115-го году февраля въ 27 день в ночи с пятницы на суботу наряжен ночевати во царствующем градѣ Москвѣ у соборного храма, у церкви, у собора архангела Михаила[1] в паперти[2] голова[3] Истома Артемьев сын Мыльникъ. А въ его мѣсто ночевал сынъ его Козьма, а с ним 6 человекъ сторожей из Овощново ряду:[4]
Обрамко Иванов, да Васька Матфеевъ, Андрюшка Никитинъ, Первушка
Дмитреевъ, да Первушка Матфѣевъ, Гришка Иванов. И тѣ сторожи, Обрамко Иванов с товарыщи, сказали околничему и казначѣю Василью Петровичю Головину да дьяку Меньшему Булдакову:[5]
В
115-м
(1607) году февраля в 27 день в ночь с пятницы на субботу назначен был ночным сторожем в царствующем городе Москве в соборном храме, в церкви, в соборе архангела Михаила в паперти голова Истома Артемьев сын Мыльник. А вместо него дежурил сын его Козьма, да с ним шесть человек сторожей из Овощного ряда: Абрамка Иванов, да Васька Матфеев, Андрюшка Никитин, Первушка Дмитреев, да Первушка Матфеев, Гришка Иванов. И те сторожа, Абрамка Иванов с товарищами, рассказали окольничему и казначею Василию Петровичу Головину да дьяку Меньшему Булдакову:
«Как,
де,
будет
въ
5 часу
ночи,
и учал, де, быти в церкви, у собора архангела Михаила, гдѣ благовѣрнии великие князи лежат, шумъ быти и говор великъ, по смѣте голосов з дватцать или с тритцать. А один, де, из них говорил по книжнему за упокой без престани, а рѣчей, де, его и тѣхъ людей, у которых промеж ими говор и шумъ велик, не разумѣти, и их в лица не видѣти никогоже. А в тѣ поры в церкви свѣчя горит. И после, де, того промеж ими учал быти смѣхъ. И один, де, из них изо всѣхъ голос толстъ, а против, де, его говорили всѣ встрѣчно. А один, де, такъ говорит по книжному за упокой. И толстоголосой на них на всѣхъ крикнул, и они, де, перед нимъ всѣ умолкли. И после, де, того в церкве промеж ими всѣми учал быти плач великъ. А по церкве, де, в тѣ поры по всей свѣтъ велик был. И какъ, де, свѣтъ пойдетъ кверху, ино, де, освѣтит верхъ весь и всю церковь, а как свѣт пойдет книзу, ино, де, освѣтит мостъ церковный. А в лице, де, никого не видѣти, и рѣчей, де, их не разумѣти. И тое говори было промеж ими, шуму и плача, с пятого часа до седьмаго. А заглядывали, де, тѣ сторожи въ церковные обдвои двери дщелми и сквозе замки. И их, де, всѣхъ сторожевъ в тѣ поры взял страх и ужас великъ. А Истомин, де, сынъ Козьма в тѣ поры отходил ис паперти прочь. А как, де, он пришел, и тѣ, де, ему сторожы про то видѣние сказывали».
«Когда, де, пошел 5-й час ночи, тогда начался, де, в церкви, в соборе архангела Михаила, где благоверные великие князья погребены, шум и говор великий, будто бы голосов двадцать или тридцать (слышались). А один, де, из них читал по-книжному за упокой беспрестанно, а слов, де, его и тех людей, между которыми спор и шум великий был, не понять, и в лицо не увидеть никого из них. А в ту пору в церкви свеча горит. И потом, де, стали они смеяться. И у одного, де, из всех голос низкий, а с ним, де, все спорили. А один, де, так и читает по-книжному за упокой. И низкоголосый на них на всех крикнул, и они, де, перед ним все замолчали. И после того, де, в церкви у них у всех начался плач великий. А в церкви, де, в то время во всей свет великий сиял. И как, де, свет поднимется вверх, так, де, осветит весь купол и всю церковь, а как свет спустится вниз, так, де, осветит пол церковный. А в лицо, де, никого не видно, и слов, де, их не разобрать. И те разговоры были между ними, шум и плач, с пятого часа и до седьмого. А заглядывали, де, те сторожа в церковные обе двери в щели и сквозь замочные скважины. И их, де, всех сторожей, в ту пору объял страх и ужас великий. А Истомин, де, сын Козьма в то время уходил с паперти. И как, де, он вернулся, и те, де, сторожа ему про то видение поведали».