ДМИТРИЕВ Иван Иванович

ДМИТРИЕВ Иван Иванович [10 (21) IX 1760, с. Богородское, Симбирской губ. — 3 (15) Х 1837, Москва]. Начальное образование получил в родовом поместье Богородском и в частных пансионах Казани и Симбирска. Еще в казанском пансионе Д. пристрастился к романам. Особое влияние на него оказали «Приключения маркиза Г…» А.-Ф. Прево, откуда Д. почерпнул сведения о творчестве Мольера, Ж. Расина, Н. Буало. Роман помог Д. овладеть фр. языком (первые четыре тома он читал в переводе И. П. Елагиnа и В. И. Лукина, но томов пятого и шестого в Симбирске не нашлось, и Д. раздобыл окончание в оригинале). Тогда же началось знакомство Д. с сочинениями А. П. Cумарокова, М. В. Ломоносова, М. М. Xepacкoвa, В. И. Майкова.

Восстание Пугачева заставило семью Д. переехать в Москву; в мае 1774 Д. отправили в Петербург, в полковую школу Cеменовского полка, в который Д. с братом были записаны солдатами еще в 1772. В нач. 1775 двор праздновал в Москве победы над Турцией и над Пугачевым. На торжества прибыли гвардейские полки. Так ученик полковой школы Д. оказался очевидцем казни Пугачева (воспоминаниями Д. воспользовался в «Капитанской дочке» Пушкин). Родители выхлопотали Д. чин фурьера и годовой отпуск; в Петербург он вернулся только в 1776.

К 1777 относятся первые стихотворные опыты Д., большей частью сатирические (впосл. автор их сжег), навеянные сюжетами и идеями журналистики Н. И. Новикова. Именно ему Д. обязан первым выступлением в печати: в своем журнале «СПб. учен. вед.» (1777) Новиков поместил стихотворение Д. «Надпись к портрету князя А. Д. Кантемира», сопроводив его пожеланием успехов юному поэту. После этого Д. стал усердно заниматься литературой. Он перечитывал и брал «в образец» стихи Ломоносова, Сумарокова, Хеpaскова, изучал «Риторику» Ломоносова, «Пиитику» Аполлоса Байбакова и др. теоретические пособия.

Д. сочинял много, но успеха не добился. Три его стихотворения, появившиеся без подписи в журнале П. А. Плавuльщuкова «Утра» (1782), были, по словам Д., оценены читателями как «глупые стихи». Такая реакция побудила его уничтожить многое из написанного и отказаться от попыток печатать стихи. Несколько лет он занимается переводами фр. прозаических сочинений. Известно, что они появлялись в разных журналах и печатались отдельными изданиями у книгопродавца Миллера, но анонимно и поэтому остаются неизвестными до сих пор.

Причиной неудач был общественный и эстетический инфантилизм молодого Д. Его позиция — позиция наблюдателя, не извлекшего уроков из крестьянской войны, чуждого и социальной критике просветителей, и нравственным исканиям масонства, которое в 1780-х гг. получило в России широкое распространение. Д., по его признанию, долго «бродил ощупью, как слепец»; он прилежно изучал рус. и фр. авторов, выражавших различные, часто враждебные друг другу взгляды, но не выработал для себя сколько-нибудь четкой идейной и художественной программы.

Вехой для Д. стал 1783, когда состоялось его знакомство с Н. М. Карамзиным (Д. находился с ним в дальнем родстве). Под его влиянием Д. принялся за «усовершенствование в себе человека», обратился к книгам фр. просветителей, в частности сочинениям Л.-С. Мерсье, который опирался на Ж.-Ж. Руссо и Д. Дидро, осуждал социальное неравенство и защищал бедняков. В 1786 Д. принял участие в журнале Ф. О. Туманского «Зеркало света», напечатав здесь перевод статьи Мерсье «Философ, живущий у Хлебного рынка», в которой излагалось учение о просвещенном монархе. В теориях просветителей Д., привлекал не столько социальный, сколько нравственный аспект — идеи о воспитании личности, о «сострадании всем страждущим», о «соединении их слез со своими в нежном чувствительном сердце». На этом этическом основании и начали складываться представления Д. о роли поэта и задачах поэзии.

Особую роль в становлении Д.-поэта сыграл Г. Р. Державuн. В 1790, во время швед. кампании, Д. ездил на финл. границу и в поездке написал стихотворное обращение к Державину, в котором «называл его единственным у нас живописцем природы». Через П. Ю. Львова обращение стало известно Державину. Он захотел познакомиться с Д., и вскоре они сблизились. Д. получил возможность узнать еще не напечатанные произведения поэта; в беседах с ним о том, что делает поэзию самобытной, способной «живописать страсти» и «наблюдать изгибы сердца», окончательно сформировались эстетические воззрения Д.

К осени 1790 у Д. накопилось множество новых стихов. Поэту нужен был журнал, который предоставил бы ему свои страницы. Поначалу надежды возлагались на «Утренние часы» И. Г. Рахманинова: здесь Д. опубликовал несколько стихотворений (в т. ч. две первые свои басни). Два из них были подписаны инициалами «И. Д.». Это означало, что период «приуготовления» кончился и Д. осознал себя поэтом.

Однако «Утренние часы» были закрыты, и Д. стал печататься в «Моск. журн.», только что заведенном вернувшимся из-за границы Карамзиным. Известность Д. принесли стихотворные сказки и песни. Хорошо знавший фр. «сказки» Ж. Лафонтена, А. Флориана, Вольтера, Д. видоизменил этот жанр шутливых, несколько фривольных сюжетных рассказов с условно-фантастическими элементами; задавшись целью создать сатирические картины из жизни Петербурга, он отказался от фантастики. Его «сказку» «Модная жена», в которой Д. заявил о себе как о мастере диалога, В. Г. Белинский считал родоначальницей «повести в стихах» (в этом жанре позднее были написаны «Граф Нулин» и «Домик в Коломне» А. С. Пушкина, «Помещик» И. С. Тургенева и др.).

Новый этап в рус. лирике открыли песни Д. Его предшественники в этом жанре, и прежде всего Сумароков, еще не порвали с идущей от московского барокко кантовой культурой и ее «хоровой», трехголосной установкой. Д., опиравшийся на традицию народной городской песни, избрал «сольный» принцип, соответствовавший эстетике сентиментализма, который провозгласил примат «чувствительного человека». Напечатанные в 1792 песни Д. «Стонет сизый голубочек» и «Ах, когда б я прежде знал» пролагали путь к русскому романсу. Демократизм эстетических установок Д. очевиден в подготовленном им «Карманном песеннике» (1796), собрании «светских и простонародных песен», где фольклорные тексты равноправно соседствовали с песнями Державина, Хераскова, В.  В. Капнucтa, Ип. Ф. Богдановuча, Ю. А. Нелединского-Мелецкого, Карамзина, Н. П. Нuколаева, П. М. Карабанова и др.

Дарование Д. полнее всего выразилось в басне, его любимом жанре. Д. отказался от канонизированного классицизмом противопоставления басни высоким жанрам, от нарочитой грубости ее языка, от натуралистически-бытовых зарисовок, впрочем как и от прямой социальной критики. Цели Д.-баснописца — пропаганда определенного нравственного идеала, его герой — «добрый человек», который отвергает расхожие представления о счастье как успехе, карьере, деньгах и выше всего ценит благородство чувств.

Став сотрудником «Моск. журн.», Д. включился в литературную полемику. В кон. 1792 он пишет пародию на современных одописцев («Гимн восторгу»), в эпиграмме следующего года высмеивает оду А. И. Клушuна «Человек». Самым значительным полемическим выступлением Д. была его сатира «Чужой толк) (1794), направленная против сервильной поэзии эпигонов классицизма. Это не значит, что Д. вообще отвергал жанр оды: учитывая опыт Державина, Д. понимал, что ода может и должна утверждать долг и ответственность человека перед обществом. Такова, например, ода Д. «Ермак» (1794), где гиперболам и аллегориям классиков противопоставлены динамизм и живописность. Здесь, как и в оде «Освобождение Москвы» (1795), героем которой стад Пожарский, Д. на практике показал, что героическое и высокое не чуждо эстетике «объективного» сентиментализма.

В том же 1795 Д., подводя итоги своей поэтической работы, издал сборник стихотворений «И мои безделки», который, так же как и сборник Карамзина «Мои безделки», даже своим назв. полемически, демонстративно противостоял громоздким и пышным изданиям эпигонов классицизма.

1 янв. 1796 Д. получил чин капитана гвардии и взял годовой отпуск с намерением выйти в отставку, но смерть Екатерины II заставила его вернуться в столицу. Здесь Д. неожиданно арестовали по обвинению в подготовке покушения на Павла I. Недоразумение быстро выяснилось, на пострадавшего Д. посыпались милости императора: в 1797 его назначают товарищем министра уделов, а затем обер-прокурором Сената. Только в кон. дек. 1799 Д. добился отставки.

Поселившись в Москве, он целиком отдается литературной работе. В эту пору он возвращается к сатире. Еще в 1798 д. перевел «Послание от английского стихотворца Попа к доктору Арбутноту». Объекты сатиры А. Попа и Д. оказались общими. «Стиховралям» противопоставлялся истинный поэт, главное достоинство которого — независимость от властей и знати. Позиция Д. была близка позиции Державина, который в послании А. В. Храповицкому (1795) также писал о высокой миссии поэта. В переведенной Д. сатире Ювенала «О благородстве» отвергается сословный принцип оценки человека. В баснях этого периода он также критикует пороки самодержавного государства, хотя и остается далеким от радикальных выводов.

В 1803—1805 в Москве Д. издал три тома стихотворений и басен («Сочинения и переводы…»), подведя итоги своей литературной деятельности.

В 1806 Д. вновь вернулся на службу, первое время исполняя свои сенаторские обязанности в Москве. Успешное выполнение некоторых личных поручений Александра I привело к назначению Д. в 1810 членом Гос. совета и министром юстиции. Постепенно Д. убедился в «невозможности быть вполне полезным» на своем посту. Сразу по окончании Отечественной войны, летом 1814, он попросил об отставке, и царь с оскорбительной поспешностью удовлетворил его просьбу. Д. окончательно переселился в Москву. Живя на покое, он мало занимался литературными делами, написал лишь несколько басен и литературных мелочей, больше правил старые стихотворения, готовя новые переиздания своего трехтомного собрания сочинений (2-е — 4-е изд. М., 1810, 1814 и 1818). В 1826 Д. издал «Апологи в четверостишиях».

Хотя Д. более не вмешивался в бурную литературную жизнь, он внимательно наблюдал за нею, сохраняя «живое чутье к изящному». В 1800—1810 он в письмах друзьям резко судит и эпигонов классицизма («невские поэты»), и эпигонов сентиментализма («московская словесность»). С иронией отзывается он о творчестве «лирика нашего или протодиакона Хвостова», называя направление, представленное поэтами подобного типа, «хвостовщиной». Читая сочинения сентименталистов — П. И. Шаликова, В. Л. Пушкина, М. В. Милонова, С. Г. Саларева и др., он признавался, что «ни до слез, ни до сладкого не охотник». Из потока книг и журналов Д. умел выделять произведения талантливых поэтов — В. А. Жуковского, П. А. Вяземского, К. Н. Батюшкова. В 1823 в «Полярной звезде» А. А. Бестужев поставил имя Д. рядом с Державиным. Историко-патриотические стихотворения Д. высоко ценились декабристами. Благожелательные отзывы критики побудили Д. строго отобрать из написанного только те произведения, которые имели существенное значение для развития отечественной литературы, и издать итоговое, «неправленное и уменьшенное», собрание «Стихотворения И. И. Дмитриева» (СПб., 1823, ч. 1—2). Оно было подготовлено по инициативе Вольного о-ва любителей рос. словесности, по представлению Н. И. Гнедича и при поддержне А. А. Бестужева и Н. Ф. Рылеева.

В научной литературе продолжает существовать легенда о резко отрицательном отношении Пушкина к Д. Действительно, Пушкин считал, что Д. отозвался неодобрительно о «Руслане и Людмиле» в 1820. Пушкин также был раздражен суждением П. А. Вяземского, который в 1823 басни Д. оценил выше басен И. А. Крылова. Но в конце 1820-х гг. Пушкин начал судить о поэзии Д. объективно и беспристрастно. Он переписывался с Д., встречался с престарелым поэтом, записывал его рассказы о прошлом веке, расспрашивал о восстании Пугачева. В 1836 Пушкин написал для «Современника» статью о шутливой поэме Д. «Путешествие N. N. в Париж и Лондон» (1806). Героем «Путешествия» был приятель Д. и дядя Пушкина В. Л. Пушкин. Д. со своей стороны высоко отозвался о пушкинских произведениях — «Борисе Годунове», «Евгении Онегине», «Моцарте и Сальери» и др. Д. из своих современников на первое место ставил Державина и Карамзина; из писателей XIX в. «поэта Протея» Пушкина. В 1823—1825 Д. работал над записками «Взгляд на мою жизнь» (Соч. СПб., 1893, т. 2), представляющими значительный историко-литературный интерес.

Лuт.: Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. СПб., 1866;  Дмитриев М. А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1869; Купреянова Е. Н. Дмитриев и поэты карамзинской школы. — В кн.: История рус. лит. М.; Л., 1941, т. 5, ч. 1; Виноградов В. В. Из наблюдений над языком и стилем И. И. Дмитриева. — В кн.: Мат-лы и исслед. по истории рус. лит. яз. М.; Л., 1949, т. 1; Благой Д. Д. Поэзия Дмитриева. — В кн.: История рус. лит. XVIII в. 4-е изд. М., 1960; Макогоненко Г. П. 1) Пушкин и Дмитриев. — Рус. лит., 1966, № 4; 2) «Рядовой на Пинде воин»: (Поэзия И. Дмитриева). — В кн.: Дмитриев И. И. Полн. собр. стихотворений. 2-е изд. Л., 1967; Cross A.-G. Dmitriev and Gesner. — In: Study Group оn Eighteenth-Century Russia, 1974, № 2; Письма рус. писателей (1980).

Г. П. Макогоненко