БЕЦКОЙ (Бецкий) Иван Иванович [3 (14) II 1703, Стокгольм — 31 VIII (11 IX) 1795, Петербург]. Внебрачный сын кн. И. Ю. Трубецкого; родился, когда тот находился в швед. плену (1700—1718). В связи с этим возник ряд недостоверных преданий (о браке Трубецкого с баронессой Вреде или Спарре, учебе Б. в университетах Або и Лейпцига и т. п.). Сам Б. в «сказке» 1728 называл себя «польским шляхтичем», родственники которого и поныне служат «в Короне польской», и, видимо, имел купленный патент на пол. дворянство.
Б. получил хорошее домашнее образование, воспитываясь вместе с дочерьми Трубецкого, семья которого после 1704 приехала в Швецию. Единокровная сестра Б., А. И. Трубецкая (с 1720 — жена Дмитрия Кантемира, с 1738 — ландграфиня Гессен-Гомбургская), была затем приближенной императрицы Елизаветы Петровны и покровительствовала Б. до своей смерти (1755). По-видимому, Б. в 1718 возвратился с Трубецким в Россию, но затем уехал в Европу с образовательными целями, побывав в Копенгагене и Париже; во всяком случае он свободно владел нем. и фр. языками. В 1722 он определился в секретари к послу во Франции В. Л. Долгорукому; затем был вытребован отцом в Киев для ведения иностранной корреспонденции, с 1726 исполнял при нем должность флигель-адъютанта, вместе с ним переехал в Москву (1728); под видом фиктивных продаж Трубецкой закрепил за Б. ряд поместий. Б. был в числе подписавших челобитную против «верховников»; в 1733 произведен в генеральс-адъютанты полковничьего ранга. В эти годы он общался с А. Д. Кантемиром.
В 1738—1739 Б. сопровождал сестру во время свадебного путешествия в Гессен, вернувшись в Петербург только к кон. 1740. Во время свержения Брауншвейгской фамилии Б. находился при Людовике-Вильгельме Гессен-Гомбургском и начал придворную карьеру камергером «малого двора» наследника Петра Федоровича (20 марта 1741). В 1744 он встречал его невесту, будущую императрицу Екатерину II; особо дружеские отношения у Б. установились с ее матерью. С этим связана легенда о том, что Екатерина II была дочерью Б. В 1747 (одновременно с делом братьев и. Г. и 3. Г. Чернышевых) Б., сославшись на слабость здоровья, оставил службу при дворе. В авг. 1756 он отправился вместе с племянницей, Е. Д. Голицыной (урожд. Кантемир), и ее мужем дипломатом Д. М. Голицыным в длительную заграничную поездку. Путешественники останавливались в Гааге; во Франции Б. объехал Прованс, побывал в Пломбьере, Лионе, Монпелье; в Италии осматривал Турин и Неаполь. В Париже он посещал литературный салон г-жи Жоффрен, интересовался современной живописью и скульптурой.
Приказание Петра III вернуться в Россию (от 16 марта 1761) застало Б. в Вене; по приезде в Петербург он неожиданно получил назначение на должность директора Канцелярии от строений (24 мая). В день переворота 28 июня Б. вместе с императором бежал из Петергофа в Ораниенбаум и в первые месяцы нового царствования не играл никакой активной роли. Однако 10 июня 1763 в Москве он представил императрице созвучный либеральным веяниям доклад об учреждении Восп. дома. Екатерина II поддержала проект, широко афишировавший просветительные цели ее политики, и предложила развить его. Б. вошел в число приближенных, став официальным «чтецом» императрицы и получив полномочия преобразователя благотворительных и учебных заведений. 2 марта 1763 он заменил И. И. Шувалова на посту президента Академии художеств (до 1791); в 1765—1766 управлял Сухоп. шлях. корпусом; до кон. жизни был главным попечителем воспитательных домов и Восп. о-ва благор. девиц (Смольный ин-т), организованных в 1764. В 1772 Б. удостоился беспрецедентной награды: в его честь была выбита памятная медаль, врученная Б. в торжественном заседании Сената 10 дек. 1773.
Официальный характер проектов Б. обусловил их широкую гласность. Сочиненные им доклады, программные записки, уставы, как правило, печатались и широко переиздавались, а затем, в большинстве своем, были объединены в сборниках «Учреждения и уставы, касающиеся до воспитания и обучения в России юношества обоего пола…» (1774, ч. 1—2) и «Собрание учреждений и предписаний, касательно воспитания в России обоего пола благородного и мещанского юношества; с прочими в пользу общества установлениями» (1789—1791, ч. 1—3). Наиболее важные из них были переведены на фр. язык и изданы для сведения европ. общества: «Les plans et les statuts des différents établisse-ments ordonnés par Sa Majesté Impériale…» (Amsterdam, 1775, t. 1—2) и «Système complet d’éducation publique, physique et morale pour les diverses conditions exécuté dans les différents établissements ordonnés par Sa Majesté Impériale» (Neuchâtel, 1777, t. 1—2).
Педагогические идеи Б. не составляют оригинальной системы и восходят к общепросветительским концепциям воспитания. Он использовал новейшие педагогические теории в их популярной фр. интерпретации; учитывал Б. и практику европ. училищ (план организации Смольного ин-та близок к уставу Сен-Сира, основанного г-жой Ментенон и Ф. Фенелоном). Много соприкосновений у Б. и с воззрениями Дж. Локка (указание на роль темперамента в воспитании, внимание к физическому развитию учеников, обучение в форме игр и упражнений, высокие требования к воспитателю и др.). Отзвуки идей Ж.-Ж. Руссо прослеживаются в приверженности Б. к системе закрытых пансионов, в которых ребенок был бы огражден от влияния испорченного общества («отрицательное воспитание»). Однако Б. явно сомневался в главном тезисе Руссо о врожденно доброй натуре человека. В этом отношении он следовал за сторонником рациональной педагогики К.-А. Гельвецием, считавшим, подобно Локку, что ребенок лишь сырой материал для умелого воспитателя. С книгой Гельвеция «Об уме» связана последовательно проводимая Б. мысль о предпочтительности государственной системы образования и воспитания. Целью Б. было создание полезной государству «породы» людей, которые затем через семью распространят принципы нового воспитания на все общество.
Система воспитания, по Б., сохраняла сословный характер. Строго закрытыми школами для дворян были Смольный ин-т (в 1764 открылось подобное ему Екатерининское уч-ще в Москве) и Сухоп. шлях. корпус (по уставу 1766). Для выходцев из др. сословий (но не крепостных) были созданы особые «мещанские» училища при Академии художеств (1764), Воскресенском Новодевичьем (Смольном) монастыре (1765), Сухоп. шлях. корпусе (1766), Моск. коммерч. уч-ще (1772). Это было связано с идеей целенаправленного создания в России «третьего чина» (сословия), состоящего из образованных людей: учителей, гувернанток, художников, купцов. В этом деле особая роль отводилась Восп. дому, принимавшему на воспитание брошенных родителями младенцев. Выпускники его, получившие ремесленные навыки, становились «вольными» и должны были пополнять мещанское сословие.
Предполагалось, что училища будут выпускать по-разному образованных, но единообразно воспитанных дворян и разночинцев, с привитыми им новыми представлениями об общественной жизни: добрых христиан, верных граждан, честных людей. Т. к., по мысли Б., сами по себе «науки и художества» не производят «благонравия», он придавал воспитанию преимущественное значение перед собственно образованием. Школа рассматривалась как «училище нравов», где детей сначала делают «добродетельными», а затем «просвещенными».
Вне зависимости от скудных практических результатов реформы Б. (на смену ей в 1780 пришла система народных училищ) ряд выдвинутых им проблем стал предметом обсуждения и полемики. Вопрос о «третьем чине» подняли Д. И. Фонвизин и Н. И. Панин в «Рассуждении о непременных государственных законах»: по поводу воспитания человека и гражданина с Екатериной II полемизировали А. Н. Радищев и др. писатели-демократы; споры о соотношении нравственного воспитания и просвещения продолжались до нач. XIX в. (Фонвизин, Н. М. Карамзин, А. С. Шишков и др.).
Противоречивую общественную оценку получили также училища, устроенные по проектам Б. Обсуждение его реформ в тогдашних придворных кругах зафиксировано в дневниковых записях С. А. Порошина. Ф. А. Эмин в широко распространявшейся рукописной сатире «Сон» (1765) осмеял нововведения в Сухоп. шлях. корпусе и Академии художеств, обрушившись на засилье в них иностранцев-воспитателей. Др. мишенью для Эмина явились «мещанские» училища и Восп. дом, в которых он увидел намерение поколебать сословное устройство общества. Первые шаги Смольного ин-та приветствовали стихами П. С. Потемкин («Стихи на прогулку воспитанниц в Летнем саду», 1773) и А. П. Сумароков («Надписи» на закладку Смольного ин-та, 1768; «Письмо к девицам Нелидовой и Барщовой», 1774); А. А. Ржевский откликнулся стихами на театральные спектакли воспитанниц; Д. Г. Левицкий создал серию портретов первых «смолянок». Затем в литературу входит, как правило, сатирический образ «институтки» («монастырки»).
В последние годы жизни Б. его влияние при дворе стало падать. В 1782 он ослеп, а ок. 1789 практически удалился от дел.
Б. не был тесно связан с литературной средой, но сыграл важную роль в судьбе Я. Б. Княжнина, взяв в 1777 опального писателя в секретари и предоставив ему возможность литературной и преподавательской деятельности. Поэтическим откликом на смерть Б. явилась ода Г. Р. Державина, «На кончину благотворителя»; посвященное ему погребальное слово Анастасия Братановского относится к числу лучших речей этого проповедника. Кончине Б. посвящено последнее из напечатанных стихотворений В. Г. Рубана «Пук цветов парнасских» (1795).
Лит.: Лaппo-Данилевский А. С. И. И. Бецкой и его система воспитания. — В кн.: Отчет о 44-м присуждении наград гр. Уварова. СПб., 1904; Майков П. М. И. И. Бецкой: Опыт его биографии. СПб., 1904; Маккавейский М. К. Пед. идеи Екатерины Великой и Бецкого. — Тр. Киевской дух. академии, 1904, № 5; Рождественский С. В. Очерки по истории систем нар. воспитания в России в XVIII—XIX вв. СПб., 1912, т. 1; Антология пед. мысли России XVIII в. М., 1985.
В. П. Степанов