Эрут и Мерут (Харут и Марут)

Минимизировать
— 388 —

Эрут и Мерут (Харут и Марут). 1.10.1822 Г. напишет Кюхельбекеру: «А я, в отраду, научу тебя преданию из книги, прежде
— 389 —

всех век изданной. Эрут и Мерут были два ангела, ниспосланные богом для отвращения человеков от соблазнов любви. Тогда же долу спустилась планета Венера в лице жены прелестной. Послы господни ее увидели, смутились в сердцах своих, к ней прилепились всею силою чувства <…> как вдруг взвилась она высоко от желателей и восприяла свое место в телах небесных. Два ангела — вслед за нею, но охватили мрак и пустоту. Вымысел стоит Иксионова, а тебе дано их обоих оправдать своими опытами» (3, 56). Харут и Марут — два падших ангела, упоминаемые в Коране (в суре «Корова»). По мусульманскому преданию, обитая на небе, они вместе с другими ангелами порицали людей за их греховную жизнь. Аллах же упрекал ангелов тем, что они не представляют себе, как бы они сами повели себя, оказавшись среди людей, окруженных карнальными соблазнами. Решив подвергнуть их испытанию, Аллах послал их на землю. Первой, кого Харут и Марут встретили на земле, была женщина по имени Зохра. Очарованные ее красотой, прекрасным голосом и чудной игрой на лютне, ангелы не вынесли искушения и начали грешить, как и все люди. Сметливая Зохра ловко выведала у них «божье слово», благодаря которому можно было вознестись на небо и стать небожителем. Ангелы за свои бесстыдные проступки понесли наказание: Аллах заключил их в подземную темницу в Вавилонской башне (заключение Харут и Марут предпочли низвержению в ад), а Зохра была вознесена на небо и превращена в далекую планету Венеру, символом которой стала женщина, играющая на лютне. Харут и Марут, ситуация с Зухрой и ее последствия вошли в образный строй произведений крупнейших поэтов Ирана. В первой поэме Низами «Махзан аласрар» Харут, как чародей, символизирует все зло, которое способна «сжечь» родная поэту Гянджа, а звезда Зухра выступает как символ его чистых помыслов. В 45 главе поэмы «Лайли и Маджнун» герой обращается к звездам и планетам, в частности к Зухре, но, видя, что планеты движутся и исчезают, понимает, что обращаться за помощью нужно только к Аллаху. В поэме Джами «Саламан и Абсал» увлечение небесной вечной красавицей Зухрой отвлекает наследника престола юного Саламана от влюбленности в земную женщину (бренная красота) и делает его способным воспринять от отца царскую власть. Излечение Маджнуна от любви к Лайли предполагается осуществить в Вавилоне (Бабиле), где от мятежных ангелов Харута и Марута, заключенных в глубоком колодце, люди научились приемам разлучения влюбленных. Упоминание о вавилонских падших ангелах, научивших людей искусству колдовства, встречается в 9-й касыде Физули.
 
Знакомство Г. с восточной поэзией не подлежит сомнению, и также очевидно, что в мусульманском предании его увлекает не религиозная моралистика, не наивная астрономия, а художественная перспектива «вымысла». Конечно, поучительность судеб героев античного мифа и восточного предания не отбрасываются. Г. хочет утешить неудачника в любви примером из двух мифологий: увидев, что ангелы и герои могут потерпеть фиаско и быть жестоко наказаны за то, что поддались соблазну и страсти, человек может испытать отрадное чувство умиротворения, успокоения и покорности судьбе. В античном и средневековом сюжетах Г. улавливает сходство в узловых моментах события и его результате: Иксион влюбляется в Геру, Эрут и Мерут «прилепляются всею силою чувств» к Зухре; царю лапифов уготовано лишь соитие с облаком, имитирующим облик богини, ангелы в погоне за уносящейся в небо «звездой» «охватили мрак и пустоту»; Иксион жестоко наказан и определен на жгучее коловращение то ли в бесконечности небесной сферы, то ли в мучительном мраке Тартара, Эрут и Мерут навсегда заточены в темноте подземелья или в колодце. В творческом сознании Г. эти «вымыслы» взаимосвязаны, оба перспективны, поэтому и Кюхельбекера он стремится вдохновить на «опыты» их художественного претворения. Грибоедовская интенция, обращенная к внутренне родственному романтику Кюхельбекеру, варьирует формулу «обнять ложную мечту», характеризующую одну из существенных
— 390 —

особенностей романтического сознания, всегда готового устремиться за ускользающим видением. Как в стихотворении самого Г. «Телешовой» (где этим настроением пронизан весь лирический строй), как в стихотворении «Прости, отечество!» («Мы молоды и верим в рай / — И гонимся и вслед и вдаль / За слабо брезжущим виденьем…»), как в пламенном вихре чувств героя Г.о.у. (Степанов Л. А. Эстетическое и художественное мышление А. С. Г. Краснодар, 2001. С. 119).