КОЗЕЛЬСКИЙ Федор Яковлевич [1734 — после 1799]. По происхождению принадлежал к войсковому казачеству; племянник Я. П. Козелъского. Учился в Киево-Могилянской академии (с 1751), окончил класс риторики (аттестат от 31 янв. 1755 — СПбФ АРАН, ф. 3, оп. 1, № 198, л. 3). По примеру дяди решил продолжить образование в столице, 1 апр. 1755 подал прошение (писано В. И. Крамаренковым) о зачислении в Акад. ун-т. После экзамена у Г.-Ф. Миллера был записан в студенты, но для подготовки в языках (лат. и фр.) направлен в Акад. гимназию. 21 апр. 1758 подал прошение об увольнении из университета для возвращения в Малороссию к больным родителям. Поскольку К. «в продолжении наук дальней охоты не имел», 26 июня ему было дано свидетельство об отставке (СПбФ АРАН, ф. 3, оп. 1, № 232, л. 209—213). В 1760-х гг. К. служил в армии, дослужившись до ротмистра. К кон. 1769 с чином капитана перешел на статскую службу протоколистом в Сенат. В янв. 1772 вышел в отставку, а затем поступил в Коллегию иностр. дел. К 1774 был кол. асессором; постепенно повышаясь в чинах, прослужил в Коллегии до кон. 1790-х гг. (последнее упоминание в Месяцеслове на 1799).
Некоторые дополнительные биографические подробности о К. можно извлечь из его сочинений. Ок. 1775 его постигли какие-то серьезные служебные неприятности, избавиться от которых помогло ему покровительство Н. И. Панина; об этом он говорит в обращенном к Панину «Письме о благодеянии» (1776). К. пользовался также поддержкой Р. Л. Воронцова, взявшего на себя, в частности, расходы по образованию сына К. («Письмо к Р. Л. Воронцову», 1777). В этом последнем произведении он писал: «… рок судьбы ожесточенной Судил мне в жизни жить под скудостью стесненной»; в др. сочинениях К. также довольно часто сетовал на стесненное материальное положение, что отражалось и на его литературной деятельности: поэму «Незлобивая жизнь» он из-за недостатка средств был вынужден издавать отдельными песнями, а тираж «Сочинений» не смог выкупить из Акад. типографии. В 1774 К. был причастен к деятельности масонской ложи «Урания», посещаемой мн. писателями.
В печати К. выступил в 1769, выпустив одновременно (на свой счет и небольшими тиражами) дидактическую поэму в 4-х песнях «Незлобивая жизнь» (печаталась с дек. 1769 по июнь 1770 — СПбФ АРАН, ф. 3, оп. 1, № 323, л. 46, 145, 283; № 316, л. 142), трагедию «Пантея», сборник «Элегии и Письмо» и «Оду на взятие Хотина», посвященную победам А. М. Голицына (на тот же случай появились оды М. М. Хераскова, А. П. Сумарокова и др.). «Незлобивая жизнь», полуаллегорическое произведение, где действуют волшебницы, мифологические персонажи и совершаются «превращения» в духе Овидиевых, описывает судьбу благородного юноши Дикона, проходящего через искусы жизни. Он «мятется просвещением своего разума», снедаем честолюбием, жаждет оказаться в числе «вельмож»; затем начинает понимать бедственные для общества замыслы «вельмож» и подвергается гонению развращенного и злонравного света. История чистого и чуждого общественных пороков юноши развертывается на фоне его фантастических любовных приключений, которые завершаются приобщением Дикона к Сатирам, а его возлюбленной Прианны — к Дриадам. Некоторые мотивы поэмы перекликаются с идеями Я. П. Козельского, под влиянием которого К., видимо, находился в это время. В ней присутствуют резкие инвективы против войны, отзвуки мыслей Ж.-Ж. Руссо об общественном неравенстве, сочувствие «селянину», разоряемому господами. Сама фигура Дикона, возможно, задумана как иллюстрация к тезису Руссо о противоположности естественного и общественного состояний человека.
Сюжет «Пантеи» взят из «Киропедии» Ксенофонта; трагедия посвящена не столько теме любовной страсти, сколько супружеской любви и верности; тем самым К. делал уступку проблематике «слезной драмы». Не вполне традиционны также «Элегии» К. (числом 25), в которых он, вопреки отвлеченному жанровому канону, пытается конкретизировать описание любовного чувства (некоторые из элегий сюжетно связаны между собой), вводит мотивы сословного неравенства влюбленных, противодействия родных и т. п. Не имеющее с «Элегиями» тематической связи «Письмо», которое к ним приложено (позднейшее загл. — «Письмо о вине»), представляет собой дидактическое послание о происхождении пьянства (с заключительным изображением похмелья). В его основе лежит чисто руссоистская концепция: перейдя от «естественной вольности» к «общежитию», человек познал «неволю»; страсть к пьянству возникла у людей, оказавшихся в рабстве.
Попытка К. заявить о себе в главных литературных жанрах эпохи вызвала волну сатирических насмешек. «Трутень» Н. И. Новикова (1769. Л. 13) в письме от NN к издателю оповестил о последних литературных новостях в Петербурге: «Здесь рассудка не имеющие разумными представляются. Кто может на рифмах сказать байка, лайка, фуфайка, тот уже печатает оды, трагедии, элегии и проч., которые, а особливо трагедию г.*, недавно напечатанную, полезно читать тому, кто принимал на ночь рвотное лекарство, и оно не подействовало». Автор анонимной сатиры «К г. издателю “Трутня”» (л. 17; выдвигались предположения о принадлежности ее Д. И. Фонвизину) связал имя К. с полемикой вокруг комедий В. И. Лунина: «… многие глупцы тебя ругают <…> “Разумный вертопрах” <Лукина> с “Пантеею” свидетель, Какой им дар писать парнасский дал владетель». В издательских «ведомостях» «С Парнаса <…> 1769 года» (л. 18) излагаются жалобы Аполлона и Муз на дерзновенных молодых писателей: «Мельпомена и Талия проливали слезы и казались неутешными». К нападкам на «Пантею» присоединился также журнал «Смесь» (предполагаемый издатель — Ф. А. Эмин) в «Разговоре Меркурия с издателем “Смеси”» (1769. Л. 21): «Вот еще самая новая и самая несчастная трагедия <…>. Но хотя люди и склонны к новостям, однако еще никто не похвалил в ней ни одного стиха и очень худо раскупают <…>. Вот еще того же сочинителя элегии и ода, с которой он ходил пешком 30 верст <отсчитывая размер>». Новиков, хотя и не столь резко, повторил отрицательную оценку творчества К. в целом, отметив, что элегии и «Пантея» «не весьма удачны», и лишь две оды (включая оду «На оружие на земле и на море», 1770) «имеют в себе много хорошего, а поэма “Незлобивая жизнь” от многих и похвалу заслужила» (Новиков. Опыт словаря (1772)). В результате «Пантея» на долгие годы запомнилась как образец бездарности. Еще в 1781 в рукописной сатире «Обед Мидасов» один из персонажей произносил: «Люблю чрезмерно я трагедию “Пантею”, Стократ ее читал, а все не разумею».
Несмотря на ожесточенную критику, в 1772 К. выпустил под загл. «Дневная записка Федора Козелъского» очередной сборник стихотворений; загл. подчеркивало, что стихи созданы в течение одного года (лишь две «надписи» особо датированы 1769) и расположены в хронологической последовательности. Жанровый состав сборника расширен; в него вошли эпиграммы, басня «Паук», перевод идиллии А. Дезульер «Источник». Однако главное место принадлежит дидактико-сатирическим сочинениям. Это прежде всего три «письма»: «О вине» (перепечатка из сборника 1769); «К Алтынову» — сатира на судью («И Разин был тебя не злобнее никак, Полезнее тебя был обществу Ермак»), содержащая, среди прочего, замечания о пытках; «О моде» — осуждение современных нравов, в частности супружеских измен. Семь «размышлений» (модификация жанра «эпистолы») поднимают общепоэтические темы, характерные для поэзии херасковского кружка; однако развивает их К. более прямолинейно и иногда резко обличительно. Так, в «размышления» «О непостоянстве человеческом», «О простоте», «О честности», «О дружбе» неизменно вторгаются противопоставление знатных и простого народа, филиппики по поводу своекорыстия вельмож и дворянства в целом. В размышлении «О милосердии» К. подвергает осуждению всеобщую грубость нравов и жестокие обычаи судопроизводства (вспоминая о «богемском Венцеславе», Дракуле); в размышлении «О ласкательстве», со ссылкой на Гельвеция, иронически замечает по поводу «власти» (возможно, имея в виду непосредственно Екатерину II): «То как ты ей, хоть лжет, не скажешь: “справедливо”, Когда не хочешь жить в Камчатке несчастливо; И как не скажешь ей ты благосклонно: “так”, Боясь, чтоб не попасть, где странствовал Ермак». В размышлении «О любви отечества» наряду с общими мыслями о патриотизме К. особо останавливается на защите рус. искусства, призывая оказывать ему внимание и покровительство: «Нередко ты найдешь такие мысли в русском, Каких не сыщешь ты и в авторе французском»; отдавая должное фр. писателям (Ж. Мольеру, Ж. Расину, Н. Буало, Ф.-Н. Детушу) и философам (Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, К.-А. Гельвецию), он одновременно подчеркивает, насколько важнее для общества произведения, созвучные его потребностям: «Не так как на чужих ты смотришь мастеров, На то, что начертал в России Соколов». Несмотря на остроту публицистических высказываний К., в основе их лежала умеренно истолкованная теория «естественного договора» и «упадка нравов», что не позволяет отнести К. к радикальному крылу рус. Просвещения; хотя во многом эти высказывания были созвучны выступлениям сатирических журналов Новикова, К. остался непризнанным группировавшимися вокруг них писателями.
После 1772 К. опубликовал несколько стихотворений «на случай» — «письмо» к П. А. Румянцеву (24 июля 1774) и «приветствие» ему же на прибытие в Москву (10 июля 1775), «Письмо к Е*<ропкиной (?)>», стихи «на дачу» Нарышкиных (оба произв. — 1776) и оды на бракосочетание вел. князя Павла Петровича (26 сент. 1776) и рождение Александра Павловича (12 дек. 1777). Апология наследника Павла Петровича занимает много места и в единственном крупном произведении «Письмо о благодеянии», адресованном Н. И. Панину (Собр. новостей. 1776. № 6 и отд.).
К. откликнулся на призыв «СПб. учен. вед.» почтить память известнейших рус. писателей стихотворными «надписями» к их портретам. Но, напечатав «надписи», посвященные Феофану Прокоповичу, А. Д. Кантемиру и Н. Н. Поповскому (1777. № 11), издатели сразу же (№ 12) поместили насмешливые замечания по поводу неуместного употребления в стихах К. слова «вот» и пригласили желающих присоединиться к этой критике: «… что же принадлежит до чистоты и правил стихотворства, то оставляем об оном судить славным нашим гг. стихотворцам».
В 1778 К. на собственный счет издал в Акад. типографии итоговый сборник «Сочинения» (ч. 1—2), включив сюда все ранее напечатанное (отсюда указание: «изд. 2-е, испр. и вновь приумноженное»). Из новых произведений наиболее примечателен раздел переложений псалмов и «Размышление о зависти». Последнее представляет ответ К. своим давним критикам, прежде всего Новикову и М. И. Попову (составителям «Опыта исторического словаря о российских писателях» (1772)), и написано, вероятно, вскоре после выхода этого издания. Раздраженный постоянными насмешками с разных сторон, К. резко (вплоть до грубости) порицает угодничество составителей словаря перед авторами знатного происхождения, внимание к мелочам и общее недоброжелательство к современникам. В «Сочинения» не была включена «Пантея», но вошла новая трагедия К. «Велесана», подражание «Меропе» Вольтера. В сюжете о княгине Ольге и древлянах К. отбросил сказочные мотивы летописного рассказа; в пьесе Ольга притворно выражает покорность браку с князем Израдом вплоть до того момента, как Святослав побеждает войско древлян. По-видимому, к «Велесане» относится эпиграмматическая вставка в «Душеньке» Ип. Ф. Богдановича о трагедии, героиня которой, «сказав “люблю”, бежала из покоя, И ахать одного оставила героя». С выходом «Сочинений» связано и упоминание К. в «Сатире первой» (1780) В. В. Капниста (под именем «Котельского») в числе бездарных стихотворцев. Главной причиной всех этих нападок были тяжелое стихосложение, стилистическая глухота К. («… я песнь царице здесь отрыгну» — см. адресованную Екатерине II в 1784 оду) и его неспособность учитывать изменение литературных вкусов.
К. пытался печататься в «СПб. вестн.» («Скука» и «Эпистола к Д.* А.* Ф.*» — 1780. № 9—10) и «Собеседнике» («Надгробная Р. Л. Воронцову» — 1783. Ч. 10); к 1784 относятся его оды к императрице «на новый <…> год», «на день восшествия»; в связи с нач. рус.-тур. войны написано «песнопение на победоносное оружие» (26 сент. 1788), после чего К. совсем ушел из литературной жизни.
Лит.: Модзалевский В. Л. Малоросс. родословник. Киев, 1910; Семенников В. П. Рус. сатир, журналы, 1769–1774 гг. СПб., 1914; Гуковский. Очерки (1938); Сенников Г. И. Идейный предшественник А. Н. Радищева: (Поэзия Ф. Козельского) // Проблемы метода и стиля. Челябинск, 1976.
В. П. Степанов