только имейте друг к другу любовь и смирение нелицемерное и заботьтесь о странниках и будьте щедры на милостыню, без которой никто не увидит Господа. А об игумене возложите упование на Господа Бога и Пречистую Богородицу, и на наше смирение; и пусть вам наставником вместо меня будет Арсений».

И тако вручает ему манастыр и братию, глаголя сице: «Се убо, о брате Арсение, оставляю тя по Бозѣ строителя и наставника святѣй обители сей и всей братии, о Бозѣ събранѣй. Но блюди, брате, паче всего, да ничтоже погрѣшиши обычая манастырского, по правилом святых апостолъ и святых отець седми Събор Вселеньскых, иже имат Церкви Божиа! Пѣние и чтение съборное без мятежа съ вниманиемь да будет ти, и на трапезе ястия и питие с молчанием, вь благодарении и послушании Божественых Писаний! И блюди весь чин и обычай манастыря сего, уставленый о Бозѣ нашим смирениемь, — и Господь Богъ да исправит стопы ваша к дѣланию заповедей Его, молитвами Пречистыа Богородица и всѣх святых, и преподобнаго отца нашего старца Саватиа! И Господь да съхранит вы и утвердить в любви своей! Азъ же, аще телесне отхожу от вас, но духомъ с вами неотступно пребуду! И о семь разумно да будет вам: аще обрящу благодать от Господа, то обитель сиа по моем отшествии наипаче распространиться, и съберутся множество братии в любви духовнѣй, и в телесных потребах ничимъже скорбнии будете».

И вручил ему монастырь и братию с такими словами: «Итак, брат Арсений, оставляю тебя о Господе управителем и наставником этой святой обители и всей собранной во Христе братии. Но блюди, брат, более всего, да ни в чем не нарушишь монастырский обычай, который имеет Церковь Божия по правилам святых апостолов и святых отцов семи Вселенских Соборов! Пение и чтение соборное да будет у тебя без суетности со вниманием, и за трапезой еда и питие — в молчании, с благодарением и слушанием Божественного Писания! Исполняй весь обычай этого монастыря, установленный нашим о Господе смирением, и Господь Бог да направит стопы ваши к деланию заповедей Его, молитвами Пречистой Богородицы и всех святых, и преподобного отца нашего старца Савватия! И Господь да сохранит вас и утвердит в любви своей! Я же, хотя телесно ухожу от вас, но духом неотступно пребуду с вами! И да будет вам известно: если обрету благодать у Господа, то после ухода моего обитель эта еще более распространится, и соберется множество братии в любви духовной, — и в телесных потребностях ни в чем у вас нужды не будет».

И тако поучив их доволно и всѣм о Христѣ цѣлование дав, отпусти их когождо во свою кѣлию, молитвами одарив и благословением печатлѣ. Самъ же безпрестани славословию прележа, на вѣчный путь готовляшеся. И въздвиг руцѣ горѣ, знаменавався крестным знамением, и лице перекрестив, дав миръ всѣм, и рече: «Владыко Человеколюбче, сподоби мя одесную Тебе стати в послѣдний день,[187] егда приидеши во славѣ судити живым и мертвым и воздати комуждо по дѣлом его!» И сиа рек, возлежа на одрѣ. И так предасть честную свою душю в руцѣ Божии блаженый Зосима игумен, началник Соловецскаго манастыря, в лѣто 6986, месяца априля вь 17, на паметь преподобнаго отца нашего Симеона иже в Персидѣ.[188]

И так, поучив их довольно и поцеловав всех Христовым целованием, отпустил их каждого в свою келию, молитвами одарив и скрепив благословением. Сам же, непрестанно славя Господа, готовился в вечный путь. И, воздев руки к небу, осенил себя крестным знамением, — и, перекрестив лицо, призвал души всех к миру, и сказал: «Владыко Человеколюбче, сподоби меня стать одесную Тебя в последний день, когда придешь во славе судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его!» И, сказав это, возлег на ложе. И так предал честную свою душу в руки Божии блаженный игумен Зосима, основатель Соловецкого монастыря, в лето 6986 (1478)-е, месяца апреля в 17 день, в день памяти преподобного отца нашего Симеона Персидского.

И так скуташа честное и трудолюбное тѣло; и погребен бысть братиею честно с кандилы и съ свѣщами и надгробным пѣнием. Положиша ѝ въ гробѣ, иже ископа себѣ своима рукама, за олтарем церкви Святаго Преображениа[189] Господа нашего Исуса Христа.

И спеленали честное и трудолюбивое тело его; и был он с честью погребен братией — с каждением и со свечами и с надгробным пением. И положили его в могилу, которую он выкопал себе своими руками, — за алтарем церкви Святого Преображения Господа нашего Иисуса Христа.

О явлении преподобнаго Зосимы

О явлении преподобного Зосимы

В девятый день по погребении своем явися блаженый нѣкоему от ученикъ своих — старцу имянемь Данилу. Сему стоящу на обычном своем правилѣ,[190] и зрит посреди манастыря полкъ велик зѣло нечистых духовъ, тмообразных бѣсов, и по воздуху множество их, акы дыма темна. Сему же надолзѣ зрящу, и прииде явленно преподобный Зосима к Данилу, глаголя: «Се видиши, от сих нечистых темнообразных духовъ и многокозненых бѣсов избѣжахъ! Мнози бо простерты по воздуху сѣти дьяволя,[191] но помилова мя Богъ и с преподобных ликы причте.[192] Вы же съхраняйтеся от лаяния их!» И се рек, невидим бысть. Мы же се слышахом от старца Данила, прославихом Господа о посѣщении святаго; яко же обѣщася духом не отступен быти от обители своея, так исполняше обѣщание!

В девятый день по погребении его явился блаженный одному из своих учеников — старцу по имени Даниил. Стоял сей на обычном своем молитвенном правиле — и видит: посреди монастыря несметное полчище нечистых духов, темнообразных бесов, и в воздухе — великое множество их, словно черного дыма. Он же наблюдал это долгое время, — и явился к Даниилу преподобный Зосима, говоря: «Вот, видишь, убежал я от этих нечистых темнообразных духов и многокозненных бесов! Много же распростерто по воздуху сетей дьявольских, но помиловал меня Бог и сопричел ко святым. Вы же остерегайтесь их козней!» И, сказав это, сделался невидим. Мы же слышали это от старца Даниила и прославили Господа за посещение святого: как обещал он духом не отступать от своей обители, так и исполнял обещание!

О поставлении гробници над гробом преподобнаго

О поставлении гробницы над могилой преподобного

По третьем же лѣте успениа святаго ученици възградиша гробницу над гробом его. И в ней поставиша образ Господа нашего Исуса Христа и Пречистыа Богородица на покланяние братии, приходящим къ гробу святаго. И свѣщу поставиша пред иконами у гроба его. И прихожаху ученици на всякъ день къ гробу пастыря своего, блаженаго Зосимы, молящеся Владыцѣ Христу и Пречистей Его Матери, и кь преподобному, яко к живу, глаголаху: «О рабе Божий, истинный пастырю и наказателю нашь, аще телеснѣ скончалъ еси свою жизнь, но духом неотступно буди с нами! Мы бо чада твоа и овца словеснаго ти стада. Поминай стадо, еже събра мудрѣ, и съблюди Богом дарованную ти пасьству яко чадолюбивый отець! Но руководствуй молитвами си, представи нас Христу Богу достойны шествовати по заповѣдем Его и творити повѣления, „взем крестъ, послѣдовати Ему".[193] Тя убо нынѣ молим, призывающе на помощь, еже молитися о нас, недостойных, к Богу и Пречистѣй Богородици о Богом събраннѣй иже въ святѣй обители сей братии, юже ты своими труды съгради и началникъ бысть, да и мы твоими молитвами и заступлением, пребывающе на мѣсте сем, невредими от бѣсов и злых человекъ пребудем, славяще Христа Бога нашего!»

Спустя три года после кончины святого ученики воздвигли над могилой его гробницу. И поставили в ней образ Господа нашего Иисуса Христа и Пречистой Богородицы для поклонения братии, приходящей ко гробу святого. И поставили свечу перед иконами у гроба его. И каждый день приходили ученики ко гробу своего пастыря, блаженного Зосимы, молясь Владыке Христу и Пречистой Его Матери, — и к преподобному обращались, точно к живому: «О раб Божий, истинный пастырь и наставник наш, хотя ты телесно окончил свою жизнь, но духом неотступно пребывай с нами! Ибо мы дети твои и овцы твоего словесного стада. Поминай стадо, которое ты собрал премудро, и сохраняй Богом дарованную тебе паству как чадолюбивый отец! Направляй нас молитвами своими и представь нас Христу Богу достойными шествовать по заповедям Его и творить повеление Его, „взяв крест, последовать за Ним!” Молим же тебя ныне, на помощь призывая: молись о нас, недостойных, Богу и Пречистой Богородице о Богом собранной братии в этой святой обители, которую ты создал своими трудами и которой ты был основатель, дабы и мы, живя в этом месте, пребывали невредимы — твоими молитвами и заступлением — от бесов и от злых людей, славя Христа Бога нашего!»

О явлении святаго въ гробницѣ

О явлении святого в гробнице

Бѣ нѣкый старец имянемь Тарасие. Сей велию вѣру имѣя кь преподобному Зосимѣ. По вся нощи приходя, молитвы и колѣнопреклонение творяше у гроба святаго, къ Владыцѣ Христу и Пречистѣй Богородици глаголюще: «Боже! Владычице Богородице! Умоли Сына своего, Христа Бога нашего, дабы съхранилъ святое мѣсто сие от враг видимых и невидимых молитвами угодника вашего, преподобнаго игумена Зосимы!» К святому же яко живу глаголаше: «О старче, нынѣ убо припадая, молю тя и на помощь призываю, буди молебникъ къ Христу и Пречистѣй Его Матери о мнѣ грѣшнем! Азъ бо есмь „овча ограды твоея",[194] яко да пребывая на мѣсте сем святѣм, невредимь пребуду от всегубителя врага молитвами твоими!» И тако моляся, отходя в кѣлью свою.

Был некий старец по имени Тарасий. Имел он большую веру к преподобному Зосиме. Каждую ночь приходя ко гробу святого, молился он и клал поклоны, взывая к Владыке Христу и Пречистой Богородице: «Боже! Владычице Богородице! Умоли Сына Своего, Христа Бога нашего, сохранить это место святое от врагов видимых и невидимых, молитвами угодника вашего, преподобного игумена Зосимы!» И к святому обращался, как к живому: «О старче, припадая ныне, молю тебя и призываю на помощь: будь молебником ко Христу и Пречистой Его Матери о мне, грешном! Ведь я „овча ограды твоей” — и, пребывая на месте этом святом, да невредим буду от всегубителя дьявола молитвами твоими!» И, так помолившись, уходил в свою келию.

Въ едину же от нощей, пришедшу ему вь гробницу по обычаю помолитися, и видѣ у гроба дскы удвинуто и край мантии немало внѣ гроба висящь. Старец же, хотя опрятати мантию во гроб, и укры мало дскы, и вѣдѣ преподобнаго лежаща верху земля, и образ его свѣтлосвѣтяся, яко финик цвѣтущь въ удолии и яко крин селный сияя;[195] и руцѣ его на персех лежаща согбены накрестъ и обнажены мало не до лактии и такоже свѣтящася.

В одну из ночей пришел он в гробницу, как обычно, помолиться — и увидел, что доски у гроба сдвинуты и край мантии свисает наружу. Старец же, желая спрятать мантию в гроб, немного приоткрыл доски — и увидел преподобного, лежащего поверх земли; и лик его светился светом, как «финик, цветущий в долине», и сиял, словно «лилия полевая», а руки его лежали на груди, сложенные крестом и обнаженные почти до локтей, и тоже светились.

И сие старець видѣвъ и, шед, повѣда игумену Исаии[196] и многым братиям. Мы же се слышавше, дивихомся, вѣдуще, яко погребохом святаго тѣлов земли, и как обрѣтеся верху земля. И тако прославихом Бога и его угодника преподобнаго игумена Зосиму.

Увидев это, старец пошел и поведал игумену Исайе и многим из братии. Мы же, услышав об этом, дивились, зная, что мы погребли тело святого в земле, — и как оно оказалось поверх земли? И прославили Бога и угодника Его преподобного игумена Зосиму.

Чюдо святаго, како явися на мори в бедѣ стражущим

Чудо святого, как явился он на море терпящим бедствие

Бѣ нѣкый старець имянем Митрофан. Сей имый пострижение в Муромском манастыри[197] на Онѣгѣ езерѣ, тамо и житие имый. Тъй ми повѣда сие:

Был некий старец по имени Митрофан. Принял он постриг в Муромском монастыре на Онежском озере и жил там. Поведал он мне следующее:

«Еще сущу ми в мирѣ пребывающу и домовное попечение имѣх. И нѣкогда плавающу ми по морю на весновании, и имѣх многы добыткы, и далече ми сущу в пучинѣ моря. И тридесят дьнии носим бѣхъ в мори волнами, и не видѣх брега, ни острова. И прииде буря вѣтреняя велика зѣло, и в мори трус велий, волны лютѣ устремляхуся. Мы же отчаяхомся своего спасениа от нахождения волнъ, покрывають бо ладью нашу волны морскыя, и начахом молити Господа Бога и Пречистую Богородицю и святых многых призывати на помощь, сих и иных, и не преста волнение. И прииде ми въ умъ, начах молитися и призывати на помощь началника соловецкаго, блаженнаго Зосиму; и обѣщахомся кь Спасу на Соловкы дати на молебенъ и на обѣдню. И в той час внезапу обрѣтеся в ладии нашей старець, сѣдя на кормѣ. И прихожаху волны морскыя с великым устремлением, хотяаху покрыти ладию нашю. Старецже он простираше вскрылие мантии[198] обѣма рукама на обѣ страны ладии — и волны прохождааху ладию нашю мирно и тихо.

«Еще жил я в миру и имел попечение о делах житейских. И однажды плавал я по морю во время весеннего промысла — и имел большую добычу, но находился далеко в пучине морской. Тридцать дней носили меня по морю волны, и не видел я ни берега, ни острова. И налетела страшная буря, и был сильный шторм на море, и яростно устремлялись волны. Мы же не чаяли своего спасения из-за нашествия волн — ибо покрывали уже нашу ладью морские волны — и начали молить Господа Бога и Пречистую Богородицу, и многих святых на помощь призывать — и одних, и других, — но волнение не прекращалось. И пришло мне на ум — и стал я молить и призывать на помощь первоначальника Соловецкого, блаженного Зосиму; и обещали мы дать на молебен и на обедню к Спасу на Соловки. И в ту же минуту оказался вдруг в нашей ладье старец, сидящий на корме. И приходили морские волны и хотели накрыть нашу ладью. Старец же тот простирал воскрылия мантии обеими руками по обе стороны судна — и волны проходили мимо нашей ладьи мирно и тихо.

И тако плавахом многы дьни и нощи, носими вѣтреными дыхании. Старец же он пакы по вся дьни сѣдя на кормѣ, съблюдая нас от волнъ и окормляя даже и до брега. И тако невидим бысть. Достигшим же нам пристанища тиха, и на брегъ изыдохом; и начахом повѣдати друг другу о видѣнии старца, бяше бо не всѣмь видим, но трем токмо. И так на мног час дивящуся, прославихом Бога, творящего преславная чюдеса святым своим угодником!»

И так плавали мы много дней и ночей, носимые порывами ветра. Старец же тот все так же сидел на корме, защищая нас от волн и направляя до самого берега. И потом стал невидим. Когда же мы достигли тихой пристани и вышли на берег, то начали рассказывать друг другу о видении старца, потому что не все его видели, но только трое. И так, дивясь еще долгое время, прославили Бога, творящего святым своим угодником преславные чудеса!»

 Се же повѣдаша нам близ моря живущеи, в веси Шуи-рѣка[199] наричемо

А это поведали нам живущие в поморье: в деревне, называемой Шуя-река

Нѣкыим от сущих ту по морю стражущим в плавании и велику бѣду приемлюще от буря волнъ. И так начаша молитися Всемилостивому Богу и того Пречистѣй Матери, и святых на помощь призывати началников соловецскых Зосиму и Саватия. И так единѣм часом волны престаша и море на тихость преложися.

Некие из жителей поморских оказались во время плавания в великой беде, терпя бедствие из-за разбушевавшихся волн. И стали они молиться Всемилостивому Богу и Пречистой Его Матери, и святых на помощь призывать — первоначальников соловецких Зосиму и Савватия. И в одночасье волны прекратились и море утихло.

И многым являющеся по морю и по суху, скории в бѣдах помощьници. И от сего вси человеци округ моря и от многых странъ велию вѣру имяху к ним.

И многим они являются на море и на суше, скорые помощники в бедах. И потому все поморяне и люди из многих других сторон имеют к ним великую веру.

И вся болящая различными недугы и злѣ стражющих от духь нечистых мучимы, — сих приводяще в манастыр и ко гробом прикладающе, вхскоре вси исцѣление приемлют и здравии отходят в домы своя.

И всех, кто страдает различными недугами или люто страждет, мучимый нечистыми духами, приводят в монастырь и прикладывают ко гробам — и все они вскоре получают исцеление и здоровыми уходят в дома свои.

И вси близ моря живущии человеци имуще велию вѣру к манастырю Соловецкому, понеже бо от началников тѣх видяху многа чюдеса бываема. И начаста писати образы их и в домѣхъ у себя держаху и, вносяще в церкви Божия, поставляху на поклоняние всѣм православным христьяном. Мы же, иноци суще, не смѣюще дерзнути таковых угодников Божиихъ по тридесятех лѣт преставлениа их, и неимуще образа преподобных у себе,[200] а Богови творящу их ради такова преславнаа чюдеса! Мирстии же человеци, православнии христьяне, велию вѣру кь святым имуще, молящеся Христу Богу и святых его угодниковь на помощь призывающе, невредими пребывають от всѣхъ вражиих обьстояний, славу и благодарение възсылающе Христу Богу.

И все люди, живущие вблизи моря, имеют к Соловецкому монастырю великую веру, потому что видели многие чудеса, совершаемые основателями (монастыря). И стали писать их иконы — и держали у себя в домах, и, принося в церкви Божии, ставили для поклонения всех православных христиан. Мы же, будучи иноками, не смели дерзнуть (написать) таковых угодников Божиих в течение тридцати лет по преставлении их, и не имели образа преподобных у себя, а ведь Бог творит ради них такие преславные чудеса! Мирские же люди, православные христиане, имея к святым великую веру, молясь Христу Богу и святых Его угодников на помощь призывая, невредимы пребывают от всех вражеских напастей, славу и благодарение воссылая Христу Богу.

О явлении столповъ огненых

О явлении столпов огненных

Инъ нѣкый старець, имянем Осифъ, — тый нам повѣда сице: «Нѣкогда ми пловущу по морю, прилучися пристанище у острова нѣкоего, рекомый Кузова,[201] за тридесят поприщь отстоящь Соловецкаго острова. И стоящу ми в том пристанищи нѣколико дьни ради противных вѣтръ и волнения морскаго. И в нѣкую нощь изыдох из шатра и взыдох на гору высоку и зрех на море. И се вижу: над островом Соловецкым, яко над манастырем тѣм, два столпа огнены свѣтяща и до небесе досязающа. И зрях и дивихся на многъ час. И сшед с горы, повѣдахъ братии всѣм сущим со мною. Они же глаголаша: „Се началникы манастыря того сияют от гробов своих, просвѣтившеся духа зарями. Се есть столпи духовнии, велми подвизавшеся въ временней сей жизни въ молитвах и трудѣх, въ бдениих же и пощениих, и нынѣ яко свѣтила сиаютъ, съ аггелы предстояще святѣй Троици”.

Другой старец, по имени Иосиф, поведал нам следующее: «Однажды плыл я по морю, и случилось мне пристать у острова, называемого Кузова, в тридцати верстах от Соловецкого острова. И стоял в том пристанище несколько дней из-за встречных ветров и волнения на море. И в одну из ночей вышел из шалаша, и взобрался на высокую гору, и смотрел на море. И вижу: над островом Соловецким, где-то над монастырем, светятся два огненных столпа, достигая неба. Долго смотрел я и дивился. И, спустившись с горы, рассказал (об этом) всей бывшей со мной братии. Они же сказали: „Это основатели монастыря того сияют из гробов своих, просветившись духовным светом. Это — столпы духовные, подвизавшиеся во временной сей жизни в молитвах и трудах, бдениях и постах, а ныне как светила сияют, предстоя вместе с ангелами Святой Троице”.

Мы же начахом молити всесилнаго Бога и Пречистую Богородицу, и их угодников преподобных Зосиму и Саватия, на помощь призывающе: „О блаженнии свѣтилници, вы убо непрестанно Христа славословяще и неизреченную его славу ясно зряще! Но и на чад своих не презрите, яко приясте от Бога за труд въздаание! Просвѣтите наша сердца омраченная, с вѣрою к вам притекающих! Да молитвами вашими съхраняеми, от всѣх зол избавит ны Христос Богъ нашь!” На утри, яже въстахом, и бысть на мори тишина велия. Мы же, сѣдше в карбасы, и яко трема часы достигохом острова Соловецкаго. И тако прославихом Бога и Его угодник Зосиму и Саватия».

Мы же начали молить Всесильного Бога и Пречистую Богородицу — и их угодников, преподобных Зосиму и Савватия, на помощь призывать: „О блаженные светильники, вы непрестанно Христа славословите и несказанную славу Его ясно зрите! Но и чадами своими не пренебрегите, получив от Бога за труд воздаяние! Просветите наши сердца омраченные, приходящих к вам с верою! Да молитвами вашими будем хранимы, и да избавит нас от всех зол Христос, Бог наш!” Наутро, когда мы встали, была на море полная тишина. Мы же, сев в лодки, за три часа достигли острова Соловецкого. И прославили Бога и его угодников Зосиму и Савватия».

Чюдо преподобных о двою человеку стражущих

Чудо преподобных о двух страждущих

Обрѣтох в том манастыри Соловецком старца нѣкоего, многолѣтна суща, имянем Саватия, имуща въ обители той лѣт пятдесят. Сей повѣда ми вещь чюдну о сих преподобных началникѣхъ соловецких, Зосимѣ и Саватии, при игуменѣ Исаи бывшую:

Повстречал я в том монастыре Соловецком некоего многолетнего старца по имени Савватий, живущего в обители той около пятидесяти лет. Поведал он мне удивительную вещь об этих преподобных основателях соловецких, Зосиме и Савватии, бывшую при игумене Исайе:

«Въ время Великого поста, и Спасеной страсти Господа нашего Исуса Христа приближающися, нам же дѣлающим трапезу съ иными братиями, внезапу прииде к нам игумен Исаиа ис кѣлии своея слезенъ велми, яко въ ужасѣ, яко нѣкоим видѣнием движим, начат нам глаголати жалостно: „И кто, — рече, — от вас, братие, хощет потружатися до Шужмоя-острова?[202]” (Бѣ же той остров от манастыря отстоя верстъ яко шестьдесят). Нам же въпрашающим о вещи: „Что ради, отче, тако скорбенъ еси и ненадежну нам сицеву нужну службу повелеваеши?” — понеже море не учистилося, ледове зѣло мнозии велици по морю; и всѣм отрицающимся таковыя службы. Он же к нам рече: „Есть на Шужмои-островѣ нужно мучатся и злѣ стражут православнии христьяне вь велице скорби!” Мнѣ же, Саватию, уязвися сердце о игуменском послании, и не рѣхъ того никому, точию прииде ми желание не преслушати игумена.

«Во время Великого поста, когда приближались дни спасительной страсти Господа нашего Иисуса Христа, готовили мы трапезу с другими братиями — и вдруг пришел к нам игумен Исайя из своей келии, весь в слезах, — словно в ужасе, движимый будто каким-то видением, и стал говорить нам горестно: „А кто, — говорит, — из вас, братия, хочет потрудиться до Шужмоя-острова?” (Был же тот остров удален от монастыря примерно верст на шестьдесят). Мы же стали расспрашивать его о деле: „Отчего ты, отче, так скорбен и зачем такую опасную и трудную службу нам повелеваешь?” — потому что море не очистилось и было на море очень много больших льдин; и все отказывались от такой службы. Он же сказал нам: „Есть на Шужмое-острове православные христиане, тяжко они мучатся и жестоко страдают в великой беде!” Мне же, Савватию, запали в сердце игуменские слова, и не сказал я о том никому, но только возникло у меня желание не ослушаться игумена.

Не по мнозѣ же времени посла нас игумен с другым братом, имянем Ферапонтъ, противу служебников пошедших к Новуграду нѣкыа ради потребы манастырьскыа, в Вирму.[203] Тамо бо бяше пристанище на брезе, дворъ манастырской и всякыя потребы и запасы. Нам же отпущеном на службу, изыдох из манастыря и озрѣхся вьспят, еже поклонитися кь церкви, и абие узрѣх от въстока яко плащаницу огнену по въздуху летящу, и прилетѣвъ прямо гробници преподобнаго Зосимы, и невидима бысть. Мнѣ же страхом и радосию объяту бывшу о предивнѣм видѣнии, наипаче извѣщение приимшу ми о игуменском повелѣнии еже до Шужмоа-острова. Мы же, помолившеся Господу Богу и Пречистѣй Его Матери и преподобных Зосиму и Саватия на помощь призывающе, отпустихомся на море гребью меж ледов.

Немного спустя послал нас игумен с другим братом по имени Ферапонт в Вирму навстречу братиям, ушедшим на службу в Новгород ради какой-то монастырской потребности. Была там на берегу пристань, монастырский двор и всякое потребное и запасы. Когда же мы были отправлены на службу, вышел я из монастыря и оглянулся назад, чтобы поклониться церкви, и вдруг увидел с востока как будто бы огненную плащаницу, летящую по воздуху, — и, прилетев к гробнице преподобного Зосимы, она стала невидимой. Я же объят был страхом и радостью от такого предивного видения, но более всего от того, что получил подтверждение повелению игумена плыть на Шужмой-остров. И, помолившись Господу Богу и Пречистой Его Матери и призывая на помощь преподобных Зосиму и Савватия, отправились мы в море, гребя между льдов.

И тако Божиею помощью приплухом к нѣкоей лудѣ морстѣй;[204] нарицаема Габлуда, от Шужмоя-острова яко пятнадесятъ верстъ, ту же и пристахом. Уже вечеру сущу, възрѣвъшу ми на Шужмои-островъ, идѣже ми игуменъ повелѣ быти, проплухом бо мимо его, вѣтромъ носими, и показа ми ся знамение нѣкое вьскраи острова того: яко два столпа багровидны, не велми великы, — и дивихся видѣнию. И повѣдах брату Ферапонту, сущу съ мною, и глагола ми, яко „и азъ то же зрю”.

И так, с Божьей помощью, приплыли к скальному островку, называемому Габлуда, верстах в пятнадцати от Шужмоя-острова, и там пристали. Уже был вечер, и посмотрел я на Шужмой-остров, где повелел мне быть игумен (ведь мы проплыли мимо него, носимые ветром) и увидел некое знамение с краю от того острова: как будто бы два багряных столпа, не очень высоких, и дивился такому видению. И рассказал брату Ферапонту, находившемуся со мной, и сказал он мне: „И я то же вижу”.

Мы же възгнѣтихом себѣ огнь, за належащую стюдень, и възлегох къ огню плечима. Не спящу же ми, токмо грѣющуся, а брату Ферапонту отшедшу в судно почивати. Внезапу слышу за собою человѣка, огнь спотыкающа. Мнѣ же помышляющу: „Что се есть?” Онъ же рече ко мнѣ: „Саватѣй, ехат ли ти в Шужмои?” Мнѣ же отвѣщавшу: „Аще Богъ повелит, и Пречистая Богородица, и началник Зосима — ѣхати ми”. Он же отвѣша ми: „Бог тебя благословитъ, поѣди!” Аз же начах зрѣти около себе и никогоже видѣх, и сего никому же повѣдах сущим со мною.

И развели мы себе огонь, так как стояла сильная стужа, и возлег я спиной к огню. Не спал я, но только грелся, а брат Ферапонт ушел в судно отдыхать. Вдруг слышу: позади меня человек подкладывает огонь. Я думаю: „Что это может быть?” А он спросил меня: „Савватий, поедешь ли в Шужмой?” Я же отвечаю: „Если Бог повелит, и Пречистая Богородица, и игумен Зосима, — поеду". Он же сказал мне: „Бог тебя благословит, поезжай!” Я же стал осматриваться вокруг себя и никого не увидел, и никому об этом не сказал из бывших со мной.

Въставъше же заутра, яхомся пути; Богу помогающу, достигохом до Вирмы. Манастырьское же дѣло спѣшно устроися нам. Азъ же начах ту живущих въпрашати, есть ли каковыи люди зимовникы в Шужмои-островѣ. Они же повѣдаша: „Судно, рече, розбило там еще с первозимья, иного не вѣмы ничтоже”. Аз же зѣло уязвихся и начах домышлятися, как бы достигнути Шужмоя. Абие отплых от пристанища, начах молити брата иже съ мною, как бы игуменом заповѣданое сътворити. Оному же не хотящу. Аз же рѣх: „Аще Богъ повелить быти наж тамо, то и вѣтръ дасть по нас". Еже и бысть вскоре. Вѣтру бо дохнувши прямо кь Шужмою-острову. И так въздвигше вѣтрила, скоро достигохом. Брату же прекословящу и вельми смущающуся на мя. Аз же молих его с терпѣнием вещь понести.

И, встав утром, мы тронулись в путь и, с Божьей помощью, достигли Вирмы. Монастырское дело успешно у нас устроилось. И стал я расспрашивать местных жителей, есть ли на Шужмое-острове какие-нибудь люди-зимовщики. Они же ответили <мне>: „Разбило там судно еще с первозимья, а ни о чем другом не знаем”. Я же почувствовал сильное угрызение <совести> и начал размышлять, как бы достигнуть Шужмоя. А как только отплыл от пристани, стал просить бывшего со мной брата о том, чтобы исполнить порученное игуменом. Он же не хотел. И я сказал: „Если Бог повелит нам быть там, то и ветер даст нам попутный”. Что и произошло вскоре. Потому что ветер подул прямо к Шужмою-острову. И так, подняв паруса, вскоре достигли острова. Брат же прекословил и очень сердился на меня. Я же просил его вынести это с терпением.

Ходящим же нам по острову с нуждею, снѣгу зѣло велику сущу. Мы же тружахомся, гдѣ бы искомое обрѣсти. Потом же обрѣтохом при камени храминку малу, в ней же два человека, нага и гладна, и ногам ихъ гниющим зѣло, точию еле живу сущу. И яко узрѣша нас, начаша кричати, елико могуще: „Господие, кто есте? Или вас соловецкые старци к нам послаша?” Нам же въпрашающим: „Кого глаголите соловецкыхъ старцовъ?” Они же реша: „Два, рече, старца приходяще здѣ, посѣщаху нас, единому имя Зосима, другому же — Саватѣи. И егда прихожаху к нам, тогда нам болѣзнь облегчаше, и глад отхождаше, и стюдень престааше. И нынѣ были пред вашим приходом, рекуще: «Уже пришлемь по вас, не скорбите!» Ино то они ли вас прислали?” Нам же чюдящимся зѣло удивьляющим преподобных отець посѣщению и милости. Какову приязнь имѣют, аще кто с вѣрою их на помощь призывает! Сим же ничтоже о сем вѣдящим, мняху — простии старци приходяще к ним, тако зовоми.

Ходили мы по острову с большим трудом, так как снег был очень глубок. Мы же старались изо всех сил, лишь бы найти искомое. Потом нашли у камня маленькую избушку, а в ней — двух человек, нагих и голодных, и ноги у них сильно гноились, так что они едва были живы. И, когда увидели нас, то стали кричать изо всех сил: „Господа наши, кто вы? Уж не соловецкие ли старцы вас к нам послали?” Мы же спросили: „Кого вы называете соловецкими старцами?” Они же сказали: „Два старца приходили сюда, посещали нас, одному имя Зосима, а другому — Савватий. И, когда приходили к нам, болезнь наша ослабевала, и голод отступал, и стужа прекращалась. И нынче были перед вашим приходом, говоря: «Уже пришлем за вами, не скорбите!» Не они ли вас и прислали?” Мы же дивились такому удивительному посещению и милости преподобных отцов. Какую же они имеют заботу о тех, кто с верою призывает их на помощь! Эти же (люди) ничего не знали об этом, думали, что это простые старцы к ним приходили, которых зовут так.

Мы же начахом помалу кормити их и по днех взяхом ихь с собою в карьбас, отвести к манастырю. И начахом плыти. Богъ же молитвами преподобныхъ дая нам тишину велику вь мори. Егда же бѣхом посреди салмы,[205] абие множество ледов прииде, елико нелзѣ протиснутися карбасу. Брат же нача мя которати о взятии болных. Стражющии же, яко услышаша старца сваряща мя, начаша глаголати промежи себя: „Почто старець бранит про нас Саватия, не видит ли людей онѣх, лед распихающих?” Нам же того ничтоже видящим, точию начать лед расплыватися пред нами. Нам же яко рѣка доволно на прохождение посреди ледовъ, такоже и воды по нас устремишася. Мы же в радости и веселии в манастырь достигохом».

Мы же начали их понемногу кормить и через несколько дней взяли с собою в карбас, чтобы отвезти в монастырь. И отправились в путь. Бог же, молитвами преподобных, послал нам великую тишину на море. Когда же мы были посреди пролива, внезапно нагнало множество льдин, так что карбасу нельзя было и протиснуться между ними. Брат же стал укорять меня за то, что мы взяли больных. Страждущие же, когда услышали, что он ругает меня, стали говорить между собой: „Зачем этот старец бранит из-за нас Савватия, разве не видит людей тех, расталкивающих лед?” Мы же ничего такого не видели, только лед перед нами стал расступаться. И образовалась впереди нас будто река, достаточная для прохождения среди льдов, и вода устремилась за нами. Мы же в радости и веселии достигли монастыря».

Сия ми сказа старець Саватие съ многыми слезами. Обрѣтох бо того в манастыри, пребывающа въ всяком благочестии и чистотѣ и цѣломудрии, многа лѣта имуща въ обители и в чернеческых исправлениих зѣло искусна. Сего же не повѣда ми, каково извѣщение игумену тому бысть, азъ же того и не написах.

О, этом рассказал мне старец Савватий со многими слезами. Нашел я его в монастыре, пребывающего во всяком благочестии и чистоте и целомудрии, прожившего в обители много лет, и в монашеском делании весьма искусного. А о том не рассказал мне, каково было извещение игумену тому, и я о том не написал.

О явлении святаго

О явлении святого

Бѣ некий старець имянем Герасим,[206] ученикъ блаженнаго Зосимы, живый в пустыни. Сей повѣда намъ:

Был некий старец по имени Герасим, ученик блаженного Зосимы, живший в пустыни. И поведал он нам следующее:

«Нѣкогда ми пришедшу ис пустыни в манастырь вечере в суботу, и слышах утреняя в день въскресения вь трапезе, и по отпѣтии утреняя братья разыдошася кождо въ свою кѣлью. Мнѣ же оставшю в трапезе, и мало, яко час, пребых, изыдох ис трапезы, уже свѣтящися утренеи зари свѣтло. И мало не дошедшу ми гробници блаженаго Саватиа и възрѣхъ, вижу старца изшедша из гробници Саватиевы и ко Изосиминѣ идуща и, озрѣвься на мя, глагола: „Подвизайся, да приимеши противу трудовь своих!” И азъ узрѣх образ лица его и познах, яко въистину преподобный Зосима. И вниде вь гробницу свою, затворися. И мнѣ, въслѣд его пришедшу, и отверзох двери гробници, и зрях: не бысть никогоже, точию гроб святаго, — и се явленно видѣх его. И рекох в себѣ: воистину неложна суть обѣщания святаго духом пребывати с нами! Иногда же, пакы пришедшу ми ис пустыня въ святый Великый четверток, и время Литургии наста, идох въ трапезу и стах близ дверей, и се вижу дверми явьствено входяща старца. И зрях на нь прилѣжно, и познах, яко блаженый Зосима прииде; и иде вь церковь. И азъ идох въслѣд его и стах по странѣ дверей церковных, а Зосима стояше на игуменьском мѣсте. Егда же Литургии съвершающися, святый приступи близ царьскых дверей и начат причащати братию Пречистых Тайн Тѣла и Крове Христа Бога нашего; и глагола ми святый: „Иди и ты причастися”. И азъ же идох, причаститися, великым страхом обьятъ бых, зря преподобнаго. И вся братиа причастишася; а святый стояше близ Тайн Христовых, и так невидим бысть. И се разумно буди вам, братие, якоже неложно святый духом с нами пребывает, якоже обѣщася».

«Однажды пришел я из пустыни в монастырь в субботу вечером, и слушал утреню в день воскресения в трапезной, и по окончании утрени братия разошлись каждый в свою келию. Я же остался в трапезной и пробыл там недолго, около часу, и вышел из трапезной, когда уже утренняя заря ясно светила. И, немного не дойдя до гробницы блаженного Савватия, взглянул — и вижу старца, вышедшего из гробницы Савватия и идущего к Зосимовой, и, оглянувшись на меня, сказал: „Подвизайся, да получишь по силе трудов своих!” И увидел я лик его, и узнал, что воистину это преподобный Зосима. И вошел он в свою гробницу и затворился. Я же пришел следом за ним, и открыл двери гробницы, и смотрел: но никого не было, только один гроб святого, — а ведь только что ясно видел его. И сказал я про себя: воистину неложны были обещания святого духом пребывать с нами! В другой раз, когда я снова пришел из пустыни в святой Великий четверг и настало время Литургии, пошел я в трапезную и стал возле дверей — и вот явственно вижу, как в двери входит старец. И смотрел я на него прилежно, и узнал, что это пришел блаженный Зосима; и прошел он в церковь. И я пошел вслед за ним и стал возле церковных дверей, а Зосима стоял на игуменском месте. Когда же Литургия заканчивалась, святой подошел к царским вратам и начал причащать братию Пречистых Тайн Тела и Крови Христа Бога нашего; и сказал мне святой: „Иди и ты причастись". И я пошел, и причастился, объятый сильным трепетом, видя преподобного. И вся братия причастилась; а святой стоял возле Тайн Христовых, а потом стал невидим. И пусть известно вам будет, братия, что святой воистину духом пребывает с нами, как и обещал».

О погыбшем съкровищи и о утѣшении братнѣ

О пропавшем сокровище и об утешении брата

Бяше нѣкий старець именем Филимон, повѣда нам глаголя: «Живущу ми в пустыни, и вражнимь наваждением прииде ми скорьбь велия зѣло и възмете ум мой, и пребых нѣколико дьний смущаяся. И въстаах на обычное свое правило помолитися. По молитвѣ же сѣдшу ми, и мало въздремахъ и бых в забвение. Се приидоша в кѣлию мою два старца, аз же глаголах к нимь: „Что без молитвы приидосте здѣ?”[207] И рекоша ми: „Се сътворихом молитву. И ты ли не слыша?” И рекох има: „Сядита, господина моя". И сътворше молитву, сѣде един. И въпросих его: „Господи мой, кто ты еси? Не нашего вы манастыря старци и не имам знати вас". И рече ми: „Зосима ми имя, а се есть Саватие”. И глагола ми о скорби моей, утѣшая мя: „Не буди ти скорби о том, что погыбе в кѣльи твоей; то будет, точию подвизайся, а не унывай!” И ина глагола на утѣшение души моей. И так невидимь бысть. И азъ воспрянух и не видѣх никогоже. Скорбь же отиде от мене, и бых в радости.

Был некий старец по имени Филимон, и рассказал он нам следующее: «Жил я в пустыни, и, наваждением вражиим, случилась со мной печаль великая и смутила мой ум, и пробыл я несколько дней в смятении. И встал я на обычное свое правило помолиться. После же молитвы сел и немного задремал, и находился в забвении. И вот пришли в мою келию два старца, я же обратился к ним: „Что вы пришли сюда без молитвы?” И сказали они мне: „Мы сотворили молитву. Разве ты не слыхал?” И сказал я им: „Садитесь, господа мои”. И, сотворив молитву, один из них сел. И спросил я его: „Господин мой, кто ты? Ведь вы не из нашего монастыря, и я вас не знаю”. И ответил он мне: „Мое имя Зосима, а это Савватий”. И сказал мне о моей печали, утешая меня: „Не печалься о том, что пропало в келье твоей; то найдется, только подвизайся, а не унывай!” И иные слова говорил мне в утешение души моей. И потом стал невидим. Я же проснулся и никого не увидел. И печаль моя оставила меня, и стал я радостен.

Нѣкый бо брат положи в моей кѣлии числом 12 гривен сребра, и се, не вѣм како, погибе. Братъ же оскорбися. И аз такоже скорбь приа его ради. И по глаголу преподобнаго, погыбшее съкровище обрѣтеся на своем мѣсте. И азъ от скорби утѣшихся, и брат мой. И въздахом хвалу Богови и святым Его угодникомъ Зосимѣ и Саватию, посѣщающим чадъ своих».

А случилось так, что некий брат положил в келии моей 12 гривен серебра, и оно, неведомо как, пропало. Брат же тот сильно опечалился. И я тоже из-за него был в печали. И вот, по слову преподобного, пропавшее сокровище нашлось на месте своем. И я от печали утешился, и брат мой. И воздали мы хвалу Богу и святым Его угодникам Зосиме и Савватию, посещающим чад своих».

О явлении преподобнаго Зосимы

О явлении преподобного Зосимы

Се повѣда нам священноинок Досифей, ученикъ святаго: «Бывшу ми нѣкогда игуменом на Соловках.[208] И стоях в паперти[209] церковнем на пѣнии, братии нефимон поющимь.[210] И прииди ми въ умъ о нѣкоемь братѣ клирицѣ,[211] болящем тяжким недугом, стражущу от бѣса. И взирах ко образу преподобнаго, начах молитися, глаголя: „Отче святый и преподобне Зосимо! Ты еси началник святѣй обители сей и о Бозѣ събраннѣй братии, не печеши ли ся о брате сем? Много бо время стражющу ему в недузѣ том! Не можеши ли ты исцѣлити его и въставити здрава?” И се изглаголахъ, опрѣхся о пососѣ[212] и яко въздремах, то же помышляа. И се вижу идуща преподобнаго от своея гробница в церковь, и озрѣвся, рече ми: „Нѣсть ти на ползу прошение, еже молитися о оном брате; еще ему в том пребывати”. И се рек, невидим бысть. Азъ же възрѣхъ и трепет обьять мя. По отпущении же пѣниа, идох по обычаю ко гробу святаго с братиею, и повѣдах им, еже видѣх его на пѣнии и яже изрече ми. И се вси братиа прославиша Бога, глаголюще: „Въистину, господине отче, слышахом от многых братии, яко беспрестани посѣщаеть преподобный святое мѣсто сие по своему обѣщанию, и нас назирая, да некако в лѣности преходим житиа сего поприще”».

Поведал нам об этом священноинок Досифей, ученик святого: «Был я некогда игуменом на Соловках. И стоял во время службы на церковной паперти, в то время как братия пела великое повечерие. И пришло мне помышление о некоем брате-клирике, болящем тяжким недугом, страждущем от беса. И, взирая на образ преподобного, стал я молиться, говоря: „Отче святой и преподобный, Зосимо! Ты основатель святой этой обители и собранного для Бога братства, не печешься ли о брате сем? Давно ведь страждет от этого недуга! Не можешь ли исцелить его и восстановить в здравии?” И, произнеся это, оперся на посох и будто задремал, думая о том же. И вот вижу преподобного, идущего из своей гробницы в церковь, — и, оглянувшись, сказал он мне: „Не на пользу тебе прошение, — то, о чем просишь об этом брате; надлежит ему еще побыть в том недуге”. И, сказав это, стал невидим. Я же проснулся — и объял меня трепет. И по окончании службы пошел я, как обычно, ко гробу святого с братией и рассказал им о том, как видел его во время службы, и о том, что он сказал мне. И вся братия прославила Бога, говоря: „Воистину, господине отче, слышали мы от многих братий, что преподобный непрестанно посещает место это святое по своему обещанию, и нас опекает, чтобы и мы без лености проходили поприще этой жизни”».

Чюдо о нѣкоемь черньци, Елесѣи имянем

Чудо о некоем чернеце по имени Елисей

Ину вещь памяти достойну повѣда ми прежереченый старець Саватие, глаголя: «Послал нас игумен и братиа на службу: рыб ловити на рецѣ Выгу, у поруга у Золотца. А нас четыре браты, оприч мирянъ: первый — Данила, вьторый — Елисѣй, третий — азъ, Саватий, четвертый — Филаретъ. Идущим же нам по морю и приидохом на уреченое мѣсто Золотець. Начахом по обычаю нашему платити ветхыя сѣти. И не вѣм чесо ради, начат глаголати Даниил Елисею: „Почто, брате Елисѣй, всуе тружаешися, платя сѣти сиа, а уже твоа ловля минула. Ктому убо не имаши рыбъ ловити, се бо ти смерть приближися”.

Другую историю, памяти достойную, поведал мне вышеупомянутый старец Савватий: «Послал нас игумен и братия на службу: ловить рыбу на реке Выг, у порога Золотца. А нас было четыре брата, кроме мирян: первый — Данила, второй — Елисей, третий — я, Савватий, четвертый — Филарет. Шли мы по морю и пришли в назначенное место Золотец. И начали, как обычно, чинить ветхие сети. И, не знаю, по какой причине, стал говорить Даниил Елисею: „Зачем ты, брат Елисей, напрасно трудишься, чиня эти сети, ведь ловля твоя миновала. Не придется тебе рыбу ловить, потому что смерть твоя приблизилась".

Елисѣй же сия слышав от него, начат тѣлом утерьпати, душею же ужасатися. И обьять ѝ скорбь велика, понеже не у сподобися великаго образа аггелскаго — схимы;[213] священноиноку бо не сущу ту близ,[214] понеже на пустѣ мѣсте быхом. Мы же начахом его увѣщавати утѣшителными словесы, глаголюще: „Почто тако, брате, малодушьствуеши и себе съкрушаеши;[215] положи упование на Бога,[216] и Тъй сътворит яко же хощеть, Человеколюбець бо есть, и устроить путь твой. Аще на пусте мѣстѣ есмы и священноиноку не сущу, но Богъ вездѣ вся зритъ, Всевидящее Око, аще кто призовет Его от всея душа чистым сердцем. Ты же сътвори достойно и, прекрестяся, положи на себя схиму, молитвы призывая преподобных отець наших Зосимы и Саватиа”.

Елисей же, услышав это, стал телом неметь, а душой ужасаться. И объяла его великая скорбь, потому что не успел он принять великого ангельского образа — схимы; священноинока же не было там поблизости, потому что находились мы в пустынном месте. Мы же стали увещевать его и успокаивать: „Зачем, брат, так малодушествуешь и сокрушаешься; возложи упование на Бога, и Тот сотворит так, как захочет, ибо Человеколюбец, и устроит путь твой. Хотя и находимся в мы пустынном месте и нет здесь священноинока, но Бог, Всевидящее Око, везде и все видит, если кто призовет Его от всей души чистым сердцем. Ты же приуготовь себя достойно — и, перекрестясь, возложи на себя схиму, призывая молитвы преподобных отцов наших Зосимы и Савватия”.

Нощи же приспѣвшю, начат Елисѣй зѣло пакы скорбѣти, глаголя: „Яко рече ми Данил, как бы ми копие вь сердце въньзе!” И по глаголу нашему положи на себя святую схиму. Нам же велми скорбящим о скорѣм преложении брата; положихом его на постели, и сами опочити възлегохом близ его. Таже сном побѣжени быхом крѣпцѣ. И убудившеся, не обретохом брата на одрѣ. И воставъ, скоро идохом на взыскание его. Мало же поискавъше, срѣтохом его идуща к нам, схимы же не бѣ на главѣ его. Мы же въпросихом: „Гдѣ, брате, схима, бывшаа на главѣ твоей?” Он же отвѣща: „Приидоша множество бѣсов и въсхитиша мя от мѣста, на немже лежа, вам же спящим. И схиму с меня сняша, не вѣм гдѣ”. Мы же въпросихом его, како от бѣсовскых тѣхъ рукь избѣже. Отвѣща: „Зосима, началникь нашь, отъял мя у них”. Мы же и схиму обрѣтохом, на кляпинѣ висящу.

Когда же наступила ночь, Елисей опять стал сильно тужить, говоря: „Как только сказал мне это Даниил, то будто копье мне в сердце вонзил!” И, по совету нашему, возложил на себя святую схиму. Мы же были сильно опечалены такой скорой переменой, происшедшей с братом; и положили его на постель, а сами легли отдохнуть возле него. И одолел нас крепкий сон. И, пробудившись, не нашли мы брата на ложе. И, встав, немедленно отправились на его поиски. Недолго поискав, встретили его идущим навстречу, схимнического же покрова не было на главе его. И спросили: „Где, брат, схима, бывшая на главе твоей?” Он же отвечал: „Пришло множество бесов, и похитили меня с того места, на котором я лежал, когда вы спали. И схиму с меня сняли, не ведаю где”. Мы же спросили, как он из тех рук бесовских убежал. Он же ответил: „Зосима, первоначальник наш, отнял меня у них". И нашли мы схиму его, висящую на коряге.

Болный же начать зѣло скорбѣти, якоже и преже, — молит нас, како бы мощно домыслитися вь схиму пострищи его. Мы же положихом его в карбас и пустихомся по Выгу-рецѣ вниз. Бѣ бо рѣка она страшна велми — порогы высокы зѣло и неудобь проходимы. И ужасахомся вельми стремления воднаго. Болный же укрѣпляа нас, глаголя: „Не бойтеся, Зосима здѣ с нами”. Мы же, благодаряще Господа и святаго на помощь призывающе, без вреда преидохом по страшной оной рецѣ и моря достигохом, Богу помогающу нам.

Больной же стал сильно тужить, как и прежде, и просил нас придумать, как постричь его в схиму. Мы же положили его в карбас и пустились вниз по Выгу-реке. Была та река очень опасной из-за высоких и труднопроходимых порогов. Мы же сильно ужасались, глядя на стремительное течение вод. А больной укреплял нас, говоря: „Не бойтесь, Зосима здесь с нами!” И мы, благодаря Господа и призывая на помощь святого, без ущерба прошли по той страшной реке и достигли моря с Божией помощью.

По морю и в Вирму приидохом. Болному же зѣлне болящу и велми скорбящу о своем несъвершении. Нам же о сем мыслящим, како бы вещь ськратить: пуститися к манастырю — далече, яко верстъ от пристанища того 120, а вѣтри по морю противни. Мы же умысливше везьти его в Суму-рѣку,[217] тамо сущу священноиноку, но пакы нощи темнѣ сущи. Вложихом его в большее судно и людей на помощь к себѣ прияхом. Начахом плыти по морю к Сумѣ-рецѣ, и яко быхом посреди губы, вьста на мори буря велика зѣло. И смяте нас и в недоумѣние приведе, понеже парус раздрася и стыр изломися от зѣлныя буря, волны же, горам подобны, въсхождаху на нас. И всѣм нам живота отчаявшимся, людие же с нами в суднѣ горко укоряху и проклинаху нас и болнаго.

И пришли по морю в Вирму. Больной сильно страдал и скорбел о том, что не успел принять схиму. Мы же думали о том, как бы дело ускорить: плыть в монастырь — далеко, верст около 120-ти от того места, а на море — встречные ветры. И решили везти его в Суму-реку, где был священноинок, но тут снова ночь наступила. Положили мы его в большее судно и взяли на помощь себе людей. И поплыли по морю к Суме-реке, и, когда были посреди губы, поднялась на море страшная буря. И привела нас в смятение и в полную безысходность, потому что и парус разодрался, и мачта сломалась от сильной бури, и волны, подобные горам, обрушивались на нас. И все мы не надеялись уже остаться в живых; люди же, бывшие с нами в судне, горько укоряли нас и проклинали нас и больного.

Болной же, яко услыша их укоряющих и велми ужасающихся, понеже ничто надѣятися, разве смерть пред очима, зане и весла волны из рук избиша и осташа бездѣлни, ниоткуду помощи надеятися, точию на всесилнаго Бога надежю възложихом и непрестанно преподобных Зосиму и Саватиа на помощь призывахом, нощи же темнѣ сущи, другу друга пред собою не видѣти, болный же рече: „Не скорбите, братие, и не бойтеся, вижю бо отца нашего святаго Зосиму с нами в суднѣ, помогающа нам! Сия же вся стражемь от врага, хотящаго погубити душю мою! Богъ же проженет съпостата молитвами преподобных угодник Своих!” По мале же времени начат вѣтръ улягати и море тишитися. И бысть тишина велиа молитвами святых, — и дьни свитающу.

Больной же, когда услышал, как они укоряют нас и в каком ужасе пребывают, — ибо уже не на что было надеяться, кроме смерти, стоявшей перед глазами, так что и весла из рук выбило, и все мы остались без дела, — и неоткуда уже было надеяться на помощь, но только возложили надежду на всесильного Бога и преподобных Зосиму и Савватия непрестанно на помощь призывали, — а ночь была такая темная, что и друг друга перед собою не видно, — как вдруг больной сказал: „Не скорбите, братия, и не бойтесь: вижу отца нашего, святого Зосиму, в одном судне с нами, помогающего нам! А это все терпим от врага, желающего погубить мою душу! Но Бог прогонит супостата молитвами преподобных своих угодников!” И в скором времени ветер стал утихать и море успокаиваться. И наступила полная тишина на море, молитвами преподобных, — и стало светать.

Мы же познахомься близ пристанища, егоже не надѣяхомся, понеже бо вдахомся волнам, отнюд не имуще о себѣ промышлениа. Приидохом же в Суму-рѣку и манастырскаго дому достигохом. Аз же, Саватѣй, текох позвати игумена того,[218] и сказах старца болнаго, требующа его. Он же не обленися, но скоро прииде съ мною. Приидохом же — и обрѣтохом старца умерша. Мы же начахом плакати горкыми слезами, и на святаго поимы дѣюще и слезы къ слезам прилагающе, глаголахом: „Что, преподобне, толика труда подьяхом, колику в мори бѣду приимше, а надѣяхомся на твою помощ и заступление! Нынѣ же всего лишихомься, егоже надѣяхомся, и не получихом!” Абие же мертвый нача двизатися, мы же припадше и обрѣтохом жива. Начат же глаголати к нам ясно и цѣломудрено. Внесохом же его в кѣлию, и священник начатъ постригание великаго образа, и, съвершив, причастив его Святых Тайнъ Тѣла и Крове Христа Бога нашего. Болный же о всем прославив Бога, и миръ дав всѣм и о Христѣ цѣлование, и пакы успе о Господѣ,[219] сподобився божественаго просвѣщениа[220] молитвами преподобных отець Зосимы и Саватия».

Мы же оказались вблизи пристанища, о котором уже и не помышляли, отдавшись на волю волн и не зная, где мы находимся. И пришли мы в Суму-реку и добрались до монастырского подворья. Я же, Савватий, побежал звать игумена того и сказал ему о больном старце, нуждающемся в нем. Он же не поленился и быстро пошел со мной. Пришли мы — и обнаружили старца умершим. И заплакали горькими слезами, укоряя святого и плача все сильнее и сильнее: „Как же так, преподобный, ведь мы столько вынесли тягот и такую беду в море претерпели, надеясь на твою помощь и заступление! И ныне всего лишились, и того, на что надеялись, не получили!” И вдруг умерший пошевелился, мы же склонились над ним и увидели, что он ожил. И стал он говорить с нами ясно и разумно. Внесли мы его в келию, и священник начал пострижение его в великий ангельский образ — и, совершив, причастил больного святых Тайн Тела и Крови Христовых. Больной же прославил Бога за все — и, простившись со всеми, и дав во Христе целование, снова почил о Господе, удостоившись божественного просвещения, по молитвам преподобных отцов Зосимы и Савватия».

О пожарѣ и о поставлении новыя трапезы

О пожаре и о построении новой трапезной

Повѣда ми той же старец Саватѣй:

Поведал мне тот же старец Савватий:

«Случися, рече, по нашим грѣхом, Богу попущающу сгорѣла у нас в манастырѣ трапеза и церковь теплаа Успение Пресвятыя Богородица.[221] И что было в церкви: сосуды, и ризы, и книгы, и в трапезѣ и под трапезою в подклѣтех всякыя запасы манастырскыя, — то все погорѣ, понеже попусти Богъ тому быти в зимное время. Ни единоя иконы успѣша вынести из церкви или из трапезы; елико служба съдержит церковнаа, и чимь питатися братии, от рыб и от всякого запасу, то все огнь потреби, зане в нощи сущи прииде огнь. Нам же в конечнѣй нищетѣ оставшим, и начахом съвѣтовати, терпѣти ли на мѣсте томъ, или разытися, кого гдѣ Богъ направит. Но токмо едино утѣшение имамы: еже къ гробом началников своих чюдотворцев приходяще молитися, и от них помощи и заступлениа просяще, понеже в недоумѣние впадохом о своем пребывании.

«Случилось, что, по грехам нашим и попущением Божиим, сгорела у нас в монастыре трапезная и теплая церковь Успения Пресвятой Богородицы. И все, что было в церкви: сосуды, и ризы, и книги, и в трапезной, и под трапезной, находившиеся в подклетях всякие запасы монастырские (ибо Бог попустил случиться этому в зимнее время), — все то сгорело. Ни одной иконы не успели вынести из церкви или из трапезной; и все, что используют в церковной службе и чем питается братия — рыбные и всякие запасы, — все то огонь истребил, так как пожар начался ночью. Мы же остались в крайней нищете и стали советоваться, потерпеть ли нам еще на месте том или разойтись, кого куда Бог направит. И одно только утешение имели: приходить ко гробам первоначальников наших, чудотворцев, молиться и просить у них помощи и заступления, поскольку совершенно не знали, как нам быть.

Старец нѣкый, Макарие именем, спостник бѣ преподобному отцу нашему игумену Зосимѣ, живяще бо тогда в пустыни,[222] — той прииде к намъ в монастырь на посѣщение — и нам зѣло в скорби сущи. Он же начат утѣшати нас, глаголя: „Не скорбите, братие, но потерпите с благодарениемь, възложше упование на Господа Бога и Пречистую Богородицу, и преподобных отець наших Зосиму и Саватиа на помощь призывающе. Не оставит Господь, призирая на мѣсто сие святое, своих ради угодник; точию подвизаитеся!”

Старец же некий по имени Макарий, бывший когда-то спостником преподобного отца нашего игумена Зосимы, живший тогда в пустыни, пришел в монастырь посетить нас и застал в великой печали. И стал утешать нас, говоря: „Не скорбите, братия, но потерпите с благодарением, возложив упование на Господа Бога и на Пречистую Богородицу, и преподобных отцов наших Зосиму и Савватия на помощь призывайте. Не оставит нас Господь, призревая на место это святое, ради угодников своих; только подвизайтесь!”

Мы ж словесы его утѣшевшеся, дѣлу касахомся; братию разрядихом: овѣх — к Москвѣ к великому князю, а инѣх — в Великый Новград къ архиепископу Генадию, понеже велику вѣру имяше къ обители преподобных;[223] и повелѣхом на Москвѣ и в Новѣгородѣ просити у всѣх христолюбцов на създание новыа церкви — храма Пречистыа Богородица честнаго ея Успениа. И отпустихом служебников на море, как бы мощно на брег доити, понеже еще зимѣ належащи и ледове мнози ходяще по морю.

Мы же, словами его утешившись, взялись за дело; разослали братию: одних — в Москву к великому князю, других — в Великий Новгород к архиепископу Геннадию (ведь имел он великую веру к обители преподобных), и повелели им и в Москве, и в Новгороде просить у всех христолюбцев помощи на строительство новой церкви во имя Честного Успения Пречистой Богородицы. И отправили своих посланцев в море, чтобы они как-то добрались до побережья, ведь еще стояла зима и множество льдин плавало по морю.

Симъ же отшедшим, и мы, оставшеи, идохом в лѣс и начахом приспѣвати древеса на здание церковное и трапезное. Мнѣ же, Саватию, дѣлающу с братиею, и начат ми в нощнѣм видѣнии являтися старець — не единою, но многащи приходя, глаголя ми сице: „Саватѣй, ѣхати тебѣ за салму проводити братию, ихъже отпустисте на службу!” Азъ же помыслих се бѣсовско мечтание быти, не вѣровах видѣнным, дондеже в дѣло произыде.

И отправились они в путь, а мы, оставшиеся, пошли в лес и начали заготовлять деревья для строительства церкви и трапезной. Я же, Савватий, трудился вместе с братией, и стал являться мне во сне по ночам старец — и приходил не однажды, и говорил мне: „Савватий, поезжай за салму проводить братию, посланную на службу!” Я же думал, что это бесовское видение, и не верил ему, пока оно не сбылось.

Старци же повелѣша ми ити в манастырь. И приидох вьскоре, аже посланнии на службу братиа бездѣлны възвратишася. Начаше же мене нудити, яко проводити их за салму. Аз же притекох къ гробу преподобнаго, начах глаголати спроста, яко к живу, к святому: „О, старче Божий, братия нудят мя на такову скорбьную службу! И аще будет угодно святыни твоей, буди ми помощник на дѣло се!” По молитвѣ же идох в соборъ; священици же и старци всѣм служебником слушати меня повелѣша, и знаменаша нас крестомь, и отпустиша. Мы же яхомся пути на мори.

Однажды велели мне старцы возвратиться в монастырь. И пришел я туда вскоре и увидел, что посланные на службу братия ни с чем назад возвратились. И стали они меня понуждать, чтобы я проводил их за салму. Я же пришел к гробу преподобного и обратился к святому просто, как к живому: „О старец Божий, братия понуждают меня на такую тяжелую службу! И если будет угодно твоей святости, будь мне помощником в этом деле!” После молитвы пошел я в собор; священники же и старцы повелели всем посланным на службу слушаться меня, и осенили нас крестным знамением, и отпустили. Мы же тронулись в путь по морю.

Доплыхомъ же нѣкоея луды, и неугодно бѣ пристанище, но понеже нощи наставши, поставихом карбас при брезѣ. Мнѣ же хотящу выше възвлещи, онѣмъ же не хотящим, и своеволнѣ поставиша; вѣсла же и дрова, еже имѣхом с собою за настоящую зиму, туто же, близ судна, положиша. Аз же умолчах ради прекословия, и почихом.

И доплыли до некоего скалистого островка; и хотя место было неподходящим для стоянки, но наступала ночь, и мы поставили судно у берега. Я же хотел вытащить его повыше, но другие не захотели и сделали все по-своему; а весла и дрова, которые мы везли с собой из-за зимнего времени, положили здесь же, возле судна. Я же промолчал, чтобы не спорить, и мы заснули.

Въставше же заутра, судно едва удержахом, весла же и дрова — все вода отнесе.[224] И начахом скорбѣти велми: в манастырь леды не пустят, а на море нѣ с чим пуститися! Всѣм слезы во очию, а помощи ниоткуду! Аз же глаголахъ к ним: „Добро было, братие, слушати мене; а нынѣ какова беда от вашего преслушаниа!”

Встав поутру, мы едва удержали судно, а весла и дрова — все вода унесла. И стали мы сильно тужить: ведь в монастырь льды нас не пустят, а по морю не с чем плыть! У всех слезы на глазах, а помощи нет ниоткуда! Я же сказал им: „Хорошо было бы, братия, послушаться меня; а теперь вот какая беда случилась из-за вашего ослушания!”

Начахомъ же молити Господа Бога и Пречистую Богородицу и преподобных на помощь призывати. И смотряхом на море — и паки дрова наши и вѣсла, аки нѣкым гоними, к нам пловяху, дондеже и кь брегу приткошася! Мы же все извлекохом, отнюд ничтоже погибе. И прославихом Бога и Его угодников!

И стали мы молить Господа Бога и Пречистую Богородицу, и преподобных на помощь призывать. И взглянули на море — а наши дрова и весла, будто бы кем-то гонимые, плывут к нам обратно, пока к берегу не пристали! Мы же все вытащили, и ничего не пропало. И прославили мы Бога и святых Его угодников!

Обаче же единако скорбни есмы, понеже ледове мнози по морю плаваху и пути нѣсть. И зрях к манастырю — и се вижу к нам летящи бѣлы яко снѣг двѣ птици, яко бы мало поменши гуси, и яко прилетѣша близ нас и пакы невидими быша.

Но было нам все же невесело, так как по морю плавало множество льдин и пути не было. И взглянул я в сторону монастыря — и вижу: летят к нам две белые, как снег, птицы, величиною чуть меньше гуся, и, когда прилетели к нам ближе, стали невидимы.

Азъ же един отшед кромѣ братии, смотрях на море вод и видех судно к нам пловуще, бѣ же велми хорошо. Слышу же и говорь людской в суднѣ том, глаголющих руским языком. Аз же призвах слугу, шедшаго с нами,[225] и показах ему судно то. Онъ же рече: „И азъ вижу". Мы же много час ждахомь, яко бы близ нас, и пакы невидимо бысть. Нам же ледове разступишася и вода многа явися. Всѣдохомъ же въ свой карбас и преплыхом безбѣдно даже и до брега, направляемы молитвами преподобных Зосимы и Саватия.

Я же, отойдя в сторону от братии, стал смотреть на море — и увидел судно, плывущее к нам, необыкновенно красивое. И услышал я речь людей на том судне, говорящих на русском языке. И позвал я слугу, плывшего с нами, и показал ему на то судно. Он же сказал: „И я его вижу". И ждали мы долго, пока оно к нам приблизится, но судно снова стало невидимым. А перед нами льды расступились и море очистилось. Сели мы в свой карбас и безопасно доплыли до самого берега, направляемые молитвами преподобных Зосимы и Савватия.

Пристахом же и судно извлекохом на гору, и идоша служебники во свой путь кождо, идеже послан. Единъ же старец устремися к Шуе-реце, а бяше от пристанища 60 верстъ. И изнеможе старець на пути. И видит человека, ѣдуща скоро на дровнях, именем Иеремиа.[226] И вопроси й старець: „Далече ли, господине, ѣдешь?” Отвеща ему Еремиа: „Не вѣм откуду приде старець и посла мя по тебя, рече: «Брат изнеможе на пути, иди и возми его!» — и невидим бысть от мене. Аз же скоро изыдох по тебе”. И привезе его к себѣ в Шуи-рѣку, понеже бо велию вѣру имяше человекъ той к манастырю. И повѣда старец Иеремию о скорби той, яже в манастыре съдѣяся: что трапеза сгорѣла с церковью и съ всяким запасом. Еремѣи же, учредив его и отвезе в Вирму-реку на пристанище манастырьское к старцу именем Зосимѣ.[227]

Пристали мы к берегу и вытащили судно на гору, и отправились каждый в свой путь, кто куда послан. Один же из старцев устремился к Шуе-реке; а было туда от места, где пристали, 60 верст. И утомился он в пути. И вдруг видит человека, едущего на дровнях, по имени Еремей. И спросил его старец: „Далеко ли ты, господин, едешь?” И отвечал ему Еремей: „Пришел ко мне инок, не знаю откуда, и послал меня за тобой; сказал: «Брат изнемог в пути, поезжай и возьми его!» — и стал невидим. Я же тотчас выехал за тобой”. И привез его к себе в Шую-реку, ибо великую веру имел человек тот к монастырю. Старец же поведал Еремею о той беде, которая случилась в монастыре: о том, что сгорела трапезная с церковью и со всеми запасами. Еремей же уважил его и отвез в Вирму-реку на двор монастырский к старцу по имени Зосима.

Старець же повѣда Зосимѣ бывшую скорбь в манастырѣ, что и вина служебнаго нѣту: нечем Литургии служити. И вопроси Зосимы: „Уже ли, господине, из Новагорода прислали что запасу?” Он же отвѣща: „Еще служебники не поспѣли и к Новугороду! Но не вѣм кто без мене привез коробью велику за печатми”. Старець же по съвѣту сь Зосимою, — и мнѣ, Саватию, туто же прилучися быти, — отпечатахом крабию, оже в ней всѣ тѣ вещи церковные, о коих наказывали священници и братия: и съсуды, и ризы, и вина съсуд служебнаго. Мы же възрадовахомся и прославихом Господа и Пречистую Богородицю и преподобных началников своих Зосиму и Саватиа, и отпустихом все то в манастырь.

И рассказал старец Зосиме о случившейся в монастыре беде, о том, что даже вина церковного нет и нечем Литургию служить. И спросил у Зосимы: „Уж не прислали ли, господин мой, какие-нибудь запасы из Новгорода?” Он же ответил: „Нет, посланные еще и в Новгород не поспели! Но вот, не знаю кто, привез без меня большой короб запечатанный”. Старец же, посоветовавшись с Зосимой, — да и мне, Савватию, случилось при этом быть, — распечатал короб и обнаружил в нем все те вещи церковные, о которых наказывали священники и братия: и сосуды, и ризы, и сосуд вина для божественной службы. Мы же возрадовались и прославили Господа, и Пречистую Богородицу, и преподобных основателей обители нашей Зосиму и Савватия, и отправили все то в монастырь.

Азъ же, Саватѣй, рекох Зосимѣ, живущему в Вирмѣ: „Гдѣ будет, господине, мощно половити рыбы или купити, и ты, Бога ради, пошли: нѣчего ясти братии!” Онъ же ми отвеща: „Идут отселе людие рыбъ ловити на езера, да и от меня с ними идет старець. Хощеши, и ты поиди с ними”. И начаша нарежати лыжи и кережи, и поидоша ловити рыбы. И азъ с ними же идох. И яша рыб много множество. Азъ на свою долю ях с пять тысящь лещей. И прииде весна, бысть расторопь, соли нѣт, чимъ рыба солити, — а се ужины не ставает![228] Мы же начахом скорбѣти и призывати началников на помощь. В нощи же той яви ми ся преподобный Зосима, глаголя: „Не скорбите; въстав, идѣте в путь свой!” Мы же, въставше, обретохом живущих ту христолюбцов много, пришедших на лыжах, и привезоша на кережах ови соль, инии хлѣбы. И так устроихом ловитву свою. Сами же паки пути яхомся и двѣма дьньма достигохом в Вирму, молитвами преподобных Зосимы и Саватиа».

Я же, Савватий, сказал Зосиме, живущему в Вирме: „Если где-нибудь, господин, можно будет наловить или купить рыбы, то ты, ради Бога, пошли, потому что нечего есть братии!” Он же ответил мне: „Собираются отсюда люди рыбу ловить на озера, и от меня идет с ними старец. Если хочешь, пойди и ты с ними”. И стали они готовить лыжи и санки и пошли ловить рыбу. И я пошел с ними. И наловили мы рыбы огромное множество. И получил я на свою долю около пяти тысяч лещей. Но наступила весна, и была распутица, и не оказалось соли, чем рыбу солить, и кончились съестные припасы. Мы же стали тужить и призывать на помощь основателей обители. И в ту же ночь явился мне преподобный Зосима и сказал: „Не скорбите, но, встав, идите в путь свой!” Мы же, встав, увидели, что пришло к нам на лыжах множество людей-христолюбцев, и привезли они на санках одни — соль, другие — хлеб. И так мы сохранили улов свой. И вскоре снова отправились в путь и через два дня достигли Вирмы молитвами преподобных Зосимы и Савватия».

Чюдо святых Зосимы и Саватиа о Онисимовой женѣ

Чудо святых Зосимы и Савватия об Онисимовой жене

Повѣда ми священник тоя обители Геласиа именем: «Нѣкий человекь в Шуи-рецѣ именем Анисимь, жену имѣя именем Марью. Человекъ же тъи богобоязнив, саном быше дьякь церковный,[229] живыи вь благочестии с женою своею, но и правило по вся дьни держашеся. В правилѣ же своем и канун[230] пояше преподобному Зосимѣ, понеже велию вѣру имыи къ святому, видя и слыша бывающая чюдеса от гроба преподобнаго.

Поведал мне священник той же обители по имени Геласий: «Жил некий человек в Шуе-реке по имени Онисим; и имел жену именем Марью. Человек он был богобоязненный, имел сан дьячка церковного, жил с женою своею в благочестии и каждый день держался молитвенного правила. В правиле же своем пел канон преподобному Зосиме, потому что особенно почитал его, видя и слыша о чудесах, совершающихся у гроба преподобного.

Случи же ся женѣ его в лют недуг впасти, от бѣса мучимѣ. На мнозе же сему бываюшу, Богу попущающу за съгрѣшениа человека ко исправлению нашему на болшую ползу. Еже и бысть. Сему же Анисиму прииде во ум ити в манастырь на Соловки Всемилостивому Спасу и Пречистѣй Богородици, и къ гробом преподобных отець Зосимы и Саватиа ити, и помолитися с женою своею. И сътвори тако. И вложивше болную жену в карбас, начаша плыти по морю. Болная же на сон обратися. Възбнувши же от сна, начатъ глаголати мужу своему: „Аз уже была в манастырѣ”. Онъ же нача претити ей: „Престани, жено, что бѣснуешися". Она же пакы крѣпляшеся тако быти. И нача повѣдати какова церковь, какова ли другая церковь, какова трапеза в манастырѣ.

Случилось жене его занемочь тяжким недугом: стал бес ее мучить. Длилось это долгое время, попущением Божиим за согрешения человеческие, — к нашему же исправлению. Так и случилось. Пришло Онисиму на ум идти на Соловки в монастырь Всемилостивого Спаса и Пречистой Богородицы ко гробам преподобных отцов Зосимы и Савватия и помолиться там со своею женою. Так он и сделал. Положил больную жену в лодку — и отправились они в путь по морю. Больная же заснула. А пробудившись, говорит мужу своему: „А я уже была в монастыре”. Он же стал возражать ей: „Перестань, жена, что беснуешься?” Но она настаивала, что так и было. И стала рассказывать, какая там церковь, и какая другая, и какая трапезная в монастыре.

Абие же манастыря достигоша. Анисим же по благословению священниковъ и старцов приводит болную свою жену в манастырь, и помолився вь церквах Спаса и Пречистыа Богородица. Молебная съвершивше, внидоша вь гробницу преподобнаго Зосимы. И остави жену едину у гроба святаго молитися, самъ же изыде въ другую гробницу — преподобнаго Саватиа, отстоящу ступеней яко четыредесять, тамо помолитися о болящей. Сему же молящуся, болная велми въскрича гласомъ. Анисим же слышав, тече скоро и обрѣте ю лежащу на земли безгласну. Подъятъ же ея и отведе в теплую церковь у трапезы — храм Пречистыя Богородица честнаго ея Успениа. Священникъ же, предиреченый Геласие, освятивъ воду и покропи ея освященною водою, и знаменав Животворящим Крестомъ. Она же пременися от недуга и бысть здрава и смыслена, яко николиже болѣв, и начат глаголати: „Яко внидохом вь гробницу, и мужу отступльшу от мене, мнѣ же молящеися у гроба, ста предо мною ефиопъ чернъ страшен образом, держа в руцѣ древо велико, и удари мя древом по главѣ. Аз же от страха взора того и от удара възопих, елико могыи, и падох на земли. Не вѣдѣ себе, колико лежах. Таже вижду исшедша из гроба старца сѣда брадою. И нача мя отирати мантиею своею по лицу и по главѣ и рече ми: «Жено, буди здрава от недуга твоего». Яви же ми ся и Саватѣй преподобный и глагола ми: «И почто мене не призываеши на помощь, не вѣси ли, яко оба едино есмы?». Зосима же глагола ему: «Не дѣи ея, отче, понеже во мнозѣ скорби не успѣ»”.

И вот добрались они до монастыря. Онисим, по благословению священников и старцев, привел больную жену свою в монастырь. И помолился с ней в церквах Спаса и Пречистой Богородицы. И, отслужив молебен, вошли они в гробницу преподобного Зосимы. И оставил он жену одну у гроба святого молиться, а сам вышел в другую гробницу — преподобного Савватия, находящуюся примерно в сорока шагах, чтобы помолиться там о болящей. И, когда он молился, больная вдруг громко закричала. Онисим, услышав это, быстро прибежал к ней и нашел ее лежащей безмолвно на земле. Поднял он ее и отвел в теплую церковь у трапезной — в храм Честного Успения Пречистой Богородицы. Священник же, вышеназванный Геласий, освятил воду и окропил ее святой водой и осенил Животворящим Крестом. И избавилась она от недуга, и стала здоровой и разумной, словно никогда и не болела, и стала рассказывать о случившемся: „Когда вошли мы в гробницу и муж отошел от меня, начала я молиться у гроба, и возник предо мной эфиоп, черный и страшный обличьем, державший в руке огромную палку, и ударил меня этой палкой по голове. Я же от страха и от удара закричала что было сил и упала на землю. Не помню, сколько я пролежала. Потом вижу: вышел из гроба седобородый старец и стал отирать мне мантией лицо и голову, и сказал мне: „Женщина, исцелись от недуга твоего!” И явился мне преподобный Савватий и сказал мне: „А что же ты меня не призываешь на помощь, разве не знаешь, что мы оба едино есть?” Зосима же ответил ему: „Не укоряй ее, отче, это она из-за тяжелой болезни не догадалась призвать тебя”.

Жена же, получивши исцѣление у гробов преподобьных, отиде в дом с мужем своим, радующеся и славя Бога и Пречистую Богородицю и их угодников Зосиму и Саватиа. И оттолѣ болма начаша держати вѣру къ святым и обители их.

И женщина, получив исцеление у гробов преподобных возвратилась домой с мужем своим, радуясь и славя Бога, и Пречистую Богородицу, и их угодников Зосиму и Савватия. И с тех пор стали они еще больше почитать святых и их обитель.

По нѣкых же временех случися тому Онисиму самому страдати от зѣлнаго недуга, еже фрянчюги наричются.[231] Он же, забыв благодѣаниа святых к себѣ, прелстився малоумием и призвав нѣкоего кудесника к себѣ в дом, хотя от него врачеватися.[232] И позва его ясти к себѣ. Сѣдоста же на обѣде — и кудеснику с ними за столом. Абие кудесник начат кричати, въскочив, нелѣпыми гласы и очи развращати и побѣже из дому. Мариа же, Анисимова жена, над неюже преже реченое чюдо бысть, пакы смятеся умом и въскочи от стола, начатъ ужасатися и плакати. Анисиму же в недоумѣнии сущу.

А через некоторое время случилось и самому тому Онисиму заболеть тяжелой болезнью, называемой „французской”. И, забыв о благодеянии ему святых, прельстился он по скудоумию и призвал к себе в дом некоего колдуна, чтобы тот его вылечил. И позвал его обедать. Сели они за стол — и колдун вместе с ними. И вдруг колдун, вскочив, стал кричать дурным голосом, вытаращив глаза, и побежал прочь из дому. А у Марии, Онисимовой жены, с которой произошло чудо, рассказанное выше, опять помутился рассудок, и вскочила она из-за стола, и стала кричать и плакать. Онисим же не знал, что и делать.

Абие же пакы по малѣ Мариа собрав си умъ. Муж же нача въпрашати ея: „Что ти бысть? Почто тако ужасеся?” Она же рече: „Яко сѣдящим намъ за столом, абие внидоша въ нашу храмину преподобнии Изосима и Саватѣй, с ними же познах и третьяго старца, Иоан имя ему".[233]

Спустя некоторое время к Марии вернулся рассудок. И стал муж расспрашивать ее: „Что случилось с тобой? Отчего ты так испугалась?” Она же ответила: „Когда сидели мы за столом, вдруг вошли в нашу комнату преподобные Зосима и Савватий, и узнала я третьего старца, бывшего с ними: имя его Иоанн”.

Той же Иоан всѣми знаемъ бѣ; мнози свидѣтелствуют добродѣтелное его житие, яко велик подвижник бысть в манастыри том, пустынное бо и отходное жителство любя, всякым послушаниемь и смирением, и кротостию украшен, много лѣт поработав в манастыри. Мы же, сиа оставльше, на предлежащее възвратимся.

Был же тот Иоанн всем известен; многие свидетельствуют о добродетельном его житии: был он в монастыре том великий подвижник, любил жизнь пустынническую, украшен был всяческим смирением, кротостью и послушанием, и много лет потрудился в монастыре. Мы же пока оставим его и возвратимся к прежнему повествованию.

„Зосима же вшед, держа жезлъ в руцѣ,[234] и нача бити кудесника, глаголя: «Почто прииде, окаянне и страстнѣ, к рабу Божию? Не подобает ти сѣмо приходити, но иди к подобным тебѣ!» Приступи же к тебе Зосима, имыи в руцѣ съсудець мал, и нача помазывати из него яко кистью по главѣ твоей и по лицу. Азъ же, в себе пришед, не видѣх ничтоже”.

„Зосима же вошел с жезлом в руке — и стал бить им колдуна, приговаривая: «Зачем ты пришел, окаянный и страстный, к рабу Божию? Не подобает тебе приходить сюда, но ступай к подобным себе!» И подошел к тебе Зосима с небольшим сосудцем в руке и стал помазывать чем-то вроде кисти твою голову и лицо. Я же, придя в себя, ничего больше не видела”.

Сиа же слышав Анисим от жены своея, абие въ уныние впаде, начат велми скорбѣти и плакати о своем съгрѣшении, глаголя: „Горе, мнѣ грѣшному, яко Бога прогнѣвах и преподобных отець Зосиму и Саватиа в негодование на ся приведох!” И о сем велми скорбя и каяся. Являет же ся ему в сонномъ видѣнии преподобный Зосима, глаголя: „Что скорбиши тако, человече, и зѣло унываеши! Аз ти даю сѣвѣт, в немже велику обрящеши ползу: аще хощеши исцѣлѣти до конца, молися Богу прилѣжно и глаголи Псалтырь. Аще не можеши самъ, то ученику вели глаголати Псалтырь, сам же, послушая, твори Исусову молитву.[235] Егда же приидет праздник святых Богоявлений,[236] ты же искупайся въ иердани[237] и получиши цѣлбу". Анисимь же вся повелѣнная в видѣнии явѣ сътвори — и абие бысть здравъ всѣм тѣлом, яко николиже болѣв.

Услышав это от своей жены, Онисим впал в уныние и стал сильно сокрушаться о своем согрешении, говоря: „Горе мне, грешному, ибо прогневал я Бога и преподобных отцов Зосиму и Савватия!” И сильно об этом сокрушался и каялся. И явился ему в сновидении преподобный Зосима и сказал: „Что так скорбишь, человек, и так унываешь! Послушай мой совет, который поможет тебе: если хочешь выздороветь до конца, молись Богу прилежно и читай Псалтырь. Если же не можешь сам, то вели ученику читать Псалтырь, а сам слушай и твори молитву Иисусову. Когда же придет праздник святого Богоявления, искупайся во иордани и получишь исцеление”. Онисим же все, что было сказано ему Зосимой, выполнил — и полностью исцелился, будто никогда и не болел.

Въпрашаетъ же и кудесника оного, что ради тако воскрича. Он же, понашая ему, рече: „Почто нас призываеши на срамоту, а имыи у собя такова врача, от негоже азъ злѣ пострадах!” Той же Анисим поживе многа лета, здравьствуя и благодаря Бога и угодников Его — преподобных Зосиму и Саватиа. И вь старости добрѣ и исповѣдании преставися».

Спросил он и колдуна того, отчего тот так завопил. Колдун же, укоряя его, сказал: „Зачем зовешь нас на посрамление, если имеешь у себя такого врача, от которого я так сильно пострадал!” И прожил Онисим тот много лет, здравствуя и славя Бога и угодников Его — преподобных Зосиму и Савватия. И в старости доброй и в праведной вере преставился».

Се же написах к вашей любви на ползу, слышах бо от неложных устъ достовѣрных человекъ. Вы же, Господа ради, простите мя, понеже дерзнух растлѣннымъ смыслом и недоумѣнным разумом, отнюд недоволен к сицевой повѣсти. Сами раздрѣшите недоумѣние мое, о Бозѣ имѣя разум по данному вам от Господа таланту, и сиа украсив, и нас просвѣтите и мьзду приимете от Вседержителя Бога.

Написал же я это на пользу вашей любви, о том, о чем слышал из уст нелживых, от людей, заслуживающих веры. Вы же, Господа ради, простите меня за то, что дерзнул написать это, имея растленный и беспомощный ум, будучи непригоден к таковому повествованию. Вы же, имея талант от Бога, исправьте мой неумелый рассказ, чем и нас просветите и награду получите от Вседержителя Бога.

Чюдо о жене умръшей

Чудо об умершей жене

Нѣкий человек, имянем Иеремѣй, измлада живый у преподобнаго въ обители, послужив лѣта доволна в манастыри всякую службу, еще блаженному Зосимѣ сущу в животѣ. Потомъ же той Иеремѣй отиде в Шую-реку и пребываше мирьскым обычаем: поят себѣ жену и породи чадо. Преподобный же въ своя времяна отиде Господу, егоже от юности възлюби, и преиде в вѣчную жизнь.

Некий человек по имени Иеремей, с детства живший у преподобного в обители, послужил в монастыре немало лет, исполняя различные службы, когда еще жив был блаженный Зосима. Потом Иеремей ушел в Шую-реку и зажил там мирской жизнью: взял себе жену и родил ребенка. Преподобный же Зосима в свой срок отошел ко Господу, «которого от юности возлюбил», и переселился в жизнь вечную.

Той же Иеремѣй, самовидець быв чюдному житию святаго, аще и в миру живый, но обаче велию вѣру имяше к святому; аще коя скорбь прилучашеся ему, онъ же моляшеся Богови и на помощь вь молитвѣ Зосиму призываше. Имяше же у собя дщер едину; да яко прииде юная в возрастъ подобный на счетание брака, онъ же приатъ себѣ нѣкоего юношу в дом свой и вдасть за него дщерь свою в жену. Сим тако бывающим: юным онѣм пребывающим вь благопокорении, съюзѣ любовнѣм и о всѣм отцу и матери угажающим.

Иеремей же, будучи очевидцем чудного жития святого, хотя и в миру жил, но имел великую веру к святому, и, если приключалась с ним какая беда, молился Богу и в молитвах Зосиму на помощь призывал. Имел же он единственную дочь, и, когда достигла девица та возраста, приличного для сочетания брака, принял к себе в дом некоего юношу и выдал дочь свою за него замуж. И так они жили: молодые пребывали в согласии и союзе любовном и во всем отцу и матери угождали.

Ненавидяй же добра искони дьявол состави им брань меж себя. Оскорбися юноша гнѣвом велиимъ на отроковицу — и связа ей руцѣ слабцѣ же нѣкако, сам же отступи нѣгде мало взыскати орудиа, чим бити ю. Являет же ся ей кознь бѣсовъская въ образѣ человечи, показаяй нож, лежащь близ ея, глаголя: «Возми нож сий и заколи себе, понеже муж твой велми разгнѣвася на тя и хощет тя мучити без милости». Она же, наваждениемъ врага, исторже руцѣ от юзѣ и, похватив нож, нача рѣзати себя по горлу и по грудем. Прииде же муж ея и обрѣте ю лежащу, всю кроваву, мало дышущу. Мышляше же юноша въ умѣ, хотя вринути ея в рѣку и без вести сотворити. В то же время прилучися быти тамо игумену соловецьскому Исайи. Родителя же отроковици, ощутивше сия, скоро притекоша в дом, плачюще горцѣ. И тако призывают игумена Исайю, идѣже лежаше мертвая.

Искони же ненавидящий добро дьявол учинил между ними ссору. Рассердился юноша на отроковицу и связал ей руки, но не очень туго, а сам отошел куда-то неподалеку поискать, чем побить ее. И является ей искушение бесовское в человеческом облике, и показывает ей на нож, лежащий возле нее и говорит: «Возьми этот нож и заколи себя, потому что муж твой сильно разгневался на тебя и хочет тебя безжалостно мучить». Она же, по наваждению бесовскому, освободилась от уз и, схватив нож, стала резать себя по горлу и по груди. И пришел муж ее, и нашел ее лежащей в крови и еле дышащей. И замыслил юноша бросить ее в реку и сокрыть без вести. А в это время случилось быть там соловецкому игумену Исаии. Родители же отроковицы, почуяв беду, быстро прибежали домой и стали горько плакать. И позвали они игумена Исаию в дом, где лежала умершая.

Прииде же отець отроковици в память чюдес бывающих Зосимою, начат съ слезами призывати преподобнаго на помощь, глаголя: «Умоли Бога, отче святый, о лишенѣй сей отроковици, да негли умилосердиться Богъ твоими молитвами и въздвигнеть еа от смертныя язвы! Помяни, блажене, яко послужихъ тебѣ съ всѣм усердиемъ и николиже заповѣди твоя преступих! Помози ми, старче Божий, бѣдующу и убогое свое чадо видя злѣ кончающеся! Услыши, святый Божии, не презри нас, молящихся в час сей, припадающихъ твоей святости!» Сия отцу отроковици съ слезами горкыми и рыданием въпиющу, яко и всѣх ту сущих на плач подвиже с собою.

Отец же отроковицы вспомнил о чудесах, творимых Зосимой, и стал призывать преподобного на помощь, говоря со слезами: «Умоли Бога, отче святой, о несчастной этой отроковице, да, быть может, умилостивится Бог твоими молитвами и воскресит ее от смертельной раны! Вспомни, блаженный, как я служил тебе со всем усердием и никогда заповедей твоих не преступил! Помоги мне, старец Божий, бедствующему и видящему бедное свое чадо погибающим! Услышь, святой Божий, и не оставь нас, молящихся в час сей и припадающих к твоей святости!» И взывал так отец отроковицы с горькими слезами и рыданиями, что заставил всех плакать вместе с собой.

Умили же ся игумен Исайа, зря человека того в велицей скорби и бѣдѣ, начат молити Господа Бога и святых молитвы на помощь призывати о умершой отроковици. Сим же молящимся, мертвая ненадежно очи възведе и въста абие, яко от сна. Они же сия видѣвше, ужасом одержими бѣяху; и прославиша Бога и преподобнаго Зосиму! И бѣ видѣти странно зрѣние: смертныя раны на тѣле имущи и кровию всю обагрену, но молитва святаго, сь Богом, възможе и неисцѣлныя цѣлити!

Умилился игумен Исаия, видя несчастье того человека, и стал молить Бога и призывать на помощь молитвы святых об умершей отроковице. И вот, когда они молились, мертвая вдруг открыла глаза — и встала, как после сна. При виде этого объял их трепет — и прославили они Бога и преподобного Зосиму! И предстало им зрелище непостижимое разуму: на теле у нее были смертельные раны, и вся она была в крови, но молитва святого, с помощью Божией, сумела и неисцелимое исцелить!

Отець же еа, радость съ слезами смѣсив, въпияше къ святому, яко живу сущу и ту предстоящу: «О блажене отче Зосимо! Аще възмоглъ еси о Бозѣ мертвую въздвигнути, то и раны сия можеши въскорѣ исцѣлити!» Болная же на сон обратися — и являются ей преподобнии Зосима и Саватие во снѣ; и дасть ей Зосима съсудець, яко масти исполнь, глаголя: «Помажи себе по ранамъ, понеже отца твоего и матере слез не можем стерпѣти! Того ради приидохом исцѣлити тя». Она же сътвори тако, и абие по трех днех раны оны неисцѣлныя без вести быша.

Отец же ее, радуясь и плача, продолжал молить святого, точно живого и рядом стоящего: «О блаженный отче Зосима! Если сумел ты, с Божией помощью, мертвую воскресить, то и раны ее можешь вскоре исцелить!» Больная же заснула — и явились ей во сне преподобные Зосима и Савватий, и дал ей Зосима сосудец, наполненный какой-то мазью, и сказал: «Помажь себе раны, потому что не можем терпеть слез отца твоего и матери! Поэтому и пришли исцелить тебя». Так она и сделала, и уже через три дня от тех неизлечимых ран не осталось и следа.

Сице безмѣздный врач дѣйствова благодатию Святаго Духа и възможе неисцѣлнаа въскорѣ целити! Дивити же ся и человека того вѣрѣ: якоже нѣкто от подруга своего должное прошаше, сице и сей похвалным безстудством прошение получи! Понеже добрѣ проси — и приат независтнѣ! По нѣкых же лѣтех тьй Иеремѣй отвержеся мира и прият аггельскый образ на Соловках, въ обители святаго, и поживе в добрѣ исповѣдании, и тако скончася о Господѣ.

Так действовал бескорыстный врач благодатью Святого Духа и сумел неисцелимое скоро исцелить! Удивляет же и человека того вера: как если бы кто-то просил у своего друга о каком-нибудь долге, так и он, с похвальною дерзостью, просимое получил! Просил усердно — вот и получил изобильно! По прошествии же нескольких лет Иеремей тот отрекся от мира и принял монашеский постриг на Соловках, в обители святого, и пожил в благочестии, и скончался о Господе.

Чюдо о Василии разбойницѣ

Чудо о Василии-разбойнике

Нѣкий человекъ ноугородець, рода болярьска, Василие именемь, бѣ же силою велми мочен, живый непотребно житие, сирѣчь буяческо, бѣ бо разбойник лют. И прииде ему въ умѣ, како бы отрещися злаго того нрава и приати иноческый образ. И прииде на Соловкы въ обитель преподобнаго Зосимы, и ту постризается от игумена, и облачит его въ мнишескый образ. Пребысть же нѣколико время в манастырѣ в повиновении и в велицѣ послушании и смирении.

Некий человек, новгородец, из рода боярского, по имени Василий, обладал большой силой, но жил непотребной жизнью, иначе говоря — разбойною, ибо был он разбойник лютый. И решил он отказаться от такой жизни и принять иноческий образ. И пришел на Соловки в обитель преподобного Зосимы, и принял постриг, и облачился в монашеское одеяние. И прожил некоторое время в монастыре в повиновении, смирении и послушании.

Ненавидяй же добра искони злый съвѣтник диаволъ начат разжигати и влещи его на первый обычай. Приим же си въ умъ бѣжати из манастыря. Таже злый съвѣт и на дѣла производит окааннаго. Украдает себѣ карбас манастырской и елико же гдѣ что обрѣте: от книг или платья, или иныа какыа вещи, якоже есть обычай крадущим, събирает же вся сиа в карбас. Нощи же наставши, Василию бдящу, подобна времени ожидающу, и съ всѣм тѣм, елико имяше, бѣгу ся ят, един пловый по морю, аможе вѣтръ несый его.

Но ненавидящий добро злой советчик дьявол стал соблазнять его вернуться к прежней жизни. И замыслил он бежать из монастыря. И вскоре воплотил этот злой замысел. Украл он монастырский карбас и собрал все, что попалось ему под руку: из книг, и платья, и других вещей, как обычно поступают воры, — и сложил все это в карбас. Когда же настала ночь, Василий не спал, дожидаясь удобного времени, и, улучив момент, бежал из монастыря, пустившись один по морю, куда его ветер направит.

Приносим же бывает въ Анзеры — остров тако нарицаем, Соловецкый же бѣ; той остров от манастыря верстъ пять на десять. Абие сонъ нестерпим наиде на нь, елико немощно гренутися или очию възвести. Он же приставает к брегу, хотя мало опочити. Поставляет карбас с рухледию при брезѣ, сам же падает на земли, сном тяжко одержим. Спящу же ему, являются два старца къ нему пришедша. Единъ же от них, со гнѣвом възрѣв на нь, рече: «Како, окаанне, крадеши мя! Азъ съзидаю, ты же разаряеши!» Тать же и въ снѣ, яко на явѣ, нача каятися к нему: «Прости, господине отче, прости!» Святый же отвеща: «Прощение получиши, а седѣти три дни на мѣсте том, плача!» Еже и бысть. Възбнув же от сна, не бѣ гласа, ни послушаниа: ни старцевь, ни карбаса. Он же начат плакати о своем съгрѣшении 3 дни. В четвертый же день гостем ѣдущим с Двины близ острова того, он же начат вопити и звати их к себѣ. И послаша по него с малым карбасомъ, и привезоша й к себѣ в ладию.[238] Он же сказа им вся яже о себѣ. И тако привезоша его в манастырь.

И принесло его на Анзер — на один из Соловецких островов, находящийся в пятнадцати верстах от монастыря. И стал одолевать его сон, так что не мог он ни веслом взмахнуть, ни век приподнять. И пристал он к берегу, желая немного отдохнуть. Поставил карбас со скарбом у берега, а сам свалился наземь, охваченный крепким сном. Во сне же явились ему два старца. И один из них, гневно взглянув на него, сказал: «Как же это ты, окаянный, крадешь у меня! Я созидаю, а ты разоряешь!» Вор же во сне, точно наяву, стал перед ним каяться: «Прости, господине отче, прости!» Святой же ответил: «Получишь прощение, но будешь сидеть на этом месте три дня, плача!» Так и случилось. Очнулся он ото сна, а от старцев и от карбаса — ни слуху, ни духу. И стал он плакать о своем согрешении — и плакал три дня. На четвертый же день плыли купцы с Двины вблизи того острова; и стал он вопить и звать их на помощь. И послали за ним людей с малым карбасом, и привезли его к себе в ладью. Он же рассказал им все о себе. И отвезли его в монастырь.

Мы же на предняа возвратимся: каково промышление имѣет святый о своей обители. Ловцем манастырьским сѣдящим на тони[239] за морем во Умбѣ-рецѣ,[240] отстоит от Соловецского острова яко пятьсот верстъ или множая. Бѣ же тамо старець Фотѣй именем. Сему же спящу в кѣлии, от труда ловитвенаго почивающу. Являются ему два старца; зрит же, яко и молитву сътвориста. Фотей же позна единого, бѣ бо ученикъ святаго, рече: «Какъ бы тя знаю, господине, ты еси Зосима, отець нашь». Святый же отвеща: «Азъ есмь. Привезох же вам и карбас, аще требуете. А яже в карбасѣ, сия вся съхраните, да ничтоже от тѣх погибнет!» Сим же бѣ нужна потреба, карбаса на ловлю не имѣющим.

Но возвратимся к тому, с чего начали: о том, как заботится святой о своей обители. Однажды сидели рыбаки монастырские на тоне за морем в Умбе-реке, находящейся от Соловецкого острова в пятистах верстах или более. И был среди них старец по имени Фотий. Спал он как-то в келии, отдыхая от рыболовецкого труда. И явились ему два старца, и приветственную молитву сотворили. Фотий же узнал одного из них, потому что сам был учеником преподобного Зосимы, и сказал: «А ведь я знаю тебя, господине, ты — Зосима, отец наш». Святой же ответил: «Я и есть. Привез вам карбас, если вам нужен. А то, что в карбасе, все сохраните, чтобы ничего из него не пропало!» Им же действительно был нужен карбас для рыбной ловли.

Фотѣй же, от сна възбнув, истинно видѣние обрѣте. Призываетъ же и съдѣлникъ-подруг своих и възвѣщает видѣннаа во снѣ. Они же явѣ шедше на море, обретоша карбасъ съ всею рухледию, ничтоже от положеных погибе! А таково растояние долготы моря: колико ловцов, колико ѣздящих по брегу и по морю, а никим же бысть врежено положеное в карбасѣ! Видите ли, братия, каково попечение имат о мѣсте сем блаженый отець наш Зосима! Сия же видяще и слышаще, подобает намъ съ страхом о своем спасени пещися, и несумненною вѣрою Богови молитися прилѣжно, и угодников его преподобных Зосиму и Саватиа на помощь призывающе — да молитвами их избудем вѣчныя мукы и будущих благъ сподобимся!

Фотий же, проснувшись, убедился, что видение было истинным. Позвал он товарищей своих и рассказал им о видении. Они же действительно пошли к морю и нашли карбас со всею поклажею — и ничего, из положенного в нем, не погибло! А ведь каково было расстояние, пройденное им в море, сколько рыбаков, сколько путешествующих по берегу и по морю — и никто не тронул поклажи в карбасе! Видите, братия, как заботится о месте этом блаженный отец наш Зосима! Видя же это и слыша, подобает и нам со страхом заботиться о своем спасении и прилежно молиться Богу, и призывать на помощь угодников Его, преподобных Зосиму и Савватия, — да молитвами их избавимся от вечной муки и удостоимся будущих благ!

Чюдо святых отѣць Зосимы и Саватиа, како спасоша от потопа Феодора Парфѣева

Чудо святых отцов Зосимы и Савватия, как спасли от потопления Федора Парфеева

Поведа нам некий человекъ именем Феодоръ, житие имыи в Сумѣ-рецѣ вскрай моря, имея же велию вѣру к преподобным Зосиме и Соватию, началником соловецскым, и глаголя:

Поведал нам некий человек по имени Федор, живший в Суме-реке у моря, глубоко почитавший преподобных Зосиму и Савватия, первоначальников соловецких; и рассказал он следующее:

«Случися нам нѣкогда в лодиях ити по морю з Двины, а азъ сь своими наимникы в лодии, и внезапу приде буря велика в мори. Нам же в велице бѣдѣ сущи. И начахом молити Всемилостиваго Бога и Пречистую Богородицу и преподобных на помощь призывати Зосиму и Саватиа. Лодии же стоящи на якори, велми обуреваемѣ, и нам отчаявшимся живота. Мне же влѣзшу внутрь лодии, и сѣдя, от печали въздремах — и се вижу: на лодии нашей два старца сѣдяща и глаголюща кормнику: „Вороти лодию носом к вѣтру — и стройно будет". Азъ же възбнух, скоро притек к сущим во льяле, воду льющим,[241] и начах сказывати, яже видех. Единъ же от них рече: „Азъ льях много воды и утрудихся, и сон обьят мя. Седя дремах — и вижу два старца сѣдяща на лодии нашей в сий час, и един к другому глаголя: «Побреги, брате, лодии сея, азъ спешю къ обѣдне на Соловкы»”.

«Случилось однажды нам плыть на ладьях из Двины по Белому морю, и находился я вместе со своими работниками в одной из ладей. И вдруг поднялась сильная буря, и оказались мы в страшной беде. И стали молить Всемилостивого Бога и Пречистую Богородицу и призывать на помощь преподобных Зосиму и Савватия. Ладья же стояла на якоре, захлестываемая водой, и мы уже не надеялись остаться в живых. Я же влез внутрь судна и задремал от тоски — и вижу: сидят на нашей ладье два старца и говорят кормчему: „Повороти ладью носом к ветру — и будет надежно”. Я же проснулся и быстро прибежал к работникам в нижней части судна, черплющим воду, и рассказал им о видении. И один из них сказал: „Когда я черпал воду и устал, и сидя задремал, то увидел двух старцев, сидящих на нашей ладье, и один из них сказал другому: «Побереги, брат, ладьи эти, а я спешу к обедне на Соловки»”.

Мы же сие видѣхом, и слышавше глаголанная, велми возрадовахомся и прославихом Бога и преподобных Зосиму и Саватиа. И надежаю веселихомся о спасении нашем от истоплениа. И абие вѣтръ преста, и море на тихость преложися, и бысть нам повѣтрее благостройно и до пристанища, ко молитвами святых здрави достигохом в домы своя».

Мы же, увидев это и услышав рассказанное, возрадовались и прославили Бога и преподобных Зосиму и Савватия. И ободряли себя надеждой на спасение. И вдруг ветер утих, и море успокоилось. И дул нам попутный ветер до самого пристанища, и так, молитвами святых, целыми и невредимыми добрались до дома».

Чюдо святаго о Никонѣ

Чудо святого о Никоне

Многа от многых человекъ слышах о семь преподобнѣм Зосимѣ, игумене соловецском, по рекам и по наволокам[242] живущих во всем Помории. Аще ко гробу его кто с теплою вѣрою приходит, призывая на помощь, всяк тощь не отходит. Не точию же у гроба исцѣление бываеть, но и по морю и по суху: идеже аще кто призовет къ Богу в молитвѣ преподобнаго Зосиму, абие милость Божиа послѣдует и скоръ в помощи обретается. Нынѣ же ми слово предлежит, еже слышах извѣстно от повѣдающих сиа.

Много раз я слышал об этом преподобном Зосиме, игумене соловецком, от многих людей, живущих по рекам и по наволокам во всем Поморье. Каждый, кто приходит ко гробу его с теплою верою, призывая его на помощь, не уходит не получив просимое. И не только у гроба его бывают исцеления, но и на море, и на суше: где только кто помолится Богу и призовет преподобного Зосиму, тотчас последует милость Божия, и сам он скоро приходит на помощь. Ныне же предстоит мне слово о том, о чем я сам достоверно слышал из первых уст.

Есть в Помории наволок, Унежма[243] завомо мѣсто то. Нѣкий же человекъ, Никон имянем, тамо живый. Сему же прилучися болѣзнь тяжка зѣло: бѣсъ лют нападе на нь. И удолжися болѣзнь его яко до полутора года. И живота отчаяся, непрестанно мучим от бѣса на всяк день. Нападению же бѣсовскому сице вина бысть на Никона.

Есть в Поморье наволок, называемый Унежма. Жил там некий человек по имени Никон. Случилась с ним тяжелая болезнь: напал на него лютый бес. И болел он около полутора лет. И уже не надеялся остаться в живых, потому что каждый день мучил его бес. А причиной нападения бесовского послужило следующее.

Два волхва живяху в той веси, имѣюшу прю между собою и тяжущася на судѣ. Никону же прилучися свѣдетельство между има: и единому угоди, а другаго оскорби. Оскорбленный же похвалися на нь. И так, бѣсовскым ухищрениемъ и прелестию своею, злокозненым дѣйством нача кудесбити — и насылает бѣса на Никона, Богу попущающу съгрѣшений ради. Начатъ же бѣс мучити его без милости. Никон же разумѣ, откуду сиа скорбь наиде ему, яко похвалися на нь окаанный той волховъ. Посылаетъ же сына своего къ другому волхву, емуже приазнь сътвори, да бы ему помоглъ и бѣса прогнал от него. Он же расмотрив въ своем вълхвовании, отвеща сице: «Не мощно ми прогнати бѣса от тебе, понеже самому сатонѣ предан еси, но и кости твоя отдав бѣсам на раздѣление. Нѣчто ти мало помогу за твое добро — на един месяць, прочее же промысли о себѣ. Аз ти даю съвѣт: аще хощеши съвершенѣ избыти от беса того, то поѣди на Соловкы к тамошнему старцу. Инако бо не можеши избыти, понеже сатанѣ предан еси в даръ».

Жили в той деревне два волхва, находившиеся в ссоре и ведшие тяжбу в суде. Никон же был у них свидетелем: и одному угодил, а другого обидел. И обиженный пригрозил ему. А затем, с помощью бесовской и своими чарами, стал волхвовать — и наслал на Никона беса, по Божию попущению за его согрешения. И стал бес безжалостно мучить его. Никон же понял, откуда пришла к нему эта болезнь, которую наслал на него тот окаянный волхв. И послал сына своего к другому волхву, которому оказал услугу, чтобы тот помог ему и прогнал от него беса. Но тот поколдовал и сказал ему: «Не могу я прогнать от тебя беса, потому что предан ты самому сатане, и даже кости твои отданы на разделение бесам. Немного помогу тебе за твое добро, но только на один месяц, а дальше позаботься о себе сам. Дам же тебе совет: если хочешь совершенно избавиться от того беса, поезжай на Соловки к тамошнему старцу. А иначе не сможешь от него избавиться, потому что предан ты в дар самому сатане».

Никонъ же бяше зело мучим от врага, съвѣщавает своим, повелѣ вести собя на Соловки къ Всемилостивому Спасу и Пречистые Богородици, и ко гробом преподобных Зосимы и Саватиа. Абие бѣс нача мучити его без отпуска на многи дни, разумѣ бо окааный скорое свое побѣждение от святаго. И толма умучи болнаго, яко замертва лежаща. Сердоболи же его в недоумѣнии быша: вести ли в манастырь или не везти, понеже видѣща его конечное дышуща, и ничтоже надѣятися, развѣ смерть. Еще же ему дышащу, они же по перьвому съвѣту и по его вѣре, тѣх вѣру восприимше, иже при Христѣ разслабленаго принесше на одрѣ къ Христу[244] на исцѣление, и не обрѣтше кудѣ внести народа ради, они же верхъ храмины прокопавше, свѣсиша съ одром пред Исуса, Христосъ же по принесших вѣрѣ исцѣли разслабленаго. Сице и сих вѣра дѣйствова. Положиша болнаго в карбас еле жива, Богъ же подасть им угодно плаваниа, скоро достизають манастырь. И вземше болнаго на одръ, в гробницу преподобнаго внесоша.

Никон же, сильно страдая от беса, посоветовался со своими родными и велел везти себя на Соловки ко Всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице, и ко гробам преподобных Зосимы и Савватия. И сразу же бес стал сильно мучить его — и не отпускал много дней, ибо понял, окаянный, что вскоре будет побежден святым. И так измучил больного, что тот лежал как мертвый. Родные же его были в недоумении: везти его в монастырь или не везти, потому что видели его на последнем издыхании и не на что уже было надеяться, кроме смерти. Но он еще дышал, и они, уповая на веру его, поступили, как решили ранее, — помня о вере тех, которые при земной жизни Христа принесли к Нему на одре расслабленного и, не найдя куда внести его из-за множества народа, разобрали крышу дома и спустили его с одром перед Иисусом, и Христос, видя веру принесших его, исцелил расслабленного. Такая же вера двигала и этими людьми. Положили они больного в карбас, еле живого, — Бог же послал им благополучное плавание — и вскоре достигли монастыря. И, взяв больного на носилки, внесли в гробницу преподобного.

Лежащу же ему у гроба святаго от третьяго чеса нощи даже до шестаго. Старець же нѣкий, имѣя к нему приязнь, прииде въ гробницу посетити болнаго. Дѣти же его седяху над нимъ. Старець же глагола им: «Отидите от него и шедше почиите, не подобает вам ту сѣдѣти». Самъ же един оста у него и начат рѣчи истязати от болнаго. Он же точию очи възведе, гледая сѣмо и овамо. Показует ему старець гроб преподобнаго. Он же едва мичаша, рѣчь же его не знаашеся. И отиде старец в кѣлию, его же остави единого. Помедлив же мало, пакы приходит къ гробници. И пришед кь дверем, молитву сътворяет, болный же, внутрь сѣдяй, отвѣща сладцѣ свѣтлым гласомъ: «Аминь». Старець же скоро вниде вь гробницу, обрете Никона здрава и сьмыслена, в ногах у гроба святаго приседяща.

Лежал он у гроба святого с третьего часа ночи до шести утра. Один же из братии, имея к нему сострадание, пришел в гробницу навестить больного. Дети же его сидели над ним. И сказал им инок: «Оставьте его и пойдите отдохните, не следует вам сидеть здесь». Сам же остался с больным и попытался завязать с ним разговор. Но тот только глаза приоткрыл и посмотрел по сторонам. Инок же показал ему на гроб преподобного, но тот только мычал в ответ, и речь его была непонятна. И ушел инок в келию, а его оставил одного. Немного спустя пришел он снова к гробнице. И, подойдя к двери, произнес молитву; больной же, сидевший внутри, ответил ему радостным голосом: «Аминь». Инок же поспешил войти — и увидел, что Никон сидит в ногах у гроба святого, в добром уме и полном здравии.

И начатъ въпрашати его, како исцѣление получи. Болный же рече: «Зосима чюдотворець исцели мя». Въпрашаше же ѝ старець: как и кыим образом? Онъ же отвѣща: «Приидоша множество бѣсов и начаша клопот велик творити, идѣже лежахъ. И стѣну начаша гробници подоймати: хотяху отсюду похитити мя. Гласы же страшными кричаху. Ови же крючие поддѣюще, влечаху мя. Кождо их поглотити хотяше, зубы скрегчюще. Аз же слышу глас из гроба преподобнаго, к себѣ зовуща мя, и рече: „Приближися ко мнѣ, а не устрашайся ловлениа их!” Аз же отвещах: „Не могу, господи мой, въсклонитися!” Он же рече: „Опирайся рукама и ногама — и Богъ поможеть ти”. Аз же едва въстах и приползох къ гробу святаго. Онъ же прият мя своима рукама и посади мя здѣ и рече ми: „Богъ помилова тя, яко к нам прибѣглъ еси; отселе не бойся лаяниа их, и не имаши их ктому узрѣти”».

И стал он расспрашивать Никона, как тот получил исцеление. Больной же ответил: «Чудотворец Зосима меня исцелил». И спросил его инок: как и каким образом? Он же рассказал: «Пришло множество бесов, и учинили страшный шум в том месте, где я лежал. И стали поднимать стену гробницы, желая меня отсюда похитить. И кричали страшными голосами. Другие же тащили меня, поддевая крючьями. И каждый хотел поглотить меня, скрежеща зубами. И услышал я голос из гроба преподобного, подзывавшего меня к себе; и сказал мне: „Приблизься ко мне и не страшись их угроз!” Я же ответил: „Не могу, господин мой, приподняться!” А он сказал: „Опирайся руками и ногами — и Бог поможет тебе”. И я с трудом встал и приполз ко гробу святого. Он же обнял меня, и посадил здесь, и сказал: „Бог помиловал тебя — за то, что ты к нам обратился; впредь не бойся их угроз и больше их не увидишь”».

Никон же повѣдая старцу бесовские рѣчи: «Якоже отъят мя у них преподобный, они же начаша тязати бѣса того, кои мя мучил, от негоже мя избави Господь молитвами святаго чюдотворца Зосимы: „Почто, — рече, — окаанне, пустил еси его сѣмо к прелагатаю сему? Или не вѣси его, колико нам много зла творяща! Что ради там не предал еси его горцѣй смерти, да не избежал бых от рук наших? Се был предан отцу нашему сатанѣ!” Той же к ним вѣщаше: „И добрѣ умучих его, но не вѣм, како гонзя от мене!”»

Пересказал Никон иноку и бесовские речи: «Когда отнял меня у них преподобный, тогда стали они винить того беса, который меня мучил и от которого избавил меня Господь по молитвам чудотворца Зосимы. „Зачем, — говорили они, — окаянный, пустил ты его сюда к противнику нашему? Разве не знаешь, сколько зла нам творит! Почему не поразил его там, и тогда не ушел бы из рук наших? Ведь был он отдан отцу нашему сатане!” Он же отвечал им: „Уж измучил я его изрядно, но не знаю, как он ускользнул от меня!”»

Никон же здравъ бысть, благодатию Христовою. Веде его старец в кѣлию свою, и даша ему ясти и пити. Дѣти же не хотяху взяти его в дом свой, бояхуся пакы бѣсовскаго нападаниа. Являет же ся ему преподобный в нощнѣм видѣнии в кѣлии и рече: «Иди в дом свой, ничтоже бояся; якоже преже рѣх ти, не узриши ктому бѣсовскаго злодейства». Отиде же в дом свой, радуяся и веселяся и славя Бога, и благодать исповѣдая угоднику Христову преподобному Зосимѣ, яко его молитвами и заступлением исцеление получив.

Никон же выздоровел, благодатью Христовой. Отвел инок его к себе в келию, и дали ему есть и пить. Но дети не хотели брать его домой, боясь снова бесовского нападения. И явился к нему в келию преподобный Зосима в ночном видении и сказал: «Иди в дом свой и ничего не бойся; как я и сказал тебе прежде, больше не увидишь бесовского злодейства». И ушел он в дом свой, радуясь и веселясь, и славя Бога, и благодаря угодника Христова преподобного Зосиму, чьими молитвами и заступлением получил исцеление.

Оттоле же велию вѣру стяжа къ святому. Его же и сам видѣх здравьствующа и скачюща, хваляща Бога. Яко Енѣя он, иже при апостолѣх исцеление получи, иже бывый хром от чрева матерня, егоже Петръ и Иоан исцели,[245] и тако и сей «мертвъ быв и оживе, и изгиблъ бѣ и обрѣтеся».[246] Сице дѣйствуют молитвы преподобнаго отца нашего Зосимы! Не токмо же се, но ина многа и неисчетенна чюдеса! Мы же елика достигохом, сиа и писанию предахом.

И с тех пор приобрел он великую веру в святого. И сам я видел его здравствующим и пляшущим и славящим Бога. Как тот Енея, который при апостолах исцеление получил, будучи хром от чрева матери, которого Петр и Иоанн исцелили, так же и этот «мертв был и ожил, пропал и нашелся». Вот как действуют молитвы преподобного отца нашего Зосимы! И не только это чудо, но и множество других у него неисчислимых чудес! Мы же что узнали, то и предали писанию.

Чюдо о чернци Викентии

Чудо о чернеце Викентии

Брат нѣкий, живый в том манастыри на Соловках, Викентие именем, повѣда нам сицеву вещь о себѣ. Не точию же от него единого слышахом, но и от многых с нами живущих в манастыри.

Брат некий, живущий в том монастыре на Соловках, по имени Викентий, рассказал нам о себе такую историю. Впрочем, слышали мы ее не только от него, но и от многих других, живущих с нами в монастыре.

Отверьгшуся ему мира в юности и приимшу иноческый образ в той обители, поживе же во исправлениих чернеческых, якоже лѣпо юным черньцем; в послушании у старца живяше даже и до днесь. И сему тако живущу, елика сила подвизающуся о своем спасении, Богу попущающу, искушение прииде на нь от врага, ли юннаго юность наказующе, или угодника своего преподобнаго Зосиму прославляюща, да и всѣм победителя покажет его на нечистыа духы, еже и бысть.

Отрекся он от мира в юные годы и принял в той обители иноческий постриг, и жил в послушаниях монашеских, как подобает юным чернецам; и живет в послушании у своего старца даже и до сего дня. И когда он жил так, усердно трудясь и заботясь о своем спасении, пришло на него, попущением Божиим, бесовское искушение — или для того, чтобы юношу научить, или для того, чтобы прославить угодника Своего преподобного Зосиму и показать его победителем над нечистыми духами, — как и получилось.

Случися ему такова страсть от бесов, мука нестерпимая; за лѣтнее обхожение мучаху его непрестанно, на всяк день разбивающи, пѣны кровавы точаща, якоже ми сам сповѣда. Егда же мало облегчаше ему, он же хождааше к церкви на съборное пѣние. И бѣси непрестанно нападаху на нь: егда к церкви или от церкви идяше, они же емше, в лѣс влечахут ѝ. Когда же приступлют к нему нечистии дуси, тогда являхуся ему два старца в куколех и отимают его у них, и проваждаху в кѣлью его. Являет же ся иногда третий старець с ними незнаем, иже велику приазнь имѣя к нему. Въ время егда мучаху его дѣмони, к себѣ влекущу и своим называюще, старець же той отгоняше их, знамением креста ограждая болнаго. Болный же вопрошаше его, глаголя: «Кто еси, господи мой, сице мене милуеши, окааннаго?» Он же отвеща: «Не знаеши ли мя? Аз бѣх вашь ближний съсѣд, понамарь[247] на Ильинѣ улицѣ; имя мое Василей»[248]* — бѣ бо той Викентие ноугородець родом. Повѣдает же извѣстно и о тѣх дву старцех, иже в куколѣх являются, провожающе болнаго до кѣльи: «Той, рече, отець нашь преподобный Зосима, а другий — Саватѣй». Се же мнит ми ся яко аггелъ его хранитель или ин нѣкто от святых.

Наслали на него бесы мучительную болезнь, и весь год не переставали мучить его: разбил его паралич, и уста его источали кровавую пену, как он сам мне об этом поведал. Когда же становилось ему легче, шел он в церковь на соборную службу. А бесы постоянно нападали на него; и когда он шел в церковь или из церкви, хватали его и волокли в лес. Но как только нападали на него нечистые духи, являлись ему два старца в куколях, и отнимали его у них, и провожали в келию. Иногда же являлся с ними и третий старец, ему незнакомый, проявлявший к нему большое участие. Когда те демоны мучили его и тащили к себе, своим называя, старец тот отгонял их и ограждал больного крестным знамением. Больной же спрашивал его: «Кто ты, господин мой, что так меня милуешь, окаянного?» А тот отвечал: «Разве не узнаешь меня? Я был ваш ближайший сосед, пономарь с Ильиной улицы, имя мое Василий» (был же тот Викентий новгородец родом). И рассказал ему о тех двух старцах, которые являлись в куколях и провожали больного до келии: «Первый, — говорит, — это отец наш, преподобный Зосима, а другой — Савватий». (Сам же, думается мне, был его ангел-хранитель или кто-то другой из святых).

Потом же и язык отъятся у болнаго брата яко на месяць. Приставлени же бяху к нему два брата стрещи его, и водяхут его по вся дьни ко гробом преподобных Зосимы и Саватиа. Въ един же от дьни приведоша его вь гробницу блаженнаго — болный же зрит явьствено преподобнаго Зосиму, въставша из гроба и вь правой руцѣ держаща крест и знаменающа его, и по лицу мантиею своею отираше. И абие в той час отверзеся язык его, и бысть здравь и смыслень, начат глаголати ясно Божиа величиа и святаго чюдеса, како пострада от бесов и како исцѣлѣ благодатию Христовою и Пречистыя Богородица — общиа надежда и ходатаици всѣм христианом, и преподобных отець наших Зосимы и Саватиа.

Потом же и язык отнялся у больного брата почти на месяц. И были приставлены к нему два брата стеречь его, и каждый день отводили его ко гробам преподобных Зосимы и Савватия. В один же из дней привели его в гробницу святого — и увидел он воочию преподобного Зосиму, восставшего из гроба и державшего крест в правой руке: и осенил его крестным знамением, и отер лицо его своею мантией. И в ту же минуту возвратилась к нему речь и здравый ум, и стал он ясно рассказывать о величии Божием и о чудесах святого: о том, как пострадал от бесов и как исцелел благодатью Христовой и Пречистой Богородицы — всеобщей надежды и ходатаицы всех христиан, и преподобных отцов на-ших Зосимы и Савватия.

Чюдо святаго о слѣпом

Чудо святого о слепом

Человек нѣкый земледѣлецъ, Иоан именем, житие имыи в Золотице-рѣкѣ,[249] отстоит от Соловецского острова яко 60 верстъ. Сему случися болезнь очная, тяжка зело, бысть даже до года, дондеже и свѣт очию погуби. Отнюд ничтоже видя, прочее ногама ходя и руками осязая, водим бываше человекы. Сей слыша многа чюдеса бывающа у гроба преподобнаго Зосимы, началника соловецьскаго. Нача молити нѣкыя от тамо живущих, яко да везут его на Соловкы къ Всемилостивому Спасу и Пречистѣй Богородици и целбоносному гробу богоноснаго отца. Они же умильшеся на нь, взяша его с собою в манастырь.

Человек некий, земледелец, по имени Иоанн, жил в селении Золотице-реке, находящемся в 60 верстах от Соловецкого острова. Случилась у него глазная болезнь, очень тяжелая, и продолжалась около года, пока не померк для него белый свет. Совсем ничего не видя, мог он только передвигать ногами и осязать руками и ходил с поводырем. Слышал же он о многих чудесах, совершающихся у гроба преподобного Зосимы, основателя Соловецкого монастыря. И стал молить некоторых из местных жителей, чтобы повезли его на Соловки ко Всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице и к целительному гробу богоносного отца. Они же, пожалев его, взяли с собой в монастырь.

Приводят его к нѣкоему старцу от живущих ту, дабы ѝ научил како помолитися, бяше бо простъ поселянин. Старець же веде его к священнику, егоже неделя, и повѣлѣ дати на молебен и на службу. Священнику молебная съвершающу, старець отводит слѣпаго ко гробу преподобнаго и рече ему: «Молися прилѣжно Господу Богу и преподобному Зосиме, да некли милостив ти будеть Богъ, молитвами святаго, и получиши желаемое». Слѣпый же все сътвори по повелѣнию старца.

И привели его к одному из старцев, живущих там, чтобы научил его, как ему молиться, ибо был он простой поселянин. Старец же отвел его к священнику, чей черед был служить в ту неделю, и велел дать ему на молебен и на службу. Когда же священник совершал молебен, отвел старец слепого ко гробу преподобного и сказал ему: «Молись прилежно Господу Богу и преподобному Зосиме, да милостив будет к тебе Бог по молитвам святого, и получишь желаемое». Слепой же исполнил все, как велел ему старец.

Божественѣй службѣ съвершаемѣ, оному же стоящу у гроба святаго въ велицѣ умилении, съ многы слезами молящуся и лицемь к земли прекланяющеся, — абие милость Божиа послѣдова, и слѣпому сладкый свѣт даровася. Он же начат велиимь гласом хвалити Бога и святому благодать исповѣдая. И вниде в трапезу человек той, и с братиею яст и пит веселяся; заутра бѣ слѣп, нынѣ же прозрачно видит!

И когда совершалась божественная Литургия, стоял он у гроба святого в великом умилении, молясь со многими слезами и преклоняясь лицом к земле, — и вдруг снизошла милость Божия, и был дарован слепому сладостный свет. И стал он во весь голос славить Бога и исповедовать благодеяние святого. И вошел тот человек в трапезную, и ел, и пил с братиею, веселясь: ведь утром был слеп, а ныне ясно видит!

Идущу же ему посреди монастыря, ненавидя искони добра враг вложи в сердце его, яко не молитвами святаго прозрѣ, но тако просто болѣзнь отиде. И паки мрак наиде на нь, ничтоже видя. Он же, въскричав, начат осязати пакы, яко же и преже. Взятъ же быв нѣкым и отведен к тому же старцу. Старець же той, искусен сый, въпроси его: «Что ты помысли о себѣ, егда прозрѣ?» Болный же, срамом побѣжен, утаив вещь. Старец же прилѣжно въпрошаа, он же едва в чювство прииде своего маловѣриа, начат каятися старцу, яко: «Помысли лукавии сътвориша ми се! Сия же ми помышляющу (конец моему невѣрию!) — казнь приях от Бога и от преподобнаго Зосимы: в той час ослѣпох». Старец же, тазая его досадителными словесы, глаголаше: «Окаянне и страстне! Как дерзнул еси таковая помыслити о святѣм — и прогнѣва Господа и преподобнаго! Нынѣ же даю ти съвѣт на ползу: аще хощеши помилован быти, иди къ гробу святаго и плачися о своем безумии, моляся Богови и святаго на помощь призывая, да некли помилует тя Господь молитвами преподобнаго, и отпустит ти съгрѣшениа!»

Когда же шел он посреди монастыря, то искони ненавидящий добро враг вложил ему в сердце помысл, что прозрел он не по молитвам святого, но что просто так болезнь отступила. И снова напал на него мрак, и ничего он не видел. И, возопив, стал снова ходить наощупь, как и прежде. Тогда взял его кто-то и отвел к тому же старцу. Старец же, будучи опытен, спросил его: «Что ты подумал про себя, когда прозрел?» Больной, будучи побежден стыдом, утаил это. Старец же продолжал прилежно расспрашивать его, и тот, как только ощутил свое маловерие, стал каяться старцу, говоря: «Это лукавые помыслы такое со мной сотворили! Как только я помыслил лукавое (конец моему неверию!) — тотчас был наказан Богом и преподобным Зосимой — и в ту же минуту ослеп!» Старец же стал допекать его досадливыми словами, говоря: «Окаянный и страстный! Как дерзнул ты такое помыслить о святом — и прогневал Господа и преподобного! Ныне даю совет тебе на пользу: если хочешь получить прощение, иди ко гробу святого и плачь о своем безумии, молясь Богу и святого на помощь призывая, да, быть может, помилует тебя Господь, молитвами преподобного, и отпустит тебе согрешения!»

Он же, шед в гробницу, нача горко плакати своего лишения и, припадая пред гробом святаго, с многыми слезами каяся о своем зломыслии. Братии всей плачася, еже молити за нь, и исповѣдаяся Господеви прилѣжно в сокрушении сердца умиленною душею, якоже пишет въ Книзѣ Псаломстей: «Сердце съкрушено и смирено Богъ не уничижит».[250] Умилосердися убо Всемилостивый и незлобивый Владыка Христосъ молитвами угодника своего, дарова ему в той час пакы прозрѣти. Он же изыде из гробници свѣтел очима и здрав всѣми чювствы, много благодарив Господа и Пречистую Богородицу и великаго в чюдесех преподобнаго Зосиму, свое же безумие укаряя и маловѣрие; и достовѣрен быв проповѣдник чюдесем святаго, понеже сам искусись не поношати святым, но теплѣ молитися.

Он же, пойдя в гробницу, стал горько плакать о своей утрате и, припав к земле пред гробом святого, каялся со многими слезами в своих дурных помыслах. И взывал с плачем ко всей братии, чтобы молились за него, и исповедовался Господу умиленною душою и сокрушенным сердцем, как сказано в Книге псалмов: «Сердце сокрушенное и смиренное Бог не уничижит». И умилостивился всемилостивый и незлобивый Владыка Христос, по молитвам угодника своего, и даровал ему тотчас прозреть. Вышел он из гробницы с прозревшими глазами и в полном здравии, непрестанно благодаря Господа и Пречистую Богородицу и великого чудотворца преподобного Зосиму и укоряя себя за свое неразумие и маловерие; и был достоверным проповедником чудес святого, ибо сам приобрел опыт не оскорблять святых, но тепло им молиться.

Чюдо о юноши, како обогатѣ посѣщением святаго

Чудо о юноше: как разбогател он по милости святого

Нѣкый юноша именем Анфим прииде из Новаграда с нѣкым купцем в Поморие купля ради в зимное время. И обиташа въ Шуи-рецѣ на брезѣ моря. Приспѣ же тогда вешнее время. Люди с мѣста того хотяху итти на добыткы на море на веснование.[251] Въсхотѣ же и тъй Анфим с ними итти на промыслъ. Таже поплыша в судѣх по обычаю. Богъ же дарова им угодно плавание, достигоша до онѣх местъ, идеже имать обычай звѣрь восходити. Они же велми много яша звѣри добытка, кождо на свою часть, юноша же той в заговоре с нѣкиим человеком тамо живущих, и поплуша въсвояси в велицѣ гобзавании веселящися.

Некий юноша по имени Анфим пришел из Новгорода в Поморье с неким купцом, чтобы закупить товар в зимнее время. И поселились они в деревне Шуе-реке на берегу Белого моря. И пришла весна, и люди из тех мест стали собираться в море на весенний промысел. Захотел же и Анфим пойти с ними на промысел. И поплыли они на судах, как обычно. Даровал же им Бог благополучное плавание, и достигли они тех мест, где зверь имеет обыкновение выходить на лед. И поймали много зверя, каждый на свою долю (юноша же тот был в паре с одним из местных жителей), и радостные поплыли домой с большим уловом.

Принесе же их вѣтръ к Соловецскому острову. Бѣ же обычай манастыря того, по грамотѣ великого князя жаловалной: аще кого прикинет ко острову з добытком, игумен з братьею того манастыря от всякого добытка емлют на монастырь десятое.[252] Послаша же к ним единого старца имянем Пахомия. Той же рече имъ: «Дайте нам, чада, десятину от добытка вашего, якоже обычай содержит». Они же не хотяху дати десятины, отвещаша тако: «Дадим мало нѣчто, еже обѣщахом дати Николе на молебен». Той же юноша Анфим скоро притек, рече старцу: «Азъ, господине, от своего добытка дам десятую часть». Старець же благослови его, рек: «Богъ, чадо, исправит добрую твою мысль». Мѣсто же то от манастыря тринадесять верстъ, идѣже присташа.

И принес их ветер к Соловецкому острову. А был обычай в том монастыре, по жалованной грамоте великого князя: если принесет кого-нибудь к острову с добычей, то игумен с братией берут от всякой добычи на монастырь десятую часть. И послали к ним одного инока по имени Пахомий. И сказал он им: «Дайте нам, чада, десятую часть от вашей добычи, как установлено обычаем». Они же не хотели дать десятину и отвечали: «Дадим немного — то, что обещали дать на молебен Николе». Юноша же Анфим, подошел к иноку и сказал: «Господин, я дам от своей добычи десятую часть». Инок благословил его и сказал: «Чадо, да исполнит Бог доброе твое намерение». Место же то, где они пристали, находилось в тринадцати верстах от монастыря.

Юноша же той, отпустив старца, возлеже почити. И якоже успе, абие слышит нѣкоего стояще над собою и молитву Исусову творяща. И по молитве рече: «Богъ, чадо, да исправит мысль твою благую, еже добрѣ съвѣщал еси, да воздасть ти сторицею в нынешний год и въ прочая, да умножатся имѣниа твоя!» Юноша же, яко услыша, скоро въскочив с мѣста, на немже лежа, нача зрѣти прилежно, от кого сие слыша. Абие видит дале старца идуща от него, худы ризы носяща и мала возрастом. И скоро течаша вьслѣд его, еже бы постигнути. Он же невидим бысть. Анфим же извѣстився видѣнием, с радостию отдав манастырю десятину от своего добытка, ничтоже разсужая.

Юноша же тот, простившись с монахом, лег отдохнуть. И когда уснул, то услышал, что кто-то стоит над ним и творит молитву Иисусову. И после молитвы сказал: «Чадо, да исполнит Бог доброе твое намерение, о чем ты верно рассудил, и да воздаст тебе сторицею в нынешнем году и в будущие, и да умножатся богатства твои!» Юноша, услышав это, быстро вскочил с места, на котором лежал, и стал искать взглядом, кто произнес эти слова. И увидел старца, удаляющегося от него, одетого в худые ризы и малого ростом. И побежал следом, чтобы догнать его. Но тот вдруг исчез. Анфим же, ободренный этим видением, с радостью отдал монастырю десятую часть, ни о чем не рассуждая.

Мужие же они, иже скупостию одержими, не восхотѣша дати десятины манастырю, вкладшеся в насады,[253] поплыша от острова в голомя. И абиа въста буря велиа, и много тружшеся, ничтоже успѣша, но и насады их съ всѣм добытком опровергошася въ глубину. И едва сами еле живи спасени быша от иступлениа. Приплувша на брег, поискавше же добытков и ничтоже обретоша, възвратишася въ своя тщама рукама.

Другие же люди, одержимые скупостью, не пожелали дать десятину монастырю и, сев в свои суда, покинули остров и ушли в море. И вдруг поднялась сильная буря, и, как они ни старались спасти суда, ничего не удалось, и лодки их со всею добычею ушли на дно. И сами они едва спаслись. Добравшись до берега, стали они искать свою добычу, но ничего не нашли, и возвратились домой с пустыми руками.

Юноша же Анфим отиде по морю стройно, благодатию Христовою и молитвами преподобнаго игумена Зосимы, исторгова добрѣ и придобы доволное богатство по словеси святаго.

А юноша Анфим, по благодати Христовой и по молитвам преподобного игумена Зосимы, уплыл благополучно — и наторговал удачно, и приобрел немалое богатство, по слову святого.

Чюдо о болнѣм отрочати

Чудо о больном ребенке

Повѣда ми старец тоя же обители Соловецскые:

Поведал мне инок той же Соловецкой обители:

«Послан бых на службу игуменом и братиею в Великый Новград и тамо о дѣлех манастырьскых упражняющу ми ся. И нѣкый гость именем Михайло Сысоев позва мя к себѣ. Сему же Михаилу сын боляше велми, Матфѣй именем, отроча возрастом шестью лѣт. Бяше же болезнь тяжка зело: оба прохода занело, и оток прииде на все тѣло его, и уже лежащу у последняго издыханиа без ответа на долго время; отець убо и мати отчаястася живота его.

«Был я послан игуменом и братией на службу в Великий Новгород и занимался там монастырскими делами. И некий купец по имени Михаил Сысоев позвал меня к себе. Был же у этого Михаила шестилетний сын по имени Матфей, который был тяжело болен. Перекрыло у него оба прохода, и все тело его распухло от отека, и лежал он на последнем издыхании, не откликаясь уже долгое время, так что ни отец, ни мать не надеялись видеть его живым.

Пришед же к нему и обрѣтох его в велицей скорби по дѣтищи. Бѣ видѣти жалостен позоръ и умилениа достоин. Сына отцу и матери еле жива зрящу, мало дыхающа, и начаша ми глаголати: „Слышали есме, господине, о чюдесѣх преподобнаго Зосимы, вашего началника, яко его ради молитвъ Богъ многим подает исцѣление. И нынѣ помолися к нему, отче, дабы помиловал чадо наше!” Азъ же, видя их в велице скорби, дерзостнѣ отвещах: „Аще хощете его жива видѣти, обѣщайте его на Соловкы преподобному Зосимѣ!” Они же, с радостию слово приимше, рекоша: „Не точию, господине, его, но и дворъ сей в дом Всемилостивому Спасу на Соловки и Его угоднику преподобному Зосимѣ!”

Придя же к купцу, нашел я его в глубокой скорби о ребенке. При виде этого печального зрелища нельзя было удержаться от слез. Родители же его, видя, что сын их еле дышит, обратились ко мне со словами: „Слышали мы, господин, о чудесах преподобного Зосимы, основателя вашего монастыря, что по молитвам его Бог подает многим исцеление. И ныне помолись ему, отче, чтобы помиловал сына нашего!” Я же, видя их в глубокой скорби, дерзостно отвечал: „Если хотите видеть его живым, обещайте отдать его на Соловки преподобному Зосиме. Они же с радостью приняли мои слова и сказали: „Не только его, господине, но и двор этот отдадим в дом Всемилостивому Спасу на Соловки и угоднику Его преподобному Зосиме!”

Азъ же, приступив ко отрочати, начах именем звати его: „Матфѣй!” Онъ же яко от сна възбудися: очи възведе, ясно зря на мя, и языком проглагола, яко здравъ. И азъ подъимъ его, посадих на постели. Начат же отрок ясти просити. И принесоша скоро. Онъ же ясть и пить, и бысть здравь, благодатию Христовою. Отець же и мати начаста дивитися Божию человеколюбию и отрока скорому измѣнению, яко да от врат смертных изведен бысть въ едином часѣ, — и прославиша Господа Бога и Пречистую Его Матерь и угодника их Зосимы чюдотворца».

Я же, приступив к ребенку, стал звать его по имени: „Матфей!” Он же словно от сна пробудился: открыл глаза и посмотрел на меня ясно, и внятно ответил, как здоровый. Я же поднял его и посадил на постели. И ребенок стал просить есть. Тотчас принесли ему еду. Он же поел, попил и стал здоров, благодатью Христовой. Отец же и мать дивились человеколюбию Божию и скорому выздоровлению сына — тому, как в одно мгновение был избавлен от смерти, — и прославили Господа Бога и Пречистую Его Матерь и угодника Их чудотворца Зосиму».

Чюдо святаго о ином отрочяти

Чудо святого о другом ребенке

Инъ нѣкий гость в том же Великом Навѣградѣ имянем Алексѣй Курюков. Сего же сынъ имянем Василей тяжкым недугом одержим, якоже и много случается отроком юнным. Отець же отрока бяше в велице скорби, видя чядо свое на всяк день мучимо от лютаго бѣса. Но и скорбяше, а человеческа пакы помышляше, а не разумѣ твердаго пристанища, еже просити от Бога милости и святых его призывати на помощь («плотстии бо, рече, духовная мудрьствовати не могут»[254]). Пристави ко отроку нѣкоего волхва. Той же и по иным волхвом ношаше его, и ничтоже успѣша. Болезни же продолжившися на много время, и дѣтищу в горшее пришедшу. И бѣ видѣти родителем странно зрѣнием. О, очи развращеннѣ смысла не имущу!

Жил другой купец в том же Великом Новгороде — именем Алексей Курюков. Сын его, по имени Василий, одержим был тяжким недугом, как это часто случается с малыми детьми. Отец же ребенка пребывал в глубокой скорби, видя дитя свое страждущим от лютого беса. Но и скорбя, продолжал он мыслить по-человечески и не видел надежной пристани в том, чтобы просить милости у Бога и призывать на помощь Его святых («ибо плотские, — сказано, — о духовном помышлять не могут»). И приставил он к отроку некоего волхва. Тот же стал носить его по другим волхвам, но никто из них не мог помочь. Болезнь затянулась на долгое время, и ребенку стало еще хуже. И видели родители, что он уже при смерти. О очи развращенные, лишенные разума!

Прииде же въ ум Алексѣю тому, отцу отрока, колико время погуби и много имѣниа истощи волхвам и обавником, а ползы ни малы получи! (Како бо мощно бѣсу, бѣса изгнати, а естественую любовь межьду собою имущим!) Съвѣщавает съвѣт благъ - прибѣгает к Господу Богу и Его Пречистѣй Матери, и преподобнаго Зосиму, началника соловецскаго, на помощь призывает, бѣ бо слышал от многих о святемъ, яко его ради молитвъ бывают многа исцѣлениа.

И вдруг понял тот Алексей, отец отрока, как много времени он зря погубил и сколько денег истратил на волхвов и колдунов, а ни малейшей пользы не получил! (Ибо как может бес изгнать беса, если между ними естественная любовь!) И пришла ему добрая мысль — обратиться к Богу и Пречистой Его Матери и призвать на помощь преподобного Зосиму, основателя Соловецкого монастыря, ибо слышал от многих людей об этом святом, что по молитвам его бывает множество исцелений.

В то же время прилучись старцу соловецскому быти в Новѣгородѣ. Алексѣй же старца призывает в домъ свой и повѣдает о отрочати, како стражет нестерпимую болѣзнь от нечистаго бѣса: «Молим же тя, отче, помоли Бога и Пречистую Богородицу и преподобнаго Зосиму, началника вашего, дабы его молитьвами Богъ помиловал дѣтище наше!»

А в то время случилось быть в Новгороде одному из соловецкой братии. И позвал Алексей его в дом свой и рассказал ему о ребенке, как он страдает от нечистого беса: «Молим тебя, отче, помолись к Богу и Пречистой Богородице и преподобному Зосиме, основателю вашего монастыря, дабы, его молитвами, помиловал Бог дитя наше!»

Старець же, верою огражен преподобнаго Зосимы, повелѣ отроча к себѣ принести. И принесоша. И взем на руцѣ отроча, глаголя: «Молитвами преподобнаго отца нашего игумена Зосимы — буди, чадо, здравъ!» И взем рукою своею руку отрока и прекрести его трижды. Абие же отрок нача веселѣти и свѣтло склабитися, потомъ же сам нача креститися. И тако, Божьею благодатью и молитвами преподобнаго, отроча исцѣлѣ[255] и даровася отцу сынъ здравь, очистився от лютаго бѣса, яко николиже болѣв. Алексѣй же послав Соловецскому манастырю доволно милостыню. И от того времени велию вѣру стяжа к Спасу на Соловкы и его угоднику преподобному Зосимѣ.

Старец же, огражденный верой в преподобного Зосиму, повелел принести ребенка к себе. И принесли его. Он же, взяв дитя на руки, сказал: «Молитвами преподобного отца нашего игумена Зосимы — будь, чадо, здоров!» И, взяв своей рукой руку отрока, перекрестил его трижды. И сразу отрок повеселел и стал радостно улыбаться, а потом и сам стал креститься. И так, Божиею благодатию и молитвами преподобного, ребенок исцелел, и отцу был дарован здоровый сын, избавившийся от лютого беса, словно никогда и не болел. Алексей же послал Соловецкому монастырю изрядную милостыню. И с той поры приобрел огромную веру к Спасу на Соловках и к Его угоднику преподобному Зосиме.

Чюдо о ином отрочати

Чудо о другом ребенке

Человекъ нѣкий, Андроник именемъ, бѣ же от нарочитых, данник великого князя, житие имыи во Унбѣ-рецѣ.[256] Ѣдущу ему на Лопъ дани брать,[257] и прилучися ему быти в Варзузѣ-рецѣ[258] с ним же и жена его. Бѣ же дѣтище у них мужскый пол, Симеон имянем, двою лѣт сущи. Впаде же отроча оно в болѣзнь тяжку зѣло и к концу приближися, послѣднее дышущу. Отець же и мати жалостно плакаху над дѣтищем и гробная уже приготоваша.

Некий человек знатного рода, по имени Андроник, служил сборщиком дани у великого князя и жил в селении Умбе-реке. Однажды поехал он к лопарям собирать дань и остановился в селении Варзуге-реке, а вместе с ним была жена его. Был же у них двухлетний сын по имени Симеон. И ребенок тот тяжело заболел, и был уже при смерти, на последнем издыхании. Отец и мать горестно плакали над младенцем и уже приготовили погребальное.

Прилучи же ся тамо быти старцем Соловецскаго манастыря, ловцем рыбным на тонях. И приидоша ко Ондронику утѣшити его от скорби бывшей ему, понеже бо человекъ той велию вѣру имѣ к манастырю. Рече же к ним Андроник: «Помолитеся, отци святии, Спасу и Пречистѣй Богородици и преподобному Зосимѣ чюдотворцу, дабы молитвами его ожило наше дѣтище!» Отроча же ни очию възведе, точию мало дыша.

Случилось же оказаться там инокам Соловецкого монастыря, ловившим рыбу на тонях. И пришли они к Андронику утешить его в выпавшем ему несчастье, так как человек тот глубоко почитал Соловецкий монастырь. И сказал им Андроник: «Помолитесь, отцы святые, Спасу и Пречистой Богородице и преподобному Зосиме-чудотворцу, чтобы, молитвами его, ожило наше дитя!» При этом ребенок не открыл даже глаз, а только слабо дышал.

Единъ же от старець тѣх, теплъ вѣрою к преподобному, рек ко Андронику и женѣ его: «Хощете ли — продадите ми сына вашего? Азъ куплю его на Зосимино имя. Единаче вам уже не требѣ мертвое сие тѣло». Они же рекоша: «Купи, отче; даждь нам на нем, елико хощеши». Онъ же, иземъ сребреницу, дасть им. Отроча же кончавающеся. Старець же, взем на рукы отрока, рече: «Отселе се дѣтище нѣсть ваша, но преподобнаго Зосимы, началника соловецского!»

И тогда один из тех иноков, имевший к преподобному теплую веру, сказал Андронику и жене его: «Хотите — продайте мне вашего сына? Я куплю его на имя Зосимы. Все равно вам не нужно уже это мертвое тело». Они же сказали: «Купи, отче: дай нам за него, сколько хочешь». Он же вынул серебряную монету и дал им. А ребенок уже умирал. Тогда инок, взяв мальчика на руки, сказал: «Отныне дитя это уже не ваше, а преподобного Зосимы, первоначальника Соловецкого!»

Отроча же нача устнама двизати, якоже бы нѣчто ясти. Старец же осязая рукою отроча по главѣ и по устом. Таже проглагола дѣтище, рече: «Дай еще!» Андроник же и жена его видѣша чюдо преславное, начаша вопити от радости, благодарение въздающи Всемилостиву Богу, дивному въ святых своих, дѣйствующему их ради преславная чюдеса! Отроча же, благодатию Христовою и молитвами святаго, устрабися и бысть здраво, знамение на себѣ нося преподобнаго игумена Зосимы.

И ребенок стал шевелить губами, как будто бы что-то ест. Инок же погладил ребенка рукой по голове и по губам. И ребенок произнес: «Дай еще!» Андроник же и жена его, видя это преславное чудо, возопили от радости, воссылая благодарение Всемилостивому Богу, дивному во святых своих и творящему ради них преславные чудеса! Ребенок же исцелел, по благодати Христовой и по молитвам святого, и пребывал в здравии, нося на себе благословение преподобного игумена Зосимы.

Чюдо святаго о ином детище

Чудо святого о другом ребенке

Бяше нѣкий купець в Великом Навѣграде именем Матфѣй. Сей жену имѣя Мамелфу именем. Человекъ же тъй богатство имыи доволно, живыи благочестием украшен и всѣми потребными изообилуя. Жена же его ражаше ему чада, но не воспитааше. Седмь бо бремен бяше ей, но ни единого наслѣдника оста: вси бо млади умирающи, точию в просвящении святаго крещениа, пожинаеми, яко незрѣла пшеница. Матфѣй же с супружницею своею вь скорби велице бѣша о сем и моляхуся прилѣжно Богови, и святых Его на помощь призывающе.

Жил в Великом Новгороде некий купец по имени Матфей, и была у него жена Мамелфа. Человек тот был богат и благочестив и ни в чем не знал недостатка. Жена его рождала ему детей, но не успевала вскормить их. Ибо семь раз была она беременна, но не осталось у них ни одного ребенка: все во младенчестве умирали, успев только принять святое крещение, пожинаемые, как незрелая пшеница. Матфей же со своею супругою были из-за этого в великой печали и усердно молились Богу, призывая святых Его на помощь.

Прилучи же ся в то время соловецскому старцу Саватию быти въ градѣ. Той же христолюбець призвав старца в дом свой на обѣд, яко имѣ обычай странных и нищих кормити. Сяде же на трапезе и, въздохнув, прослезися, нача скорбѣти о бесчадии. Възрѣв жена своего супруга слезяща и тако же разлиася слезами, помянув скорби своя; понеже болѣзни многы подъятъ, а ни едино утѣшение обрѣте, лишено бо бяше оноя радости, якоже бывает родителем о чадех велико веселие. Бѣ же Мамелфа в то время имущи во чревѣ. Саватие же видѣ их скорбящих велми и умилися, рече к Мамелфѣ: «Сей, нынѣ имаши, госпоже, въ чревѣ, прадажь й мнѣ! Азъ же куплю его на Зосимино имя, началника соловецского». Она же отвеша: «Купи, отче! Да будет сей не ктому наше дѣтище, но старца Зосимы раб неотходный!» Старец же, яко глумяся, изем двѣ мѣдници, дасть ей.

Случилось же в то время быть в городе соловецкому иноку Савватию. И позвал его тот христолюбец в дом свой обедать, ибо имел обычай кормить странников и нищих. Сел он за трапезой и, тяжело вздохнув, прослезился, скорбя о своем бесчадии. Жена же его, видя супруга своего плачущим, тоже залилась слезами, вспомнив о своих страданиях, потому что вынесла она много мук, но не обрела ни одного утешения и была лишена той радости, какую испытывают родители от детей своих. А в то время Мамелфа снова носила во чреве. Савватий же, видя, как сильно они скорбят, сжалился и сказал Мамелфе: «Тот, которого, госпожа, ты носишь сейчас во чреве, продай его мне! Я же куплю его на имя Зосимы, первоначальника Соловецкого». Она же отвечала: «Купи, отче! Пусть отныне это будет не наше дитя, но преданный раб старца Зосимы!» Инок же, будто бы в шутку, вынул два медяка и дал ей.

По времени же жена роди отроча мужескъ пол, и по днех крестиша ѝ. Отроча же растяше без всякого вреда, дондеже и в съвершен възраст прииде. Потомъ же Мамелфа многы сыны и дщери породи, и вси здрави быша благодатию Христовою и молитвами угодника Его преподобнаго Зосимы. И оттоле велию вѣру имяста къ святому. И бѣ видѣти преже бесчадну скорбящу, нынѣ же «матерь о чадѣх веселящуся».[259] Сицево благодеание и скорое премѣнение блаженнаго от скорбных на радостная: приходящим к нему с вѣрою и усердно призывающим на помощ не тщи бывают надежда.

А через некоторое время родила та жена сына, и спустя несколько дней крестили его. И рос ребенок в добром здравии, пока не стал совсем взрослым. А Мамелфа потом родила еще многих сыновей и дочерей, и все они были здоровы, по благодати Христовой и по молитвам угодника Его преподобного Зосимы. И с тех пор они глубоко почитали святого. Люди же видели раньше бездетную женщину скорбящую, а теперь — «мать, радующуюся о детях своих». Таково благодеяние преподобного, так сумел он превратить горе в радость; и у всех, кто приходит к нему с верою и усердно призывает на помощь, не напрасны бывают надежды.

Слово о сътворении жития началник соловецскых Зосимы и Саватия

Слово о создании жития основателей Соловецкого монастыря Зосимы и Савватия

Вѣдомо да будет о сих началникох соловецскых, како житие их начало приат написанию. Азъ, многогрѣшный и неключимый ни в коемъ же дѣле блазѣ и грубый разумом священноинок Досифей,[260] ученикъ блаженаго Зосимы, пребых у него и до скончаниа его, скутах и погребох честное и трудолюбное тѣло святаго, и елика очима видѣх и слышах от честных его устъ, сие и предах писанию.

Да будет известно об этих первоначальниках соловецких, как было написано их житие. Я, многогрешный и непригодный ни в каком добром деле и грубый разумом священноинок Досифей, ученик блаженного Зосимы, пребывал с ним до самой кончины его, и спеленал и похоронил честное и трудолюбивое тело святого, и все, что видел своими глазами и слышал из честных его уст, то и написал.

По преставлении же государя своего преподобнаго игумена Зосимы пребых у его спутника у старца Германа в кѣлии. Бѣ же той Герман пришедый прежде со преподобным Саватием. И повѣда ми вся яже о преподобнѣмь — бывшее житие и отчасти чюдес. Но азъ, грубый смыслом, недоумѣвах сие удобрити, но толико памети ради написах, да не в забытии будет такова праведнаго мужа житие. Потом же начах въпрашати старца Германа о блаженѣм Зосимѣ: како прииде с ним на остров и како при животѣ преподобнаго чюдодѣйствоваша святыя его молитвы и кая суть до нашего пришествие къ старцу съдѣяшеся чюдеса. Сиа вся написах памети ради и сим ползовахся.

После же кончины господина своего преподобного игумена Зосимы жил я в одной келии со спутником его старцем Германом. Тот же Герман пришел на остров еще раньше с преподобным Савватием. И рассказал он мне все, что знал о преподобном, — о прежнем его житии и о некоторых чудесах. Но я, грубый разумом, не умел это украсить и только для памяти записал, чтобы не было забыто житие такого праведного мужа. Потом стал я расспрашивать старца Германа о блаженном Зосиме: как пришел с ним на остров и как при жизни преподобного чудодействовали его святые молитвы, и какие чудеса были сотворены до нашего прихода к нему. И все это я записал для памяти и этими записями пользовался.

Бѣ же той Герман от простых человекъ, не учився Божественному Писанию, но тако просто повѣдааше святых житиа и чюдеса. Азъ же, неразумный, како слышах, тако и написах, не украшая писаниа словесы, понеже груб сый и невѣжда, но точию памяти ради писах. Братиа же — овии любяще писанная мною, а иныи глумящеся о написанных и въ смѣх сиа полагааху.

Был же тот Герман из простых людей, не учился Божественному Писанию, и весьма бесхитростно рассказывал о житии святых и об их чудесах. Я же, неразумный, как слышал, так и записал, не украшая написанного книжными словами, поскольку я груб и невежда, но только ради памяти и записал. Братии же — одним нравилось написанное мной, а другие подсмеивались над этим и в смех обращали.

Прииде же нѣкий священноинок именем Иосиф з Бела-езера тамошних манастырей и пребысть у нас время немало въ обители Соловецской. И той испроси почести житиа святых, и удержав в кѣлии у себя много время. И пакы отиде въсвоями, и житие святых, написаное Германом, с собою увезе. Мы же остахом бес паметий о житии началником, понеже Герман преставися.[261]

Пришел же к нам некий священноинок с Белого озера по имени Иосиф, из одного из тамошних монастырей, и прожил у нас в Соловецкой обители немалое время. И попросил он почитать житие святых, и продержал у себя в келии долгое время. И когда ушел назад, то и житие святых, написанное Германом, увез с собой. Мы же остались без записей о житии первоначальников, потому что и Герман к тому времени преставился.

По времени же послан бых игуменом и братиею на службу в Великий Новоград. И приидох къ архиепископу Генадию[262] благословитися от него. И благослови мя, и начат въпрашати многими словесы о вѣдании места, и о устрои манастыря, и о началникѣхмѣста того и манастыря, како и от кого зачатся. Азъ же, елико помня, вся подробну повѣдах архиепископу. Онъ же рече: «Напиши ми, брате, о житии и о чюдесѣх началников манастыря вашего вся сиа, еже ми еси повѣдал». Азъ же отвещах: «Господи архиепископе, человекъ есмь груб естеством, на сие дѣло не доволенъ, како добрѣ изложити». Архиепископъ же рече: «Елико Богъ вразумит тя, напиши. Вѣру бо имам к началником манастыря вашего, понеже Саватие, началник вашь, старець ми был,[263] азъ у него в послушании бых немало время и вѣм достойна житием старца, велика и свята. Нынѣ же благословляю тя: иди и напиши». И так, понужен бых от архиепископа, приах благословение, испросихся у него писати в манастырѣ и к нему привести.

Через некоторое время был я послан игуменом и братией на службу в Великий Новгород. И пришел к архиепископу Геннадию испросить у него благословение. Он же меня благословил и стал подробно расспрашивать о месте том, и об устроении монастыря, и об основателях обители, — как и кто положил ей начало. Я же, что помнил, обо всем подробно рассказал архиепископу. Он же сказал мне: «Напиши мне, брат, о житии и о чудесах основателей вашего монастыря все то, о чем сейчас мне рассказал». Я же ответил: «Господин архиепископ, я человек по природе грубый и непригодный для такого дела, чтобы хорошо изложить». Архиепископ же ответил: «Как Бог вразумит тебя, так и напиши. Ибо я очень почитаю основателей вашего монастыря, потому что Савватий, первоначальник ваш, был моим старцем, и пребывал я у него в послушании долгое время и знаю его как старца достойной жизни, великого и святого. Ныне же благословляю тебя: иди и напиши». И так, понуждаемый архиепископом, получил я у него благословение и испросил разрешение писать в монастыре, а потом к нему привезти.

И сѣдох в кѣлии уединясь, и понудив себе, елико возмогъ, прострох грубую си десницу и, колико въспомних, вся написах, Богу поспѣшествовавшу ми, молитвами преподобных отець Саватия и Зосимы. Написание же держаах у себя и помышлях: «Како везти ко архиепископу? Стыжуся, понеже истинну написах, но удобрити якоже бы сложно недоумѣхся». И о семь размышлях: «Како бы изообрѣсти такова человека, могущаго украсити якоже подобает?»

И сел я в келии, уединившись, и понудил себя, сколько мог, — и простер грубую свою десницу и все, о чем вспомнил, записал, с помощью Божией, по молитвам преподобных отцов Савватия и Зосимы. Написанное же держал у себя и размышлял: «Как везти это к архиепископу? Стыдно, потому что, хотя и правду написал, но украсить так, чтобы складно было, не сумел». И вот о чем еще думал: «Как бы найти мне такого человека, чтобы смог украсить это как подобает?»

Послан же бых игуменомъ и братиею къ осподствующему граду Москвѣ о потребах манастырскых. И на пути прилучи ми ся быти на Белѣ-езере в манастыри Ферапонтовѣ.[264] И приидох тамо благословитися к нѣкоему старцу — мужу добродѣтелну, вь всѣх исправлениих пребывающу и премудростию разума украшену, Спиридону именемъ, бывшему митрополиту Кыевскому. И той начат въпрошати мя о острове Соловецском, и о создании манастыря, и о началникѣх. Аз же повѣдах ему все подробну, и начах молити его о изложении житиа преподобных; и показах ему свое грубое писание, понеже бѣ муж мудръ, измлада извыче и добрѣ умѣя Божественая Писаниа — Новая и Ветхая. И, Божиа ради имени, не отречеся понудити старость свою: изложи и написа добрѣ, якоже подобно въ общую ползу хотящим спастися и ревновати сих преподобных житию. Азъ же, грубый, возрадовахся зѣло, яко сподоби мя Богъ изъобръсти такова благоразумна старца, яко желание сердца моего исполни и недостаточная наверши.

И послан я был игуменом и братией в престольный град Москву по делам монастырским. И по пути случилось мне быть на Белом озере в Ферапонтовом монастыре. И пришел я там просить благословение у некоего старца — мужа добродетельного, во всех подвигах монашеских пребывающего и премудростью разума украшенного, — бывшего митрополита Киевского по имени Спиридон. И стал он расспрашивать меня о Соловецком острове, и о создании монастыря, и о его основателях. Я же подробно обо всем ему рассказал и стал просить его, чтобы он изложил житие преподобных; и показал ему свое неумелое писание, ибо был он муж мудрый, смолоду изучил и хорошо знал Божественное Писание — и Новый, и Ветхий Завет. И он, ради имени Божия, согласился потрудиться, несмотря на свою старость: изложил и написал стройно, как подобает, — для общей пользы хотящим спастись и следовать житию этих преподобных отцов. Я же, грубый, возрадовался весьма, что помог мне Бог найти такого премудрого старца, исполнившего желание сердца моего и завершившего начатое мной.

Сиа же везох ко архиепископу Генадию. Онъ же почет и похвали зѣло, и начат блажити мя, глаголя: «Како ты, брате, селико имы разума и отрицаешися святых житие писати? Се воистину добро!» И рекох ему: «Прости мя, владыко святый, не мое се творение!» И повѣдах вся пореду, како и от кого сътворена суть. Онъ же рече ми: «Благословенъ ты от Бога, чадо, яко такова благоразумна мужа обрѣте! Сий человекъ в нынешняя роды бѣяше столпъ церковный, понеже изъмлада извыче Священная Писаниа и чюден бяше старець житиемъ, многолѣтными сѣдинами украшен».

И отвез я это архиепископу Геннадию. Он же прочитал и похвалил весьма, и стал восхвалять меня, говоря: «Как же это ты, брат, имея столько разума, отказывался писать житие святых? Воистину хорошо написано!» И сказал я ему: «Прости меня, владыко святой, не мое это творение!» И рассказал ему обо всем по порядку, как и кем оно было создано. Он же сказал мне: «Благословен ты от Бога, чадо, что нашел такого премудрого мужа! Человек этот в наше время был столпом церковным, ибо смолоду изучил Священное Писание и был старец чудной жизни, украшенный многолетними сединами».

Списано же бысть житие се преподобных отець, началников соловецскых, Саватиа и Зосимы в лѣто 7011 Спиридоном, митрополитом Кыевьскым,[265] заточену ему сущу тогда во странѣ Бела-езера в манастыри Пречистыа Богородица честнаго Ея Рожества, глаголемо Ферапонтовь, въ славу Христу Богу.

Написано же было это житие преподобных отцов, основателей Соловецкого монастыря, Савватия и Зосимы, в лето 7011 (1503) митрополитом Киевским Спиридоном, находившимся тогда в заточении в Белозерском крае, в монастыре Пречистой Богородицы — честного Ее Рождества, называемом Ферапонтов, во славу Христа Бога.

Молитва

Молитва

Мы же к сим да приложим: молящеся Богови и святых Его на помощь призывающе, сице рцем:

Мы же да прибавим к этому следующее — молясь Богу и святых Его на помощь призывая, скажем:

«О пастырие добрии и истиннии строителие, наставници и наказателие иноческаго житиа; отцемь славо и преподобным единокровници, и праведнымъ инокомъ наставници, общему житию съвершителе и събесѣдници бесплотным! Страннымь питателие, нищим богатное сокровище, недугующим врачеве; плѣненым свободителие, слепым вожди, старости подпора; заблужшим руководителе, скудостным — ума наказателе, съкровенным возвестителие, вь скорбѣх утѣшители; княземь православным миротворци и поборници на сопротивныя, крѣпость на поганыа!

«О пастыри добрые и истинные строители, наставники и учители иноческой жизни, святым отцам слава и преподобным единокровные, праведным инокам наставники и общего жития устроители, собеседники бесплотных сил! Странствующим питатели, нищим — богатое сокровище, недугующим — врачи; плененным — освободители, слепым — водители, старости — опора; заблудшим — исправители, скудоумным — вразумители, прикровенного открыватели, в скорбях — утешители; князьям православным миротворцы и защитники от супротивных, крепость против безбожных!

Троици съ бесплотными предстояще, и нас не отступайте; поминайте стадо, еже собрасте мудре, и соблюдите Богомь дарованную вам паству, яко чадолюбивии отци; и не презрите иже вѣрою и любовию чтущих пречестную и многорадостную память вашу, защищающе нас и съблюдающе от находящих враг! Да, молитвами вашими присно съблюдаеми, Царствия Небеснаго сподобимся, о Христѣ Исусѣ, Господе нашем, Ему же подобаеть слава и держава — съ безначалным Отцемь и Пресвятыим и благым и животворящим Духом, нынѣ и присно и въ вѣкы вѣкомь. Аминь».

Пресвятой Троице с бесплотными силами предстоя, и от нас не отступайте; поминайте стадо, собранное вами премудро, и блюдите Богом дарованную вам паству как чадолюбивые отцы; и не оставляйте почитающих с верою и любовью пречестную и многорадостную память вашу, защищая и сохраняя нас от наступающих на нас врагов! Да, молитвами вашими всегда сохраняемые, сподобимся Царствия Небесного во Христе Иисусе, Господе нашем, которому подобает слава и держава — со безначальным Отцом, и Пресвятым, и Благим, и Животворящим Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».



[1] ...Спиридоном, митрополитомъ Киевьскимъ. — Митрополит Спиридон — выдающийся деятель Русской Церкви третьей четверти XV в. В 1476 г. был рукоположен в Константинополе патриархом в сан «митрополита Киевского и всея Руси» в качестве единого главы Русской Церкви, разделенной границами Московского и Польско-Литовского государств. Однако в этом сане Спиридон не был признан ни в Польше, ни в Москве, где с середины XV в. была учреждена независимая от Константинопольского патриархата Московская митрополия. В Польше митрополит Спиридон был заключен в крепость (в гор. Пуне), где написал «Изложение о православной истинной нашей вере». В Москву он был отпущен после 1482 г., но снова оказался в заточении — в Ферапонтовом монастыре на Белом озере. В Москве его обвинили в подкупе константинопольского патриарха и в покровительстве ему со стороны «безбожного Турского царя», по повелению которого Спиридон был рукоположен в сан митрополита. О своем положении непризнанный митрополит написал в «Изложении о православной истинной нашей вере»: «Сладки нам узы и радостно изгнание...» О высоте духовной жизни митрополита Спиридона сказал его современник архиепископ Новгородский Геннадий: «Человек этот в наше время был столпом церковным <...> и был старец чудной жизни, украшенный многолетними сединами».

[2] Благослови, отче! — С этими словами чтец обращается к священнику за благословением перед чтением в церкви или за трапезой.

[3] Бысть въ дни... великого князя Василия Васильевича... и великого князя Бориса Александровича Твѣрьскаго, и великого князя Феодора Резанскаго Олговича в лѣто... Фотию митрополиту... и в Новѣгород ... архиепископу Ифимию Брадатому. — Упоминание названных здесь светских и духовных правителей Руси в соотнесении с 1436 (6944) г. не соответствует данным летописей: в 1436 г. в действительности правили только великий князь Московский Василий II Темный (1425—1462) и великий князь Тверской Борис Александрович (1426—1461). Великий же князь Рязанский Федор Ольгович (1402 — ок. 1427) и оба упомянутых церковных иерарха — митрополит Фотий (1408—1431) и архиепископ Новгородский Евфимий (1423—1428) — к указанному сроку скончались. Время правления названных исторических деятелей может быть отнесено только к короткому промежутку 1426—1427 гг. (который, по-видимому, и следует считать точкой отсчета рассказа о преп. Савватии, начинающегося с описания его жизни в Кирилловой монастыре). Что же касается 1436 года, то согласно позднейшей соловецкой традиции этот год считается временем прибытия на Соловки преподобных Зосимы и Германа и, следовательно, датой основания собственно монастыря (эта традиция отражена, в частности, в Соловецком Летописце, созданном в начале XVIII в.).

[4] ...во едином от манастырей Бѣлозерскых Кирилов именуем... — Кирилловский монастырь в Белозерье был основан преп. Кириллом в 1397 г. Преп. Савватии был младшим современником и, по-видимому, учеником преп. Кирилла (ум. в 1427 г.).

[5] ...«Славу от человекь приемлюще, а славы, яже от единого Бога, не ищете». — Ин. 5, 24.

[6] ...тщася в лучшия преходити... — Ср.: Евр. 11, 16.

[7] ..лвъсхожениа в сердци си полагая... и пойдут от силы в силу». — Пс. 83, 6—8.

[8] ...остров, рекомый Валам. — Валаам — остров в Ладожском озере с несколькими прилежащими к нему островками: известен благодаря монастырю, основанному в XIV в. преподобными Сергием и Германом Валаамскими.

[9] ...«богат сый нас ради обнища, да мы его нищетою обогатимся». — Почти дословная цитата из Слова на Пасху св. Григория Богослова. С этими же словами игумен обращается и к каждому новому брату, приступающему к монашескому постригу (в чинопоследовании иноческого пострижения).

[10] ...«Иже кто хощет поМнѣ ити, да възмет крестъ свой и послѣдуетМнѣ». — Мф. 16, 24; Мр. 8, 34; Лк. 9, 23. С этими словами игумен обращается к новопостригаемому в чине «оглашения», предваряющем монашеский постриг.

[11] Не бо можашѣ град укрытися верху горы стоя... — Ср.: Мф. 5, 14.

[12] ...«Славящая Мя прославлю». — 1 Цар. 2, 30.

[13] ...«Се удалихся бѣгая... чаях Бога, спасающаго мя». — Пс. 54, 8—9.

[14] ...«Сей покой мой... яко благоизволи тебѣ Богъ». — Пс. 114, 7.

[15] ...не пришел еси спасти спасаемых, но призвати грѣшных в покаяние. — Ср.: Мф. 9,13; Мр. 2, 17; Лк. 5, 32.

[16] «Настави мя, Господи, на путь... яко к Тебѣ взях душу мою»... — Пс. 142, 8.

[17] «...спаси мя, уповающаго на Тя». — Пс. 85, 2.

[18] ...якоже птица от пругла и яко серна от тенета... — Ср.: Притч. 6, 5.

[19] ...пятью хлѣб 5000 народа насытившу... — См.: Мф. 14, 13—21; Мр. 6, 35—46; Лк. 9, 12—17.

[20] ...седмью хлѣб 4000 насытившу... — См.: Мф. 15, 34—38; Мр. 8, 5—9.

[21] ...воду вино сътворша. — См.: Ин. 2, 1 —11.

[22] …Възверзи на Господа печаль твою и Той тя препитает»... — Пс. 54, 23.

[23] И прииде нарѣку Выг, мѣсто бо наричемо Сорока. — Селение Сорока (Сороцкое) находится на острове в устье реки Выг, в месте впадения ее в Онежскую губу Белого моря. Название «Сорока» происходит от карельского слова «саарийоки» — «река с островом». В 1938 г. село Сорока было переименовано в город Беломорск.

[24] Карбас — беломорская лодка с веслами и парусом.

[25] Бѣ же над езером тѣм гора превысока зѣло. — Место первоначальной пустыннической жизни преподобных Савватия и Германа находилось у озера Долгого невдалеке от Секирной горы. Позднее здесь находилась «Савватиева пустынь», где хранилась икона Божией Матери Одигитрии, принесенная, по преданию, преподобным Савватием. В 20—30-е гг. XX в., когда на Соловках был устроен лагерь особого назначения, на «Секирке» находился штрафной изолятор.

[26] К вышним умъ свой вперяя... — Ср.: Кол. 3, 2.

[27] ...поучаяся присно въ псалмѣх... поя Господеви въ сердци своем... — Ефес. 5, 19.

[28] … На тя бо, Господи, упова душа моя...» — Пс. 129, 4.

[29] «...и помощник ми бысть». — Пс. 37, 7.

[30] ...«в поте лица... снѣдааху хлѣб свой». — Ср.: Быт. 3, 19.

[31] ...исшедшу ему ис кѣлиа покадити Честный Крестъ, иже и бѣ въдрузилъ близъ кѣлия своея поклонениа ради... — Каменный четырехконечный крест преп. Савватия впоследствии был обретен игуменом Филиппом (в 1556 г.). Он небольшого размера (50 X 45 см) и имеет две надписи: с лицевой стороны — «Царь Славы ИС ХС НИКА, крест Саватиа чюдотворца началной», с оборотной — «лѣта 6064 взысканиемъ и потружениемъ игумена Филиппа». Хранится в Благовещенской церкви Соловецкого монастыря.

[32] ...«Господи, Боже мой, на Тя уповах, спаси мя!» — Пс. 7, 2.

[33] «...яко к Тебѣ взях душю мою...» — Пс. 85, 4; Пс. 142, 8.

[34] ...«Да въскреснетъ Богъ... врази Его!» — Пс. 67, обычно читаемый в трудных обстоятельствах.

[35] ...стоя на обычном своем правиле... — Речь идет о монашеском правиле, состоящем в определенной последовательности молитв и духовных песнопений.

[36] «...ты утвердил еси силою твоею море...» — Пс. 73, 13.

[37] «...възмущение же волны его Ты укращаеши». — Пс. 88, 10.

[38] Выгнаволок — село в устье реки Выг.

[39] И обрѣтѣ ту игумена именем Нафонаила... — В народе игуменами называли иеромонахов, служивших при приходских церквах.

[40] ...«Величит душа моя Господа...» — Начальные слова Песни Богородицы (Лк. 1,46).

[41] ...вязати и рѣшати согрѣшающая... — Ср.: Мф. 18, 18.

[42] «...имьже не бѣ достоинъ весь мир!» — Евр. 11, 38.

[43] «...понеже сила моя в немощи совершается». — 2 Кор. 12, 9.

[44] ...«Небо и земля мимоидеть, а словеса моя не прейдут». — Мф. 24, 35; Мр. 13, 31.

[45] Насад — плоскодонное грузовое судно с поднятыми бортами.

[46] «...в руцѣ Твои предаю духъ мой». — Ср.: Лк. 23, 46; Пс. 30, 6.

[47] ...и в безславии славы о Бозѣ словый славне изыде. — Автор Жития приводит почти дословную цитату из «Лествицы» св. Иоанна Синайского (из 4-го слова, глава «Об Исидоре»): «...по прошествии десяти дней, чрез бесславие свое со славою отошел ко Господу» (см.: Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Сергиева лавра. 1898. С. 29).

[48] И сътворь молитву, и не бысть гласа. — Купец Иоанн прочел молитву, обычно произносимую при встрече или, как здесь, пред дверью монашеской келий: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас», — но не услышал ответного слова: «Аминь».

[49] ...не бѣ гласа ни послушаниа. — Цар. 18, 26.

[50] Мантия — монашеское одеяние, накидка без рукавов, которая символизирует всепокрывающую силу Божию, а также строгость и смирение монашеской жизни.

[51] Куколь — «шлем спасения», наглавник с несколько остроконечным верхом, покрывающий голову и плечи монаха, символизирующий благодать Божию, покрывающую ум и чувства монаха и охраняющую его от демонов, для чего он обшит пятью красными крестами на челе, на груди, на плечах и на спине.

[52] ...глаголюща кровоточивѣй: «Вѣра твоя спасеть тя». — Мф. 9,22; Мр. 5,34; Лк. 8, 48.

[53] ...яко легкий ерем Христовъ... — Ср.: Мф. 11, 30.

[54] «...прославляющему святых своих!» — Ср.: 1 Цар. 2, 30.

[55] ...честнѣ погребоша... месяца септевриа в 27... — Согласно «Соловецкому Летописцу», преп. Савватий умер 27 сентября 1435 г.

[56] ..лихже око не виде... яже уготова Богъ любящимъ Его». — 1 Кор. 2, 9.

[57] ...яко съкровище многоцѣнно... — См.: Мф. 13, 44.

[58] По преставлении же блаженного Саватиа мину вшу единому лѣту... — «Соловецкий Летописец» сообщает о прибытии преподобных Зосимы и Германа на Соловки летом 1436 г. Однако большинство дат, указанных в «Соловецком Летописце», страдает малой достоверностью. Все они являются результатом позднейших хронологических расчетов составителей «Летописца», время создания которого относится к началу XVIII в.

[59] ...идѣже преподобный Саватий лѣта много препроводивь... — Согласно «Соловецкому Летописцу» преп. Савватий провел на Соловецком острове 6 лет.

[60] Шуньга — одно из древнейших новгородских поселений в Обонежье, расположенное в северо-восточной части Заонежского полуострова. В позднейших редакциях Жития местом рождения преп. Зосимы названо село Толвуй (расположенное в 16 верстах от Шуньги).

[61] Сьй бяше благочестиву и богату родителю сынъ... — В позднейших редакциях Жития названы имена родителей преп. Зосимы — Гавриил и Варвара.

[62] Тъи отвержеся мира и бысть мних. — «Соловецкий Летописец» называет местом пострижения преп. Зосимы Палеостровский монастырь на Онежском озере. Однако, как следует из Жития, Зосима, отрекшись от мира, продолжал жить в родном селении, «имея перед своими глазами родителей и всех близких своих, друзей и знакомых». Вероятную причину этого назвал автор Похвального слова преп. Зосиме Ианикита Лев Филолог, написавший об этом в 30-е гг. XVI в.: «Ибо не было в том месте монастыря для монахов <...> и отрекающиеся от мира продолжали сообщаться с миром, проживая в мирских домах». Скорее всего, Зосима был пострижен в монахи «игуменом» (священноиноком) своей же приходской церкви, при которой, как это нередко бывало на Севере, мог иметься «крошечный монастырь — погост — из тех, которые принято называть мирскими „монастырями"» (В. О. Ключевский). О подобном случае пострижения в монахи обыкновенным священноиноком приходской церкви (называемом «игуменом») рассказывается и в одной из позднейших редакций Жития преп. Зосимы (в «Чуде об иноке Сергии», записанном при игумене Филиппе).

[63] ...«якоже желает елень на источники водныя»... — Пс. 41, 2.

[64] ...«не словесемь отвержения мьзды даются, но дѣлателем»... — 1 Кор. 3, 8.

[65] ...«не послушници закона спасаються, но теории». — См.: Рим. 2, 13.

[66] …«Не любите мира, и яже в нем»... — 1 Ин. 2, 15.

[67] ...не бо есть мощно единѣм окомь зрѣти на нѣбо, а другимь на землю... — Сходную мысль высказывает св. Иоанн Лествичник: «Как невозможно одним глазом смотреть на небо, а другим на землю, так невозможно не подвергнуться душевным бедствиям тому, кто мыслями и телом не устранился совершенно от всех своих родственников и неродственников» (Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Сергиева лавра. 1898. С. 18). Похожее высказывание содержится и в «Слове об отречении от мира» аввы Исайи Нитрийского, египетского подвижника IV в.: «Как нельзя одним глазом смотреть на небо, а другим — на землю, так и уму нельзя пещись и о Божием, и о мирском» (Добротолюбие. М., 1895. Т. 1. С. 343).

[68] ...«единому рабу двѣма господинома работати... сирѣч, Богу работати и мамонѣ». — Мф. 6, 24; Лк. 16, 13. «Мамона», по словам того же аввы Исайи Нитрийского, означает «всякое делание мира сего» (Добротолюбие. М., 1895. Т. 1. С. 397). Сходным образом и Иоанн Лествичник называет «мамоной» любое делание, отличное от молитвенного (см.: Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Сергиева лавра. 1898. С. 109).

[69] «...постави мя на путь, в он же пойду»... — Пс. 142, 8.

[70] ...просвѣтишася ему очи сердечнѣи... — Ср.: Ефес. 1, 18.

[71] ...Давидъ Богоотець... — Иисус Христос происходит из рода царя Давида, который является его праотцем. См.: Мф. 1, 1; Лк. 3, 31.

[72] .«Въпроси... отца твоего... и старца твоя — и рекут тебѣ»... — Зосима обращается за советом к Герману как к более опытному в подвижнической жизни, следуя заповеди, полученной Моисеем: «Вопроси отца твоего, и возвестит тебе...» (Второзакон. 32, 7), которую автор Жития ошибочно приписывает псалмопевцу Давиду.

[73] «Не веяли прах, не всели пепелъ?» — Ср.: Быт. 18, 17; Иов. 30, 19; а также со словами из Чина погребения: «...вся персть, вся пепел, вся сень...» (4-я стихира).

[74] ...пакы второе отвержение мира сътворяет... — И здесь автор Жития опирается на опыт святых отцов, прежде всего — Иоанна Лествичника. Ср.: «Никто увенчанным не войдет в небесный чертог, если не совершит первого, второго и третьего отречения. Первое есть отречение от всех вещей, и человеков, и родителей; второе есть отречение своей воли; а третие — отвержение тщеславия, которое следует за послушанием» (Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Сергиева лавра. 1898. С. 12).

[75] ...рода и отечества ивсѣх знаемых удаление. — Автор Жития цитирует известное место из книги Бытия (Быт. 12, 1), трактуемое в монашеской традиции как призыв к духовному странничеству. Именно так объясняет эти библейские слова, обращенные к Аврааму, св. Иоанн Лествичник: «Никто в такой мере не предавал себя странничеству, как тот Великий, который услышал: „Изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего" (Быт. 12, 1)...» (Преподобного отца аввы Иоанна, игумена Синайской горы, Лествица, в русском переводе. Сергиева лавра. 1898. С. 17). Подобное толкование содержится и у Иоанна Кассиана Римлянина, который связывает библейский призыв к странничеству с тремя отречениями от мира: «Эти три отречения все вместе совершить повелел Господь Аврааму, когда сказал ему: „изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего" (Быт. 12, 1). Во-первых, сказал: „от земли твоея" — т. е. от богатства мирского и стяжаний земных; во-вторых: „от рода твоего" — т. е. от прежнего образа жизни, прежних нравов и пороков <...>; в-третьих: „от дому отца твоего" — т. е. от всякого воспоминания о мире и о всем, что представляется взору очей» (Иоанн Кассиан Римлянин. Собеседования египетских подвижников // Преп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. М., 1993. С. 208).

[76] ...и пристанище моря тихо и невлаемо. — Место, которое нашел Зосима для монастыря, «лежит на западном краю острова при спокойном заливе, загражденном с моря около двух верст коргами, лудами или островками...» (Фомин А. Описание Белаго моря... и топография Соловецкого монастыря... СПб., 1797. С. 92). Залив этот носит название бухты Благополучия.

[77] ...«Небоиземля прейдет, словеса же Моя не преидутъ». — Мф. 24,35; Мр. 13,31.

[78] Показа бо древле Богъ скынии образ в пустыни Моисѣови... — См.: Исх. 3, 2.

[79] …«Изыди от земля твоея... и тамореку ти, яже подобаеть творити»... — Быт. 12, 1.

[80] Изведши Иякова от Лавана... и съ имѣниемъ животным многым... — См.: Быт. 31.

[81] ...обрѣсти благодать пред Исавом... — См.: Быт. 27, 28—30.

[82] ...и преложи его въ язык въ Египтѣ. — См.: Быт. 46, 3; 48, 27.

[83] Иосифа Праведного... пшеницодавца на вселеную. — См.: Быт. 41, 57; 45, 8.

[84] И Моисѣя... долг еси, правителя и законодавца. — См.: Исх. 3, 10.

[85] И Аарона... служителя законным жертвам. — См.: Исх. 28, 1; 40, 1.

[86] И Исуса Наввина... причастодавца съдѣлав земли обѣтования. — См.: Иисус Навв. 1, 6.

[87] И Давида пророка и царя... роду еврѣйскому... — См.: 2 Цар. 5, 3.

[88] ...извѣща ему Христу Господу от семени сѣсти на престол ѣ его, нань же языци уповаютъ... — См.: 2 Цар. 7, 12; а также Пс. 131, 11.

[89] ...«Се цѣлъ еси и ктому не съгрешай»... — Слова, обращенные к исцеленному у Овчей купели (Ин. 5, 14).

[90] ...«Вѣра твоа спасет тя, иди с миром». — Мр. 5, 34; Лк. 8, 48; а также Лк. 7, 50.

[91] ...начаста древеса сѣщи и кѣлия здати. — Келий Зосимы и Германа были сооружены, по пустынническому обыкновению, в полуверсте друг от друга и находились примерно в трех верстах к северо-западу от нынешнего монастыря.

[92] «умъ свой к вышнимъ вперяя». — Ср.: Кол. 3, 1—2.

[93] …присно поучаяся в псалмѣхъ... поя Господеви... — Ефес. 5, 19.

[94] ...«На Тя, Господи, уповахъ, спаси мя...» — Пс. 7, 2.

[95] ...«в потѣ лица... снѣдаху хлѣбъ свой»... — Ср.: Быт. 3, 19.

[96] ...«Духомъ устъ Его вся сила их... полагая въ скровищахъ бездны». — Пс. 32, 6—7.

[97] «...на Тя уповахъ, спаси мя!» — Пс. 7, 2.

[98] «...к Тебѣ приверженъ есмь... от чрева матере моея!» — Пс. 21, 1.

[99] ...слезами на всяк день постелю омакая... — См.: Пс. 6,7. Речь идет о слезах покаяния, о пользе которых говорится в сочинениях святых отцов, например в «Уставе отшельнической жизни» преп. Антония Великого: «Каждую ночь слезами своими обливай ложе свое и смачивай постель твою, и смиряй себя пред Христом Господом...» (Цит. по кн.: Добротолюбие. М., 1895. Т. 1. С. 116).

[100] ...от любве Христовы никакоже отлучити възможете! — Рим. 8, 39.

[101] ...«Да въскреснет Богъ... яко исчезает дым, да исчезнут»... — Пс. 67.

[102] «...Царь царем и Господь господемь!» — 1 Тим. 6, 15; Откр. 17, 14; 19, 16.

[103] «...Не отврати лица твоего от мене, яко скорблю...» — Пс. 68, 18.

[104] ...достигнути въ единство вѣры... — Ефес. 4, 13.

[105] «...Възверзи на Господа печаль твою и Тъй тя препитает в вѣкы». — Пс. 54,23.

[106] ...приидоша к нему два мужа свѣтлы зѣло образом, влекуще за собою кережу, полну хлѣбов и мукы и масла. — По сохранявшемуся в Соловецком монастыре позднейшему преданию, мука, которую привезли Зосиме ангелы, впоследствие употреблялась в монастыре для изготовления просфор. Об этом рассказывается в 3-й редакции «Написания о Соловецкой обители» (созданной в 1618 г.): «...а в тех просвирах мука сицева есть ис житницы преподобнаго отца нашего Зосимы, соловецкаго чюдотворца, иже от Бога послана бысть ему пища, полна кережа муки и масла, святыми ангелы во время недостатка его. И та мука в житницы святаго пребывает, и до сего дни хранима есть, и держат ю по вся дни на святыя службы на вся престолы церковный. И святыя просвиры вдают их гостем на благословение, и от тех просвир приемлющим православным христианом и хранящим честно многая бывает различная исцеления и чудеса велия»... (Цит. по рукописи РНБ, Q. I. 1038, л. 5 об.). Кережа — лопарские оленьи или собачьи саночки в виде лодочки на одном полозе.

[107] ...и посылает старца къ... архиепископу Ионѣ... — Иона — архиепископ Великого Новгорода и Пскова (1458—1470 гг.). Если признать, следуя тексту Жития, что первая церковь на Соловках была освящена при архиепископе Ионе, то окажется, что это произошло не ранее чем через 20 лет после прибытия Зосимы на Соловецкий остров. Кажется более вероятным, что освящение церкви могло совершиться раньше — при предшественнике Ионы архиепископе Евфимии II (1429—1458).

[108] Антиминс — греч. «вместопрестолие» — освященный плат из льняной ткани с зашитыми в него частицами мощей святых мучеников; на плате изображается положение Христа во гроб, орудия страстей и четыре евангелиста. На антиминсе совершается святая евхаристия. Неосвященный храм получает освящение через присланный архиереем антиминс со святыми мощами.

[109] Бѣ бо приближилися чюжевѣрных земли — Мурманская и Каянская. — Мурманская земля — северное побережье Кольского полуострова, от Святого Носа до норвежской границы. Каянская земля (названная так по имени одного из финских племен — «квенов») прилегала с севера к Ботническому заливу и Ледовитому океану, а на юге граничила с Новгородской землей (Вотской пятиной); в настоящее время — это территория западной Финляндии.

[110] ...«Невозможная от человекъ, вся бо возможна суть от Бога...» — Ср.: Мф. 19, 26; Мр. 10, 27; Лк. 18, 27.

[111] ...бѣша бо на острове езера многы, числом яко 70 или множае. — В XIX в. архимандрит Досифей перечислил 97 озер, находящихся на Соловецком острове (Географическое ... описание ... Соловецкого монастыря. М., 1836. С. 13—70). В 20-е гг. XX в. при изучении гидрологии Соловецкого острова учеными-узниками Соловецкого лагеря было насчитано около 400 озер (см.: Материалы Соловецкого Общества Краеведения. Вып. 3. Соловки. 1927. С. 9). Согласно современным данным, на Соловецком острове насчитывается более 500 озер.

[112] «... Господи, что ся умножиша стужающеи ми... несть спасении ему»... — Пс. 3, 2—3.

[113] …«Тии спяти быша и падоша»... — Пс. 19, 9.

[114] ...присно въ псалмех... поя вь сердци своем Господеви... — Ефес. 5, 19.

[115] ...«На Тя, Господи, уповах, да не постыжуся въ вѣкы». — Пс. 30, 2; 70, 1.

[116] Дьякон — священнослужитель низшей из трех ступеней священства, помощник священника при совершении богослужений и таинств.

[117] Хиротония — греч. «рукоположение» — таинство посвящения во священнический сан через возложение рук епископом на главу рукополагаемого, которому при этом сообщаются особые благодатные дары Святого Духа.

[118] ...приидоша в Новгород къ архиепископу Ионѣ... — Соловецкий Летописец (составленный в начале XVIII в.) сообщает о поставлении преп. Зосимы в сан игумена архиепископом Ионой в 1452 г. Данное известие следует признать несомненным анахронизмом, так как сам Иона стал архиепископом Великого Новгорода и Пскова только в 1458 г.

[119] «...упование възложих от юности моея!». — Пс. 70, 5.

[120] ...въистину Божий человекъ бѣ. — См.: 2 Тим. 3, 17.

[121] ...«Славящая Мя прославлю»... — 1 Цар. 2, 30.

[122] ...«волю боящихся Его сътворяет». — Пс. 144, 19.

[123] Ектения — греч. «усиленное моление» — церковное моление, состоящее из нескольких отдельных прошений, возглашаемых на амвоне дьяконом, вслед за каждым из которых молящиеся и хор произносят: «Господи, помилуй» или «Подай, Господи».

[124] ...«Ядый мою Плоть и пия мою Кровь въ Мне пребывает, и Азъ в нем». — Ин. 6, 56.

[125] Келарь — одно из первых лиц в монастырской иерархии, в ведении которого находится хозяйственное управление монастырем.

[126] Утреня — одно из богослужений суточного круга.

[127] Просфора — греч. «приношение» — квасной хлебец из пшеничного теста, состоящий из двух частей, верхней и нижней, соединенных вместе, в обозначение двух естеств Иисуса Христа — божественного и человеческого, с изображением креста и надписью на сторонах креста — «ИС ХС НИ КА» — «Иисус Христос Победитель» (до реформ патриарха Никона надпись была другая: «се агнец Божий, вземлеи грѣхи всего мира» и изображение креста было восьмиконечным). Частицы, вынимаемые из просфор в начале Божественной литургии за живых и умерших, затем погружаются в животворящую Кровь Христову со словами: «Омый, Господи, грѣхи поминавшихся зде Кровию Твоею честною, молитвами святых твоих». Просфоры, из которых были вынуты частицы, по окончании Литургии раздают молящимся во освещение их душ и телес.

[128] ...«Вѣрен Господь въ всѣх словесѣх своих и преподобенъ въ всѣхъ дѣлех своих...» — Пс. 144, 13.

[129] «...творяй чюдеса единъ». — Пс. 71, 18.

[130] ...яко единѣми усты прославиша Бога. — Ср.: Римл. 15, 6.

[131] ...в вышних умъ вперяя. — Кол. 3, 2.

[132] И обложив съ братиею церковь... — Издревле существует обычай полагать основание церкви общим молебном с крестообразным каждением места будущего храма и его строителей и с водружением на том месте креста.

[133] Било — деревянная или металлическая доска, ударами в которую созывали на общую службу братию.

[134] ...успѣвая на лучшая... — Ср.: Евр. 11, 16.

[135] ...по реченному: «текох и направих»... — Источник этой цитаты не установлен.

[136] ...вышних ища... — Кол. 3,1. Взыскание «вышнего» — один из основных мотивов в сочинениях многих отцов Церкви: «Ты приписан к вышнему граду, принят в тамошнее гражданство, вступил в общество ангелов <...> Туда будем стремиться непрестанно. „Вышних ищите, — говорит, — апостол, идѣже есть Христос, одесную Бога сѣдя"» (Творения св. о. н. Иоанна Златоуста. СПб., 1898. Т. 1. Кн. 2. С. 771).

[137] ...и сердце предочищая от всѣх страстьных помышлений всегда. — «Хранение сердца» от помыслов, достигаемое с помощью «молитвы Исусовой», является главным деланием монаха.

[138] ...«ляко елень на источники»... — Пс. 41, 2.

[139] … «Блаженъ, иже сътворитъ и научит... въ Царствии Небесном». — Мф. 5, 19.

[140] ...трапеза всѣм равно, и питие, и одежда, и обуща. — С самого начала существования Соловецкого монастыря в нем был заведен общежительный устав, согласно которому никто из братии не имел собственности: пища и одежда для всех равная, имущество — общее.

[141] Весь чинъ положи по Типику иерусалимскому... — Устав последования церковных служб, или Типикон, содержит указания о порядке церковного богослужения на каждый день года, сочетая суточный строй службы с триодным и минейным. В истории Церкви известно несколько богослужебных уставов (Студийский, Иерусалимский, Афонский и др.). Устав, называемый «Иерусалимским», был составлен в VI в. св. Саввой Освященным для лавры, находившейся невдалеке от Иерусалима. Устав Саввы Освященного долгое время был известен только в Палестине, но затем получил распространение в Константинополе (в XII—XIII вв.) и на Руси (с конца XIV в.), где вскоре вытеснил усвоенный вместе с принятием христианства Студийский устав.

[142] ...хранити вся заповѣди... святыих апостол и святыих отець седмии Соборов... — Речь идет о соблюдении церковных канонов — «Правил святых апостолов и святых отцов», собранных в Книге правил — Кормчей, или Номоканоне.

[143] ...уставъ хранити неизьмѣнно, иже предаешь великий Антоние, и Еуфимие, и Сава, и Феодосие, и Пафомие... — Правила иноческой жизни были установлены великими отцами монашества в Египте и Палестине. Антоний Великий (231—356) — зачинатель скитского монашества в Египте, основатель первой общины пустынножителей (лавры), автор «Устава отшельнической жизни». Евфимий Великий (376—477) — основатель Палестинского монашества, создатель известной Евфимиевой лавры близ Иерусалима. Савва Освященный (438—532) — ученик Евфимия Великого, основатель лавры при потоке Кедрон близ Иерусалима, для которой написал правила монашеской жизни. Феодосии Великий (424—529) — основатель первого в Палестине общежительного монастыря (киновии). Пахомий Великий (292—348) — основатель общежительных монастырей в Египте, для которых впервые написал устав иноческого общежития.

[144] ...вышних искати. — Кол. 3, 1.

[145] «Възлюбленному о Христе благодать и милость от Бога Отца Господа нашего Исуса Христа!» — Этими же словами начинаются некоторые из посланий апостола Павла (см., например: 2 Тим. 1, 2).

[146] Фимиам — ароматическая смола; то же, что ладан.

[147] Миро — благовонное масло.

[148] «...вся премудростию сътвори». — Пс. 103, 24.

[149] ...погребоша честнѣ святыя мощи преподобнаго Саватия... — Согласно Соловецкому Летописцу, мощи преп. Савватия были перенесены в Соловецкий монастырь в 1465 г., спустя 30 лет после преставления преподобного.

[150] ...Вышняго себѣ прибѣжище положи... — Пс. 90, 9.

[151] …«взем крестъ, послѣдовати по Себѣ». — См.: Мф. 16, 24; Мр. 8, 34; Лк. 9, 23.

[152] ...и прииде къ архиепископу. — Имя архиепископа, занимавшего Новгородскую кафедру во время второго путешествия преп. Зосимы в Новгород, не названо в Житии. Однако, как следует из «Жалованной грамоты Великого Новгорода Соловецкому монастырю на Соловецкий и другие острова», данной во время второго посещения Новгорода преп. Зосимой, этим архиепископом был святитель Иона (1458—1470).

[153] «...а се оповѣдаю боляром первым, съдержащим град». — «Боярами» в Новгороде называли члены «совета господ», в который входили «степенные» и «старые» посадники и тысяцкие, а также старосты пяти концов Новгорода.

[154] ...к нѣкоей болярыни, именемМарфѣ... — Боярыня Марфа — известная Марфа Посадница, вдова новгородского посадника Исака Андреевича Борецкого.

[155] ...«Идѣже аще внидете в дом и глаголете: миръ дому сему... въ свѣдетелство имъ». — Мф. 10, 12—14; Мр. 6, 10—11; Лк. 9, 4—5.

[156] «...и „будет дворъ их пустъ"». — Пс. 68, 26.

[157] Боляре же вси съ мнозѣм обещанием... — «Обещание» — пожертвование, сделанное по обету.

[158] ...и вдаша ему написание на совладѣние острова Съловецскаго... — Жалованная грамота Великого Новгорода Соловецкому монастырю закрепляла за монастырем право на владение всеми Соловецками островами — «с землею, и ловищами, и тонями, и пожнями, и лешими озеры». Кроме того, она устанавливала право монастыря на получение десятой части добычи с каждого охотника или рыбака, который придет на Соловки «на ловлю или на добыток». Текст грамоты неоднократно издавался (см.: История Российской иерархии. М., 1810. Ч. 3. С. 386—391; Летописец Соловецкий. М., 1833. С. 9—13; Досифей (Немчинов), архимандрит. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального Соловецкого монастыря. М., 1836. Ч. 1. С. 48—51; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедициею Академии наук. СПб., 1836. Т. 1.№ 62; Чаев Н. С. Северные грамоты XV в. // Летопись занятий Археографической комиссии. Л., 1929. Вып. 35. С. 151—153. № 46; Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.; Л., 1949. С. 151—153. № 96). На основании одновременного упоминания в грамоте степенного посадника Ивана Лукинича и тысяцкого Трифона Юрьевича В. Л. Янин датирует ее 1468 г. (см.: Янин В. Л. Новгородские акты XII—XV вв. Хронологические комментарии. М., 1991. С. 252—253). При этом в самом тексте грамоты содержится одно очень существенное несоответствие с Житием преп. Зосимы: игуменом монастыря в ней назван не Зосима, а Иона. (Примечательно, что имя игумена Ионы — «Ивоня» — было упомянуто в грамоте дважды, но впоследствии в одном месте оно было кем-то выскоблено и исправлено на «Изосима», а в другом так и осталось «Ивоня»). Следует отметить, что имя игумена Ионы встречается не только в жалованной грамоте Великого Новгорода, но и в ряде других соловецких грамот 1460-х гг. На основании этого В. Л. Янин полностью отрицает факт игуменства Зосимы в Соловецком монастыре, считая его «только тенденциозным фактом агиографии, но не истории» (см.: Янин В. Л. Новгородские акты XII—XV вв. Хронологические комментарии. С. 358). Не имея возможности объяснить указанное противоречие между данными соловецких грамот и Житием преп. Зосимы, остается лишь предположить, что далеко не все исторические факты нашли отражение в самом Житии и что, по-видимому, некоторые из них (например, игуменство Ионы в 60-е гг. XV в.) были обобщены в Житии вокруг образа центрального героя — игумена Зосимы.

[159] И приложиша к написанию восмь печатей оловяных... — Жалованная грамота Великого Новгорода на Соловецкий и другие острова находилась в Соловецком монастыре до самого его закрытия в 1920 г., после чего была передана в 1922 г. в Археографическую комиссию при Академии наук. Сейчас грамота находится в архиве Санкт-Петербургского института истории РАН (колл. 174, оп. 1, № 8). К грамоте приложено 8 свинцовых печатей, что точно соответствует числу, указанному в Житии. Фотография грамоты и 8 печатей опубликована в «Летописи занятий Археографической комиссии за 1927—1928 гг.» (в приложении к статье Н. С. Чаева). См.: Чаев Н. С. Северные грамоты XV в. // ЛЗАК. Л., 1929. Вып. 35. С. 151 — 153. № 46. Табл. 3, 4.

[160] ...другую — посадничю, третью — тысяцского... — Посадник и тысяцкий — два высших выборных чина в Великом Новгороде, один из которых управлял гражданскими делами, а другой — военными и полицейскими.

[161] ...с пяти концевь града. — «Конец» — крупная административная часть древнего Новгорода. В Новгороде было 5 концов: Плотницкий и Славенский на Торговой стороне; Неревский, Загородский и Людин — на Софийской.

[162] И по воздвижении святаго Пречистыя хлѣба... — Возвышение святого хлеба Пречистой Богородицы — обычай благодарения Пресвятой Богородицы по окончании трапезы. Этот обычай описал в XV в. св. Симеон Солунский: «По окончании трапезы сперва совершается благодарение и ради хлеба насущнаго поется молитва „Отче наш". Во время ее пения изъемлется за всех тресторонняя частица, изображающая всеми своими сторонами Троицу и единство Ее <...> Изсеченную таким образом, по апостольскому преданию, частицу хлеба <...> приносим единому в Троице Богу нашему во имя Богородицы, „которая родила нам Хлеб небесный, живой и пребывающий, и всегда питающий наши души". Затем священник перстами обеих рук поднимает вверх изъятую в честь Божией Матери частицу и возглашает: „Пресвятая Богородице, помогай нам", на что остальные отвечают: „Тоя молитвами, Боже, помилуй и спаси нас" и продолжают: „Блажим Тя вси роди, Богородице Дево". Затем поют „Достойно есть" и „Честнейшую херувим" и все вкушают от хлеба Пресвятой Богородицы, именуемого по-гречески панагией (всесвятой)». Обычай этот исполняется ныне только в монастырях, а во времена преп. Зосимы соблюдался и в частных домах.

[163] ...Марфа... давъ монастырю его деревню на рецѣ Сумѣ... — Вкладная грамота Марфы Борецкой на деревню на Суме-реке, данная «в дом святому Спасу и Пречистѣй Его Матери и святого Николы на Соловки, игумену Ионѣ и старцам», хранится в фонде Соловецкого монастыря в архиве СПбИИ РАН. Текст этой грамоты неоднократно издавался (см.: Летописец Соловецкий. М., 1833. С. 14; Досифей, архимандрит. Географическое, историческое и статистическое описание ставропи-гиального Соловецкого монастыря. М., 1836. Ч. 1. С. 47; Чаев Н. С. Северные грамоты XV в. // ЛЗАК. Л., 1929. Вып. 35. С. 143—144. № 30; Грамоты Великого Новгорода и Пскова... № 307. С. 300). По мнению В. Л. Янина, вкладная Марфы Борецкой на ее Сумскую вотчину была дана уже после казни ее сына Димитрия в 1471 г., о чем свидетельствует условие Марфы ставить в монастыре поминальную трапезу по ее почившим родственникам «на Дмитрѣев день» (см.: Янин В. Л. Новгородские акты XII—XV вв. С. 257—258). В архиве Соловецкого монастыря существует еще одна — поддельная — «грамота Марфы Посадницы», которая якобы была дана ею игумену Зосиме на ее вотчину в Умбе-реке. Текст этой «грамоты» сохранился в списке XVII в., которую, однако, долгое время принимали за оригинал, так как к ней была приложена свинцовая «печать Марфы Посадницы» (впоследствии утраченная), а в самой грамоте была указана дата — 1470 г. (см.: Летописец Соловецкий. М., 1833. С. 17; Досифей, архимандрит. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального Соловецкого монастыря. М., 1836. Ч. 1. С. 57; Чаев Н. С. Северные грамоты XV в. // ЛЗАК. Л., 1929. Вып. 35. С. 129—130. № 30; Грамоты Великого Новгорода и Пскова... № 219). Доказательства поддельности этой грамоты были приведены в исследованиях В. Л. Янина и В. А. Бурова (см.: Янин В. Л. Новгородские акты XII—XV вв. С. 357—358; Буров В. А. О печати «Марфы-Посадницы» (из истории фальсификации) // Российская археология. 1999. № 1. С. 193—196).

[164] …«Славяща Мя прославлю»... — 1 Цар. 2, 30.

[165] ...«волю боящихся Его творит». — Пс. 144, 19.

[166] …«ожестил еси просити.» — IV Цар. 2, 10.

[167] ...приде благовѣрный великий князь Иван Васильевич... на Великий Новград... — Великий князь Иван III (1462—1505) предпринял свой первый поход на Великий Новгород летом 1471 г.

[168] ...съ всею своею братиею и служащими ему царьми и князьми татарскими... — Иван III пришел к Новгороду вместе со своими младшими братьями князьями Юрием, Андреем и Борисом Васильевичами; в его войске находился также служилый татарский царевич Данияр Касымович «съ его царевичи и со князьми и съ его казаки и со всеми их людьми» (см.: ПСРЛ.Т. 6. СПб., 1853. С. 9, 192).

[169] ...и съвокупив воиньства бесчисленоемножество на Великий Новград... — Помимо собранных им полков Московского и удельных княжеств Иван III призвал к походу на Новгород Псков и Тверь.

[170] ...и ста в Русѣ. — Русса была взята передовыми полками великого князя 23 июня 1471 г. и полностью сожжена ими (ПСРЛ. СПб., 1848. Т. 4. С. 127). Великий князь вступил в Руссу месяцем позже.

[171] ...посла дву воевод своих на Шелону. — Река Шелонь впадает в озеро Ильмень. Услышав о продвижении по берегу Шелони новгородского войска, Иван III отправил к реке отряд под начальством князя Даниила Дмитриевича Холмского и боярина Федора Давидовича Пестрого-Стародубского (ПСРЛ. Т. 6. СПб., 1853. С. 9, 191).

[172] И срѣтоша и новогородци со многими силами... — Новгородское войско составляло около 40 тысяч человек, которым на реке Шелони противостояло немногим более 4 тысяч воинов великого князя (ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 190; Т. 28. М.; Л., 1963. С. 143), а по другим источникам — около 5 тысяч (ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 231; Т. 27. С. 133).

[173] И побита новогородцов... — В сражении на Шелони, происшедшем 14 июля 1471 г., новгородцы потеряли около 12 тысяч убитыми и более 2 тысяч плененными (ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 231; М.; Л., 1962. Т. 27. С. 133).

[174] Онъ же овѣх к Москве отосла... — Пятьдесят «лучших» новгородцев вместе с посадником Василием Казимиром были отосланы в Москву, а затем заточены в Коломне (ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 193). Однако вскоре после поставления в Москве новгородского избранника Феофила архиепископом Великого Новгорода, зимой того же года все новгородские пленники были отпущены в Новгород «къ женамъ ихъ и къ дѣтемъ». (Там же. С. 15).

[175] ...Дмитрея Исакова, да Губу Селезнева, да Кипреяна Арзубьева и иных три с ними, — повелѣ им князь великий глав посѣщи. — В большинстве новгородских и московских летописей говорится о казни не шести, а четырех новгородских бояр, выступавших за союз с Литвой: посадника Дмитрия Исаковича Борецкого (старшего сына боярыни Марфы), Василия Ивановича Селезнева Губы, Киприана Арзубьева и чашника новгородского архиепископа Еремея Сухощока (см.: ПСРЛ. СПб., 1848. Т. 4. С. 128; СПб., 1853. Т. 6. С. 12; СПб., 1910. Т. 20. С. 294; М.; Л., 1949. Т. 25. С. 290). Впрочем, в некоторых летописях (Второй Софийской, Типографской, Летописном своде 1497 г.) говорится о повелении великого князя отсечь головы не только четверым перечисленным боярам, но «и ихъ товарищомъ» (ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 193; Пг., 1921. Т. 24. С. 191; М.; Л., 1963. Т. 28. С. 144).

[176] ...пакы прииде князь великий Иван в Великий Новград на осмотрение... — Второй поход великого князя на Великий Новгород состоялся осенью 1475 г. и был, по словам летописцев, «мирным». Рассмотрев жалобы двух новгородских улиц на насилие и разбой со стороны степенного посадника и верховных бояр, Иван III «поймал» шесть бояр новгородских вместе с посадником и, заковав их, отправил в Москву в заточение. Среди высланных шестерых бояр оказался и второй сын боярыни Марфы — Федор Борецкий (ПСРЛ. СПб., 1848. Т. 4. С. 130; СПб., 1853. Т. 6. С. 220; СПб., 1913. Т. 18. С. 252; СПб., 1910. Т. 20. С. 316; М.; Л., 1949. Т. 25. С. 305).

[177] ...от великого князя Ярослава Володимерича... — Ярослав Мудрый (978—1054), княжил в Новгороде при жизни своего отца — великого князя Владимира. Святая София — кафедральный собор в Новгороде, построен сыном Ярослава Мудрого Владимиром в 1045—1050 гг.

[178] ...и взят вся казны... в велицѣй церкви Софѣи... — Казну, хранившуюся в Святой Софии, великий князь взял позднее — во время своего четвертого похода на Великий Новгород осенью 1479—зимой 1480 г. Тогда в заговоре против Москвы был обвинен новгородский владыка Феофил — «и казну его взяша: множество злата и сребра и сосудов его» (ПСРЛ. Пг., 1921. Т. 24. С. 198; М.; Л., 1963. Т. 28. С. 148).

[179] ...и владыку Феофила к Москвѣ свел... — Архиепископ Феофил (1470—1483) был увезен в Москву зимой 1480 г. и заточен в Чудовом монастыре, где через три года подписал отреченную грамоту. (См.: ПСРЛ. Л., 1925. Т. 4. Ч. 1. С. 516; СПб., 1853. Т. 6. С. 221; СПб., 1910. Т. 20. С. 335).

[180] ...болярыню предиреченую Марфу съ сыномъ ея Феодоромь и дщерми и внучаты, сих посла в Нижний Новьград. — Боярыня Марфа оказалась в заточении в феврале 1479 г., во время третьего похода Ивана III на Великий Новгород. Марфу и ее внука Василия великий князь приказал отправить в Москву, а имущество их «велѣлъ на себя отписати» (ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. С. 220; СПб., 1910. Т. 20. С. 334). Сын ее Федор, взятый под стражу еще раньше — в 1475 г., во время «мирного» похода Ивана III на Новгород, был сослан в Москву, а затем в Муром, где и скончался в 1476 г., приняв монашество (см.: ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 25). Сама боярыня Марфа впоследствии была выслана в Нижний Новгород, где приняла постриг в Воскресенском женском монастыре с именем Марии.

[181] ...и не преходим бысть дом ея даже и днесь... по пророчеству святаго. — Осенью 1477 г., за год до высылки Марфы Борецкой с семьей из Великого Новгорода, большой пожар в Нерев-ском конце уничтожил «Марфы посадницы чюдный дворъ» (ПСРЛ. СПб., 1848. Т. 4. С. 130). Случилось это еще при жизни преподобного Зосимы. В Соловецком монастыре Марфу Посадницу поминали наряду с другими вкладчиками обители и совершали по ней ежегодную панихиду с поминальною трапезой «в субботу пред мясопустною субботою» (см.: «Кормовую книгу Соловецкого монастыря» — РНБ, Соловецкое собр., № 191/191. Л. 145 об.).

[182] ...памет смертную и Суд Божий в себѣ всегда имѣти хотя и понужая себе на дѣлание плача. — Здесь, как и на протяжении всего Жития, Спиридон не ограничивается изображением только «внешних» событий жизни подвижника, но и повествует о содержании его духовной жизни. «Делание» плача, по мнению святых отцов, является одним из основных монашеских подвигов. Средством для достижения духовного сокрушения является «память смертная» — «матерь молитвы и слез» (Филофей Синайский).

[183] И по вся нощи исходя ис кѣлии до утреняго клепаниа... — К утрене обыкновенно ударяли в три часа ночи, а в праздники — в два или в час пополуночи.

[184] ...плачася своея душа, яко мертвеца, над гробом своим. — Это же сравнение встречается у святых отцов, например у св. Антония Великого: «Непрестанно плачь о грехах своих, как если бы ты имел мертвеца в келий своей» (Добротолюбие. М., 1895. Т. 1. С. 110).

[185] …«Воздыханиа и скорби от душа... прилежно молят Господа». — Источник этой цитаты не установлен.

[186] «...то уже наставник вам вмѣсто мене да будет Арсение». — Арсений стал игуменом Соловецкого монастыря сразу после смерти преп. Зосимы, но пробыл на игуменстве недолго, не больше года.

[187] ...сподоби мя одесную Тебе стати в послѣдний день... — Ср.: Мф. 25, 33—34.

[188] ...на паметь преподобнаго отца нашего Симеона иже в Персидѣ. — Св. Симеон был епископом Селевкии и Ктезифона, умер мученической смертью в 344 г.

[189] Положиша и въ гробѣ... за олтарем церкви Святаго Преображений... — Сейчас это место, где был погребен преп. Зосима, находится под алтарем перестроенного при игумене Филиппе Преображенского собора.

[190] ...стоящу на обычном своем правилѣ... — Повседневное келейное молитвенное правило состоит из определенной последовательности молитв и духовных песнопений; оно включает чтение Евангелия, Апостола и Псалтири, канонов и акафистов, личного помянника и исполнение «пятисотницы» — многократно творимой Иисусовой молитвы с поклонами.

[191] Мнози бо простерты по воздуху сѣти дьяволя... — Подобным образом видел сети дьявола, простертые по всей земле, св. Антоний Великий: «Он видел, что сети диавольские устроены по земле таким же образом, как звероловы протягивают свои. <...> Под таким образом представились авве Антонию виды всех страстей телесных и душевных, которыми бесы борют монахов» (Добротолюбие. М., 1895. Т. 1. С. 145—146).

[192] ...помилова мя Богъ и с преподобных ликы причте. — Слово «преподобный» означает здесь «святой, праведник». В этом значении слово чаще всего употребляется в библейских книгах, особенно в «Псалтыри», например: «Не оставиши душу мою во аде, ниже даси преподобному Твоему видети нетления» (Пс. 15, 10); «Господь любит суд и не оставит преподобных Своих» (Пс. 96, 10); «Честна пред Господем смерть преподобных Его» (Пс. 115, 6), и т. д.

[193] ..лезем крест, последовати Ему». — Мф. 16, 24; Мр. 8, 34; Лк. 9, 23.

[194] ...ловча ограды твоея»... — Ср.: Ин. 1, 26—27.

[195] ...яко финик цвѣтущь в удолии и яко крин селный сияя... — Ср.: Пс. 91, 13; Песнь Песней. 2, 1-2; 5, 13; 7, 7.

[196] ...повѣда игумену Исайи... — Исайя был четвертым игуменом после преп. Зосимы; его игуменство длилось около 20 лет.

[197] Муромский монастырь — один из древнейших в Обонежье; по преданию, был основан иноком Лазарем в XIV в.

[198] ...простираше вскрылие мантии... — Монашеская мантия по своему духовному значению символизирует «образ ангельских крил» (толкование принадлежит патриарху Герману Константинопольскому, VIII в.).

[199] Шуя-река — селение в устье реки Шуи, впадающей в Онежскую губу Белого моря. Позднее в Шуе-реке была построена церковь во имя св. Климента папы Римского.

[200] ...по тридесятих лѣт преставлений их, и не имуще образа преподобных у себе... — В более позднее время в Соловецком монастыре возникло предание о том, что первая икона преподобных Зосимы и Савватия была написана учеником преп. Зосимы игуменом Досифеем в 1478 г. (т. е. в первый год после кончины преп. Зосимы) (см.: Досифей, архимандрит. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального Соловецкого монастыря. М., 1836. Ч. 1. С. 295). Это предание зафиксировано в ряде описаний этой иконы, сохранившихся в монастырских документахXVII в.: «Да образ „Соловецкие чюдотворцы", обложен серебром чеканным, позолочен, и венцы чеканные позолочены, в венцах и в цатах вставки жемчюжные. А тот образ — письмо Дософея игумена, ученика преподобнаго отца нашего игумена Зосимы чюдотворца» (см.: Опись Соловецкого монастыря 1632 г. // Архив СПбИИ РАН. Колл. 2. № 137. Л. 23). После закрытия монастыря икона была вывезена в Москву и сейчас находится в музее «Московский Кремль» (инв. № Ж—798/1—2; 33,5 X 28 см). Исследователи датируют ее XVI в., относя время ее создания к игуменству Филиппа Колычева. На оборотной стороне иконы прикреплена серебряная пластинка с резной надписью, сделанной в XIX в.: «Икона первописанная по преставлении преподобнаго отца Зосимы въ 5 (так! — О. П.) лето ученикомъ его бывшимъ игуменомъ Досифеомъ 3-мъ. 1478 года». Икона была опубликована в кн.: 1) Щенникова Л. А., Клевцова Р. И., Соколова И. М. Святые иконы в Соловецком монастыре // Соловецкий монастырь. М.; СПб., 2000. С. 220, 243. Ил. 20; 2) Сохраненные святыни Соловецкого монастыря: Каталог выставки. М., 2001. С. 56—57. Ил. 1.

[201] ...у острова нѣкоего, рекомый Кузова... — Острова, называемые Кузова, или Немецкие, находятся к западу от Соловецких островов, отделенные от них большим проливом шириною в 30 км.

[202] ...до Шужмоя острова... — Острова Шужмуй (Большой и Малый) лежат в Онежской губе Белого моря к югу от Соловецких островов.

[203] Вирма — село в месте впадения реки Вирмы в Онежскую губу Белого моря. В Вирме находилось подворье Соловецкого монастыря с церковью св. апостолов Петра и Павла.

[204] ...приплухом к нѣкоей лудѣ морстѣй... — «Лудами» поморы называют голые гранитные острова в Белом море.

[205] Салма — пролив, протока между островами.

[206] Герасим Пустынник — один из местночтимых соловецких святых (см.: Барсуков Н. П. Источники русской агиографии. М., 1881. С. 128; Сергий, архиеп. Полный месяцеслов Востока. М., 1903. Т. 2. Ч. 3. Прил. 3. С. 61).

[207] ...«Что без молитвы приидосте здѣ?» — Прежде чем войти в келию к монаху, надлежит прочитать молитву: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас!» — и входить только после ответного возгласа: «Аминь».

[208] Се поведа нам священноинок Досифей, ученикъ святаго: «Бывшу ми к 6 когда игуменом на Соловках...» — Досифей был третьим игуменом после преп. Зосимы; время его игуменства относится к периоду не ранее 1479 г. и не позднее 1484 г.

[209] Паперть — галерея или крыльцо перед входом в храм, имеющая над собой крышу.

[210] ...братии нефимон поющим... — Мефимон — великое повечерие. Название происходит от греческого припева «оти меф̉ имон о Феос» («яко с нами Бог»), многократно повторяемого за великим повечерием.

[211] Клирики — церковные чтецы и певцы.

[212] ...опрѣхся о пососѣ... — Посох является символом пастырской власти игумена монастыря, на котором лежит обязанность управлять «стадом разумных овец».

[213] ...великаго образа аггелскаго — схимы... — Схимничество есть высшая ступень монашеской жизни, сутью которой являются покаяние и молитва за весь мир.

[214] ...священноиноку бо не сущу ту близ... — Пострижение монаха, согласно церковным канонам, может произвести только монашествующий; мирскому священнику это не позволяется.

[215] ...«Почто тако, брате... себе съкрушаеши»... — Принятие перед кончиною схимы является предметом особой заботы монаха: «Кто близок к кончине <...> во всем да уготовляет себя. Не имеющий полного образа (иноческого) пусть примет его, чтобы не отойти несовершенным и без совершительнейшего священнодействия схимы» (Сочинения блаженного Симеона, архиепископа Фессалоникийского. СПб., 1856. С. 521).

[216] ...положи упование на Бога... — Ср.: Пс. 77, 7.

[217] Сума-река — селение на берегу Онежской губы Белого моря, в котором находилось подворье Соловецкого монастыря с церковью св. Николая Чудотворца.

[218] ...текох позвати игумена того... — Т. е. духовника из священноиноков (о значении слова «игумен» см. коммент. к стр. 56).

[219] ...и пакы успе о Господь... — Тело схимонаха Елисея было погребено за алтарем церкви святителя Николая в Суме-реке. В 1665 г. гроб с его мощами был обнаружен на поверхности земли, и вслед за тем последовали явления преподобного и исцеления по его молитвам. Над его могилой была поставлена часовня и установлено его местное почитание.

[220] ...сподобився божественаго просвѣщениа... — «Божественным просвещением» обыкновенно называют таинство крещения. Здесь же крещению уподоблено пострижение великого ангельского образа, которое, по словам св. Симеона Солунского, и есть «второе крещение».

[221] ...сгорѣла у нас в манастырѣ трапеза и церковь теплаа Успение Пресвятыя Богородица. — Этот пожар в Соловецком монастыре случился в Великий пост в 1485 г.

[222] Старец нѣкый, Макарие именем... живяще бо тогда в пустыни... — Пустынножитель Макарий — это, по-видимому, тот самый «муж по имени Марк», который приплыл вместе с Германом к преп. Зосиме и был пострижен с именем Макария. В Житии он упоминается еще один раз — как свидетель чуда о потерянной просфоре. Пустынь, где впоследствии подвизался преп. Макарий, сохранила название «Макариевой пустыни».

[223] ...в Великий Новград къ архиепископу Генадию, понеже велику вѣру имяше къ обители преподобных... — Геннадий был рукоположен в архиепископа Великого Новгорода и Пскова незадолго перед тем, как на Соловках случился пожар. Архиепископ Геннадий имел особые причины заботиться о Соловецком монастыре, т. к. преп. Савватий был его келейным старцем.

[224] ...весла же и дрова — все вода отнесе. — В Белом море изменение уровня воды (приливы и отливы) совершаются через каждые 6 часов 12 минут.

[225] Аз же призвах слугу, шедшаго с нами... — Монастырские «слуги», как правило, служили стряпчими или приказчиками в монастырских вотчинах. В монастыре они занимали несравненно более высокое положение, чем так называемые «служебники». Монастырские слуги происходили обычно из дворян, духовенства или горожан и по своему положению соответствовали служилому классу в государстве. Нередко, прослужив монастырю несколько лет, монастырские слуги принимали постриг, после чего, как правило, избирались братией на различные административно-хозяйственные посты (келаря, казначея, строителя монастырского подворья, приказного старца).

[226] И видит человека, ѣдуща скоро на дровнях, именем Иеремиа. — По-видимому, это тот самый Иеремей, о котором рассказывается в «Чуде о жене умершей».

[227] ...в Вирму-реку на пристанищеманастырьское к старцу именем Зосимѣ. — Упоминаемый здесь настоятель подворья Соловецкого монастыря в Вирме старец Зосима известен как духовный наставник преподобного Феодорита Кольского, просветителя лопарей.

[228] ...а се ужины не ставает! — «Ужиной» поморы называют съестные и прочие припасы, необходимые для промысла (одежду, утварь, орудия лова, дрова, соль) в расчете на каждого члена артели.

[229] ...саном бяше дьякь церковный... — Т. е. чтец.

[230] Канон — гимнографическое произведение, состоящее, как правило, из восьми песен, посвященное празднику или святому.

[231] ...страдати от зѣлнаго недуга, еже «фрянчюги» наричются. — «Французской болезнью» в народе называли сифилис.

[232] ...и призвав нѣкоего кудесника... хотя от него врачеватися. — Поморы верили в сверхъестественную способность лопарских колдунов (нойдов) изгонять болезни, отсылая недуги к пославшему их. Наряду с нойдами врачеванием занимались и знахари, которые в отличие от первых лечили природными средствами, не прибегая к колдовству.

[233]  «...с ними же познах и третьяго старца, Иоан имя ему». — О явлении преп. Иоанна вместе с преп. Зосимой и Савватием рассказывается и в другом чуде — «О явлении старцу Леониду», записанном при игумене Филиппе, которое вошло в состав позднейших редакций Жития.

[234] Зосима же вшед, держа жезлъ в руцѣ... — Жезл — символ пастырской власти.

[235] ...твори Исусову молитву. — «Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешнаго».

[236] ...праздник святых Богоявлений... — То же, что праздник Крещения Господня (6 января по старому стилю).

[237] Иордань — прорубь для освящения воды в праздник Крещения.

[238] ...в ладию. — Ладья — двухмачтовое палубное судно.

[239] Тоня — рыбачий стан.

[240] Умба-река — деревня на реке Умбе, впадающей в Кандалакшскую губу Белого моря (на юге Кольского полуострова). Позднее в Умбе была построена церковь во имя Воскресения Господня (с пределом Кирилла Белозерского).

[241] ...скоро притек к сущим во льяле, воду льющим... — «Льялом» называется нижняя часть судна, по бокам киля, где скапливается и откуда вычерпывается вода.

[242] Наволок — мыс, полуостров.

[243] Унежма — мыс в Онежской губе Белого моря.

[244] ...иже при Христѣ разслабленаго принесше на одрѣ къ Христу... — Мр. 2, 3—12; Лк. 5, 18—26.

[245] Яко Енея он... иже бывый хром от чрева материя, егоже Петръ и Иоан исцели... — Автор Жития упоминает здесь о двух разных исцелениях, совершенных св. апостолами: об исцелении расслабленного Енея в г. Лидде апостолом Петром (Деян. 9, 33—34) и об исцелении хромца у Красный врат в Иерусалиме апостолами Петром и Иоанном (Деян. 3, 1—9).

[246] …«мертвъ быв и оживе, и изгиблъ бѣ и обрѣтеся». — Лк. 15, 24.

[247] Пономарь — церковный служитель, в обязанности которого входит возжигать и гасить свечи, подавать кадило, вносить просфоры, вино, воду и ладан в алтарь, а также звонить к богослужению.

[248] Являет же ся иногда третий старець с ними незнаем... Василей. — Василий, по прозвищу Новгородец, — один из собора местночтимых Соловецких святых.

[249] Золотица-река — деревня на Летнем берегу Белого моря, в устье реки Золотицы, впадающей в Онежскую губу (следует отличать от одноименной деревни Золотицы на Зимнем берегу).

[250] ...«Сердце съкрушено и смирено Богъ не уничижит». — Пс. 50, 19.

[251] ...хотяху итти на добытки наморе на веснование. — «Беснование» — весенний промысел тюленей, в основном серки, на льдинах в Белом море, который обычно начинался со дня св. Евдокии (1 марта).

[252] ...по грамотѣ великого князя жаловалной... емлют на монастырь десятое. — После покорения Великого Новгорода Москвой великий князь Иван III дал игумену Феодосию жалованную грамоту (в 1479 г.), в которой подтвердил права монастыря на все Соловецкие острова («по старине»), а также право на получение «десятины» от охотников и рыболовов, приходящих на Соловецкий остров на промысел.

[253] ...вкладшеся в насады... — Насад — плоскодонное грузовое судно с поднятыми бортами.

[254] ...«плотстии бо, рече, духовная мудрьствовати не могут». — См.: Рим. 8, 5.

[255] ...и молитвами преподобнаго, отроча исцѣлѣ... — О герое этого повествования Василии Курюкове, исцеленном во младенчестве по молитвам преп. Зосимы, сохранилось известие о том, что уже в зрелом возрасте он был казнен Иваном Грозным во время его новгородского похода зимой 1570 г. (См.: Веселовский С. Б. Ономастикой. М., 1974. С. 158).

[256] Умба-река — селение на юге Кольского полуострова, на реке Умбе, впадающей в Кандалакшскую губу Белого моря.

[257] ...Ѣдущу ему на лопъ дани брать... — Русские лопари, селившиеся на берегах Белого моря на Кольском полуострове, после покорения Великого Новгорода Москвой стали данниками великого князя.

[258] Варзуга-река — селение в южной части Кольского полуострова на р. Варзуге, впадающей в Белое море. Позднее в Варзуге была построена церковь св. Николая Чудотворца.

[259] …«матерь, о чадѣх веселящуся». — Пс. 112, 9.

[260] Досифей — игумен Соловецкого монастыря, ученик преп. Зосимы, автор его Жития, один из создателей Соловецкой библиотеки (вложивший в нее 46 рукописных книг). Скончался после 1514 г. По-видимому, в конце жизни подвизался в затворе.

[261] ...понеже Герман преставися. — Преподобный Герман скончался в 1479 г. в Новгороде, в монастыре св. Антония Римлянина, куда был послан игуменом Арсением по нуждам Соловецкой обители. Ученики Германа везли тело его в Соловецкий монастырь, но из-за распутицы вынуждены были похоронить его у часовни в деревне Хаврониной на реке Свири. Через пять лет, при игумене Исайе, мощи его были обретены и перенесены в Соловецкий монастырь.

[262] И приидох къ архиепископу Генадию... — Геннадий (Гонозов) — архиепископ Великого Новгорода и Пскова (1484—1504), скончался в 1505 г. в Чудовом монастыре. В юности был учеником преп. Савватия, а в конце своей жизни благословил священноинока Досифея написать Жития Зосимы и Савватия Соловецких. Архиепископ Геннадий известен как составитель первого на Руси полного кодекса библейских книг, а также как борец с антитринитарной ересью так называемых «жидовствующих». Архиепископ Геннадий причтен церковью к лику святых. День его памяти празднуется 4 декабря.

[263] ...понеже Саватие, началник вашь, старецьми был... — Старец — опытный монах, имеющий дар духовного рассуждения, которому вверяется в послушание новоначальный инок для усвоения дисциплины монашеской жизни.

[264] ...на Белѣ-езере в манастыри Ферапонтовѣ. — Ферапонтов монастырь был основан сподвижником Кирилла Белозерского преподобным Ферапонтом в 1398 г. В 1502 г. соборную церковь Ферапонтова монастыря расписал знаменитый иконописец Дионисий с сыновьями.

[265] Списано же бысть житие се... в лѣто 7011 Спиридоном, митрополитом Кыевьскым... — Жития соловецких чудотворцев были написаны Спиридоном в 1503 г. По мнению некоторых исследователей (на наш взгляд, весьма спорному), спустя некоторое время Спиридоном было написано еще одно сочинение — «Послание о Мономаховом венце», посвященное генеалогии московских великих князей и истории получения ими царских регалий. В «Послании» Спиридон сообщил и некоторые сведения о себе: упомянул о своем преклонном возрасте («имея от роду 91 год») и назвал себя двойным именем («Спиридон рекомый, Савва глаголемый»), — что дает им основание полагать, что к концу своей жизни Спиридон принял схиму с именем Саввы.

ЖИТИЯ ЗОСИМЫ И САВВАТИЯ СОЛОВЕЦКИХ

Жития Зосимы и Савватия Соловецких были созданы на рубеже XV—XVI вв. двумя выдающимися книжниками — соловецким игуменом Досифеем и митрополитом Киевским Спиридоном. Кроме них в создании житий принимали участие преп. Герман Соловецкий и выдающийся деятель Русской Церкви конца XV — нач. XVI в. архиепископ Геннадий Новгородский. История создания житий соловецких преподобных рассказана самим Досифеем в его послесловии к житиям («Слове о сотворении жития первоначальников Соловецких Зосимы и Савватия»).

Игумен Досифей был учеником преп. Зосимы и после кончины своего старца жил в одной келий с преп. Германом, со слов которого и записал рассказы о жизни преподобных Зосимы и Савватия («памяти ради»). По словам Досифея, Герман был неискусен в «божественном писании» и рассказывал о жизни соловецких святых просто и незатейливо. Некоторое время спустя записи его рассказов были утрачены: их взял почитать некий священноинок, пришедший из Белозерья, и, уйдя, унес их с собой. Так пропали «памяти» о жизни основателей Соловецкого монастыря — живое свидетельство о них «спостника их» преп. Германа.

Будучи человеком весьма деятельным (которого по праву считают одним из создателей библиотеки Соловецкого монастыря), Досифей прибыл по монастырским делам в Новгород и при встрече с архиепископом Геннадием рассказал ему о жизни основателей Соловецкого монастыря. Оказалось, что архиепископ Геннадий в молодости был учеником преп. Савватия. Услыхав рассказ Досифея о жизни своего старца на пустынном острове и о создании на месте его подвигов Соловецкого монастыря, Геннадий тотчас благословил Досифея написать жития обоих подвижников. Так было положено начало созданию житий соловецких святых — благословением, преподанным ученику преп. Зосимы учеником преп. Савватия, и благоговейным желанием обоих сохранить память об их духовных отцах.

Уединившись и заново вспоминая рассказы Германа о жизни Зосимы и Савватия (самого Германа к этому времени уже не было в живых), Досифей сочинил некий «первый опыт» житий соловецких чудотворцев. Разумея несовершенство своего сочинения и нуждаясь в помощи другого, более опытного, писателя, Досифей постарался найти такового в Ферапонтовом монастыре, где в это время находилось сразу несколько видных иерархов Русской Церкви: архиепископ Ростовский Иоасаф, епископ Пермский и Вологодский Филофей и митрополит Киевский и всея Руси Спиридон. Было это в 1503 г. (примерно через год после того, как в Ферапонтове трудился Дионисий, расписавший по заказу архиепископа Иоасафа церковь Рождества Богородицы).

Архиепископ Иоасаф и епископ Филофей являлись постриженниками Ферапонтова монастыря и теперь пребывали там на покое. Киевский же митрополит Спиридон — в прошлом глава Русской Церкви на территории Литовского государства и законный претендент на московский митрополичий стол — находился в Ферапонтовом монастыре «в заточении».

Митрополит Спиридон был известным книжником, хорошо знавшим Священное Писание, и именно к нему Досифей и обратился за помощью. И Спиридон согласился ему помочь. Используя сочинение Досифея в качестве основного источника сведений о жизни основателей Соловецкого монастыря, он написал жития соловецких преподобных в соответствии со всеми требованиями агиографического жанра.

Сочинение Спиридона замечательно своим точным следованием агиографическому канону. Почти не располагая достоверными данными о жизни преп. Савватия, Спиридон сумел (используя житийную топику) написать полноценное житие, распространяя с помощью «общих мест» те немногие сведения, которые он почерпнул из сочинения Досифея.

Трудности в создании Жития Савватия были связаны прежде всего с отсутствием сведений о раннем периоде жизни святого. Вследствие этого целый ряд тем, характерных для жанра жития: происхождение героя (место его рождения и родители), воспитание, обучение, описание места монашеского пострига и т. д., — в Житии Савватия не могли получить развития. Значимость названных «топосов» для житийного жанра митрополит Спиридон осознавал вполне отчетливо. Поэтому при создании Жития Савватия он применил весьма изящный прием: он лишь наметил большинство из названных житийных «топосов» как бы пунктиром (сославшись на свое неведение), сумев при этом воспроизвести традиционную схему житийного «энкомия»: «А из какого города или селения были его родители, этого мы не знаем точно, ведь много лет прошло до нынешнего написания. И не смогли узнать мы, в каком возрасте он принял иноческий образ».

Отсутствие фактических сведений о жизни Савватия в Кирилло-Белозерском и Валаамском монастырях также не могло помешать Спиридону описать его иноческие подвиги, благодаря тому что топос «монашеского делания» был уже хорошо разработан.

В заключительной части Жития Савватия, посвященной последним дням жизни преподобного, Спиридон также использовал известный житийный топос описания «кончины праведника». Приготовление Савватия к кончине земного пути изображено им весьма подробно: святой предвидит свой уход, просит Бога о причащении Святых Тайн, чудесным образом удостаивается святого причащения, и затем, готовясь к уходу, поет по себе чин на отшествие души.

Описание кончины Савватия выполнено с поразительной достоверностью, притом что Спиридон (в отличие, например, от автора «Записки о кончине Пафнутия Боровского») не был ни учеником преп. Савватия, ни свидетелем его последних дней. Почти с кинематографической точностью писатель фиксирует каждый шаг преп. Савватия, предшествующий его кончине: вот он взял в руки кадильницу, положил на уголья ладан и пошел помолиться в часовню; потом возвратился в келию, покадил в ней честным иконам, помолился Господу и, почувствовав, что силы от него уходят, сел на лавку, а кадильницу опустил рядом с собой... Так и умер он сидя, с возжженной кадильницей, поставленной рядом с собой.

Яркий художественный образ (возжженная кадильница рядом с усопшим Савватием), возникающий на фоне бесстрастно-проникновенного повествования, производит на читателя сильное впечатление, делая его незримым свидетелем последних мгновений жизни преподобного.

Таким образом, несмотря на почти полное отсутствие фактических сведений о преп. Савватии, митрополит Спиридон сумел написать цельное произведение о его житии, умело воссоздавая в нем недостающие эпизоды и широко используя житийную топику.

В сравнении с Житием Савватия, Житие Зосимы Соловецкого содержит больше сведений о жизни святого. Основные факты Жития Зосимы были собраны и расположены в хронологической последовательности, по-видимому, еще игуменом Досифеем. Редакторская правка митрополита Спиридона выразилась прежде всего в стремлении дополнить «событийный» ряд Жития изображением иного, «несобытийного», ряда духовной биографии святого, основным содержанием которого является описание неустанного монашеского «делания». Отдельные эпизоды Жития Зосимы писатель объединил с помощью внешне «бессобытийных» сюжетных «скреп», изображающих непрерывность монашеского подвига: «С того времени начал блаженный Зосима к трудам труды прилагать (...) Тело повинуя духу, предавался он всенощным стояниям и воссылал непрестанные молитвы к Богу...»

Вновь и вновь возвращаясь к заданной теме, автор изображает неизменность «внутреннего пути» преподобного и его постепенное восхождение по ступеням монашеского «делания» («от силы в силу», от подвига к подвигу): «И устремился он к еще большим подвигам, слезами каждый день ложе омывая, молитвами, постом и жестоким изнурением тело свое удручая и непрестанные молитвы вознося Богу...». «Блаженный же еще больше предавался духовному деланию, труды к трудам прилагая (...) и предупреждением страстных помыслов сердце всегда очищая...», «И после того пребывал раб Божий игумен Зосима во многих трудах и сугубом пощении немало лет...» (подобные фрагменты повторяются в Житии 14 раз).

Сочетание упомянутых «бессобытийных» фрагментов с эпизодами «событийного ряда» создает неповторимую композицию Жития Зосимы. Каждый из двух «рядов» композиции этого Жития соответствует одному из двух главных жизненных поприщ Зосимы — созиданию обители и устроению души (ср.: «...и устремился он на подвиг, телесный и духовный: телесный — в созидании монастыря непрестанном, духовный же — в вооружении не невидимых врагов постом и молитвой»).

«Исправляя» жития соловецких преподобных и «украшая» их цитатами из святоотеческой литературы и Священного Писания, Спиридон не преследовал цели чисто «эстетические». Библейские цитаты использованы им для обозначения конкретных монашеских подвигов. За большинством из этих цитат в святоотеческой традиции закреплен определенный смысл, выражающий аскетический опыт святых отцов. Описывая монашеские подвиги Зосимы, Спиридон использует, например, то сравнение из «Лествицы» Иоанна Синайского («...и каждую ночь, выходя из келий до того, как начинали бить к утрене, Зосима плакал о своей душе, словно над покойником...»), то стих из псалма Давида («...и, „слезами каждый день ложе омывая" (Пс. 6, 7), непрестанные молитвы возносил Богу»). «Слезы покаяния» являются неотъемлемой частью монашеского подвига, о необходимости которых говорили многие святые отцы, например Антоний Великий: «Каждую ночь слезами своими обливай ложе свое и смачивай постель твою, и смиряй себя пред Христом Господом (...) Непрестанно плачь о грехах своих, как если бы ты имел мертвеца в келий своей» («Устав отшельнической жизни»). О слезах покаяния говорит и Иоанн Лествичник в 5-й главе своей книги, вспоминая подвижников, «рыдавших над своими душами, как над мертвецами» (глава «О покаянии»),

Опираясь на опыт собственной духовной жизни, Спиридон подобно искусному зодчему «выстроил» жития Зосимы и Савватия на «твердом основании» святоотеческой традиции, подтвердив слова, сказанные о нем архиепископом Геннадием, назвавшим его «столпом церковным» и «старцем чудной жизни».

Жития соловецких преподобных Зосимы и Савватия связаны между собой единством замысла и повествования (включая и их общие «чудеса») и представляют собой единое произведение. Предположительно древнейшая редакция обоих житий сохранилась в сборнике РГБ, Волоколамское собр., № 659 (список датируется 30-ми гг. XVI в.). Впоследствии жития Зосимы и Савватия неоднократно редактировались и пополнялись за счет добавления новых «чудес». Среди редакций XVI в. наиболее известна так называемая «редакция Великих Миней Четьих» (созданная не позднее 1520-х гг.).

К 1535—1536 гг. относится создание похвальных слов и служб Зосиме и Савватию, написанных по заказу соловецкой братии сербским монахом Ианикитой Львом Филологом. Официальная канонизация преподобных Зосимы и Савватия была совершена на соборе 1547 г., установившем их повсеместное почитание в качестве общерусских святых.

Текст «Житий Зосимы и Савватия» издается по списку РГБ, Волоколамское собр., № 659.